Милиция против полтергейста

 

На протяжении всей истории нашей страны внимание органов безопасности и охраны правопорядка привлекали не только чудеса, производимые конкретными людьми, будь то экстрасенсы, маги, колдуны, святые и прочие чудодеи. Органы сталкивались (и сталкиваются поныне) также и с такими загадочными явлениями, у которых нет определенного, зримого «автора». Однако у этого невидимого «автора» имеется имя. В разных странах его называют «полтергейстом», у нас же чаще — «барабашкой». Известно и его более древнее имя, уходящее в глубь веков, — «домовой».

Вот как, основываясь на поверьях, существовавших в Воронежской губернии царской России, описывает происхождение домовых отечественный историк и этнограф М. Забылин:

"Бог при столпотворении Вавилонском наказал народ, дерзнувший проникнуть в тайну его величия, смешением языков; а главных из них, лишив образа и подобия своего, определил на вечные времена сторожить воды, леса, горы и пр. Кто в момент наказания находился в доме, сделался домовым, в горах — горным духом, в лесу — лесовиком и так далее. Поверье прибавляет, что, несмотря на силу страха, раскаяние может обратить их в первобытное состояние, поэтому народ видит в этих бестелесных существах падших людей и придает им человеческие формы и свойства.

По общим понятиям, домовой представляет собой дух бескрылый, бестелесный и безрогий, который живет в каждом доме, в каждом семействе. От сатаны он отличается тем, что не делает зла, а только шутит иногда, даже оказывает услуги, если любит хозяина или хозяйку. Он перед кончиной кого‑нибудь в семействе воет, иногда даже показывается кому‑нибудь из семейства, производит стук, хлопанье дверями и пр. По общему поверью, живет он по зимам близ печки или на печи, а если у хозяина есть лошади и конюшня, то помещается близ лошадей. Если лошадь ему нравится, то домовой холит ее, заплетает гриву и хвост, дает ей корма, отчего лошадь добреет, и, напротив, когда ему животное не по нраву, то он ее мучает и часто заколачивает до смерти, подбивает под ясли и пр. От этого мнения многие хозяева покупают лошадей той масти, которая ко двору, то есть любима домовым.

Если домовой полюбил домашних, то он предупреждает о несчастье, караулит дом и двор; в противном же случае он бьет и колотит посуду, кричит, топает и пр.

Тому, кого любит, завивает волосы и бороды в косы, а кого не любит, то ночью щиплет до синяков. По этим синякам судят о какой‑нибудь неприятности, особенно если синяк болит. Также наваливается во время ночи на спящего и давит его так, что в это время нельзя ни пошевелиться, ни сказать слова. Обыкновенно эта «стынь» наваливается на того, кто спит на спине; в это время спрашивают: к худу или к добру, а домовой отвечает мрачным голосом — «да» или «нет».

Говорят, что он не любит зеркал, также козлов, а равно тех, кто спит близ порога или под порогом. Иногда слышат, как он, сидя на хозяйском месте, занимается хозяйской работой, между тем как, по‑видимому, ничего этого не видно. Особенно любит домовой жить в банях и париться, а также в ригах и в других теплых местах, тоже его слышат и в театрах.

В простом народе к домовому питают уважение, так что мужичок боится его чем‑либо оскорбить и даже остерегается произнести его имя без цели. В разговорах не называют его домовым, а «дедушкой», «хозяином», «набольшим» или «самим». При переходе или переезде из дома в другой непременною обязанностью считают в последнюю ночь, пред выходом из старого дома, с хлебом‑солью просить домового на новое место. Хозяйство каждого, по их мнению, находится под влиянием домового. Говорят, что домовой не любит ленивых, особенно ветряные мельницы.

Если домовой не будет любить хозяина, то он начинает проказить; в этом случае пред порогом дома зарывают в землю череп или голову козла. Вотяки называют домового Албаст или Коболт и верят, что домовой живет в старых домах, которые они сжигают".

Как правило, описание домового, или, говоря современным языком — полтергейста, делается со слов случайных свидетелей, соседей или самих жертв его действий. Однако вот случай, который предоставляет редкую возможность ознакомиться с официальным документом. Это рапорт, составленный подполковником милиции А. Шибалко, начальником городского отдела внутренних дел белорусского города Борисова.

Документ этот интересен не только как факт официального признания феномена, но и тем, что дает описание происходившего глазами людей, для которых наблюдательность, умение подмечать детали — профессиональные качества.

