Реферат Курсовая Конспект
Тимофей - раздел Образование, Екатерина Вадимовна Мурашова Желая Еще Потянуть Время, Тимка Поправил На Шее Сине‑бе...
|
Желая еще потянуть время, Тимка поправил на шее сине‑белый «зенитовский» шарф, поддернул сползающие с бедер «рэперские» штаны и осторожно потрогал напухший под правым глазом фингал. Больше делать было нечего. Тимка чуть слышно выругался сквозь редко растущие зубы и свернул в подворотню.
Вчера мать весь вечер умоляла его. Глаза у нее закатывались и мутнели, как у полудохлого голубя. Он вилял, огрызался, а потом не выдержал и поддался, пообещал. Хотя не нужна ему эта школа сто лет.
И все другие – тоже.
Во дворе толпились и бродили сотни людей, но, как и всегда, ему казалось, что вокруг него – пустое Место. И пустые глаза, которые на нем никогда не останавливаются, а, словно споткнувшись на секунду, торопливо скользят дальше, отыскивая что‑нибудь покрасивее и более достойное их внимания.
Тимка легко нашел свой теперешний класс и стоял чуть позади группы родителей младшеклассников. Родители поднимались на цыпочки, стараясь ни на мгновение не упустить из виду свое малорослое чадо, и остервенело махали ладошками. У микрофона сменяли друг друга какие‑то люди с одинаковыми лицами. Как и везде, они про что‑то врали, изображали воодушевление и как будто сами себе не верили. Впереди будущих одноклассников стояла толстая девочка с физиономией веселого поросенка и энергично хлопала каждому говорящему, потряхивая растрепанным букетом разноцветных астр.
В классе Тимка сразу прошел назад и сел за последнюю парту у окна. Он понимал, что такое клевое место наверняка за кем‑то забито, и готов был отстаивать свои права. Надо им сразу показать, кто есть кто, и тогда потом будет меньше проблем.
Однако никто клевое место у Тимки не оспаривал. Никто не садился рядом, и, более того, парта впереди тоже оказалась свободной. Одноклассники спокойно базарили между собой, ничего не спрашивали и даже не глазели на фингал и прочие повреждения Тимкиной физиономии. Только девочка‑поросенок на мгновение посмотрела на него и жалостливо‑сочувственно наморщила курносый нос, как будто ей вдруг тоже сделалось больно. Тимка уже собрался скорчить зверскую гримасу из серии «пошла вон!», но девочка как будто сама что‑то поняла и поспешно отвернулась.
Бее это в целом Тимке, пожалуй, понравилось.
«Если и дальше так пойдет – ништяк!» – решил он.
Учительницы в классе почему‑то все еще не было, Тимку это волновало меньше всего. «Пусть бы и вовсе не приходила», – подумал он, лениво представил себе школу совсем без учителей, ухмыльнулся, отвернулся к окну и стал думать о своих делах.
Дела были не совсем хороши, а если не крутить вокруг да около, так и просто – хреновые.
Что удивительно – Борька даже не попробовал по своему обыкновению соврать или отвертеться. Когда Тимка добрел наконец до дома, вошел и прямо в прихожей, под истошный лай впавшего в истерику Дружка, не раздеваясь и не утирая больше кровавых соплей, сполз спиной по стене, старший брат только встретился с младшим взглядом и сразу же сам задал прямой вопрос. Получив такой же прямой Тимкин ответ, Борька побледнел в прозелень, засуетился, помог Тимке стащить замызганный грязью балахон и, поддерживая, повел в ванную – мыться. Потом усадил брата на краешек ванной, убежал и раздобыл где‑то в комнате почерневший от старости пузырек с йодом.
Пока брат осторожно прижигал ссадины, Тимка молчал, трогал языком шатающийся зуб и гнусно ухмылялся разбитыми губами. Последний раз до этого случая Борька заботился о нем, когда Тимка еще ходил в детский сад. Борька забирал его по вторникам и пятницам, когда мать работала в ночь, и в садиковской раздевалке завязывал младшему брату шнурки и застегивал пуговицы. Борька и тогда называл его мелким глистом и не скупясь отвешивал тумаки, но Тимка все равно гордился перед другими. В их группе только у него одного был старший брат.
