Строевая подготовка

 

- Все, хватит зависать, - дала всем встряску Элен, - сейчас Гну будет принимать у вас экзамен по строевой подготовке. Давайте пошевеливайтесь, ползите все в большую комнату. Гурун попытался прибавить скорость, но только вскрикнул от боли. После трех дней ползанья на коленках ему казалось, что он передвигается на голых костях и при каждом наступлении на колено, он ощущал жуткую боль. Поэтому Гурун стал пытаться встать на носки ног и ладони рук и так передвигаться.

- Что, не приятно? А ну, опустился, - заметила его Элен, - а когда свинил, когда разваливал Эгрегор, не хотел учить рулонитов, искажал истину, тогда приятно было, да? - бесилась жрица.

Гурун изо всех сил пыжился, пытаясь осознать, как он свинил в последнее время, но чувство важности все-таки давало о себе знать, хотя уже не так сильно как обычно, так как трехдневное голодание и ежедневные часовые разминки делали свое дело.

«Эх, только бы выдержать, только бы выдержать, - думала в это время Вонь Подретузная, так же ощущая боль в коленях, - ведь когда-то же это кончится все равно, только бы не сбежать, ну, Гурун здесь, значит, я пока буду тут, а потом посмотрим».

Никаким осознаванием здесь даже не пахло. Каждый думал о своих гнилых планах. Настолько деградировали, что уже не могли просто радостно принимать. Итак, началась веселая строевая. Гну вальяжной походкой прошел через зал, уселся в кресло и начал небрежно, даже как бы нехотя, давать команды:

- Эй ты, Нарада, а ну вставай в тот конец комнаты.

«О, классно, начало мне нравится, - подумал Мудон, видя, что Нарада встает с колен, - видимо строевая все-таки будет проходить на двух лапах, а не на четырех, вот это кайф», - обрадовался Мудила раньше времени. Нарада тем временем пытался выполнить команду «смирно». Его слишком длинное и худое тело никак не хотело выпрямляться, заваливаясь, то влево, то вправо, то вперед, то назад.

- Эй, ну хватит тут березку изображать, - поучал Гну, - а теперь на месте шагом марш, ать- два, левой, левой.

Только было Нарада хотел начать маршировать, как обнаружил, что ноги не хотят никак разгибаться.

«Ой, что это со мной, как-то мне не по себе», - думал Нарада. Вдруг он почувствовал, что хочется опуститься снова на колени. Уж настолько привык. Нарада сделал новую попытку шагнуть вперед, но когда он стал заносить левую ногу, длинное тело покачнулось, левая нога заплелась о правую, и Нарада чуть не ебнулся об пол, чем вызвал бурное веселье.

- Нарада, смирно, - сквозь смех снова выговорил Гну.

Длинное неуклюжее тело вновь стало пытаться выпрямиться.

- Шагом марш! - последовала следующая команда.

Нарада, еле переставляя ходули, стал маршировать, если это можно было так назвать.

- Ну ты, вперед-то продвигайся, долбоеб, - гнал его Гну или у тебя ноги к полу приросли? Нарада стал кое-как перемещаться вперед, по-прежнему выбрасывая скрюченные ходули, но все никак не мог понять, куда же деть руки, они разлетались в разные стороны, и он никак не мог их пристроить. Следующим должен был маршировать Мудя.

- Мудя, смирно, - скомандовал Гну.

Мудон кое-как встал на ноги, с хрустом распрямляя колени.

«О, нихуя себе, какой я оказывается высокий, - удивился он, - аж голова закружилась».

- Вы че все как пьяные, даже в стойку «смирно» не можете встать? – разбесился
Гну, - да, тоже мне, наставники Великие. Хоть бы маршировать поучились, а то Наполеоном-то каждый горазд себя мнить, шизоиды.

- На-ле, на-пра-во, кру-гом, ша-гом марш, на месте стой, - отдавал команды Гну.

Мудон не успевал доделать одну команду, как уже звучала следующая, и он долго соображал, где лево, право, что такое - «марш», «стой», и при этом постоянно ударялся о рядом стоящий шкаф. Потом опять очухивался, пытаясь услышать новую команду.

«Ох ты, может это практика на отключение внутреннего диалога», - подумал Муд.

- Ну все, хватит, клоун, - остановил его Гну. – Давай, кто там следующий?

А следующими шли лица женского пола. Первой выперлась Синильга. Как девочка-дюймовочка, она продефилировала мимо Гну, виляя задницей.

- Слушай, Синильга, ты не на панели, давай маршируй. Синильга сделала новую попытку маршировать, но получалось у нее это как у коровы летать.

- Синильга, на-ле-во, - скомандовал Гну.

- Хи-хи-хи-хи, - ржала как придурошная Синильга и, пританцовывая, повернулась вправо, расставив руки в стороны.

- Синильга, руки вдоль тела, собранней, - уже жестче командовал Гну. - Ты не на танцульках. Но Синильга не могла врубиться, что от нее требуется.

- Ну вы и свиньи, - сказал Нандзя, обращаясь к наставничью-дурачью, - уже элементарные команды не можете сделать, ни на что не способны.