"Пятнадцатого июня 1988 года, — гласит рапорт, — в 21 час 5 минут в дежурную часть Борисовского городского отдела внутренних дел поступило сообщение от гражданина Г. Е. Климашон‑ка о том, что в доме, где он проживает со своей женой, происходят таинственные явления, связанные с самопроизвольным движением различных предметов, находящихся в квартире. По данному адресу был направлен наряд патрульно‑постовой службы. Прибывшим старшему сержанту милиции С. Шуляку и сержанту В. Христолюбову хозяева заявили, что в течение последних дней в доме непонятным образом перемещаются предметы (обувь, кухонная посуда и т. д.), самопроизвольно вывинчиваются пробки из электросчетчика и по прямолинейной траектории с поворотом на 180 градусов вылетают из дома во двор или на улицу; сбрасываются постельные принадлежности с кровати, переворачивается вверх ногами стол, падает, при этом не разбиваясь, трельяж; открываются окна, через которые на улицу вылетают подушки, одеяла, матрац и иные вещи.

В одной из комнат милиционеры обнаружили поваленный на пол зеркалом вниз трельяж, кровать со сброшенным на пол матрацем, одеялами и подушками. Произведя осмотр помещений дома и не обнаружив посторонних лиц, старший сержант милиции С. Шуляк попросил всех выйти из комнаты, уходя последним, обратил внимание на женский зонтик, лежавший на стуле. На веранде милиционеры продолжили беседу с хозяевами и соседями. Через несколько минут соседка неожиданно вскрикнула. Позади нее что‑то упало на пол. С. Шуляк, стоявший рядом, обнаружил, что на полу лежит женский зонт, который ранее находился на стуле в комнате. Соседка заявила, что зонтик ударил ее в спину, после чего упал на пол. Момент пролета предмета никто не видел.

Милиционеры поехали в горотдел и доложили дежурному.

По адресу выехал старший оперуполномоченный отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности майор милиции А. Макаревич. Все люди, бывшие в доме, были выведены на улицу. Через некоторое время в помещении неожиданно погас свет и на улицу вылетела предохранительная пробка, которая, отлетев от дома метров на 10 — 15, ударилась в забор. Сотрудники не обнаружили в электросчетчике одной пробки. Хозяева пояснили, что пробки вылетают несколько раз в течение дня, и показали груду — 20 — 30 битых".

Нередко невольными свидетелями событий, связанных с загадочным полтергейстом, становились посторонние люди, соседи. Вот один из эпизодов, рассказанных соседкой Вандой:

"Если бы мне это кто‑то рассказал, ни за что не поверила бы — настолько невероятные вещи происходили. Стоим мы с Надеждой Исааковной, к примеру, во дворе возле дома, разговариваем. Вдруг сзади на цементную дорожку опускается сковорода с блинами, накрытая тарелкой, кастрюля с супом и чайник. Мгновение назад вся посуда вместе с содержимым находилась на газовой плите. Подошли к двери на веранду, а оттуда вылетает табурет, вслед за ним кочан капусты и три ложки…

На следующий день, — продолжает свой рапорт подполковник, — начальник отдела поручил дальнейшую проверку заявления старшему участковому инспектору майору милиции Н. Каршакевичу. По указанному адресу выехала оперативная группа в составе майора милиции Н. Каршакевича, старшего следователя майора милиции П. Можейко, участкового инспектора лейтенанта В. Нечаева. В течение полутора часов, проведенных в доме сотрудниками, ничего подозрительного не произошло, но, когда они направились к машине, в калитку ударилась пробка. Вернувшись, опергруппа обнаружила отсутствие одной пробки в счетчике. Хозяйка дома находилась на веранде и утверждала, что ничего не заметила".

17 июня начальник городского отдела внутренних дел сообщил о происшествиях дежурному Управления внутренних дел Минского облисполкома и председателю Борисовского горисполкома В. Сягровцу.

В тот же день начальник городского отдела внутренних дел, председатель горисполкома вместе с секретарем городского комитета Коммунистической партии Белоруссии и заместителем начальника городского отдела внутренних дел посетили злополучный дом. В их присутствии никаких таинственных явлений не произошло. Однако старший оперуполномоченный уголовного розыска майор милиции Н. Павловец, прибывший на место происшествия ранее, заявил, что пробки, закрученные им лично до упора, за полчаса частично вывернулись. Об этом он узнал, когда погас предварительно включенный на веранде свет.

"Позже по указанному адресу побывали заместитель начальника городского отдела внутренних дел майор милиции Ю. Карташов и старший уполномоченный розыска капитан И. Шило. Во время разговора с жильцами на веранде из двери в комнату, где расположен электросчетчик, неожиданно влетела пробка, перемещавшаяся в пространстве в сторону головы майора Карташова. Не долетев пару метров, она резко упала на пол. Во время движения пробка изменила направление полета, развернувшись влево по отношению к первоначальному направлению. Незадолго до этого Карташов лично с усилием завернул до упора обе пробки.

