Подруги

Никогда ив ходите покупать себе одежду с подругой. Поскольку она может оказаться вашей невольной соперницей, то будет неосознанно подвергать разрушительной критике все, что вам идет. Даже если она самая верная и преданная подруга в мире, если она искренне обожает вас и хочет, чтобы вы выглядели красиво, я все равно буду твердо отстаивать свое мнение: делайте покупки самостоятельно, а за, советом обращайтесь только к специалистам. (Разумеется, они могут руководствоваться корыстными соображениями, но по крайней мере не будут заинтересованы в вашей неудаче.

Больше всего на, свете я опасаюсь подруг следующего типа:

1. Подруга, которая хочет во что бы то ни стало походишь на, вас. Она обязательно купит такое же, как у вас, платье, а потом скажет: «Надеюсь, дорогая, ты не будешь возражать? В конце концов, мы ведь с тобой не так уж часто ходим куда-то вместе. И потом, мы всегда можем заранее созвониться и договорится, чтобы не оказаться в одном и том же». И так далее. Вы приходите в ярость, хотя всеми силами скрываете это, а на следующий день возвращаете платье обратно в магазин.

2. Подруга, живущая на гораздо более скромные средства, чем вы, которая даже мечтать не может о том, чтобы покупать такую одежду, как ваша. (На самом деле она только об этом и мечтает.) Вы, возможно, думаете, что ходишь с вами по магазинам за одеждой для нее истинное удовольствие. Что касается меня, то я считаю это проявлением своего рода жестокости, и мне всегда больно смотреть на тех женщин, которые назначают свою лучшую подругу на роль второй скрипки. Кроме того, присутствие такой подруги при покупке не принесет вам никакой пользы, потому что она всегда, одобрит любой ваш выбор и даже слишком охотно поддержит вас, случись вам, остановишь свой взгляд на вещи, которая вам не совсем идет.

3. И наконец подруга, для которой тряпки и наряды являются единственным, смыслом жизни и чей совет, как вам кажется, вам бы не помешал. Эта избалованная и самоуверенная женщина, тут же завладеет вниманием продавцов, которые быстро определяют в человеке знающею покупателя. О вас все немедленно забудут, занятые решением вопроса, что лучше идет не вам, а вашей подруге.

Вывод. Всегда делайте покупки в одиночку. Женщина, которая берет в магазин подругу, может быть компанейской, но элегантной – НИКОГДА!

 

Я еду в Ноттинг-Хилл на встречу со своей подругой Ники Сэндз, с которой мы около года вместе пишем киносценарий. Обе мы действительно мало знакомы с писательским трудом, возможно, этим и объясняется медленное продвижение нашего проекта. С пунктуальностью ревностных прихожан мы встречаемся дважды в неделю, но прогресса никакого – только топчемся на месте. Тем не менее, это «писательство» обеспечивает нас весьма полезным алиби, надежно ограждая нас от всяких каверзных вопросов, вроде: «И чем ты сейчас занимаешься?»

В конце семидесятых – начале восьмидесятых Ники была моделью, а теперь живет с одним музыкальным продюсером в огромном доме в Ноттинг-Хилл. Они открыто, не таясь, презирают друг друга. Не отягощенные необходимостью работать, оба целый день слоняются по дому из комнаты в комнату, выискивая новые способы помучить друг друга.

Приехав в половине одиннадцатого, я застаю Ники и Дэна на кухне, где они воюют друг с другом и электрической кофеваркой. Ни один из них не умеет ею пользоваться, поэтому сейчас они стоят перед ней, держа в руках пустые чашки.

То и дело один из них пытается запустить «адскую» машину, в то время как другой отпускает на его счет ядовитые комментарии.

– Ну вот, засыпь туда кофе и поверни ручку… Нет, нет, нет!.. Только не так!

– Да заткнись ты!

– Боже! Ты опять все делаешь неправильно!

– Нет, правильно!

– А пар? Там должен появиться пар!

– Да помолчи ты! Что с тобой такое сегодня?!

– Что со мной такое сегодня?! Ты спрашиваешь, что со мной?! Да я с шести утра на ногах и все никак не могу получить вонючую чашку кофе!

Чтение инструкций к бытовым электроприборам здесь считается пустым времяпрепровождением.

