Римский водопровод в контексте истории

 

– Дима, у меня есть к тебе дело, – сказал Николай Павлович. – Сколько у вас сегодня уроков? Шесть? Ты можешь на пять минут подойти ко мне после последнего урока?

– Разумеется, Николай Павлович, – Дима слегка поклонился классному руководителю. – Я подойду.

«Вероятно, хочет перед олимпиадой предложить для решения еще один тип задач, – подумал он. – Что ж – всегда полезно».

– Как ты уже знаешь, Дима, второй тур международной олимпиады у нас в городе будет проходить во Дворце детского творчества. Туда же приедут ребята из области. И он, этот тур, по мысли устроителей, будет проходить в режиме онлайн. То есть будет включать в себя применение компьютера как инструмента для решения задач. Как минимум, оформление и отсылка… Вообще‑то я не совсем представляю себе…

– Не волнуйтесь, Николай Павлович, – сказал Дима. – Я сумею все сделать и оформить как надо. Если им нужно проследить за самим ходом решения задач, это для меня тоже возможно. Я – достаточно опытный пользователь. В гимназии, где я учился прежде, информатику преподавали с первого класса…

– Дима, я совершенно не сомневаюсь в твоих пользовательских возможностях, – улыбнулся Николай Павлович. – Речь идет совершенно о другом… Вчера я говорил с Таисией…

Дима изумленно вскинул голову. Неужели нажаловалась? Николаю Павловичу?! Но зачем?!! Нет, этого не может быть, это просто ни в какие ворота не лезет!

– Девочка честно прошла первый тур олимпиады. И, разумеется, должна участвовать во втором. Какие у нее шансы – это мы сейчас обсуждать не будем. Она должна участвовать, и все. Но вот тут и возникают сложности. У Коровиных дома нет компьютера. А в той школе, где Таисия училась раньше, информатику не преподавали вовсе. То есть фактически девочка компьютером не владеет. Ей приходилось, конечно, играть у подружек дома в какие‑то игры и даже бывать в Интернете по поводу неких девичьих интересов, но… Ты сам понимаешь, Дима, все это абсолютно не то.

– Понимаю. Но…

– Есть несколько возможностей. Буду с тобой откровенен. Разумеется, я, как учитель математики, должен был бы заняться этим сам. В школьном компьютерном классе есть все возможности для занятий. Но… на ликвидацию компьютерной безграмотности Коровиной уйдет как минимум несколько часов, а я… я не могу слишком задерживаться после уроков, Полина, моя дочь, станет волноваться… Я думал о том, чтобы пригласить Таисию к себе. Так ведь Полина не даст нам толком заниматься, начнет с ней общаться, приставать, ей Таисия еще в прошлый раз понравилась, она с ней хорошо…

– Да, Коровина обаятельная, – вздохнул Дима, вспомнив кота Бегемота. Он уже прекрасно понял, куда клонит учитель.

– Именно, именно, – от волнения не уловив иронии, закивал Николай Павлович. – Очень старательная, умненькая, обаятельная девочка. Обязательно нужно дать ей шанс… Ты понимаешь?

– Да, я понимаю, – уныло согласился Дима.

Николай Павлович воспрял духом.

– Так ты поможешь ей разобраться? Хотя бы в общих чертах… мне кажется, она довольно быстро схватывает…

– Хорошо. («А что мне остается?» – подумал Дима.)

– Большое тебе спасибо, Дмитриевский. Ты меня очень выручил, – официально сказал Николай Павлович и пожал Диме руку.

Рука у классного руководителя была горячая и влажная, как горчичник. Выйдя из класса, Дима незаметно вытер ладонь о штаны.

Потом поднялся на второй этаж и заглянул в компьютерный класс. Там, довольно громко гудя, клубились школьники с третьего по одиннадцатый класс. В основном мальчики. Справа у стены рвались какие‑то боеприпасы и раздавался разочарованный вой проигравших. Дима поморщился, вспомнив игру «Победитель». У окон, сразу на четырех компьютерах, молодой преподаватель учил пяти‑шестиклассников делать простенькие «анимэшки». Сразу у входа серьезная очкастая старшеклассница оформляла реферат по истории Отечества. Представив посреди всего этого себя и Таю Коровину, Дима отрицательно помотал головой и тихонько закрыл за собой дверь.

