Дело No 40

 

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

СВЕДЕНИЯ

о разгроме большевиками Таганрогского окружного суда

20 января 1918 года после трехдневных боев власть в г. Таганроге была

захвачена большевиками.

На следующий же день, т[о] е[сть] 21 января, в здание местного

окружного суда ворвалась толпа -- человек в 25 -- вооруженных с ног до

головы пьяных красногвардейцев, разгромила несколько комнат и, под предлогом

розыска якобы скрытого в суде оружия, разломила штыками ящики письменных

столов и шкаф с делами.

Затем толпа эта бросилась в комнату, где хранились вещественные

доказательства, переколола там сложенные и зашитые в полотно царские

портреты, а оттуда устремилась в помещение архива, откуда, вынеся свыше

20000 уголовных и гражданских дел, устроила во дворе суда три больших

костра, на которых в течение нескольких часов с гиканьем и свистом жгла все

эти дела.

Из отрывочных замечаний отдельных лиц этой банды о том, что необходимо

уничтожить все дела для того, чтобы не осталось никаких следов о прежней

судимости тех, кто нынче является "защитниками народа" и "борцами за

свободу", а также, судя по той ярости, с которой была сорвана со стены зала

общего собрания отделений суда большая юбилейная группа чинов Таганрогского

окружного суда и затем брошена в огонь с замечанием "пусть сгорят те,

которые нас судили", можно было с несомненностью заключить, что в толпе этой

было много таких "защитников народа" и "борцов за свободу", которые ранее

судились за убийства, разбой и кражи.

Действительно, при вступлении 17--20 января большевиков в город

Таганрог к ним поголовно примкнул весь преступный элемент.

В последующие дни 24, 26, 27 и 29 января на суд производились налеты в

автомобилях по 5--6 вооруженных красногвардейцев, которые, представляя

"мандаты" за подписью председателя местного революционного комитета еврея

Стерлина, бывшего рабочего Балтийского завода, реквизировали лучшую в суде

мебель, массу канцелярских принадлежностей, 5 пишущих машинок и прочее

казенное имущество.

Наконец, 31 января в суд явился, в сопровождении вооруженного отряда,

молодой человек, одетый в рабочую куртку, Афанасий Варелас, который заявил

председателю суда, что он назначен комиссаром суда, что прежний окружной

суд, в силу декрета Совета народных комиссаров, считается упраздненным, а

все служащие увольняются от своих должностей и что вместо окружного суда

будет действовать народный суд с выборными судьями из рабочих.

Так временно прекратил свою законную деятельность Таганрогский окружной

суд, а на место его водворился народный суд с судьями без всякого

образования и опыта, судившими не по законам, а по "революционной совести".

Публика сидела в заседаниях этого учреждения в шапках, щелкая

подсолнухи и гогоча от смеха над "остроумными замечаниями судей по адресу

буржуев".

По распоряжению комиссара суда были распроданы на оберточную бумагу

драгоценный во всех отношениях хранившийся в суде архив бывшего

коммерческого суда и почти весь архив уголовных дел окружного суда в числе

до 48 000 дел. Хранившиеся же в кассе суда ценные вещественные

доказательства в виде золотых и серебряных вещей были распроданы путем

аукциона, устроенного в суде же, причем покупателями этих вещей явились

народные судьи и красногвардейцы.

17 апреля большевики в панике бежали из Таганрога, и 18 апреля он был

занят вошедшими немецкими войсками. В тот же день состоялось первое

заседание общего собрания отделений Таганрогского окружного суда, и суд

снова восстановил свою насильственно прерванную деятельность.

При подсчете председателем суда сумм, израсходованных большевистским

судом на его двухсполовиноймесячное существование, оказались взятыми из

казначейства по ассигновкам из сметы окружного суда и израсходованными 150

тысяч рублей -- и это при наличии того обстоятельства, что 67 чинов

судебного ведомства были уволены от должностей без выдачи им какого-либо

содержания и что доход от вышеуказанных финансовых операций народных судей

по продаже дел на оберточную бумагу и вещественных доказательств с аукциона

не вошел в помянутую сумму денег. Нормальный же расход окружного суда в то

время определялся в 30 000 рублей в месяц.

Кроме того, сам комиссар суда, бежав 17 апреля из Таганрога, успел

захватить с собой из кассы суда еще 14 000 рублей.

Все вышеизложенное основано на данных, добытых Особой комиссией со

строгим соблюдением Устава уголовного судопроизводства.

Составлен 15 мая 1919 года в г. Екатеринодаре.

С подлинным верно:

Секретарь Особой комиссии: (подпись)

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

по делу о злодеяниях, учиненных большевиками в городе Таганроге за

время с 20 января по 17 апреля 1918 года

В ночь на 18 января 1918 года в городе Таганроге началось выступление

большевиков, состоявших из проникших в город частей Красной армии Сиверса59,

нескольких тысяч местных рабочих, по преимуществу латышей и преступного

элемента города, поголовно примкнувшего к большевикам.

Для подавления этого мятежа выступили офицеры, юнкера и

ученики-добровольцы. Четыре дня на улицах города шли то ожесточенные бои, то

перестрелка; наконец, добровольцы 20 января отошли к казенному винному

складу, бывшему предметом особых вожделений большевиков.

Это был последний их оплот. Горсть людей, численностью не более 250

человек, подавленная количеством большевистских сил, с иссякшим запасом

патронов, не могла более сопротивляться, тем более, что винный склад был

подожжен.

20 января юнкера заключили перемирие и сдались большевикам с условием

беспрепятственного выпуска их из города, однако это условие большевиками

соблюдено не было, и с этого дня началось проявление "исключительной по

своей жестокости"60 расправы со сдавшимися.

Офицеров, юнкеров и вообще всех выступавших с ними и сочувствовавших им

большевики ловили по городу и или тут же на улицах расстреливали, или

отправляли на один из заводов, где их ожидала та же участь.

Целые дни и ночи по городу производились повальные обыски; искали везде

где только могли так называемых "контрреволюционеров".

Не были пощажены раненые и больные. Большевики врывались в лазареты и,

найдя там раненого офицера или юнкера, выволакивали его на улицу и зачастую

тут же расстреливали его. Но смерти противника им было мало. Над умирающими

и трупами еще всячески глумились. Один из большевиков -- Шевченко, догнав у

полотна железной дороги близ казенного винного склада раненного в ногу

офицера или юнкера, ударом приклада винтовки сбил его с ног, после чего

начал топтать ногами, а когда тот перестал двигаться, то помочился ему в

лицо и еще несколько раз ударил его. Ужасной смертью погиб штабс-капитан,

адъютант начальника школы прапорщиков: его, тяжело раненного, большевистские

сестры милосердия взяли за руки и за ноги и, раскачав, ударили головой о

каменную стену.

Большинство арестованных "контрреволюционеров" отвозилось на

металлургический, кожевенный и, главным образом, Балтийский заводы. Там они

убивались, причем "большевиками была проявлена такая жестокость, которая

возмущала даже сочувствовавших им рабочих, заявивших им по этому поводу

протест"61.

На металлургическом заводе красногвардейцы бросили в пылающую доменную

печь до 50 человек юнкеров и офицеров, предварительно связав им ноги и руки,

в полусогнутом положении. Впоследствии останки этих несчастных были найдены

в шлаковых отбросах на заводе.

