Нет, благодарю, я пива не пью, - отказалась девушка. И, чуть

помолчав, заметила: - Я вижу, вы человек интеллигентный. Может быть, у вас есть какой-нибудь знакомый искусствовед...

- О, сударыня, вам повезло! - сразу оживился господин в шляпе. - Я сам и есть искусствовед. Потому-то здесь и околачиваюсь, поближе к изящному искусству.

- Вот это - изящное искусство? - удивилась девушка, окинув взором «стенку» с ее матрешками и задницами.

- Увы, - печально вздохнул искусствовед, - времена меняются. А ведь не так давно многие из них блистали на местном художественном небосводе. Ну, например, вон тот, - человек в шляпе указал на одного из торговцев, - при советской власти еще как процветал, за один портрет нашего первого секретаря Разбойникова тысячу целковых отхватил, не считая почетной грамоты. А теперь что? Весь пообтрепался, малюет всякий кич на потребу непонятно кому. Я тут как-то к нему как-то подошел, говорю, мол, что ж ты, паразит, с твоим талантищем всякую мазню в свет выдаешь? А он мне: «А ты что хотел, чтобы я за пять баксов свою душу в картину вкладывал?» Да, изменились времена. Свобода творчества привела к деградации искусства.

- Ну, тут я не могу с вами полностью согласиться, - перебила девушка.

- Простите, как вас величать?

- У меня самое простое имя, - расплылся в обаятельной улыбочке искусствовед. - Петр Петрович.

- Надя, - представилась девушка. - Нет-нет, Петр Петрович, тут я с вами никак не могу согласиться. Конечно, то, что талантливые художники, я подразумеваю это понятие в широком смысле...

- Да-да, конечно, - понимающе кивнул Петр Петрович.

- То, что они вынуждены либо приноравливаться к низкопробным вкусам,

либо бедствовать - конечно, очень плохо. Но это же не значит, что надо возвращаться в прошлое - в принудительный соцреализм и... Ну да что объяснять - вспомните судьбу Гумилева, Клюева, Михоэлса, Шемякина, Галича...

- Нет, ну зачем же так сразу, - чуть смутившись, Петр Петрович отхлебнул пива. - Я за свободное искусство, но в рамках.

- А, ну понятно. - Наде как-то расхотелось продолжать дискуссию. - Петр Петрович, а как вы относитесь к творчеству Пушкина?

- Пушкин - наше все! - Эту широко известную фразу Петр Петрович произнес так, будто она только что явилась ему на ум.

- А как вы восприняли бы появление новых, доселе неизвестных материалов, связанных с его жизнью и творчеством? - продолжала Надя. - Например, писем.

- Чьих писем?

- Ну, разумеется, Александра Сергеевича.

- О, ну это стало бы значительным событием в области культуры и

искусства. А к чему, Наденька, вы завели о них речь?

«Ну все, пора брать быка за рога», решила Надя, а вслух произнесла:

- Дело в том, что я располагаю письмом Пушкина к Екатерине Николаевне Ушаковой, которое до сих пор считалось утраченным. Надеюсь, вам известно это имя?

- Да-да, разумеется, - поспешно закивал Петр Петрович. Однако, угадав по выражению лица, что имя Ушаковой мало что говорит ее собеседнику, Надя пояснила:

- Семья Ушаковых была близко знакома с Пушкиным. Впоследствии известный пушкиновед П.И. Бартенев со слов не названного им лица записал, что перед смертью в 1872 году Екатерина Николаевна позвала дочь, велела принести шкатулку с письмами Пушкина и сожгла их все до одного.

С большим пиететом выслушав эту справку, почерпнутую Надей из книжки «Юный пушкиновед», Петр Петрович задал вопрос, которого его собеседница ожидала:

- Но если Екатерина Николаевна сожгла все письма Пушкина, то каким образом одно из них оказалось у вас?

- Оно сохранилось благодаря горничной Екатерины Николаевны, которая каким-то образом сумела сберечь от огня одно из пушкинских писем. Должно быть, она была довольно образованной девушкой и лучше, чем ее хозяйка, понимала, что эти письма значат для человечества!

