Последнее фото Фредди Меркьюри (на съёмках видеоклипа «This Are The Days Of Our Lives»)

 

Но биографы не дремлют — умирание Фредди надо обгадить. Со слов Хаттона из него делают злобного, все время ноющего и жалующегося гея, который боится смерти и запрещает о ней говорить. А Рик Скай неистовствует: как он мог молчать о своей болезни, не сделать её объектом всеобщего внимания! Да он трус!

Они видимо, считают, что он должен был сделать себе рекламу в американском стиле: ах я бедный‑несчастный, посмотрите на меня, пожалейте меня, восхищайтесь, как я борюсь с чумой двадцатого века, и давайте все вместе споём «аллилуйя» и пожертвуем по доллару в фонд борьбы со СПИДом! Я ещё вам покажу мои раны — смотрите, щупайте, восхищайтесь…

Фредди Меркьюри никогда не унизился бы до этой американской пошлости. Он не хотел, чтобы его жалели — не тот характер. И он помогал другим людям, больным СПИДом, жертвовал для них огромные деньги, завещал основать фонд борьбы с этой болезнью. Он понимал, что его уже не спасут — но хотел, чтобы спасли других. Чтобы помочь страдающим людям, он позволил использовать своё имя в борьбе со СПИДом — прекрасно осознавая, что высокопоставленные геи воспользуются этим, чтобы окончательно записать его в свои ряды.

Рика Ская трясёт от ненависти и одновременно от наслаждения, когда он говорит о его смерти. С особым удовольствием он отмечает ажиотаж, устроенный вокруг дома Фредди в последние две недели его жизни. Кто‑то из осведомителей в доме сообщил, что конец близок — и дом окружили толпы папарацци. Они ломились в дом, чуть ли не лезли в окна, требуя, чтобы Фредди к ним вышел и ведя истеричные репортажи от его дома. Фредди не давали даже умереть спокойно. Полиция отказалась вмешаться, спокойно наблюдая за этим безобразием. Все, кто приходил в те дни к Фредди, вынуждены были делать это с чёрного хода, потому что при приближении к дому на них бросались толпы папарацци. Неплохое шоу в прямом эфире — затаив дыхание, Запад ждал, когда же сдохнет ненавистный Меркьюри. А журналисты боролись за право первыми сообщить радостную новость Хозяевам.

О смерти Фредди свидетельства, как всегда, противоречивые, и приходится анализировать все, пытаясь отличить правду от лжи.

23 ноября 1991 года, за сутки до смерти, он продиктовал официальное заявление для прессы, в котором сообщил о своей болезни, заявив, что скрывал эту информацию, чтобы защитить близких людей. Пресса разразилась истерическим визгом. Фредди умирал под восторженное улюлюканье прессы, в атмосфере страшного, мерзкого и беспрецедентного скандала. Многие газеты заранее заготовили гадкие некрологи.

Пресса истошно кричала о его гомосексуализме, но поклонники завалили дом Фредди письмами поддержки, в которых заявляли: им наплевать, что о нем говорят. Толпы людей приходили к дому Фредди и часами стояли в надежде что‑либо узнать о его здоровье, что поразительно напоминало ситуацию вокруг дома Пушкина в последние три дня его жизни.

О происходившем в самом доме есть несколько расходящихся друг с другом свидетельств — правду о его смерти надо было скрыть, как и правду о его жизни.

Единственным свидетелем смерти Фредди является его друг Дэйв Кларк. Вечером 24 ноября он пришёл в его дом, остался у его постели (Мэри Остин в это время ушла домой) — и Фредди скончался в его присутствии.

Задним числом Хаттон и Фристоун пытались опровергнуть свидетельства Дэйва Кларка, говоря, что в момент смерти Фредди его не было в комнате. Хаттон даже ругал Кларка. Чтобы ещё раз удостовериться, насколько можно верить этой парочке, посмотрим, что они говорили о смерти Фредди.

