Желает приятного чтения

OUTLOOK желает приятного чтения!
vk.com/look_read

Джейми Макгвайр

Мое ходячее несчастье

 

 

Книга подготовлена для библиотеки HL (Scan, Conv - Изольда; OCR, ReadCheck - Марфушка) HL

«Джейми Макгвайр "Мое ходячее несчастье"»: Азбука-Аттикус; СПб; 2013

ISBN 978-5-389-05478-3

Аннотация

 

Любить — так любить. А драться — так драться.

Днем Трэвис Мэддокс усердный студент-правовед, а по вечерам он Бешеный Пес, непобедимый боец подпольной арены. Умирая, его мать завещала: «Выбери девушку, которую нужно будет завоевать, и борись за нее. Никогда не переставай бороться за то, чего ты хочешь добиться».

Но выбирать ему не пришлось — любовь налетела как лавина, как цунами, как ураган. И от привычной беспечной жизни остались руины и пепел.

У каждой такой истории есть две стороны. Эбби Эбернати высказала свою версию случившегося в «Моем прекрасном несчастье». А теперь дадим слово тому, кто еще совсем недавно упивался независимостью и легким успехом у женщин, — и кого повергла на колени неумолимая сила любви.

 

Джейми Макгвайр

МОЕ ХОДЯЧЕЕ НЕСЧАСТЬЕ

 

Посвящается Джеффу, моему прекрасному несчастью

 

ПРОЛОГ

 

На лбу у нее выступил пот, и она прерывисто дышала, но тем не менее казалась мне красивой. Привычный персиковый румянец потускнел, глаза не горели, как раньше, и все-таки она была прекрасна. Такой очаровательной женщины я никогда больше не встречал.

Ее рука свесилась с кровати, пальцы пошевелились. Мой взгляд упал на пожелтевшие ломкие ногти, потом поднялся до исхудавшего плеча и наконец остановился на глазах. Слегка приподняв веки, она дала понять, что видит меня. Я очень любил эту ее черту: глядя на мое лицо, она всегда видела именно меня, а не десятки вещей, которые ей предстояло переделать за день. И она не притворялась, будто слушает мои глупые истории. Она их действительно слушала, и ей было по-настоящему интересно. Другие просто кивали, думая о своем, но только не она. Ее внимание всегда было искренним.

— Трэвис… — Ее голос дрогнул. Она прокашлялась и приподняла уголки рта. — Подойди, малыш. Не бойся, подойди.

Папа дотронулся пальцами до моей шеи и подтолкнул меня вперед, не переставая слушать, что говорила ему сиделка. Он называл ее Беки. Первый раз она пришла к нам несколько дней назад. У нее был ласковый голос и внимательные, пожалуй даже милые, глаза, и все-таки она мне не нравилась. Я не мог объяснить почему, но ее присутствие меня пугало. Я знал, что она, наверное, помогает нам. Тем не менее появление этой женщины в нашем доме не было радостным событием, хотя папа с ней вроде бы вполне ладил.

Почувствовав папино прикосновение, я сделал несколько шажков вперед. Теперь мама могла до меня дотронуться. Она потянулась ко мне и погладила мою руку длинными изящными пальцами.

— Не бойся, Трэвис, — прошептала она. — Мама хочет тебе кое-что сказать.

Я сунул палец в рот и, теребя им десны, нетерпеливо закивал. Заметив, что мамина слабая улыбка стала чуточку шире, я решил почаще махать головой и сделал еще один шаг. Мама собрала оставшиеся силы и, приблизив ко мне лицо, глотнула воздуха.

— То, о чем я тебя попрошу, сынок, сделать будет очень непросто. Но я знаю, ты справишься, ведь ты у меня уже большой.

Я опять кивнул и улыбнулся в ответ на ее улыбку. Мне совсем не было весело, и я даже чувствовал, что не к чему улыбаться, когда мама выглядит такой уставшей и так плохо себя чувствует. Но она радовалась моему храброму виду, и я старался держаться молодцом.

— Трэвис, я очень хочу, чтобы ты меня выслушал и постарался не забыть мои слова. Это будет непросто. Я пыталась вспомнить все, что было со мной, начиная с трех лет, и я… — Она осеклась: боль стала нестерпимой.

— Совсем тяжело, Диана? — спросила Беки, втыкая иголку в мамину вену.

Через некоторое время боль приутихла. Мама еще раз вздохнула и опять заговорила:

— Сделаешь это для меня? Запомнишь, что я скажу?

Я снова кивнул. Она дотронулась до моего лица. Кожа была холодная, пальцы дрожали. Мама смогла продержать руку на весу всего несколько секунд и уронила ее на постель.

— Во-первых, не нужно стыдиться, если тебе грустно. Чувства — это нормально. Во-вторых, постарайся как можно дольше быть ребенком, Трэвис. Веселись, играй, делай глупости. — В маминых глазах блеснул огонек. — Ты, твои братья и папа должны заботиться друг о друге. Даже когда вырастешь и уедешь, не забывай иногда возвращаться домой. Это важно. Понимаешь? — (Я в очередной раз энергично махнул головой вверх-вниз, стараясь порадовать маму.) — Когда-нибудь ты влюбишься. Не соглашайся на малое. Выбери девушку, которую нужно будет завоевать, и борись за нее. Не переставая. Никогда, — мама сделала глубокий вдох, — не прекращай бороться за то, чего ты хочешь добиться. И никогда, — она сдвинула брови, — не забывай, что мама тебя любит. Даже если ты меня не видишь. — По ее щеке покатилась слеза. — Я всегда, всегда буду тебя любить.

Она судорожно вздохнула и закашлялась.

— Достаточно, — сказала Беки, засовывая какую-то смешную штуковину себе в уши и прикладывая ее другим концом к маминой груди. — Пора передохнуть.