Наконец Дэн не выдерживает и делает себе растворимый «Нескафе». Пятнадцатикилограммовая вершина итальянского инженерного искусства снова победила. Мы с Ники решаем, что нам надо выпить кофе где-нибудь еще, чтобы обсудить развитие сюжетной линии. На самом деле, сидя в ближайшем кафе за углом, мы в подробностях мусолим ее «высокие» отношения с Дэном.

– Он думает, что молодо выглядит! – шипит она мне, со всем драматизмом перегнувшись через стол, как будто нас кто-то собирается подслушивать. – Знаешь, что он мне сказал несколько дней назад? «Я выгляжу с натяжкой на тридцать пять, и ни днем больше!» Нет, ты представляешь? Да я чуть не поперхнулась тогда своим капуччино. (Сразу становится понятно, что они были не дома.)

Разговаривая со мной, она не спускает глаз с двери, на случай если в зал войдет кто-нибудь стройнее фигурой, смазливее личиком или в более шикарной одежде. Такого обычно не случается. Я начинаю делиться с ней соображениями насчет собственной супружеской жизни, внушающей мне в последнее время опасения, когда она вдруг вскрикивает, хватает меня за руку, заставляя обернуться.

– Боже мой, Луиза! Вон та сумочка, о которой я тебе все уши прожужжала! Вон там, смотри!

Я улыбаюсь и киваю.

Я уже привыкла к манерам Ники и к тому, что она вечно меня не слушает.

Ники принадлежит к тем женщинам, у которых всегда есть только одна подруга. Объясняется это тем, что такие, как она, кого хочешь изведут своими капризами и постоянным требованием внимания, а кроме того, в них слишком развит дух соперничества, чтобы вынести рядом с собой больше одной женщины. Мне, как никому другому, это хорошо известно. Впрочем, умение поддерживать прочные отношения с подругами никогда не было моим сильным местом. Несмотря на то, что я довольно общительна – люблю провести часок-другой в непринужденной болтовне со знакомой компашкой, – главная трудность заключается в том, что мне туго даются всевозможные признания и интимные откровения, являющиеся основой крепкой женской дружбы. Я бываю открыта для людей, если только моя жизнь в этот момент не дает трещину. Сейчас как раз совсем не подходящий момент. Дело тут еще и в том, что, если я начну доверять кому-то свои личные проблемы, мне придется как-то решать их, а к этому я пока не готова. Возможно, когда-нибудь я все-таки соберусь с духом и попробую сдвинуть что-то с места, вот тогда, наверное, и найду, кому поплакаться в жилетку. Впрочем, дружба с Ники отнюдь не предполагает какого-то особенно глубокого участия с моей стороны. Все, что от меня требуется, – просто приехать и поболтать с ней. Это нас обеих вполне устраивает, так как ни к чему не обязывает. Мы щебечем о новой дорогущей губной помаде, хотя она мне не по карману, о хатха-йоге и о тысяче других милых пустяков. В этих еженедельных отлучках из дома есть своеобразная прелесть. Я обожаю приезжать к Ники и погружаться в ее мир, где на одни только кремы для лица уходит по сто фунтов в месяц, где чашка кофе стоит никак не меньше четырех фунтов и где, разгуливая по многомиллионным хоромам, я всякий раз неизменно убеждаюсь, что, несмотря на все свои деньги, Ники с Дэном умудряются быть чудовищно несчастливы вместе. Когда собственная жизнь ставит тебя в тупик, нет ничего более утешительного, чем наблюдать за чужими дрязгами.

Нагрузившись кофеином до состояния слезливости, мы возвращаемся к Ники домой, в ее роскошную гостиную, обставленную в марокканском стиле. Всю нерастраченную друг на друга нежность Ники с Дэном вложили в эту комнату, где прежде всего в глаза бросаются громадные горы всевозможных восточных подушек и пуфиков. Они даже занавески умудрились сделать из старинных арабских ковров, так что, сидя здесь, чувствуешь, будто тебя посадили в гигантский ковровый мешок.

Бросаем в гостиной сумочки и поднимаемся в викторианский кабинет Ники, где она тотчас же усаживается за компьютер, примостившийся на антикварном туалетном столике. Я опускаюсь на диван – тоже настоящий викторианский и мучительно неудобный, по-видимому, специально устроенный так, чтобы поддерживать светских дам в состоянии бодрствования.

