ДОМОЙ К ПАПОЧКЕ

 

При виде нового дивана Эбби улыбнулась, а при виде моих новых татуировок принялась хлестать виски. Через три дня наступила та самая пятница, на которую была назначена вечеринка для пар.

Девчонки пошли делать то, что девчонки обычно делают перед подобными мероприятиями, а я сидел на ступеньках возле дома и ждал, когда Тото сходит в туалет.

Я нервничал, хотя причину своего волнения точно назвать не мог. Пытаясь успокоиться, я уже пару раз приложился к бутылке, но это не помогло.

Я уставился на свое запястье со свежей татуировкой, надеясь на то, что все мои тяжелые предчувствия окажутся ложной тревогой.

На улице было чертовски холодно, и я стал поторапливать Тотошку. Он, сгорбившись, сделал свое дело, я взял его в охапку и понес домой, пробормотав:

— Идем, старичок, пора!

— Позвонил в цветочный магазин. Точнее, даже в несколько. Так много роз нигде не держат, — сказал Шепли.

Я улыбнулся:

— Эбби с Америкой офигеют. Ты уверен, что цветы привезут до того, как девчонки вернутся?

— Уверен.

— А вдруг они освободятся пораньше?

— Не беспокойся, у нас будет вагон времени. Успеем.

Я кивнул. Шепли еле заметно улыбнулся:

— Эй, ты чего? Нервничаешь из-за сегодняшнего вечера?

— Да иди ты! — буркнул я, направляясь к себе в комнату.

Моя черная рубашка была уже выглажена и висела на вешалке. Ничего особенного она собой не представляла, но я считал ее парадной: рубашек на пуговицах в моем гардеробе имелось всего две.

Раньше я никогда не ходил на вечеринки для пар, а теперь вот шел туда со своей девушкой. Только волновался я не из-за этого. Уж не знаю почему, но мне казалось, что на нас надвигается какая-то страшная беда и она уже совсем близко.

Мое беспокойство нарастало. Я прошел на кухню и опрокинул еще рюмку виски. Тут позвонили в дверь. Я выглянул в коридор и увидел, как Шепли выбежал из своей комнаты с полотенцем вокруг бедер.

— Вообще-то, я мог бы открыть.

— Да, но для этого тебе пришлось бы оторваться от ненаглядного «Джима Бима», — проворчал Шеп, берясь за дверную ручку.

На пороге показался человечек, держащий в руках два букета с себя ростом.

— Здрасте, проходите, — сказал Шепли, открывая дверь пошире.

Через десять минут квартира уже выглядела приблизительно так, как я и задумал. Перед вечеринкой для пар мне хотелось порадовать Эбби розами, и одного веника было явно недостаточно.

Как только уехал первый доставщик, явился второй, потом третий. По всей квартире, везде, где только можно, гордо расположились роскошные букеты красных, розовых, желтых и белых цветов. Мы с Шепом остались довольны.

Я быстро принял душ, побрился и уже надевал джинсы, когда под окнами зашумел двигатель «хонды». Потом мотор замолчал, и через несколько секунд в квартиру вошли Америка и Эбби. Они сразу же заметили цветы и радостно завизжали, а мы с Шепли стояли и улыбались как два идиота.

Шеп оглядел комнату и, приосанившись, произнес:

— Захотели купить вам цветочков и решили не ограничиваться одним букетиком.

Эбби повисла у меня на шее:

— Ребята, вы такие… такие классные! Спасибо огромное!

Я хлопнул ее по попе, на несколько секунд задержав руку на этом очаровательном изгибе тела.

— Голубка, вечеринка начинается через полчаса.

Эбби и Америка пошли одеваться в комнату Шепа.

Мне вполне хватило пяти минут, чтобы застегнуть рубашку, найти ремень, надеть носки и туфли. Ну а девчонки прихорашивались целую вечность. Нам с Шепли пришлось поскучать.