Около перечисленных заводов производились массовые расстрелы и убийства

арестованных, причем тела некоторых из них обезображивались до

неузнаваемости.

Убитых оставляли подолгу валяться на месте расстрела и не позволяли

родственникам убирать тела своих близких, оставляя их на съедение собакам и

свиньям, которые таскали их по степи.

По изгнании большевиков из Таганрогского округа полицией, в присутствии

лиц прокурорского надзора, с 10 по 22 мая 1918 года, было совершено вырытие

трупов погибших, причем был произведен медико-полицейский осмотр и

освидетельствование трупов, о чем были составлены соответствующие протоколы.

Всего было обнаружено около 100 трупов, из которых 51 вырыто из могил.

Однако эти люди были далеко не все убитые большевиками, так как многие

из них были, как сказано выше, сожжены почти бесследно, многие же остались

не зарытыми, а затем некоторые ямы, в которых были зарыты убитые, не были

найдены, так как оказались совершенно сравненными с землей.

Большинство вырытых трупов принадлежало офицерам и юнкерам. Среди них,

между прочим, оказались также несколько трупов учеников-добровольцев,

мальчиков в возрасте 15--16 лет, одного рабочего, бывшего полицмейстера

города Таганрога Жужнева, и наконец, бывшего командующего армией генерала от

кавалерии Ренненкампфа62, которого большевики, продержав месяц под арестом и

неоднократно предлагая ему командование их армиями, после категорического

его отказа расстреляли в ночь на 1 апреля по приказанию своего "главковерха"

Антонова63.

Трупы были большей частью зарыты в землю на небольшом расстоянии от

поверхности, так что иногда из-под земли торчали то руки, то ноги. В могилах

обыкновенно находилось по несколько трупов, сброшенных туда как попало;

большинство трупов было или в нижнем белье, или же совсем без одежды.

Допрошенное при производстве расследования в качестве свидетеля лицо,

наблюдавшее за разрытием означенных могил, показало, что ему "воочию при

этом раскрытии пришлось убедиться, что жертвы большевистского террора перед

смертью подвергались мучительным страданиям, а самый способ лишения жизни

отличается чрезмерной, ничем не оправдываемой жестокостью, свидетельствующей

о том, до чего может дойти классовая ненависть и озверение человека.

На многих трупах кроме обычных огнестрельных ранений имелись колотые и

рубленые раны прижизненного происхождения -- зачастую в большом количестве и

на разных частях тела; иногда эти раны свидетельствовали о сплошной рубке

всего тела; головы у многих, если не у большинства, были совершенно

размозжены и превращены в бесформенные массы с совершенной потерей очертаний

лица; были трупы с отрубленными конечностями и ушами; на некоторых же

имелись хирургические повязки -- ясное доказательство захвата их в больницах

и госпиталях. Труп полицмейстера Жужнева оказался с вырванным боком, что

свидетельствует о том, что, по всей вероятности, он некоторое время не

предавался земле и собаки объели его".

Медико-полицейским осмотром вырытого из могил 51 трупа было

установлено, что у 26 из них размозжены и разбиты черепа, три трупа

совершенно обезображены, у шести обнаружены переломы рук и ног, у 20

штыковые и рубленые раны, на трех хирургические повязки, в двух трупах

опознаны ученики, в одном -- рабочий и, наконец, в яме (могиле) у полотна

железной дороги, идущей со станции Марцево на Балтийский завод, был

обнаружен труп генерала от кавалерии Ренненкампфа с огнестрельными ранениями

в голову.

В то же время, когда шли описанные расстрелы, по городу производились

массовые обыски и внесудебные аресты. Мирное население г. Таганрога не было

оставлено в покое: интеллигенция, купцы, состоятельные люди, простые

чиновники, вообще все граждане, кто только не принадлежал к избранному

классу рабочих или бедноты, подверглись обыскам и арестам, которые

сопровождались отобранием разного имущества, начиная с драгоценностей и

кончая платьем, съестными припасами и т. п., т[о] е[сть] вещами, ничего

общего с "контрреволюцией" не имеющими, издевательствами, насилиями,

угрозами лишить жизни, невероятной грубостью и площадной бранью. Так, в

квартиру одного чиновника, служащего в местном суде, ворвались вооруженные с

ног до головы, с бомбами в руках, человек 8--10 красноармейцев для

производства обыска. Этого чиновника, жену его и детей, красноармейцы

загнали в угол одной из комнат и, приставив к ним пьяного с револьверами в

обеих руках красноармейца, который все время ругал их самой уличной бранью,

разошлись по квартире для производства обыска, явившегося на самом деле

настоящим грабежом. Издевательства над арестованными продолжались часа два.

Наконец, красноармейцы вытолкали чиновника ударами приклада в другую

комнату, где стоял комод, и стали требовать указать, где деньги и

драгоценные вещи, причем, приказывая открыть определенный ящик комода,

вместе с тем кричали "не тот" и тут же снова били его прикладом. Забрав все,

что только могли, красноармейцы привели чиновника к его жене и поставили их

рядом для расстрела; тут один подошел к нему вплотную, держа штык на

перевес, сделал размах, чтобы ударить его в живот, но другой остановил его.

В другом месте, в квартире одного присяжного поверенного и члена суда,

обыск сопровождался приблизительно теми же насилиями, грабежом и

издевательствами, причем по окончании его жители этой квартиры опять без

всякой вины и постановления были арестованы и выведены на площадку лестницы

впредь до окончания обысков соседней квартиры. Тут один красноармеец наводил

все время винтовку на арестованных и потешался производимым этим эффектом;

другой, вертя револьвером перед глазами присяжного поверенного, говорил ему:

"Вот у тебя четыре глаза (присяжный поверенный носил очки), а как дам тебе

раз, вылетят шесть глаз". Третий же, угрожая арестованным оружием, говорил:

"Всех вас на вешалку".

В квартиру одной местной жительницы явились красноармейцы с "мандатом"

на ее арест, но, не застав хозяйку дома, арестовали 7-летнюю ее дочь, сказав

при этом: "Ну, матери нет, так возьмем дочь, тогда мать придет".

Когда же эта женщина поехала за дочерью, то последнюю освободили, а

мать арестовали опять же без всякой вины и постановления. Допрошенная при

расследовании, эта женщина показала, что в день ее ареста в штабе военного

комиссара Родионова находились безвинно арестованными свыше 100 мирных

жителей г. Таганрога. Всех их перевезли затем из штаба на вокзал и заперли в

арестантских вагонах, откуда поодиночке выводили на допрос и каждому за

освобождение назначали особую сумму выкупа, налога или контрибуции, которая

колебалась от 10 до 30 тысяч рублей.

В первые же дни захвата власти, большевики постарались ликвидировать в

городе гражданские правительственные учреждения.

Главными носителями власти и проводниками большевистской политики

явились в г. Таганроге за кратковременное владычество там большевиков,

длившееся с 20 января по 17 апреля 1918 года, люди, не только не

соответствующие по своему нравственному и умственному уровню занимаемым ими

должностям, но зачастую и с уголовным прошлым: так, военным комиссаром

города и округа был Иван Родионов, отбывший наказание за грабеж; помощником

его -- Роман Гончаров, также осужденный за грабеж; комиссаром по морским

делам -- Кануников, бывший повар-матрос, отбывший каторгу за убийство,

начальником контрразведывательного отделения Иван Верстак,

зарегистрированный с 16-летнего возраста вор; начальником всех

красноармейцев города, заведующий нарядами на производство обысков и

расстрелов -- Игнат Сигида, осужденный за грабеж, и, наконец, начальником

пулеметной команды бронированного поезда, а затем председателем контрольной

комиссии по перевозке ценностей из Ростова-на-Дону в Царицын -- мещанин гор.

