34469 зн.
© 2003 г.
А. ААРЕЛАРД-ТАРТ
ПРОБЛЕМЫ АДАПТАЦИИ К НОВЫМ КУЛЬТУРНЫМ РЕАЛИЯМ В ЗЕРКАЛЕ БИОГРАФИЧЕСКОГО МЕТОДА
ААРЕЛАРД-ТАРТ Кайли научный сотрудник, Ph.D., Институт международных и социальных исследований, Таллинн, Эстония
1. Почему биографический метод?
Сегодня миллионы мигрантов перемещаются из одной культуры в другую по политическим или экономическим причинам. В дополнение к реальным физическим перемещениям с необходимостью происходят также серьезные перемены в менталитетах переселяющихся. Для понимания внутреннего мира мигрантов важны два ключевых слова – интеграция в ментальный мир нового общества и паттерны идентичности, которые хранят и общие традиции, и родной язык культурного прежнего контекста. Интеграция в нечто новое и сохранение старого вполне вероятно две стороны одной медали. Между ними должен быть диалектический баланс. Если одна из упомянутых сторон одержит верх, а другая будет подавлена, тогда могут быть развязаны все виды социальных культурных конфликтов.
Большинство исследователей описывают эти ментальные трансформации на макро-уровне как нечто, принадлежащее национальному государству, рассматриваемому как специальный вид социального тела. Национальные государства добиваются успехов в строительстве нации только когда они постоянно (вос-) создают уникальную крупнейшую группу населения (местного), которая в свою очередь пересказывает свою историю в категориях и периодах, совпадающих с теми, которые использует само государство на официальных уровнях. В отличие от идеологии "плавильного тигля" (США), "старая золотая" Европа – место, где идеология нации-государства все еще торжествует, а целью является преобразование менталитетов переселенцев со всех концов света в европейские. Это значит, что все крупные государства Европы – Германия, Великобритания, Франция, Скандинавские страны и т.п. хотели бы интегрировать прибывающие группы мигрантов только когда они гармонизируют с их собственными национальными менталитетами. Такие европейские национальные различия и лояльности выросли их повседневных типов поведения.
Для каждого переселенца его/ее новая национальная идентичность, прежде всего, состоит из всех различных ежедневных отношений, упомянутых выше. Существование каждого отдельного индивида окружено рядом жизненных конструктов, которые присущи его/ее родному обществу: система родства, привычки питаться и одеваться, обряды, календарные традиции и т.д. (определенная семиосфера), тогда в его/ее жизненных конструктах произойдет огромная перемена.
Доминирующая сегодня социология, история, политология не отражают трудности судеб индивидов в процессе становления смысло-изменений. В случае миграции предпочтительным представляется анализ политических рамок конструирования новых ориентированных на адаптацию взглядов или выявление публичных матриц воссоздания коллективных сознаний переселенцев. В центре находится проблема интеграции как социо-культурный процесс сдвигов в сознании и нормах поведения этнической общности или нации по отношению к содержанию идентичности другой – соседней, господствующей и т.п. – нации. Интеграция может проходить добровольно, когда когорты мигрантов покидают свои прежние мета обитания и входят в новые культурные реальности. Другая возможность, – вынужденная интеграция, происходящая в случае аннексии или оккупации одной этнической территории другим этнополитическим режимом (каталонцы при Франко, Прибалтийские страны при советской (русской) оккупации и т.д.). Все эти межэтнические отношения власти и борьба за господство происходят на уровне, который мы зовем "публичным". Публичная сфера – идеологическая конструкция, сконцентрированная вокруг машине государства как символе строительства нации. Противоположный термин - "частное", то есть домашняя сфера семьи и соседей. Публичная и частное, конечно, взаимодополняющие феномены. Но для лучшего понимания специфика каждого из них нужно использовать различные методы анализа.
Интеграция на частном уровне интерпретируется как большой поворот в жизни индивида во всех ее красках и богатстве. Это отличное поле для биографического метода. Каждая личность рассказывает свою уникальную историю, но, суммируя десятки из них, исследователь может увидеть основные модели культурных трансформаций переселенцев.