 

***

На следующий день вновь состоялся костер, где Рулон поведал ученикам о великом невежестве матери:

- Чтобы мы могли что-нибудь в жизни достичь, мы должны отбросить мамочкины принципы, и тогда перед нами откроется весь мир. Мамочкины принципы – это как гнилая кость, за которую мы хватаемся, и из-за нее не видим весь огромный бескрайний мир. Сидит какая-нибудь дура где-то в коммуналке, срабатывается до костей и тихо радуется, что мамкино сбывается! Это страшно! Мать меня учила в детстве: тот чего-то достиг, этот чего-то достиг, потому что он пожертвовал какими-то принципами. Я думал: «И я тоже пожертвую, только какими принципами, надо узнать». Долго думал, гадал, изучал людей и понял, что это как раз принципы, которые нам внушила мамочка.

Что это за принципы? Например, что мы должны учиться в институте. Это самая большая дурость – учиться в институте, потому что там ничему нормальному не учат, там нас делают придатками к машинам, к станкам, ко всяким автоматам, и то плохими, потому что практически никто ничего не умеет. Плохими придатками, которых потом еще надо долго переучивать. Второе – это создание семьи с бомжом, алкоголиком. Мать сказала: «Первый встречный, который к тебе подойдет, зэчара откинувшийся, пьяница, дурак, маньяк – это и есть принц, твое великое бесконечное сча-а-а-а-стье, - кривляясь и изображая бомжей-алкоголиков, говорил Рулон. - Все это - большая жопа! – жестко и однозначно выкрикнул Просветленный. - И этот бомж – есть первая гнилая кость, за которую мы хватаемся и из-за которой ничего больше не видим. А вторая кость – это выпиздыш, гнилая, отвратительная, абсолютно ненужная, - корча самые страшные рожи, показывал Рулон свое отвращение к мышиной завнушенности, - которую мы должны отбросить, чтобы перед нами открылся огромный мир: Рио-де-Жанейро и замки на островах. Все будет у тебя, только кость отбрось, мамкины принципы отбрось, и все у тебя будет. Хитрощелая не могла сейчас приехать к нам и отдыхать, просто отдыхать, чисто отдых. Приехал, отдохнул, потом поехал в Рио-де-Жанейро или еще куда-нибудь, но человек не может приехать сюда! Почему он не может приехать сюда? Потому что он думает: «Есть тут бомжи, нет тут бомжа?» - при этом Рулон крепко вцепился в подлокотники кресла, выпучил глаза, подал корпус вперед и с отождествленной физиономией стал вертеть всем телом то влево, то вправо, словно действительно искал бомжей. Рулониты покатывались со смеху.

«Господи, как все это смешно и глупо, - подумала чу-Чандра, - но в то же время горько от того, что осознаешь, что эта программа поиска бомжей настолько сильно сидит в тебе, буквально в крови, что вроде умом ты понимаешь все это дерьмо, но продолжаешь по-собачьи преданно заглядывать в глаза каждому ублюдку. И я ведь даже представить себе не могу, чтобы я была совсем одна, чтобы со мной не было рядом какого-нибудь ублюдка. Вот когда Мудя под боком, тогда все в порядке, хорошо, спокойно, но как только встает опасность, что я могу его потерять, так сразу же начинается сильное беспокойство, и я даже ночами могу не спать, буду его пасти».

- Диллема нелепая! Какая разница, есть он или нет? – бесновался Рулон, высмеивая всех дур, живущих мамкиными сказками. - Здесь солнце, море, отдыхай, зачем тебе думать? Вот, арбуз ешь. Зачем этот бомж нужен? Это же смешно. Просто отдохни, чисто отдых. Человек не может приехать отдохнуть, но если ему сказать, что где-то на крайнем севере, у старых зэков, просидевших 40 лет в тюрьме есть свободный бомж, человек как туда ломанется и будет жить там в глухомани без света, с лучиной. Печь топят, воду носят, дрова рубят - это основная мамкина задача.

«Но ведь главное - это любовь, - задумалась завнушенная овца Пухлогубая, которая еще была совсем новенькой в Рулон-холле и плохо въезжала в тему. - Конечно, ведь это так здорово, когда женщина может ради любимого пойти на такие героические поступки. Вот как жены декабристов. Это же идеал женщины, как можно над этим смеяться?» – мечтательно закатив глаза, думала мамочкина дочка.

- Проснись, ты серишь, - ебнул ее по кумполу Гурун, прочитав на лице мамкины мысли, а про себя подумал: «Вот он - наглядный пример зомби, хотя такая хуйня ведь в каждой бабской репе, но этой повезло, что она встретила Просветленного Мастера, у нее появился шанс раззомбироваться, только захочет ли она этого…? Будем проверять».

- Но нет, мы так делать не будем! – бесновался Гуру Рулон, заряжая учеников своей яркостью, неординарностью и неудержимой энергией, наполняясь которой они ощущали в себе силы и стремление отбрасывать все программы и ломиться вперед к просветлению.

- Мы все мамкины принципы отбросим, бомжа-дурака, зэчару оставим и поедем в Рио-де-Жанейро. Перед вам сразу откроются все двери.

«С каким невыразимым наслажденьем

Пес гложет человеческую кость,

Без мяса, склизкую, покрытую червями.

Казалось, что приди сюда Гуру Рулон,

То Хитрощелая и не взглянет на него.

Ничтожество того, чем он владеет,

Ничтожному увидеть не дано», - очень эмоционально процитировал Рулон мудрый стих, как вывод ко всему вышесказанному.

- Осел что-то хотел иметь свое. Все свое, свое, и ничего не получается своего. И поэтому мы поедем в Рио-де-Жанейро, потому, что мы не хотим иметь что-то свое и, поэтому, нам будет принадлежать весь мир! Весь мир у наших ног, потому что мы не хотим иметь что-то свое, какую-то гнилую кость, которая будет застилать нам весь прекрасный, огромный, необъятный мир! Это гнилая кость в виде грязного пьяницы-бомжа, в виде урода-ребенка и в виде желания иметь что-то свое! – еще с большей эмоциональной силой стал бесноваться Просветленный, пытаясь донести до учеников – долбоебов истину, которую они очень плохо еще всасывали.

