КАРТЫ НА СТОЛ

 

Мы ехали куда глаза глядят. Поначалу мне еще приходилось следить за движением и поглядывать на патрульную машину, которая то и дело появлялась в поле зрения, но вскоре мы остались на дороге одни. Я знал, что ночь рано или поздно закончится, и, прежде чем оставить Голубку в «Моргане», решил еще раз попытать счастья, хотя шансы казались слабыми. Она продолжала встречаться с Паркером, а мне оставалось довольствоваться невинными походами в боулинг, да и они должны скоро прекратиться. Скоро все должно прекратиться.

Давить на Эбби не стоило, но бездействие казалось ничем не лучше. Я подумал: «Впервые в жизни встретил голубку, но если сейчас я не выложу все свои карты, то больше мне ее не видать». Правда, пока я, сколько ни мучился, не мог решить, как повести разговор. Надо было сказать все прямо, чтобы Эбби не проигнорировала мои слова, будто не слышала их или не поняла.

Стрелка указателя уровня топлива уже давно намекала, что «харлею» пора подкрепиться. Поэтому я остановился возле первой же работающей заправки.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил я.

Эбби покачала головой, слезла с мотоцикла и, смущенно улыбаясь, принялась распутывать пальцами длинные блестящие волосы.

— Тебе это ни к чему. Ты и так прекрасно выглядишь.

— Ага. Как в каком-нибудь рок-клипе восьмидесятых, — ответила она.

Я рассмеялся и, зевнув, вставил пистолет в отверстие бака. Эбби достала сотовый и взглянула на часы:

— О господи, Трэв! Уже три!

— Хочешь вернуться домой? — спросил я, чувствуя, как внутри что-то оборвалось.

— Да, наверное, пора бы.

— Так ты поедешь со мной в боулинг?

— Я же уже говорила, что да.

— А через две недели мы вместе идем на вечеринку в «Сигму Тау», верно?

— Разве я когда-нибудь нарушала свои обещания? Обидно слышать…

Я вытащил пистолет из бака и повесил на место.

— Просто твои действия для меня сплошная загадка.

Я сел на мотоцикл и помог усесться Эбби. Она обняла меня, теперь уже по собственной инициативе. Я вздохнул и задумался, не торопясь включать двигатель. Сжав рукоятки руля, набрал в легкие воздуха и уже было собрался с силами, чтобы заговорить, но решил, заправочная станция не слишком-то подходящая обстановка для моей исповеди. Вдруг Эбби начала разговор сама.

— Ты для меня много значишь, Трэв, — сказала она, крепче сжимая руки.

— Не понимаю тебя, Голубка. Мне казалось, я разбираюсь в женщинах, но ты всегда умудряешься сбить меня с толку. Я совсем запутался.

— Я тебя тоже не понимаю. На первый взгляд ты типичный университетский сердцеед, но пока у нас все идет не так, как было обещано в рекламном буклете для абитуриенток.

Я не мог не обидеться, хотя и знал, что она сказала правду.

— Со мной такое в первый раз. Раньше девчонки никогда не спали со мной, чтобы от меня отделаться.

— Ты все неправильно понял, Трэвис.

Я завел мотоцикл и, не говоря больше ни слова, выехал на дорогу. Путь назад в «Морган» показался мне тягостным. Мысленно я продолжал обдумывать решительный разговор с Эбби, взвешивая все за и против. Пальцы окоченели от холода, но я ехал медленно, оттягивая тот момент, когда Голубка все узнает и насовсем меня бросит.

Наконец мы все-таки подъехали к крыльцу общежития. Я чувствовал себя так, будто мои нервы искромсали, обожгли на открытом огне, а потом и вовсе бросили неряшливой кровоточащей массой. Эбби сошла с мотоцикла. Увидев ее грустное лицо, я внутренне запаниковал: она могла послать меня к черту, прежде чем успею что-нибудь сказать.

Я проводил Голубку до дверей, она достала ключи. Голова ее была опущена. Тут я не выдержал: осторожно взяв Эбби за подбородок, приподнял его и стал терпеливо ждать, когда она посмотрит мне в глаза.

— Он целовал тебя? — спросил я, дотрагиваясь большим пальцем до ее мягких губ.