– Это все какая‑то чушь собачья, – бегая глазами, сказал Борька (из приличных слов в Борькиной речи были одни предлоги, поэтому придется давать ее в переводе на человеческий. Если кому‑нибудь почему‑то захочется знать, что говорил Борька дословно, – легко переведет обратно). – Они хотят меня на деньги опустить, но у них ничего не выйдет. У меня все схвачено. Им без меня никуда не деться. За мной такие люди стоят… Ты не бойся, Тимка, я с ними так разберусь – они у меня своих не узнают и вообще пожалеют, что на свет родились. Я им за тебя все зубы повыбью и еще всякое другое нехорошее с ними сделаю…
Тимка слушал по‑прежнему молча. Кривая ухмылка как будто бы клеем приклеилась к разбитой физиономии.
Словам старшего брата младший не верил совсем. Борька – мелкий и тщедушный, Тимка, и сам‑то некрупный, к своим четырнадцати годам его уже почти перерос. Да и был бы Борька высокий, сильный и здоровый – что он вообще может против тех? Борька, по всему видно, их боится так, что поджилки трясутся и глаза закатываются. Заступиться же за братьев, как ни крути, некому. А те ведь не отстанут и не позабудут, что обещали. Деньги им там Борька должен или еще что – это даже и неважно выходит… И вот по всему получается, что дела у Тимки – хреновее некуда.
– Ты пересядь сюда, – сказал кто‑то сбоку от Тимки.
Тимка начал оборачиваться от окна и уже в процессе того открыл рот, чтобы рявкнуть грубо: «Отвянь!» – или еще что‑нибудь такое.
Обернулся и промолчал.
– На этой вот парте, впереди, никто не сидит. Нас вообще немного, с самого начала. Мы никогда целый класс не занимали. И что же ты станешь сидеть – как будто на острове…
Девочка со спускающейся ниже пояса косой как будто с ходу угадала его заветное желание – больше всего на свете Тимка мечтал очутиться на острове и жить там одному. Чтобы никто к нему не лез.
– Меня зовут Маша Новицкая.
Тимка хотел снова отвернуться к окну, но шея как будто бы окаменела и не желала поворачиваться. Светло‑коричневые, с золотыми искрами глаза Маши Новицкой смотрели прямо на него. Девочка спокойно ждала и как будто ни секунды не сомневалась в том, что он станет с ней разговаривать.
– Тимка. Тимофей, – странно хрипнув голосом, произнес мальчик. Собственное имя всегда казалось ему каким‑то кошачьим. Он не понимал, почему, и оттого злился, когда приходилось называть себя.
– Котофей Котофеевич, из детской сказки, – вдруг объяснила Маша. – Нам мама в детстве читала. Тебе, наверное, тоже. Тимофей.
Тимка открыл рот и забыл закрыть.
– Пересаживайся, – сказала Маша, взяла со скамьи его надорванную по шву сумку и переложила на парту впереди.
Тимке хотелось ударить по тонкому запястью, вырвать сумку, грязно выругаться и прогнать от себя девочку с косой так, чтобы ей больше никогда в голову не пришло даже посмотреть в его сторону… Он промолчал и остался сидеть на месте, только лежащие на парте ладони сжались в кулаки так сильно, что треснули поджившие корочки на костяшках.
– Кто тебя избил? – спросила девочка.
Тимка закрыл глаза и затряс головой, яростно желая, чтобы все немедленно исчезло. Вообще все, но особенно эта странная девочка, которая угадывает мысли и спрашивает его так, как девчонки никогда не спрашивают. Так спрашивают милиционеры. В голове отдалось острой болью.
– У тебя болит голова. Не тряси ее, – сказала Маша. – Кто тебя избил? Ты сам виноват? Первый полез?
– Я тут вообще с краю, – неожиданно для себя ответил Тимка.
– Я так и думала, – кивнула Маша. – Ты ведь сам по себе добрый.
Тимка собрал все силы, лязгнул челюстью и снова открыл рот. Это было уже слишком. Сейчас он наконец объяснит ей…
Внезапно Маша как будто исчезла. Захлопнув рот, Тимка огляделся и обнаружил ее в середине класса. Маша стояла возле своей парты, которую она делила с невысокой худой девочкой‑брюнеткой. Золотистая Машина коса теперь висела на спине и как будто дразнилась. Остальные тоже стояли и смотрели на неизвестно откуда появившегося пожилого мужчину с седыми волосами. С последней парты его лицо казалось перечеркнутым несколькими резкими линиями.