- ОH- YE- YE!!!!

- Круто!!! – включились рулониты.

А Гнилой харчок так разрадовался, что от бурных эмоций аж ебнулся со стула, залетев мордой в торт, чем создал еще большее веселье.

- Я тут узнал, что есть тропа Трояна, - продолжил Гуру Рулон, когда шум немного поутих. - Там Шудой тоже решил учиться. Он насмотрелся фильмов, как один валит толпу, и ломанулся туда. Но такая способность у этого человека от рождения. И от рождения у человека может быть много способностей: Ванга что-то видела, этот кого-то валит, Золотов гипнотизирует людей - но эти дары от рождения. Он никому это не может передать; он сам не понимает, как это у него получается. И такая способность бессмысленна, она нам не нужна, а Шудой ей обольстился. Во-первых, он никогда и ничему не научится. Потом я представил мою бабушку. Например, она умела бы левитировать. И что бы она делала с этой способностью? Она полетела бы моему отцу за пивом, - эти слова Рулона словно удар граблей промеж глас прояснили затуманенные мозги учеников и, поражаясь такой нелепости и восхищаясь в очередной раз тому, насколько Просветленный все видит реально, все затащились.

- Понимаете, какую бы способность человек ни обрел, он не сможет ей воспользоваться, пока в его мозгах мамкина программа, например, что он должен прислуживать своему престарелому сыну. Такая программа у моей бабушки. Престарелый сын до 70 лет сидел у нее на шее. Раз прислуживает, куда использовать левитацию? Сыну за пивом. А если бы бабушка сквозь стены могла проходить, ей бы это тоже здорово помогло. Когда сын с ножом за ней бегает, в самый раз использовать чудесные способности.

Рулониты не могли остановиться от распирающего смеха.

- Видите, если у человека нет ума, то он и не может нормально использовать способности. Значит, единственная способность, которую нам надо обрести – это ум, которого у нас нет. Вот если мы обретем ум, тогда мы без всякой левитации не полетим за пивом нашему сыну или мужу. Марианна бы никому за пивом не полетела. Без всяких левитаций она могла быть человеком. Если дурака обучить левитации, он также и продолжит свою дурь и полетит за пивом, еще куда-нибудь полетит, но только не туда, куда надо. Поэтому нам все эти способности ни к чему, нам нужно обрести ум, тогда мы будем как Марианна действовать и не побежим бомжу за пивом, за сигаретами, а добьемся в жизни всего, как Марианна и будем жить в Рио-де-Жанейро, в который стремился Остап Бендер.

«Ни хера себе, какая истина сегодня нам открылась, - загрузился Мудя, - а я ведь тоже все по сверхспособностям разным прикалывался: то третий глаз старательно пытался открыть, а зачем? Чтобы знать, какой билет на экзамене попадет, то сквозь стены хотел научиться проходить, чтобы от хулиганов прятаться, а погань моя хотела третий глаз расколупать, чтобы за отцом следить, где он и с кем и, если что, вовремя ему яйца отрезать. Да-а-а, глупость людей безгранична и только Просветленный Мастер может разобраться во всем этом дурдоме».

«А я-то думала, почему многие люди старательно делают разные практики по раскрытию способностей, и у них ничего не получается, - снизошло озарение на чу-Чандру, - а оказывается, просто цели у них слишком низкие и ничтожные, Бог это видит и не дает человеку эту способность».

- Люди не верили, что мне сопутствует безграничная удача, - тем временем продолжал Рулон, разойдясь не на шутку, - Когда открылась секция йоги на 10 человек, они говорили: «Уходи, какая йога, надо идти на завод, в литейный цех! Я говорю: «Да вы что, какой цех, какой завод. Передо мной будет весь мир!» Никто не верил. Потом буквально через четыре года мы вышли на всесоюзный уровень. Теперь мы выходим на мировой уровень. А Сергей, который со мной все начинал, что делает? Он стоит на барахолке. Почему он стоит на барахолке? Потому что в нем мамкины принципы. И вот раздался чудесный звонок Сергею, мы пригласили его к себе отдыхать, чисто отдых. Арбузы, черешня, которую мы тогда ведрами набирали и отождествленно ели, ничего не видя по сторонам. Сергею говорим: «Приезжай». А он: «Ну нет, как же я оставлю барахолку, там я торгую трусами, я меньше продам на двое трусов, на что будет жить моя семья». Вот такие рассуждения дебила. Пошли ты к черту семью, приезжай, просто чисто отдых, прижился бы, здесь хорошо, у младшего брата пристроился бы! Но нет же, там у него семья, как он ее оставит? Не может ее оставить. Он должен был схватиться крепко за прибрежные камни, чтобы жена не утащила, и дышать, и дышать. Но нет, он на барахолке стоит. Вот это мамкины принципы. Наша разница с ним в чем? Два брата, вроде одинаковые – у него голова и два уха, у меня голова и два уха, все одинаково, только волосы разные и нос у меня подлиннее и все, понимаете. Но у меня-то есть ум, а у него ума нету. Еще мне мать говорила такое: «Есть люди, у которых есть ум, поэтому у них все в жизни получается». Я долго думал и выяснил, что у других действительно нет ума, а есть просто память, куда мать вдалбливает свои установки. А ума не существует.

