ПРЕДСКАЗАНИЕ И ПЛАНИРОВАНИЕ УСПЕХА В БРАКЕ1

Одной из величайших методологических трудностей, с которыми приходится встречаться социальным наукам, яв­ляется разрыв между вербализованным поведением (выраженным в интервью, свободно ассоциативных тестах, от­ветах на анкеты и т. д.) и поведением в жизненных ситуа­циях (модели действия индивидуумов), в которых вербали­зованное поведение является только незначительным компонентом и значение самого словарного содержания подвергается глубокому изменению благодаря влиянию моде­ли действия, которое его порождает. Чем более основным и центральным является ситуация или отношение, напри­мер в семье или браке или участвующих индивидуумов, тем больше социальное напряжение, если возникает по­добный разрыв. В «добрачных» ситуациях пренебрежение к этому разрыву должно вести к серьезным ошибкам в ана­лизе материала, предсказании неудачи или успеха и, на­конец, в рациональном планировании будущих отношений. Мне кажется, что наиболее важные исследования проблем семьи и брака должны в ближайшие годы быть сосредото­чены на разработке теории процедур, методов и тестов, которые могут приблизить разрешение этой проблемы. Трудность, стоящая перед исследователем в области меж­личных отношении, заключалась в том, что, по-видимому, были возможны только два основных подхода: исследова­ние, основанное на вербализованном поведении и наблюде­нии людей в жизненных ситуациях при помощи таких средств, как участник-наблюдатель. Оба метода имеют и имели свои достоинства, но когда дело доходит до факти­ческого планирования межличных отношений и предска­зания их развития, эти методы, по-видимому, оказываются неподходящими. Поэтому необходимо найти средний путь между двумя крайностями, который может ближе подой­ти к модели действия самих межличных отношений. Зани­маясь изучением многих проблем брака средствами психо­драматической техники, мы разработали метод, при помо­щи которого, как я полагаю, можно легко и точно диагно­стировать причины неудачи многих брачных отношений, также представляющих средство, при помощи которого можно предупредить в будущем неподходящие браки.

Психодрама и ее союзница социометрия открывают для исследования действия широкое поле, которое должно быть весьма привлекательным для молодого социолога вследст­вие почти неограниченной возможности экспериментиро­вать новыми приемами, выходящими далеко за пределы до сих пор разработанных методов и тестов. Психодрамати­ческие методы позволяют исследователю наблюдать межличные отношения в действии. Источники конфликта про­шедшего, настоящего или будущего выявляются в среде, в которой их можно диагностировать и лечить, предусмот­реть и устранить, в результате чего, если и когда они имеют место, их значение минимизируется, и они рассматриваются в «соответствующей» перспективе. Если можно предупредить конфликты в межличном отношении, то отсюда следует, что можно с известной достоверностью предполагать, что это отношение будет успешным. Следовательно, исследователь должен сосредоточить свое внимание на предсказании и предупреждении межличных конфликтов. В этой области исследования психодраматическая процедура прежде всего имеет дело с действительными жизненными ситуациями. Исследователь может сосредоточить свое внимание на самой ситуации, а также на участвующих в ней людях. Психодраме не нужно полагаться на интер­вью, анкеты или сообщения. Субъекты изучаются поодиночке или в парах, в то время как они действительно дви­гаются, говорят и действуют в определенной ситуации. Под­ход является трехмерным и происходит в настоящем, а не в отдаленный момент времени. Таким образом, исследо­ватель может одновременно с субъектами наблюдать спон­танную реакцию обоих партнеров и их отношение, когда они встречаются лицом к лицу с действительными жизнен­ными ситуациями.

Фактор спонтанности является весьма важным. Встре­чаясь с жизненной ситуацией, которая часто является не­ожиданной и провокационной, субъекту приходится реа­гировать спонтанно. Наблюдение поможет исследователю установить «частные спонтанности» субъектов. У одного партнера, например, реакции могут быть медленными, в то время как другой, более быстрый, может постепенно стано­виться все более нетерпеливым. Понимание того, что «част­ные спонтанности» другого больше или меньше его собствен­ных, может помочь каждому партнеру учитывать это в бу­дущем, и таким образом может быть устранен бессозна­тельный источник раздражения. На основе принципа, что каждый партнер в отношении играет «роль» ради своего или своей vis-a-vis и что каждый видит себя самого в различное время и в различных обстоя­тельствах в разных ролях, психодрама дает им возможность играть эти роли вместе. Во время психодраматического ис­следования структуры брачных отношений мы смогли уста­новить некоторые типичные конфликты почти в каждом браке. Различные пары приходят к разным решениям;

