Обряды продолжаются – крестины

 

Хотя Андрей понимал, что Петька внедрился в его жизнь навечно, он никогда не называл мальчика сыном. Обормотом, короедом, пацаном – пожалуйста, но язык не поворачивался произнести «мой сыночек». А Марина легко освоила – «наш сынок», «мой маленький», «твоя кровиночка». Однажды Марина достала детские фотографии Андрея и ткнула ему в нос:

– Видишь? Экспертизу проводить не надо. Одно лицо.

Младенец Андрей был точной копией Петьки, вернее – Петьку можно считать слепком десятимесячного Андрея.

У Марины и Мариванны появилась навязчивая идея окрестить Петьку.

– Зачем? – спрашивал Андрей. – Кто у нас верующий?

– Никто не верующий, – тихо, но упрямо отвечала Мариванна, – в церковь не ходим. Да разве в душе нет Бога?

– Всех крестят, – напирала Марина, – чем Петечка хуже?

Женщин неожиданно поддержал Семен Алексеевич:

– Есть порядок крестить, надо соблюдать. А то вырастет Петька и в претензии – почему, мол, басурманом меня оставили.

Оставшись в меньшинстве, Андрей махнул рукой – делайте, что хотите.

Марина выяснила, что обряд крещения нынче во всех церквах поставлен на поток: надо прийти в десять утра, заплатить в церковную кассу, купить свечи, иметь для ребенка специальную рубашечку и крестик. Также необходимы крестная мать и крестный отец.

В этом качестве были выбраны Мариванна, чуть не расплакавшаяся от счастья, и Семен Алексеевич. Сбылась мечта Марины увидеть Петечку в девчачьем наряде. Крестильная рубашечка представляла собой длинное белое кружевное платьице. Золотой крестик Мариванна хотела купить на свои деньги, но Семен Алексеевич воспротивился: скинемся вы и я, как крестные родители.

Андрей, когда увидел крестик на золотой цепочке, вспылил:

– Чтобы я этих бирюлек у Петьки на шее не видел!

– Только для обряда, – успокоила Марина, – потом уберем в шкатулочку, я уже присмотрела хорошенькую, серебряную, в нее и Петечкин локон, и первый выпавший зубик…

– Вещдоки будешь собирать? Валяй, не забудь образцы кала и мочи.

– Когда ты вот так грубишь, – прозорливо заметила Марина, – чувствую, маскируешь слабость, которой стыдишься. Андрей! В твоем нежном отношении к сыну нет ничего стыдного!

– Поучи меня! Тренируй свои психологические наблюдения на Мариванне и дедушке!

– А! Теперь и ты усек? Заметил, что они за ручки держатся?

– Ничего я не заметил. Просто не люблю, когда мне про меня безапелляционно объясняют с умным видом.

– Учту, дорогой!

Поначалу Андрей не хотел ехать в церковь и участвовать в религиозных представлениях. Но в волнении сборов (Петьке, конечно, понадобилась опять большая сумка вещей, на пару часов из дома отбывает), предпраздничных хлопот Андрей почувствовал себя циником, отравляющим родным людям торжество.

– Не видел рождения, – упрекнула Марина, – так хоть при крещении сына поучаствуй!

И Андрей повез всю компанию в церковь.

Храм Рождества Пресвятой Богородицы выбрала Марина, не поленившаяся проехать и осмотреть все церкви в округе. Выбор был исключительный! Огороженная забором, церковь с постройками выглядела оазисом старины среди урбанистического примитива. Вошли в ворота – и точно в другом мире оказались, даже воздух сменился… Нищенка, вполне цивильно одетая тетенька, протянула руку за подаянием и авторитетно похвалила:

– Крестить маленького несете? Хорошая церковь, намоленная!

 

В самом обряде Андрей легко усмотрел комическое: Мариванну и Марину в платочках и с поглупевшими трепетными лицами, такими же, как у шеренги (человек пятнадцать) крестных с голенькими младенцами, выстроенными полукругом, который замыкали трое парней бандитского вида, с наколками на груди и в плавках. За их спинами стояли крестные – такие же отморозки. Процедура крещения была негигиеничной – всех новообращенных поп чем‑то поил с одной ложки (привет, микробы!). Но ирония и сарказм Андрея не выпячивались, не лезли на первые места в мыслях и ощущениях, обстановка храма гасила пошлую браваду.