— Времени нет, — прошептала мама.

Беки посмотрела на папу:

— Уже совсем скоро, мистер Мэддокс. Наверное, надо позвать остальных мальчиков, чтобы попрощаться.

Папины губы сжались в тугую нитку. Он покачал головой и с усилием выдохнул:

— Я не готов.

— Вы никогда не будете готовы к тому, чтобы потерять жену, Джим. Но ведь вы не хотите, чтобы она ушла, не попрощавшись с мальчиками?

С минуту папа не отвечал. Потом он вытер нос рукавом, кивнул и, тяжело топая, как будто на кого-то рассердился, вышел из комнаты.

Я смотрел на маму. Смотрел, как она пытается дышать и как Беки проверяет непонятные цифры на коробочке, которая лежит рядом с ней. Я дотронулся до маминого запястья. Казалось, глаза сиделки знают что-то, чего не знаю я, и от этого мне было не по себе.

— Понимаешь, Трэвис, — наклонилась Беки, заглядывая мне в глаза, — я дала маме лекарство, от которого она уснет. Но во сне она будет тебя слышать. Поэтому ты можешь сказать ей, что любишь ее, что тебе будет ее не хватать. Она все услышит.

Я посмотрел на маму и быстро мотнул головой:

— Не хочу, чтобы мне ее не хватало.

Беки положила на мое плечо теплую, мягкую ладонь, как всегда делала мама, когда я из-за чего-нибудь расстраивался.

— Она тоже хочет быть здесь, с тобой. Очень хочет. Но Иисус зовет ее к себе.

Я нахмурился:

— Мне она нужнее, чем Иисусу.

Беки улыбнулась и поцеловала меня в макушку.

Папа постучал и открыл дверь. Мои братья стояли по обе стороны от него на пороге. Беки взяла меня за руку и отвела к ним.

Трентон не отрывал глаз от маминой кровати, а Тэйлор и Тайлер, наоборот, смотрели куда угодно, только не туда. Мне немного полегчало оттого, что все они выглядели такими же напуганными, каким я себя чувствовал.

Томас встал рядом со мной, выступив немного вперед: он всегда так становился, защищая меня, когда мы играли во дворике перед домом и соседские мальчишки пытались затеять драку с Тайлером.

— Она плохо выглядит, — сказал Томас.

Папа кашлянул:

— Мама уже давно тяжело болеет, и она… скоро она… — Его голос оборвался.

Беки, сочувственно улыбнувшись, пришла ему на помощь:

— Мама ничего не ест и не пьет. Жизнь покидает ее тело. Это очень тяжело, но пора сказать маме, что вы любите ее, будете по ней скучать и что она может уйти спокойно. Ей важно это знать.

Мои братья синхронно кивнули. Не кивнул только я. Я не считал, что она может спокойно уйти, и мне было все равно, нужна она Иисусу или нет. Это была моя мама. Он мог забрать какую-нибудь другую маму, старую, у которой нет маленьких мальчиков, которой не надо ни о ком заботиться. Я старался запомнить все, что она мне сказала, изнутри приклеить ее слова к своей голове. Играть. Навещать папу. Бороться за тех, кого люблю. Это, последнее, особенно беспокоило меня: я любил маму, но не знал, как за нее бороться.

Беки наклонилась к папиному уху. Он покачал головой и кивнул моим братьям:

— Ладно, ребята. Давайте попрощаемся с мамой. Потом ты, Томас, уложишь их всех спать. Им не к чему видеть остальное.

— Да, сэр, — сказал Томас и попытался сделать храброе лицо, но глаза у него были такие же грустные, как у меня.

Он что-то сказал маме, потом подошли Тэйлор с Тайлером и с двух сторон зашептали ей в уши. Трентон долго плакал и обнимал ее. Все они говорили, что она может спокойно уходить. Кроме меня. А мама больше ничего не говорила.

Томас потянул меня за руку, чтобы вывести из маминой спальни. Я шел задом наперед, пока мы не оказались в коридоре. Я попытался представить себе, что мама просто уснула, но от этого только голова закружилась. Брат подхватил меня и понес вверх по лестнице в ванную. Он ускорил шаг, когда сквозь стены проник папин плач.

— Что она тебе сказала? — спросил Томас, открывая кран.

Я не ответил. Слышал вопрос и помнил каждое мамино слово, как она велела, но не мог ни плакать, ни говорить.

Томас через голову стащил с меня забрызганную грязью рубашку, стянул и бросил на пол мои шорты, а потом трусы и майку с паровозиком.

— Давай-ка в ванну, малыш. — Он поднял меня, посадил в теплую воду, намочил губку и провел ею по моей голове. Я не мигнул и даже не попытался увернуться от струек, которые текли мне на лицо, хотя, вообще-то, терпеть не мог купаться. — Вчера мама сказала, чтобы я заботился о тебе, о близнецах и о папе. — Томас сложил руки на краю ванны и, опершись о них подбородком, посмотрел на меня. — Я так и буду делать, ладно, Трэв? Стану о тебе заботиться. Так что не беспокойся. Нам всем очень жалко расставаться с мамой, но ты не бойся: с тобой все будет в порядке. Обещаю.

Я хотел кивнуть и обнять его, но ничего у меня не получилось. Вместо того чтобы бороться за маму, я был наверху, торчал в ванне как истукан. Я уже разочаровывал ее. Собрав в узелок путающиеся мысли, я пообещал, что сделаю все, о чем она мне говорила, когда мое тело снова заработает. Как только грусть пройдет, я буду не переставая играть и не переставая бороться. Это и правда очень трудная задача.