можно сказать, что фактически большая часть успеха и неудачи в браке зависит от принятого решения и от легко­сти и быстроты, с которой к нему пришли. Соответственно с этим психодраматическая процедура устанавливает ряд типичных ситуации, которые стандартизируются для исполь­зования в различных наблюдаемых отношениях. Эти ситуа­ции, конечно, основаны на действительном психодрамати­ческом опыте многих брачных пар. Каждая ситуация симу­лирует опыт, который встречается почти в любом брачном отношении. Он содержит по крайней мере семена конфликта и неизменно ведет к какому-нибудь критическому пункту, в котором одному или обоим партнерам приходится реаги­ровать таким образом, что это приведет к разрешению воз­никшего кризиса.

Таким образом, не только будущих жениха и невесту предупреждают, так сказать, о некоторых трудных мо­ментах, которые, вероятнее всего, им придется пережить во время совместной жизни, но и в разрешении этих труд­ных моментов анализируются вместе с ними и указываются их ошибки и недостатки. Они не только видят друг друга в розовом свете, обычно превалирующем в таких добрач­ных состояниях, но им также приходится встретиться лицом к лицу с некоторыми более неприятными фактами, которые, вероятно, возникнут и о которых им пока еще совершенно неизвестно. Каждый партнер раскрывается для другого в различных ролях: мужа или жены, создателя семьи или добывающего средства к жизни, отца или матери семейства, которые находятся еще далеко в будущем, заблудших мужа или жены, партнера, реагирующего ревностью, по­пустительством или каким-либо другим спонтанным образом, который вызывается действием,—а не только как влюблен­ные, стремящиеся показать свои лучшие стороны любимому или любимой. Во время этой процедуры выявятся до сих пор скрытые роли. Выявится много скрытых фактов в отношении обоих лиц, и они будут использованы для про­свещения пары и обогащения знания исследователя. Парт­неры смогут за необычайно короткое время узнать друг друга и подготовиться к подобным ситуациям во время их будущих отношений.

Психодраматическое лечение брачных проблем под­черкивает важность скрытых ролей в личности обоих парт­неров. Было отмечено много неудач, причиной которых яв­лялось возникновение роли, скажем, авантюриста или поэ­та после нескольких лет со времени свадьбы. Если бы дру­гой партнер с самого начала осознавал присутствие таких потенциальных и неразвитых ролей, эти роли можно было бы учесть и создать какие-нибудь контрроли. В каждом Случае неудачи, вызванной этой причиной, в основе неудачного брака лежит именно отсутствие способности удовлетворить такую роль. Скрытая роль возникает, не находит удовлетворения в брачном партнере, ищет удовлетворения в другом месте. Насколько счастливее был бы результат, если бы скрытая роль была выявлена психодраматическими средствами, а затем, может быть, осталась бы погребенной до какого-то более позднего времени, когда она смогла бы возникнуть, чтобы найти удовлетворение в брачном партнере скорее, чем в ком-либо другом.

Создание психодраматической среды, в которой может быть проведен подобного рода эксперимент, является легким делом. Одновременно достигается и двойной резуль­тат: неограниченный материал для исследования на уровне действительности и реальной жизни, а также практическая подготовка будущих супругов к совместной жизни.

Дж.Л.Морено

Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.

Издательство «Иностранной литературы», М., 1958.

 

СОЦИАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ — ИНСТРУМЕНТ ТЕСТИРОВАНИЯ, ОБЪЕКТИВИЗАЦИИ И ИЗМЕРЕНИЯ 1 (1940)

 

Проблема исследования социальной ситуации имеет два существенных аспекта. Первый — это вопрос, как добиться ясного и точного подхода к исследуемому социальному прогрессу так, чтобы собрать истинные, реальные и ценные факторы и по возможности устранить иллюзорные и недостоверные. Социометрия в коллективах и психодрама в экспериментальных ситуациях сознательно пытаются довести субъекта до такого экспериментального состояния, которое сделает его чувствительным к пониманию своего собственного опыта и моделей поведения. В этом «спонтанном состоянии» они могут дать важный материал о системе социальных сетей, внутри которых они движутся, и тех жизненных ситуаций, с которыми они встречаются. Эта подготовка субъектов к более глубокому знанию социаль­ной ситуации, в которой они находятся, достигается про­цессами разминки и умением вызывать ту степень спонтан­ности, которая необходима в данной ситуации.