Наконец он не выдержал и постучался. Вечеринка уже пятнадцать минут как началась.

— Дамы, пора!

Америка вышла из комнаты в платье, которое сидело на ней как вторая кожа. Шепли присвистнул. На его физиономии сверкнула улыбка.

— Где Эбби? — спросил я.

— Возится с туфлями. Будет готова через секунду, — объяснила Мерик.

— Голубка, я же совсем изведусь от нетерпения! — крикнул я.

Дверь скрипнула, и Эбби появилась на пороге, одергивая короткое белое платьице. Волосы она зачесала набок, грудь была закрыта, но ее контуры подчеркивались облегающей тканью. Америка пихнула меня локтем, я моргнул:

— Черт возьми!

— Ну что, готов взбеситься? — спросила Мерик.

— Даже не собираюсь. Она выглядит потрясающе, — ответил я.

Эбби хитро улыбнулась и, медленно повернувшись, продемонстрировала глубокий вырез на спине.

— Да уж, от такого, пожалуй, взбесишься, — сказал я, подходя к Голубке и загораживая ее от Шепли.

— Тебе не нравится? — удивилась она.

— Накинь-ка что-нибудь.

Я подбежал к вешалке, схватил куртку Эбби и набросил ее ей на плечи.

— Трэв, она не будет носить это всю вечеринку, — усмехнулась Америка.

— Ты просто великолепна, — сказал Шепли, как бы оправдывая перед Голубкой мое поведение.

— Не спорю, — сказал я в надежде, что меня услышат, поймут и никто не поссорится. — Ты в этом платье очень красивая, но тебе не стоит его надевать. Юбка такая, что ноги… Черт! Она слишком короткая, а спины вообще нет… На тебе ткани и на пол нормального платья не наберется!

— Это такой фасон, Трэвис, — улыбнулась Эбби.

Кажется, она не разозлилась.

— Вы как будто специально мучите друг друга, — нахмурился Шепли.

— У тебя есть что-нибудь подлиннее? — спросил я.

Эбби потупилась:

— Вообще-то, спереди оно вполне скромное. А что спина видна, так разве это плохо?

— Голубка, — сказал я, морщась, — не хотелось бы тебя сердить, но ты не можешь в таком виде заявиться к моим «братишкам». Если они тебя увидят, я через пять минут ввяжусь в драку.

Эбби потянулась ко мне и поцеловала меня в губы:

— Я верю, что ты будешь держать себя в руках.

— Ну и ночка предстоит! — простонал я.

— Ночка предстоит замечательная, — обиделась Америка.

— Зато вообрази себе, как легко это платье снимается! — сказала Эбби, приподнимаясь на цыпочки и чмокая меня в шею.

Я уставился в потолок, пытаясь не позволить ее губам, липким от блеска, сломить мое сопротивление.

— В том-то и дело, что каждый парень будет это себе представлять!

— Но убедиться сможешь только ты, — пропела Голубка.

Я не ответил. Тогда она отстранилась и посмотрела мне в глаза:

— Ты действительно хочешь, чтобы я переоделась?

Изучив ее лицо, а потом и все остальное, я выдохнул:

— Ты всегда прекрасна, что бы ни носила. И мне пора к этому привыкнуть, да?

Голубка пожала плечами, я покачал головой:

— Ладно, мы и так уже опоздали. Поехали.

 

Положив руку на талию Эбби, я повел ее через газон к общаге «Сигмы Тау». Голубка тряслась от холода, поэтому я шел неловкими торопливыми шажками: мне не хотелось, чтобы она простудилась, и мы двигались так быстро, как только позволяли ее высокие каблуки. Едва мы преодолели тяжелую двустворчатую дверь, я сунул в рот сигарету, внося свою лепту в типичную для подобных вечеринок задымленность помещения. Внизу глухо бухали колонки — как будто стучало огромное сердце.