 

ГЛАВА 1

ГОЛУБКА

Долбаные стервятники. Они могут часами выжидать, когда ты им достанешься. Сидят над тобой целыми днями. И ночами. Пялятся на тебя, выбирая, какой… Только одного они не знают: жертва может притворяться. Этот трюк всегда… Противники на ринге, всякие вонючие козлы, осыпающие тебя оскорблениями в надежде, что ты дашь слабину, женщины,…

ГЛАВА 2

ОТВЕТНЫЙ ОГОНЬ

— Что это ты делаешь? — спросил Шепли. Он стоял посреди комнаты. В одной руке кеды, в другой — пара несвежего… — Прибираюсь, — ответил я, запихивая грязные бокалы в посудомоечную машину.

ГЛАВА 3

«БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ»

 

Шепли стоял на пороге и с видом влюбленного идиота махал Америке, пока она выезжала со стоянки. Потом он закрыл дверь и с глупейшей улыбкой на физиономии повалился в кресло.

— Ну и дурак же ты! — сказал я.

— Я? Лучше на себя посмотри! Бедняга Эбби еле ноги отсюда унесла.

Я нахмурился, — вообще-то, мне не показалось, что Голубка торопилась со мной распрощаться, но теперь, после слов Шепа, я вспомнил: когда мы вернулись из ресторана, она была очень уж молчаливой.

— Думаешь?

Шепли рассмеялся, откидываясь на спинку кресла:

— Она тебя ненавидит. Так что лучше брось все это.

— Она меня не ненавидит. И мы с ней уже встречаемся.

Шеп вытаращил глаза:

— Встречаетесь? Трэв, что ты такое задумал? Имей в виду, если ты с ней просто развлечешься, а у меня с Америкой из-за этого все полетит к черту, я тебя убью спящего!

Я плюхнулся на диван и взял пульт:

— Сам не знаю пока, что задумал, но это не просто игрушки.

Мой ответ озадачил Шепа. Я втрескался точно так же, как и он, но признаваться не хотелось.

— Я не шучу! Если что, придушу тебя.

— Верю, — огрызнулся я. Мне и так в последнее время было не по себе, а тут еще этот балбес, похожий на влюбленного скунса из мультика, угрожал кровавой расправой. Когда мой двоюродный братец на кого-нибудь западал, это действовало мне на нервы; в состоянии же влюбленности он был просто невыносим. — Помнишь Аню?

— Это совсем другое! — воскликнул Шеп негодующе. — С Мерик все не так. Она единственная!

— Ты это понял за пару месяцев? — недоверчиво спросил я.

— Я понял это, как только ее увидел.

Я покачал головой. Терпеть не мог его таким. Казалось, из задницы у него вылетают единороги и бабочки, а над головой порхают сердечки. Потом наступит горькое разочарование, и полгода мне придется нянчиться с ним, чтобы не упился вусмерть. Ну а Мерик, разумеется, нравилось его теперешнее состояние.

Нет, меня ни одна женщина не заставит мотать сопли на кулак и литрами поглощать спиртное, доводя себя до полного бесчувствия. Раз соскочила, значит туда ей и дорога.

Шепли встал, потянулся и направился в свою комнату.

— Шеп, опять ты превратился в мешок с дерьмом!

— Не тебе меня судить.

Он был прав: я ни разу не влюблялся. Но все равно представить себе не мог, чтобы любовь так меня покорежила.

Пора было ложиться спать. Я тоже протопал к себе, разделся и, сердито пыхтя, хлопнулся на матрас. Как только голова коснулась подушки, я стал думать об Эбби. У меня в мозгу слово в слово прокрутился весь наш разговор: пару раз я замечал у нее проблески интереса. Я понял, что Голубкина неприязнь ко мне не так уж сильна, и от этого стало легче. Святого из себя я не корчил, да ей бы это и не понравилось. Раньше мне никогда не приходилось нервничать из-за женщин. А с Эбби я был какой-то странный: одновременно сосредоточенный и рассеянный, взбудораженный и спокойный. Я злился, голова кружилась. Впервые в жизни я ощущал, будто внутри что-то разладилось. И это чувство тянуло меня к Эбби.

Так я пролежал часа два, пялясь в потолок. Интересно, увижу ли ее завтра? Я встал и пошел на кухню: там был припрятан «Джек Дэниэлс».

Достав чистый стакан из посудомоечной машины, я наполнил его доверху и выпил залпом. Налил еще и снова опрокинул. Потом поставил стакан в раковину и пошлепал обратно в спальню. У порога своей комнаты стоял Шепли.

— Так… пошло-поехало, — усмехнулся он.

— Когда ты появился на нашем семейном дереве, надо было тебя сразу же отпилить.

Шепли, хохотнув, захлопнул дверь, а я поплелся дальше, злой из-за того, что спор с двоюродным братом был проигран.

 

Казалось, утренние занятия никогда не закончатся. Едва прозвенел звонок на большую перемену, я, содрогаясь от отвращения к себе, побежал в столовую. А ведь даже не знал, там она или нет.

Она была там.

Прямо напротив нее сидел Брэзил. Они болтали с Шепли. Я невольно улыбнулся, а потом вздохнул, испытывая облегчение и в то же время признавая свое поражение.

Нагрузив поднос бог знает чем, я подошел к столику и встал прямо перед Эбби:

— Ты сидишь на моем месте, Брэзил.

— Ой, это одна из твоих девушек, да, Трэв?

Эбби замотала головой:

— Ни в коем случае!

Но я продолжал ждать, и Брэзил поспешил убраться, перетащив свой поднос на свободное место в другом конце длинного стола.

— Как дела, Голубка? — спросил я, готовясь к тому, что меня заплюют ядом.

Но Эбби, к величайшему моему изумлению, не проявила никаких признаков гнева. Просто уставилась на мою тарелку и спросила:

— Что за бурда?

Я глянул на дымящееся варево, которого не пожалела для меня повариха. Кажется, Эбби пытается завязать разговор: еще один хороший знак.

— Я этих дам немного побаиваюсь, так что лучше не буду критиковать их стряпню.

