Характеристика удельного периода на Руси.

Удельный порядок был одним из по­литических следствий русской колонизации верхнего Повол­жья при участии природы края. Эта колонизация приносила в тот край те же общественные элементы, из которых слага­лось общество днепровской Руси: то были князья, их дружи­ны, городской торгово-промышленный класс и перемешав­шееся сельское население из разных старых областей. Областные вечевые города, руководимые знатью торгового капитала, обособляли области в местные миры, а дружины, аристократия оружия, со своими князьями скользили поверх этих миров, с трудом поддерживая связь между ними.

Следствия этого порядка становятся заметны уже в XIII в., еще более в XIV. Прежде всего этот порядок сопро­вождался все усиливавшимся удельным дроблением северной Руси, постепенным измельчанием уделов. Старая Киевская Русь делилась на княжеские владения по числу наличных взрослых князей, иногда даже с участием малолетних; таким образом в каждом поколении Русская земля переделялась между князьями. Теперь с исчезновением очередного поряд­ка стали прекращаться и эти переделы. Члены княжеской ли­нии, слишком размножавшейся, не имели возможности зани­мать свободные столы в других княжествах и должны были все более дробить свою наследственную вотчину. Благодаря это­му в некоторых местах княжеские уделы распадались между наследниками на микроскопические доли.

По смерти Всеволо­да его верхневолжская вотчина по числу его сыновей распа­лась на 5 частей. При старшем Владимирском княжестве, ко­торое считалось общим достоянием Всеволодова племени, явилось 4 удела: Ростовский, Переяславский, Юрьевский (со стольным городом Юрьевом Польским) и Стародубский на Клязьме. Когда внуки Всеволода стали на место отцов, Суз­дальская земля разделилась на более мелкие части. Владимир­ское княжество продолжало наследоваться по очереди старшинства; но из него выделились 3 новых удела: Суздаль­ский, Костромской и Московский. Ростовское княжество так­же распалось на части: из него выделились младшие уделы Ярославский и Углицкий. Переяславский удел также распался на несколько частей: рядом со старшим уделом Переяславс­ким возникли два младших, из него выделившихся, Тверской и Дмитрово-Галицкий. Только княжества Юрьевское и Стародубское остались нераздельны, ибо первые их князья оставили лишь по одному сыну. Итак, Суздальская земля, распадав­шаяся при детях Всеволода на 5 частей, при внуках его раз­дробилась на 12. В подобной прогрессии шло удельное дроб­ление и в дальнейших поколениях Всеволодова племени.

С этим следствием тесно связано было и другое — обеднение большей части измельчавших удельных князей северной Руси. По мере размножения неко­торых линий Всеволодова племени наследники получали от своих отцов все более мелкие части своих фамильных вотчин. Благодаря этому дроблению большая часть удельных князей XIV и XV вв. является в обстановке не богаче той, в какой жили посредственные частные землевладельцы позднейшего времени.

Удельный порядок княжес­кого владения по самому существу своему вносил взаимное отчуждение в среде князей, какого не существовало среди князей старой Киевской Руси. Счеты и споры о старшинстве, о порядке владения по очереди старшинства поддерживали тесную солидарность между теми князьями: все их отношения держались на том, как один князь доводился другому. Отсю­да их привычка действовать сообща; даже вражда из-за чести старшинства, из-за Киева, больше сближала их между собою, чем отчуждала друг от друга. Среди удельных князей северной Руси, напротив, никому не было дела до другого.

При раздель­ности владения между ними не могло существовать и сильных общих интересов: каждый князь, замкнувшись в своей вотчи­не, привыкал действовать особняком, во имя личных выгод, вспоминая о соседе-родиче лишь тогда, когда тот угрожал ему или когда представлялся случай поживиться на его счет. Это взаимное разобщение удельных князей делало их неспособ­ными к дружным и плотным политическим союзам; кня­жеские съезды, столь частые в XII в., становятся редки и слу­чайны в XIII и почти прекращаются в XIV в.

Вместе с этой владельческой замкну­тостью князей падает и их политическое значение. Политичес­кое значение государя определяется степенью, в какой он пользуется своими верховными правами для достижения це­лей общего блага, для охраны общих интересов и обществен­ного порядка. Значение князя в старой Киевской Руси опре­делялось преимущественно тем, что он был прежде всего охранителем внешней безопасности Русской земли, вооружен­ным стражем ее границ. Достаточно бросить беглый взгляд на общественные отношения в удельных княжествах, чтобы ви­деть, что удельный князь имел иное значение.

Поскольку в обществе исчезает понятие об общем благе, в умах гаснет и мысль о государе, как общеобязательной власти, а в уделе та­кому понятию даже не к чему было прикрепиться. Это не был ни родовой, ни поземельный союз; это даже совсем было не общество, а случайное сборище людей, которым сказали, что они находятся в пределах пространства, принадлежащего та­кому-то князю. При отсутствии общего, объединяющего ин­тереса князь, переставая быть государем, оставался только землевладельцем, простым хозяином, а население удела пре­вращалось в отдельных, временных его обывателей, ничем кроме соседства друг с другом не связанных, как бы долго они ни сидели, хотя бы даже наследственно сидели на своих мес­тах. К территории удельного, княжества привязаны были только холопы князя.

Лица, свободные люди, не входили юридически в состав этой собственности: свободный человек, служилый или черный, приходил в княжество, служил или работал и уходил, был не политичес­кой единицей в составе местного общества, а экономической случайностью в княжестве. Князь не видел в нем своего под­данного в нашем смысле слова, потому что и себя не считал государем в этом смысле. В удельном порядке не существо­вало этих понятий, не существовало и отношений, из них вы­текающих. Словом государь выражалась тогда личная власть свободного человека над несвободным, над холопом, и удель­ный князь считал себя государем только для своей челяди, какая была и у частных землевладельцев.

Не будучи государем в на­стоящем смысле этого слова, удельный князь не был, однако, и простым частным землевладельцем даже в тогдашнем смыс­ле. Он отличался от последнего державными правами, только пользовался ими по-удельному. Удельно­го князя признавали носителем верховной власти по происхождению, потому что он князь. На­следственная власть его не могла найти новой, чисто полити­ческой основы в мысли о государе, блюстителе общего блага, как цели государства.

Верховные права князя-вотчинника рассматривались как до­ходные статьи его вотчинного хозяйства, правительственные должности отдавались во времен­ное владение, в кормление или на откуп, продавались; в этом отношении должность судьи сельской волости не отличалась от дворцовой рыбной ловли.

Наконец, политическому значению удельного князя соответствовал и уровень его гражданского развития. Удельный порядок был причиной упад­ка земского сознания и нравственно-гражданского чувства в князьях, и в самом обществе, гасил мысль о единстве и цельно­сти Русской земли, об общем народном благе. Само это слово Русская земля довольно редко появляется на страницах летописи удельных веков.