Рационализм как основа искусства Нового времени

Но в XV веке все меняется. "Каменные буквы Орфея" заменя­ются "свинцовыми буквами Гуттенберга". Несколько сот экземпля­ров переведенного на немецкий язык Священного Писания монахом Лютером привели к Реформации и началу эпохи свободомыслия. Презрение к земному естеству заменяется признанием творческих способностей человека, его разума, с помощью которого можно достичь счастья на земле, а не в загробном мире. Формируется фи­лософия искусства Нового времени, где красной строкой проходит тезис о главенстве принципов рационализма, нашедших свое дос­тойное воплощение в философии Р. Декарта.

Согласно его концепции художественное произведение есть соз­дание искусственное — сознательно сотворенное и разумно органи­зованное (принцип "подражание природе"). Согласно этому исход­ному эстетическому принципу, искусство призвано выявить идеаль­ную закономерность мироздания. Объективно присущая миру красота - симметрия, пропорция, гармония, мера и пр. - должна быть воссоздана в искусстве в совершенном виде и по античным образцам.

Основой философии искусства Нового времени становится классицизм, который утверждает принципы, единые для всех видов искусства, и определяет стройную иерархию жанров. Выделяются "высокие" искусства (трагедия, ода, живопись), затем мифологиче­ские (религиозные и исторические темы), и, наконец, "низкие" ис­кусства, к коим относились: комедия, басня, пейзаж, натюрморт и портрет.

Четкое функциональное подразделение искусств, каждое из ко­торых лишь отдельный элемент некой метасистемы, где красота и гармония суть математического расчета и механического передви­жения. Механизм становится фетишем, основой искусства, по­скольку и само искусство понималось ни как раскрытие таинства живой природы, а как умение мастерски создать артефакты, ими­тирующие жизнь. В моду входят всевозможные "чудеса в табакер­ке": механические куклы, музыкальные шкатулки и прочие искус­ные безделушки.

Даже распространение книгопечатанья можно рассматривать как определенную дань механицизму, поскольку в основе лежит принцип механического копирования оригинала. Возвращаясь к размышлениям В. Гюго об искусстве, отметим его блестящую ха­рактеристику, данную в "Соборе Парижской Богоматери", книго­печатания, которое, по его мнению, "убило" средневековое зодче­ство, поскольку весь запас сил, который человеческая мысль рас­точала на возведение зданий, ныне затрачивается ею на создание книг.

Так, начиная с XVI века, печать победно шествует по Европе. В XVII веке она уже в силах, по образному выражению Гюго, задать миру "празднество великого литературного века", а в XVIII, после "долгого отдыха при дворе Людовика XIV", она вновь хватается за "старый меч Лютера", вооружая им Вольтера, и шумно устремляется на приступ той самой Европы, архитектурную форму выражения которой она уничтожила. К концу XVIII века печать ниспровергла все старое. В XIX веке она начинает строить заново...

Итак, книга пришла на смену зодчеству, став определяю­щей формой искусства XVIII века. Именно господство книги предопределило расцвет эпохи Просвещения, поскольку в ней сосредоточена информация, знание, которое так необходимо. Книга способствует просвещению, изгоняя невежество и пред­рассудки.

Однако книга как особый вид искусства, связанный с языком, подвигнула ряд философов на исследование и развитие искусства словесной выразительности. Интересные научные наблюдения в области взаимосвязи философии и филологии сделал итальянский ученый Дж.Вико. Язык нации лучше всего свидетельствует о самых первых временах мира. Более того, исследуя жизнь в лингвистиче­ском аспекте, Вико приходит к выводу о необходимости некоего "общего языка", точнее, "ментального языкового пространства, общего для всех наций". Такой язык был бы в распоряжении всех народов, открытых общению. Речь идет, фактически, об изначаль­ной коммуникативной природе языка, сделавшей возможной чело­веческую историю.

Помимо грамматики, филология — это еще и реконструкция в документальном материале языков, установлений, значимых событий, а значит, мира страстей, насущных потребностей и скрытой в них идеальности - всего того, из чего складывается история, какой мы ее знаем. В итоге расхожая мудрость, закре­пленная в языке (филология), и идеальная мудрость (филосо­фия) в союзе дают картину мира не бесформенную и хаотиче­скую, а в плане "вечного идеального проекта", к которому уст­ремляются народы.

В XVIII веке книга стала основным средством просвещения, передачи информации как научной, так и художественной. Более того, философская мысль облекается в изящную литературную форму романа, философских писем и пр. В этом плане наиболь­ший интерес представляет творчество Ф. Вольтера, который бла­годаря своей саркастической прозе, острому и элегантному стилю, страстью к справедливости и свободе стал, по мнению исследова­телей той эпохи, "эмблемой культуры эпохи Просвещения". Именно Вольтер предлагал «последнего царя повесить на кишках последнего попа». Именно Вольтер сумел великолепно соединить философские идеи духовной свободы, нравственного и религиозного раскрепощения, освобождения от предрассудков и мракобесия с чувственным по­знанием, которое, по мысли основателя эстетики А. Баумгартена достигает совершенства в искусстве. В свою очередь красота, по Баумгартену, есть совершенство чувственного познания, т. е. со­вершенство ощущений, эмоций, памяти, интуиции, остроумия, воображения.