В социальных науках, к субъектам нужно подходить в разгар действительной жизненной ситуации, а не до или после нее. Они поистине должны быть самими собой, в пол­ном смысле этого слова. Они должны измеряться в реальной и естественной ситуации, иначе может оказаться, что мы из­меряем нечто совершенно отличное от той ситуации, ко­торую намеревались измерить. Если у нас нет ясного пред­ставления о проблеме, это может привести к измерению субъектов в тот момент, когда они находятся наполовину в ситуации, а наполовину вне ситуации, прежде чем они начали действовать в ней или значительное время после того, как они ее пережили, а ситуация «остыла», преврати­лась в нечто социально устойчивое. Очевидно, что изме­ряемая ситуация должна быть схвачена in statu nascendi, а субъекты подготовлены к ней разминкой. Это подчеркивает огромное значение понятия момента для всего концепту­ального мышления, важного для подготовки к истинным экспериментам в человеческих обществах.

Необходимость исследовать среду или социальную ситуа­цию, чтобы адекватно отображать каждую фазу ее разви­тия (раннюю, позднейшую и конечную), является ре­шающей для каждой области социологии. Социометрия сде­лала это своей особой целью. Социометрические приемы, известные сегодня, вероятно, являются только незначи­тельной частью тех приемов, которыми будет пользоваться социометрия в будущем, и их отнюдь не следует смешивать с социометрией как общей теорией социальных наук.

Другим основным аспектом проблемы является сам ис­следователь. В социальных науках проблема исследовате­ля и ситуация, в которой эксперимент или исследование бу­дут проводиться, имеют первостепенное значение. Однако методы разрешения этой основной трудности были до сих пор весьма неудовлетворительными. Давайте рассмотрим два наиболее прогрессивных подхода к этой проблеме: метод участника-наблюдателя и метод психоанализа.

Участник-наблюдатель во время своего исследования вступает в контакт с различными лицами и попадает в раз­личные ситуации, но сам он, с его предрассудками, лично­стью и его собственным положением в группе, остается неисследованным, и он сам, следовательно, является неизмеренной величиной. Изменение ситуации, подлежащей исследованию, частично вызванное его собственной социаль­ной моделью, не является неотъемлемой частью результа­тов исследования. Действительно, нам приходится прини­мать как данное непогрешимость его собственных суждений или мнений, и «неисследованный исследователь» является, так сказать, постоянной ошибкой. Это, конечно, верно толь­ко в отношении тех социальных исследований, в которых исследователи в качестве индивидуумов являются сущест­венными частями исследования. Положение будет другим в социальных исследованиях, которые изучают законченные продукты—процессы, которые стали стереотипными и ста­тичными. Исследователи ограничиваются изучением су­ществующего положения и разработкой шкал. Социальные измерения таких процессов являются, конечно, частью социометрии в ее более широком смысле, но у них ограни­ченное практическое значение без фронтального подхода — непосредственного измерения межличных явлений.

Исследователь-психоаналист является также неизвест­ной величиной в ситуации, в которой он действует в качест­ве аналиста. Любой тренировочный психоанализ, которому он мог подвергнуться ранее, не меняет того факта, что он сам не измеряется во время процесса интервью и анализа любого индивидуума. На самом деле, для того чтобы завер­шить оценку как аналиста, так и пациента, третье лицо, сверханалист, находящийся в одинаковых отношениях с обоими, должен присутствовать во время лечебной ситуации и все же оставаться вне ее.

Направленность его лечения и его интерпретация по­лученного материала являются полностью субъективными. В этот момент в ситуации нет ни одного отправного пункта, за исключением его собственного мнения, могущего быть ба­зой для определения, получен ли был материал соответствую­щим образом и является ли научно ценным то значение, которое он ему приписывает.

Для того чтобы преодолеть все серьезные ошибки, кото­рые могут быть совершены самим исследователем и благо­даря ему, мы обращаемся к социометрическому подходу, который особенно годится для микроскопического изучения социальных явлений. Участник-наблюдатель в одном из частных видов этой работы не остается «объективным» или отдаленным от изучаемых лиц, он становится их другом.

Он отождествляет себя с их собственными ситуациями, он становится продолжением их собственных ego. Другими словами, «объективный» участник становится «субъектив­ным». В качестве субъективного участника он может одно­временно или последовательно входить в жизнь нескольких индивидуумов, а затем действовать как уравновешивающий их фактор. Таков первый шаг.