Я принялся тыкать вилкой в содержимое своего подноса, пытаясь выудить хоть что-нибудь съедобное. Эбби некоторое время смотрела на меня, потом ее отвлекло бормотание сидящих вокруг. Ясное дело, всем было стремно, что я подсел к девушке. Я и сам не знал, зачем это мне. Обычно из-за такой ерунды не суечусь.

— Черт, сразу после перерыва у нас тест по биологии, — проворчала Америка.

— Подготовилась? — спросила Эбби.

Мерик наморщила носик:

— Какое там! Я весь вечер убеждала Шепа, что ты не собираешься спать с Трэвисом.

При упоминании об их вчерашнем споре Шепли резко помрачнел. Футболисты, которые сидели в конце стола, затихли, прислушиваясь к нашему разговору. Эбби съежилась и метнула в подругу гневный взгляд. Конечно, Голубка смутилась: неприятно, когда на тебя все пялятся, какова бы ни была причина какого внимания.

Не глядя на Эбби, Мерик толкнула Шепли плечом, но он продолжал хмуриться.

— Да ладно тебе, Шеп, расслабься. — Пытаясь разрядить обстановку, я бросил в него пакетик с кетчупом.

Зеваки переключились на Америку и моего братца в надежде услышать что-нибудь интересное. Он не ответил, а Эбби взглянула на меня своими серыми глазами и улыбнулась. Сегодня мне везло! Она бы не смогла возненавидеть меня, даже если б захотела. И чего я переживал? Тем более что не собирался встречаться с ней и все такое… Просто было интересно, способен ли я вызвать в ком-нибудь платоническую привязанность, и Эбби идеально подходила для подобных экспериментов. Она казалась хорошей девочкой (хотя и с характером), которой не к чему со мной связываться, рискуя сорвать свой план на ближайшие пять лет. Если, конечно, такой план у нее имелся.

Америка погладила Шепли по спине:

— Он оклемается. Просто ему нужно время, чтобы признать: на Эбби не действуют твои чары.

— А я и не пытался очаровать ее, — сказал я, досадуя на Мерик: она решила потопить мой корабль, а ведь победа была уже так близко! — Мы просто друзья.

Эбби посмотрела на Шепли:

— Я же тебе говорила! Вам не из-за чего волноваться.

Шеп поднял на Голубку глаза, и его лицо разгладилось. Кризис удалось предотвратить. Благодаря ей.

Я немного помолчал, пытаясь найти новую тему для разговора. Чуть было не предложил Эбби зайти к нам вечером, но после тех глупостей, которые наболтала ее подружка, это прозвучало бы двусмысленно. Вдруг пришла блестящая идея, и я тут же ее озвучил:

— А ты подготовилась к тесту?

Голубка нахмурилась:

— Сколько ни зубрю, все без толку. Эта биология просто не желает лезть в мою башку.

Я встал и кивнул в сторону двери:

— Пойдем.

— Куда?

— Возьмем твои тетради, и я помогу подготовиться.

— Трэвис…

— Давай, Голубка, оторви задницу от стула. Ты напишешь тест на «отлично», вот увидишь.

Следующие три секунды были, наверное, самыми долгими в моей жизни. Наконец Эбби встала. Проходя мимо Америки, она легонько дернула ее за волосы:

— Увидимся на занятиях, Мерик.

Та улыбнулась:

— Займу тебе место. Мне даже твоя помощь пригодится.

Я открыл перед Голубкой дверь столовой, но моя галантность снова осталась незамеченной. Как и накануне вечером, я был ужасно разочарован.

До общаги «Морган-холл» было совсем недалеко. Засунув руки в карманы, я молча шел рядом с Эбби. Потом она долго ковырялась с замком. Как только мы оказались в комнате, Голубка швырнула на кровать учебник и села, положив ногу на ногу. Я тоже плюхнулся рядом: матрас был жесткий, очень неудобный. Теперь ясно, почему все девчонки в «Истерне» такие колючие. Господи, да разве можно на такой кровати нормально выспаться?

Эбби открыла нужную страницу, и мы взялись за дело. Я прогнал ее по ключевым моментам главы. Прикольно было наблюдать за тем, как она меня слушает, впитывая каждое слово и при этом будто удивляясь, что я умею читать. Если по выражению ее лица мне казалось, что она не понимает, я возвращался назад. Тогда Голубкины глаза прояснялись. Я изо всех сил старался, чтобы ее взгляд не погасал.

Время пролетело незаметно. Эбби пора было идти на занятие. Я вздохнул и шутя хлопнул ее по голове методичкой:

— Ну вот. Теперь ты знаешь эту книженцию вдоль и поперек.

— Посмотрим…

— Я тебя провожу. По дороге еще поспрашиваю.

Я ожидал вежливого отказа, но Эбби робко улыбнулась и кивнула. Когда мы вышли в холл, она вздохнула:

— Ты не очень рассердишься, если я все-таки завалю этот тест?

Она беспокоилась, не рассержусь ли я на нее! Я не знал, как лучше на это отреагировать, но в любом случае было чертовски приятно!

— Ты не провалишься, Голубка. Но к следующему тесту мы с тобой, от греха подальше, начнем готовиться заранее.

По дороге к естественно-научному корпусу я один за другим задавал ей вопросы. Чаще всего она отвечала сразу, иногда после некоторых колебаний, но всегда правильно. Так мы дошли до дверей аудитории. Судя по выражению лица Эбби, мне удалось произвести на нее впечатление и она была благодарна, хотя из тщеславия не хотела это показывать.

— Ты всех порвешь, — брякнул я, не придумав, что бы еще сказать.

Тут мимо нас прошел Паркер Хейс.

— Привет, Трэв, — кивнул он мне.

— Паркер, — кивнул я в ответ.