– Так… Что тут у нас? – Ники включает компьютер, открывает наш файл и находит место, на котором мы остановились.

– Вот, страница пятнадцать! – с торжественным видом объявляет она.

Сколько мы ни работаем и как часто ни встречаемся, мы всегда торчим на пятнадцатой странице.

– И на чем же мы тогда остановились? – Я пытаюсь собрать весь свой энтузиазм.

– Джейн собралась открыть Эрону, почему она уезжает домой.

– Ах да, точно. Ну и на чем же порешили?

Ники листает записи, которые мы сделали, пока пили кофе.

– Ты знаешь, относительно этого мы, кажется, так ничего и не придумали.

– Но у нас были какие-то идеи?

Она снова шелестит листочками.

– Вообще-то я не вижу здесь ничего, что можно было бы назвать здоровой идеей.

– Ну и что! Это не страшно. Придумаем что-нибудь душераздирающее прямо сейчас.

В комнате воцаряется могильная тишина. Откуда-то издалека доносится собачий лай. Ники, сосредоточенно грызет заусенец.

И вдруг, как глас Божий с небес, сверху раздается песня Дайонна Уорвика «Walk On By». Ники словно ошпаренная вскакивает на ноги.

– Боже! Ну почему это нужно делать именно сейчас?! Вот ублюдок!

– Делать что? – спрашиваю я.

– Ты что, не слышишь? Он включил Дайонна Уорвика! – возмущенно верещит Ники и, распахнув дверь, что есть сил кричит наверх: – Ублюдок, я знаю, что ты там делаешь! Знаю!

– Боже, Ники, да что он такого делает? – удивляюсь я, явно не улавливая сути проблемы.

– Да он там делает зарядку! – орет она, вытаращив глаза. – Ты что, не понимаешь? Этот ублюдок сейчас еще прыгать начнет, как корова! – Она хватается красивыми наманикюренными пальчиками за голову. – Вот! У меня уже и голова заболела! Знаешь, как пульсирует? Прямо вот здесь. – Она потирает левый висок. – Нет, я так работать не могу! Я просто не могу так работать! Ты не обижайся, но мне срочно нужно куда-нибудь уйти отсюда.

Так мы отправляемся по магазинам.

Хождение по магазинам с Ники требует недюжинной выносливости, стойкости и терпения.

Когда мы сидим в кафе или у нее дома, я чувствую себя прекрасно и не испытываю никакого дискомфорта, но стоит нам только отправиться по магазинам – по настоящим магазинам за одеждой, – как тут же чудовищная пропасть между ее жизнью и моей обнаруживается со всей безжалостностью. Наше очаровательное панибратство и доверительность испаряются буквально на глазах, и я с катастрофической остротой начинаю ощущать, как меня понизили в статусе.

Прежде всего, нужно видеть Ники – высокая, невероятно стройная и длинноногая, с роскошным бюстом. Одним словом, настоящая модель. А рядом с ней я.

Одежду она покупает только в «Прада», «Лени», «Харви Николс» и в «Джо Малоун» – то есть в магазинах, куда мне с моим бюджетом и в голову не пришло бы сунуться. В своем убогом пальтишке, купленном в уцененке, я стараюсь сразу же прибиться поближе к примерочной, где жду Ники, пока она, гордо вышагивая по залу, набирает горы тряпья всех мыслимых и немыслимых расцветок и фасонов. Продавцы ее обожают. На меня же они смотрят, как на неухоженную комнатную собачонку.

Иногда Ники заставляет меня что-нибудь примерить. Такие моменты особенно болезненно врезаются в мою память. Вы только представьте, что чувствую я, стоя перед зеркалом в плохо сидящем платье, с небритыми ногами, в полурваных кедах, и особенно когда из соседней примерочной выплывает Ники в точно таком же платье (только размерчиком поменьше) и выглядит как настоящая модель.

Обычно в таких случаях я острее всего чувствую взгляды продавцов. Они отводят глаза, усмехаются и говорят неправду. Минуты кажутся мне годами, пока они отчаянно пытаются уговорить нас сделать покупку.

Пока Ники, вертясь перед зеркалом, строит недовольные гримаски, хмурится и надувает губки, я ретируюсь в свою кабинку и спешу поскорее забраться, как улитка в раковину, в свое старенькое пальтишко и коричневый берет. Потом я помогаю ей донести до машины пакеты с покупками, а по дороге домой терпеливо выслушиваю ее сетования насчет того, как трудно все-таки подобрать себе одежду, когда у тебя шестой размер, а точнее, даже пять и девять.