Она высвободилась:

— Ты, как никто, умеешь под конец все испортить.

— А было что портить? Ты сегодня хорошо провела время?

— Мне всегда хорошо, когда я с тобой.

Я опустил глаза и нахмурился:

— Он тебя целовал?

— Да, — раздраженно вздохнула Эбби.

Я зажмурился, зная, что мой следующий вопрос может повлечь за собой катастрофу:

— И все?

— Это тебя не касается! — отрезала Голубка, распахивая дверь.

Я захлопнул ее и преградил Эбби путь:

— Я должен знать!

— Нет, не должен, Трэвис.

Она толкнула меня локтем и попыталась пройти.

— Голубка…

— Думаешь, раз я больше не девственница, то буду ложиться подо всех желающих? Спасибо тебе! — выпалила Эбби, пихая меня в плечо.

— Я такого не говорил, черт возьми! Просто думал, что имею право хотя бы на несколько часов душевного спокойствия!

— Какое дело твоей душе до того, сплю я с Паркером или нет?

— Неужели ты действительно не понимаешь? По-моему, всем, кроме тебя, это уже давным-давно ясно!

— Значит, я идиотка. А вот ты, как я погляжу, сегодня в ударе. — Эбби потянулась к дверной ручке.

Я схватил Голубку за плечи. Она опять была в своем репертуаре: делала вид, будто ничего не помнит. Я решил, что пора открывать карты:

— Я просто с ума по тебе схожу…

— С ума ты действительно сходишь! — огрызнулась Эбби, вырываясь.

— Всю дорогу обдумывал, как тебе это сказать, так что теперь выслушай меня, пожалуйста.

— Трэвис…

— Вижу, мы запутались. Я импульсивный, вспыльчивый. Ты забралась ко мне под кожу, как еще не делала ни одна другая девушка. Ведешь себя так, будто меня ненавидишь, а в следующую секунду кажется, что я тебе нужен. Я вечно все порчу, и я недостоин тебя, но… Черт подери, я тебя люблю! Эбби, я никого и ничего еще так не любил! Когда ты рядом, мне не нужно ни денег, ни бухла, ни драк, ни девиц на одну ночь… Мне нужна только ты. Только о тебе я думаю. Только о тебе мечтаю. Только тебя хочу.

Несколько секунд Голубка молча переваривала мои слова. Она подняла брови и обескураженно поморгала. Я взял ее лицо обеими руками и посмотрел в глаза:

— Так ты с ним спала?

Бросив на меня искрящий взгляд, Эбби помотала головой. Тогда я, не раздумывая, примагнитился к ней губами. Она не оттолкнула меня, даже наоборот — щекотнула языком и крепче прижала к себе, схватив за футболку. Невольно издав протяжный стон, я обнял Голубку.

Наконец мы отслонились друг от друга, тяжело дыша. Я получил ответ на свой вопрос.

— Позвони Паркеру. Скажи, что больше не хочешь его видеть. Что ты теперь со мной.

Эбби закрыла глаза:

— Я не могу быть с тобой, Трэвис.

— Но почему?!

Я выпустил ее из рук. Она покачала головой. Я уже миллион раз убеждался в том, что она совершенно непредсказуема. Но этот поцелуй явно не был дружеским, и явно за ним стояла не только жалость. Отсюда я мог сделать лишь один вывод:

— Просто невероятно. Единственная девушка, которую я хочу, не хочет меня.

Она подумала, потом заговорила:

— Когда мы с Америкой сюда приехали, у меня было ясное представление о том, какой должна стать моя жизнь. Точнее, о том, какой она не должна становиться. Драки, азартные игры, алкоголь… все это я решила оставить в прошлом. Когда ты, изукрашенный татуировками, обнимаешь меня, трудно тебе противиться, но я чувствую, будто не уезжала за сотни миль от дома.

— Я знаю, ты заслуживаешь лучшего. Думаешь, я этого не понимаю? Но если есть на свете женщина, созданная для меня, то это ты. Я сделаю все, чего ты ни потребуешь, слышишь, Голубка? Я все сделаю!

Она отвернулась, но я не сдавался. Наконец-то мне удалось вызвать ее на разговор, и, если сейчас дам ей уйти, другого такого шанса может не представиться. Я придержал дверь, не позволяя Эбби ее открыть.