У Хитрощелой еще нет бомжа, но она думает: «А вдруг я приеду в Рулон-холл, а там не будет бомжа, а дома хоть пьяница сидит. Пусть пьяный, пусть зэк, пусть с ножом за мной бегает, но зато мое». Жадная такая мысль. И вот эта мысль ей мешает. Ну, приедь на два месяца, просто отдохни, но Хитрощелая говорит: «А потом я на работу не устроюсь, опять все сначала начинать?» А что начинать-то сначала? Бомжовскую жизнь сначала? В любое время! А вот отдохнуть тебе могут помешать, жить шикарно во дворцах – тебе могут помешать. А в бомжовской жизни тебе никто никогда не помешает, она всегда будет с тобой – все заводы, все фабрики, все пьяницы под забором - все твое. Вся бомжота - вся твоя, найдется, за кем говно везти. Так что ничего мы не можем потерять, кроме цепей, которые мамка надела, кроме сказки о счастьице с пьяницей, прощелыгой позорным, который первым подойдет, - бесновался Гуру Рулон, видя, что многие из присутствующих не хотят воспринимать истину, упорно держась за мамкины принципы.

- Как-то Марианна сидела с Санчо и с Рулоном в кафе. Сидят такие двое школьных чадоса и Марианна с подружкой, шикарно одетые. Подходят к ним бритые мужики с золотой цепочкой. А Марианна говорит: «Мы заняты». Почему? А потому что первый к нам подойдет не тот, кто нам нужен. И Марианна всегда выбирала сама. Смотрит: «А, вон чадос там бегает, давай бабки с него собьем. Вот это то, что нам надо. Нормальный человек к нам первый еще и не подойдет, мы сами должны к нему подходить и делать тест Люшера - «Бабки доставай». Любовь измеряется тем, кто тебе и сколько дает бабок. Потому что пиздеть, что вас любят может любой пьяница, он даже не видит, кто перед ним стоит, а говорит: «Я тебя люблю». А зэки на веках себе выкалывают: «Я тебя люблю» с закрытыми глазами. Так вот, слова «я тебя люблю» может вам сказать любая бомжата, пьяница, зэчара, которая дома не видит вас. Зэк откинулся с тюрьмы, надо ему вписаться у кого-то. Он всем говорит: «Я тебя люблю, я тебя люблю», больше-то ему дать вам нечего, что ему остается? Только мозги выебать. И раз так, уже вписался.

«Но ведь Нарада мне покупает булочки, - стала оправдываться во внутреннем диалоге Синильга, - значит, он меня любит, хотя, конечно, это не его личные деньги, а Эгрегорные, ну ничего, он сейчас учится», - думала так Синильга и не подозревала, что в ближайшее время им предстоит остаться нос к носу с Нарадой и драться за объедки, собранные со столов разных баров и пивнушек, где она устроилась в последствии уборщицей.

- И вот был такой Пушкаш, - тем временем рассказывал Гуру Рулон, - он не знал, куда вписаться, ни кола, ни двора, ни копейки. Ну и пошел всем говорить: «Я тебя люблю». Нашел себе с квартирой какую-то, вписался и там с ней сидел. Вот так наркота вписалась, всем говоря «Я тебя люблю». Это ничего не значит. А вот если вам кто-то дает деньги, то вот этот человек вас любит, как Марианне. «Ну, дай пачку денег», и он дает, значит, любит. Значит, он не просто пиздобол, который какие-то слова всем подряд говорит, кто там клюнет на него, высматривает. А человек реально что-то дает. В этом заключается тест Люшера. Нам теперь лапшу на уши не навесишь, мы в слова не верим. Башли выкладывай живо. Немедленно приходите с деньгами. Мать не учила, да, такому? – спросил Мудрец, посмотрев на всех учеников.

- Нет, Гуру Рулон, мать сроду такого не скажет!

- Да эта дура никогда бы до такого не додумалась!

- Кроме говна ничего не могла посоветовать!

Раздавались ответы рулонитов.

- Но вот это - единственная реальность жизни. Теперь мы ее знаем - сказал Рулон, откусив большой спелый персик, а потом продолжил.

- Как-то мы смотрели фильм «Бесприданница», как красивая девушка вышла замуж за почтмейстера из своей деревни. Потому что она слушала мамочкину дурь, что нужно обязательно выходить замуж. А зачем это надо? Он такой маленький, противный, мерзкий, но зато он первый подошел. А че ему еще было делать? А там такие купцы нормальные, богатые, с большими пачками денег ездили. И один из них говорит ей: «Хватит, сколько ты с говнюком будешь возиться, поедем-ка в Париж. Для меня невозможного мало». И под конец все-таки она понимает, что нужно ехать уже в Париж, что хватит тут в деревне сидеть и рассуждать о квашеной капусте, сидеть с этим маленьким, противным почтмейстером. Но почтмейстер схватил пистолет, поехал и выкрикнул: «Не доставайся же ты никому», и убил ее. Вот так. Потому что только такое говнючье за нас цепляется, клещи энцефалитные. А Сантоша у нас молился Будде. Он говорил: «Почему наша семья так плохо живет? Когда наша семья будет жить богато? Молился, и потом у Сантоши все появилось, теперь он во дворцах отдыхает.

И рулониты обернулись на Сантошу, радостно пожирающего вкусное мороженое со свежими фруктами.