Мы с Шепом помогли девушкам снять пальто, Эбби и я направились на кухню, Мерик и Шепли держались позади нас. Взяв себе пива, мы стали слушать, как Джей Грувер и Брэд Пирс обсуждают мой последний бой. Лекси теребила рубашку Брэда, явно утомленная мужскими разговорами.

— Старик, у тебя на руке имя твоей девушки? Это как же тебе надо было врезаться! — изумился Брэд.

Я повернул запястье, показывая татуировку.

— Я от нее без ума, — сказал я, взглянув на Эбби.

— Ты же ее почти не знаешь! — фыркнула Лекси.

— Еще как знаю!

Боковым зрением я увидел, что Шепли потащил Америку к лестнице. Я взял Эбби за руку, и мы тоже туда направились. К моему сожалению, Брэд и Лекси увязались за нами. Мы стали цугом спускаться в полуподвал. С каждым нашим шагом музыка била по ушам все сильнее.

Как только мы оказались внизу, диджей включил медленную песню. Недолго думая, я потянул Эбби на бетонный танцпол, вокруг которого громоздилась мебель, временно отодвинутая с середины зала.

Голова Голубки удобно расположилась у изгиба моей шеи — как тут и была.

— Хорошо, что раньше я никогда не ходил на такие вечеринки, — сказал я ей на ухо. — Что бы я стал тут без тебя делать?

Эбби прижалась щекой к моей груди. Ее пальцы стиснули мне плечи.

— В этом платье ты имеешь большой успех, — проговорил я. — И это, пожалуй, даже клево — быть с девушкой, которую все хотят.

Голубка отслонилась и выразительно закатила глаза:

— Они меня не хотят. Просто им любопытно, чем я тебя так зацепила. В любом случае мне жаль того, кто думает, будто у него есть шанс. Потому что я влюблена в тебя — по уши и безнадежно.

— Знаешь, чем ты меня зацепила? — спросил я, подумав: «Неужели до сих пор не ясно?» — Я не чувствовал, как бессмысленно живу, пока ты мне не встретилась. И что такое одиночество, я тоже не понимал, пока не оказался в своей постели без тебя. Ты — все, чем я дорожу. Именно тебя я все это время ждал.

Эбби потянулась к моему лицу и взяла его в ладони, а я обхватил ее руками и оторвал от пола. Наши губы соприкоснулись. Поцелуем я постарался досказать Голубке то, чего не получалось выразить словами.

После нескольких песен и довольно забавной стычки между Америкой и Лекси я решил подняться наверх:

— Пойдем, Голубка, мне надо покурить.

Эбби пошла за мной, я прихватил ее пальто, и мы направились на балкон. Едва мы оказались там, я замер. Голубка тоже. Перед нами стоял Паркер, лапающий какую-то наштукатуренную девицу. Эти двое при виде нас остолбенели, как и мы.

Первым пошевелился Хейс: он вытащил руку из-под юбки своей подружки.

— Эбби, — с усилием выдохнул он.

— Привет, Паркер, — ответила Голубка, подавляя смешок.

— Э-э-э… как дела?

Она вежливо улыбнулась:

— Прекрасно. А у тебя?

— Э-э-э… — Он посмотрел на свою пассию. — Эбби, это Эмбер. Эмбер, это Эбби…

— Та самая Эбби? — удивилась девица.

Смущенный Паркер быстро кивнул. Эмбер пожала Голубке руку, скроив гадливую мину. Потом враждебно уставилась на меня:

— Рада познакомиться… как принято говорить.

— Эмбер! — одернул ее Паркер, хватая за руку.

Я, хохотнув, открыл для них дверь, и они ушли с балкона.

— Да… неловко получилось, — сказала Эбби, качая головой и зябко обхватывая себя руками.

Она заглянула через перила: внизу, несмотря на зимний ветер, отважно гуляло несколько парочек.

— По крайней мере, Паркер перестал выпрыгивать из штанов, пытаясь заполучить тебя, — улыбнулся я.