Таганрога Иван Диходелов, по кличке "Пузырь", судившийся и отбывший

наказание за грабеж.

 

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

об убийстве большевиками генерала от кавалерии Павла Карловича

Ренненкампфа

Бывший командующий 1-й армией в первый период Русско-германской войны,

руководитель походов в Восточную Пруссию генерал от кавалерии Ренненкампф

проживал в начале 1918 года в г. Таганроге на покое вдали от военной и

политической деятельности. 20 января 1918 года после захвата власти

большевиками ему сразу же пришлось перейти на нелегальное положение, и он по

паспорту под именем греческого подданного Мансудаки переселился в квартиру

одного рабочего, грека Лангусена, по Коммерческому пер., дом No 1, и там

скрывался.

Однако большевики установили за ним слежку, и в ночь на 3 марта генерал

Ренненкампф был арестован и посажен под арест при штабе таганрогского

военного комиссара Родионова.

Через несколько дней после ареста вследствие ходатайства жены генерала

Веры Николаевны Ренненкампф, революционно-следственная комиссия при

таганрогском революционном трибунале предложила военному комиссару Родионову

перевезти генерала Ренненкампфа для дальнейшего содержания в комиссию и

передать туда дознание о нем. Однако Родионов отказал в этом требовании

комиссии, основываясь на том, что генерал Ренненкампф задержан им по

предписанию из Петрограда.

Во время содержания генерала Реннекампфа под стражей большевики три

раза предлагали ему принять командование их армией, однако он всегда

категорически отказывался от этого предложения и раз заявил им: "Я стар, мне

мало осталось жить, ради спасения своей жизни я изменником не стану и против

своих не пойду. Дайте мне армию хорошо вооруженную, и я пойду против немцев,

но у вас армии нет; вести эту армию значило бы вести людей на убой, я этой

ответственности на себя не возьму".

Все же большевики не теряли надежды и пытались привлечь генерала на

свою сторону, однако вскоре им пришлось окончательно убедиться в

бесполезности своих попыток.

В последних числах марта, в один из приездов в город Таганрог

большевистского "главверха" Южного фронта Антонова-Овсеенко, последний на

вопрос Родионова, что ему делать с генералом Ренненкампфом, выразил

удивление, что он до сих пор жив, и приказал расстрелять его.

В ночь на 1 апреля генерал Ренненкампф был взят из штаба комендантом

станции Таганрога бывшим рабочим Балтийского завода и матросом Евдокимовым и

в сопровождении двух других неизвестных отвезен на автомобиле за город и там

у Балтийской железнодорожной ветки, в двух верстах от Балтийского завода и

полуверсте от еврейского кладбища расстрелян.

По свидетельству самих же большевиков, генерал Ренненкампф вел себя

перед расстрелом геройски.

Большевики скрывали убийство генерала Ренненкамп-фа, и еще накануне ни

сам генерал, ни вдова его не знали об ожидавшей их участи. 31 марта генералу

объявили, что он будет отправлен в Москву. Вдове же его 1 апреля в штабе

выдали удостоверение за подписью Родионова и печатью в том, что ее муж

отправлен по распоряжению главковерха Антонова в Москву в ведение Совета

народных комиссаров. Оказалось, что этот термин у большевиков был однозначен

с отправкой на тот свет, в чем сознался и сам Родионов.

18 мая 1918 года, по изгнании большевиков из Таганрога, союзом офицеров

при посредстве чинов полиции, в присутствии лиц прокурорского надзора, было

произведено разрытие могил мученически погибших жертв большевистского

террора, причем в яме (могиле) на вышеуказанном месте убийства генерала были

обнаружены и вырыты два трупа в одном только нижнем белье, с огнестрельными

ранами в голову. В одном из этих трупов В. Н. Ренненкампф безошибочно

опознала труп покойного своего мужа, генерала от кавалерии Павла Карловича

Ренненкампфа.

Все вышеизложенное основано на данных, добытых Особой комиссией в

порядке, установленном Уставом уголовного судопроизводства.

Составлен 11 мая 1919 года в г. Екатеринодаре.

Подлинный за подписями председателя Особой комиссии мирового судьи Г.

Мейнгарда, товарищей председателя и членов Особой комиссии.

С подлинным верно:

секретарь Особой комиссии (подпись)

Дело No 42

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

СООБЩЕНИЕ

о гонениях большевиков (коммунистов) на Церковь в Донской области

Высшее духовенство Донской епархии привлекало особенное внимание

большевиков, так как представители его, стоя на страже Церкви и порядка,

силою вещей были впереди лиц, настроенных несочувственно к глашатаям новой

правды. В ноябре и декабре месяцах 1917 года с церковной кафедры собора

раздавались речи, осуждавшие братоубийственную гражданскую войну, начатую

большевиками. Для подъема религиозного настроения устраивались крестные

ходы. 26 ноября 1917 года епископом Аксайским Гер-могеном была произнесена

горячая речь над гробами двадцати партизан Каледина. Епископ предал убийц

суду Божьему, как Каина-братоубийцу. 11 февраля, накануне занятия

Новочеркасска большевиками, епископ Гермоген служил в соборе последнее

молебствие войсковому кругу, покидавшему народ, а 12 февраля он находился

уже под домашним арестом. После освобождения из-под ареста епископ вынужден

был скрыться из дому и, вплоть до занятия города казаками, искать приюта у

своих знакомых, ибо большевики объявили, что "накрошат мяса из архиерея".

Во время занятия Новочеркасска большевиками архиепископ Донской и

Новочеркасский Митрофан оставался в своих покоях. На другой день, 13

февраля, к нему ворвались четверо вооруженных матросов. Не снимая шапок, с

папиросами в зубах, угрожая револьверами, они заявили в самой грубой форме,

что должны произвести обыск. На предложение предъявить соответственное

полномочие один из матросов подал удостоверение своей личности. Когда ему

заметили, что в удостоверении не говорится о праве обыска, матросы заявили,

что по такой бумаге они везде обыскивают. Войдя в кабинет и спальню

архиепископа, матросы перерыли все. Ничего не обнаружив, они обратились к

архиепископу и бывшему с ним протоиерею Артемьеву со словами: "Вы, товарищи,

скажите по совести: есть у вас оружие или нет". Получив отрицательный ответ,

они удалились. Через несколько часов явилась новая группа матросов, человек

пятнадцать. На этот раз во время обыска матросы взяли все более или менее

ценные вещи, вплоть до очков в золотой оправе. После обыска матросы заявили,

что архиепископ арестован. Когда архиепископ, выходя из дому, перекрестился,

по его адресу посыпались насмешки: "Молиться стал; думает, Бог ему поможет;