Хаттон утверждал, что перед смертью Фредди в спальне находились он и Дэйв Кларк. Затем «Фредди попросился в туалет. Я помчался вниз по лестнице, чтобы Питер помог мне. Я сказал Питеру: надо поменять ему бельё и одежду прежде, чем он встанет. В этот момент Дэйв из приличия вышел. И Фредди умер».

А по словам Фристоуна, Дэйв Кларк находился с Фредди в спальне, а Хаттон — на кухне: «… В это время сверху спустился Дэйв Кларк и попросил Джима и меня подняться и помочь Фредди дойти до туалета… Фредди вплоть до самого конца гордился тем, что никогда не был привязан к постели… Всю последнюю неделю мы водили его до туалета и обратно, держа под руки… Когда мы стали аккуратно приподнимать его с кровати, выяснилось, что в этом уже нет необходимости. Фредди не дышал».

Как видите, история Фредди все время напоминает фильм «Расемон» — нет двух совпадающих свидетельств.

Потом Дэйв Кларк так начинал свой рассказ:

«Была примерно половина седьмого. Врачи только что ушли…».

Какие врачи? Известно, что Фредди отказался от врачей и лекарств, и из медиков его навещал только личный врач Гордон Аткинсон — это подтвердил и Дэйв Кларк. Потом в фальшивых биографиях Меркьюри писали, что в полседьмого из дома ушёл Гордон Аткинсон — но Дэйв Кларк сказал «врачи», а не «врач»! И если бы он имел в виду Аткинсона, он назвал бы его по имени и фамилии — он хорошо его знал.

Вот почему понадобилась шитая белыми нитками дезинформация про дом, превращённый в госпиталь и полный докторов и сиделок. Если в доме умирающего полно врачей, то нет ничего удивительного, если двое из них вышли из его спальни. Но если он отказался от врачей, а за полчаса до его смерти из его спальни выходят сразу двое, а потом эта же пара встречает родителей покойного — это уже интересно.

Люди, которых увидел Дэйв Кларк, не были врачами. Скорее всего, он не хотел никого обмануть — он сам ошибся. Ничего удивительного — ведь он никогда не видел зороастрийских священников. И вряд ли у него было время и настроение внимательно разглядывать двух мужчин в белых халатах и белых шапочках, вышедших из спальни умирающего Фредди со странными металлическими коробочками в руках.

И это значит, что маги совершили над умирающим Фредди патет — обряд зороастрийской исповеди, которую положено проводить перед самой смертью. По зороастрийским обычаям, все обряды, связанные со смертью, проводят два священника. Фредди ушёл из жизни, как верующий человек — вызвав священников, исповедовавшись и причастившись.

Кларк говорил, что в последний день своей жизни Фредди лежал на белой простыне и в белой одежде — а именно так, омывшись и облачившись в белое, принимают смерть зороастрийцы. И его удивило спокойное лицо и улыбка Фредди.

Конечно, биографы скажут, сославшись на Хаттона, что Фредди в последние два дня жизни не мог говорить и никого не узнавал. Это ложь — факт, что за день до смерти он продиктовал заявление для прессы, значит, как бы он ни был плох, исповедоваться он мог. К тому же Мэри Остин разговаривала с Фредди в день его смерти. Фристоун говорил, что его удивило, как Фредди в его состоянии мог ещё высказывать просьбы.

Нужно было сфальсифицировать не только его жизнь, но и смерть — чтобы никто не понял, как умер Фредди. А то, что жрецы были в доме, доказано — через несколько часов после смерти Фредди они вышли из дома встретить его родителей и были засняты собравшимися журналистами. Очевидно, далеко они не ушли…

Священников вызвал сам Фредди — он чувствовал, что умрёт именно в этот день. Мэри Остин сказала странные слова — что он сам выбрал день своей смерти. В тот день он сказал: «Мне пора, я ухожу», — но никто не придал этому значения. И это было 24 ноября — по старому стилю, день смерти Святого Меркурия Кесарийского и Святого Меркурия Смоленского.

Фредди умер вскоре после окончания патета, и его смерть потрясла всех, кто был в доме — даже предавших его. Потрясла не сама смерть — её ждали, а то, как он умер.