— Я перестану участвовать в боях, как только окончу университет. И больше ни капли в рот не возьму. Ты будешь со мной счастлива, Голубка. Если ты в меня поверишь, я все смогу.

— Я не хочу, чтобы ты менялся.

— Тогда скажи, что мне делать. Скажи, и я сделаю, — умолял я.

— Можно позвонить с твоего мобильного? — спросила Эбби.

Я нахмурился, не совсем уверенный в том, что знаю, зачем ей мой телефон.

— Конечно.

Вытащив сотовый из кармана, я протянул его Голубке. Она набрала номер и закрыла глаза, ожидая ответа.

— Извини, что разбудила, — проговорила Эбби, запинаясь, — но это срочно. Я… не смогу поужинать с тобой в среду.

Она позвонила Паркеру. У меня задрожали руки: я испугался, что сейчас она попросит его приехать, защитить от меня или что-нибудь в этом роде.

— Мы вообще не сможем больше встречаться, — продолжала Голубка. — Я влюблена в Трэвиса. Я в этом уверена.

Земля перестала крутиться. Я попытался воспроизвести внутри себя последние слова Эбби. Я не ослышался? Она действительно сказала то, о чем я подумал, или это была галлюцинация?

Голубка вернула телефон и с видимым усилием подняла на меня глаза.

— Положил трубку, — хмуро сказала она.

— Ты меня любишь?

— Мне просто нравятся твои татуировки, — усмехнулась Эбби и пожала плечами с таким видом, будто не говорила того, что я так мечтал услышать.

Голубка любит меня. Я расплылся в улыбке.

— Поехали ко мне домой, — сказал я, обнимая Эбби.

Она приподняла брови:

— Ты наговорил все это только для того, чтобы затащить меня в постель? Выходит, я умею произвести впечатление…

— Сейчас я хочу одного: всю ночь обнимать тебя.

— Поехали.

Я не заставил ее повторять дважды. Как только Голубка надежно уселась позади меня, рванул домой, срезая углы, где только мог, проезжая на желтый свет и обгоняя немногочисленные машины. Когда мы приехали, я быстро выключил мотор и уже в следующую секунду держал Эбби на руках.

Пока я возился с замком, она хихикала, щекоча мне губы. Поставив ее на ноги и закрыв за нами дверь, я с огромным облегчением вздохнул.

— Здесь все стало нежилое, когда ты уехала, — сказал я и снова поцеловал Голубку.

Нам навстречу выбежал Тотошка и, виляя мохнатым хвостиком, стал тыкаться лапами в колени хозяйки. Он скучал по ней почти так же, как и я.

Скрипнула кровать Шепа, потом по полу зашлепали его ноги. Дверь спальни открылась, и он появился на пороге, щурясь от яркого света.

— Какого хрена, Трэв? Ты опять за свое? А кто-то, кажется, говорил, что влюблен в Эб… — Он осекся: его взгляд наконец-то сфокусировался. — Привет, Эбби.

— Привет, Шеп, — ответила она с веселой улыбкой, опуская Тотошку на пол.

Прежде чем мой братец успел что-нибудь спросить, я потащил Эбби по коридору. Мы обнялись. Голубка без колебаний сдернула с меня футболку. Я помог ей снять куртку, потом она стянула свитер и топик. В ее взгляде я прочел решимость и не стал спорить.

Через секунду мы оба были совершенно раздеты. Какой-то тихий голос внутри меня подсказывал, чтобы я не спешил, что лучше растянуть наслаждение, но Эбби заглушила его своими быстрыми поцелуями и мягкими стонами, которые издавала при каждом моем прикосновении.

Как только я опустил ее на матрас, она протянула руку к тумбочке. Тут я вспомнил, что дал своеобразный обет безбрачия, безжалостно разбив банку с презервативами.

— Вот дерьмо! — сказал я, задыхаясь. — Я же их выбросил!

— Как! Прямо все?

— Я подумал, раз ты не… раз ты не со мной, они мне больше не нужны.

— Шутишь! — проговорила Эбби, от удивления ударившись о подголовник.