Осмотр комнаты показал, что в помещении никто не присутствовал. Счетчик укреплен на внутренней стенке, напротив двери. Высота от пола — примерно два с половиной метра. Дотянуться до него взрослый человек может, лишь встав ногами на стул.

18 июня, будучи ответственным по отделу, по указанному адресу выезжал заместитель начальника по политчасти капитан милиции В. Крапивко совместно с участковым инспектором С. Якубовским.

Хозяйка дома Н. Климашонок с внучкой Таней и тремя соседками находилась на улице. Они пояснили, что примерно за двадцать минут до их приезда из дома, где в то время никого не было, вылетели друг за другом две пробки, которые хозяйка подобрала, так как они упали в песок, не разбились и были пригодны для дальнейшего использования.

Соседки подтвердили, что действительно пробки пролетели над их головами и упали неподалеку.

Зайдя в дом, сотрудники милиции обнаружили лежащий на полу зеркалом вниз трельяж, сброшенную на пол постель и отсутствие пробок в счетчике. Восстановив порядок, они произвели с согласия хозяйки тщательный осмотр, но ничего подозрительного не обнаружили. Затем все присутствовавшие вышли на улицу осмотреть сарай, в котором, со слов хозяйки, самопроизвольно открывается запертый на ключ замок, распахиваются двери, и свиньи выходят во двор. Осмотр продолжался недолго, при этом двери в дом находились в поле зрения, туда никто не входил. Когда же все вернулись в дом, то обнаружили лежащий зеркалом вниз трельяж и сброшенную на пол постель.

Обо всех событиях капитан милиции В. Крапивко сообщил по телефону научному сотруднику Белорусского государственного университета имени В. И. Ленина. Последний заверил, что непременно сообщит об имеющих место таинственных явлениях в Академию наук Белорусской ССР.

20 июня на место события прибыла заведующая отделом пропаганды и агитации Минского областного комитета Коммунистической партии Белоруссии Л. И. Хохлова вместе с секретарем Борисовского городского комитета Коммунистической партии Белоруссии 3. П. Маханек и начальником городского отдела внутренних дел. В течение получаса нахождения по указанному адресу ничего существенного не произошло".

В рапорте подполковника милиции А. Шибалко упоминается его заместитель майор Ю. Карташов. Его рассказ дополняет информацию из официального отчета.

«Когда ехали на место происшествия, — сообщил он, — завернули в магазин, приобрели пару пробок. Хозяева, отчаявшись бесполезно тратить деньги, уже не ставили новых. Привезли, ввернули, зажгли свет. В нашем присутствии никаких подозрительных явлений не наблюдалось. Вместе со старшим оперуполномоченным розыска капитаном И. С. Шило прибыли сюда назавтра. Все жильцы сидели на веранде. Поинтересовались, как дела. „Спасибо, — говорит Надежда Исааковна Климашо‑нок, — ничего не летает“. Решили заглянуть в помещение, где находится счетчик. Дверь была заперта на ключ. Открыли — трельяж зеркалом вниз. Подняли. Пробки на своем месте. В спальню заглянули — там все постельные принадлежности, как были застелены, только в обратном порядке, лежат на полу. Все вернули в прежнее положение и вышли на веранду. Разговорились. Я стою спиной к дверям из дома — держу в поле зрения прихожую. Беседовал как раз с Надеждой Исааковной, когда заметил, что из комнаты, где счетчик, вылетает пробка, поворачивается по касательной примерно на 90 градусов и летит прямо мне в голову. Мне бы увернуться, но решил выждать. Пролетев на веранду, пробка упала мне под ноги. Тотчас же схватил ее — думал, может, горячая, ведь должно же быть какое‑то объяснение этим полетам. Нет, нормальная температура. Вместе с И. С. Шило бросились в помещение — правой пробки нет, вторая вывернута на три‑четыре оборота… Надежда Исааковна махнула рукой, мол, не заворачивайте, скоро и эта вылетит».

В рапорте подполковника упоминается, что сообщение о феномене в конце концов передали в Минский университет и в Белорусскую Академию наук. Такая последовательность событий представляется более или менее постоянной: сначала милиция пытается разобраться в происходящем собственными силами, потом, убедившись в своей беспомощности, криминалисты вынуждены обратиться за помощью к науке,.