Вообще-то, я терпеть не мог этого говнюка. Он вечно ходил за мной по пятам, чтобы, изображая этакого «белого рыцаря», завалить какую-нибудь из моих девчонок. Ему нравилось говорить им, что я бабник, но сам-то он был ничем не лучше. Только, в отличие от меня, он еще и врал своим пассиям, а когда ему надоедало играть благородство, втихаря их бросал.

Как-то раз, на первом курсе, я подцепил Дженет Литтлтон в «Ред доре», и мы поехали ко мне. Ну а Паркер решил попытать счастья с ее подругой. Из клуба мы направились в разные стороны. После того как я оприходовал Дженет и не стал притворяться, будто у наших отношений большое будущее, она взбесилась и позвонила подружке, чтобы та ее забрала. Подружка все еще была с Хейсом. В итоге за Дженет приехал он.

Потом Паркер сделал эту историю своим немеркнущим хитом. Стоило мне трахнуть какую-нибудь девчонку, он подбирал ее и, перед тем как тоже трахнуть, рассказывал ей, как он спас от меня Дженет. Я терпел его, но с большим трудом.

Паркер нацелил буркалы на Голубку и весь загорелся:

— Привет, Эбби!

Я не понимал, какой ему резон спать именно с моими девчонками, но одно было очевидно: он уже несколько недель ходил на занятия вместе с Голубкой, а интерес к ней почему-то проявил только сейчас. Это из-за того, что он увидел, как я с ней разговариваю. У меня внутри все заклокотало.

— Привет, — озадаченно ответила Эбби. На лице у нее было написано, что она не понимает, почему незнакомый парень вдруг решил с ней поздороваться. — Кто это? — спросила она у меня.

Я с равнодушным видом пожал плечами, хотя на самом деле мне хотелось ворваться в аудиторию и надрать засранцу его лощеную задницу.

— Паркер Хейс, — сказал я, и показалось, что во рту после его имени остался противный привкус. — Один из моих «братьев» по «Сигме Тау».

От этих слов мне стало еще гаже: у меня были настоящие братья — и по крови, и по студенческому союзу. Паркер не относился ни к тем, ни к другим. Скорее, это был заклятый враг, которому я позволял вертеться поблизости, только чтобы не выпускать его из виду.

— Так ты член «братства»? — спросила Эбби, поморщившись.

— Да, мы с Шепом в «Сигме Тау». Я думал, ты знаешь.

— Ну… на тебя это как-то не совсем похоже… — протянула она, разглядывая татуировки на моих предплечьях.

Голубка снова смотрела на меня, и мое настроение улучшилось.

— У нас в семье все состоят в этом обществе: отец, братья…

— Ты из-за них вступил? — спросила она скептически.

— Нет. Просто там действительно хорошие ребята, — ответил я, подавая Эбби ее тетради. — Тебе, наверное, пора.

Она сверкнула своей фирменной безукоризненной улыбкой и пихнула меня локотком:

— Спасибо, что помог.

Я невольно улыбнулся ей в ответ. Голубка прошла в аудиторию и села рядом с Америкой. Пока они разговаривали, Паркер пялился на Эбби. Идя по коридору, я представлял себе, как хватаю стол и опрокидываю его на голову этому подонку. Занятия мои на сегодня закончились, поэтому нечего было здесь ошиваться. Я чувствовал, что мне до зарезу нужно прокатиться на мотоцикле, иначе мысли о том, как Паркер втирается в доверие к Эбби, сведут меня с ума. Я специально поехал домой самой длинной дорогой, чтобы хорошенько развеяться. Пока выходил из здания, мне встретились несколько симпатичных однокурсниц, но перед глазами все время всплывало Голубкино лицо. Я даже разозлился на себя из-за этого.

Я заслуженно пользовался репутацией парня, который по-свински обходится со всеми девицами старше шестнадцати лет, имеющими неосторожность прийти к нему домой для «личной беседы». Эту дурную славу я честно зарабатывал с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Ну а теперь я, похоже, вляпался в банальную историю: плохой мальчик полюбил хорошую девочку. Вот только Эбби не принцесса, она что-то скрывает. Что — я не знал, но, может быть, именно это нас и связывало.

Я подъехал к дому и слез с мотоцикла. На этот раз «харлей» не оправдал моих ожиданий: привести мысли в порядок не удалось. Всю дорогу я просто выдумывал всякую хренотень, пытаясь как-то обосновать свое дурацкое поведение с Эбби.

Находясь в отвратительном расположении духа, я хлопнул дверью и плюхнулся на диван. Куда-то запропастился пульт, и это разозлило меня еще больше. Вдруг разнесчастный кусок черного пластика шлепнулся рядом на подушку. Я ткнул им в телевизор.

— Какого черта ты утаскиваешь пульт к себе? — напустился я на Шепли, который только что вышел из своей комнаты и уселся в кресло.

— Не знаю, старик, такая привычка. У тебя проблема?

— Да, — проворчал я, выключая у телевизора звук. — И зовут ее Эбби Эбернати.

Шепли приподнял брови:

— И что же с ней не так?

— Она меня совсем достала. По-моему, пора трахнуть ее и покончить со всем этим.

Некоторое время Шеп смотрел на меня, как будто решая, что ответить. Наконец он сказал:

— Я, конечно, рад, что ты решил со мной посоветоваться… Но раньше ты не ставил меня в известность, если собирался просрать мою жизнь, переспав с подружкой моей девушки… Что-то тут не так… Признавайся: тебе не наплевать на Эбби!

— Не будь идиотом!

— Втюрился! — констатировал Шепли, не в силах сдерживать довольную ухмылку. — Стоило девчонке дольше двадцати четырех часов не позволять затащить себя в койку, и ты готов!

— Лора промариновала меня неделю.

— А с Эбби у тебя вообще ничего не выйдет.