- Потому что Будда услышал его молитвы, - радостно продолжал Рулон. - А у моей бабушки по материнской линии было 6 детей, а потом подвалил муженек еще с 6-ю своими - вот такое семейство огромное в послевоенные годы было, нищета, пухли с голоду, потому что никак не могли научиться не кончать, чтобы не плодить нищету. И вот бабушка молилась Христу, видимо, потому что о Будде она не знала. Она говорила: «Господи, ну почему же мы так плохо живем, ну, сделай так, чтобы мы хорошо жили». И вот Бог ей кричит: «Оставь детей, оставь мужа, поезжай в другое место, начинай новую жизнь, отдыхай, найди богатого бая, пристройся к нему, сядь к нему на шею, мамкино забудь все». Но она думает: «Ой, что это, наверное, черт шепчет, это не Бог». И не послушала, что Бог ей говорил. А потом жаловалась: «Нет, не верьте, Бога нет. Вот я молилась, и он мне не помог». Так в Бога верить мы не будем! - не успокаивался Гуру Рулон, высмеивая людской маразм.

- Да что может знать мать, если она даже не знает, как одеть гандон, если она не может обучить дочь, что самое главное – это презерватив, и ты должна это знать, иначе бомжи на тебя нападут, тебя будут трахать, а ты потом будешь делать аборты, мучиться и проклинать их. Ты будешь рожать, будешь делать аборт – это самое страшное. Поэтому, дочь, самое основное - это презерватив. Вот, на тебе морковку, будешь учиться надевать презерватив на морковку. И когда к тебе подойдет пьяный бомж и будет че-то с тобой делать, ты с ним не водись, а посмотри, у кого есть деньги. И скажи: «Ну, ладно, ты мне должен подарить то-то и то-то, потому что иначе я как с тобой буду, если ты мне не подарил золотые цепочки, сережки, кольцо. Ну, мало ли что ты мне говоришь, что ты меня любишь. А если ты меня любишь, тогда дари, докажи, что ты действительно не врешь мне, как некоторые пьяницы». И когда они купили вам золотые огромные цепи, большие сережки, такие цыганские, такие здоровые из чистого золота, с бриллиантами, тогда вы ловким движением руки раз, не умеющему еще не кончать, надели гандон и вперед, тогда вам будет хорошо, - весело проводил ликбез Рулон, наглядно показывая, что и как нужно делать.

«Вот это пиздец, даже как гандон одевать на хуй и то Просветленному Мастеру приходится учить», - прикалывался про себя Гурун.

- И вот этому вас мать должна была научить, но она прожила всю жизнь и не научила, как презерватив на морковку надевать, и словом даже обмолвиться об этом боялась, тоже мне «умная», «добру» она учит. А что она знает? Мы узнали, что Пухлогубая не знала даже, чем отличается молофья от спермы. А ведь это основное знание, чем это все отличается, и мать должна была эти самые примитивные вещи рассказать, это же не парабрахман, не атман, ни что-то сложное, просто надо было научить дочь полезному. Нет, разве она научит таким нужным вещам? Она будет только засирать мозги своей средневековой дуротой о принцах, о каком-то счастьице, о том, что мы должны срабатываться. Ни разу ведь не сказала: «Вот ты, дочь, маленькая пока, тебе три года, я тебе есть не дам, как Марианне мать говорила, иди, побирайся по соседям, вот сейчас будешь работать, приноси деньги. А когда ты вырастешь, станет тебе лет 16, ты работать больше не будешь, найдешь себе богатых баев, с большими такими пачками денег, сядешь к ним на шею, и начнешь уже отдыхать. Вот такую мать мы могли бы хоть немного считать умной, которая прожила жизнь, которая поняла, как ее надо жить и теперь учит дочь. Или, если мать совсем ничего не понимает, она бы сказала: «Ты знаешь, дочь, я - полное невежество, я вообще в жизни ничего не понимаю, и жизнь прожила как за пеньком обосралась. Ты, дочь, меня не слушай, и как я никогда не делай. Как жить, Бог знает, иди, может, тебя на улице научат, а я не знаю, как надо, поэтому я врать тебе не буду, мозги не буду парить, сама живи, как знаешь, но как я не делай». Вот такую мать мы могли бы уважать. Ну, сама дура, ну, хотя бы она призналась сама в этом, чистосердечно. И мы думаем: «Ну, дура мать, ну, ясно, что там, но она говорит: «Я же умная, я же прожила всю жизнь». И не может нам вот этих самых элементарных вещей объяснить, но что тогда дальше она может нам объяснить. Это уже примитив, примитивней некуда. Но сколько я не выяснял, а я уже пишу диссертацию докторскую на тему «Мамминизм в России» на эту тему средневекового невежества. У нас стыкуются в космосе корабли, а мать является настолько тупой, настолько невежественной, дурной, что даже не может объяснить, что такое презерватив и как им пользоваться. И где-то в подвалах, где-то в школе нас учат там сверстники. Кто-то где-то читал, слышал что угодно, но только не мать нас всему обучает. И это страшно. И Вам Великое счастье и удача, что вы прочли книгу «Путь дурака». Это настоящий учебник знаний. И первое, о чем мы должны знать, это о невежестве матери!!!!», - завершил Гуру Рулон и под общие аплодисменты и радостные возгласы вместе со своим сыном – котом отправился на «заслуженный отдых», а рулониты перешли к практической части обучения.

- Веселье продолжается! Сейчас на арену цирка выходят Нарада ебучий и Мудон – поникшие яйца, - торжественно сказала Элен. Под хохот, крики и улюлюканья два долбоеба с выпученными от страха глазами и трясущимися коленками, медленно перебирая своими ходулями, продвигались на арену, как на смертную казнь. От такого зрелища толпа рулонитов взорвалась еще большим смехом и криками:

- Давай, Нарада, не ссы в трусы!!!