- Как бы там ни было, Наденька, но вы обладаете большой ценностью, - уважительно покачал головой Петр Петрович. - Я хотел сказать, культурной ценностью.

- А я как раз хотела поговорить с вами о его, так сказать, материальной ценности, - подхватила Надя. - Собственно, письмо принадлежит не мне, а одной моей подруге, которая вынуждена его продавать по причине стесненных материальных обстоятельств.

- И, должно быть, ваша подруга - правнучка Ушаковой? - спросил Петр Петрович, как-то странно глянув на свою собеседницу.

- Почти, - обаятельно улыбнулась Надя. - Она правнучка ее горничной.

- Вообще-то у меня есть возможность устроить выгодную продажу, - чуть

подумав, произнес искусствовед. - И сколько ваша подруга хотела бы выручить за письмо?

- Желательно сто тысяч, - не задумываясь ответила Надя. - Минимум девяносто.

- Ну что ж, письмо Александра Сергеича того стоит, - со знанием дела заметил Петр Петрович. - Однако хотелось бы прежде на него взглянуть.

Надя раскрыла сумочку и протянула Петру Петровичу сложенный вчетверо лист:

- Это ксерокопия. Вы можете ее изучить и убедиться, что там действительно автограф Пушкина.

- Да, пожалуй. - Петр Петрович бережно сунул листок во внутренний карман поношенного плаща. - Знаете, вашей подруге крупно повезло - как раз сейчас в Кислоярске гостит один мой знакомый бизнесмен, большой любитель искусств. Настоящий Третьяков, но удивительно скромный: скупает картины и вообще всякие художественные ценности, а потом совершенно бескорыстно дарит их музеям и научным институтам.

- Я тут на днях читала в одной газете, будто некто, пожелавший остаться неизвестным, передал в Пушкинский дом неизвестные письма Тургенева, - подпустила Надя. - Это случайно не он?

- Он самый, - радостно закивал Петр Петрович. - И ни за что не захотел, чтобы его имя предали гласности! По правде сказать, до знакомства с ним я и не знал, что такие люди еще встречаются.

- Взглянуть бы на него, - вздохнула Надя.

- Если хотите, я вас познакомлю, - с готовностью предложил Петр

Петрович, - только, боюсь, вас ждет разочарование: по внешности и манерам он типичный «новый русский». Это, конечно, своего рода маскировка, чтобы не выглядеть «белой вороной»...

- Нет-нет, раз он такой скромный человек, то не стоит, - завозражала Надя. - Может быть, если он согласится приобрести письмо, то нельзя ли все провести через вас? Заодно и сами сколько-нибудь заработаете...

Надя заметила, как загорелись глазки у искусствоведа, но ответил он примерно так, как Надя и ожидала:

- Когда речь идет об искусстве, а тем более о Пушкине, я отвергаю любые корыстные мотивы! - Однако, немного помолчав, он добавил: - Если я уговорю бизнесмена дать сто тысяч, то согласится ли ваша подруга десять тысяч заплатить мне?

- Не сомневаюсь, что согласится, - уверенно ответила Надя. - Ей так нужны деньги, и как можно быстрее, что торговаться она не станет.

- Ну так как же мы договоримся? - уже совсем по-деловому заговорил Петр Петрович. - Давайте так: я ознакомлюсь с письмом, поговорю со своим другом-меценатом, а потом сообщу результат. Можно ли узнать телефончик либо ваш, либо вашей подруги?

Надя на минутку задумалась: «Да, этого мы не учли. Если я дам свой здешний телефон, то Петр Петрович, или как его там на самом деле, может выяснить, что это - телефон особняка вдовы Лавантус, где квартирует Василий Дубов, и тогда рыбка сорвется с крючка. Ну что ж, придется изворачиваться».

- Видите ли, Петр Петрович, у меня нет телефона, а подруга живет в коммуналке и не очень афиширует свое пушкинское письмо, так что ей лучше не звонить - вдруг соседи по параллельному подслушают...

- А, понимаю, понимаю, - закивал Петр Петрович. - В таких делах всегда нужно соблюдать конфиденциальность. Тогда знаете что, Надюша, я вам оставлю свой телефончик - позвоните... Ну, скажем, завтра вечерком - за это время я успею оценить товар, то есть, простите, проверить подлинность письма, и столковаться с покупателем. - Искусствовед извлек из внутреннего кармана мятый листок и авторучку, что-то нацарапал и протянул Наде.