По дороге из школы Дима достал мобильник и набрал номер Антона Каратаева. Александра Сергеевна считала, что разговаривать по мобильнику на ходу – это вульгарно и демонстративно. Дима, напротив, находил это удобным и экономичным с точки зрения времени. Но… все‑таки и в точке зрения Александры Сергеевны что‑то было. Человек, идущий по улице и во всеуслышание обсуждающий свои дела… Можно, в конце концов, позвонить и из дома…

– Здравствуй, Антон.

– Здравствуй, Дима.

– Скажи, пожалуйста, у тебя есть домашний телефон Коровиной?

– Коровиной? У меня нет. И даже не скажу тебе, у кого есть. Она, похоже, сама всем звонит, если нужно… А, вот! Попробуй позвонить Игнатьеву. Может, он знает. Они в последнее время как‑то закорешились…

– Спасибо. Извини за беспокойство.

– Пустое. Привет.

«А Игнатьева‑то у меня телефон откуда возьмется? Что мне с ним?.. Закорешились они, понимаешь ли…» – пробормотал Дима себе под нос.

– Дима, ты потерял телефон Таисии? – спросила Александра Сергеевна. Она сидела в кресле и специальной расческой расчесывала длинную шерсть Фаины. – Тогда возьми у меня в коричневом ежедневнике, который лежит на тумбочке возле кровати. На букву «Т».

– А у тебя‑то он откуда взялся? – не слишком вежливо осведомился Дима.

– Мы с Таисией обменялись телефонами после взаимно приятного знакомства. Я лично нахожу это естественным. А ты нет?

– Я тоже. В самом деле: что может быть естественнее? – проворчал Дима, вынося в гостиную и листая большую книгу, переплетенную в тисненую кожу.

Записав Таин телефон в свой мобильник, Дима ушел к себе и твердо решил, что никому звонить он не будет. Пусть Николай Павлович думает, что ему жалко. Или пусть ее кто‑нибудь другой учит работать на компьютере, например Игнатьев, с которым Тая, видите ли, «закорешилась». А чтобы никто ничего не подумал, он и сам может в этой олимпиаде больше не участвовать. Зачем ему это вообще, если как следует подумать? Или заболеть… Например, животом. Как можно определить, болит у человека живот по‑настоящему или не болит, если он жалуется? Впрочем, наверное, можно по каким‑нибудь анализам… Тогда депрессией. Это сейчас, кажется, модно. Скажет бабушке, что заразился от Вольфганга, и будет болеть до самой олимпиады. Надо только посмотреть в Интернете, какие у депрессии симптомы, и запомнить, чтобы потом ничего не перепутать…

Размышляя таким образом, Дима набрал номер телефона, вздохнул и, правильно артикулируя, вежливо произнес в трубку:

– Добрый день. Будьте любезны, Таисию… Благодарю вас…

Тая сидела за столом, обложившись книжками, линейками и цветными карандашами, и составляла в тетради большую сводную таблицу по анатомии. Суть таблицы заключалась в сравнении строения и функции почек, печени и поджелудочной железы. Марина, сидя на диване с пультом от телевизора, переключала каналы и с явным удовольствием смотрела три юмористические программы одновременно. Тетя Зина, собираясь куда‑то по своим делам, то и дело презрительно фыркала на Марининых юмористов, а потом, проходя мимо, заглянула в Таину тетрадь.

– Бред какой‑то! – тетя Зина высоко подняла красивые брови. – Зачем все эти тонкости нужны людям, которые никогда не станут медиками или биологами?

– Низачем, – согласилась Тая, аккуратно прочерчивая новую графу. И примирительно заметила: – Да эти таблицы в классе всего три человека и делают…

– Кто же, кроме тебя?

– Дмитриевский и еще кто‑нибудь один…

– В каком смысле – кто‑нибудь?

– Да это все равно, кто. Я не знаю, как они решают, может быть, даже монетку кидают. Или по очереди. А потом все с него списывают…

– Списывать – это нехорошо… – назидательно заметила Марина, не отрываясь от экрана телевизора. – Знания не усваиваются…

– А почему же не списывают с тебя? Или с Дмитриевского? – удивленно спросила тетя Зина. – Вы что, не даете?