Я наклонился, тяжело дыша, и уткнулся лбом ей в грудь:

— Я же всегда говорил, что ты для меня особенная.

Дальше все было словно в тумане. Голубка произвела какие-то мудреные расчеты и заключила, что не должна забеременеть на этой неделе. Каждым сантиметром своей кожи я почувствовал тело Эбби и, не успев опомниться, вошел в нее. Раньше я никогда не занимался сексом без презерватива. Оказалось, отсутствие куска латекса меньше миллиметра толщиной многое меняет. Каждое мое движение вызывало в нас обоих то противоречивое чувство, когда непонятно, чего хочешь больше: продлить удовольствие или, наоборот, полностью отдаться порыву, приблизив момент кульминации.

Почувствовав движение Голубкиных бедер и услышав, как ее тихие невнятные слова переросли в радостный крик, я не смог больше себя сдерживать.

— Эбби, — прошептал я, — я хочу… Мне нужно…

— Не останавливайся, — пробормотала она, впиваясь ногтями мне в спину.

Я качнулся еще один раз, последний. Видимо, при этом я громко вскрикнул, потому что Голубка зажала мне рот. Я изо всех сил зажмурился, по телу пробежала дрожь. Наконец я замер и, тяжело дыша, посмотрел Эбби в глаза. Она подняла на меня усталый, удовлетворенный взгляд и улыбнулась, как будто чего-то ждала. Я обхватил ее голову ладонями и принялся целовать снова и снова, с каждым разом все нежнее.

Дыхание Эбби замедлилось, она вздохнула. Я лег рядом и притянул ее к себе. Она прижалась щекой к моей груди, накрыв мне руку волной своих волос. Еще раз дотронувшись губами до Голубкиного лба, я сцепил пальцы у нее на спине.

— Только не исчезай больше, ладно? Утром я хотел бы проснуться вот так.

Эбби поцеловала меня в грудь, но глаз не подняла.

— Я никуда не уйду.

 

Когда рассвело, я лежал в постели с любимой женщиной и мысленно обещал себе, что стану лучше, стану достойным ее. Никаких больше взрывов, никаких перепадов настроения, никаких вспышек гнева.

Я ждал, когда Эбби проснется, и, касаясь губами ее кожи, каждый раз повторял про себя это обещание. Знал, что сдержать его нелегко: жизнь за пределами квартиры наверняка будет провоцировать меня на новые срывы. Но я впервые встретил девушку, которая мне небезразлична, и собирался любой ценой ее удержать. Поэтому ревность и мнительность нужно было отогнать как можно дальше.

Это удалось не сразу. За обедом Крис Дженкс снова вывел меня из равновесия, а каких-нибудь двадцать минут спустя я пригрозил убить Паркера. Но Голубка была на редкость терпелива и все мне простила.

Эбби много раз доказывала, что способна принять меня таким, какой я есть. Но я все равно больше не хотел быть тем агрессивным придурком, каким окружающие привыкли видеть Трэвиса Мэддокса. Контролировать свою всегдашнюю вспыльчивость, помноженную на чувство ревности, оказалось труднее, чем я ожидал.

Я решил избегать ситуаций, которые могут вывести меня из себя. А еще старался не думать о том, почему все самцы кампуса облизываются при виде Эбби: во-первых, она сама по себе чертовски сексуальна, а во-вторых, им любопытно, как эта девчонка сумела укротить мужчину, который, по общему мнению, никогда не должен был остепениться. Казалось, они только и ждут моего провала, чтобы попытать счастья самим, и от этого я еще больше к ним придирался, еще сильнее бесился.

Для начала я дал всем понять, что ухожу со сцены. Это очень раздосадовало половину женского населения кампуса.

Как только мы с Голубкой пришли в «Ред» праздновать Хеллоуин, я заметил: осенний холод мало повлиял на откровенность женских нарядов. Я прижал Эбби к себе, радуясь, что она не одета как проститутка и не похожа на трансвестита в футбольной форме. Значит, мне не придется тревожно оглядываться, когда она наклоняется, и предупреждать всех подряд, чтобы не пялились на ее грудь.

Мы с Шепли играли в бильярд, а девчонки смотрели. За прошлые две партии мы уже заработали триста шестьдесят баксов и теперь опять выигрывали.