хотя и не молись, какой там еще Бог". На извозчике архиепископ Митрофан был

отвезен на вокзал в штаб. В штабе выразили удивление по поводу ареста. Когда

же матросы заявили, что архиепископ проклинал большевиков, решили, что "это

дело нужно разобрать", и архиепископа повели в Атаманский дворец. Его

сопровождали те же матросы и толпа народа. Толпа и конвоиры требовали, чтобы

арестованный, несмотря на преклонный возраст и высший сан, шел в город по

грязи пешком. "Будет тебе в карете ездить, походи-ка пешком, -- раздавались

возгласы, -- новочеркасского бога ведут", "вот ему чего надо", -- кричал

народ, потрясая кулаками. Когда утомившийся архиепископ попросил разрешения

отдохнуть, ему предложили сесть в грязь, а когда он отказался, матрос

воскликнул: "А, ты, буржуй, в креслах привык сидеть. Не хочешь на землю

садиться, так иди". В Атаманском дворце допроса не состоялось, и архиепископ

на этот раз был отправлен на гауптвахту, где его заключили в грязную

одиночную камеру вместе с войсковым атаманом генералом Назаровым и еще одним

офицером. Спать приходилось вдвоем на голой лавке, которая днем служила

сиденьем. Через маленькое отверстие камеры все время раздавались брань и

угрозы. Сначала к архиепископу беспрепятственно пропускали посетителей,

затем эта льгота была прекращена; свободно допускались лишь те, кто являлся

с явным намерением глумиться. Лишь через десять дней это заключение

окончилось после приговора военно-революционного суда, признавшего

архиепископа невиновным.

Если арест двух высших представителей Донской епархии окончился для них

благополучно, то значительное количество священнослужителей поплатились

своей жизнью только за то, что они являлись представителями Церкви.

Отношение красноармейцев к духовенству было в высшей степени определенное и

безоговорочное. "Убить попа" да еще посмеяться над ним, по-видимому, входило

в правила поведения советского воина. Один документ -- письмо красноармейца

к родным -- является чрезвычайно ярким показателем этого настроения. Между

прочим, письмо это принадлежит солдату Красной армии, против которого

имеется серьезное основание считать его участником убийства священника

хутора Персиановского о[ца] Иоанна Кли-ковского. После обычных приветствий и

поклонов родным и знакомым следуют такие строчки:

"Новостей у нас много. Сколько можно, столько пропишу. Помощника

Каледина Богаевского поймали и привезли к нам в Новочеркасск и с него

снимают допрос. А потом -- на расстрел его предадут. Затем, когда мы

наступали на Персиановку, тогда меня ранили в левую руку, эта рана была

очень легка, два пальца вышибли; но и мы когда вошли в Персиановку, не

щадили никого. Били всех. Мне тоже пришлось застрелить попа одного. А теперь

мы еще ловим чертей в Новочеркасске и бьем, как собак..."

Отцу Николаю Добросельскому (слоб[ода] Ровенки) после обыска 14 марта

1918 года старшим красноармейцем был объявлен приговор: за

противобольшевистские проповеди оборвать волосы и расстрелять. Приговор не

был приведен в исполнение благодаря заступничеству собравшихся прихожан и

заменен денежным выкупом.

Полного списка убитых в Донской области священнослужителей еще нет

возможности составить, однако в настоящее время можно отметить следующие

убийства:

1) 7 января 1919 года был убит священник Троицкой церкви поселка

Калиновского о[тец] Николаи Борисов. Когда в этот день священник Борисов

после литургии возвращался домой, его встретил отряд красноармейцев и

приказал ехать на станцию Ханженково. Получив разрешение проститься с

семьей, о[тец] Борисов был посажен на линейку и увезен. Через некоторое

время лошадь привезла на линейке труп. На теле кроме огнестрельной раны было

обнаружено несколько штыковых. Жители поселка были так терроризованы

красноармейцами, что никто не пришел помочь семье снять тело, не решился

зайти в дом, делать гроб, продать доски для гроба, вырыть могилу.

2) 13 января 1918 года в слободе Михайловке был убит священник местной

Николаевской церкви о[тец] Феоктист Георгиевич Лебедев, 39 лет. Отец Лебедев

был энергичный и деятельный человек. С начала войны он состоял председателем

волостного комитета по распределению пособий семьям призванных на войну.

Естественно, что по своей деятельности ему приходилось иногда отказывать в

пособии отдельным лицам. Это послужило основанием к недоброжелательству со

стороны обиженных, и еще во время войны о[тец] Лебедев получал с фронта

оскорбительные и угрожающие письма. Когда же к концу 1917 года в селении в

большом количестве появились фронтовики, враждебное отношение к священнику

стало принимать угрожающие формы. 12 января слобода была занята советскими

частями. Вслед за этим у о[тца] Лебедева был произведен обыск,

сопровождаемый всякими издевательствами и угрозами разделаться за прошлое.

Утром 13 января о[тец] Лебедев попытался скрыться из слободы, но был узнан и

схвачен. Когда его привезли, толпа стала требовать немедленного расстрела, и

не успел о[тец] Лебедев сотворить крестного знамения, как уже повалился от

выстрела в спину. Его сейчас же добили штыками и чем попало. Труп бросили в

свалочное место и запретили хоронить. Лишь на другой день растерзанный труп

священника удалось выхлопотать родственникам убитого и похоронить.

3) Настоятель Троицкой церкви хутора Ягодино-Кадамовского, священник

Петр Иванович Жаханович был расстрелян 2 февраля 1918 года налетевшими из

гор[ода] Александровско-Грушевского красноармейцами, когда шел служить

вечерню.

4) 12 февраля 1918 года священник хутора Персиановско-Грушевского Иоанн

Куликовский был арестован большевиками, по-видимому, за сочувствие

партизанам и "кадетам". Выведя на улицу, его свалили выстрелом в живот,

затем добили штыковыми ударами. Тело не позволили хоронить, и в течение двух

дней труп лежал на улице, едва прикрытый чем-то, так как обувь и одежда

сняты с него.

5) Священник поселка Иваново-Слюсаревского о[тец] Василий Зеленый был

арестован большевиками и отправлен в штаб в станицу Кушевку. В половине

февраля 1918 года, по сведениям жителей этой станицы, в ее окрестностях был

расстрелян какой-то священник и с ним еще два человека. На расспросы

слюсаревцев о судьбе их священника в штабе ответили, что его отправили "на

Харьков".

6) Священник Флоро-Лаврской церкви станицы Великокняжеской Владимир

Николаевич Проскуряков был убит красноармейцами 28 февраля 1918 года, когда

отправился на станцию ходатайствовать об освобождении двух своих сыновей,

которые к моменту появления Проскурякова на станции были убиты.

7) 2 марта 1918 года временный священник Покровской церкви поселка

Медвежинского о[тец] Иоанн Смирнов был взят конным большевистским разъездом,

угнан в другой поселок и там убит. Тело убитого было найдено 14 марта.

8) На хуторе Владимирове близ станции Морозовской был убит священник

местной церкви Андрей Казинцев, который всегда открыто восставал против

большевизма. 11 апреля 1918 года рано утром прибывший на хутор отряд

красноармейцев прямо направился к дому священника о[тца] Казинцева, подняли

его с постели, вывели на площадь и здесь произнесли ему смертный приговор.

Его связали и увезли на станцию Морозовскую. Через три дня труп о[тца]

Казинцева был найден пастухом в балке близ хутора Владимирова. На груди

убитого было обнаружено шесть штыковых ран.