- Непременно позвоню, - закивала та, пряча листок в сумочку. - Только знаете что, Петр Петрович... Вообще-то я редко ошибаюсь в людях, а глядя на вас могу сказать, что почти на девяносто девять процентов уверена в вашей совершенной честности и порядочности...

- Ну зачем вы так, - смутился искусствовед.

- Это я к тому, что «доверяй, но проверяй», как говаривал Рейган.

- Да, безусловно, - согласился Петр Петрович. - Контроль - первая

вещь в любом деле.

- Ну вот, - продолжала Надя, - если ваш меценат решится приобрести письмо, то при акте купли-продажи я непременно буду сопровождать свою подругу, и мы обязательно проверим и даже пересчитаем все деньги.

- Это ваше право, - недовольно буркнул Петр Петрович.

- Поймите, это не от недоверия к вам или, упаси боже, к вашему другу,

а просто обычная мера предосторожности. Тем более, я слышала, что совсем недавно здесь же, в Кислоярске, одной даме всучили так называемую «куклу» - пустые бумажки в пачках из-под долларов.

- Извините, не в курсе, - чуть вздрогнув, проговорил Петр Петрович.

- Нет, ну это я так, к слову, - деланно смутилась Надя. - Я уверена,

что с вами у нас подобных недоразумений возникнуть просто не может... Ну хорошо, я пойду, так что ждите звонка.

Пожав руку Петру Петровичу, Надя неспешно удалилась, а ее собеседник вернулся к недопитому пиву.

x x x

 

Приближалось время обеда, и зал ресторана «Три яйца всмятку» постепенно наполнялся посетителями. Сидевшие за столиком в дальнем углу две женщины - Надежда Чаликова и ее подруга, крупная осанистая дама в красном платье до пят - то и дело поглядывали в сторону входных дверей: с минуту на минуту должен был появиться Петр Петрович. Однако всякий раз входил кто-то другой.

- Ну, теперь-то уж точно он, - загадала Надя, когда дверь в очередной раз приоткрылась. Но ошиблась - в зал вошел собственной персоной доктор Серапионыч. Заметив Надю, он приветливо помахал ей рукой, а сам направился к столику в середине зала, где уже уплетали обед и одновременно оживленно беседовали еще несколько человек.

- У них тут чуть не каждый день собирается милая компания, - низким грудным голосом сообщила Надина подруга. - Доктор Владлен Серапионыч, инспектор Столбовой, турбизнесмен Ерофеев. Вон та дама в темном - историк Хелен фон Ачкасофф. Обычно еще бывает частный сыщик Дубов, но сегодня что-то не видно...

Тут дверь вновь раскрылась, и в зал вошел Петр Петрович. При нем была огромная хозяйственная сумка - столь же старомодная, как его болониевый плащ. Увидев Надю с подругой, он тут же направился в их угол:

- Добрый день, сударыни.

- Вот это и есть искусствовед Петр Петрович, - сказала Надя. - А это

моя подруга, э-э-э...

- Василиса Николаевна, - представилась дама. - Ну что же, дорогой Петр Петрович, к делу?

- Да-да, разумеется, - подхватил Петр Петрович. - Надеюсь, письмо при вас?

Вместо ответа Василиса Николаевна извлекла из-под разреза платья большой незаклеенный конверт и протянула его искусствоведу. Петр Петрович с неподдельным трепетом вынул оттуда несколько пожелтевших листков, исписанных характерным пушкинским почерком.

- Да, все в порядке, - констатировал он, внимательно осмотрев письмо.

- Мой друг-меценат будет очень доволен. А это вам, - похлопал он по сумке.

- Девяносто тысяч, как договаривались. Будете проверять?

- Будем! - решительно заявила Чаликова.

- Здесь девяносто пачек по тысяче, - пояснил Петр Петрович. - Стало

быть, в каждой по сто десятидолларовых банкнот.