Краем глаза я увидел, что к Эбби и Америке подошел Финч. Они над чем-то посмеялись, а потом он потащил обеих на танцпол. Кругом было полным-полно полуголых лоснящихся девиц в костюмах рефери и шаловливых белоснежек с глубокими декольте, но Голубка их всех затмевала.

Еще до того, как закончилась песня, Эбби с Америкой отошли от Финча и направились к бару. Я приподнялся на цыпочки, чтобы разглядеть макушки наших девчонок среди множества голов.

— Ты чего? — спросил Шепли.

— Не могу найти Эбби и Мерик.

— Наверное, пошли чего-нибудь выпить. Твой удар, Ромео! — напомнил он.

Я наклонился и попытался сосредоточиться на шаре, но промахнулся.

— Трэвис, это же была легкотня! Ты меня убиваешь! — пробурчал Шепли.

А я все искал глазами девчонок. Знал, что за прошлый год в клубе было два изнасилования, и мне не хотелось, чтобы Эбби с Америкой разгуливали тут одни. К тому же им вполне могли подмешать наркотики в напиток — такое случалось даже в нашем университетском городке.

Я положил кий на стол и направился в противоположный конец зала. Мне на плечо легла рука Шепли.

— Ты куда?

— Пойду разыщу девчонок. Помнишь, что случилось в прошлом году с Хэтер?

— Да уж.

Наконец я нашел Эбби и Америку. Два парня угощали их напитками. Оба коротышки, а один еще и толстый, с недельной щетиной на потной физиономии. В любой другой момент при виде такого красавца я бы и не подумал ревновать, но он явно подбивал клинья к Голубке, и тут я уже плевал на его внешность: было задето мое эго. Даже если он не знал, что Эбби со мной, неужели решил, будто такая девчонка могла прийти одна? Ревность смешалась во мне с раздражением. Я раз пятнадцать говорил Эбби: брать напитки из рук незнакомых людей опасно. Раздражение и злость быстро взяли верх над ревностью.

Один из парней наклонился к Эбби и прокричал ей в ухо:

— Потанцуем?

Голубка покачала головой:

— Нет, спасибо. Я здесь со своим…

— Парнем, — вклинился я, уставившись на ее ухажеров. Запугивать двух мужиков в тогах казалось довольно смешным, но мне было не до смеха. Я смерил обоих своим самым убийственным взглядом и кивком указал в дальний конец зала. — Свободны!

Парни струсили и, посмотрев на Мерик и Эбби, ретировались. Шепли поцеловал Америку:

— За тобой нужен глаз да глаз!

Она хихикнула. Голубка улыбнулась мне. Но я был слишком сердит, чтобы ответить тем же.

— Что такое? — спросила она, обескураженная моей гримасой.

— Почему ты разрешила им купить тебе напиток?

Америка выпустила Шепли из объятий:

— Мы не разрешали, Трэв. Я сказала, не надо.

Я взял пиво из рук Эбби:

— А это тогда что?

— Ты серьезно? — спросила она.

— Еще как серьезно, черт возьми! — взорвался я, бросив бутылку в урну. — Сто раз тебе говорил, чтобы ты не брала напитки у кого попало! Тебе же могут туда что-нибудь подмешать!

Мерик приподняла свой бокал:

— Мы проследили: с напитками все в порядке. Не перегибай, Трэв.

— Я не с тобой разговариваю! — рявкнул я и снова посмотрел на Эбби.

Голубка сверкнула глазами, разозлившись не меньше моего:

— Не смей говорить с ней в таком тоне!

Шеп попытался меня предостеречь:

— Трэвис, не заводись.

— Мне не нравится, что ты позволяешь посторонним парням угощать тебя напитками! — не унимался я.

Эбби приподняла бровь:

— Хочешь, чтобы мы поссорились?

— Скажи, тебе бы понравилось, если бы ты подошла к бару и увидела, как я выпиваю с какой-нибудь куклой?

— Хорошо. Теперь ты не обращаешь внимания на других женщин. Я поняла. Я тоже постараюсь игнорировать других мужчин.

— Было бы неплохо! — процедил я сквозь зубы.

