ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА

В.И. Постовалова. Картина мира в жизнедеятельности человека*

 

 

Обращение к теме человеческого фактора в языке свидетельствует о важнейшем методологическом сдвиге, наметившемся в современной линг­вистике, — о смене ее базисной парадигматики и переходе от лингвистики "имманентной" с се установкой рассматривать язык "в самом себе и для себя" к лингвистике антропологической, предполагающей изучать язык в тесной связи с человеком, его сознанием, мышлением, духовно-прак­тической деятельностью. <…>

Из тезиса о конститутивном характере языка для человека следуют два принципиальных методологических требования: 1) познание человека неполно и даже невозможно без изучения языка; 2) понять природу язы­ка и объяснить ее можно, лишь исходя из человека и его мира. Построение лингвистики на антропологических началах предполагает создание еди­ной теории языка и человека.

Последовательное проведение антропологической программы изуче­ния языка выдвигает на первый план исследование следующих проблем, касающихся связи человека и его языка: 1) язык и духовная активность человека; 2) язык, мышление и сознание человека; 3) язык и физиология человека; 4) язык и психика индивида; 5) язык и культура; 6) язык и поведение человека; 7) язык и коммуникация; 8) язык и общество; 9) язык и ценности человека; 10) язык и познание и др. Введение антропо­логического принципа исследования языка позволит теоретически связать разнообразные моменты бытия языка, которые при других подходах изучались изолированно или вообще исключались из области научного рассмотрения.

В рамках антропологической лингвистики могут быть объединены и успешно развиты на единой методологической основе такие направле­ния лингвистики, как лингвогносеология, предметом которой является познавательная функция языка как формы представления познавае­мого человеком мира, лингвосоциология (социолингвистика), изучаю­щая взаимоотношения языка и общества, лингвопсихология (психо­лингвистика), изучающая взаимоотношения языка и индивида, лингво-бихевиорология (лингвопраксеология), изучающая роль языка в прак­тическом поведении человека, лингвокультурология, изучающая взаимо­отношения языка и культуры, лингвоэтнология (этнолингвистика), ориен­тирующаяся на рассмотрение взаимосвязи языка, духовной культуры народа, народного менталитета и народного творчества, лингвопалеонтология, исследующая связи языковой истории с историей народа, его мате­риальной и духовной культурой, географической локализацией, архаичес­ким со знанием.

В лингвистике, избравшей в качестве своей методологической основы антропологический принцип, в центре внимания оказываются два круга проблем: 1) определение того, как человек влияет на язык, и 2) опре­деление того, как язык влияет на человека, его мышление, культуру.

Тема "Человеческий фактор а языке" касается преимущественно пер­вого момента. Второй момент – "Языковой фактор в человеке" – мог бы стать предметом самостоятельного исследования в рамках общего учения о человеке – философской антропологии. В антропологической лингвис­тике проблема языкового фактора в человеке совпадает с проблемой опре­деления функциональной природы языка. <…>

Тема человеческого фактора в языке предполагает рассмотрение антропологически обусловленных свойств языка. Такие явления языка, как дейксис, модальность, идиоматичность и символизация, некоторые особен­ности, связанные с ограничениями, накладываемыми на длину и струк­туру слога, обусловливаются психофизиологическими особенностями человека. При этом одни свойства языка объясняются физиологическими особенностями человека, другие – чисто психическими, третьи – психо­физиологическими. Многие исследователи обращают внимание на органо-генетические и акустико-перцептивные ограничения при построении рече­вых цепей, имеющие для естественного языка универсальный характер. Психофизиологическими особенностями человека объясняется наличие в языке также принципа линейности и принципа экономии – универсаль­ного начала, лежащего в основе всех видов человеческой деятельности. Некоторые свойства языка объясняются системно-нормативными ограни­чениями, связанными с особенностями человеческой деятельности, а также коммуникативно-ситуативным характером человеческого общения. Огра­ниченным объемом человеческой памяти объясняется такая фундаменталь­ная особенность языка, как асимметрии языкового знака.

К специфически человеческим способам сравнения объектов для уста­новления сходства или тождества между ними относятся операции с целост-ностями [Фрумкина, 1985, 25]. Принцип целостности лежит в основе язы­кового анализа и синтеза, процедур отождествления и различения языко­вой единиц, и прежде всего такой базисной единицы, как слово.

Естественный язык человека как образование, несущее на себе печать антропологичности, противостоит: 1) искусственным языкам, созданным человеком для общения с машинами, 2) языкам животных, "реконструи­руемым" человеком, 3) всей полноте знания о мире таком, как он есть (на получение такого знания претендует наука в своем историческом дви­жении от относительной истины к абсолютной). Особенности естествен­ного языка как в плане их ограничений, так и преимуществ могут быть описаны, опираясь на эти три противопоставления

Тема "Человеческий фактор в языке" частично соприкасается в основ­ных ракурсах своего рассмотрения с философской проблемой субъективного начала в познании. Наличие "человеческого начала" в познании рас­сматривается в современной философии как базисная черта познавательной деятельности. Тот факт, "что наше познание может осуществляться только в присущих человеку формах, начинает трактоваться по-иному — не как какой-то ущерб, какое-то зло, хотя бы и неизбежное, а как фундаменталь­ная характеристика познавательной деятельности, как исходный пункт для ее анализа" [Швырев, Юдин, 1980. 17]. Очень многие философы отмечают исключительное внимание, которое стало уделяться в настоя­щее время при изучении человеческого познания и человеческой деятель­ности языку. Проблема языка сейчас занимает такое же ведущее положение в философии, какое полтора столетия назад занимала проблема мышле­ния, а в немецкой философии – мышления, "мыслящего самого себя" [Gadamer, 1966,222].

Исследование человеческого фактора в языке приобретает новый ракурс рассмотрения в связи с изучением картины мира и, в частности, в связи с языковой картиной мира. Понятие картины мира относится к числу фунда­ментальных понятий, выражающих специфику человека и его бытия, взаимоотношения его с миром, важнейшие условия его существования в мире. Введение понятия картины мира в антропологическую лингвистику позволяет различать два вида влияния человека на язык – феномен первич­ной антропологизации языка (влияние психофизиологических и другого рода особенностей человека на конститутивные свойства языка) и феномен вторичной антропологизации (влияние на язык различных картин мира человека – религиозно-мифологической, философской, научной, художе­ственной) .

Язык непосредственно участвует в двух процессах, связанных с карти­ной мира. Во-первых, в его недрах формируется языковая картина мира, один из наиболее глубинных слоев картины мира у человека. Во-вторых, сам язык выражает и эксплицирует другие картины мира человека, кото­рые через посредство специальной лексики входят в язык, привнося в него черты человека, его культуры. При помощи языка опытное знание, подученное отдельными индивидами, превращается в коллективное достоя­ние, коллективный опыт.

Формы существования картины мира

как базисного элемента мировидения человека

Наиболее адекватным пониманием картины мира представляется опре­деление ее как исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека. Картина мира предстает при такой трактовка как субъективный образ объективной реальности и входит, следователь­но, в класс идеального, которое, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них.