Если мы рассматриваем исследователя, который проводит анкету, как находящегося в ситуации максимальной фор­мальной объективности, тогда исследователь, который успеш­но отождествляет себя с каждым индивидуумом, участвую­щим в ситуации, приближается к максимальной субъектив­ности. Специалист, действующий подобным образом, добивается превосходных терапевтических результатов, но сам метод не помогает предполагаемой объективизации самого исследователя.

Дальнейшим шагом является психодраматический ме­тод — ситуация, в которой одновременно имеются и экспе­риментальные и терапевтические условия. В этом случае присутствует главный режиссер, но он находится вне са­мой исследуемой ситуации. Исследователи, которые подвер­гаются тестированию, помещаются в жизненные ситуации и роли, с которыми они могут встретиться в коллективе или в личной жизни, до тех пор пока объем ролей и их модель поведения в этих жизненных ситуациях не будут соответственно измерены. Эта процедура продолжается, пока каждый из исследователей не будет тщательно объекти­визирован. Время от времени проводятся повторные тесты, для того чтобы не отставать от тех изменений, которые мог­ли произойти в их различных моделях поведения.

Во время такой работы объем ролей и экспансивности каждого исследователя становится вполне определенным, а тот стимул, которым он может быть для субъектов своего исследования, станет известной величиной. Таким образом, психодраматическая процедура дает нам эталон, при помо­щи которого мы можем измерять и оценивать бесконечно большое количество субъектов в определенных жизненных ситуациях и определенных ролях. Парадоксом является то, что исследователь, хотя он и был объективизирован данным процессом и стал, так сказать, «контролируемым участни­ком-наблюдателем», все же продолжает быть тем, кем он был с самого начала,—субъективным участником.

Процесс объективизации исследователя принимает различные формы в зависимости от ситуации, которую он исследует, и имеет также различные степени совершенства. Идеальная ситуация такого рода получается, когда психодраматическая группа находится в экспериментальных условиях терапевтического театра. Членам психодраматической группы разрешается такой размах спонтанности в ролях и в ситуациях, которая далеко превосходит то, что имеется в реальном коллективе, и тем не менее может включать все роли и ситуации, которые существуют там. В то же самое время поведение каждого члена коллектива, как бы спонтанно оно ни было, регистрируется в дополнение к взаимодействию между членами группы как на сцене, так и вне нее. Таким образом, создаются идеальные условия для за­дачи, стоящей перед исследователями внутри самой психо­драматической группы.

Когда исследователь подвергся тестированию вышеопи­санным способом, мы можем использовать его как инструмент для тестирования любой группы субъектов в типичных ситуациях, описанных выше. В дополнение к этому его можно использовать для лечения субъектов в его новой квалификации субъективного участника, который объективизировался до такой степени, что его можно рассмат­ривать как известную величину в процессе. Он стал вспомогательным ego, чье поведение при руководстве на психодраматической сцене может до известной степени контро­лироваться. Лечение, таким образом, освобождено от всех .предрассудков и эмоциональности терапевта. Таким об­разом, этот метод является существенным шагом вперед по сравнению с методом психоаналиста как исследователя и терапевта. Ясно, что преподаватели, общественные работ­ники, больничные сестры и другие могут получить большую пользу от подготовительной тренировки данного рода в своих соответствующих лечебных ситуациях.

Наконец, этот метод может быть с успехом применен вместе с техникой исследования — участник-наблюдатель. В результате тщательного измерения личности исследова­телей, которые будут использованы в качестве социометристов и наблюдателей в коллективе вообще, был организо­ван исследовательский центр, куда исследователи сооб­щают свои данные и результаты. Эта практика дает более объективную базу, чем та, которая существовала до сих пор, для оценки влияния характерных черт собственного поведения исследователей в отношении тех данных, которые

они получили в коллективе. Социальные исследования любо­го коллектива, основанные на социометрических принципах, имеют два дополнительных фактора. Первым является объ­ективизированный исследователь, настолько подготовленный и измеренный, что его собственная личность перестала быть неизвестным фактором. Другим являются члены коллекти­ва, которые при помощи социометрических тестов дове­дены до такой степени спонтанного участия в исследовании, что дают истинные и достоверные данные. Таким образом, социальные структуры, которые действительно существуют в коллективе в момент исследования, выявляются нами с минимальной ошибкой, как со стороны исследователей, так и исследуемых, общающихся друг с другом путем теле или двойной техники, а не путем интервью.

