Загадки и отгадки

 

– Таечка, ну что случилось? Скажи, скажи мне сейчас, тебе сразу легче станет. Попей вот, выпей водички…

Мама облизывала губы и бестолково суетилась вокруг рыдающей Таи, похожая на большой шарик, отчего‑то, вопреки всем астрономическим законам, крутящийся вокруг шарика поменьше. На глазах ее тоже уже выступили слезы. Тетя Зина стояла у окна, сложив руки на груди и как будто бы отстранившись от всего. На самом деле она тоже переживала за племянницу, но не умела этого выразить. Однако младшая сестра с ситуацией явно не справлялась.

– Прекратить реветь! – громко скомандовала тетя Зина. – Смотреть на меня!

Тая послушно подняла распухшую физиономию, похожую на помятый блин.

– А теперь объясни толком, что случилось. Откуда вдруг такая странность: не пойду в школу?

Тая хлюпнула носом и потерла кулаками глаза, вызывая жалость. Тетя Зина на жалость не купилась.

– Просто – не пойду! – сказала тогда Тая.

– Замечательно! – тетя Зина позволила себе усмехнуться. – Ты не даешь нам возможности разобраться и помочь. Оставить твое заявление без внимания мы тоже не можем. Следовательно, у нас нет выхода: завтра же мы с Мариной идем в школу к директору. Дураку понятно, что если насквозь положительная девочка‑отличница через неделю после начала учебного года отказывается идти в школу, тому должна быть причина. Вот пусть он и разбирается.

– Не надо к директору! – испуганно воскликнула Тая.

– Тогда рассказывай! – безжалостно велела тетя Зина.

Тая попыталась рассказать, попутно тихо плача и жалея сама себя.

По мере рассказа девочки на лицах обеих сестер появлялось одинаковое, все более недоуменное выражение. В конце младшая просительно взглянула на старшую.

– То есть ты хочешь сказать, – неуверенно начала тетя Зина, – что тебя никто конкретно не обижал и не дразнил, но ты не хочешь учиться в этом классе, потому что они все… – что? Ненормальные?! Что значит – ненормальные? Это же обычная районная школа, и учатся в ней обычные дети. Разные. И как это вообще весь класс может быть ненормальным?

Тая, которая уже почти перестала реветь, попробовала объяснить еще раз. У нее вдруг возникла сумасшедшая надежда, что вот прямо сейчас все и разъяснится, окажется что‑нибудь совсем простое, и ей больше не надо будет думать и бояться.

– Значит, все же не все ненормальные? Есть один нормальный мальчик с шарфом и синяками и еще один, который в первый же день обозвал тебя толстой коровой, – тетя Зина между тем все больше теряла логическую нить. – Эти, значит, ничего себе. А остальные? Остальные‑то тебе чем не угодили – я понять не могу! Что значит – одинаковые? Что значит – как роботы? Племянница, ты сама‑то вообще здорова?!

– Да, – с готовностью сказала Тая. – Может быть, я совсем больная. Может быть, у меня уже неделю огромная температура, и оттого все.

Мама Таи тут же подошла и потрогала рукой лоб дочери. Лоб был влажный и прохладный.

– Нет температуры, – растерянно и вроде бы даже огорченно сказала мама.

Тая решила ничего не скрывать – все равно главное уже сказано. Тетка – взрослый человек, давно живет в странном городе Петербурге и уж всяко разбирается в жизни лучше восьмиклассницы Таи.

– Понимаете, тетя Зина, – понизив голос до шепота, сказала девочка. – Они мне пока и вправду ничего плохого не сделали, но у них у всех внутри есть что‑то такое… Я их боюсь. Иногда мне даже кажется, что они – ВООБЩЕ НЕ ЛЮДИ.