В индивидуальных случаях процесс перехода от норм одной культуры к другим богат деталями и дает более полное понимание о то, что имело место. Приведу лишь два примера из моих полевых исследований в Эстонии и Швеции.
Старый беженец в Швеции рассказал мен, как нервничали их шведские соседи, года они (прибыв в 1944 г.) стали готовить суп-зауэркраут, столь популярный в Эстонии. Соседи сердито стучали им в двери, вопрошая, откуда такой противный запах. Что эстонцы действительно едят гнилую капусту? Другая женщина рассказала мен, как она была изумлена, когда ей сказали, что шведы не едят соленую селедку: вместо нее они едят селедку сладкую. Несколько респондентов рассказали мне о своих переживаниях, когда они поняли, что не могут покупать черный хлеб или кровяной пудинг. Решились эти конфликты так: эстонцы стали печь черный хлеб сами и даже продавали его. Вскоре шведы оценили этот хлеб и стали его покупать, хотя уже под названием "эстонский хлеб".
Другие примеры – из Эстонии 1940-х годов. Они описывают конфликты между местными и русскими поселенцами по поводу поведенческих и привычек и одежды. Некоторые респонденты подчеркивали, как они были удивлены и шокированы столь шумной манерой русских говорить и какими шумными были их дети! Смешная история касается жен русских офицеров. Они ходили на спектакли в театр в длинных шелковых ночных сорочках, купленных в эстонских магазинах. Известно, что длительное время простые русские вообще ни пользовались ночными рубашками. Понятно, что эта одежда напоминала им стиль одежды русских аристократов XIX в. и они были рады купить эту одежду за скромную плату.
"История индивида никогда не бывает чем-то иным, кроме определенной спецификации коллективной истории его/ее группы или класса", - утверждает Пьер Бурдье [Бур 77,h. 86].Всякая коллективная группа людей имеет свое чувство себя или "мы"-идентичность, отличную от других (будь то племенная, этническая групповая, миноритарная или национальная идентичность). В то же время эта соответствующая "мы"-идентичность – ядро любого индивида, являющегося членом какой-то социо-культурной общности. Эта "мы" - идентичность также весьма динамична и чувствительна к внешним импульсам. Вся переменчивость этой коллективной "мы"-идентичности отражается на индивидуальном уровне, который всплывает в виде фактов в биографиях личностей. Респонденты на говорят нам о переменах в их агрегированный идентичности или коллективной интеграции в новое общество. Их истории полны трагических смешных или серьезных эпизодов их жизней во времена, когда они чувствовали. Что люди в их стране или на новом месте проживания (или оккупационные власти) не принимали их. Политические поворотные точки не происходят у индивидов по тому же календарю, что и у тех, кто принимает властные решения. В то же время, когда властитель подписывает исторически важный документ, простой человек доит свою корову, печет хлеб, думает о своей свадьбе и т.п. Только некоторые повседневные детали, изменения в поведении, недоразумения и странные конфликты простые люди обычно в ко7нце концов признают перемены в идентичности. Один из моих респондентов рассказывал мне, как его мать отказывалась покупать утюг целый год после бегства в Швецию на лодках. Отказ был логичным, так как они должны были вскоре вернуться в Эстонию, а утюг был слишком тяжелым предметом, чтобы брать его обратно домой. Весь этот год женщина не понимала, что происходит на ее родине, оккупированной советами. Поворотным моментом в ее сознании стала ее покупка - наконец - как изделие, нужное для организации повседневной жизни семьи в новых условиях.