Если бы Ники застрелила меня из пистолета, это и то не было бы столь болезненно и мучительно.

Так мы обычно проводим время. Правда, скоро все изменится.

Спасибо мадам Дарио. В следующий раз, собираясь на встречу с Ники, я ни за что не надену коричневый берет и суконное пальто, купленное в уцененке. Я уже приобрела себе кое-что из одежды. Приобрела сама, без чьей бы то ни было помощи.

К этому шагу я готовилась заранее, пытаясь обдумать все «за» и «против». Обычно я не позволяю себе даже заглядывать в дорогие магазины – к чему это моральное истязание, если все равно нет денег? Иногда я использую другой способ – говорю себе, что я слишком толстая и куплю себе что-нибудь, когда похудею до шестого размера. Но с тех пор, как я стала ходить на работу в сарафане, Колин буквально захваливает меня, дразнит обольстительницей. А в субботу случилось вообще нечто из ряда вон выходящее.

На меня обратил внимание мужчина!

У меня был обеденный перерыв, и я буквально умирала от голода – хотела есть не просто сильно, а что называется, до трясучки. Сбегав в кулинарию, я принесла оттуда в театр рыбный салат в пластиковой баночке и шоколадный пудинг и, усевшись в красной бархатной ложе, принялась все это уминать. Вообще-то процесс принятия пищи должен происходить степенно, но то, что делала я, можно было смело назвать самым настоящим пожиранием. Мне кажется, я даже издавала какие-то урчащие звуки, склонившись над пластиковой баночкой – чтобы быстрее доносить вожделенную пищу до рта. Так женщина может есть только в полном одиночестве, сидя перед телевизором в пижаме, которую не снимала весь день. Разница заключалась лишь в том, что я была не одна – за мной наблюдали.

Этого мужчину я видела впервые. Темноволосый, почти жгучий брюнет с грустными карими глазами, он был одет в джинсы и линялый хлопчатобумажный свитер.

Он просто стоял, спрятав руки в карманы, и смотрел на меня. Заметив его, я чуть не поперхнулась каперсом.

– Интересное место для еды, – с улыбкой заметил он.

«И откуда ты такой взялся? – пренебрежительно подумала я, решив, что это кто-нибудь из машинистов сцены. – Валил бы ты отсюда и дал бы мне спокойно поесть». Однако вслух коротко объяснила:

– Наверху у меня сожрут весь пудинг, а мне он и самой нужен.

С этими словами я вернулась к своему пиршеству, но он продолжал стоять там, еще глубже запустив руки в карманы и раскачиваясь взад и вперед.

– Что-то я вас не припоминаю, вы здесь новенькая? – дружелюбно поинтересовался он.

– Нет. Я работаю в кассе, – отчеканила я, давая понять, что не намерена вдаваться в разговоры, но он медлил, терпеливо снося мои немногословность и равнодушие.

Я продолжала жевать, но уже не так энергично – он испортил мне весь кайф, вверг меня в смущение, и я с ужасом обнаружила, что ем рыбный салат ложкой. Он задал еще несколько вопросов – до скольких работает касса, и что я думаю о здешних сотрудниках, – но ответы его, похоже, мало интересовали, он просто смотрел на меня. Я никак не могла понять, что ему нужно, и от этого нервничала и чувствовала себя неуютно. В конце концов, свернув трапезу, извинилась и ушла. Уже на рабочем месте в кассе я пожаловалась Колину на свой испорченный обед.

– Ну и что же тут удивительного, моя маленькая обольстительница? – расхохотался он, наливая мне в чашку сладкий чай. – Ты ему понравилась, вот и все.

– Я?! Понравилась? Да окстись, Кол!

– Нет, Узи, это факт – парень на тебя запал. И кстати, он никакой не работяга и не машинист сцены. Он наш новый технический директор, и зовут его Оливер Вендт. Для вас, девчонок, лакомый кусочек.

В душе у меня происходило что-то странное – все трепетало и горело. Я чувствовала себя подростком.

– Запал на меня? – эхом повторила я.

Колин обнял меня сзади за плечи.

– Да, Луиза, запал. И давай-ка уже привыкай к этому.