— Она хочет, чтобы мы просто дружили. Хотя бы не шарахается от меня как от прокаженного. Думаю, это уже хорошо.

Мы помолчали, потом Шепли сказал:

— Ты боишься. — Он кивнул с видом человека, уверенного в собственной правоте.

— Чего? — усмехнулся я.

— Что она тебя оттолкнет. Ведь Бешеный Пес, в конце концов, тоже человек.

У меня запульсировала жилка под глазом.

— Шеп, ты же знаешь, как я ненавижу эту кликуху!

Он улыбнулся:

— Знаю. А еще ты ненавидишь то, что сейчас чувствуешь.

— Благодаря тебе я чувствую себя еще хуже.

— Ты влюбился, и тебе страшно. Что же дальше?

— Ничего. Просто я наконец-то встретил нормальную девчонку, но она для меня слишком хороша. И это бесит.

Шепли попытался подавить смешок. Мои мучения казались ему забавными. Когда ему все-таки удалось состряпать серьезное лицо, он сказал:

— А может, пускай она сама решает, слишком ли хороша для тебя или нет?

— Ты же сам сказал, что мне на нее не наплевать. Поэтому я принимаю это решение за нее.

Шепли встал, потянулся и босиком направился к холодильнику:

— Пиво будешь?

— Да. Давай выпьем за дружбу.

— Значит, ты не передумал с ней тусоваться? И на кой тебе это надо? Хочешь себя помучить?

Я задумался. Наши с Голубкой странные взаимоотношения действительно были для меня мучительны, но мне больше нравилось мучиться рядом с ней, чем на расстоянии.

— Не хочу, чтобы у Эбби все закончилось постелью. Со мной или с другим таким же кобелем.

— То есть ни с кем. Ну ты и сморозил, дружище!

— Заткнись и тащи сюда свое долбаное пиво.

Шепли пожал плечами. В отличие от Криса Дженкса, он умел вовремя замолчать.

 

ГЛАВА 4

ТАЙМ-АУТ

Наверное, я принял странное решение, но мне от этого стало легче. На следующий день я зашел в столовую и без колебаний уселся на свободное место… — Позанимаемся сегодня или как? — Давай, — спокойно согласилась она.

ГЛАВА 5

СОСЕДИ

 

Моя знойная гостья отправилась в ванную одеваться и прихорашиваться. После того как мы с ней закончили, она сказала слова два или три, и я подумал, что неплохо бы взять у нее телефон и включить ее в список моих постоянных подружек — девчонок вроде Меган, с которыми можно заняться сексом без лишних хлопот и не пожалеть о потраченном времени.

Мобильник Шепа чмокнул: пришла эсэмэска от Америки. Каждый раз, когда мой братец получал сообщение от своей ненаглядной, раздавался звук поцелуя. Она сама установила на его телефон такой сигнал, а ему это как будто даже понравилось. Они, конечно, были очень милой парочкой, но иногда меня от них тошнило.

Я сидел на диване, переключая телевизор с канала на канал. Ждал, когда моя брюнетка закончит свой туалет и можно будет ее выпроводить. Тут я заметил, что Шепли как-то подозрительно засуетился.

— Проблемы? — спросил я, сдвигая брови.

— Тебе, наверное, лучше прибрать весь этот бардак. Сейчас приедут Мерик и Эбби.

Услышав последнее слово, я встрепенулся:

— Эбби?

— Да. В «Моргане» опять сломался водонагреватель.

— И?..

— И они несколько дней поживут у нас.

Я выпрямился:

— Они? Ты хочешь сказать, что Эбби будет жить здесь? В нашей квартире?

— Ну наконец-то дошло! Выкинь из головы прелести своей стриптизерши и слушай сюда: девчонки подъедут через десять минут. С вещами.

— Да иди ты!

Шепли на секунду перестал суетиться и посмотрел на меня исподлобья:

— Оторви зад от дивана и помоги мне. Чтобы к их приходу здесь не было никакого хлама! — Он указал на ванную.

— Черт! — пробормотал я и вскочил как ошпаренный.

— Вот именно, — кивнул он, глядя на меня вытаращенными глазами.

Мне стало ясно, почему Шеп так разнервничался: если Америка застанет мою брюнетку в нашей квартире, у него будут проблемы. Мерик с Эбби могут передумать и вернуться в общагу, а ему этого не хотелось. И мне тоже.

Я уставился на дверь ванной. Вода бежала из крана не переставая. Уж не знаю, что эта девица там делала, но, похоже, выметаться она не собиралась. Мне не хотелось быть застигнутым в тот момент, когда я пытаюсь выпихнуть ее за дверь, поэтому я плюнул и решил: чем тратить время впустую, лучше постелить свежие простыни и прибраться.

— А где Эбби будет спать? — спросил я, косясь на диван.

Этот предмет нашей обстановки четырнадцать месяцев служил мне ареной для любовных игр, и Голубке было совершенно незачем на него ложиться.

— Не знаю. Может, в кресле?

— Дурак, что ли? Нет уж, спасибо. — Я почесал затылок. — Пожалуй, она будет спать у меня на кровати.

Тут Шепли заржал так, что слышно было за два квартала, не меньше. Он согнулся в три погибели, а лицо у него стало красное как помидор.

— Чего-чего?

Разогнувшись, он нацелил на меня палец и попытался что-то сказать, но не смог: его все еще трясло от хохота. Поэтому он просто отошел и продолжил уборку, не прекращая истерически смеяться.

Через десять минут Шепли уже бежал к двери. Пока он спускался по лестнице, кран в ванной замолчал и в квартире стало очень тихо. А еще через несколько минут дверь снова открылась.

— Господи, детка! У тебя чемодан фунтов на двадцать тяжелее, чем у Эбби! — жалобно пропыхтел Шеп.