Василиса Николаевна запустила руку в сумку, извлекла первую попавшуюся пачку и, чуть сдвинув обертку, принялась ловко, будто заправский кассир, пересчитывать купюры.

- Вы что, прямо здесь?.. - изумился Петр Петрович. - Может быть, лучше пройдемте в отдельный кабинет?

- Да зачем же? - лучезарно улыбнулась Надежда и принялась пересчитывать другую пачку. - Мы ж ничего дурного не делаем, напротив - помогаем пушкиноведам приобрести новую бесценную реликвию!

- К тому же вон тот господин - мой знакомый милицейский инспектор, - добавила Василиса Николаевна. - Так, знаете, на всякий случай.

- Все ясно, это ловушка, - упавшим голосом произнес Петр Петрович.

- Да ну что вы, какая ловушка! - еще лучезарнее возразила Надя. - Мы

же с вами честные люди, к чему нам друг друга ловить? Так, мера предосторожности.

- Ну, разве что, - угрюмо пробормотал искусствовед.

- По-моему, все верно, - заметила Василиса Николаевна, перелистав

купюры в своей пачке. - Думаю, остальные пересчитывать не стоит.

- Посмотрим только, нет ли где пустых бумажек, - добавила Надя.

Когда все пачки были просмотрены, Петр Петрович вместе с обеими дамами

закидал их обратно в сумку, каковую вручил Василисе Николаевне, а сам, торопливо простившись, предпочел покинуть ресторан.

Между тем обеденное время подходило к концу, и зал стремительно пустел. Инспектор Столбовой удалился сразу же за Петром Петровичем, следом за ним расплатились и ушли бизнесмен Ерофеев и баронесса фон Ачкасофф, лишь доктор Серапионыч остался, чтобы в одиночестве насладиться чашкой крепкого чая с добавкой из заветной скляночки.

Увидев, что Надя еще не ушла, доктор прямо с чашкой направился к ее столику:

- Здравствуйте, Надюша! Добрый день, госпожа... э-э-э...

- Василиса Николаевна, - подсказала Чаликова.

- Василий Николаевич, - представилась Надина подруга и на манер шляпы

чуть приподняла на голове темный парик.

- Ух ты! - восхищенно выдохнул Серапионыч.

- Что поделаешь, - картинно махнул красным рукавом Василий

Николаевич, - иногда ради пользы дела приходится идти по скользкому пути нашего приятеля, прокурора Рейкина. А как вы думаете, доктор, что лежит в этой неприметной сумке?

- Судя по ее виду, наверное, картошка, - предположил Серапионыч.

- А вот и не угадали! - радостно захлопала в ладоши Чаликова.

- Девяносто тысяч долларов, - с притворной будничностью сообщил

Дубов. - Те, которые мы вернем вашей пациентке.

- Кассировой? - переспросил доктор. - Но откуда вы их взяли?

- Пустяки, - пренебрежительно подернул плечами детектив. - Загнали

письмецо Пушкина.

- Александра Сергеича? - еще больше удивился Серапионыч. - Но, черт возьми, откуда?..

- Да-да, Вася, я ведь тоже до сих пор не знаю, где вы его откопали, - поддержала Чаликова докторский запрос. - И насколько оно, извините, подлинное?

- Подлиннее и быть не может, - самодовольно рассмеялся Василий. - Уж об этом мы с Женей позаботились!

- С Женей? - настолько изумился доктор, что едва не откусил кусок чашки.

- Да. Но сначала я позаимствовал из обширной библиотеки своей домохозяйки Софьи Ивановны дореволюционное издание сочинений Пушкина, еще павленковское. Там есть автограф Пушкина - стихотворение, записанное его рукой. Вот с этим-то автографом Женя и работал. Я не очень разбираюсь в компьютерной графике, но знаю, что сперва он сосканировал текст, затем разделил его на буквы и создал новый шрифт - «пушкинский прописной». То есть можно было нажать на соответствующую клавишу, и на экране появлялась соответствующая буква, написанная почерком Пушкина. Конечно, поначалу при таком методе рукопись имела не совсем естественный вид - ведь никто из нас не пишет одну и ту же букву всегда одинаково, не говоря уже о соединении букв и о разных виньетках, коих не чурался и Александр Сергеевич. Так что потом Жене пришлось весьма кропотливо поработать над письмом в режиме рисования. Ну а в конце, когда все было готово, то окончательный вариант «выгнали» на лазерном принтере на ту пожелтевшую бумагу, что осталась в неоконченном дневнике кассировской прабабушки.