Как подтверждение этому интересно сопоставить описанные выше события со случившимся в Киеве шестьдесят лет назад, зимой 1926/27 года. Там в подобную же историю также оказалась активно вовлечена милиция. Вот как рассказывалось об этом в статье, опубликованной в киевской «Пролетарской правде» за 2 июня 1927 года:

"Было это вечером 20 ноября 1926 года. В небольшом доме № 24 в Саперной слободке начались чудесные явления. В комнату, где мирно разговаривали хозяйка дома Андрийченко, ее квартирантка Андриевская и гостья Кесесионова, начали летать из кухни, которая находилась рядом, различные предметы. Сначала упало с печи на порог комнаты полено, потом начали летать ступки, сковорода, солонки, бутылки из‑под чернил.

Наиболее упрямой оказалась мыльница. Несколько раз ее клали на полку в кухне, а она снова «срывалась» с места и падала под ноги женщинам. Еще раньше, до этого случая, в кухне не раз были слышны какие‑то стуки. Хозяйка позвала из другой комнаты своего сына и его друзей. Они внимательно оглядели кухню, посмеялись и вскоре ушли.

А тем временем минут через 20 вещи снова стали делать в комнате «мертвые петли», чем, понятно, навели панику на мирно разговаривающих женщин. Надо было что‑то предпринимать. Хозяйка побежала к соседу, начальнику районной милиции т. Лов‑линскому, который в это время как раз был дома. Выслушав Андрийченко, он взял наган и пошел к ней. Только он, успокоив женщин, вошел в кухню, как его обрызгало грязной водой. Потом перед его глазами полетела с полки на пол злосчастная мыльница. Начальник района вызвал по телефону милиционеров. Как только милиционеры вместе с т. Ловлинским вошли на кухню, мыльница снова у всех на глазах сорвалась с места. Начальник района выстрелил в стену. Милиция внимательно все осмотрела, сделала обыск во всей комнате, в подвале, на чердаке — и ничего подозрительного не обнаружила. А тем временем на глазах у всех милиционеров начали летать и другие вещи. Тогда вызвали по телефону инспектора уголовного розыска т. Нежданова. Осмотрев дом и решив, что здесь делается что‑то непонятное, а виновата в этом Кесесионова, он забрал ее и повез в уголовный розыск, а оттуда отослал в ГПУ. ГПУ освободило Кесесионову, а дело передало старшему следователю Киевского окружного суда. Тот, проведя следствие, переслал его в Институт научно‑судебной экспертизы".

«Следует отметить, — продолжает газета, — что вскоре после этого случая в Саперной слободке, который явился причиной удивительных слухов среди людей, Андриевская выехала из Киева. Кесесионова перестала навещать Андрийченко, и вещи больше не летали. Когда же в середине марта этого года Андриевская снова начала заходить к ним, снова у них начались по ночам стуки, начали летать разные вещи, о чем они и уведомили институт. Считая, что институт уже сделал выводы из этой истории, мы обратились к директору института В. И. Фаворовскому и попросили его поделиться с нами своими выводами…».

Газетный отчет упоминает тогдашнего инспектора уголовного розыска Нежданова. Спустя сорок лет после событий исследователям феномена удалось разыскать инспектора. Рассказ его дополняет газетную версию:

"Осенью 1926 года в субботний вечер (около 19 часов) в управление милиции Киева поступило телефонное сообщение от начальника райотдела милиции, что в одном из домов, находящихся в Саперной слободке, происходит что‑то непонятное, имеет место самопроизвольное передвижение предметов, и он просит срочного приезда представителей милиции.

Прибыв на место, мы увидели очень большое скопление народа вокруг двора деревянного дома (во двор милиция людей не пускала). Войдя в дом, начальник райотдела милиции доложил, что в его присутствии имело место самопроизвольное передвижение предметов, как, например, чугунков и дров в русской печке, медного кувшина, стоявшего на мраморном умывальнике, и др.

Случай как для меня, так и для других работников милиции был настолько несуразным, что поверить было трудно. Стали тщательно осматривать кухню, комнаты — нет ли каких‑нибудь тонких проволочек, которыми можно было бы незаметно передвинуть кастрюли и другие предметы, но ничего не обнаружили. В доме кроме хозяйки квартиры (возраст около 50 лет), ее взрослого сына и квартирантки — жены инженера Андриевского (возраст 30 — 32 года) была еще знакомая хозяйки (возраст более 50 лет). Уже когда я сидел в столовой этой квартиры, продолжал вспоминать инспектор уголовного розыска, при мне слетела на пол медная (из снарядной гильзы) кружка с водой.