Обычаи
В Эстонии
В досоветское время обычаи были тесно связаны с церковью, перемены их статуса в обществе вызывало чувства страха и неуверенности. Церковные обычаи частично были заменены светскими, но отношение людей к ним в 1940-е и 1950-е годы было двойственным. Под страхом наказания отказались от публичных крещения и свадьбы, хотя после формальностей в ЗАГСе люди находили время доехать до церковного алтаря, крестить младенца или совершить свадебный обряд перед господом богом. Среди эстонцев лишь немногие следовали советским ритуалам, - выпечка хлеба в виде красных звезд, - их давали новорожденным, или посещение новобрачными "вечного огня" в память павших на священной войне. Новый режим не очень строго смотрел на церковный обряд похорон, и вскоре на публичных похоронах появились музыканты и ораторы, чья риторика вполне походила на церковную
До второй мировой войной наиболее красивым обычаем помимо свадеб была конфирмация. Число конфирмантов резко упало из опасений репрессий и идеологического давления. Тем не менее, люди хотели отмечать вступление во взрослый возраст и придумывали новые ритуалы. Государственные служащих пытались привнести что-то памятное в получение паспорта в первый раз или первое участие в выборах, но реально специфические советские традиции так и не сложились. Эстонской спецификой были летние дни молодежи – изобретение руководителей эстонского комсомола для замены конфирмации. Они пользовались популярностью в конце 1950-х и в 1960-е годы, но затем увяли. Летние дни молодежи были достаточно грандиозными событиями, но их структура имитировала конфирмацию. Частью ритуала были многочисленные курсы зимой (приготовление пищи, изучение литературы, хороших манер поведения и др.), что, при успешном завершении, давало право участвовать в недельных летних лагерях. Такие лесные лагери напоминали акции бывших скаутов, новыми были неформальные собрания с музыкантами, поэтами и другими деятелями искусства, вечера танцев. Кульминацией были встречи со старыми коммунистами. В народе эти мероприятия называли "лесная конфирмация".
В Швеции
Обряды (крещение, конфирмация, свадьба, похороны и т.д.) в первые десятилетия эмиграции не было заметных перемен. Для эстонцев религиозный выпуск из гимназии и право выпускников носить специальные цветные кепки на торжественных мероприятиях были новинкой. Сегодня эти традиции остались позади. Также изменились обряды похорон и отношение к ним – погребение заменено кремацией, церемония коротка и нет обильных поминок. Вместо кладбищ появились священные рощи и т.п. Шведские эстонцы переняли эти новые обычаи. Сейчас они не знают наших долгих, сопровождаемых обильными слезами похорон. Впрочем, как и привычки пожилых женщин проводить продолжительное время на кладбище.
Календарные традиции
В Швеции
Долгое время календарные традиции в Эстонии и Швеции практически совпадали, так как обе страны связаны с Лютеранской Церковью, общей у обеих наций. Общеизвестно, что лютеранство распространило влияние на Эстонию в период шведской гегемонии в XVII в. Конечно, много нюансов отличают традиционные церемонии церковных праздников, таких как Рождество или Пасха у эстонцев и шведов, но основные элементы сохранялись неизменными на протяжении последних трех веков. Поэтому эстонцы по прибытии в Швецию нашли, что некоторые праздники очень похожи на те, которые они отмечали раньше. Наличие многих мелких различий не мешало признанию годового цикла "своим". Например, шведы отмечают Рождество за обильным, так называемым шведским столом с несколькими сортами ветчины и другими мясными продуктами, в то время как эстонская национальная пища - свинина, кровяная колбаса и суп "зауэркраут" (от нем. - кислая капуста) с картошкой. Если эстонцы жгут костры в праздник Летнего Солнцестояния, шведы делают то же в день Св. Филиппа (1-е мая). Во время празднования Летнего Солнцестояния шведы едят свежую картошку и местную клубнику, эстонцы варят пиво. Сегодня имеет место смешение тех и других традиций за исключением Рождества, когда обе нации строго блюдут свои обычаи в употреблении пищи.
Сообществу эмигрантов было необходимо принять официальный календарь государственных праздников Королевства Швеция. Но это не мешало им отмечать 24-е февраля годовщину образования Республики Эстония, что было чрезвычайно важно для сообщества беженцев, помогая им сохранять свою идентичность в другой стране.