– Как тебе одноклассники? Учителя? Удалось адаптироваться, вписаться в коллектив? Или пока не очень? Тебя ведь все‑таки к экстравертам никак не отнесешь…

Михаил Дмитриевич держал в руках большой конверт с только что полученным по почте научным журналом и явно хотел уйти к себе в кабинет и внимательно его изучить. То, что он изображал в гостиной, называлось «вежливое внимание к школьным занятиям сына». Если говорить честно, то Дима без этого внимания вполне обошелся бы. Но знал: отец не отстанет, пока ритуал не будет совершен. Александра Сергеевна протирала мокрой тряпочкой кожистые листья Вольфганга и старательно делала вид, что все происходящее между отцом и сыном ее не касается.

– Одноклассники очень хорошие. Спокойные. И классный руководитель хороший. Интересно ведет уроки. Наверное, я уже адаптировался, – не слишком уверенно закончил Дима.

– Все – хорошие и спокойные? – недоверчиво переспросил Михаил Дмитриевич.

У него возникло неприятное ощущение, что Дима пытается побыстрее закончить разговор. «Он подросток. Главное – не потерять с ним контакт», – заголовком из газетной психологической статьи подумал Михаил Дмитриевич.

– Ну, не все, наверное. Один мальчик прямо в первый день прогулял уроки. И еще одна девочка… сильно странная. А остальные – так просто на удивление…

В этом месте Александра Сергеевна отложила тряпочку и внимательно взглянула на внука.

– Дима, что не так?

Мальчик колебался всего несколько секунд. Ему самому хотелось разобраться.

– Я обозвал одну девочку толстой коровой, – почти с облегчением признался он.

– Ту самую, которая «сильно странная»? – заинтересованно спросил Михаил Дмитриевич. В статье, заглавие которой он уже мысленно цитировал, было сказано, что для большинства подростков характерно «противоречивое поведение». Может быть, это как раз оно и есть?

– Просто удивительно, до чего быстро перенимаются плебейские манеры! – язвительно сказала Александра Сергеевна и снова отвернулась к Вольфгангу, который, по‑видимому, разделял ее возмущение и разочарование.

– Но, наверное, ты обозвал ее в ответ на что‑то? – продолжал расспрашивать Михаил Дмитриевич. – Она тебя тоже обозвала? Или стукнула?

– Она мне ничего не сделала, – твердо сказал Дима. – Я сам, первый.

– Но тогда это весьма странно… Эта девочка…

Дима вздохнул и отошел к окну.

– Вот и мне так показалось, – грустно заметил он. – Но я же сказал: все остальные нормальные, а она…

Тут Дима внезапно замолчал, почти прижался лицом к стеклу и затаил дыхание. По краю сильно наклонной крыши с непривычной для глаза грацией и ловкостью кошек передвигались двое людей. Один из них был маленький, приземистый и одет в ватник. Размахивая руками и не обращая внимания на разверзающуюся возле его ног пропасть высотой в пять этажей, он что‑то темпераментно объяснял своему спутнику. Вторым человеком был Димин одноклассник Кирилл Савенко.

Директор 167‑й средней общеобразовательной школы Вячеслав Борисович Недолюбов сидел у себя дома за компьютером и с самым недовольным видом тыкал указательным пальцем в клавиши. Соединившись с Интернетом, он набирал в разных поисковых системах, пользуясь то русским, то латинским алфавитом одно и то же: AG, Аг, АГ, аг, ag… Система исправно срабатывала и выдавала множество страниц ничего не значащих ссылок. Вячеслав Борисович честно пытался разобраться. Больше всего по смыслу, конечно, подходил портал AG.ru – компьютерные игры, коды к ним, обзоры. Очень современно, понятно, имеет прямое отношение к молодежи, но… по всем имеющимся признакам совершенно не то.

Большинство из прочего выглядело более или менее (скорее, более!) иррационально. Elektronik AG – дистрибуция и инжиниринг из Германии («Бедный русский язык!» – подумал Вячеслав Борисович). «АГ‑Трейд: лежалая труба, заводское восстановление» (директор искренне восхитился словосочетанием и почему‑то тут же примерил его на себя. Лежалая труба!). «Багетная мастерская „Арт‑сервис АГ“» (здесь Вячеслав Борисович сначала прочитал «балетная», а потом еще с полминуты вспоминал, что такое «багет»). Кофемашина JuraAG – потрясательные скидки (опять: «Бедный русский язык!»). AG‑Division: мебель для офиса и гостиниц…

Сломался Вячеслав Борисович еще спустя полчаса на ссылке «AG‑Bag: силосование в полимерных рукавах». Прочитав это, директор нервно вскочил, отодвинул стул и уже стоя отключил компьютер от сети.