Так как мы — представители власти — никак не могли объяснить народу и себе это «происшествие», но боялись, что среди собравшегося населения могут быть серьезные инциденты, поскольку одни считали, что это «чудо», а другие доказывали, что это шарлатанство, я был вынужден пригласить с собой в горми‑лицию знакомую хозяйки дома — соседку, которая, как тогда казалось, влияла на всю эту «историю». Тем более что она меня как бы с угрозой предупредила, чтобы я осторожно сидел за столом в столовой, иначе может упасть люстра. В ответ мною ей было заявлено, что люстра не упадет (и не упала).

За ее приглашение в гормилицию я в понедельник получил соответствующий нагоняй от прокурора города Киева.

Но я был удовлетворен тем, что после моего отъезда с этой женщиной в доме в Саперной слободке воцарилось спокойствие. Однако через какой‑то промежуток времени при посещении указанной соседкой этого дома и встречи ее с Андриевской опять предметы стали «прыгать». Этим происшествием в городе Киеве, насколько я помню, занимался профессор Фаворовский…"

Рассказ инспектора уголовного розыска любопытен не столько описанием феномена, сколько тем, что против полтергейста применялись методы, посредством которых решались тогда в Советской России все проблемы: милиционеры оцепили дом, устроили в нем обыск; начальник (очевидно, чтобы поразить или напутать невидимого врага) принялся стрелять в стену; и в довершение всего, по сути, первая попавшаяся женщина была арестована, а затем передана в ГПУ.

Безусловно, эта сторона дела характеризует скорее политические нравы эпохи, но главное — тогда, семьдесят лет назад, милиция, исчерпав все свои средства, также сделала единственное, что ей оставалось, — передала непонятное это дело в ведение науки. В данном случае — Институту судебной экспертизы.

Что же касается попыток милиции решить проблему собственными средствами, то делается это по привычной схеме: то есть ставится задача найти виновного и уличить его. Такой обвинительный уклон не должен удивлять, если принять во внимание саму направленность этой организации, а отсюда и неизбежные психологические стереотипы работающих в ней людей.

Такой обвинительный уклон присутствует почти в каждом деле о полтергейсте, когда пострадавшие рискнули пригласить на помощь милицию. Не оказалась исключением и семья Рощиных, живущая в деревне Никитской под Клином, недалеко от Москвы.

Все началось зимой 1986/87 года с того, что нечто странное стало происходить с электричеством. По нескольку раз в день его стали отключать автоматические пробки‑предохранители. Иногда это происходило так часто, что Рощины предпочитали обходиться без электричества и проводить вечера при свечах, как их предки. Так было спокойнее. Тем более что временами без всяких причин счетчик начинал вдруг бешено вращаться, насчитывая совершенно необъяснимые, но тем не менее обязательные к уплате суммы. По словам местного прокурора, «за электроэнергию обычно семья Рощиных платит около полутора рублей в месяц. А за февраль, когда выбивало пробки и бешено крутился счетчик, они уплатили сорок три рубля».

Причем раньше, примерно за месяц до февраля, когда полтергейст особенно разбушевался, Рощиным пришлось заплатить за месяц еще больше — 96 рублей.

Но оказалось, все это было только прелюдией. Как и в других подобных ситуациях, в доме сами собой стали передвигаться предметы. С места на место перелетали сковородка, сахарница, электробритва. Потом внезапно начали падать тяжелые предметы: кувырнулся стол, лег на бок холодильник со всем содержимым, сами по себе вдруг сползли и рухнули на пол верхние половины сервантов.

Чтобы уберечь купленный недавно телевизор — цветной, последней марки, — его завернули в одеяло, отнесли подальше от дома и положили на дороге, прямо на снег.

«Кошка ли прыгнет, стукнет где‑то — мы уже пугаемся: опять, что ли, все началось? — рассказывал хозяин дома, семидесятилетний Михаил Рощин, в дни временного затишья. — Пока у нас тихо. Тех ужасов, что мы пережили, больше нету. А тогда выбивало пробки. Не раз откручивался водопроводный кран и хлестала вода. Убытков мы не подсчитывали, никто их нам не возмещал. Новые стекла, конечно, вставили. Обои испорченные переклеивали. Были разбитые цветочные горшки, стекла в шкафу, который упал на кухне…»

Решив, очевидно, что пространства дома для него недостаточно, полтергейст стал выбрасывать вещи за его пределы. Из комнаты вылетела сахарница и, миновав кухню, пробила окно и вылетела наружу. Через минуту тем же путем отправился молоток, склянка с синькой.

Когда отчаяние обитателей дома перешло все пределы, жена хозяина Анна Петровна решилась наконец позвонить в милицию. Что еще оставалось им делать, кого было звать на помощь? Дежурный, услышав ее жалобы, расхохотался. Он искренне полагал, что позвонившая старушка решила его разыграть.