- То есть пушкинское письмо - плод компьютерной мистификации, - подытожила Надя. - А как же текст - может, вы и стиль Пушкина подделали при помощи компьютерных программ?

- Здесь тоже имелись свои трудности, - признался Василий. - Стиль Пушкина я имитировал, может, и не особо мастерски, но все же достаточно правдоподобно, а за образцы взял реальные письма Пушкина, в том числе и к другим дамам, каковые опубликованы в том же павленковском издании. Правда, здесь мне пришлось обратиться к нашей писательнице госпоже Заплатиной - она дала несколько дельных советов из области литературной стилистики. Сложнее было с правописанием - особенно с употреблением всяких i с точкой, ятя, фиты и прочих ижиц. Приходилось искать соответствующие слова в текстах. В общем, что получилось, то получилось. Конечно, если бы Петр Петрович показал нашу продукцию настоящему пушкиноведу, то тот сразу определил бы подделку, но у нас в Кислоярске таковые не водятся, а везти ксерокопию на экспертизу в Москву или Питер господа аферисты не рискнули - иначе, гм, оригинал мог бы уплыть мимо них. Петр Петрович и его сообщник-лжебизнесмен прекрасно понимали, что на пушкинских эпистоляриях они заработают много больше, чем на тургеневских, и чтобы их заполучить, готовы были даже расстаться с теми девяносто тысячами, что «зажилили» Кассировой.

- Да, Василий Николаич, - задумчиво отпил Серапионыч пару глотков остывшего чая, - но все же вы, как мне кажется, несколько рисковали. Сколь бы слабо эти жулики не разбирались в литературе, но не могли же они совсем ничего не заподозрить!

- Риск был, - согласился Дубов. - Я даже представляю себе их спор. Один говорил, что дело верное и наваримся еще больше, чем на Кассировой, даже если придется выложить баксы. А другой наверняка сомневался - мол, подозрительно, что в последние дни письма великих писателей просто косяками пошли. И заметьте, друзья мои - Петр Петрович назначил место для совершения сделки именно в «Трех яйцах всмятку». Понятно - он ведь человек Железякина и мог заранее ознакомиться со всеми ходами-переходами ресторана. Наверняка он еще и надеялся, что попутно удастся нас облапошить - взять письмо, а денег не отдать. Потому-то и приглашал нас с Надей в отдельный номер. Но я заранее попросил инспектора Столбового быть начеку, хотя до его вмешательства, слава богу, дело не дошло.

- Что ж, Василий Николаич, поздравляю вас с успешной операцией, - отхлебнул Серапионыч еще глоток чая со скляночной добавкой. - И что вы теперь собираетесь делать?

- Как что? - удивился Дубов. - Вернуть деньги Кассировой. Так что, доктор, если вам не трудно, пригласите ее ко мне в контору ну хотя бы сегодня часов в шесть. А заодно и сами заходите. Только не говорите госпоже Кассировой, зачем я хочу ее видеть, пусть это будет маленький сюрприз. - Василий Николаевич глянул на свои дамские часики. - О, что-то мы тут засиделись. Пора и за дела.

Доктор поспешно допил остатки чая, и все трое покинули зал ресторана.

x x x

 

Ровно в шесть вечера отворилась дверь, и, совсем как несколько дней назад, в сыскной конторе появились Софья Кассирова и Серапионыч. Как и в прошлый раз, доктор поддерживал поэтессу под руку, а лицо госпожи Кассировой выражало египетскую муку.

- Добрый вечер, Василий Николаевич, - голосом умирающего аллигатора произнесла Софья. - Добрый вечер, госпожа... - Эти слова относились к Чаликовой, которая, в отличие от прошлого раза, находилась не в «девичьей», а тут же в конторе, сидя на стульчике у окна.

- Госпожа Чаликова, - представил Дубов Надю. - Помогает мне вести ваше дело.