Потом прошел в комнату к сыну. Сын‑студент тоже сидел за компьютером и вроде бы писал на экране ноутбука какую‑то программу. «Господи, что делается! – с долей лицемерия воскликнул мысленно Вячеслав Борисович. – Эдак скоро мы все будем жить, как мальчики‑электроники, с проводочком и вилкой для подключения к сети!»

Сын, не прерывая работы, вопросительно взглянул на отца.

– Володя, скажи мне, – обратился Вячеслав Борисович. – Ты можешь объяснить мне такую вещь… потому что я сам ничего не понимаю. Смотри. Вот у меня в школе новенький, с иголочки, компьютерный класс – подарок депутата. С подключением к Интернету. Открыт до шести вечера каждый день, включая субботу. Консультант‑преподаватель – компьютерный мальчик от бога, заочник Политеха. Все молодежные интересы знает как свои пять пальцев. Все – совершенно бесплатно. Ребятишки с третьего по одиннадцатый класс, само собой, в этом компьютерном раю целый день толпятся, в очередь записываются, что‑то мастрячат, чему‑то учатся. В основном, конечно, играют в свои ходилки‑догонялки‑стрелялки‑стратегии или что там у вас еще… И вот из одного или… даже, пожалуй, из двух классов – никто к этим компьютерам не ходит и ничего там не делает. Я специально смотрел по журналу записи. Никто, ты понимаешь! Почему это может быть? Они что, принципиально не пользуются компьютерами? Им не нужен бесплатный Интернет?

– Очень просто, – ответил Володя, не отрывая взгляд от экрана ноутбука. – Они, разумеется, пользуются и в Интернет ходят. Просто не хотят, чтобы кто‑нибудь знал, куда именно они ходят. Ты же сам говоришь, что твой мальчик‑преподаватель – специалист. Специалист всегда может найти путь, пройти по следу… Ну, а играть в ходилки‑стрелялки им почему‑то неинтересно. Может быть, просто некогда…

– Пусть так. Не хотят, чтобы узнали. Но что же они там такое загадочное делают‑то?! – окончательно огорчился Вячеслав Борисович. – Скажи, Володя. Ты все‑таки по возрасту к ним ближе. Вот если отбросить всякие объединения по музыкальным интересам (это, я так понимаю, легко вычислить, но явно не наш случай!), что еще может объединять подростков…

– Есть еще фашисты, ролевики, исторические реконструкторы, – не дослушав, скороговоркой принялся перечислять Володя. – Скинхеды, анимешники, антифашисты, антиантифашисты…

– Подожди, подожди, я запутался! – поднял руку Вячеслав Борисович. – Разве скинхеды и фашисты – это не одно и то же? И как могут быть антиантифашисты? Что это такое? И кто такие исторические реконструкторы? Археологией, что ли, увлекаются?

– Скины и фаши – разные движения. Антиантифаши, по сути, против всех. Самые отмороженные. Исторические реконструкторы – это те, которые воображают себя, допустим, викингами или индейцами, ну и дерутся там на мечах, вампумы с вигвамами изготовляют и всякое такое…

– Черт знает что! – вздохнул Вячеслав Борисович. – Хоть пионеров с комсомольцами восстанавливай, честное слово. А что тогда такое, по‑твоему, «АГ» – две большие буквы?

Услышав наконец хоть что‑то конкретное, Володя на минуту оторвался от экрана и взглянул на отца.

– А это как раз из музыки, – сказал он. – Кажется, группа такая есть. Попсовая. Название – по имени солиста‑руководителя. Имя какое‑то русское… Арсений Григорьев… или Артемий Георгиев… В общем, это у них вроде вот такая песня, ты слышал, наверное: там‑тари та‑та, та‑та, там та‑а‑а…

Продолжая напевать, молодой человек снова обернулся к компьютеру и в такт мелодии застучал по клавишам.