— Мне кажется, он хочет не столько меня вернуть, сколько добиться, чтобы мы с тобой не были вместе.

— Как-то раз Хейс забрал девушку из моей квартиры и подвез ее домой. Это был один-единственный случай, а ведет он себя так, будто героически похищал из моих когтей каждую первокурсницу, которую я трахал.

Эбби недовольно на меня покосилась:

— Я никогда тебе не говорила, что терпеть не могу это слово?

— Извини, — сказал я, притягивая ее к себе. Я зажег сигарету и, затянувшись, посмотрел на свое запястье, на котором сплетались воедино семь изящных, но четких черных букв: «Голубка». — Как странно… Эта надпись — не просто моя любимая новая татуировка. Когда я смотрю на нее, становится спокойнее.

— Действительно, странно, — ответила Эбби.

Я метнул в нее укоризненный взгляд, а она рассмеялась:

— Шучу. Не могу сказать, что понимаю это, но все равно очень мило… И очень в твоем репертуаре.

— Если мне так приятно видеть у себя на руке твое имя, то каково же будет надеть тебе на палец кольцо!

— Трэвис…

— Года через четыре или, может, через пять лет, — сказал я и внутренне сжался, поняв, что зашел слишком далеко.

Эбби сделала вдох:

— Нам надо притормозить. А то мы торопимся. Очень торопимся.

— Голубка, не начинай.

— Если мы будем двигаться такими темпами, то еще до выпуска из университета я начну расхаживать без каблуков и с огромным животом. Я пока не готова переехать к тебе, не готова получить от тебя кольцо и совершенно точно не готова создать семью.

Я ласково обнял Эбби за плечи:

— Но ты ведь не имеешь в виду, что хочешь еще «на других посмотреть»? А то я не намерен тебя ни с кем делить. Ни фига подобного.

— Да не нужны мне другие! — сердито сказала она.

Я облегченно выдохнул, отпустил ее плечи и, повернувшись, ухватился за перила.

— Тогда в чем же дело? — спросил я и снова замер, не без опасения ожидая ответа.

— Дело в том, что нам надо притормозить. Вот и все.

Я грустно кивнул. Эбби дотронулась до моей руки:

— Не сердись.

— Голубка, у меня такое ощущение, будто, сделав шаг вперед, мы с тобой тут же делаем два шага назад. Каждый раз, когда мне кажется, что мы начинаем друг друга понимать, ты отгораживаешься от меня стеной. Никак не пойму: все девчонки охотятся на парней, пытаются вызвать их на серьезный разговор о чувствах, заставить перейти на следующую ступень…

— Я думала, мы договорились: я — не все.

Я сокрушенно уронил голову:

— Эбби, я устал гадать. Скажи, куда, по-твоему, должны завести нас наши отношения?

Она прижалась губами к моей рубашке:

— Когда я думаю о своем будущем, то вижу тебя.

От этих слов мне стало легче, напряжение в мышцах тут же спало. Я прижал Голубку к себе, и мы оба стали смотреть, как облака плывут по черному беззвездному небу. Услышав болтовню и смех внизу, Эбби улыбнулась. Мы поглядели туда и увидели горстку парней и девчонок, которые, сбившись в кучу, устремились с улицы в здание.

Впервые за целый день тревожное предчувствие немного отпустило.

— Эбби, вот ты где! Я везде тебя ищу! — взволнованно проговорила Америка, выскакивая к нам на балкон. В поднятой руке она держала свой сотовый. — Я только что говорила с родителями. Вчера им позвонил Мик.

Эбби наморщила нос:

— Мик? С какой радости ему звонить?

Америка приподняла брови:

— Твоя мама не хочет с ним разговаривать. Постоянно бросает трубку.

— Чего он хотел?

— Спрашивал, где ты.

— Но они ведь ему не сказали?

Америка смутилась:

— Эбби, он все-таки твой отец. Мой папа решил, Мик имеет право знать.