Батюшка, толстый и старый, похожий на Деда Мороза, но безоговорочно, с первого взгляда – мудрый и добрый той добротой, которая не эгоистическое желание быть всеми любимым, а долгий жестокий путь познания, – позволял себе шутки, отвлекаясь от процедуры, назвал родственников‑зрителей с фотоаппаратами и видеокамерами корреспондентами и велел стоять в стороне, не мешать…

В какие‑то моменты обряда, во время молитвы, всем полагалось креститься. Батюшка узрел, что Андрей стоит пень пнем, вонзился взглядом:

– А ты чего прохлаждаешься? Не отсохнет рука крест наложить в Божьем храме!

И Андрей послушно, точно он был младшим школьником, а батюшка – директором школы, которого все боялись до икоты, поднял руку и неумело перекрестился…

Когда на Петьку из купели простым кухонным ковшиком лили воду, и звучало: «Крещается раб Божий Петр…» – Андрей поразился никогда в их обиходе не звучавшему формальному имени своего сына – Пётр… Пётр Андреевич…

Обряд крещения был не короток и не тороплив. Батюшка перешел к алтарю. Ему подавали младенцев, бормоталась молитва… Девочек подносили к иконам – как бы поцеловать, мальчиков вносили в алтарь… Пыхая одышкой, батюшка держал на руках десятикилограммовых карапузов, вел за руку детей постарше и татуированных бандитов…

Андрей заглянул в соседний придел и увидел, что там закончилось отпевание, выносили гроб с покойником. «Все, как у нас, – подумал Андрей, – поминки и крещение. Жизнь продолжается».

Он совершенно не разбирался в православных святых, в иконах и прочей церковной атрибутике. Но нашел глазами икону, на которой был изображен святой, показавшийся наиболее авторитетным, торопливо перекрестился и мысленно взмолился: «Святой! Пардон, имени не знаю. Но сделай так, чтобы мой бизнес‑проект приняли, чтобы я мог прокормить свою семью!»

И тут же Андрей воровато оглянулся: не заметил ли кто его порыва?

Оказывается, у крещения была своя здравица. Крещеным говорили: «Поздравляем с христианством!»

Поздравляя новоокрещенных, люди плакали и не стыдились. Андрея отнесло толпой к бандитам (вид у них был совершенно вдохновенный), пришлось сказать:

– Поздравляю с христианством!

– Спасибо, мужик! Такое дело… проняло до потрохов… Если у тебя проблемы в Северном округе… давай визитку.

– Благодарю, сам как‑нибудь.

Вышли из церкви и недосчитались Марины. Андрей вернулся. Его невеста у церковной лавки что‑то писала на двух листочках.

– Кому послание? – спросил Андрей.

– Как бы… Богу. Один список – за упокой, это умершие. Второй – за здравие, это живущие. Батюшка озвучит во время молитвы. И я тебя строго прошу! Без насмешек!

– Молчу.

– Как зовут твою маму?

– Вера.

– Сестра Ольга, я уже записала, и своих тоже. Как звали твоего отца? – Марина перешла к списку «за упокой».

– Сергей, коль я Сергеевич.

– А твою бабушку?

– Анастасия.

– Кого еще забыли?

– Внеси Генку Панина и его отца Юрия Яковлевича, я перед ними виноват.

– Но разве они умерли? Сгорели на пожаре?

– В переносном смысле. Внеси их в предыдущий лист. Почему здесь нет ни тебя, ни меня? Бог не взял бы тебя в секретарши.

 

Особое состояние духа после крещения и посещения церкви, которое не испытал только виновник мероприятия – Петька, настроило всех на праздничный лад.

– Надо отметить такое дело! – твердил крестный отец, он же дедушка Семен Алексеевич, когда приехали домой.

– У нас есть бутылка исключительного коньяка! – подхватила Мария Ивановна.

Она не отдавала себе отчет, но уже продолжительное время чутко реагировала на желания и порывы Семена Алексеевича.