— Трэв, только не надо разыгрывать из себя Отелло. Я не сделала ничего плохого.

— Я подхожу, а какой-то парень угощает тебя пивом!

— Не ори на нее! — опять вмешалась Америка.

Шепли положил руку мне на плечо:

— Мы все много выпили. Пожалуй, нам пора.

Эбби продолжала закипать.

— Пойду скажу Финчу, что мы уходим, — буркнула она и, пихнув меня плечом, направилась к танцполу.

Я поймал ее за запястье:

— Я с тобой!

Она высвободилась:

— Я вполне в состоянии дойти сама! Что с тобой творится, Трэвис?

Эбби стала проталкиваться к Финчу, который, размахивая руками, прыгал посреди танцпола. С его лба и висков стекал пот. Он было улыбнулся, но, когда она прокричала, что уходит, закатил глаза.

По движениям Голубкиных губ я понял, что она произнесла мое имя. Она жаловалась на меня, и от этого я взбеленился еще больше. Разумеется, я злился, если моя девушка делала что-то, что было для нее опасно. Почему-то она не особенно возражала, когда я чуть не оторвал башку Крису Дженксу, ну а стоило упрекнуть ее в неосторожности, сразу на меня взъелась.

Моя злоба перешла в ярость, и именно в этот момент какой-то урод в костюме пирата схватил Эбби и принялся об нее тереться. У меня перед глазами все расплылось. Не успев оправиться от шока, я съездил кулаком пирату по морде. Он упал, Голубка вместе с ним. Тут только я пришел в себя.

Она сидела, упираясь ладонями в пол. Вид у нее был ошарашенный. Я тоже замер от ужаса, когда она, будто в замедленной съемке, подняла руки, повернула их и увидела, что они ярко-красные от крови, хлынувшей из носа пирата.

Опомнившись, я торопливо помог ей встать:

— Вот дерьмо! Ты в порядке, Голубка?

Поднявшись на ноги, Эбби выдернула руку из моих пальцев:

— Ты ненормальный?

Америка сцапала ее за запястье и потащила к выходу. Выпустила только на улице. Я их еле догнал. Как только Шепли открыл машину, Эбби скользнула на свое место. Я попытался заговорить с ней, но она была вне себя от ярости.

— Прости, Голубка, я же не знал, что он тебя держит!

— Твой кулак был в двух дюймах от моего лица! — сказала она, поймав промасленное полотенце, которое бросил ей Шепли, и с видимым отвращением вытерев каждый окровавленный палец.

Я содрогнулся:

— Я бы не ударил его, если бы знал, что могу причинить боль и тебе! Разве ты в этом сомневаешься?

— Заткнись, Трэвис. Просто заткнись, — сказала она, уставившись на затылок Шепли.

— Голубка…

Тут Шеп стукнул ладонью по рулю:

— Заткнись, Трэвис! Ты уже попросил прощения, теперь, на хрен, заткнись!

Я не смог ничего ответить. Шепли был прав: за этот вечер я такого наворотил, что не стоило бы удивляться, если бы Эбби захотела на полном ходу выбросить меня из машины.

Когда мы добрались до нашей квартиры, Америка чмокнула Шепа и пожелала ему спокойной ночи:

— До завтра, малыш.

Шепли покорно кивнул и поцеловал ее:

— Люблю тебя.

Я понимал, что девчонки уезжают из-за меня. Каждый уик-энд они ночевали у нас и, если бы не мои выходки, остались бы и сегодня.

Эбби, ни слова не сказав, прошла мимо меня к машине Америки. Я догнал Голубку и попытался разрядить обстановку вымученной улыбкой:

— Ну ладно тебе, не уезжай такая сердитая.

— Я не просто сердитая. Я в ярости.

— Трэв, ей нужно время, чтобы остыть, — предупредила Америка, открывая свою «хонду».

Когда Эбби села и дверца машины защелкнулась, я в панике ухватился за ручку:

— Не уезжай, Голубка! Меня опять занесло. Мне так жаль!

Эбби подняла ладонь, на которой до сих пор была видна засохшая кровь:

— Позвони, когда повзрослеешь.

Я прижался к дверце:

— Ты не можешь уехать!