9) Священник Рождество-Богородицкой церкви хутора Петровского Александр

Иванов 10 мая 1918 года был расстрелян красноармейцами среди бела дня на

церковной площади, на глазах семьи и прихожан. Ему ставилось в вину то, что

он был сторонником казачества и противником большевизма.

10) 14 мая 1918 года дьякон-псаломщик Иоанно-Предтеченской церкви

хутора Чернышкова Кир Петрович Маланьин был убит ударами шашки и штыков.

Хоронить тело не разрешили, и погребение удалось совершить лишь по занятии

хутора казаками.

11) 23 мая 1918 года в станице Тишанской красноармейцами был захвачен

псаломщик Иоанн Мелихов и увезен из станицы. На следующий день был найден

совершенно раздетый труп И. Мелихова с массой штыковых ран и отрезанным

половым органом.

12) 1 июня 1918 года в слободе Мариновке утром красноармейцы явились на

квартиру священника этой церкви о[тца] Георгия Парфенова и произвели обыск,

взяв писчую бумагу и фотографии; и опросив о[тца] Парфенова, сколько ему

лет, где учился и т. п., удалились. Часов через пять к нему явились снова,

забрали священника вместе с одним прапорщиком и, отведя обоих к полотну

железной дороги, расстреляли. Из свидетельских показаний устанавливается,

что отношение прихожан к о[тцу] Парфенову не было враждебным. Но явившиеся с

фронта солдаты относились к священнику явно недоброжелательно и угрожали

ему.

13) 2 июля 1918 года был расстрелян красноармейцами священник Успенской

церкви хутора Самсонова Павел Алексеевич Вилков. Он был расстрелян вместе с

двумя своими сыновьями -- офицерами. Труп был брошен в яму. Хоронить было

запрещено, и только через несколько дней семье удалось тайно выкупить труп

казненного. Ему вменялось в вину, будто бы он стрелял из окна в

красноармейцев. После казни штаб красноармейцев, разобрав дело, вынес

письменное постановление о том, что о[тец] Вилков был расстрелян без вины.

14) Священник Петропавловской церкви при станции Зимовники о[тец]

Михаил Рукин 5 июля 1918 года убит красноармейцами. Похороны убитого

происходили под шум насмешек и угроз по адресу вдовы.

15) Священник Георгиевской церкви хутора Фомино-Лиховского о[тец]

Михаил Стритонович Пашутин. Он был взят матросами и красноармейцами,

привезен на станцию Лихая и там расстрелян. Труп был зарыт, но церковного

погребения совершить не было дозволено.

Кроме этих случаев казни следует отметить смерть дьякона Митрофана

Судина (30 декабря 1917 года) и монаха Донского архиерейского дома Никанора

(27 июня 1918 года), которые погибли при обстреле большевиками селений.

В этих казнях обращает на себя внимание ненужная, часто садистская

жестокость. Расстрелять, уничтожить человека считалось недостаточным. Обычно

истязали свою жертву при жизни и глумились над его телом после смерти. Как

общее правило, расхищали одежду, запрещали хоронить и бросали в свалочные

места. Это делалось не потому, что данные лица в чем-либо особенно

провинились. Если были признаки обвинения, они сводились обычно к

расплывчатому обвинению в "кадетстве" и "противобольшевизме". Всецело же они

были направлены против духовенства именно как против священнослужителей.

Считалось необходимым "убрать попа", "убить попа как собаку", "похоронить

по-собачьи", требовалось "накрошить мяса из архиерея".

Священника слободы Михайловка -- Иоанна Штурбина, выходившего со

святыми дарами из дома умирающего, которого напутствовал о[тец] Штурбин,

красноармейцы остановили, поместили около него караул с винтовками и в

течение получаса во дворе чинили ему допрос и обыск.

Когда в той же слободе стали готовиться к похоронам убитого священника

о[тца] Лебедева, накануне уже поползли слухи, что завтра перебьют всех

священников и потребуют, чтобы о[тца] Лебедева хоронили "по-собачьи".

Пасхальная заутреня 1918 года в церкви при станции Раковка была

прервана красноармейцами, прибывшими с целью отобрать у народа пасхи, яйца и

прочее и "кстати остричь попа".

Замечалось иногда стремление облечь убийство в форму закономерного акта

народного гнева. Такая инсценировка имела место при расстреле священника

Андрея Казинцева. Немедленно по занятии хутора Владимирова отряд

красноармейцев появился у квартиры священника и привел его на площадь.

Собирали народ. Когда образовалась кучка человек в 50, командующий отрядом

спросил присутствовавших, нужно ли оставить священника или убрать. При этом

он пояснил, что суд будет короткий: если хотят оставить -- оставят, если

желают убрать -- пуля в лоб. При этом командир обратил внимание

присутствовавших, не будет ли в священнике нужды ввиду поста и

приближающейся Пасхи. Он предложил вместе с тем решить дело поскорее, так

как отряду пора уходить, и здесь же потребовал подводы. Народ стал

расходиться, чтобы выполнить это последнее требование. Осталось человек

двадцать горланов. Они и проголосовали поднятием рук формулу командующего

"убрать попа" и решили участь отца Казинцева.

Красной нитью проходит стремление поколебать и оскорбить религиозное

чувство верующего, возможно сильнее осквернить его душу. Поэтому врывались с

обысками не только в частные жилища, не щадя при этом высших представителей

Церкви, -- вторгались в церкви и производили там бесчинства и разгромы.

На хуторе Шебалине в Осиевской единоверческой церкви был произведен

настоящий разгром. Взломали железную кассу; разбивали кружки для сбора

пожертвований в пользу больных и раненых воинов и в пользу вдов и сирот;

уничтожили библиотеку; вырывали листы из книги записей браков; уничтожали

брачные документы; рассыпали Святые Дары, изломали ковчежцы с запасными

дарами; изломали напрестольный крест; стреляли в иконы; зачем-то обрезали у

подризников рукава, изрезали священническое облачение, у другого облачения

обрезали подкладку; изорвали церковную завесу; изрезали покров на престоле,

выпоров подкладку.

В Крестной церкви Донского архиерейского дома разлито по полу Святое

Миро, частицы мощей были рассыпаны и растоптаны красноармейцами, ходившими

по церкви в шапках и с папиросами в зубах.

В Новочеркасском кафедральном соборе в алтаре матросы надевали траурную

митру, стараясь прикрепить к ней красноармейскую кокарду, и под площадную

брань сбросили на пол плащаницу.

Семинарская церковь в Новочеркасске по всем признакам служила местом

попойки, так как на другой день были обнаружены по всему храму валявшиеся

окурки, объедки хлеба, банки из-под консервов и бутылки.

Следственным материалом устанавливаются такие и подобные им действия в

отношении 1)церкви Донского архиерейского дома, 2)Новочеркасского

кафедрального собора, 3)церкви на хуторе Персиановско-Грушевском,

4)Никольской церкви хутора Ильинского, 5)церкви хутора Островского,

6)Осиевской единоверческой церкви на хуторе Шебалина, 7)церкви

Новочеркасской мужской гимназии, 8)Тихоновской церкви станицы Кривянской,

9)церкви станицы Хомутовской, 10)церкви в Персиановке, 11)Семинарской церкви

в Новочеркасске, 12)церкви села Староселья, 13)церкви при станции Раковка,

14)Преполовенской церкви в станице Гниловской, 15)Николаевской церкви

Усть-Койарского хутора, 16)Святоникольской церкви хутора Генералова,

17)церкви хутора Алексикова, 18)Успенской единоверческой церкви хутора

Калача, 19)Пантелеймоновской церкви хутора Летовского.