– Почему не даем? Им просто не надо. Кстати, Дмитриевский в биологии плохо разбирается – неаккуратно делает, и ошибок много. У него они только задачки по алгебре, когда сложные, берут. А у меня им, кажется, неудобно. Они же, вообще‑то, только у своих…

– Странно все это… – тетя Зина пожала плечами. – Что там у вас в классе происходит – я так и не смогла понять. Какая‑то закрытая система…

– Ага! – с удовольствием кивнула Тая. – Именно так, как вы сказали, теть Зин, – закрытая система.

– Я вообще этого не понимаю! – Марина хихикнула последний раз и выключила звук. – Почему ты, Таечка, после школы все время сидишь дома и либо читаешь, либо учишь уроки? Почему не гуляешь, не ходишь к подружкам, не сплетничаешь про мальчиков, почему у вас в школе и в классе нет какой‑нибудь общественной жизни, в конце‑то концов? Ведь ты же сама все время говоришь, что твои одноклассники – на удивление сплоченные между собой ребята, так отчего же вы не организуете что‑нибудь такое веселое и задорное? – Марина мотнула подбородком в сторону молчащего, но переливающегося разноцветными огнями телевизора. – Я понимаю, у нас в Сибири был маленький городок, но здесь‑то, в Петербурге!.. Да даже и у нас в школе, когда я была в твоем возрасте, то и дело устраивались КВНы, «Огоньки», турниры «Хочу все знать!» и всякое такое…

– А когда я была в твоем возрасте, у нас были конкурсы «А ну‑ка, девушки!» и «А ну‑ка, парни!» – с непонятным выражением сообщила тетя Зина. – Мы там читали стихи и чистили картошку на скорость, а мальчики кололи дрова и собирали автомат Калашникова…

В дверь постучали.

– Войдите, – откликнулась Марина.

Соседка просунула в дверь голову, обвязанную полотенцем.

– Возьмите у себя трубку, а я в коридоре положу. Таю вашу к телефону, – сказала она и добавила, подмигнув девочке: – Такой вежливый молодой человек… Не упусти, Тайка!

Тая взяла трубку и слушала с таким выражением лица, какое могло бы быть в морозилке у пачки пельменей. Отвечала односложно и так, что сестры, как ни прислушивались, ничего не сумели понять. Потом положила трубку на место.

– Ну что? – не удержалась Марина.

– Мама, я сейчас на некоторое время уйду, – сказала Тая, закрывая тетрадь по анатомии. – В гости к Дмитриевскому.

– Он еще кого‑то позвал?

– Нет, только меня одну.

– А… а что же вы там будете делать?

– Разумеется, что‑нибудь веселое и задорное, – спокойно ответила Тая.

Марина беспомощно взглянула на сестру, которая не выдержала и рассмеялась.

– Таечка…

– Не волнуйся, мама. Ничего со мной не случится, – сказала Тая. – Там в квартире, скорее всего, еще бабушка и болонка.

– Папа, я не понял, – сказал Дима. – Как должны участвовать в этой твоей олимпиаде люди, у которых есть способности к математике, но нет компьютера?

Михаил Дмитриевич оторвался от экрана, записал что‑то на листке блокнота и взглянул на сына.

«Сейчас он запускает у себя в мозгах программу, которая выведет на его внутренний экран мой вопрос, уже провалившийся куда‑то на задворки памяти», – без всякого чувства подумал Дима.

– Это никого не интересует, – ответил Михаил Дмитриевич. – Данная международная олимпиада – вовсе не благотворительная программа. Ее финансируют несколько крупных западных корпораций. Их задача – отыскать молодые креативные мозги и купить их для себя. Всё. Фактически за свои деньги они хотят получить уже готовый продукт. Время одиночек, которые совершали гениальные открытия у себя на коленке, считая при этом на листочке в столбик, прошло. Или, во всяком случае, так полагают прагматические устроители данной олимпиады. Ребята, которые сегодня живут в Тьмутаракани и не умеют пользоваться компьютером, находятся вне сферы их интересов.

– Но это же несправедливо! – сказал Дима.

– А что, кто‑нибудь когда‑нибудь говорил тебе, что мир устроен «по справедливости»? – удивился Михаил Дмитриевич. – В любом случае он ошибался.

Это было бы просто нерационально, так как понятия «справедливо‑несправедливо» меняются со временем.