Больше всех был потрясён Дэйв Кларк. Вот что он потом сказал журналистам:

«… Я остался с ним, и он заснул… Фредди обладал сильным и мужественным характером и боролся с болезнью до самого конца, продолжая работать и веря в Бога и во все самое лучшее. Он был редким человеком, уникальным и неповторимым. Я точно знаю, что он в лучшем мире».

Дэйв Кларк смелый человек. Журналисты рвались узнать, как сдохла развратная собака — и услышали такие слова.

То, что он сказал — очень важно. Дэйв Кларк заявил, что уверен в посмертной участи Фредди — после того, как увидел его смерть.

Ничего странного тут нет — потому что это было второе по счёту чудо.

Фредди, обвинённый во всех человеческих грехах, кроме убийства, изнасилования и скотоложества, скончался, как праведник.

Он умер от страшной, мучительной болезни, измотавшей все его тело — но не было ни агонии, ни хрипов, ни судорог, ни искажённого смертной мукой лица. Он просто тихо, спокойно заснул — как потом говорили, с улыбкой на лице. Христиане в таких случаях говорят «почил» или «отошёл». Так умирают только праведные, прекрасные люди.

История сохранила много свидетельств о праведных кончинах. Такие люди с улыбкой и молитвой засыпали — и никто не успевал понять, когда пришла смерть. У присутствовавших при таких смертях оставалось светлое, благодатное чувство, и, несмотря на скорбь, они ощущали, что смерть — не страшна, что тому, кого уже нет — хорошо, и не надо бояться смерти, потому что её нет.

По‑другому умирали страшные грешники. Это было кошмарное зрелище — тяжёлая агония, хрипы, метания, злоба, ужас перед неизбежным. На лицах умерших замирало страшное, страдальческое выражение, а свидетели долго не могли прийти в себя от ужаса и потрясения…

На этом доказательства невиновности Фредди не закончились. Вскоре после его смерти последовало третье чудо.

Когда его родители вошли в спальню, Фредди лежал такой красивый, что они спросили, не в гриме ли их сын.

Болезнь очень сильно изменила лицо Фредди — но почти сразу после смерти он стал таким же красивым, как раньше. Обычно лица покойников гримируют — Фредди это не понадобилось.

Отец Фредди забрал тело из дома, чтобы похоронить сына по обычаям предков — разумеется, ни в одной биографии об этом даже не упомянуто. Фредди был похоронен на четвёртый день после своей смерти, по зороастрийскому обряду. Его похороны были проведены втайне — присутствовали только близкие. Тело после заупокойной службы было кремировано, а прах, вероятнее всего, захоронен в Бомбее, в Башне Молчания.

Часть биографов даже смерть не может остановить — и они вслед за «друзьями» говорят, что похороны Фредди стали продолжением его сногсшибательных шоу. Он, мол, тщательно отрепетировал свои похороны, устроив последнее дурацкое шоу — священники в белых одеждах, молитвы на непонятном языке, классическая музыка… Им даже это надо было обгадить! И до какого же цинизма и бесстыдства надо было дойти, чтобы отпевание покойника назвать шоу?!

Если бы Фредди хотел устроить шоу, для этого ему надо было просто не держать в тайне место и время своих похорон. На его похороны пришли бы сотни тысяч людей, сотни знаменитостей — Лондон надолго запомнил бы это зрелище. А его могила должна была превратиться в место массового паломничества. Но он этого не сделал, чтобы соблюсти зороастрийский обряд — чётное число присутствующих, только родные и друзья, могилу не сохранять.

Конечно, они никогда не скажут, что это были религиозные похороны — иначе их наниматели оставят их без зарплаты. Скрыть его похороны они не могли — там было сорок свидетелей, поэтому говорят про «религию родителей Фредди» — и никак не комментируют ни зороастрийский обряд, ни ту музыку, которую играли на его похоронах по окончании заупокойной службы. В лучшем случае говорят о записях Монсеррат Кабалье и Ареты Франклин — но не говорят, какие это были записи. Только один раз оговорились, что звучала песня Ареты Франклин «Возьми меня за руку, Боже» — то есть играли христианский рок‑гимн. У Фредди были совсем не атеистические похороны — даже в их светской части…

Брайан Мэй, Роджер Тейлор и Джон Дикон сразу же после окончания церемонии скрылись в неизвестном направлении, и в тот день никто их больше не видел.