- Мудя, не позорь род, расслабь яйца.

«Все кончено, а может еще не все…? – крутились ничтожные мысли в тупой репе Мудона. - Может я еще могу сбежать…а нет, не получится, - подумал он, оглядев огромную толпу рулонитов (человек сто), которых очень забавляло это зрелище. Поняв безысходность ситуации, Мудя ощутил что-то теплое, стекающее по его ногам. – Ой, блядь, дак я обосрался, - с ужасом догадался дебил. - Главное, чтобы теперь никто не заметил, - подумал он и судорожно стал ловить вытекающее говно, - ну, зато в туалет сходил без экзамена», - хоть одну утешительную мысль нашел Муд.

- Ну, давайте быстрей, уроды, костылями-то шевелите, - бесились жрицы.

Когда два гомосека наконец оказались друг напротив друга, их рожи выражали сразу все эмоции, которые только могло изобразить человеческое лицо: Мудя стал беспрерывно моргать, передергивая левой щекой и дрыгать правой ногой так, что она подлетала и попадала как раз в задницу. Нарада, открыв глаза и рот, так и не мог сдвинуться с места. За одну секунду его лицо становилось то красным, то зеленым, то серым. Под ногами образовалась большая лужа мочи, зубы сами собой застучали: «Кошмар, караул, что они со мной хотят сделать, да как они смеют все ржать надо мной!» - бесился Нарада вместо того, чтобы начать придуриваться и быть адекватным ситуации.

- Ну что, гомосеки, поголубили и будет, а теперь махаться давайте! – глумясь, сказал Гну.

«А-а-а-а, драться, - охуел Мудон. - Я ….с Нарадой драться?!!!! Ой не-е-е-е-т, я боюсь, ведь мы же друзья, ой, мама, роди меня обратно. Да, кажется, я влип конкретно, в школе-то меня мама защищала, мама-а-а». Нарада был явно тоже не из храбрых.

- Ну, вы и уебища, - с презрением сказал Гну. - Фу, говно, давайте, начинайте, ну, ссыкло, врежь ему по морде, - подзадоривал Гну, входя в жуткий азарт.

Для меньшего страха дуракам выдали боксерские перчатки, которые они кое-как напялили, перепутывая от волнения правую с левой.

«Что же делать, что же делать?» – метался Мудя и стал еще больше передергивать мордой, потом решил сесть на колени,

«О, сидя не так страшно», - сделал он открытие.

«Все, буду сидеть и ждать, что же произойдет. Нарада, наверное, чувствует то же самое, что и я. Но я первый не буду начинать, вот если он меня ударит, тогда я ему отвечу. Эх, на этот раз «шапка-невидимка» подкачала».

Нарада в это время переминался с ноги на ногу и размышлял: «То ли тоже сесть, то ли сверху начать лупить Мудона, а вдруг он меня в усмерть забьет, ой, страшно!»

- Эй, говнососы, давай, начинай, просветление близко, что так отождествились, Рулон терпел и нам велел, - раздавались возгласы.

Тут Нарада почувствовал в себе каплю храбрости и аж на шаг приблизился к Муде и как замахнулся…, но промазал, костлявые грабли пролетели в метре от ебальника Мудозвона, который так и обмер, чуть не потеряв сознание от охуительного страха, который навязывало болезненное воображение. Мудя вжал голову в плечи, Нарада приблизился еще ближе, еле устаивая на дрожащих костылях, и последовал еще один замах граблей под взрыв аплодисментов бушующей публики. На этот раз краем перчатки Нарада таки задел кривой шнобель Мудона.
- Ах ты, с-с-ука, - заговношился Муд. - Я тебе покажу, пидор, - стал он выражать жалкое подобие ярости. – Ах ты, урод, ща я тебе покажу! - Муд хотел- было встать с колен, но обнаружил, что ноги жутко затекли и отказываются вставать.

Нарада, увидев разъяряющуюся харю своего голубого дружка, весь затрясся, чем вызвал еще большее веселье. Муд, кое-как вставая на ноги, стал метиться в узкослепленный ебальник Нарады. И в самый ответственный момент копыта подвернулись, и рука Мудозвона пришлась как раз в повисшие яйца Нарады.

- А-а-а, - раздался истошный крик пострадавшего, и от нестерпимой боли Нарада подошел к Мудону и в приступе гнева стал одной рукой толкать его на бортик арены, а другой поддерживал ноющие яйца. Муд от толчков свалился и кубарем стал катиться к бортику. Веселью не было предела.

- Нарада! Нарада! Нарада! - бесновалась толпа.

- Фу, Мудя, ушуист хуев, давай, врежь, ссыкло.

Муд, ошарашенный, не мог врубиться, что с ним, где он. Потом вспомнил, что он должен драться и стал бессмысленно махать кулаками, лишь бы его братец-гомосек не забил его. В один миг хуев ушуист забыл от парализующего страха все приемы и только успевал уворачиваться. Нарада со своими длинными граблями все не туда попадал, сваливался, опять вставал и снова падал. Все это было похоже на сымпровизированное представление двух клоунов. Зал покатывался со смеху, а долбоебы думали о том, как бы побыстрей закончился весь этот кошмар. Но веселье продолжалось. Настолько они стали закостенелыми в своей ложной личности, что не могли посмеяться над собой, подурачиться. Чу-Чандра, вылупив и без того большие шары, не могла поверить своим глазам, увидев ничтожество Муди: «Ебаный карась, и вот с этим уебищем я возилась, с этим трусом, ссыклом. Фу блядь, говно!».