Рассиропленный Андрей предложил:

– Хотите, сгоняю за стейками?

– Нет!!! – в три голоса воскликнули домочадцы.

Андрея поразил этот протест. Мариванна тут же объяснила:

– Приготовлены куриные грудки в грибном соусе. Если не съедим, пропадут.

– Сгоняй за салатами, – велела Марина. – В отделе кулинарии купи оливье, царский салат, овощи на гриле и маринованные баклажаны. Обязательно потребуй, чтобы показали срок реализации!

– Еще хлеб, Петечке бананы и туалетную бумагу… для всех, – подсказала Мариванна.

– Надо записать. – Марина оглянулась в поисках блокнота и шариковой ручки.

Андрей и Семен Алексеевич, отправляемые в магазин, выказывали потрясающую забывчивость и неспособность купить более четырех заявленных предметов. Приходилось вручать им список…

«…как Богу, – пришло в голову Марине… – Ведь Бог должен и так помнить всех живых и умерших, а мы Ему – листок‑напоминание… Какое‑то логическое противоречие… Конечно, Бог обо всех помнит! Просто хочет, чтобы мы, записочки батюшке отправляя, сами о каждом дорогом человеке поименно подумали».

Уступая настырному требованию Марины, помешавшейся на трезвом зачатии, Андрей выпил только одну рюмку дорогого коньяка, когда‑то подаренного Мариванне неизвестно за какие заслуги посторонним человеком. А дедушка Семен Алексеевич назюзюкался. Принял на грудь почти всю бутылку и при этом утверждал, что коньяк пахнет клопами. Андрей, слегка завидуя и досадуя на воздержание, попытался развеять это стойкое народное заблуждение. И одновременно выяснить: кто когда пил настойку на клопах, чтобы иметь право сравнивать? Но Семен Алексеевич внятно и даже полувнятно объясняться уже не был способен. Он что‑то бормотал, разводил руками, вроде Петьки издавал не поддающиеся пониманию наборы звуков. А потом ему захотелось петь. Семен Алексеевич знал первые строчки многих песен, исполнял их на один мотив «По долинам и по взгорьям…»

Мария Ивановна испуганно ерзала. Она почему‑то переживала ответственность и стыд за поведение Семена Алексеевича. Но с другой стороны, и Андрей недавно пришел домой на бровях. Если что‑то позволено одному мужчине, то почему запрещено другому? Очевидно, представители сильного пола не могут обходиться без того, чтобы периодически не напиваться до потери лица. И они при этом становятся такими смешными! Неожиданно расслабленными и альтруистичными – хотят обнять и любить весь мир. В отличие от Андрея и Марины, которые посмеивались и ничего не улавливали из пьяного бормотания Семена Алексеевича, Мария Ивановна прекрасно его понимала. Он говорил о том, какие они все хорошие, что их любит и благодарен… Выражение: «Я…ля… на…ё…ов» – Мария Ивановна легко расшифровала: «Я для вас на все готов!»

Репертуар Семена Алексеевича иссяк, он уронил голову на грудь и заснул.

– Постелю в нашей комнате на диване, – поднялась Марина.

Андрей приволок туда дедушку, раздел и уложил.

Семен Алексеевич храпел мощно – из‑за резонанса дребезжали стекла в книжном шкафу.

Мариванна уговаривала ребят ночевать в детской, рядом с Петечкой. Она ляжет на раскладушке на кухне. Андрей с Мариной отказались. Сдвинули мебель на кухне и постелили себе на полу.

Тоненький матрас‑спальник не спасал от каменной твердости пола.

– О жизнь! – ворочался Андрей. – Секс в ванной, ночевки на кухне. Гость что чирий: где захочет, там и сядет.

Марину тревожило иное:

– Андрей, у нас точно нет тараканов?

– Тараканы любви не помеха. Но если придут клопы, собирай – настойку сварганим, будем дедушке вместо коньяка наливать…

– Казарменный дуболомный юмор!

– Зато я на ощупь мягкий. Ложись на меня… Если девочку зачать на кухне, она, наверное, будет хорошо готовить…