– Тебе не кажется, что понятия «рационально‑нерационально» тоже могут меняться? – спросил Дима.

– Возможно… – подумав, сказал Михаил Дмитриевич. – Ты хотел бы обсудить это прямо сейчас? – он бросил тоскующий взгляд на страничку с цифрами, предваряемыми значками интегралов.

– Нет, папа, не волнуйся, – успокоил отца Дима. – Я вообще не хочу это обсуждать. Тем более что ко мне сейчас должны прийти гости…

– Это замечательно! – с воодушевлением воскликнул Михаил Дмитриевич. – Тебе обязательно надо общаться со сверстниками. Я читал в статье, что в твоем возрасте это вообще самая главная задача… К тому же твои гости, кажется, уже пришли. Во всяком случае, я слышу, как бабушка в гостиной с кем‑то разговаривает…

– Ч‑черт! – пробормотал Дима и выбежал из кабинета отца.

– Вообще‑то среди Дмитриевских военных было не так уж много, но Михаил Дмитриевский к 1890 году уже имел звание бригадного генерала. Служил он в окрестностях Семипалатинска. Однажды вместе с сотней казаков преследовал вожака каракиргизов батыра Кени‑Сара, увлекся, по всей видимости, и оказался в окружении. Что делать? Более всего на свете дикие каракиргизы боялись пушек. Они называли их «мултук‑шайтан» – дьявольское ружье. Но пушек у казаков не было. Тогда Михаил Дмитриевич приказал остановить отряд и направить в сторону киргизов два имеющихся в распоряжении бригады самовара, которые ослепительно сияли в лучах полуденного солнца. Приняв самовары за пушки, киргизы в ужасе бросились врассыпную. Казаки поскакали вслед за ними и прорвались к своим…

– Здорово он их обманул! – Тая весело рассмеялась и даже захлопала в ладоши. – Ловко придумал!

Александра Сергеевна довольно улыбалась. Фаина виляла хвостиком и ластилась к Тае. Вольфганг выглядел напыщенно, как всегда.

– Здравствуй, Тая, – сдержанно сказал Дима.

– Здравствуй, Дима.

– А мы тут с твоей гостьей, как видишь, вполне весело проводим время, – заметила Александра Сергеевна.

– Я рад. Но, бабушка, может быть, теперь, когда приключения очередного Дмитриевского‑предка завершились его очередным триумфом, мы с Таей могли бы заняться делом?

– Разумеется. Я сделаю вам чай. Таечка, вы предпочитаете с жасмином или с бергамотом? Или, может быть, лучше кофе?

– Стоит ли вам беспокоиться…

– Меня это совершенно не затруднит, – улыбнулась Александра Сергеевна.

– Тогда чай. С жасмином, – ожидаемо сказала Тая. – Спасибо большое.

– В первой половине дня я тоже предпочитаю жасмин…

Дима стоял на пороге и ждал, разжимая и сжимая кулаки.

– Но вы ведь тоже попьете с нами чаю? – с надеждой спросила Тая.

– Конечно, деточка, – милостиво кивнула Александра Сергеевна.

– Вот здорово! – девочка сложила перед грудью пухлые ладошки и переплела пальцы. – Вы так интересно рассказываете…

Под глазом у Димы начала пульсировать какая‑то жилка. Хотелось прижать ее пальцем…

8 «А» класс с обычным для него вежливым вниманием переводил коллективный взгляд с учебника алгебры на классного руководителя. Тая Коровина, единственная из всех, что‑то записывала. Тимка Игнатьев, шевеля губами и вызвав на телефоне калькулятор, подсчитывал нечто не относящееся к уроку.

Николай Павлович рассказывал:

– Любой математический учебник есть не только простой задачник, но и отражение истории человечества. Причем удивительное, но вместе с тем актуальное долгожительство математически‑исторических реалий вполне можно сравнить с древнейшими хрониками и памятниками архитектуры. Обратите внимание: сейчас их уже почти нет, а еще в начале 20 века ни один гимназист и даже ученик реального училища не обходился без решения задач на втекание и вытекание воды из некоего бассейна. Из трубы А втекает столько‑то ведер воды в час, а из трубы В вытекает столько‑то. За сколько часов бассейн наполнится? Как вы полагаете, о чем эти задачи и что это за загадочные бассейны были _в российской империи конца 19 начала 20 века?