Вячеслав Борисович отправился на кухню, где жена мыла посуду и жарила мясо с луком. Запах плыл такой густой, что его, кажется, можно было есть ложкой.

– Наташа, скажи мне быстро и не особенно задумываясь: что такое «АГ» – две большие буквы, кажется, латинские.

– Порошок стиральный, как раз на днях по телевизору рекламировали, – ответила жена. – Говорили, что очищает до самой глубины волокон, и любые пятна. Врут, конечно… Ты минут через пятнадцать приходи есть. И Володьку позови. Маме я сама отнесу…

Возвращаясь к себе, Вячеслав Борисович зачем‑то заглянул в маленькую комнату к теще. Старушка сидела на кровати и, нацепив на нос очки с толстенными стеклами, читала потрепанную книжку с пожелтевшими страницами, придерживая ее левой рукой. Правая после инсульта так и не восстановилась.

– Анна Ильинична, скоро обедать будем, – сказал Вячеслав Борисович, чтобы как‑то оправдать свое появление.

– Спасибо, Слава, я сейчас приготовлюсь, салфеточку постелю, – кивнула старушка и отложила книгу, на обложке которой оказался восьмиконечный крест.

– Анна Ильинична, а как вы думаете, что такое «АГ»? – по инерции спросил Вячеслав Борисович.

– А чего ж тут думать‑то? – удивилась теща. – Ангел Господень!

Вячеслав Борисович вышел и в коридоре сел на приступочку под вешалкой, опершись спиной на висящие пальто и куртки.

– Ангел Господень! – вслух повторил он. – Вот только этого мне еще и не хватало!

Почти две недели Дима каждый день собирался спросить. Казалось, что может быть проще? Но что‑то все время останавливало. В конце концов Дима даже разозлился.

Подошел к Кириллу Савенко на первой же перемене и, глядя куда‑то вниз и вбок, сказал по возможности небрежно:

– Кстати, Кирилл, я тут недавно тебя на крыше видел. Очень удивился, сначала не поверил. У меня, понимаешь, седьмой этаж, окна выходят…

В этом месте Дима наконец взглянул Кириллу в лицо. Одновременно осознал свой страх и разозлился еще больше. Что такого он может увидеть на лице Кирилла? И чего он, Дима, собственно, боится?

Лицо у Кирилла было самое обыкновенное, вспоминающее.

– Это голуби, – спокойно объяснил он. – Есть у нас в квартале один мужик, дядя Федя. У него такое увлечение, старомодное, – гонять голубей. И голубятня на крыше. Я ему помогаю. Мне нравится. Нас, голубятников, в Петербурге всего человек пятнадцать‑двадцать осталось…

– Понял! – сказал Дима и вздохнул с облегчением. – Голуби на крыше. Очень интересно. А можно мне будет как‑нибудь посмотреть? Я никогда не видел и на крышах не бывал…

– Можно, почему нет, – сказал Кирилл. – А я понял, в каком доме ты живешь. В нашем районе семиэтажных немного…

– Ага, – сказал Дима. – Спасибо.

Кирилл улыбнулся своей обычной сдержанной улыбкой. Отчего‑то она показалась Диме тщательно дозированной. «Они же все так улыбаются! – вдруг вспомнил он и опять испытал раздражение, угаснувшее было от простого объяснения Кирилла. – Кто такие „они“? Как – „так“? Бред какой‑то сам себе выдумываю!»

Одновременно вспомнились слова Михаила Дмитриевича:

– Самый простой выход – пригласить их всех в гости, устроить вечеринку. На ней ты установишь неформальный контакт и по возможности разберешься в своих отношениях и с «нормальными» одноклассниками, и со «странной» девочкой. Площадь у нас, слава богу, позволяет…

Мысль об устройстве вечеринки Диму пугала – он всегда любил быть один, в крайнем случае, с одним‑двумя единомышленниками. Да и ведь приглашенных одноклассников надо будет как‑нибудь развлекать. Как? Чем? Он не умел и не хотел.