Дом Фредди был переполнен журналистами — Мэри Остин добросовестно отрабатывала свою «раскрутку». К изумлению гостей, Джим Хаттон, Джо Фанелли и Питер Фристоун появились увешанные драгоценностями и с внешними признаками своей сексуальной ориентации. Они сказали, что эти драгоценности им подарил Фредди и они одели их в память о нем. Что же, представление закончилось, актёры переоделись. Больше они не слуги…

Собравшимся было предложено шампанское — напиток, странный для поминок. Похоже, банда Мэри Остин отмечала удачное завершение задания…

Пресса неистовствовала, изрыгая потоки грязи и ненависти. Знаменитые люди умирали от СПИДа и до, и после Меркьюри, но такой шумихи, такой скандальности, такой истерики не было никогда. Только у части газет и журналов хватило такта написать о смерти Фредди с сочувствием. Многие журналисты так хотели ублажить Хозяев, что забыли об элементарных правилах приличия, радуясь, как при победе национальной сборной по футболу. На мёртвого Фредди вылили столько мерзостей, сколько никто не получал ни до него, ни после.

В те дни в газетах можно было встретить такие некрологи:

«Мерзкая, развратная, амбициозная бисексуальная звезда рок‑н‑ролла умер от СПИДа — страшная цена за беспутную жизнь!»

«Фредди Меркьюри умер от СПИДа! По сравнению с той жизнью, которой вёл этот бисексуальный певец, Элтон Джон — невинная ромашка!»

«Рок не знал более развратного певца!»

«Смерть Фредди Меркьюри — хороший урок для всех звёзд, ведущих беспорядочную половую жизнь!»

«Смерть Фредди Меркьюри — ещё одно напоминание о проблеме распространения СПИДа среди гомосексуалистов».

Предатели во главе с Мэри Остин рассказывали о его активной жизни гея. Не было того оскорбления, которым бы не облили его неостывший труп. В течение суток мир узнал, что умерло самое мерзкое и порочное существо, которое когда‑либо носила земля. Пресса называла его трусом, геем, развратником, придурком, психопатом…

Но они, привыкшие видеть в народе бессловесный скот, не ожидали его реакции. С удивлением они увидели, что людям, мягко говоря, не нравится, как оскорбляли Фредди. На редакции «хозяйских» газет обрушился шквал возмущённых звонков и писем. Почувствовав общественный гнев, Хозяева слегка отступили. О Фредди говорили как о великом певце и артисте, одна за другой выходили передачи его памяти, телеканалы крутили его видеоклипы. Но пресса ни на минуту не забывала напомнить о его гомосексуальных «гулявах» и порочной жизни гея, наркомана и придурка. «Дэйли Мэйл», лидер посмертной травли Меркьюри, напечатала выдуманное из чьей‑то больной головы его «предсмертное интервью», в которых он выглядел мерзким, закомплексованным геем. Пресса злорадно писала о толпах знаменитостей, бросившихся сдавать тесты на ВИЧ. Появлялись статьи, уверявшие, что Фредди Меркьюри не стоит поднятой вокруг его смерти «истерики». Газеты старались как могли — но люди, несмотря ни на что, не хотели ненавидеть Фредди.

Не первый и не в последний раз умирала рок‑звезда. Но в этот раз было нечто иное.

Англия на несколько дней погрузилась в траур — разумеется, неофициальный. Дом Фредди окружали рыдавшие люди, и не только молодые фаны «Queen» — среди собравшихся были старики, женщины, дети. Люди разных возрастов и сословий несли к его дому цветы. У его дома рыдали, обнявшись, целые семейства. Несмотря на истерику прессы, его смерть стала по‑настоящему народным горем. Как справедливо отметил Питер Хоуген, подобного в Англии не было со времён смерти Джона Леннона.