«Вам смешно, — расплакалась она. — А мы вещи выносим!»

Убедившись, что с ним не шутят, дежурный тут же по тревоге поднял наряд милиции. При виде патрульной машины, которая, включив сирену, мчалась по проселочной дороге, кому из встречных могло бы прийти в голову, по какому странному вызову спешат эти вооруженные люди в форме. Прибыв на место, группа тут же приступила к делу. Но сколь бы необычной и не похожей на другие ни оказалась эта их операция, сила стереотипов, выработанных многолетней практикой, была сильнее. Вот почему первое, что они сделали, едва войдя в дом, — это тщательно и привычно обыскали его от чердака и до подпола. Искали они, однако, не таинственную силу, которая производила беспорядок в доме и увидеть которую все равно было бы невозможно. Объект их поисков был куда реальнее и прозаичнее — самогонный аппарат. Окажись он в доме — и все происходившее в нем тут же получило бы для стражей порядка полное объяснение. Ясное дело, если есть самогон, значит, хозяева пьют без просыпу и им может показаться, что холодильник не то что падает, а под балалайку пляшет! А если так, то оштрафовать их — и все, чтобы впредь неповадно было!

Однако на этот раз удача обманула милицию. Ни самогона, ни аппарата для его изготовления в доме не оказалось. Тем не менее следователь А. Редькин, которому начальство не иначе как в наказание за что‑то поручило это неблагодарное дело, не терял надежды. По опыту он знал: нужно поговорить с людьми, односельчанами, соседями Рощиных. Кто‑нибудь да таит на них зло и обиду. Кто‑нибудь да даст ему ниточку, потянув за которую можно будет вытянуть все дело. Увы, после многих расспросов Редькин скрепя сердце констатировал в протоколе, что Рощины «не буянят и в пьяном виде по улицам не расхаживают».

Впрочем, у следователя оставалась еще одна карта, которая могла оказаться решающей, — двенадцатилетний внук хозяина Алеша. Не он ли устраивает исподтишка все эти дурацкие игры? Как и по предыдущей версии, никаких особых доказательств здесь и не требовалось. Признается мальчик — сразу все и объяснится, не останется никаких недоумений. Нужно только облегчить ему признание, объяснить, что, если сознается, его не накажут, ничего ему не будет. За годы работы следователь усвоил, что лучше всего «признаются» в милиции. Сама обстановка, надо думать, располагает к «искренности».

При всяком другом раскладе ситуация была бы беспроигрышна. Но здесь в дело действительно, казалось, вмешалась нечистая сила. В поединке с полтергейстом следователю раз за разом не везло. Вместо того чтобы сразу же сознаться, Алеша, даже будучи доставлен в милицию и помещен в детскую комнату, упорно не желал признавать своей вины.

«Ты ведь мальчик смышленый, — примерно так убеждал его следователь. — В школе хорошо учишься. Ты пойми, что все эти безобразия в доме, кроме тебя, делать некому. Если не ты, что же, отец твой устраивает это? Или, может, дед? А ведь именно так и выйдет, если ты будешь отказываться. Дед твой — заслуженный, уважаемый человек. Отец тоже. Неужели ты хочешь, чтобы у отца на работе стало известно, что он посуду по дому швыряет?»

Мальчик плакал, но сознаваться по‑прежнему не хотел. Когда же следствие по полтергейсту окончательно зашло в тупик, кому‑то явилась спасительная мысль — препоручить все науке. Ученые — народ любопытный, пусть и занимаются этим делом. Милиция же ни пьянства, ни хулиганства не нашла, значит, это не ее дело. Однако, когда из милиции стали звонить в Академию наук и объяснять, в чем дело, на другом конце провода раздался такой же хохот, каким дежурный милиции ответил когда‑то на звонок Анны Петровны.

Почти месяц понадобился милиции, чтобы найти ученых, которые взялись бы за это дело. Хотя нет ничего странного, что администраторы из Академии наук оказались несведущи в том, кто из ученых занимается этой тематикой. Те, кто не один год изучает подобные явления, не афишируют этого, чтобы не вызвать насмешек своих коллег и начальства. По словам доктора биологических наук, профессора Г. Гуртового, научное сознание оказалось совершенно не готово к такого типа феноменам: «Срабатывает стереотип мышления, не принимающего иных объяснений, кроме привычных: либо жулик, либо сумасшедший… И многие боятся к этому прикоснуться — как бы репутация не пострадала».