Она не ответила, только повела бровью. Обогнув соседнюю машину, к нам подбежал Шепли:

— Трэвис, ты пьяный и сейчас сделаешь только хуже. Пускай едет домой, остынет. А завтра протрезвеешь, и вы поговорите.

— Она не может уехать! — твердил я, с отчаянием уставившись на Эбби.

— Это не сработает, Трэв! — сказала она и потянула на себя дверцу. — Отойди!

— Что не сработает? — спросил я, хватая ее за руку.

Мне некогда было обдумывать свои жесты: вдруг Голубка сейчас скажет что-то, что положит всему конец.

— Твое грустное лицо. Я на него не поведусь, — сказала она, высвобождаясь.

На мгновение мне стало чуточку легче: она не собирается все обрывать. По крайней мере сейчас.

— Эбби, — вклинился Шепли, — это то, о чем я и говорил. Может, тебе лучше…

— Не лезь, Шеп, — отрезала Америка, заводя машину.

— Я облажался, Голубка, и, наверное, облажаюсь еще не раз, но все равно прости меня!

— К утру на моей заднице будет здоровенный синяк. Ты врезал тому парню, потому что я тебя разозлила. Какие выводы я должна из этого сделать? По-моему, это сигнал опасности!

— Я еще ни разу в жизни не ударил девушку! — сказал я, удивленный тем, что ей пришло в голову, будто я могу поднять руку на нее или вообще на женщину.

— Не хочу быть первой! — огрызнулась Эбби, снова потянув на себя дверцу. — Черт, да отвали же наконец!

Я кивнул и попятился. Ужасно не хотелось, чтобы она уезжала, но все-таки это было лучше, чем если бы она совсем рассвирепела и сказала, что не желает меня больше видеть.

Выезжая с парковки, Америка немного сдала назад. Я продолжал смотреть на Эбби через окно.

— Ты ведь позвонишь мне завтра? — прокричал я, дотрагиваясь до лобового стекла.

— Поехали, Мерик, — сказала Голубка, неподвижно глядя перед собой.

Проводив взглядом удаляющуюся «хонду», я пошел домой.

— Трэвис, — предупредил меня Шепли, — только не надо опять устраивать здесь погром. Я не шучу, старик.

Я кивнул и с сокрушенным видом поплелся к себе в комнату. Казалось, все только-только стало налаживаться, и тут мой долбаный темперамент опять все испортил. Надо срочно взять его под контроль, если я не хочу потерять лучшее, что встретилось мне в жизни.

Чтобы скоротать время, я приготовил свиные отбивные с картофельным пюре, но только размазал все это по тарелке. Есть совершенно не хотелось. Еще на час меня отвлекла стирка, а потом я решил искупать Тотошку. Мы с ним довольно долго играли, но в конце концов даже он устал и свернулся калачиком на кровати. Мне не хотелось пялиться в потолок и вспоминать свои идиотские выходки, поэтому я решил повытаскивать всю посуду из буфета и перемыть ее вручную.

Это была самая длинная ночь в моей жизни.

Как только облака стали окрашиваться в розоватый цвет, сообщая о появлении солнца, я схватил ключи от мотоцикла и отправился на прогулку, конечным пунктом которой было главное крыльцо «Морган-холла».

Хармони Хэндлер как раз вышла на пробежку. Задержав ладонь на ручке двери, она посмотрела на меня:

— Привет, Трэвис. — Хармони улыбнулась своей фирменной легкой улыбкой, которая быстро улетучилась. — Ой! Ты болеешь или случилось что-то? Может, тебя куда-нибудь подвезти?

Похоже, вид у меня был не слишком цветущий. Хармони всегда казалась мне приятной девушкой, хотя знал я ее не очень хорошо. Она была сестрой одного парня из «Сигмы Тау», а маленькие родственницы наших «братьев» для нас запретный плод.

— Привет, Хармони! — сказал я, попытавшись улыбнуться. — Хотел удивить Эбби завтраком. Ты не можешь меня впустить?

— Не знаю, — замялась она, глядя назад через стеклянную дверь. — Нэнси будет не в восторге…

Нэнси была комендантшей общежития. Я ее никогда не видел, зато много о ней слышал. Подумалось, что, если я пройду, она вообще вряд ли меня заметит. Поговаривали, она пила больше, чем все обитатели общаги, вместе взятые, и редко высовывалась из своей комнаты.