- Нарада, бей его, бей урода, - разорялась чу-Чандра.

«Как я могла быть с таким ничтожеством, так это же не человек. Вот пусть теперь Подстилка ему жопу лижет, а с меня хватит, мне с таким говном даже срать рядом противно».

- Получай Мудила, - взорвалась чу-Чандра и со всей дури захуярила кусок торта Мудону в ебальник. Торт пришелся прямо на лупы Мудона и на мгновение придурок ослеп. Перестав ориентироваться в пространстве, Мудила стал шарахаться из стороны в сторону, зал покатывался со смеху…

А в это время хитровыебанный Гурун, переодетый в женское платье с фартуком и с косынкой на плеши, улыбался так с голубизной и подбадривал ребят мерзким фальцетом:

«А спорим, не подеретесь, хи-хи-хи, спорим, не подеретесь», - подъебывал Гурун, расхаживая вокруг дураков, жеманничая, строя глазки и манерничая, обнажая свои кривые зубы так, что зловоние, исходящее из его рта, наповал сражало вблизи стоящих.

Наконец, зенки Мудозвона стали кое-как пробиваться сквозь сладкий слой крема на его ебальнике и, особо не разбирая кто где, стал неуклюже размахивать лапами, чтобы отомстить своему обидчику. Но Нарада оказался сзади, и увесистый удар обрушился на рядом стоящего Гуруна. У того звездочки из глаз так и посыпались.

- Ой, ребята, вы уж полегче, - дрожащим голосом забормотал Гурун, поднимая трясущимися руками подол своего хитросварганенного из мешковины платья, чтобы не ебнуться харей в пол.

- Ребята, давайте жить дружно, - продолжил он слащавым голосом.

 

 

Урок «семейного счастья»

 

На следующий день утром в зал, как обычно, завалили Гну и Нандзя, чтоб похавать. Три ползающих хуя – Гурун, Нарада и Мудя приступили к своим обязанностям и стали кормить их. В это время в зале тусовалась Синильга и разбирала какую-то кучу тряпья.

- Ну че, Синильга, ты поняла, что в семейке тебе житья не будет? – спросил у нее Гну.

- Поняла, - торопливо ответила Синильга, боясь, что ей опять че-нибудь устроят.

- Смотри-ка, поняла, - хитровато усмехнулся Гну.

- Плохо поняла, - нарочито мрачно произнес Нандзя, обгладывая куриную лапу. – Если поняла, о чем сейчас замечталась?

- Ни о чем, - сказала Синильга, не понимая, шо лезет в залупу.

- То-то у тебя взгляд мутный, - прикололся Гну.

- Ты знаешь, что с тобой муж будет делать? – спросил Нандзя.

- Знаю, - Синильга была в растерянности.

- Нихера ты еще не знаешь, - злобно произнес Нандзя. – Ну-ка быстрее шевелись, сука! – вдруг заорал он. Синильга засуетилась быстрее.

- Быстро тащи сюда варенье! – заорал Гну.

Синильга поползла в кухню за вареньем. Коды она вернулась, ее встретили уже вошедшие в раж Гну с Нандзей:

- А! Скотина! Притаранила! Хуй ли так медленно шевелишься! Ща как вломлю тебе! – глумился Гну.

- Н-на тебе, сука! – заорал Нандзя и с силой швыранул в Синильгу косточку.

- Ха-ха-ха! – заржал Гну и тоже захуярил в нее обглоданную кость.

Синильга запуганно забилась в угол комнаты и не знала, че ей делать.

- Ну, давай, мечтай теперь о принце! О семейном счастье! – бушевал Гну, забрасывая тупую куклу костями и объедками. Нандзя активно помогал ему.

- Вот оно, семейное счастьице! П-па-лучи!!!

- Нравится, сволочь?! Об этом ты мечтала, свинья?! Ну-ка быстро неси нам чай, и не дай бог ты, сука, задержишься!

Синильга пулей попиздила снова на кухню, а когда вернулась с чайником и заваркой, ее встретил град костей и корок и глумливые вопли Гну и Нандзи, исполнявших роль «любящих» супругов.

- Ты че, скотина, еле шевелишься?! – дико орал Гну.

Синильга не знала, куда деваться от «семейного счастья» и сразу двух принцев, неожиданно посланных ей Небесами, и только носилась туда-сюда, как угорелая. Мечтать уже было некоды.

- Вот, смотри, свинья, вот оно – семейное счастьице! Давай все быстрее делай!!! Ха-ха-а-а!!! – бесился Гну. – Мечты сбылись, ха-ха-а-а-а!!!

- Это тока начало! – обрадовал Синильгу Нандзя и схватил тапок, т.к. кости уже кончились. – Ну-ка убирай все с ковра, с-сучара! – заорал он и запузырил в нее тапком.

Гну, не долго думая, запиндюрил второй тапок. Оба тапка приземлились точно Синильге на бошку. Взмыленная обладательница охуенной дозы «семейного счастья» забилась в угол и не знала, че теперь с ним делать.

Вечером Гурун, предварительно переговорив с Азой, подвалил к Нараде, шепнул ему на ухо: «Слышь, тебя, кажися, собираются по-настоящему отпиздить. Я тут краем уха подслушал разговор, и сразу съебался». В следующее мгновенье Нарада стал похож на смертника на электрическом стуле, потому шо точно так же интенсивно затрясся. Тут откуда ни возьмись, стали появляться все ученики старшего звена.