То, что милиция, занимаясь паранормальным явлением, все усилия прилагает к тому, чтобы обнаружить некого злоумышленника, объясняется не только профессиональной привычкой. Полтергейст сам как бы провоцирует это. Случайно или в этом есть свой скрытый смысл, но почти всякий раз в сфере феномена оказывается так называемый «носитель» эффекта. Обычно им бывает подросток. Большинство происшествий случается в его присутствии, и стоит ему удалиться, как число их падает или они прекращаются вообще. Неудивительно, что связь эта, явная или кажущаяся, бросается в глаза профессиональным сыщикам. Еще менее удивительно, что они пытаются найти этой связи объяснение. Правда, делается это всякий раз сообразно уровню профессиональной квалификации, которая, к сожалению, оказывается прискорбно низкой.

Конечно, противоборство с конкретным, зримым противником куда легче, нежели поединок с собственно полтергейстом, которого и увидеть‑то нельзя. Такая удобная для следствия подмена и была сделана в случае с Алешей — вместо полтергейста объектом дознания оказался подросток. По той же схеме развивалось следствие по делу о полтергейсте и в украинском городе Енакиево зимой 1986/87 года.

На сей раз жертвой полтергейста оказалась семья, проживавшая в большом многоквартирном доме. Все началось с появления в оконном стекле круглого отверстия с оплавленными краями размером с пятикопеечную монету. После этого в квартире стали происходить обычные для феномена вещи — передвижение и полет предметов, падение мебели и т. д. Обстоятельством, отличавшим здешний полтергейст от большинства других, были пожары, которые вспыхивали спонтанно, но всякий раз в присутствии тринадцатилетнего Саши К. Внезапно и беспричинно на глазах у всех загорались книги, ковры, одежда, в том числе дорогие и любимые Сашины джинсы. Мать Саши, школьная учительница русского языка, рассказывала:

«Я окончательно перестала что‑нибудь понимать после того, как, положив в стиральную машину белье, увидела, что оно стало воспламеняться. У нас в квартире все сгорело. — В глазах женщины стояли слезы. — Живем в непрестанном страхе: если засыпаю, то дежурит муж. Если спят муж и Саша, то не сплю я. Боимся угореть, боимсд сжечь весь многоквартирный дом».

Пожарные приезжали по тревоге в их квартиру девять раз. И несколько раз огонь вспыхивал прямо в присутствии пожарных и милиции. Однажды пламя внезапно появилось в ванной. С полминуты все смотрели на поток огня шириной около полуметpa, который с ревом вырывался прямо из стены. Когда огонь прекратился — внезапно, как и начался, — край ванны оказался слегка теплым, однако краска на стене даже не обгорела.

Чтобы сберечь оставшиеся в доме вещи, их пришлось распихать кое‑как по ящикам и чемоданам и вынести сначала просто во двор. Потом решено было переехать на время к Сашиной бабушке.

«В тот день, — рассказывала бабушка, — я помыла пол и мокрую тряпку возле стенки расстелила на просушку. И вдруг вижу: моя розовая тряпка чернеет, от нее идет дым».

«И верить не хочется, и не верить нельзя, — комментировал сосед по дому. — Если бы я не знал тех, у кого это происходит, подумал бы, что ради крупной страховки „химичат“. Так у них‑то имущество не застраховано, да и люди они честные. Мы тридцать лет в соседстве живем. Все говорят, пацан виноват».

«Пацан виноват» — эту удобную версию безоговорочно приняла и местная милиция, заведя на людей, обратившихся к ним за помощью, уголовное дело.

Вячеслав Чернов, подполковник милиции, начальник городского отдела внутренних дел, высказался по этому поводу так: «Ни в какую мистику наше ведомство, понятно, не верит. Нам нужны мотивы, факты, доказательства. Делом Саши К. у нас занимаются два опытных работника городского отдела милиции — капитан Н. Курдов и старший лейтенант Л. Скурат. Зная, какой огромный интерес среди населения вызывает это дело, наши товарищи подошли к нему с внимательностью: опрошены многие свидетели, собраны различные вещественные доказательства. Есть многое, но нет, пожалуй, главного — признания человека, который‑по болезни, из шалости или по каким‑то иным причинам организовывал пожары. Установить его личность — наша задача, и мы ее в ближайшее время решим. Сегодня есть только подозреваемый, а этого недостаточно».

Говоря о том, что главное для него — это признание подозреваемого, милицейский начальник не оговорился. Он сказал, что думал, и не имел, очевидно, причин это скрывать. Представление, будто признание подозреваемого — главное и достаточное доказательство его вины, как известно, лежало в основе всей практики сталинского террора. И хотя потом практика эта была многократно осуждена в СССР с высоких трибун и со страниц печати, в сознании аппарата она, как видно, продолжала жить. В данном случае — в сознании довольно большого милицейского чина.