Этот обзор далеко не полон. Причиной является то обстоятельство, что

расследование по необходимости касалось незначительной сравнительно части

территории Донской области, очищенной от большевиков.

Остальная часть области в настоящее время находится под их

владычеством. Население, возмущенное большевистским режимом, в отдельных

местностях восстало против советской власти. Летчик, возвратившийся из

командировки в район восстания, привез сообщение о том, что большевики,

заняв станицу Мигулинскую, устроили в местной церкви "венчание священника с

кобылой". К морде лошади, приведенной в церковь, подносили крест, как бы

давая прикладываться. Гремел оркестр музыки. Священника и жену его заставили

плясать. В конце концов священника расстреляли.

Все вышеизложенное основано на данных, добытых Особой комиссией в

порядке, установленном Уставом уголовного судопроизводства.

Составлен 18 мая 1918 года, в г. Екатеринодаре.

Дело No 43--44

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

по делу о злодеяниях большевиков в станицах Лабинского отдела и в гор.

Армавире

Лабинский отдел Кубанского края с городом Армавиром, в котором

сосредоточено административное и военное управление всего отдела,

подчиненное назначенному атаману отдела, состоит из 67 станиц и хуторов,

имеющих свой местный административный орган в лице станичного атамана и двух

помощников по гражданской и строевой части, избранных казачьим населением;

органом, направляющим хозяйственно-административную жизнь станиц, является

станичный или хуторской сбор уполномоченных, избираемых от каждых десяти

казачьих домохозяев. Местная судебная власть принадлежит назначаемым мировым

судьям и избираемым казаками станичным судам.

Неказачье население станиц, хотя бы и оседлое, не имело права участия в

направлении административной деятельности местных властей и соборов.

Население это носит на Кубани общее название "иногородний", такими

иногородцами считаются по преимуществу промышленники, торговцы,

ремесленники, фабричные и заводские рабочие, затем собственники усадеб в

станицах, ведущие хозяйство на наемных у казаков землях или нанимающиеся

рабочими в казачьи земледельческие хозяйства и, наконец, крестьяне,

приобретшие землю целыми товариществами. Число иногородних в станицах с

населением свыше 3000 жителей обычно значительно превосходит число казаков;

в станицах, менее населенных, соотношение между числом казаков и иногородних

обратное.

Неполноправие иногородних вызывало в их среде некоторое неудовольствие,

но явно враждебное настроение ино-городников к казачеству стало постепенно

выявляться только после февральского переворота 1917 года. Этим появившимся

антагонизмом между иногородними и казаками воспользовались искусно

большевики, захватившие власть в Лабинском отделе в течение января и февраля

месяцев 1918 г.

Руководители большевиков первоначально направляли своих агитаторов в

наиболее крупные станицы; агитаторы проникали в неказачьи войсковые части и

разрушали в них дисциплину, затем направляли свою деятельность на

возбуждение иногородних против казаков и, наконец, образовывали в станицах

бесчинствующие шайки, с которыми местные власти по малочисленности своей не

могли без помощи гарнизона справиться. Уличные бесчинства, грабительские

налеты и убийства проходили безнаказанно: авторитет атаманской власти падал,

большевистские банды росли. Терроризированное население отовсюду слышало,

что сильная власть, способная оберечь его от опасности, только может быть

создана Советами и комиссарами.

По этому плану состоялся захват власти в станице Лабинской; в январе

месяце в эту станицу прибыл большевик Рындин, зачислившийся рядовым в

местном гарнизоне; весьма быстро он образовал около себя круг сочувствующих

большевизму солдат; с ними начал он пьянствовать, буйствовать, грозить

расстрелом мирных жителей, наконец, Рындин в один день беспричинно и

бесцельно убил трех лабинцев, после чего, под охраною части гарнизонных

солдат, приехал на вокзал, ограбил там кассу на 4000 рублей и уехал из

станицы. Казачьим всадникам, пытавшимся задержать Рындина, воспрепятствовали

те же солдаты.

Рындина сменил иногородний из села Мостового -- Мирошниченко, уголовный

преступник, каторжанин. Последний с помощью прибывшего с ним

красноармейского отряда и местной подготовленной Рындиным войсковой части, а

также использовав разожженную неприязнь иногородних к казакам, сместил

лабинского станичного атамана, себя объявил комиссаром и учредил Совет

солдатских и рабочих депутатов.

Хотя агитаторы и энергично подготовляли почву для захвата большевиками

власти, но все же вследствие устойчивости казачьего населения большевикам

приходилось для захвата власти прибегать к красноармейской воинской силе.

Например, в станицу Каладжинскую был введен отряд из 300 вооруженных

красноармейцев, сместивших станичного атамана и назначивших двух комиссаров:

по военным делам -- бродягу Шуткина и по гражданским -- босяка Клименко;

митинговым порядком был тут же образован совдеп.

Станица Владимирская была внезапно окружена отрядами красноармейцев с

орудиями и пулеметами. Колокольным звоном население было собрано на площадь,

где прапорщик Дахов, командир отрядов, потребовал признания советской

власти. "Как было не подчиняться, -- говорит старый владимирский казак, --

когда на станицу смотрят орудия и пулеметы".

Как только власть в станицах переходила к большевикам, так немедленно

назначенные комиссары отдавали приказание отобрать оружие у казаков и

арестовать наиболее видных влиятельных казаков и почти всегда местных

священников. Аресты насчитывались десятками, в некоторых станицах сотнями.

Арестованные большими группами запирались в погреба, им не давали горячей

пищи, а стража постоянно издевалась над заключенными, входила неожиданно в

погреб, щелкая ружейными затворами, била прикладами, колола штыками. После

двух-трех дней часть арестованных выпускалась на свободу, часть

задерживалась на недели, часть отправлялась в Армавирскую тюрьму, часть

освобождали по внесении штрафа; разрешение дел было в ведении или трибунала,

или военно-революционного суда, или комитета, состоявших при военном

комиссаре; членами этих трибуналов, комитетов, судов бывали сплошь темные

элементы из иногородних и красноармейцев. В числе арестованных в станице

Лабинской был и бывший обер-прокурор Святейшего синода64 Саблер, которого

после двух дней ареста освободили из-под стражи, но затем спустя месяца два

Саблера арестовали и по требованию из Москвы выслали его туда.

Центральный орган, направлявший деятельность большевистских совдепов в

станицах Лабинского отдела, находился в Армавире; там были комиссары разных

наименований, но с распоряжениями армавирских властей станичные совдепы мало

считались. Комиссаром юстиции было приказано упразднить всех мировых и

станичных судей и избрать судей народных; требование упразднения было

выполнено повсюду, а избрали народных судей только в 18 станицах из 67.

Судьями оказались: портные, сапожники, слесаря, столяры и только один юрист,

Иван Семенович Козловский. С января по октябрь месяц, судьями не разрешено

было ни одного дела. Образовавши комиссариаты, совдепы, поставив в станицах

вооруженные отряды, большевики принуждены были изыскивать средства

оплачивать поддерживающих силою советскую, власть. Финансовые мероприятия

были всюду одни и те же: во-первых, контрибуции, для получения которых более

состоятельные жители заключались под стражу и освобождались только по

внесении наложенной суммы, и, во-вторых, так называемые обыски и реквизиции,

в действительности же повальный грабеж частного и общественного имущества.