Как и всякое образование, относящееся к классу идеального, картина мира имеет двойственное существование – необъективированное (точнее, полуобъективированное), как неопредмеченный элемент сознания и жизне­деятельности человека, и объективированное в виде опредмеченных обра­зований – различных "следов", случайных или намеренных, оставляемых человеком в процессе жизнедеятельности. "Отпечатки" картины мира, ее окаменелости можно обнаружить в языке, в жестах, в культовом и светском изобразительном искусстве и музыке, ритуалах, вещах, этикете, мимике, модах, способах ведения хозяйства, технологии пещей, построен­ных с учетом "логики" вещного мира, вычлененной и запечатленной в кар­тине мира, различного рода социокультурных сгереотипах поведения лю­дей и т.д. <…>

Различные "воплотители" картины мира как идеального образа мира в семиотике интерпретируются как особые языки и тексты на этих язы­ках, опираясь на которые реконструируют существующую в данный мо­мент или ранее существовавшую картину мира. "Модель мира, – пишут Вяч.Вс. Иванов и В.Н. Топоров, – может реализоваться в различных фор­мах человеческого поведения и в результатах этого поведения (напри­мер, в языковых текстах, социальных институтах, памятниках материаль­ной культуры и т.д.); а дальнейшем всякая такая реализация называет­ся текстом" [Иванов, Топоров, 1965, 7].

Семиотические воплощения картины (модели) мира неоднородны. Тексты – воплотители концептуальных систем - различаются прежде всего по субстанции знаков, образующих эти тексты, в качестве которой может служить "письменная или устная речь, последовательность графи­ческих, живописных или скульптурных изображений, архитектурные комплексы, музыкальные или вокальные фразы, жесты, некоторые осо­бенные формы человеческого поведения (например, состояние сна, гипноза, экстаза и т. д.) и осмысленные особым образом обычные фор­мы поведения (например, принятие пищи), а также вовлеченные в культовую сферу обычные предметы обихода" [Зализняк, Иванов, Топоров, 1962.13б].

Семиотические воплощения картины (модели) мира неоднородны и с точки зрения своей осознаваемости: некоторые из них могут осозна­ваться коллективом носителей этой картины мира (например, многие социальные институты), другие же относятся к области действия бессознательной социальной психологии (например, семантика естественного языка) [Иванов, Топоров, 1965, 7]. <…>

Картина мира создается в результате двух различных процедур: 1) экспликации, экстрагирования, опредмечивания, объективирования и осмысления образов мира, лежащих в основе жизнедеятельности человека, и прежде всего его практической деятельности, и 2) созидания, творения, разработки новых образов мира, осуществляемых в ходе специаль­ной рефлексии, носящей систематический характер. В первом случае имеет место чистая реконструкция картины мира по ее следам, во втором — чистое ее конструирование, т.е. создание некоторой ценностно-познава­тельной конструкции (картины мира), которая ставится в отношение адекватности к познаваемому объекту (миру).

Функциональное предназначение картин мира

в жизнедеятельности человека

Функции картины мира вытекают из природы и предназначения в человеческой жизнедеятельности мировидения, составной частью которого и является картина мира, Мировидение имеет две базисные функции – интерпретативную (осуществлять видение мира) и вытекающую из нее регулятивную (служить ориентиром в мире, быть универсальным ориен­тиром человеческой жизнедеятельности). Эти же функции выполняет и картина мира. Без картины мира как глобального образа мира не могла бы осуществиться во всей своей полноте жизнедеятельность человека как биосоциального существа. На образ мира, составляющий ядро мировидения человека, опирается человек в своей социокультурной деятель­ности. Без картины мира невозможным оказалось бы человеческое об­щение и взаимопонимание. Без нее не смог бы существовать весь социокультурный организм с его механизмами трансляции и воспроизводства опыта. Картина мира – стержень интеграции людей, средство гармониза­ции разных сфер человеческой жизнедеятельности, их связи между собой. Картина мира как целостный образ действительности опосредует все акты человеческого мировосприятия и миропредставления. Она лежит в основе всех актов миропонимания, позволяя осмысливать локальные ситуации в мире, совершающиеся в нем события, помогая осуществлять построение субъективных образов объективных локальных ситуаций.

Классификация картин мира

<…> Картина мира – это не зеркальное отражение мира, а всегда есть неко­торая интерпретация. Акты миропонимания осуществляются отдельными субъектами (коллективными и индивидуальными), а эти субъекты рази­тельно отличаются друг от друга. Они могут обладать различными при­родными способностями и склонностями и по-разному связаны с куль­турой своего времени. Их контакты с миром всегда уникальны. "Одним поэтам присуще звуковое восприятие мира, другим зрительное, – писал И.Г. Эренбург. – Блок слышал, Маяковский видел, Мандельштам жил в различных стихиях" [Эренбург, 1967, 313]. <…>

В основу исчисления картин мира может быть положена деятельностная категориальная парадигма: 1) субъект картины мира (ее «деятель», «кто»), изображающий; 2) предмет картины мира (ее объект, "что"), изображаемое; 3) рсзультат деятельности (сам образ), собственно картина.

В строгом смысле слова существует столько картин мира, сколько имеется наблюдателей, контактирующих с миром. Субъектом картины мира, смотрящим на мир и изображающим свое видение, могут быть: 1) отдельный человек (эмпирический субъект), 2) отдельная группа лю­дей (сообщество), 3) отдельный народ (народы) , 4) человечество в целом. <…>

Существует несколько качественно различных типов субъектов картин мира: взрослые и дети; лица психически нормальные и лица с нарушениями в психике; люди современной цивилизации и люди архаического миропо­нимания. Соответственно выделяются три принципиально различных типа картин мира: 1) картина мира взрослого человека и детская картина мира; 2) картина мира психически нормального человека и психопаталогическая картина мира; 3) "цивилизованная" картина мира и архаическая. <…>

Строго говоря, существует столько картин мира, сколько имеется "призм" мировидения. Человек смотрит на мир не только сквозь призму своего индивидуального опыта, но прежде всего через призму общественного опыта. <…>

В каждой самостоятельной сфере общественного сознания – мифоло­гии, религии, философии, науке – существуют свои особые средства миро­восприятия, свои "призмы", через которые человек видит мир. Итогом такого мировидения и являются соответствующие картины мира – ми­фологические, религиозные, философские, научные. <…>

В картинах мира речь может идти о мире в целом (целостная картина ми­ра) или о фрагменте мира (локальная картина мира), об определенном сре­зе или аспекте его. Примерами целостных картин мира являются мифо­логические, религиозные, философские, а из числа научных картин мира – физическая картина мира. Примерами картин второго типа – большинство части о научных картин, дающих модель фрагмента универсума, фрагмента, составляющего предметную область соответствующей науки.

Список частнонаучных картин мира продолжает расти. В настоящее вре­мя в него включаются такие картины, как: 1) физическая, 2) химическая, 3) биологическая, 4) геологическая и геономическая, 5) техническая (науч­ная картина техносферы), 6) социологическая, 7) системная, 8) кибернети­ческая, 9) информационная, 10) экологическая, 11) математическая и др.