Доказательства, которое так хотел получить подполковник — «признания» подростка, — он все‑таки не получил.

«Я так и знала, что вы все свалите на моего сына, — заявила мать Саши следователям. — Я не согласна с этим заключением. Мальчика своего я не разрешу допрашивать».

К счастью, мать‑учительница знала законы и оказалась непреклонна. Это избавило мальчика от психической травмы, которой не избежал Сашин сверстник Алеша Рощин из‑под Клина.

Впрочем, при желании раздобыть «доказательство», как оказалось, не составило труда. Вскоре подполковник демонстрировал его в своем кабинете. Положив в пепельницу кусок ткани, он сначала смачивал его каким‑то реактивом, затем посыпал порошком, после чего лоскут ярко вспыхивал. При этом начальник отдела внутренних дел с победным видом оглядывал присутствующих, с завидным простодушием поясняя, что чудодейственный состав предоставил ему Донецкий институт физико‑органической химии Академии наук. Впрочем, подполковнику, возможно, и не стоило обращаться так высоко, в Академию наук: всякий, учившийся в школе, помнит этот опыт по начальным урокам химии.

Конечно, незнание всегда дает некоторое преимущество. Знай енакиевские милиционеры, что случаи «огненного полтергейста» не так уж редки, неизвестно, как бы еще пришлось им «решать» это уголовное дело. И действительно, в том же году подобным феноменом занимались их коллеги на Севере, в городе Сыктывкаре, и на самом юге, в Самарканде. В последнем случае предметы вспыхивали в присутствии десятилетней девочки.

Как бы то ни было, после столь убедительного эксперимента, возведенного в ранг доказательства, двухтомное дело о поджогах в семье К., проживавшей в городе Енакиево, было благополучно завершено. «Объяснение» возгораниям было найдено.

 

Психологи утверждают: никто не хочет зла, просто представления о добре у всех очень разные. И даже какая‑нибудь порча, которую насылали на кого‑нибудь во время оно зловредные колдуны, народи зло творилась, а была, скажем, мщением, то есть карой за грех, восстановлением попранной справедливости, а значит, косвенно — добрым делом. Все планы, все уставы всех тайных обществ предусматривали исключительно стремление к благом целям. Всем реформаторам грезился грядущий рай, мир на земле и во человецех благоволение. Все революции совершались во имя всеобщих благоденствия и счастья. Словом, в своем воображении человечество всегда рисовало себе карты Эдемского сада, а если вымощенная благими помыслами и намерениями дорога с достойным лучшего применения постоянством приводила почему‑то ко вратам преисподней, то это скорее не вина, а беда.

Беда от того самого извечного нетерпения сердца, о котором у нас сегодня уже шла речь. Беда от того, что мы существуем единовременно в двух мирах — реальном и созданном нами же сотворенными мифами.

Да только иного существования нам не дано. И значит, остается только постигать эти миры и движущие ими законы, чтобы смутные хаотичные движения вокруг постепенно упорядочивались и обретали черты очевидности.

Одну из них и предназначена, на мой взгляд, дать серия «Спецслужбы России». История — а она, как известно, праматерь всех наук — может и должна быть рассмотрена и под таким углом зрения. Потому что только при взгляде со многих точек способна возникнуть подлинно объемная картина, дающая представление не только и не столько о разрозненных фактах и эпизодах, сколько о процессах и их динамике. Становится видно, как сплетаются и пересекаются сюжетные линии, человеческие судьбы, концепции, за утверждение которых проливались то чернила, то кровь (и последней, увы, куда больше).

Конечно, то, о чем мы говорили до сих пор — лишь начало. Взаимоотношения спецслужб (в самом широком понимании этого слова) и чудес, колдовства, оккультизма, мистики — страница интересная, но не самая большая и, может быть, далеко не самая важная. Казалось бы, ее можно вообще пролистнутъ. Но нет — именно здесь отчетливее всего проступают, на мой взгляд, те психологические закономерности, что определяют действия организаций и персонажей, о которых повествуется на всех последующих. И прав был составитель, начав серию именно с этих двух томов.

Нам с вами предстоит еще немало встреч и разговоров — о военной разведке и контрразведке, о политическом и уголовном сыске, таможенниках и дипломатах, художниках и ученых — все они вовлечены в орбиту той системы, что получила общее наименование спецслужб. Но без этих — на первый взгляд, необязательных — эпизодов вряд ли можно составить целостную картину. А ведь именно целостностью она и ценна.