«Неужели учитель?! Совершенно не похож! – изумился Тимка, встал возле своей парты и сделал неуверенный вывод: – Какие‑то они тут все… странные…»
– Тимочка, ты чего так рано из школы‑то пришел?
Тимка промолчал, швырнул сумку в угол прихожей, прямо в ботинках прошел в кухню, приподнял крышку и заглянул в стоящую на плите кастрюлю. Никакого аппетита имеющееся там варево с плавающими поверху островками застывшего жира не вызывало. Дружок встал на задние лапы и, царапая когтями по Тимкиным штанам‑трубам, сообщил, что у него по поводу супа совершенно другое мнение. Он лично готов хоть сейчас…
– Перетолчешься! – Тимка грубо потрепал собачонку за загривок. – Сам сожру. Потом…
Мать не унималась:
– Тимочка, а ребятки там, в школе, как? Хорошие? Понравились тебе? А учителя?
– Да. Отвяжись.
– Но ты ведь завтра‑то пойдешь? Пойдешь?
Униженно‑тревожные нотки в голосе матери были невыносимы. На какое‑то мгновение Тимка даже почувствовал, что понимает отца. И тут же самому стало противно.
– Пойду, – буркнул он. – Уймись только сейчас, ладно?
Тимка действительно собирался завтра идти в школу? Он и сегодня убежал сразу после первого урока неизвестно почему. Кто ему что сделал или сказал?
Но отчего‑то вдруг показалось совершенно невозможным остаться и на перемене разговаривать с девочкой Машей. Он был уверен, что она опять сама подойдет к нему, чтобы закончить разговор. И что он ей скажет, если уже ясно, что попросту послать подальше девочку с косой у него почему‑то не получается?
И правду, конечно, тоже сказать нельзя. А такие, как она, от своего не отступаются… Какие – такие?
Тимке нужно было время, чтобы обо всем этом подумать. Вот он и сбежал. А завтра – опять пойдет. Почему нет? Учитель – вроде бы ничего, нормальный. Тимка, конечно, ни одного слова не понял, что он там из математики задвигал, но это‑то всегда так было, с первого класса. Ничего удивительного. И пацаны в этом классе вовсе не такой отстой, как в прежнем. И толстая девочка‑поросенок, которая морщила нос‑пятачок и его жалела, вообще‑то, если подумать, не противная, а смешная. И Маша… Маша. Маша.
– Тимочка, ты супчику‑то сейчас поешь. Или с Борей, когда он проснется. Спит еще Боря‑то… – мать понизила голос.
– А чего, ему в лицей не надо, что ли? – неизвестно с чего завелся Тимка. – Сегодня, между прочим, первое сентября!
Параллельно самому стало почти смешно. Тоже нашелся – заботчик о братниной учебе.
– Да я его спрашивала, а он мне… – мать, кажется, собиралась заплакать.
– Да отстаньте вы от меня все! – крикнул Тимка, ринулся по темному коридору в туалет и захлопнул обшарпанную дверь перед самым носом Дружка, который решил было, что это – такая игра. Дружок обиженно заскулил и заскребся в дверь, а Тимка сел на унитаз, упер локти в колени и обхватил уши ладонями.
Мать. Борька. «Минералка». Деньги. Маша… Маша.
Дружок сначала злобно зарычал, а потом завизжал и отлетел в сторону от сильного пинка. «Зачем я с ним так рано пошел гулять? – подумал Тимка. – Надо было позже, ночью. Может, они бы ушли… Да все равно…»
– Собаку не тронь! – сказал он.
Парни были плохо одеты. И у всех у них были плохие зубы. Странно, что Тимка это заметил в темноте и вообще понял, но тем не менее…
– Ну что, пацан? – почти добродушно спросил главный, с лицом, похожим на смятое крутое яйцо. – Где наши деньги‑то? Когда твой брательник отдаст?
– У вас с Борькой дела, у него и спрашивайте.
– Спросим и с него, ты не думай, – успокоил парень. – А может, ты за него отработаешь?
– Чего я могу? – насупившись, спросил Тимка. – Полы вам помыть?
– Ха! – осклабился парень. – Да ты сатирик, я погляжу!.. Не журись. Для каких дел, бывает, и мелкие нужны. Тебе сколько лет?
– Тринадцать, – соврал Тимка.