— Все в порядке. Просто не выспался. Да ладно тебе, ты же знаешь: Нэнси наплевать.

— Ладно, но если что — это не я тебя впустила.

Я прижал руку к сердцу:

— Буду нем как могила.

Поднявшись по ступенькам и найдя комнату Эбби, я тихонько постучал. Замок щелкнул, дверь медленно открылась. Я увидел Голубку с Америкой и соседку Кару, точнее, ее руку. Кара, отпустив щеколду, быстро нырнула обратно под одеяло.

— Можно войти?

Эбби тут же села:

— Ты в своем уме?

Я подошел и рухнул перед ней на колени.

— Мне так жаль, Эбби, прости меня! — пробормотал я, обнимая ее и утыкаясь лбом ей в ноги.

Голубка обхватила мою голову обеими руками.

— Э-э-э… я пойду, — промямлила Америка запинаясь.

Кара затопала по комнате, собирая свои умывальные принадлежности.

— Когда ты здесь, Эбби, я все время такая чистая! — пробурчала она и захлопнула за собой дверь.

Я поднял глаза:

— Знаю, из-за тебя я всякий раз превращаюсь в психа, но, видит бог, Голубка, я пытаюсь с этим бороться. Мне так не хочется все испортить!

— Тогда не порть, — просто ответила она.

— Понимаешь, мне очень тяжело. Каждую секунду я боюсь, что ты откроешь глаза, увидишь, какое я дерьмо, и бросишь меня. Вчера, когда ты танцевала, я заметил, как на тебя пялится человек пятнадцать. Ты идешь в бар, и я вижу, что ты благодаришь того парня за пиво. А потом этот козел на танцполе начинает тебя лапать…

— Я же не принимаюсь размахивать кулаками, как только с тобой заговорит другая женщина. И я не могу сидеть все время взаперти в твой квартире. Поэтому будь любезен, научись обуздывать свой нрав.

— Научусь, — кивнул я. — Я никогда еще так не дорожил отношениями с девушкой. Вообще ни к кому не чувствовал того, что чувствую к тебе. Если ты проявишь немного терпения, клянусь, я справлюсь со своим темпераментом.

— Давай все проясним: ты не дерьмо, ты замечательный. И не важно, кто угощает меня напитками, приглашает танцевать или пытается заигрывать со мной. Из клуба я все равно уеду с тобой. Ты просил, чтобы я тебе доверяла. Но сам ты, похоже, не очень-то доверяешь мне.

Я нахмурился:

— Неправда.

— Раз ты думаешь, будто я променяю тебя на первого парня, который подвернется под руку, значит ты мне не веришь.

Я крепче обнял Эбби:

— Я верю тебе, но при этом постоянно чувствую, насколько я тебя недостоин, и боюсь, что однажды случится неизбежное.

— Не говори так. Когда мы одни, ты просто чудо и мне с тобой очень хорошо. Но стоит кому-нибудь появиться рядом, все сразу же рушится. Я не жду от тебя поворота на сто восемьдесят градусов, но ты должен держать себя в руках. Не хочу, чтобы ты бросался на каждого, кто на меня посмотрит.

Я кивнул, признавая ее правоту:

— Сделаю все, как ты скажешь. Просто… скажи, что любишь меня.

Я прекрасно понимал, как нелепо звучат мои слова, но мне это было по барабану.

— Ты же знаешь…

— Но мне так хочется это услышать!

— Я тебя люблю, — сказала она и, дотронувшись губами до моих губ, немного отстранилась. — Теперь перестань вести себя как маленький.

Когда она меня поцеловала, мое сердце застучало медленнее, мышцы расслабились. Я был и сам поражен тем, насколько к ней привязался. Мне не верилось, что любовь бывает такой для всех, иначе, едва достигнув полового созревания, мужчины превращались бы в пациентов психушки.

Может, дело во мне. Может, во мне и в ней. Может, мы представляем собой особенное целое, части которого либо взрываются, либо срастаются воедино. Так или иначе, когда я встретил Эбби, моя жизнь перевернулась с ног на голову. И я был этому рад.