– Может быть, просто для примера? – подняв руку, спросила Вика Стогова.

– Или чтобы связать математику с физикой? – предположил Кирилл Савенко. – Движение жидкости в сообщающихся сосудах…

– А почему сейчас эти задачи исчезли? – заинтересовался Витя Петров. – Неужели тогда в России было больше бассейнов, чем теперь?

– Бассейнов в царской России было немного, – улыбнулся Николай Павлович. – И задачи эти рассказывают нам совсем о других местах и других временах, когда свободное протекание воды и наполнение или ненаполнение ею бассейнов было весьма актуальным. Эти места и эти времена не что иное, как…

– Римская империя! – крикнула с места Тая Коровина. – Это у них везде были бассейны!

– Совершенно верно, Таисия, – качнул седой головой Николай Павлович. – Многокилометровые римские водопроводы не имели запирающих воду кранов. Вода через великий город протекала свободно, и крайне, просто‑таки жизненно важно было постоянно и точно рассчитывать ее объем. Вполне понятно и обоснованно появление задач для обучающихся математике детей на эту тему. И вот более чем две тысячи лет учебники математики доносили до нас эту римскую потребность. И каждое поколение школьников вновь и вновь училось их решать… Вы чувствуете связь веков? А ведь творениям Шекспира, которые называют бессмертными, всего полтысячи лет… Игнатьев! Я же не заставляю тебя сейчас решать эти задачи или наполнять ведрами бассейн! Попробуй, хотя бы попробуй отвлечься от своих дел и понять… Я уверен, что ты можешь… Игнатьев! Взгляни в учебник!

– Да, Николай Павлович, – сказал Тимка, встал и взял в руки учебник алгебры, который сунул ему его сосед. – Это я как раз хорошо понимаю. Вот тут задача: «За кандидата в депутаты А проголосовало 24 процента избирателей. За кандидата В в 1,8 раза больше. Остальные избиратели проголосовали на кандидата С. Какой из кандидатов в депутаты был избран?» Я понимаю так, что вот выборы губернаторов уже отменили, а потом и все прочие, может быть, отменят, и будет у нас, к примеру, снова царь. И тогда учебники истории опять перепишут по‑новому, а про учебники математики не вспомнят, и школьники все будут решать и решать эти задачи про депутатов, и как‑то так через них протянется нить, как будто бы к нам от римских бассейнов…

Николай Павлович смотрел на Тимку с таким выражением, как будто тот на его глазах превратился в зеленого человечка – инопланетянина. 8 «А» с интересом читал задачу про кандидатов в депутаты. Дима Дмитриевский за несколько секунд решил ее в уме. Тая Коровина смотрела на Тимку. Тимка с грустной улыбкой смотрел на косу Маши Новицкой.

– Тимофей… – сказал, наконец, классный руководитель. – Я и подумать не мог. Ты должен попытаться…

– Попытаться – что? – серьезно спросил Тимка.

– Решить свою жизнь. Как задачу. Я понимаю, что тебе трудно и исходные условия неблагоприятны, но ты должен…

– Никто никому ничего не должен, – возразил Тимка. – Но я, конечно, попробую. Вы только не волнуйтесь, Николай Павлович…

Дружок крутил хвостом‑баранкой, вставал на задние лапы и пачкал Таино пальто. Тая на него не сердилась.

– Дружок, фу! Прибью на фиг! – скомандовал Тимка. Песик повернул острую лисью мордочку, удивленно взглянул на хозяина и продолжал ласкаться к девочке.

– Да ладно, пускай, – Тая присела на корточки и принялась чесать Дружка за ушами. – Потом отчищу. Он у тебя печенье ест?

– Он все ест, что не приколочено, – ответил Тимка.

– А Фаина не ест, у нее вообще низкоуглеводная диета, – сказала Тая и угостила Дружка печеньем из кармана. Песик деликатно похрустел им, убедился, что больше не дадут, и только потом побежал обследовать газон.

– Как‑то он у тебя хромает, что ли, – заметила девочка. – Или переваливается…

– Когда он щенком был, ему передние лапы перебили и в мусорный бак выкинули, подыхать. Оттого.

– Ой, а как же потом?! – Тая подняла на Тимку глаза, уже готовые пролиться слезами.