Я выглянул в коридор, и в этот момент из ванной появилась моя прелестная незнакомка. Увидев Эбби и Америку, она на секунду замерла, а потом принялась за свою кофточку, которую не успела до конца застегнуть. На физиономии у нее красовалась размазанная косметика. В общем, картина получилась эффектная.

С минуту я даже неловкости не чувствовал — так эта девка меня взбесила. Я-то думал, что проблем с ней не будет, а она умудрилась окончательно погубить нас в глазах Америки и Эбби. Хотя и без нее встреча получилась бы не совсем торжественная: я по-прежнему был в одних трусах.

— Привет, — сказала брюнетка.

Она взглянула на чемоданы, и ее удивление перешло в полное замешательство. Америка негодующе вытаращилась на Шепли. Он поднял руки:

— Она к Трэвису приходила!

Мой выход. Я шагнул к брюнетке и, зевнув, похлопал ее по заднице:

— У нас гости. А тебе пора.

Несколько расслабившись, она улыбнулась, обняла меня и поцеловала в шею. Еще час назад ее губы были мягкими и теплыми. А теперь, когда передо мной стояла Эбби, они показались мне похожими на кусок липкого теста, обмотанный колючей проволокой.

— Я оставлю тебе свой номер.

— Э-э-э… Да в принципе не обязательно, — сказал я подчеркнуто небрежно.

— То есть как?

Девица отпрянула, глаза у нее сверкнули, и она принялась искать в моем взгляде что-то кроме того, что я действительно имел в виду. К моей радости, ситуация вовремя прояснилась. Я бы мог позвать эту девчонку опять, и тогда все запуталось бы еще сильней. Я ошибся, когда подумал о возможном продолжении нашего «знакомства», и теперь мне было досадно: до недавнего времени я лучше разбирался в женщинах.

— Боже мой! — воскликнула Америка, глядя на брюнетку. — Ну что тут удивительного? Это же чертов Трэвис Мэддокс! Все всё про него знают, но каждый раз чему-то удивляются!

Выпалив такую тираду, Мерик повернулась к Шепли. Он приобнял ее, пытаясь успокоить. Брюнетка вспыхнула от бешенства, смешанного со стыдом, схватила сумочку и, зло сощурясь, вылетела из квартиры.

Дверь хлопнула. Шеп облегченно вздохнул: подобные сцены всегда его напрягали. Ну а мне пора было приступать к укрощению моей строптивицы, поэтому я совершенно невозмутимо направился в кухню и открыл холодильник. Судя по выражению глаз Эбби, она готовилась наговорить мне такого, чего я еще никогда не слышал. Она была далеко не первой, кому захотелось угостить меня моей же собственной задницей на серебряном блюде. Просто до сих пор я не считал нужным выслушивать проклятия, которыми осыпали меня женщины.

Америка покачала головой и направилась в комнату. Шепли поплелся следом, скособочившись под тяжестью чемодана своей возлюбленной. А Эбби, вместо того чтобы нанести ожидаемый удар, упала в кресло. «Так-так… — подумал я. — Она здорово разозлилась. Наверное, лучше вскрыть этот нарыв, чем позволять ей дуться бог знает сколько».

Я скрестил руки и, оставаясь на минимальном безопасном расстоянии от источника гнева (то есть в кухне), непринужденно спросил:

— В чем дело, Голубка? Был трудный день?

— Нет. Мне просто противно.

Начинается.

— Это из-за меня? — улыбнулся я.

— Именно. Как ты можешь использовать женщину, а потом вот так с ней обойтись?

Пошло-поехало…

— А как я с ней обошелся? Она предложила свой номер, я отказался. Вот и все.

Эбби раскрыла рот, а я еле сдержал смех. Не знаю почему, но мне становилось очень весело, когда я видел, как ее шокирует мое поведение.

— Ты занимался с ней сексом, но тебе не нужен ее номер?

— На фига мне ее номер, если я не собираюсь ей звонить?

— На фига ты с ней спал, если не собираешься ей звонить?

— Я никому ничего не обещал. И она ничего не потребовала, перед тем как брякнуться на мой диван.

Эбби с отвращением посмотрела на упомянутый предмет:

— Она чья-то дочка, Трэвис. Тебе понравится, если когда-нибудь кто-то точно так же поступит с твоей дочерью?

Тут я быстро нашелся что ответить:

— Мне не понравится, если моя дочь будет скидывать трусы перед первым попавшимся кобелем. Назовем это так.

Я говорил то, что думал. Позволительно ли обращаться с девушками, как со шлюхами? Нет. Позволительно ли обращаться со шлюхами, как со шлюхами? Да. Я и сам был не лучше их. Поэтому, когда я первый раз переспал с Меган, она ушла, даже не обняв меня. И я не расплакался, не принялся ведерками поглощать мороженое, не побежал к «братьям» по «Сигме Тау» жаловаться на то, что я на первом же свидании затащил девчонку на диван и после этого она обошлась со мной соответствующим образом. Нужно принимать все как есть, и что толку охать из-за своего доброго имени, от которого ты сам не оставил камня на камне. Как известно, женщины любят осуждать друг друга. От этого занятия они иногда отвлекаются только для того, чтобы осудить мужчину. Очень часто, прежде чем мне придет в голову привести девчонку к себе, я слышу, что однокурсницы называют ее шлюхой. Потом я занимаюсь с этой шлюхой сексом без обязательств и почему-то становлюсь плохим парнем. Разве это не абсурд?

Эбби сложила руки и надулась, — похоже, ей нечего было возразить, и это злило ее еще больше.

— То есть ты признаешь, что ты кобель. И по-твоему, раз женщина с тобой переспала, ее потом можно вышвырнуть, как ненужную вещь?

— По-моему, я ее не обманывал. Она совершеннолетняя, и у нас все произошло по обоюдному согласию. Если хочешь знать, ей это было надо даже больше, чем мне. И теперь ты разговариваешь со мной так, будто я совершил какое-то преступление.