Когда вечером, закончив работу, я выходила из театра, Оливер Вендт стоял на крыльце и курил. «Подозрительно часто попадается на глаза, если учесть, что мы едва знакомы», – подумала я.

– Спокойной ночи, Луиза! – окликнул он меня. Я остановилась и обернулась.

– Вы знаете мое имя?

– Знаю, – сказал он, затоптав каблуком окурок. – А меня зовут Оливер, так что теперь вы мое тоже знаете.

Он смотрел мне прямо в глаза. Сердце заколотилось у меня в груди, отдаваясь глухим эхом в ничего не соображающей голове. Я отвернулась и улыбнулась про себя.

– Спокойной ночи, Оливер, – ответила я и спиной буквально ощутила, как он тоже улыбнулся.

Домой я брела так медленно, насколько это было возможно, мне не хотелось, чтобы приподнятое чувство покинуло меня. И в ту ночь, лежа в постели рядом с мужем, я в кои-то веки так и не смогла уснуть.

В воскресенье я вскочила спозаранок и, не дожидаясь, когда проснется муж, рванула на Оксфорд-стрит. Я отправилась прямиком в «Топ-шоп» и долго блуждала по лабиринтам витрин и прилавков с коллекциями роскошной одежды.

Наконец, не перемерив даже и половины того, что там было, я остановила свой выбор на серо-стальных широких брюках и бледно-розовом облегающем кардигане. Воодушевленная этими приобретениями, я отправилась на другую сторону улицы в «Джоунс» и там купила черные полусапожки на изящных каблучках. Так совершенно неожиданно свершилось то, в чем я до сих пор себе неизменно отказывала. Коричневый берет и суконное пальтишко ушли в прошлое, теперь я порхаю, словно бабочка, во всем великолепии своего нового топ-шоповского наряда.

В понедельник в полдень у меня назначена встреча с Ники в кафе «Тома». Являюсь туда с небольшим опозданием. Ники уже там – глушит капуччино с вожделением завзятого нарка.[5]Оторвав взгляд от чашки, она замечает меня, и я машу ей. Однако вместо ответного приветствия Ники только хмурится.

– Извини, я опоздала, – говорю я, небрежно бросая пальто на спинку стула. – Давно ждешь?

Она недоуменно разглядывает меня, исследуя глазами каждую деталь моего нового облика, и наконец произносит:

– Ты выглядишь совсем по-другому.

– Да, – говорю я, улыбаясь, довольная тем, что она заметила.

– Да это же новые брюки, одна из последних моделей! – Звучит это не как наблюдение, а как нечто вроде обвинения вперемешку с негодованием.

– Да, – говорю я и, гордо вильнув бедрами, отодвигаю стул.

– И когда же ты занималась покупками? – требовательно вопрошает она.

– В воскресенье.

Я сажусь, и ко мне тут же подбегает молодой официант в переднике, с зализанными волосами.

– Что вам принести? – спрашивает он, улыбаясь и буквально сияя.

Обычно, чтобы привлечь к себе внимание, я вынуждена махать руками, как регулировщик на посту, но сегодня все меняется самым что ни на есть премилым образом. Я улыбаюсь ему в ответ.

– А что у вас сегодня есть? – интересуюсь я.

– Сегодня у нас суп-пюре с обжаренными кусочками красного перца и авокадо. Это блюдо подается холодным, но… – Он кокетливо мне подмигивает. – Но по-моему, вы как раз похожи на ценителя холодных супов.

– Неужели? – Я хихикаю.

Ники видеть все это невмоготу, поэтому она вмешивается:

– У нас нет на это времени! Нам нужно работать!

– Я мог бы принести его прямо сейчас, – говорит официант.

Какая услужливость!

– Прекрасно. Благодарю вас. И еще, пожалуйста, апельсинового сока, – прошу я.

– Без проблем. Свежевыжатого?

– Разумеется.

– Ах да, мне бы следовало и самому догадаться.

– Так, извините! – Ники швыряет пустую чашку обратно на блюдце. – Я, кажется, тоже заказала кое-что, и это было почти двадцать минут назад!

– Да, да, я помню. – Официант снова подмигивает мне перед тем, как уйти.

Ники в ярости.