Ограблению подвергалось казачье население, награбленное имущество

разбиралось не только лицами, входящими в состав советской власти, но и

отдавалось наиболее безнравственной части иногороднего населения. Отнималось

при этих грабежах все, начиная со скота, строевой лошади и кончая детской

рубашкой; не найти в станицах не разграбленного хозяйства казачьего. Обыски

были не только повальными, но и повторяемыми, в один и тот же дом врывались

грабители-обысчики по несколько раз, в одном случае дом подвергся 12 обыскам

подряд. Наибольшее количество грабежей пришлось на сентябрь и начало октября

1918 г., когда большевики под давлением Добровольческой армии отступали из

станиц Лабинского отдела. Угнана была тогда масса скота, лошадей, овец,

увезены телеги, хлеб, сено; много ограбленного погибло: скот падал от

болезней, лошади калечились неумелой ездой, овцы терялись в горах, телеги с

грузом скатывались в кручи. Многоценное, собранное многолетним казачьим

трудом добро не пошло во прок грабителям.

Большевики не щадили ни школьного, ни церковного имущества. Парчою,

похищенною из церквей, большевистские всадники покрывали свои седла, был в

станице Лабинской целый конный отряд Ковалева, сидевший на парчовых седлах.

Советские власти не только разграбили казачье имущество, но и разрушили

казачье хозяйство, переделив землю казаков. Разделу подверглись все земли

трудового казачества, собственноручно распахивавшего их. До большевистского

передела на мужскую душу приходилось от 4 до б десятин земли. По новому

разделу земли на все население станицы пришлось на душу кое-где по половине

десятины земли луговой, а кое-где пришлось по клочку земли, шириною 6 сажень

и длиною 120 сажень. Лишили даже этих незначительных клочков вдов и семьи

казненных казаков и казаков, ушедших в горы, обездолили их окончательно.

Урожай 1918 года большевики вооруженною силою заставили снять

казаков-хозяев, а собранное зерно и солому поделили между всем населением.

Работали постоянно под угрозою расстрела; в станице Вознесенской без всякой

причины работавшие на поле казаки были подвергнуты расстрелу из пулеметов.

Разграблению подвергалось, кроме казачьего, имущество

торгово-промышленных предприятий65, несмотря на то, что предприятия были

взяты в ведение комитетов. Последние весьма быстро привели дела фабрик и

заводов к полному расстройству, производительность труда пала до

ничтожности, предприятия закрывались, среди рабочих, потерявших заработок,

стало мало-помалу проявляться все большее и большее противобольшевистское

настроение.

Наименее большевики вмешивались в школьную жизнь станиц. Одно

требование касалось воспрещения преподавания в школах закона Божьего, и

второе требование было об уничтожении книг с портретами царей не только

русских, но даже и иудейских.

Многие церкви по месяцам стояли закрытыми, имущество из них

расхищалось, священники почти все побывали под арестом в подвалах,

священников избивали прикладами, издевались всячески над ними, несколько

пастырей, любимых населением, были казнены большевиками. Запрещены были

церковные браки, запрещены были погребения казаков, панихиды по ним, введены

разводы народными судьями. Отвергая многие церковные обряды, большевики в то

же время принуждали священников совершать торжественные погребальные службы

по убитым красноармейцам, которых и хоронили в церковной ограде. В станице

Каладжинской комиссар Клименко, разведенный народным судьей, заставил

священника повенчать его церковным браком с иногороднею девушкой.

Повальные беззастенчивые грабежи казачьего имущества большевистскими

властями, утеснение вообще казачества, глумление над Церковью и ее

служителями, общее бесправие и беззаконие, охватившее станицы, принизили,

обезволили трудящееся население и вызвали наружу дурные наклонности

неустойчивой в нравственном отношении части иногороднего населения; кроме

грабежей большевистских, начались грабежи взаимные, безделье захватило

многих. День ото дня население деморализовалось все более и более. Сознание

права заменилось сознанием грубой силы.

Произведенным весьма осторожным, всесторонним и точным исчислением

имущественных убытков, причиненных большевиками населению, преимущественно

казачьему, Лабинского отдела, установлено, что всего расхищено и уничтожено

большевиками имущества в станицах и гор[оде] Армавире на сумму 93 442 952

руб. 89 коп. По заключению Особой оценочной комиссии Лабинского отдела

убытки, в действительности, значительно превышают указанную цифру.

Наиболее пострадавшими поселениями оказались гор[од] Армавир -- убыток

свыше

15 000 000 руб., станица Барсуковская -- 14 000 000 руб., станица

Николаевская --

10 000 000 руб., станица Прочноокопская -- 7 000 000 руб., станица

Сенгилеевская --

4 000 000 руб., станица Михайловская -- 4 000 000 руб., станица

Владимирская --

2 000 000 руб., хутор Гулькевичи -- 2 000 000 руб., 12 станиц

пострадало на сумму свыше 1 000 000 руб., 13 -- свыше 500 000 руб., 16 --

свыше 100 000 руб., и 7 -- свыше 50 000 руб. Убыток остальных семи поселений

менее 50 000 руб.

Расхищено хозяйственного инвентаря и продуктов сельского хозяйства на

45 653 055 руб. 83 коп. Предметов домашнего обихода на 24 903 028 руб. 06

коп., рабочего скота на 8 500 000 руб., предметов военного снаряжения и

строевых лошадей на 4 691 181 руб. 97 коп., станичного общественного

имущества на 6 897 036 руб. 71 коп., имущества торгово-промышленных

предприятий на 2 345 984 руб. 65 коп., разрушено и сожжено построек на 2 951

751 руб. 50 коп., расхищено имущества и денег кредитных товариществ и

общественных потребительских лавок на 791 704 руб. 83 коп., имущества

церковного на 1 872 542 руб. 58 коп., имущества школ на 1 695 641 руб. 37

коп., взыскано с населения контрибуций 3 910 103 руб. 63 коп.

Всех хозяйств, подвергшихся в станицах ограблению, оказалось 49 009, в

среднем каждое хозяйство пострадало на 1 615 руб. Наиболее крупный убыток,

выпавший на каждое хозяйство, выразился по станице Барсуковской более чем в

20 000 руб., по Новокавказской более 10 000 руб., по хутору

Верхнеегорлыкскому более 8 000 рублей.

Произведенное большевиками разрушение экономической жизни Лабинского

отдела бледнеет перед ужасами массовых казней и отдельных многочисленных

убийств казаков в станицах и мирных жителей Армавира, совершенных

большевистскими властями в период с февраля по октябрь 1918 года.

Обследование казней произведено только по гор. Армавиру и 7 станицам

отдела.

В городе Армавире первым был убит большевиками командир 18-го

Кубанского пластунского батальона. Изрубленный труп убитого лежал шесть дней

на улице, собаки рвали его на части; казнь эта совершилась в начале февраля

1918 года. Спустя два месяца были казнены 12 офицеров без суда и следствия

толпою солдат, арестованные большевистскою властью за контрреволюционность;

79 офицеров, арестованных вместе с первыми 12, были следственною комиссией

переданы в распоряжение командира советского саперного батальона и пропали

без вести. Нет сомнения, что они казнены во время похода. В числе двенадцати

казнены генерал Коструков, полковник Давыдов, сотник Шевченко и три женщины

из женского ударного батальона. В апреле месяце в Армавир прибыли 38

офицеров-грузин из Москвы с оружием и несколькими сотнями тысяч рублей. При

них было разрешение на проезд с оружием в Грузию, выданное московскими

комиссарами. Несмотря на это, армавирскими большевиками все офицеры были

расстреляны.