- Нандзя, где у тебя веревки?! – злобно кричала Элен.

- Ща найду.

- Гну, а ты доставай палки!

- Ага.

Нарада сидел посреди комнаты и гладил полотенца. Люди ходили вокруг него, нагнетая поле злобы, агрессии и беспощадности.

«Ой, бля-а!!! – подумал Нарада. – Это они что ж, меня свяжут и будут палками хуярить? Ма-ма! Мамочка!»

Пришли Аза с Ксивой и тоже со злобными харями заходили туда-сюда мимо Нарады, бросая на него искоса хищные взгляды. В руках у одной был металлический прут, и она махала им, рассекая воздух, как бы примеряясь для удара и кровожадно улыбаясь, а другая подыскивала в куче мешков подходящий для удушения.

«А-а!!! – Нарада конкретно присел на измену, и в его штанах не замедлила образоваться приличная кучка говна. – Они будут меня душить мешком и одновременно полосовать прутом!!!!!!!» – хлестанула мозг страшная догадка.

- Вот говнюк! – рычал Гну. – Ну, сволочь!

- Ля-ля, ля-ля, - злорадно напевала Аза себе под нос, пробуя в кулаке свинцовый кастет.

- Ну, сука, он за все ответит! – бесновался Нандзя в коридоре, издавая звуки, очень похожие на затачивание ножей. Затем он неистово начал хуярить грушу, выкрикивая страшные проклятья.

Нараду трясло и колотило, и он уже не мох ни гладить, ни сидеть на месте. Его рожа вся побелела и покрылась испариной, а челюсти ходили ходуном, весело постукивая зубами. Взгляд выражал полное безумие и помрачение рассудка. Люди свирепо ходили вокруг него и то и дело как бы невзначай пихали и толкали, наступая ему то на руку, то на жопу.

Так продолжалось полчаса, пока поле злобы, агрессии и беспощадности не достигло апогея. Нарада уже замер с остекленевшими глазами и уже еле дышал от страха. Волосы давно стояли дыбом, а вокруг растекалась лужа мочи. Вдруг к нему подбежал Сантоша и прямо в ухо сказал:

- Нарада, иди, понюхай цветок!

Все остановились и стали наблюдать за Нарадой. Тот сначала нихуя не вдуплил. Но через минуту понемногу пришел в себя и стал озираться по сторонам. Никто больше не приготавливал орудий пыток и убийства, никто не ревел и не проклинал, не бил грушу и не махал прутьями и палками, а все спокойно и выжидательно смотрели на него. Еле поднявшись, Нарада, шо лунатик, доковылял до цветка на подоконнике и нюхнул его. Тишина взорвалась бурей смеха. Это была выдающаяся практика просветления Рулон-холла, когда чучика обуревают чувства страха или обиды или гнева, а ему говорят: «Иди, понюхай цветок», и в ентот самый миг сознание чучика может отделиться от чувствишек, мыслей и тела, и он станет на один еблысь ближе к просвятлению.

Кады костры ужо подходили к концу, пришла Элен и сказала:

- Ну, вот, говноеды, теперя будем решать, че с вами дальше делать. Мастер сказал каждому из вас написать про всех, куда кого вы пророчите. И на основе этого все и решится. А выбирать нужно из такого: в город без единого рулонита, в Рулон-класс начального уровня, в Тьмутаракань, санчом, в Чечню делать семинар по Астрокаратэ и… - Элен злорадно усмехнулась. – Еще месяц костров!

- Можно мне месяц костров?! – тут же вылез хитрожопый Гурила.

- О! Смотри-ка, Гурун сам просится еще остаться, – радостно и одновременно недоверчиво сказала Элен вошедшей Азе.

- Да-а-а?! – наигранно протянула Аза. – Мы скажем Мастеру.

Мудила, слушая список приговоров, озабоченно ждал, когда огласят то, че усамый раз для няго, но че-то ничего подобного не прозвучало. Любой из перечисленных вариантов явно не устраивал его свинскую натуру. Мудон тут же заиндульгировал.

Все взяли листки и начали размышлять, озираясь по сторонам и усиленно трясясь за свою задницу. Мудон долго не мох выбрать свою судьбу, потому шо ниче из предложенного ему не нравилось. Про остальных-то он быстро напясал, тут бояться было нечего. В конце концов, он выбрал для себя город без единого рулонита, так как ентот вариант показался яму наименее страшным. Хотя практика была дана именно для того, чтобы каждый мог принять по-настоящему сильное решение и совершенно объективно, в отрешении от своей жалкой душонки выбрать для себя то, что однозначно вытекало из всех его мышино-хаснамусских качеств.

Вскоре листки собрали и унесли. Хоть решение еще не было вынесено, всем было сказано узнавать свои поезда и самолеты и готовиться к отъезду. Многие с облегчением вздохнули, в тайне надеясь, что распределение заданий было просто проверкой реакции. Мудя позорно успокаивал себя тем, что Рулон не пойдет на такое, потому что некому будет вести важные дела. Он считал себя незаменимым уебком. Нарада, по всей видимости, думал о том же. И только изредка Мудила вспоминал, что надо бы остановить внутренний диалог и настроиться на самоотверженное и радостное принятие любого решения Силы. Как всегда, идиоту на единственно верную реакцию не хватало энергии, которую он постоянно, как пачкун, спускал на бесплодное воображение и страхи.