Безудержное возрастание частнонаучных картин мира, наблюдающееся в настоящее время в науке, грозит девальвировать само понятие картины мира, вызвать размывание его границ. Эта ситуация приводит к вопросу о том, существуют ли эти многочисленные частнонаучные картины мира. Имеется два типичных решения этой проблемы. Первое решение предла­гает В.С. Степин [НКМ, 1983,]. Он считает, что все частнонаучные картины мира имеют статус реальности, но те картины, которые отражают локаль­ный фрагмент мира, лучше называть не картинами мира, а картинами ис­следуемой реальности. Второе решение принадлежит Л.Б. Баженову (НКМ, 19831, 10]. Он считает неверным предполагать, что существуют различные частнонаучные картины мира, синтез которых дает естественнонаучную картину мира. Подлинной картиной мира Л.В. Баженов считает только фи­зическую картину мира. Физическая картина мира в своих разновиднос­тях – механическая, электромагнитная, релятивистская, квантовореляти­вистская – может быть подлинной картиной мира именно потому, что фи­зика изучает наиболее фундаментальный уровень материальной органи­зации мира, который определяет собой все другие вышележащие уровни. Биологическая и кибернетическая картины мира могут стать подлинными картинами мира, если биология или кибернетика приобретут более фунда­ментальный статус, представляя мир в целом и все материальные обра­зования в нем как органические образования или же как сам самоорганизующиеся и самоуправляющиеся системы. Картины мира такого типа уже существовали в истории человеческой мысли, считает Баженов, но были преодолены физической картиной мира.

Аспект и фрагменты целостного универсума иногда именуют отдельны­ми "мирами", говоря о картине микромира, макромира, мегамира. В не­которых работах предпринимаются попытки связать число частных "миров" с уровнями организации материи, выделяя в качестве самостоятельных образований: мир тяготения (галактические, звездные, планетарные процес­сы), мир ядра (лептонные, адронные, внутриядерные процессы), мир электромагнетизма (внутриатомные, химические, молекулярные процессы), мир живой природы (организменные, популяционно-видовые, биоценотические процессы), мир человеческого общества (процессы взаимодейст­вия людей с миром и между собой) (НКМ, 1983, 7].

В качестве третьего признака, по которому различаются картины мира, можно признать тип изображения на самой картине, технику ее исполнения, характеризующиеся следующими особенностями: 1) одинаковыми ли "глазами" их субъекты смотрят на мир; 2) с одной ли точки пространства субъекты смотрят на мир; неподвижна ли она или эта "точка зре­ния" перемещается за изображаемым; 3) с одинаковой ли глубины (высо­ты) смотрят они на мир или с разного расстояния до мира; 4) изображают ли они мир гомогенно или гетерогенно, т.е. ритмично, с одинаковой проработанностью всех частей или с немотивированной акцентуированностью лишь некоторых частей.

Аналогами этих вопросов в искусстве являются проблемы плоскостнос­ти и глубинности, прямой и обратной перспективы, воздушной и цветовой перспективы, проблема "лягушачьей" точки зрения или точки зрения с высоты "птичьего полета", проблемы статики и динамики, тектоники и разрешающиеся на сопряжении двух установок – изобразительной и выра­зительной [КСЭ, 1983. 131. Пространство художественное; см. также: Раушенбах, 1980; Жегин, 1970].

Г.В. Колшанский. Понятие «картины мира» в логике и лингвистике*

<…> Гносеология исходит из того положения, что существует два мира, которые соотносятся друг к другу как первичный и вторичный, независимый и зависимый. Объективность двух миров – объективного и субъективного, человеческого и внечеловеческого – не снима­ется ни при каких условиях, и только единственный вопрос – вопрос об отображаемости первичного мира во вторичном является принципиальным и существен­ным для жизнедеятельности человека. <…>

Сама по себе познавательная деятельность че­ловека есть лишь особая разновидность, способ взаимо­действия организмов, вещей и процессов в мире – не физический, свойственный всему миру, а духовный, при­водящий к образованию в сознании особой (человече­ской) формы абстрактного мышления, в которой откладываются и как бы повторяются в преобразованном виде структура и взаимодействие материальных объек­тов. Это означает, что человек создает в процессе по­знания мир, который является одновременно и объек­тивным миром и субъективным – собственно миром человека.

Картина мира, отображенная в сознании человека, есть вторичное существование объективного мира, закрепленное и реализованное в своеобразной материаль­ной форме. Этой материальной формой является язык, который и выполняет функцию объективации индивиду­ального человеческого сознания лишь как отдельной монады мира. Выходит, что в принципе человек при­вносит в мир не себя, со своими законами н закономерностями, а лишь особое взаимодействие – человек – мир, в результате которого рождается человеческая картина мира, принадлежащая всему роду человеческому и существующая в форме «язык–мышление». Субъектность этого мира определяется принадлежностью его к человеку, но способ существования этого мира не означает порождения новых объектов. В сознании человека в идеальной форме повторяется сам мир, и оно в материализованной языковой форме становится элементом этого мира. <…>

Существование вторичного, идеального мира в языковой плоти создает предпосылку для соотнесения объективной реальности мира, независимой от сознания человека, и идеальной картины мира как продукта чело­веческого сознания.

Картина мира в этом смысле может трактоваться не как совокупность отдельных явлений, а как идеальное представление всей взаимосвязанности объективных предметов и процессов, соответственно существующих в такой же сложной сети взаимосвязей а мире понятий.

Неправомерно утверждение соотношения «мир – язык – сознание», так как язык не выступает отдельной сущностью и не стоит между миром и мышлением. Здесь уместно провести аналогию с физическим истолкованием взаимоотношения человека, прибора и мира, получившим название «принципа дополнительности Бора». <…> Язык … не может рассматриваться в качестве барьера между человеком и миром или самостоятельным познавательным механизмом, наделенным такими качествами, которые дают ему возможность представлять по-своему этот мир и доносить его до человеческого сознания. В принципе остается действительным лишь двуединство «мышление – мир», в котором формой существования мышления выступает язык, сохраняющий все существенные свойства мышления, а следовательно, в итоге и все свойства предметного мира. <…>

Естественно, понятие «картина мира» должно иметь категориальный смысл и соотноситься с совокупностью знаний человечества в определенный исторический период и рассматриваться как этап познания человеком мира на бесконечном пути развития человеческих возможностей и прогресса техники и науки. Более ограниченное понимание картины мира (применительно к отдельному человеку, отдельному социуму, коллективу, классу, народу и т.д.) может рассматриваться лишь как часть целого.

В формировании картины мира язык, как мы уже говорили, выступает не демиургом этой картины. а лишь формой выражения понятийного (мыслительно-абстрактного) содержания, добытого человеком в про­цессе своей деятельности (теории и практики). Как способ выражения мышления, а следовательно, и по­знания, язык выступает в качестве средства, замещающего в познании человека предметы, связи и отношение мира – он является как бы создаваемым объектом. Создание этого языка-объекта и его функционирование есть следствие развития человека как биологического существа, другими словами, создание языка-объекта есть результат взаимодействия мира и человека, а его когнитивное наполнение есть результат активного осво­ения человеком окружающего мира. Можно сказать, что язык выступает формой овладения миром, но не формой особого мира. Вот почему нельзя говорить от­дельно о языковом сознании, отдельно о языковом третьем мире и отдельно о языковой картине мира. Язык не является, следовательно, и особым инстру­ментом познания, как не является он и демиургом сознания.

Субъектность языка следует усматривать именно в его человеческой природе. Язык выступает атрибутом мыслительного существа личности, человека, глобально человечества и поэтому выражает в своей системе и структуре все особенности этого человеческого освое­ния мира. особенности практической деятельности чело­века, социальных и природных условий. Он передает одновременно и ограниченность познания, ошибки, за­блуждения, фантазии и т. д., национальную самобыт­ность. особенности жизни племен, народов, наций и т. д. Язык и объективен и субъективен, он по своему существу является двусторонней субстанцией, обра­щенной и к миру и к человеку (язык – субъект, язык – объект).