 

Дж.Л.Морено

Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.

Издательство «Иностранной литературы», М., 1958.

 

СОЦИОМЕТРИЯ И ТЕОРИЯ РОЛЕЙ (1947)

Я хотел бы возвратиться к источнику возникновения идеи, ее status nascendi, для того чтобы обнаружить, чем она является. Окончательная форма идеи является часто обманчивой. Я нашел этот метод полезным для понимания других. В этом случае я применяю его к себе. Будет иллю­зией думать, что автор хорошо знает свои собственные тру­ды, потому что он сам написал их; автор в пятьдесят лет может стоять гораздо дальше от самого себя в двадцать лет, чем от другого человека в пятьдесят. Поэтому, когда я сом­неваюсь, находится ли та идея, которую я начал развивать, на правильном или неправильном пути, я возвращаюсь к мо­менту моего первого вдохновения, когда я придал ей ее первоначальную форму, когда план моих мыслей был сме­лым и ничем не нарушался.

Поэтому я возвращаю читателя к одной из моих первых работ — брошюре, опубликованной весной 1914 года, за несколько месяцев до начала первой мировой войны. За­главие содержит всю идею: «Приглашение встретиться», или, в немецком оригинале, «EinladungzureinerBegegnung». Оно дословно означает то, что сказано: приглашение мной (авто­ром) встретиться с вами (читателем). Это значит — заменить неестественную, или условную, встречу между автором и чита­телем (читатель читает книгу) реальной встречей: автор встре­чается с читателем лично. Поскольку этот план полностью созрел, прежде чем он стал экспериментом в действии, он стал экспериментом в моих мыслях, он дал мне возможность заполнить книгу размышлениями о том, в чем заключается процесс встречи одного человека с другим, и подготовиться к этой цели. Настойчивое ожидание этой встречи имело послед­ствия. Автор был на пути к тому, чтобы переменить свою роль— он должен был превратиться в актера, а читатель или читатели подобным же образом были на пути к тому, чтобы пе­ременить роли—превратиться в актеров. Автор производит разминку перед встречей с читателями, а они производили разминку, чтобы встретиться с ним, пока, наконец, встреча состоялась— предварительный шаг к образованию истинного общения. Мне казалось, что только те люди, которые «встре­чаются друг с другом» или которые находятся на пути к встрече друг с другом, могут образовать коллектив. Встре­ча являлась категорией реализации и в плане, отличном от интеллектуализированных производных, таких, как меж­личные или межчеловеческие отношения. Я упорно пытал­ся переместиться из воображаемой плоскости в реальную плоскость постановки, не упуская ничего, что мог предло­жить интеллект, для того чтобы усилить спонтанность и творчество собрания, когда оно переходит в плоскость ре­альности. Результатом такого подхода к людям и вещам явилось развитие социального метода, который может быть назван методом аналитического актера в проти­вовес методу анализирующего наблюдателя, исследова­ния действием в противовес исследованию наблюде­нием.

Я сам превратился в актера, для того чтобы узнать большее своих мыслях (выборах и решениях), и превратил своих товарищей в актеров, для того чтобы они больше узнали относительно своих мыслей (выборов и решений), а также переменил их роли, для того чтобы они смогли больше узнать друг о друге. В широком смысле здесь заключено мето­дологическое зерно того, что позднее стало известным как межличные системы, социометрия и психодрама. Это не прежний, несознательный актер-человек, это не прежний аналист, это синтез обоих: один аналитический актер встре­чает другого. Аналитический элемент не мешает спонтан­ности и творчеству актера, это часть его самого. В своем раз­витии аналитический элемент может дифференцироваться внутри личности актера как аналитического самонаблю­дателя; происходит дальнейший синтез между методами аналитического актера и аналитического наблюдателя.

Джордж Г. Мид является классическим примером тон­кого аналитического наблюдателя. Подобно другим мыс­лителям начала XX столетия, таким, как Зигмунд Фрейд, Анри Бергсон и Джон Дьюи, он принадлежал к классу философов-наблюдателей.