– Нет, ну куда это годится! Что за обслуживание! Сколько можно ждать свой заказ?! Нет, с меня хватит! Пошли отсюда! – Она с громким хлопком выкладывает на стол пятифунтовую бумажку. – Пошли лучше в «Анджело». – Сердито натянув черное шерстяное пальто из «Прада», Ники мчится к выходу.

– Извините, – бросаю я на ходу прилизанному молодому человеку и перехожу почти на бег, чтобы догнать ее у дверей.

На улице Ники заметно успокаивается.

– Слушай, а пошли ко мне, – предлагает она. – Я могу приготовить нам что-нибудь поесть.

– Прекрасная идея, – соглашаюсь я, и мы молча идем в сторону ее дома.

Дома мы застаем на кухне Дэна – он отправляет куда-то факс.

– Привет, Луиза. Потрясающе выглядишь! Ты что, похудела?

– Нет, Дэн, спасибо. Просто купила новые брюки.

– Очень красивые. Ну-ка повернись!

Я выписываю небольшой пируэт, и Ники закатывает глаза. Бросив пальто, она проталкивается мимо нас.

– Дэн, ради Бога! Обычные брюки, ничего особенного! – раздраженно огрызается Ники, швыряя на стол продукты из холодильника.

Но Дэн не теряет живого интереса к моей обнове.

– Где же ты их купила?

– Дэн, да что ты привязался? – Ники остервенело пуляет дорогущие мини-помидорчики в деревянную миску. – Тебе-то какая разница?!

– В «Топ-шопе», – сообщаю я.

– В «Топ-шопе»? – Он явно удивлен. – Там одеваются мои девочки.

– Что ты несешь?! – Ники хлопает дверцей холодильника. – Никто из твоих знакомых не одевается в «Топ-шопе».

– Нет, сейчас одеваются. И сколько же они стоят?

– Да ерунда, тридцать пять фунтов.

– Вот это да! Не может такого быть! – Сама идея покупки одежды за такие крошечные деньги явно нова для Дэна.

– Слушай, Дэн, оставь нас одних. Нам нужно поработать, – не выдержав, распоряжается Ники, указывая ему на дверь.

Но Дэн, ничуть не обидевшись, медлит с уходом.

– Никс, а почему ты не одеваешься в «Топ-шопе»?

– Не называй меня Никс! – Она яростно рубит что-то ножом, так что кусочки мелким крошевом разлетаются в разные стороны.

– Нет, а правда, – не унимается Дэн. – Почему бы тебе не пойти и не купить такие же брюки, как у Луизы?

Ники поворачивается – в руках ее нож, глаза прищурены в две узенькие щелочки.

– Потому, радость моя, что у меня нет необходимости одеваться в «Топ-шопе». Потому что я могу себе позволить покупать приличную одежду у нормальных дизайнеров. Мы все живем так, как нам позволяют средства, и Луиза купила то, что смогла осилить. С ее зарплатой особенно не разгуляешься. Да и с фигурой тоже. – Она снова поворачивается к нам спиной и с треском вонзает нож в разделочную доску.

На мгновение кухня погружается в тишину. Дэн смотрит на Ники, не в силах поверить услышанному.

– Боже, какая же ты, оказывается, жестокая сука! – выдавливает он наконец из себя.

Ники снова поворачивается и смотрит на меня стеклянными омертвелыми глазами – глазами акулы.

– Я не хотела, чтобы это прозвучало так. Я имела в виду…

Дэн поворачивается, чтобы уйти.

– Мне жаль, Луиза. Извини, мне действительно очень жаль.

– Какого черта ты за меня извиняешься?! – орет Ники ему вслед.

Дэн уходит, и на кухне становится тихо. Ники оборачивается и, улыбаясь, медоточивым голоском спрашивает меня как ни в чем не бывало:

– Тебе тунца в салат положить?

– Нет. Не надо, спасибо. – Это все, что я могу вымолвить.

Вильнув бедрышком, она снова принимает прежнюю позу и продолжает что-то стругать.

– Тогда положишь себе что захочешь.

Нам с Ники так и не удается перебраться на шестнадцатую страницу. Мы приходим к выводу, что у нас имеются серьезные творческие расхождения и что все это время мы мыслили в разных направлениях. До сих пор мы этого не замечали, но теперь это стало ясно как божий день.

Учитывая, что я привыкла видеться с ней дважды в неделю, мне следовало скучать по ней больше, чем это есть на самом деле.