— Он приедет сюда! — В голосе Голубки зазвучали панические нотки. — Мерик, он сюда приедет!

— Понимаю. Извини. — Америка попыталась успокоить подругу, но та отстранилась и закрыла лицо руками.

Не совсем врубившись, в чем проблема, я дотронулся до плеч Эбби и сказал:

— Он тебе ничего не сделает, Голубка. Я не позволю.

— Он ее по-любому достанет, — вздохнула Мерик, глядя на Эбби тяжелым взглядом. — Уж кто-кто, а Мик это умеет.

— Мне нужно сматываться.

Эбби закуталась в куртку и принялась дергать за дверную ручку, от волнения забыв перед этим опустить ее. По Голубкиным щекам градом покатились слезы. Я помог ей с дверью. Эбби подняла голову, и я увидел, как покраснели ее щеки — то ли от злобы и страха, то ли от холода. В любом случае мне хотелось, чтобы этот румянец поскорее схлынул.

Я обнял Голубку, мы вернулись внутрь здания, спустились по лестнице и стали протискиваться к выходу. Эбби неслась во весь опор: ей хотелось скорее оказаться в нашей квартире и почувствовать себя в безопасности. В адрес Мика Эбернати я слышал только восторженные отзывы своего отца, который восхищался им как игроком в покер. Теперь, когда Голубка бежала от этого человека без оглядки, будто напуганный ребенок, мне было неприятно, что члены моей семьи восхваляли его.

На улице Америка поймала подругу за куртку и, указав на группку людей, шепотом окликнула:

— Эбби!

Я заметил немолодого мужчину, небритого и настолько неряшливого, что вид и запах у него были одинаково малоприятными. В руке он держал маленькую фотографию. Несколько парочек, собравшихся вокруг него, смотрели и кивали.

Эбби рванула к мужчине и выхватила карточку:

— Какого черта ты здесь делаешь?

Я посмотрел на фотографию: на ней Голубке было лет пятнадцать, не больше. Худая, тусклые волосы, ввалившиеся глаза. Видимо, ей не очень-то хорошо жилось дома, и неудивительно, что она решила убраться оттуда подальше.

Собравшиеся попятились. Я взглянул на их вытянувшиеся физиономии, потом повернулся к мужчине и стал ждать его ответа. Это был хренов Мик Эбернати. Я узнал его по колючим глазам, поблескивающим на неопрятном лице.

Шепли и Америка встали по обе стороны от Эбби. Я сзади обхватил ее за плечи. Мик оглядел Голубкино платье и неодобрительно прищелкнул языком:

— Здравствуй, конфетка! Можно забрать девчонку из Вегаса, но…

— Заткнись! Заткнись, Мик! Поворачивай и возвращайся туда, откуда приехал, — сказала Голубка, махнув рукой. — Не хочу тебя видеть!

— Не могу, конфетка. Мне нужна твоя помощь.

— Что на сей раз? — усмехнулась Америка.

Мик метнул в нее взгляд прищуренных глаз и переключил внимание на дочь:

— Ты у меня просто красавица! Так выросла! На улице я бы тебя не узнал.

Эбби вздохнула:

— Чего тебе надо?

Он поднял ладони и пожал плечами:

— Я тут, кажется, попал в переплет, детка… Теперь твоему старому папе нужны деньги.

Голубка напряглась всем телом:

— Сколько?

— Видишь ли, у меня все пошло на лад. Правда. Просто занял, чтобы вложить в дело, ну и… Ты знаешь…

— Знаю, — оборвала его Эбби. — Сколько?

— Двадцать пять.

— Черт, всего-то двадцать пять сотен? Если уберетесь отсюда, я дам вам их прямо сейчас, — сказал я, доставая кошелек.

— Он имеет в виду двадцать пять тысяч, — сказала Эбби ледяным голосом.

Мик оглядел меня с головы до пят:

— Что это за клоун?