Между работами Мида и моими собственными я вижу одну существенную разницу, и это, вероятно, относится ко всему, что каждый из нас сделал. Нет ничего более возвы­шающего, чем подтверждение идей. Делается огромная ус­луга распространению истины, если указывается на сход­ства там, где они существуют. Но с одинаковой силой сле­дует подчеркнуть и разницу. Однако несогласие в подходе не означает несогласия в целях. Следующим вопросом поэ­тому является, одинаковые ли цели у нас с Мидом. Да, я полагаю, что мы оба приготовлялись к творчески возни­кающему и социометрически направляемому обществу.

Сравнение мидовской «философии настоящего» с моей «философией момента» говорит о другом расхождении в мнении, может быть большем, чем расхождение относительно духа. В другом месте я формулировал это различие следую­щим образом: «Настоящее Мида—универсальная ста­тическая и пассивная категория, это, так сказать, автома­тический коррелят всякого опыта. Как переход от прошло­го к будущему, он всегда присутствует. Настоящее—это формальная категория, противостоящая моменту, который является динамической и творческой категорией; именно путем спонтанно-творческого процесса формальная кате­гория настоящего достигает динамического значения, ког­да она превращается в момент. Полностью автоматический и чисто механический процесс, как например повторный показ кинофильма, имеет также «настоящее» в качестве наиболее интенсивного творческого опыта»1, но он не имеет «момента». Мид уточнил и распространил идею настояще­го, но в диаметрально противоположном направлении. Он, аналитический наблюдатель, особенно интересовался слож­ной относительностью настоящности в рамках научного метода. Я интересовался творческим актом и «эволюцией творца». По-видимому, мы оба находились под влиянием Бергсона. Но в то время как Мид исключил мистический элемент бергсоновской «duree», я тщательно обдумал его и вышел за его рамки, развив методы действия и тренировки, которые дали возможность тренировать творчество и изме­рять его.

Другое разногласие лежит не столько в методе, сколько в путях достижения. Я здесь имею в виду тот пункт, на кото­ром сходимся Мид и я: теорию ролей, которую мы разрабо­тали независимо друг от друга. Я разработал ее путем экспе­римента, введя такие понятия, как «играние роли» «игра­ющий роль: и «тестирование роли». Он ввел ее как наблю­датель, вводя термины вроде «брать роль» и «брать роль дру­гого». Он был заинтересован в культурной консервации выбирания роли, в то время как я начал с играния роли в statu nascendi, начав экспериментировать со спонтанно-ди­намической режиссуры ролей, двигаясь по направлению к их стереотипным формам. Миду пришлось пройти через целый жизненный период наблюдений, для того чтобы прийти к этому; я получил это без усилий, «бесплатно», из спонтанной драмы—области, в которой я начал работать приблизительно в 1910 году 2. Даже здесь нужно отме­тить существенные расхождения. Можно подумать, что Мид и я находились под влиянием идеи Вундта о связи жеста с речью, но у Мида развитие жеста и языка занимали слишком большую область психики, он оставлял мало рас­смотренными, неисследованными несемантические области. Согласно моей гипотезе, имеется значительное психическое сопротивление проникновению языка и даже некоторое соп­ротивление инфильтрации жестов. Нет никаких оснований полагать, что неязыковые области являются нечеловече­скими, как это делает Мид. Эти немые области существуют одновременно с речевыми на человеческом уровне и имеют большие возможности развития. Могут быть формы «со­циального» общения без участия жестов. Поэтому является ошибкой сводить явление теле к простому отражению и соот­ветствию процесса общения путем языка.

Последние, но не менее важные аналогичные попытки найти пункты сходства между работами моей собственной и других авторов, например Бергсона или Фрейда, могут быть сделаны на тех же основаниях. Бергсонианец может убедиться, что моя работа дает клиническую основу для «L' Evolution Creatrice» и «elan vital». Психоаналисты могут утверждать, что психодрама на уровне действия — это то же, что психоанализ на вербальном уровне, и что оба метода преследуют одинаковые цели. Истинным и последним во­просом, однако, будет вопрос, смогли бы развиться социаль­ная психология Мида, практика ролей и тренировка ро­лей, психодрама и социодрама, социометрия и групповая психотерапия и смогла ли бы когда-нибудь возникнуть из бергсоновской duree и фрейдовского libido и метода пере­ключения моя сложная система методов тренировки и дей­ствия. По моему мнению, ответ во всех трех случаях яв­ляется отрицательным. Их вклад огромен и подготовил почву, но я полагаю, что потребовались теоретик и прак­тик, соединенные в одном лице, теория, которая выросла из практики и развивалась с ней, синтез актера и наблюда­теля, чтобы придать специфическую, конкретную форму новым методам.