Но Александра Сергеевна, услышавшая слова сына, неожиданно воодушевилась и стала строить довольно замысловатые планы, включающие в себя игру в фанты, буриме и музыкальные импровизации на старинном рояле. Михаил Дмитриевич только посмеивался.

«Понимаешь, бабушка всегда любила приемы, – объяснял он сыну. – И делала это, поверь, с блеском. Но теперь ее знакомые кто уехал, кто умер, кто просто состарился. Ей уже давно не доводилось… Может быть, тебе следует доставить удовольствие пожилой даме?»

У Димы холодели пальцы рук и ног, когда он все это слышал. Блестящий прием для 8 «А» класса с бабушкой и музыкальными импровизациями – такое только в кошмарном сне может привидеться! Единственным, кто разделял бабушкино воодушевление, был, по‑видимому, Вольфганг. Во всяком случае, в отличие от Димы, он выслушивал ее вполне спокойно, не меняясь в лице и не шелохнув ни одним листочком. Может быть, Вольфганг тоже любил приемы…

И вот теперь вдруг, стоя перед спокойно молчащим Кириллом и внутренне ужасаясь сам себе, Дима почему‑то выпалил:

– Послушай, Кирилл, я вот как раз хотел тебя спросить. А что, если мы все у меня соберемся?.. То есть, я хотел сказать, потусуемся…

– Мы все? Кого ты имеешь в виду? – деловито уточнил Кирилл. От его деловитости Диме стало легче.

– Я имею в виду весь класс. Кто захочет, конечно, – уже гораздо свободнее сказал Дима и постарался объяснить: – Я же у вас новенький. Так что это как будто для знакомства. Такой обычай. В неформальной обстановке.

Кирилл понимающе кивнул и задумался на несколько секунд.

– Все наши – это двадцать человек. Еще Тая и Тимофей. У вас хватит места?

– Да! – твердо сказал Дима. – У нас большая квартира. Четыре комнаты. Мы съехались с бабушкой.

– Понятно, – Кирилл кивнул еще раз. – Места хватит. Хорошо. Скажи: вы богатые?

Вопрос на мгновение ошеломил Диму. Никто и никогда в его жизни так не спрашивал.

– Наверное, нет, – справившись с собой, ответил он. – Мой отец – профессор, доктор математических наук. Бабушка – пенсионерка.

– Понятно, – реакции Кирилла не отличались разнообразием. – Тогда мы придем. Спасибо. Когда, куда и во сколько?

«А если бы мы оказались богатыми? – подумал снова сбитый с толку Дима. – Они бы не пришли? Почему? И как это он говорит за всех?»

– Скажи мне, ты знаешь, как у вас принято. Я должен лично пригласить каждого? Отпечатать и раздать приглашения? Или лучше сделать объявление перед всем классом и написать адрес на доске?

Кирилл позволил себе еще раз едва заметно улыбнуться, и Дима понял, что опять сморозил какую‑то глупость. Разозлился и тут же едва не засмеялся вслух. «Я пытаюсь организовать некое веселье для всех, а сам – то злюсь, то раздражаюсь. В чем смысл? – подумал Дима. – Может, это и есть то самое „противоречивое поведение подростков“, о котором отец вычитал в какой‑то книжке? Надо будет как‑нибудь заглянуть в нее…»

– Я думаю, каждого отдельно приглашать не надо! – твердо сказал Дима.

– Почему? – с интересом, но без возражения спросил Кирилл.

– Потому что вы все… я не могу этого объяснить, но в некотором смысле вы как‑то строем ходите… Ты только не обижайся! – поспешно добавил Дима, хотя только что хотел именно обидеть, задеть. Но тут же испугался, что все окончательно испортил. И никто не придет!

– Я не обиделся, – сказал Кирилл. – И скажу остальным. Ты реши, когда, и напиши мне на бумажке адрес. Только Таю и Тимофея тебе придется самому пригласить, отдельно. Ты же понимаешь…

– Понимаю, – сказал Дима. – Они не из вашего муравейника.

Кирилл быстро взглянул на него, но ничего не сказал. Глаза у Кирилла были как две иголочки.