В Эстонии
На родине при советской оккупации весь церковный календарь и государственные праздники независимой Эстонии были запрещены. Один календарь формально заменили другим. Вместо годовщины республики (24- февраля) эстонцы были вынуждены праздновать День Красной Армии (23 февраля). Довольно печальной оказалась история и с Днем Летнего Солнцестояния (24-е июня), который шел сразу же за государственным праздником – День Победы (над Красной Армией 23 июня 1920 г.). День Летнего Солнцестояния непосредственно был связан с народными традициями, которые советская власть подчеркивала. Но столь неудачное совпадение ограничило его празднование. Был введен новомодный политический календарь. Дни солидарности (111 и 2 мая), годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции (7 и 8 ноября), день Советской Конституции (5 декабря), - все являлись нерабочими днями. Известно. Что советская власть всегда подчеркивала значение рабочего класса. В соответствии с этой установкой были введено много профессиональных праздников _ День советского рыбака, День работников сельского хозяйства, День работников торговли, День работников тяжелой промышленности и т.п. На родине эстонцы отмечали эти праздники как возможность потратить профсоюзные деньги на организацию дружеской вечеринки. Огромной утратой для эстонцев стала замена Рождества крайне политизированным Новым Годом. Празднование Рождества сурово наказывалось, во время правления Сталина даже тюремным заключением, позднее - ограничениями в личной карьере. Один респондент рассказал, как он, трехлетний ребенок, в 1953 г. был поражен, когда после визита к ним перед Рождеством неизвестного мужчины пришлось убрать рождественскую елку. У его отца была неплохая карьера, и тот не мог себе позволить неприятностей в связи с тайным празднованием Рождества.
Эстонцы на родине не забыли своих праздников и традиций, запрещенных новой идеологией. Отмененный флаг республики семьи часто прятали и доставали только на Годовщину республики Эстония. Тайное празднование Рождества выглядело как большая национальная игра против советской власти. Противодействуя ментальности формального обучения в школах и на рабочих местах, люди сохраняли у себя устойчивое чувство эстонской нации и культуры, отдельных от Советского Союза. Противостояние между публичным и частным влекло за собой возникновение двоемыслия. Одно дело отмечать официальные праздники, и совсем другое – национальные праздники в кругу родственников и хороших знакомых.
Заключение
Негибкость национальных менталитетов и различие в поведенческих стереотипах сформировали сложный круг проблем совр5еменной объединяющейся Европы. До 1990-х годов интеграция меньшинств, находившихся за границами Европы, была крайне затруднена. После падения социализма начался новый этап. Запад и восток Европы столкнулись с проблемой серьезных различий между их менталитетами, сложившимися под воздействием изменившихся в послевоенные годы политических и экономических порядков. Сотни тысяч беженцев, уходивших от жестокостей сталинской эпохи в конце. Второй мировой войны, как и волны польских, чешских и венгерских беженцев после подавления антисоветских мятежей в их странах в 1950-е годы основали за рубежом большие общности соотечественников из всех стран Восточной Европы, существующие и сейчас. В странах Балтики встала острая проблема постоянно проживающей здесь огромной русскоязычной общности, поскольку это бывшая территория СССР. В Германии попытки объединить две субнации - западную и восточную – в одну неделимую национальную общность до сих пор под вопросом. На уровне национальных парламентов принято много хороших законов с целью стимулировать мультикультурную лояльность и интеграцию меньшинств в национальные государства. На уровне повседневной жизни эти законы практически не работают, напротив, в "старой доброй Европе" полыхают множество культурных конфликтов.
Одна из основных задач социальных исследователей в этой неустойчивой ситуации – более детальный анализ различных моделей интеграции с целью выработки рекомендаций для поиска действующими политиками более эффективного выхода из сложившейся ситуации. Использование биографического метода позволяет выстраивать тесные связи с повседневной практикой, а также с образами мыслей, в которых простые люди – главные действующие лица процесса интеграции.
Эстония малая нация в пограничном регионе Европы. Нация разделена на процветающую скандинавскую им постсоциалистическую родину, представляя, таким образом, модель основной ситуации в объединяющейся Европе. Малый размер этой нации способствует изучению механизмов различных способов интеграции из-за небольшого числа переменных в сравнении с большими нациями. Таким образом, эти явления могут быть более подробно изучены. Биографический метод относительно продуктивен тогда, когда мы направляем свои исследования на более адекватную реконструкцию упомянутых механизмов, действующих в реальной жизни. Сравнительный анализ некоторых основных жизненных ситуаций, обусловленных принятыми культурными образцами, может стать хорошим источником информации для следующих поколений.