Язык не может создавать отдельного от человеческо­го сознания мира, ибо он сам по себе уже выражает человеческий мир как форму отражения объективной. мира. В этом и заключается весь субъективный ха­рактер языка. Даже сквозь все категории языка про­глядывают объективные закономерности, хотя своеобразие этих категорий необозримо варьируется в каждом конкретном языке. Язык при этом, естественно, надо понимать не как перечень или схему категорий, а как средство общения во всех сферах жизни. <…>

Языковая форма и универсальный характер

логического мышления

Если говорить о так называемой «языковой картине мира» в методологическом плане, то необходимо иметь в виду предельную условность этого выражения. Эта картина мира должна означать языковое воплоще­ние понимаемого мира, именно объективного мира, включающего в себя и самого человека как часть мира. Такое понимание мира по своей истинности должно опре­делять ориентацию человека в этом мире, а следова­тельно, и его существование как рода. «Абстрагируясь от индивидуальных систем мнений, по аналогии с персонализированными установками мнения, можно говорить о конструкте, представляющем собой интерсубъективную и в этом смысле объективную уста­новку мнения, и соответственно рассматривать некую "объективную систему мнений" как ,,объективную" картину мира» [Павилёнис 1983, 255– 256].

Вряд ли можно полагать, что язык, помимо мышле­ния, создает еще свой мир, содержание которого де­терминируется им самим, т.е. его системой и структу­рой. Этот мир якобы составляет семантику языка, кото­рая самостоятельно формирует сознание, представле­ние человека не о самом себе, а об объективном мире, как бы заставляет человека постоянно носить «языко­вые очки», через которые он воспринимает в том или ином преломлении (в зависимости от характера «оч­ков») окружающий мир. Семантика языка (языковой мир) отдаляется в таком случае от мышления, что создает два категориальных мира - понятийный (логи­ческий) и языковой (семантический). Эта идея особен­но наглядно выступает в разграничении, например, та­ких содержательных категорий, как значение и понятие. языковая семантика и логическая семантика, логиче­ские категории и грамматические категории и т. д. Од­нако длительная дискуссия по этой проблеме, которая обычно обозначалась как «логика и грамматика», не привела к убедительному обоснованию «двух миров» – логического и языкового, но скорее всего обнаружила весьма заметные слабые места данной кон­цепции и усилила аргументацию в пользу монистиче­ского толкования единого мыслительно-языкового про­цесса отражения объективного мира.

Когда пишут о языке как системе категоризации мира, то сознательно (а иногда и бессознательно) пред­полагают не наличие в каждом языке такой внутренней системы, которая бы создала понятийный мир в про­тивоположность объективному миру, а лишь различия понятийных систем разных языков – другими словами, вольно или невольно в данных утверждениям скрывает­ся идея о том, что принципиально язык соотносится с одним и тем же объективным миром, а расхождения в его семантической системе, связанные с системой лексем и грамматических категорий, проистекают из различного опыта людей по освоению одного и того же мира, но не из особенностей самой формальной системы языка, как бы преобразующей объективный мир в язы­ковой в соответствии со своими внутренними законами. <…> “В це­лом не язык навязывает нам то или иное восприятие действительности, а. напротив, действительность неодинаково отражается в различных языках в силу нетождественных условий материальной и общественной жизни людей» (Мечковская 1983, 118). Более того, отсутствие тех или иных материальных объектов в определен­ном социуме может объяснять и отсутствие соответ­ствующих денотатов в языковом обозначении объектов в том или ином географическом регионе. Классические примеры тому – обозначение цветов, животных, расти­тельности. водоемов – говорят действительно лишь об одном – о системе выбора признака обозначения соответственно социальному и трудовому опыту коллектива, но не о системе порождения этих признаков. Так, в одном из последних исследований по этому вопросу [см. Василевич 1982] справедливо указывается на то, что несовпадение значений слов в русском и амхарском в спектре «красный» объясняется довольно убедительно тем, что опыт наблюдений цвета в соответствующих этнических группах и в соответствующих этнических условиях являются источником обозначения цвета 'красный' (для крови) в амхарском в сторону 'лиловый', а в русском -- в сторону 'алый' (автор объясняет это тем обстоятельством, что цвет крови на теле русского дает оттенок алого цвета; на теле эфиопа – с некото­рой синевой. … И в этом случае, и во всех подобных случаях значение слова не есть результат особой сетки значений каждого языка, оно связано с реальной действительностью, т.е. с тем же единым миром, бес­конечная совокупность свойств которого и отображает­ся в различных значениях отдельных слов или групп слов в разных языках.

Это явление не есть результат картирования мира в зависимости от свойства (значения слова), а. наоборот, результат закрепления в слове обозначения, акту­ального для данных объективных условий, находящих­ся вне «языковой карты» свойств предметов; это скорее картирование языка, а не картирование мира Поэтому следует еще раз подчеркнуть, что так называемая язы­ковая картина мира не есть собственно языковая. она – выражение познавательной деятельности раз­личных групп людей – деятельности, обусловленной историческими, географическими, культурными и други­ми факторами в пределах единого объективного мира (но не языкового). «Проблема нетождественности вер­бальной категоризации реальной действительности в разных языках может быть понята, следовательно, как проблема нетождественности образцов социально значимых деятельностей, в рамках которых реальная действительность получает различное членение» (Соро­кин, Тарасов, Уфимцева 1982, 7]. И далее: «.Таким образом, очевидно, что решение одной из центральных проблем этнопсихолингвистики – проблемы культурно-исторической специфики речевого (а также неречевого) мышления – следует искать за пределами языка, ибо эта специфика обусловлена общественной практикой» [Там же, 8]. <…>

Язык не познает мир, а следовательно, и не создает какой-либо картины мира. Однако в языке находит свое отражение все разнообразие творческой познаватель­ной деятельности человека (социальной и индивидуальной), результаты которой закрепляются в языке. Познавательное творчество человека заключается именно в том, что он в соответствии с необозримым количест­вом условий, являющихся стимулом в его направленном познании, каждый раз выпирает и закрепляет одно из бесчисленных свойств предметов и явлений и их связей. <…>

Язык изначально связан непосредственно с мышлением, и в гносеологическом плане действительно отношение не «язык – мышление – мир», а «языкомышление – мир». Правильно поэтому говорить также не о языковой картине мира, а о языкомыслительной картине мира, т.е. о концептуальной картине мира. Человеческим фактором в этому случае является не создание языковой картины мира, а создание языка как средства выражения мышления в биологическом филогенезе человека и его мозга как высшей организации материи. <…>

См., например, интересное наблюдение А. Белого: «Три поэта трояко дробят нам природу, три природы друг с другом враждуют в их творчествах; три картины, три мира, три солнца, три месяца; три воды; троякое представление о воздухе; и – троякое небо» (Белый А. Поэзия слова. – Цит. по: Семиоти­ка / Под ред. Ю,С. Степанова. М., 1983. С. 552). «Три неба: пушкинский „небосвод" („синий", „дальний"). Тютчева „бла­госклонная твердь" (вместе и „лазурь огневая") и „баратынское" небо – „родное". ,,живое" и "облачное". Небосвод, небо. твердь – три словесных символа, данных нам в трех карти­нах – материал трех статей. Но я опускаю статьи, их сумми­руя в трех классических моделях о небе.

Небосвод дальний блещет" – гласит нам поэзия Пушкина, и гласит поэзия Тютчева: „Пламенно твердь глядит", и – „облачно небо родное" – сказал бы нам Баратынский на основании собрания и обработки суммы всех материалов о нем* (Там же. С. 554).

«Ночное светило у Пушкина – женщина, она, луна. враж­дебно-тревожная царица ночи (Геката); мужественно отноше­ние к ней поэта, она тревожит, – он действие ее обращает дам в шутку и называет «глупой* луну, заставляет ее сменять «тусклые фонари»: в 85 случаях 70 раз у него светили – луна. и 15 раз всего – месяц (не правда ли. характерный для тонко­го критика штрих?).

Наоборот, Тютчев знает лишь «месяц» (почти не знает «луны»); он – «бог», и он – «гений», льющий в душу покой, не тревожащий и усыпляющий душу; женственно отношение к «месяцу» души Тютчева, н она миротворно влечется за ним в «царство теней».

Пушкинская «луна» – в облаках (статистика нам ее рисует такою); то она «невидимка», а – то «отуманена»: «бледное пятно» ее «струистого круга» тревожит нас своими «мутными играми» (все слова Пушкина!), ее движения – коварны, летучи, стремительны: «пробегает», «перебегает», «играет», «дрожит», «скользит», «ходит» (небо обходит), она переменчива ликом («полумесяц», «двурогая», «серп», «полный месяц») (Там же. С.552–553).

Объективный, субъективный и человеческий фактор в языке

 

<…> Среди кате­горий, характеризующих познавательную деятельность человека, необходимо отметить следующие:

1) истинность/ложность добытых в результате прак­тической и теоретической деятельности человека познан­ных фактов;

2) пространственное ориентирование познавательных актов относительно субъекта – человека;

3) временное ориентирование познавательных актов;

4) оценочное ориентирование, т, е. отношение к добру и злу.

<…> Эта как бы субъективная сторона речевой деятельно­сти на самом деле является одновременно объективной, поскольку она связана с необходимой характеристикой говорящего субъекта как объекта, имеющего свое фик­сированное пространственное и временное положение в любой ситуации, в любом возможном мире событий.

<…> Под человеческим фактором в языке часто понимают то человеческое содержание, которое касается, так ска­зать, внутренней жизни человека, его поведения, его эмоций.

Особенно наглядно человеческая сущность языка проявляется в категории модальности. Классическое и общепризнанное определение модальности обнажает противоречие единства содержания высказывания, про­изводимого человеком с точки зрения самого челове­ка. В самом деле, модальность проявляется как вы­ражение отношения человека к высказываемому утвер­ждению о событиях (факт и оценка факта), на первый взгляд образует как бы двойственную природу выска­зывания – утверждение о чем-то и одновременно оцен­ка этого утверждения. <…>

Ярким примером индивидуального человеческого подхода к явлениям мира и средствам их языкового выражения является синонимия как абсолютная, так и от­носительная. особенно в области оценочных категорий. Даже в самом простом случае – ряде синонимических обозначений одной и той же вещи –прослеживается особенность и индивидуальность путей постижения ка­честв соответствующей вещи, например, синонимии в житейских и научных обозначениях самых обыкновен­ных предметов: воды, соли, земли и т. я., – путей. которые свойственны именно человеку, а не самой вещи.

К явлениям собственно человеческого фактора следу­ет отнести также все действия человека по кодифика­ции языка. <…>

К факторам, которые не определяются познаватель­ной сущностью языка, а являются привилегией челове­ка в использовании языка, относится также изобретение новых слов – процесс, который целиком определя­йся сознательной деятельностью человека: использова­ние в речи диалектизмов, иностранных слов и других единиц, не входящих собственно в систему вербальной коммуникации как самодостаточной базы родного язы­ка: объем лексикона, который весьма колеблется от индивидуума к индивидууму и также относится к ха­рактеристике человека, но не языка, определенная чело­веческая свобода в творческом использовании языка при выборе единиц из синонимических рядов как в области лексики, так и в области грамматики (выбор слов-синонимов, использование функционально-синонимического порядка слов, оборота или предложения и т. д.): стратическое и таксономическое построение комму­никации (как диалога, так и монолога) с соответствую­щей сегментацией и делимитацией текста, все виды языковой аллитерации, и прежде всего в языке поэзии, где само материальное звучание языка используется человеком в функциях, непосредственно не затрагиваю­щих его гносеологической природы.

К человеческим факторам относится большой массив паралингвистических средств (жесты, мимика, тон и т, д.). сопровождающих употребление языковых структур. Паралингвистические средства могут отно­сится как к общенациональной системе, так и к индиви­дуальной.

При рассмотрении вопроса о влиянии собственно человеческого фактора в создании и использовании языка и фактора, не зависящего от воли н сознания человека, необходимо различать четко два аспекта;

1) язык как цельная система н творческое индивиду­альное использование этой системы В конкретных ситу­ациях,

2) общепознавательная гносеологическая природа языка как выражение в конечном итоге объективных закономерностей мира и индивидуально-познаватель­ный фактор, детерминируемый социальным и индивиду­альным качеством коммуникантов.

Индивидуальный и конкретный жизненный опыт – вот первая предпосылка для формирования так называе­мых микромоделей языка, бесчисленного количества высказываний, отражающих конкретный опыт и фикси­рующих какое-либо из бесчисленных свойств того или иного объекта. Это творческое начало является также предпосылкой изменений в овладении миром, ибо каж­дая фиксация, каждое видение, каждый конкретный отбор свойств и отношений объекта есть одновременно обогащение коллектива этими микрооткрытиями. Особенно здесь необходимо подчеркнуть, так сказать, художественное видение мира, выраженное а словес­ном искусстве В разнообразии человеческого худо­жественного восприятия явлений и событий и заклю­чена познавательная и эстетическая ценность таких произведений.

К человеческим факторам необходимо отнести и обоюдное воздействие коммуникантов, вступаю­щих в то или иное вербальное общение. Любой об­мен информацией предполагает не только передачу сведений и знаний, но и получение соответствующего результата этого общения в виде определенных дей­ствий и реакций. Диапазон этих реакций слишком широк, чтобы его можно было назвать или кратко охарактеризовать. В него войдут, например, такие воздействия, как понимание предмета, согласие и не­согласие. вызов определенной психической реакции (удивление, сожаление, гнев – радость и т. д.), свершение или планирование действий. Конечно, во всех этих случаях воздействие зависит от выбора языковых средств, но определяющим все равно явля­ется семантическая сторона языка, поскольку и стиль и жанр общения в конкретных условиях (спокойная или раздраженная беседа, ссора и т. д.) в конечном итоге связаны со значением тех или иных языковых элементов (нейтральный, экспрессивный. жаргонный и т. д.).

Любая речевая деятельность имеет целью воздей­ствие в условиях общения на коммуникантов и на до­стижение определенного результата, эффекта, успеха. <…>

Прагматический фактор пронизывает всю речевую деятельность человека и просматривается как в эле­ментарных высказываниях, имеющих чисто утили­тарную цель (приказание, просьба), так и в сфере широкой социальной жизни, где тесно переплетают­ся узкопрактическое потребности повседнев­ной жизни, и масштабные социальные акции. Воздействие через язык осуществляется не простым путем оценочных высказываний типа: „это – хоро­шо". „это – плохо", а различными языковыми обоз­начениями. которые содержат социально обуслов­ленный оценочный компонент. Применение подобных обозначений позволяет выразить оценки имплицит­но, незаметно для коммуникантов и вызвать у них соответствующее отношение и поведение. При этом имеется в виду не то воздействие, которое язык ока­зывает и распространяет сам по себе. а то, что оценки и взгляды определенных социальных групп за­крепляются в разных точках зрения на языковое употребление и в дальнейшем переносятся языком на специальное воздействие соответствующих социаль­ных групп* [Матвеева 1984. 5–6: см. также: Киселева 1978, Дридзе 1980). <…>

К сфере прагматического воздействия относится ис­пользование языка в психотерапии, в процессе которой слово используется не просто в его прямом и перенос­ном значении, но и в целях внушения пациенту реально­сти той картины, которая создается врачом для исцеле­ния больного. … Понятие «человеческого фактора» в языке, таким образом, может быть квалифицировано, прежде всего. как понятие атрибута деятельности человека, рассмат­риваемого в аспекте как биологическом, так и социаль­ном. С гносеологической точки зрения человеческий фактор детерминируется общими объективными зако­номерностями. <…>

В.З. Демьянков. Фрейм*

 

 

ФРЕЙМ (frame)– <…> 4. Единица знаний, организованная вокруг некоторого понятия, но, в отличие от ассоциаций, содержащая данные о существенном, типичном и возможном для этого понятия. Ф. обладает более или менее конвенциальной природой и поэтому конкретизирует, что в данной культуре характерно и типично, а что – нет. Особенно важно это по отношению к определенным эпизодам социального взаимодействия – поход в кино, поездка на поезде – и вообще по отношению к рутинным эпизодам. Ф. организует наше понимание мира в целом, а тем самым и обыденное поведение (скажем, когда мы платим за за дорогу или покупаем билет привычным для нас образом) [Dijk 1981: 219-220]. Ф. при таком подходе – структура данных для представления стереотипной ситуации (типа: нахождение в комнате, ритуал детского дня рождения), соответствующая обычно частотным, но иногда и непродуктивным стереотипам. С каждым Ф. связаны несколько видов информации: об его использовании и о том, что следует ожидать затем, что делать, если ожидания не подтвердятся.

Формально Ф. представляют в виде структуры слов и отношений. Вершинные уровни Ф. фиксированы и соответствуют вещам, всегда справедливым по отношению к предполагаемой ситуации. Ниже этих узлов – терминальные узлы, или слоты (от англ. Slot). Родственные соотнесенные фреймы связаны фреймовыми системами. <…>

Е.С. Кубрякова. Концепт*

 

 

КОНЦЕПТ (concept; Konzept) – <…> оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingva mentalis), всей картины мира, отраженной в человеческой психике. Понятие К. отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких «квантов» знания. К. возникают в процессе построения информации об объектах и их свойствах, причем эта информация может включать как сведения об объективном положении дел в мире, так и сведения о воображаемых мирах и возможном положении дел в этих других мирах. Эти сведения о том, что индивид знает, предполагает, думает, воображает, об объектах мира; см. [Павиленис 1983: 101-102]. К. сводит разнообразие наблюдаемых и воображаемых явлений к чему-то единому, подводя их под одну рубрику; они позволяют хранить знания о мире и оказываются строительными элементами концептуальной системы, способствуя обработке субъективного опыта путем подведения информации под определенные выработанные обществом категории и классы. <…>

Для выделения К. необходимы и перцептуальная выделимость некоторых признаков, и предметные действия с объектами и их конечные цели, и оценка таких действий и т.п. <…>

Считается, что лучший доступ к описанию и определению природы концепта обеспечивает язык; см. [Jackendoff 1993: 16]. При этом одни ученые считают, что в качестве простейших К. стоит рассматривать К., представленные одним словом, а в качестве более сложных – те, которые представлены в словосочетаниях и предложениях; [Schiffer, Steel 1988]. Другие усматривали простейшие К. в семантических признаках и маркерах, обнаруженных в ходе компетентного анализа лексики. Третьи полагали, что анализ лексических систем языка может привести к обнаружению небольшого числа «примитивов» (типа некто, нечто, вещь, место и пр. в исследованиях А. Вежбицкой), комбинацией которой можно описать далее весь словарный запас языка. Наконец, известную компромиссную точку зрения разделяют те ученые, которые полагают, что часть концептуальной информации имеет «привязку», т.е. способы их языкового выражения, но часть этой информации представляется в психике принципиально иным образом, т.е. ментальными репрезентациями другого типа – образами, картинками, схемами и т.п. Мы, например, знаем различие между елкой и сосной не потому, что можем представить их как совокупности разных признаков или же как разные концептуальные объединения, но скорее потому, что легко их зрительно различаем и что концепты этих деревьев даны прежде всего образно.

Не вызывает сомнения, однако, тот факт, что самые важные К. кодируются именно в языке. Нередко утверждают также, что центральные для человеческой психики К. отражены в грамматике языков и что именно грамматическая категоризация создает ту концептуальную сетку, тот каркас для распределения всего концептуального материала, который выражен лексически. В грамматике находят отражения те К. (значения), которые наиболее существенны для данного языка; ср. [Talmy 1988: 165-166]. <…>

Предметом поисков в когнитивной семантике часто являются наиболее существенные для построения всей концептуальной системы концепты: те, которые организуют само концептуальное пространство и выступают как главные рубрики его членения. Многие разделяют сегодня точку зрения Р. Джекендоффа на то, что основными конституентами концептуальной системы являются концепты, близкие к «семантическим частям речи» - К. ОБЪЕКТА или его ЧАСТЕЙ, ДВИЖЕНИЯ, ДЕЙСТВИЯ, МЕСТА или ПРОСТРАНСТВА, ВРЕМЕНИ, ПРИЗНАКА и т.п.; см. [Jackendoff 1990; 1992; 19934 Levin, Pinker 1991]. Эта точка зрения близка и тем концепциям, которые утверждают примат релевантности грамматических категорий для организации ментального лексикона, а, следовательно, и тем, что доказывали первостепенную значимость для устройства и функционирования языка тех концептуальных оснований, что маркирует распределение слов по частям речи и которые, по всей видимости, предсуществуют языку, складываясь как главные К. восприятия и членения мира в филогенезе [Кубрякова 1992]. <…>

Ю.Г. Панкрац. Семантические сети*

 

 

СЕМАНТИЧЕСКИЕ СЕТИ (semantic nets; semantische Netze)– с помощью этого понятия описывается одна из моделей хранения знаний в памяти человека. В своей простейшей форме она представляет собой ассоциативную организацию связей, точки пересечения которых называются узлами. Каждый узел мыслится как представляющий, или репрезентирующий определенный концепт, поэтому С.С. именуются нередко концептуальными сетями или сетями концептуальных зависимостей. Любой узел может быть связан с любым количеством других узлов (в заваисимости сложности фиксируемого им понятия) [Скрегг 1983: 230]; ср [Норман 1979]. “Вынутый” из своего окружения, отдельный узел может быть изображен в виде определенным образом разветвленного графа, что позволяет отразить иерархию связей в С.С. С каждым узлом С.С. в долговременной памяти человека связаны, таким образом, ассоциативно с ним вместе возбуждаемые сведения (другие концепты), что придает С.С. свойство, которое Дж. Андерсоном именуется индексированием через понятие: если мы устанавливаем место соответствующего понятия (структуры знания) в памяти, мы одновременно вытаскиваем из памяти и все известные нам сведения и факты [Залевская 1985: 165].

Разработка понятия С.С. и моделей ассоциативной сетевой организации памяти принадлежит в их компьютерном представлении М. Куильяну. Они были задуманы как программаы ответа на вопрос, ибо считалось, что на некоторые вопросы человек отвечает и/или реагирует почти молниеносно, а это значит, что доступ к подобным знаниям очень прост и что некоторые концепты явно ассоциируются с другими (зеленая … трава, твое имя? …) <…> С.С. Куильяна была иерархически организованной сеткой ассоциативно связанных концептов. <…>

С.С. указывали на простейшие типы отношений между концептами, типа “А есть (представляет собой) В” (A IS B), или “А имеет В” (A HAS B), или, наконец, “А находится в отношении к В”, “А связано с В” (ARB)… Сети получили название семантических именно благодаря тому, что они указывали на наличие значения отношений между концептами, а минимальной единицей информации оказывалась тройка ARB. <…>

 

О.Л. Каменская. Мыслительные и языковые категории в тексте*

 

Практически все стороны жизни человека, начиная от чувственно-отражательного контакта с внешним миром, включая познавательную деятельность с той или иной степенью абстракции и выработкой отвлеченных понятий, и кончая индивидуальным и социальным поведением, направленным на удовлетворение материальных и духовных потребностей, основано на формировании в его сознании большого числа тесно связанных между собой моделей различной природы и структуры. Совокупность всех этих моделей образует концептуальную систему личности и является функциональной базой индивидуального и социального поведения человека в его повседневной предметно-практической деятельности, а также при решении ближайших и более отдаленных задач обыденного, технического, научного и, наконец, общественного характера (Дридзе, с. 110). <…>

Назовем идеальные модели в индивидуальном сознании С-моделями. В наиболее общем виде С-модель есть некоторая мыслительная структура, существующая в сознании (на что указывает литера С) личности. Ее компонентами являются представления и понятия о предметах и явлениях внешнего мира и отношениях между ними, закодированные в некоторых случаях вербальными или другими знаками. <…>

С-модель есть идеальная модель в индивидуальном сознании, в которой индивид реализует личностную экспликацию данных (представлений, мнений, знаний) о том или ином фрагменте внешнего мира, то есть то, что он (индивид) думает, воображает, предполагает, знает об объектах мира и их отношениях, включая и абстрактные отношения между классами объектов. <…>

Назовем С-модели, порождаемые в результате непосредственного взаимодействия … личности с внешним миром, первичными моделями. По своему содержанию эти модели являются предметными в том смысле, что их элементы представляют собой понятия о предметах и их отношениях. Наиболее богатым источником первичных С-моделей является трудовая деятельность человека, а также другие виды целенаправленной предметно-практической деятельности. Множество первичных С-моделей составляет информационную основу знаний о мире, в том числе и профессиональных. Это множество С-моделей составляет базу индивидуального и социального поведения, а также творческого, созидательного потенциала личности.

Продуктом мыслительной деятельности человека являются также многочисленные С-модели, которые назовем вторичными, так как они формируются в результате анализа и синтеза информации, содержащейся в множестве первичных С-моделей. Вторичные С-модели можно разделить на комбинационные, абстрактные и художественно-поэтические.

Комбинационные С-модели, в свою очередь, делятся на конструктивные и ирреальные.

Конструктивные С-модели отражают объекты и отношения, с которыми личность не имела непосредственного контакта в окружающем мире. <…> Наиболее широко конструктивные модели распространены в научно-техническом творчестве. Примером может служить замысел научно-технического устройства или процесса. Если этот замысел технически грамотен, то соответствующее устройство (процесс) может быть реализовано в материальной форме.

Ирреальные С-модели характеризуются тем, что в их структуре присутствуют компоненты, отражающие явления, не встречающиеся в реальном мире. Эти С-модели могут быть разделены на две группы: сказочные и фантастические.

Сказочные С-модели основываются, как правило, на вполне реальных предметах и отношениях, однако взятых в нереальных сочетаниях. Таковы широко распространенные в русских народных говорах образы русалки, лешего, бабы-яги и др.

Фантастические С-модели характеризуются наличием образов реально не существующих объектов – предметов и отношений, например, кейворит (материал), нуль – транспортировка (способ передвижения в космосе) и др. Исходной базой для построения как сказочных, так и фантастических С-моделей служат реалии окружающего мира. <…>

Абстрактные С-модели состоят из отвлеченных и абстрактных категорий и рассуждений. В качестве примеров можно привести многочисленные С-модели, используемые в различных областях науки, так называемые научно-познавательные С-модели. Наиболее законченные примеры сочетаний С-моделей различных типов можно найти в области точных наук, в частности в физике: данные о проведенном эксперименте позволяют построить первичную предметную С-модель. Теория, построенная на основе эксперимента, опирается на абстрактную С-модель, и, наконец, план будущего эксперимента является конструктивной С-моделью.

Еще один класс составляют художественно-поэтические С-модели. Они наименее четко выражены и наиболее трудно поддаются описанию, определению и анализу. Эти С-модели могут содержать в качестве компонентов элементы все других, перечисленных выше типов, от предметных до фантастических.

Обширную группу абстрактных С-моделей составляют так называемые фреймы и скрипты – динамические фреймы (сценарии). Понятие фрейма было введено М. Минским в связи с изучением проблемы искусственного интеллекта. Минский определяет фрейм как минимально необходимую совокупность признаков объекта или явления, позволяющую идентифицировать этот объект (явление), то есть то минимальное описание, которое еще сохраняет сущность репрезентируемого объекта, позволяя тем самым вычленить его из окружающего мира. Любое сокращение этого описания, то есть одного из признаков, приводит к потере этой сущности. В русском языке термин фрейм может быть интерпретирован как рамка (каркас), внутренний скелет, в общем то, на чем держится вся остальная, более сложная конструкция. Динамический фрейм представляет собой структуру признаков (данных), определяющих некоторую стереотипную ситуацию, например пребывание в комнате, кабинете врача или празднование дня рождения. С каждым фреймом ассоциировано несколько видов информации. Это, например, информация о том, как пользоваться данным фреймом, чего ожидать в следующий момент, что сделать, если эти ожидания не подтвердятся и т.п. <…>

Структуру фрейма можно представить в виде сети из узлов – объектов и связей – отношений. «Верхние уровни» фрейма фиксированы и содержат данные, всегда истинные в рассматриваемой ситуации. «Нижние уровни» содержат множество терминалов (ячеек), которые могут быть заполнены различными в каждом конкретном случае данными – означиваниями. <…> Таким образом, фреймы, до известной степени, можно соотнести с так называемым декларативным знанием. <…>

Дальнейшее развитие этих идей привело к приданию фрейму динамического характера, что в свою очередь, привело к формированию понятия «скрипт» (сценарий), или так называемого ролевого фрейма, описывающего стандартную последовательность действий в стереотипной ситуации. <…> Скрипты позволили представить в формализованном виде так называемое процедурное знание. <…>

Применительно к концептуальной системе человека фреймы представляют более или менее устойчивые обобщенные концепты, в которых закреплен прошлый опыт индивида. Другими словами, фрейм (рассматриваемый как концепт) выражает в невербальной форме основную структуру (идею – основное содержание) комбинационной или художественно-поэтической С-модели (совокупности С-моделей). … Обращение к фреймам и скриптам (сценариям) в процессе функционирования концептуальной системы индивида связано с решением задач идентификации объектов и ситуаций, прогнозирования их поведения и изменения, предвидения развития событий, их содержания и внутренних связи. Уже из этого беглого перечисления функций фреймов следует, что их структура должна быть, с одной стороны, достаточно гибкой и подвижной (описание процессов и явлений), с другой стороны, достаточно детерминированной с тем, чтобы «не терять» связь с репрезентируемым объектом (явлением). <…>

Примером может служить фрейм комнаты. Из прошлого опыта известно (это, впрочем, относится не только к фрейму комнаты, но и к другим фреймам), что комната имеет ряд обязательных особенностей, которые собственно и делают комнату комнатой, то есть в совокупности выражают идею комнаты, так и совокупность варьируемых признаков, которые для различных комнат различны. Так, всякая комната должна быть отделена от окружающего ее пространства, для чего служат стены, пол и потолок. Очевидно, что комната должна иметь дверь и, как правило, окно. Хотя точный размер и расположение этих элементов не имеют принципиального значения, именно их совокупность образует тот минимальный набор признаков, который отличает комнату от других объектов подобного рода. Так, наличие вместо двери люка в потолке, очевидно, более свойственно подвальному помещению, погребу или корабельному кубрику. Отсутствие окна переводит рассматриваемый объект в другой класс (из класса «комнат», например. в класс «гаражей» или «сараев»). Указанные элементы расположены в верхних уровнях фрейма «комната», и именно они обусловливают отличие этого фрейма от множества других фреймов, содержащихся в концептуальной системе индивида.

Фрейм комнаты предполагает также определенное заполнение (предметы мебели, обстановки) путем означивания соответствующих терминалов этого фрейма, которые расположены на более низких уровнях структуры этого фрейма. <…>

Помимо и параллельно с содержательными С-моделями в сознании индивида всегда присутствуют С-модели еще одного типа – рефлексивные С-модели (рС-модели). Рефлексивные С-модели есть результат осознания субъектом – носителем этой рС-модели – своего физического и психического состояния, своего положения во времени и пространстве, а также своего соотношения с реалиями окружающего мира. Именно знание положения своего тела в объективной сетке пространственно-временных связей, знание различия между объективными измерениями в реальном мире и сменой субъективных состояний сознания, знания связи той или иной перспективы опыта с объективным положением тела субъекта – все эти разнообразные виды знания включены в спрессованном виде в элементарный акт самосознания. <…> С-модели, в которых реализуется самосознание, и относятся к множеству рефлексивных. Эти рС-модели очень динамичны. Они формируются недостаточно часто и непрерывно корректируются в процессе жизнедеятельности личности. Рефлексивные С-модели образуют ту базу, на которой строится физическое, личностное, социальное (в том числе и вербальное) поведение индивидуума. <…>

Упорядоченное и структурированное представление говорящего / слушающего о неречевых условиях и своего, субъективно оцениваемого, соотношения с этими условиями составляют содержание рефлексивной С-модели.

Наряду с рассмотренными видами С-моделей для речемыслительной деятельности свойствен еще один тип С-моделей, который обозначим термином кортеж. Существование кортежей обусловлено спецификой речевой деятельности, проявляющейся в линейности текста. «… существует необходимость тго, чтобы нелинейные семантические структуры превращались в линейные конфигурации, удобные для дальнейшего превращения в звук; отсюда вытекает потребность в процессах линеаризации», - пишет У.Л. Чейф (с. 68). Кортеж не имеет самостоятельного содержания и представляет собой лишь линейную модификацию той или иной содержательной или рефлексивной С-модели. <…>

Кортеж строится исходя из той или иной С-модели как ее линеаризация. Процесс линеаризации состоит из двух операций:

– дезинтеграции исходной С-модели на некоторые фрагменты субмодели и

– упорядоченное (отношением предшествование – следование) расположение этих фрагментов в одномерную линейную структуру. <…>

Кортеж можно рассматривать как некоторое граничное образование, лежащее на стыке собственно мыслительной и собственно речевой деятельности. Кортеж в построенной его части хранится в памяти автора текста либо во «внешней» памяти, например в виде плана или тезисов, написанных на бумаге.

Б.А. Серебренников. Как происходит отражение картины мира в языке? *

 

При исследовании проблемы отражения картины мира в человеческом языке обычно исходят из простой триады: окружающая действительность, отражение этой действительности в мозгу человека и выражение результа­тов этого отражения в языке. При этом заведомо предполагается, что че­ловек отражает эту действительность правильно и так же правильно эта действительность выражается в языке.

На самом деле все эти процессы выглядят значительно сложнее. Прежде всего следует заметить, что человек никогда не в состоянии отразить окру­жающий мир во всем его многообразии, целиком и полностью. Познание окружающего мира – всегда процесс, иногда довольно длительный. В исто­рии науки он может продолжаться сотни лет, в истории человечества ре­зультаты познания мира нередко представляют опыт многих поколений. Иначе и быть не может, ибо так устроен человеческий мозг. Структура познавательного аппарата человека не приспособлена к тому, чтобы сразу и полностью воспроизвести в идеальной форме объект во всей сложности. Это чисто биологическая особенность человека. Познание всегда пред­полагает известный жизненный опыт. постепенное накопление знаний, изу­чение того, чти имеется на земле и что на ней происходит. Конечно, вместе с ростом культуры, развития науки и техники биологически совершенствуется и человеческий мозг и увеличиваются вспомогательные средства позна­ния мира, тем не менее процесс остается процессом.

Наши знания о предмете являются относительными, неполными, отра­жающими лишь некоторые его стороны, поскольку в форме знания пред­мет существует только в этой отраженной своей части. В непознанной же своей части он не существует для нашего сознания, хотя и существует объективно [Борисов, 1966, Зб]. Кроме того, абсолютное познание объек­та даже фактически невозможно, так как объект бесконечен в своих свойствах. Мы только приближаемся к абсолютной истине.

Полное знание всех свойств объекта практически и не нужно, так как речевой акт в каждый отдельный отрезок времени отражает только опре­деленное свойство объекта или только часть этих свойств. Выражение всех свойств объекта в каждый отдельный отрезок времени даже не нужно, так как это затрудняло бы общение. Поэтому в процессе познания происходит всегда упрощение и "омертвение" живого.

Другая особенность этого процесса состоит в том, что результаты позна­ния человеком окружающего мирз никогда не находится на одном и том же уровне. Здесь существует масса всяких градаций. Градации могут зависеть от возраста, наличия жизненного опыта, области, в которой человек рабо­тает, профессии, уровня образования, способностей к восприятию чего-ли­бо и многих других причин и факторов. Познание окружающего мира ре­бенком очень несовершенно по сравнению с познанием его опытным пожи­лым человеком. Первобытный человек, по-видимому, знал окружающий