Я быстро перевел взгляд с кошелька на него и инстинктивно подался вперед. Удерживало меня только то, что между мной и моим обидчиком было хрупкое Голубкино тело и что этот хлюпик приходился ей отцом.

— Теперь понятно, почему такой проныра опустился до того, чтобы просить денег у дочери-студентки.

Прежде чем Мик успел ответить, Эбби вытащила из кармана телефон:

— Кому ты задолжал на этот раз, Мик?

Он почесал жирную седеющую голову:

— Это забавная история, конфетка…

— Кому? — крикнула Эбби.

— Бенни.

Голубка пошатнулась:

— Бенни? Ты брал взаймы у Бенни?! Какого хрена ты… — Ее голос оборвался. — У меня нет таких денег, Мик.

Он улыбнулся:

— Отцовское сердце подсказывает мне, что есть.

— Нет, нету! На этот раз ты действительно доигрался! Я знала: это не закончится, пока тебя не убьют!

Он переступил с ноги на ногу, нахальная улыбка исчезла с его лица.

— Сколько у тебя есть?

— Одиннадцать тысяч. Копила на машину.

Америка изумленно посмотрела на подругу:

— Эбби, откуда у тебя такие деньжищи?

— Заработала на боях Трэвиса.

Я потянул Голубку за плечи, заставив обернуться:

— Ты заработала одиннадцать тысяч баксов на моих боях? Ты ставила на меня?

— Да. Мы с Адамом нашли общий язык, — ответила она как ни в чем не бывало.

Мик сразу же оживился:

— За уик-энд ты сумеешь добыть еще столько же, конфетка. Наскребешь мне к воскресенью двадцать пять тысяч, и тогда Бенни не пришлет ко мне своих бандитов.

— Мик, тогда я сама останусь на мели, а мне еще за учебу платить, — грустно проговорила Эбби.

— Ой, ты в два счета восстановишь свои запасы, — отмахнулся он.

— Когда крайний срок? — спросила Голубка.

— В понедельник утром. Точнее, в полночь, — ответил Мик, нисколько не смутившись.

— Ты не обязана давать ему ни цента! — сказал я.

Отец схватил ее за запястье:

— Еще как обязана! Если бы не ты, я бы вообще ни во что такое не вляпался!

Америка ударила его по руке и оттолкнула:

— Опять вы со своим дерьмом? Она не заставляла вас занимать у Бенни!

Мик бросил взгляд на Эбби. В его глазах сверкнула ненависть. О каких-то родственных отношениях между отцом и дочерью даже речи быть не могло.

— Если бы не она, мне бы и не пришлось занимать! Ты все забрала у меня, Эбби! У меня больше ничего нет!

Голубка сглотнула, с трудом подавляя подступавшие слезы:

— К воскресенью я отвезу деньги Бенни. Но потом ты отвяжешься от меня раз и навсегда. Больше, Мик, я не стану тебе помогать. С этого момента ты сам по себе, я сама по себе. Оставь меня в покое.

Он мрачно кивнул:

— Как знаешь, конфетка.

Эбби развернулась и направилась к машине. Америка вздохнула:

— Пакуйте чемоданы, ребята. Мы едем в Вегас.

Она вслед за Голубкой пошла к «чарджеру», а мы с Шепом застыли на месте.

— Погоди… что ты сказала? — спросил Шепли, недоумевающе взглянув на меня. — В Вегас? В Лас-Вегас? Который в штате Невада?

— Похоже на то, — подтвердил я, засовывая руки в карманы.

— Тогда надо заказать билеты на самолет, — сказал Шеп, потихоньку приходя в себя от неожиданного поворота событий.

— Ага.

Шепли открыл машину, подождал, пока девушки не сядут, и захлопнул дверцу. Потом осоловело посмотрел на меня:

— Я еще ни разу не был в Вегасе.

Уголок моего рта приподнялся в хитрой улыбке.

— Думаю, пора попробовать этот фрукт.