В июле 1918 г. Армавир был взят дивизией генерала Покровского, войска

были встречены армянским населением хлебом с солью; похороны офицеров,

убитых под Армавиром, армяне приняли на свой счет. Когда генерал Покровский

по стратегическим соображениям оставил город, то туда вновь возвратились

большевики. Начались массовые казни. Прежде всего изрублено было более 400

армян-беженцев из Персии и Турции, ютившихся у полотна железной дороги,

изрублены были тут и женщины, и дети. Затем казни перенеслись в город.

Заколото штыками, изрублено шашками и расстреляно из ружей и пулеметов более

500 мирных армавирских жителей без суда. Убийцы убивали жителей на улицах, в

домах, на площадях, выводя смертников партиями. Убивали отцов на глазах

дочерей, мужей перед женами, детей перед матерями... Армянин Давыдов был

убит у себя в квартире, его жену красноармейцы заставили тут же готовить им

обед и подать закуску. 72-летний старик Алавердов был заколот штыками,

присутствующую дочь принудили играть убийцам на гармонике. На улице

красноармейцы поставили глубокого старика Кусинова к стенке, чтобы его

заколоть штыками. Проходивший другой старик обратился к палачам с просьбою

пощадить жертву; красноармейцы зарубили обоих.

17 июля 1918 года после отхода добровольческих войск из гор. Армавира

большевистские военные отряды заняли оставленный город и немедленно один из

них окружил дом Персидского консульского агентства, над которым развевался

персидский национальный флаг. Подошедшие красноармейцы сорвали флаг и

потребовали выхода к ним агента Персидского консульства Иббадулы-Бека,

который в форменном консульском мундире с погонами вышел на крыльцо своего

дома; едва консульский агент появился перед красноармейцами, как раздалось

несколько выстрелов, Иббадула-Бек упал, его стали рубить шашками и в конце

концов подняли тело на штыки.

После совершенного убийства отряд ворвался в помещение агентства и

похитил оттуда деньги, принадлежащие как лично убитому, так и персидскому

правительству. Похищены были также драгоценности жены Иббадулы-Бека на сумму

около 200 000 рублей. Во дворе консульства находилось в то время 310

персидских подданных, искавших там убежища, из них 270 мусульман и 40

христиан.

Всех скрывшихся под защиту персидского флага большевики-красноармейцы

тут же во дворе расстреляли из пулеметов. Трупы были зарыты частью во дворе

консульства, частью в двух могилах, вырытых под кручей между скотобойней и

кладбищем.

Из числа армавирских жителей были казнены бывший атаман отдела Ткачев и

учительница; их вывели в поле, заставили вырыть себе могилу и в ней обоих

закололи штыками, засыпав полуживых землею. Ужасы армавирских казней довели

многих женщин до полного умопомешательства.

В станице Чалмыкской казни казаков начались 5 июня 1918 года, длились

несколько дней. 5-го числа после неудачного выступления измученного

казачества нескольких станиц против большевистских властей большая часть

казаков, принимавшая участие в этом восстании, ушла в горы, а меньшая

вернулась в станицу. Следом за отступившими казаками в станицу Чамлыкскую

вошел красноармейский отряд, приступивший к розыскам и арестам казаков.

Арестованных предавали казни без суда. Первую группу казаков перед закатом

солнца большевики вывели на площадь у станичной церкви, выстроили они 38

молодых и старых казаков в две шеренги спина к спине, разомкнули их ряды, и

сами выстроились двумя шеренгами по 35 человек против обреченных на казнь;

по команде командира отряда комиссара Виктора Кроначева большевики бросились

с криками "ура" колоть штыками казаков. Когда уже все жертвы оказались

лежащими на земле, казалось, были все без признаков жизни, то палачи пошли

за телегами, чтобы отвезти тела за станицу. Пока большевики уходили, двое

израненных казаков -- Карачинцов с 22 ранами и Мосолов с 9 ранами -- успели

отползти от покрытого кровью места казни и подозвали своих казаков, которые

унесли спасшихся в станицу. Оба казака выздоровели; Ка-рачцнцов давал

показание, Мосолов сражается у Царицына с большевиками. Спасся еще от

неминуемой смерти казак Нартов. Его схватили большевики в поле и там избили

прикладами и искололи штыками; один из красных ударил штыком лежавшего

Нартова в лопатку, штык защемило так, что, поднимая ружье, поднял он и тело

Нартова, чтобы высвободить штык, красноармеец ногою ударил в спину

заколотого. Выжил Нартов, сутки пролежал в поле и на утро самостоятельно

дополз до своих огородов.

12 июня партию казаков в 16 человек привели к кладбищенской ограде, за

оградою была вырыта для них могила. Выстроили казаков, предварительно раздев

их до рубашки и перекололи их всех штыками. Штыками же, как вилами,

перебрасывали тела в могилу через ограду. Были между брошенными и живые

казаки, зарыли их землею заживо. Зарывали казненных казаки, которых выгоняли

на работу оружием. Когда зарывали изрубленного шашками казака Седенко, он

застонал и стал просить напиться, ему большевики предложили попить крови из

свежих ран зарубленных с ним станичников. Всего казнено в Чамлыкской 183

казака, из них 71 казак подвергся особым истязаниям: им отрезали носы, уши,

рубили ноги, руки. Трупы казненных по нескольку дней оставались не зарытыми,

свиньи и собаки растаскивали по полям казачье тело.

В хуторе Хлебодаровском неизвестно за что был казнен учитель начальной

школы Петров, зарубили его в поле шашками.

В станице Ереминской 5 июня было арестовано 12 казаков; большевики

вывели их в поле, дали по ним три залпа и ушли. Среди упавших оказались пять

казаков живых. Один из них, Карташов, имел силы переползти в пшеничное поле.

Вскоре к месту казни пришли большевики с железными лопатами и ими добивали

еще живых казаков. Свидетелю слышны были стоны добиваемых и треск

раздробляемых черепов. На следующий день раненого Карташова нашли свои и

отнесли скрытно домой. Большевики как узнали, что Карташов спасся, пришли к

нему и хотели доколоть, но затем ограничились тем, что запретили фельдшеру

под страхом смерти перевязывать раны казаку.

В станице Лабинской расстрел казаков начался 7 июня. Расстреляли ни в

чем не повинных 50 казаков без суда и расследования. Расстреляли молодого

офицера Пахомова и сестру его; когда мать пошла в станичное правление

разыскать трупы убитых, ей ответили сначала грубостью, а затем застрелили и

ее за то, что рыдала по сыну и дочери.

В тот же день на глазах жены и дочери был убит бывший станичный атаман

Алименьев; ударом шашки красноармеец сначала снес черепную крышку, мозги

выпали и разбились на куски по тротуару; вдова бросилась подбирать их, чтобы

не дать схватить их собакам. Отогнал вдову красный палач, закричав: "Не

тронь, п