– Да перестань ты! – с досадой сказал Тимка. – Чего ты, как только, так сразу реветь! Видишь же, вон он, Дружок, бегает – живой и здоровый!.. Мы с Борькой тогда в мусорке банки из‑под пива и коки собирали и во вторсырье сдавали. Ну, я услышал, как он плачет, в мусоре его откопал и домой принес. Папаша с Борькой против были, говорили: все равно подохнет. А мать разрешила оставить. Мы с ней лубки ему на лапы сделали, у него все и заросло. Ну, только маленько хромой остался. Но ему вроде и не мешает…

Тая подозвала Дружка, вывернула карман и отдала ему все печенье из кулька, который она по привычке взяла с собой на прогулку.

– Зря! – прокомментировал Тимка. – Теперь его точно с непривычки понос проберет…

– Извини, – огорчилась Тая. – Я не знала. Я ведь это печенье сама ем, и ничего… Только толстею… А у меня никогда собаки не было, я всегда хотела, но папа не разрешал… А здесь – вообще некуда: соседи…

– Да большая радость! – отмахнулся Тимка. – Глупый он и веселый. Толку никакого. Самое большое счастье – нажраться дряни какой‑нибудь и дристать всю ночь… Ну, кого в помойке нашли, тому и судьба такая…

– Не говори так, Тима, – попросила Тая. – Дружок хороший.

– А я разве про Дружка? – удивился Тимка. – Да и ладно… Скажи лучше, как там твои занятия с Дмитриевским? Сечешь теперь в компьютере‑то?

– Да в общем уже разбираюсь немного, – сказала Тая. – Основные вещи. А так – он мне задание на листочке заранее пишет, как будто бы задачи олимпиадные, ну, я сама сажусь и все оформляю, а если ошибки какие, он объясняет, как сделать…

– И как ты с ним‑то – ничего? Не собачитесь больше?

– Нет, что ты! Мы с ним, наоборот, разговариваем, как англичане в английских фильмах. И все время раскланиваемся и расшаркиваемся, словно придурки какие‑то. У меня от этого через полчаса как будто клей во рту делается. Так и хочется сплюнуть куда‑нибудь… на пол или хоть в кадку от фикуса. Я бы и плюнула на все это, но, во‑первых, интересно все‑таки на олимпиаде этой себя попробовать, а во‑вторых, у него бабушка классная. Я в нее просто влюбилась, честное слово. Она так интересно рассказывает!

– Про чего рассказывает‑то?

– Ну, в основном это какие‑то истории про их предков, но получается очень занятно, и кроме этих предков там много всякого другого, ужасно интересного. А главное, Александра Сергеевна так рассказывает, как будто она сама там была и своими глазами видела, пусть даже это сто или двести лет назад случилось. Так у нее и выходит – Дмитриевские в контексте истории России…

– Чтоб они туда и провалились! – пожелал Тимка.

– Куда – туда? – удивилась Тая.

– В контекст, конечно, – невозмутимо объяснил мальчик.

Тая дернула Тимку за концы шарфа и засмеялась.

Тимка сидел за столом, накрытым клеенкой, хлебал суп с вермишелью и заедал его хлебом. На клеенке давным‑давно перочинным ножичком были вырезаны Борькины, а чуть пониже Тимкины инициалы. Мать хлопотала у плиты – добавляла специи в овощное рагу.

– Мам, – позвал Тимка. – А кто были наши предки?

– Как это – кто были? – не поняла мать. – Как их звали, что ли? Так ты ж вот должен бабу Клашу помнить, мы ж вас с Борей каждое лето к ней в деревню возили, когда вы маленькие были. Коза у нее черная, Сима, ты ее все боялся, говорил: «Гляди, черт с рогами! Черт с рогами!» – забыл? Так Клаша – как раз моя родная бабушка была…

– Нет, я про другое, – попытался объяснить Тимка. – Кто они были – вообще? Что делали?

– А что ж им делать? Мои в колхозе крестьянствовали, а у отца от земли давно отошли, еще до революции в рабочих были. Прадед его на Путиловском заводе работал, потом в Гражданскую погиб. А деды наши оба – в Отечественную. Женщины детей ростили. Ты про это ли спросил, Тимочка?

– Выходит, про это… – сказал Тимка и снова склонился над тарелкой.