- Вы меня пригласили, чтобы сообщить, как продвигаются поиски? - таким же слабым голосом продолжала поэтесса.

- Да, пожалуй, - согласился детектив. - Хотя, собственно, поиски уже завершены. Наденька, прошу вас!

Надя с трудом оторвала от пола стоявшую в углу за фикусом хозяйственную сумку, поставила ее на стол Дубова, заблаговременно освобожденный от всего лишнего, и с ловкостью фокусника-иллюзиониста принялась извлекать тысячедолларовые пачки. Кассирова с широко открытыми глазами и ртом глядела на чаликовские священнодействия.

- Ровно девяносто тысяч, - провозгласил сыщик, когда содержимое хозяйственной сумки иссякло, а на столе выросла приличная горка.

- Василий Николаич! - вскричала Кассирова, когда до нее наконец-то дошел смысл происходящего. - Вы нашли их! - И не успел Дубов увернуться, как поэтесса заключила его в могучие объятия.

- Ну что вы, зачем же так, - смущенно бормотал детектив, пытаясь освободиться от железных тисков, похожих на пасть священного нильского крокодила.

Внезапно Кассирова перешла на деловой тон:

- Простите, но вы сказали, что здесь девяносто тысяч. А я потеряла сто.

- Ну знаете, - ахнула Надя, - сказали бы спасибо, что вообще...

- Насколько я помню, - поспешно перебил Василий, потирая пострадавшие

бока, - вы обещали десять тысяч посреднику. Он их и получил. А вот ваши девяносто - потрудитесь пересчитать.

Издав горестный вздох дочери фараона, потерявшей возлюбленного в водах священного Нила, госпожа Кассирова принялась пересчитывать «зелененькие», но тут зазвонил телефон. Дубов поднял трубку:

- Сыскная контора слушает. А, добрый денек, Ольга Ильинична.

- Василий Николаич, вы не очень заняты? - сквозь помехи раздался из

трубки знакомый голос писательницы Заплатиной. - Угадайте, откуда я звоню.

- Судя по слышимости, откуда-то с Марса, - наугад предположил детектив.

- А вот и не угадали! Из вашей гостиной на Барбосовской. Заглянула к вам в гости, но не застала, а Софья Ивановна уговорила меня вас подождать. И даже напоила чаем со своими непревзойденными сандвичами.

- Да, сандвичи у Софьи Ивановны бесподобные, - согласился Дубов. - Ольга Ильинична, если вы не спешите, то подождите - я скоро буду. Вот отпущу клиента...

- Нет-нет, ради меня не торопитесь, - ответила госпожа Заплатина, - просто пока Софья Ивановна готовила сандвичи, я взяла с полки павленковского Пушкина и еще раз просмотрела его переписку.

- И что же?

- Не хочу вас разочаровывать, но боюсь, что с тем якобы пушкинским

письмом мы с вами дали маху.

- То есть? - чуть нахмурился Василий.

- Мы написали его по-русски, а в ту пору с дамами было принято

переписываться по-французски. У Павленкова имеются даже соответствующие примечания. Разве что письма Пушкина к Наталье Николаевне: пока та была его невестой Н.Н. Гончаровой, он писал к ней по-французски, а когда она стала его супругой Н.Н. Пушкиной, то уже перешел на «великий и могучий». Кстати, это ведь Александр Сергеич так его назвал?

- Нет, кажется, Иван Сергеич, - не совсем уверенно ответил Дубов. При этом имени Кассирова оторвалась от пересчета долларов и нервно оглянулась.

- Правда, последнее письмо к Александре Осиповне Ишимовой, датируемое днем дуэли, где Пушкин предлагает ей перевести Барри Корнуолла, тоже написано по-русски, но оно адресовано Ишимовой не столько как к даме, сколько как к писательнице. Но то письмо, которое мы с вами имитировали, все же обращено именно к даме... Скажите, Василий Николаич, вы еще не пустили его в дело?

- Пустил, - сознался Дубов, - но, слава богу, на сей раз все сошло... Ольга Ильинична, надеюсь, вы никуда не торопитесь? Тогда подождите, мы скоро будем. - Детектив положил трубку.

- Что случилось? - обеспокоенно спросил Серапионыч.