– Во! – обрадовался парень. – Самое то. До четырнадцати уголовка вообще не канает.
– Не хочу я, – подумав, сказал Тимка.
– А хто тебя спосит‑то? – нещадно картавя, вступил в разговор еще один парень, состоящий из одних квадратов – голова, туловище, руки, ноги… Даже глаза у него были как будто квадратные.
Тимка между тем уже все решил. Решение его было извращенно логичным – он сам не мог этого не понимать. Разумеется, он согласится на все их условия – что он действительно может против взрослых парней, против которых и Борька‑то, на шесть лет его старше, – мошка незаметная? Но согласится не сразу.
Пускай сначала попробуют его обломать. Это, конечно, будет стоить ему еще пары синяков и ссадин, но – ничего серьезного, самим же парням калечить Тимку вовсе не нужно. Зато – репутация. Где бы ни оказаться, но таким слизняком, как Борька, он не будет никогда. И таким, как отец. И таким, как мать…
– Да пошли вы!.. – сказал Тимка сквозь зубы и выругался с максимально возможной изощренностью.
Квадрат удивленно рыкнул и шагнул вперед. Остальные двое приняли подчеркнуто расслабленные позы, как бы подтверждая Тимкину догадку: никакой драки или тем более избиения. Просто небольшой урок в начальной школе мелких мазуриков. Отчаянно взвизгнув, Тимка прыгнул, не дожидаясь, пока Квадрат подойдет вплотную…
Мир вокруг него уже несколько раз взорвался и разлетелся разноцветными искрами, когда в нечленораздельное уханье парней и горестные причитания Дружка, как горячий нож в масло, вошел громкий, но подчеркнуто спокойный голос со стороны.
– Оставьте Тимофея и уходите!
Все остановились, как в детской игре «замри!». Тимка с асфальта, снизу вверх, сквозь щелочки заплывающих глаз увидел каких‑то стоящих вокруг вполне взрослых на вид людей и с ликующим удивлением подумал, что Борька в кои‑то веки раз не соврал. Значит, все это было не пустыми словами, и действительно ради брата он задействовал каких‑то своих знакомых. Теплое чувство любви к старшему брату затопило Тимкину душу…
Но как это могло быть? Как они узнали, когда и где? Как вообще…
Мысли в Тимкиной голове мешались. Хотелось лечь где‑нибудь у стенки (да хоть вон там, справа от водосточной трубы), подтянуть колени к подбородку и немного поспать.
Что‑то крикнул главный. Квадрат матерился не останавливаясь, словно где‑то в нем внутри прорвало ругательную трубу. Из‑за дефекта его речи даже самая страшная и грязная ругань казалась смешной и глупой. Потом как будто бы еще стемнело, и наконец из темноты к Тимке выплыло совершенно незнакомое лицо с внимательными глазами. Выражение глаз, напротив, отчего‑то показалось знакомым.
– Тимофей, ты сможешь сам дойти домой? Или тебя проводить? Это твоя собака?
– Да. Нет. Да, – собрав все силы, четко ответил Тимка.
– Хорошо. Тогда иди, – сильные руки поставили Тимку на ноги.
Дружок тут же метнулся к нему и прижался всклокоченным боком. В горле его рокотало, загривок стоял дыбом: «Все это время я дрался как лев! Ты видел?!» – легко перевел с собачьего Тимка и с трудом улыбнулся.
Уже уходя, он оглянулся, пытаясь все же увидеть и запомнить загадочных Борькиных друзей, вовремя пришедших ему на выручку. Прищурился, стараясь окинуть расплывающимся взглядом всю картину целиком…
И тут же морозным ознобом полоснуло по глазам, груди, спине.
На углу, придерживаясь рукой за водосточную трубу, стояла девочка в светлой куртке и смотрела на Тимку. Лица девочки почти не было видно, но перекинутая на грудь коса поблескивала в золотистом свете фонаря.
Маша Новицкая.
«Не может быть!» – подумал Тимка и едва не упал на разом подкосившихся ногах. Дружок испуганно тявкнул рядом.
Кровь стучала в висках. Тимка оглянулся еще раз. На углу никого не было. Значит, померещилось от лихорадки. Бывает. Слишком много думал.
Маша. Маша. Маша.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
На сайте allrefs.net читайте: Екатерина Вадимовна Мурашова. Гвардия тревоги...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Тимофей
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов