Часов 54 минуты

 

Половина дня прошла в ожидании; бездействие угнетает. Когда же освободится Дима?

Только и делаю, что ем, пью, читаю – и жду звонка. Может, для проформы проверить алиби жены Королева? Набрала номер домашнего телефона известного бизнесмена.

Длинные гудки: либо никого нет, либо очень заняты. Ничего, я терпеливая, подожду… Пять гудков, шесть… Считаю до десяти и…

– Квартира Вадима Сергеевича Королева.

– День добрый. Вас беспокоит Иванова Татьяна Александровна. А с кем, простите, имею честь беседовать?

– Моя фамилия Белова, – вежливо ответили на том конце провода. – Я домработница и – по совместительству – гувернантка.

А, многоуважаемая моль! Вы‑то мне как раз и нужны, сударыня!

– Мне необходимо задать вам несколько вопросов, разумеется, если вы не слишком загружены работой и можете на них ответить.

– Конечно‑конечно! – с готовностью воскликнула мадемуазель Белова. – Я внимательно вас слушаю. Только – одну минуточку – утюг выключу.

Я машинально глянула на часы, чтобы засечь время.

– Алло? – Не прошло и сорока секунд. – Спрашивайте, пожалуйста. Может быть, вам неудобно говорить прямо сейчас? Если желаете…

Не желаю. Терпеть не могу угодливость! Вот так бледная моль – а я‑то считала ее особой молчаливой.

– Мне очень удобно, поверьте. Именно сейчас. Итак, не будете ли вы любезны сообщить мне некоторую информацию о ваших хозяйках?

– Извините, – кажется, сеньорита оскорбилась. – У меня только одна хозяйка – Маргарита Алексеевна.

– Прекрасно, с нее и начнем. Может, вы потрудитесь вспомнить, что ваша единственная хозяйка делала вечером тринадцатого апреля?

Не будем ерничать, Татьяна Александровна. Вежливость, предельная вежливость. Не выходите за рамки приличий.

– Тринадцатого – это когда случилось несчастье?

– Именно.

– Сидела дома.

– Вы уверены?

– Конечно, уверена! – Госпоже Беловой мой вопрос, видимо, показался странным. – Я помогала Маргарите Алексеевне присматривать за девочками… Потом был звонок, соседи Маргариты Вадимовны сказали о несчастье. Вадим Сергеевич – он тоже был дома – сразу поехал. И такой переполох начался! Вы знаете, Маргарита Вадимовна очень плоха.

– Она заболела?

– Нет, физически нет. Но постоянно плачет. За девочками не следит. Сиротки жмутся к ней: «Мама!» А она совсем ушла в себя, о детях забыла, внимания не обращает…

– Сочувствую.

Что еще я могла сказать? Жалко детишек: они, похоже, потеряли не только отца, но – что еще страшнее – и мать…

– Тяжело смотреть, знаете…

– О… извините, я прерву вас, – а сколько времени вы знакомы с Королевыми?

– Я работаю у них два года. По рекомендации.

– Следовательно, неплохо знаете характер каждого члена семьи.

– Да… – моль замялась. – Я должна описать?

В чем дело? Что ее смущает?

– Желательно.

– Ну, Маргарита Алексеевна очень спокойная, мягкая. Внучек любит. Все время дома сидит: для нее на улицу выйти – проблема. Вадим Сергеевич все время в делах: утром уезжает, вечером приезжает. Я его почти не вижу. Ксеня – она… Понимаете, мы не очень ладим. У нее тяжелый характер… ну и вообще…

– Что – вообще?

– Может быть, это мне только кажется, но, по‑моему, Ксеня меня не очень любит.

Понятно.

– Скажите, вы уходите на ночь к себе домой или живете у Королевых?

– Когда как. Разве это важно?

– Безусловно. А тринадцатого вас, конечно же, попросили остаться.

– Ну да. Маргарите Алексеевне нужна была помощь, она одна не справлялась: у Маргариты Вадимовны истерика…

– А разве младшая дочь не могла помочь?

– Ксеня? Она – конечно… но Ксеня поздно вернулась и…

Разве не без десяти семь?

– Когда примерно?

– Ну… я не помню…

– Маргариту Вадимовну уже привезли?

– Кажется, да. Впрочем, точно не знаю: было много хлопот…

Так. Кто же из них говорит неправду – мадемуазель Королева или мадемуазель Белова? Кому выгодна эта ложь?

– И последний вопрос…

– Ой! – всполошилась моль. – Звонок. В дверь звонят, – радостно сообщила она. – Извините.

Я услышала, как «домохозяйка и гувернантка» открыла дверь; далее последовали суетливые возгласы и – громкое: «Это Татьяна Александровна Иванова – по делу».

– Здравствуйте, – раздался в трубке приятный женский голос. – Я жена Вадима Сергеевича. Простите, меня не было. Вы хотели что‑то уточнить или нашли… того человека?

– Добрый день, Маргарита Алексеевна. Мне необходимо было знать некоторые вещи, но ваша помощница практически все уже разъяснила. За исключением одного: в котором часу тринадцатого числа Ксения Вадимовна вернулась домой?

– М‑м… не могу вам сказать. Я целыми днями в четырех стенах, за временем не слежу… Сегодня вот только повезла Риту к невропатологу. Нервный срыв.

– Мне очень жаль… И все‑таки – до или после приезда вашей старшей дочери?

– По‑моему, после… Господи, неужели вы ее обвиняете?!

– Нет‑нет, что вы! – Я поспешила заверить несчастную мать, что Ксению ни в чем не обвиняю, но алиби у девушки нет, поэтому необходима проверка. – Поймите, Маргарита Алексеевна…

– Да, конечно, да, – потерянно прошептала бедная женщина. Еще один удар… – Я понимаю, конечно.

– Поверьте, сударыня, я не хотела вас расстраивать. Теперь раскаиваюсь: не нужно было ничего говорить. Простите.

Я как можно сердечнее попрощалась, хотя едва ли меня услышали на том конце провода, и положила трубку.

Значит, Ксения, похоже, пришла позже, гораздо позже семи – уже после того, как ее отец привез Риту. Любопытно… Домой девица шла, по ее словам, пешком. От Баргомистровых до Королевых ходьбы минут сорок – сорок пять… ну, час, если ползти черепашьим шагом. Но Ксении нужно было избавиться от орудия убийства (если мужа своей сестры убила действительно она); на это ушло сколько‑то времени.

Та‑ак. Следовательно… А что «следовательно»? Каким образом я могу доказать виновность королевской дочки, если у меня на руках – одни домыслы?

Ладно, с Ксенией мы еще успеем разобраться, она никуда не денется. А вот с Голубковым – с ним надо бы поторопиться… Засудят мужика ни за что. Опять же – где доказательства непричастности его к убийству? Пока – наоборот, все улики против…

И куда, черт побери, делся Дима?

А не бросить ли пока кости? Скажем, чего мне ждать от встречи с арестованным Голубковым?

7 + 36 + 17.

«Пока вы медлите, будущее удачи может пострадать, а тайные замыслы врагов окрепнут». Да как же не медлить, когда все зависит от одного‑единственного звонка!

Я уже устала ничего не делать. Устала, лежа на диване, читать об археологических раскопках. Устала ходить из угла в угол. Я привыкла действовать, а не мучиться ожиданием. К тому же от безделья все время хочется есть.

Слушай, Татьяна, а чего ради ты, собственно, себя изводишь? Вполне может случиться, что Дима с этим мужиком из тюрьмы на сегодня не договорится: вдруг у того выходной или – мало ли что? – у тещи приступ безумия. И потом – если Голубков не скажет ничего нового… вернее, желаемого для меня, тогда как быть? Бросаться в Волгу? А ведь наверняка не скажет: запуган.

Уф‑ф‑ф!.. И Миша, милый возница, тоже ведь сидит у себя дома, ждет… Тоска дремучая, да и только!

Я плюхнулась в кресло и включила телевизор.

– …вот все, что мы на данный момент можем сообщить уважаемым телезрителям о невосполнимой потере в семье Вадима Сергеевича Королева, – заявил диктор. Он что, издевается? С каких это пор по телевидению стали сообщать о семейных трагедиях? Ведь это был выпуск новостей!

Сентиментального диктора сменила расфуфыренная вульгарная мадам лет сорока, которая с энтузиазмом принялась врать про погоду «в Тарасове и области». Бог мой! И таких выпускают в эфир!

Я высказала экрану все, что думала, по поводу внешности и манер сидящей в телевизоре тетки – и расслабилась.

Переключила на другой канал.

– Хай! – поздоровался гнусавый голос переводчика. – Где этот тип?

– Не знаю, – противно ответили за кадром.

– Необходимо его найти, – сказал полицейский с помощью гнусавого дублера.

– Да, шеф, – согласился его помощник.

Настроение немного поднялось. Я пошла на кухню, сделала несколько бутербродов и вернулась досматривать дешевый боевик.

Потом были новости, пара мультфильмов про кота Леопольда, «Ералаш», авторская программа… Смотрела все подряд: надо же чем‑то заняться.

В конце концов, сие времяпрепровождение мне надоело. Весьма к месту вспомнились двойные ворота прекрасной Астарты. Что там у нас с их реконструкцией? Я выключила телевизор и взяла Церена.

«Из обломков кирпичей Касра в Берлине была сооружена также копия тронного зала… – Ага, с воротами закончили! – …Навуходоносора II (IV в. до н. э.) шириной 60, высотой и глубиной 20 метров. Когда‑то этот тронный зал защищали шестиметровые стены, также отделанные цветными глазурованными кирпичами. Цветные кирпичи были украшены орнаментами. На голубом фоне выделялись желтые колонны с белыми розетками и ромбовидными украшениями. Широкий многоцветный настенный фриз получал свое завершение на потолке».

Интересно, осилю я сегодня хотя бы пару‑тройку страниц или нет?