— Ты ее не обманывал? Но когда ты выгнал ее, она почему-то была слегка удивлена!

— Женщины вечно оправдывают свои поступки тем, что сами себе навыдумывали. Не знаю, чего там она хотела, но мне она ни о каких «отношениях» не говорила, а я не обещал ей ничего, кроме секса.

— Ты свинья.

Я равнодушно пожал плечами:

— Меня еще и похлеще называли.

На самом деле я почувствовал себя так, будто мне под ноготь всадили целое бревно. Я знал, что Эбби сказала правду, но от этого было не легче.

Она еще раз с содроганием посмотрела на диван:

— Надо полагать, я сплю здесь, в кресле?

— Почему?

— Потому что туда я точно не лягу! Бог знает что там можно подцепить.

Я поднял ее сумку с полу:

— Ты не будешь спать ни на диване, ни в кресле. Ляжешь на мою кровать.

— Наверняка это рассадник заразы еще похуже, чем диван.

— Нет. Там я сплю один.

Она закатила глаза:

— Ну конечно!

— Я серьезно. Сексом я занимаюсь на диване, а в спальню никого не пускаю.

— А чем я такая особенная, что для меня ты решил сделать исключение?

Я чуть было ей не признался. Слова вертелись на языке, но я себе-то не решался их сказать, не то что ей. В глубине души знал, что я кусок дерьма и она заслуживает большего. Она действительно была особенная. Поэтому мне, с одной стороны, хотелось взять ее в охапку и отнести в постель, а с другой стороны, я не мог себе этого позволить. Эбби казалась мне моей противоположностью: снаружи она невинна, но глубоко внутри у нее какая-то болячка. В ней, Голубке, было нечто очень нужное мне. И хоть я не знал, как это назвать, я старался засунуть свои дурные привычки подальше. Иначе все бы пропало. Я видел: Эбби может быть снисходительной к людям, но ее терпимость имеет определенные границы, которых лучше не переступать.

Ничего такого я говорить не стал. Мне пришел в голову более удачный ответ, и я, усмехнувшись, сказал:

— Ты разве планировала сегодня заняться со мной сексом?

— Нет!

— Вот этим-то ты и отличаешься от других. А теперь оторви свою сердитую задницу от кресла: душ к твоим услугам. Потом займемся биологией.

Она вспыхнула, но сделала, как я сказал. Чуть-чуть не задев меня плечом, быстро прошла в ванную и захлопнула за собой дверь. Водопроводные трубы подняли тоскливый вой.

Вещей Эбби взяла немного: только самое необходимое. Я нашел у нее в сумке шорты, футболку и двое белых трусов. Вытащил их и, рассмотрев, закопал поглубже. Трусы были самые обыкновенные, белые с сиреневыми полосками. Значит, она не собиралась раздеваться передо мной. Даже подразнить не собиралась. Это немного разочаровывало, и в то же время теперь Эбби нравилась мне еще больше. Интересно, а есть ли у нее вообще открытые трусики?

Может, она девственница? Я рассмеялся: девственница в колледже — в наши дни это неслыханно.

Еще я нашел в сумке тюбик зубной пасты, щетку и баночку с каким-то кремом для лица. Взяв все это и прихватив чистое полотенце из бельевого шкафчика, я направился в ванную. Постучал. Эбби не ответила. Тогда я просто вошел: во-первых, она за шторкой, а во-вторых, у нее нет ничего такого, чего бы я не видел.

— Мерик?

— Нет, это я.

— Какого черта? Уходи! — взвизгнула Эбби.

Я хохотнул, обрадованный этой инфантильной реакцией, и положил умывальные принадлежности возле раковины:

— Ты забыла полотенце, и я тебе его принес. А еще одежду, щетку, пасту и какой-то сомнительный крем, который нашел у тебя в сумке.

— Ты рылся в моих вещах? — Ее голос подскочил на целую октаву.

Я чуть не подавился смехом: надо же, до чего эта скромница переполошилась! А я ведь, как гостеприимный хозяин, только принес ей ее барахлишко! Можно подумать, я мог найти у нее в сумке что-нибудь интересное. Интересного там не больше, чем в портфеле училки воскресной школы.

Я выдавил немного пасты из Голубкиного тюбика на свою щетку и включил кран. Эбби сначала странно притихла, а потом из-за шторки показались ее глаза и лоб. Я чувствовал, как она взглядом прожигает мне дыру на затылке, но делал вид, что ничего не замечаю.

Непонятно, почему она так распсиховалась. Я, наоборот, стал какой-то подозрительно спокойный. Никогда не думал, что подобные бытовые картинки будут меня умилять.

— Уходи, Трэвис! — прорычала она.

— Не могу же я лечь, не почистив зубы!

— Если ты подойдешь к этой шторке ближе чем на два дюйма, я выколю тебе глаза, пока ты спишь!

— Не бойся, Голубка, я не буду подглядывать.

При этом я не без некоторого удовольствия представил себе, как она склоняется надо мной — пусть даже и с ножом. Но лучше бы, конечно, она склонилась надо мной без ножа.

Я почистил зубы и, довольный, направился в спальню. Через несколько минут трубы затихли, но Эбби все никак не выходила. Я снова подошел к двери ванной и нетерпеливо заглянул внутрь:

— Давай быстрее, Голубка, а то я тут состарюсь!

Я не ожидал, что вид Эбби после душа произведет на меня большое впечатление: она ведь уже щеголяла передо мной ненакрашенная. Но сейчас кожа у нее порозовела и как будто светилась, а длинные мокрые волосы были зачесаны назад и блестели. Я невольно замер. Эбби с размаху запустила в меня расческой. Я пригнул голову, потом захлопнул дверь и, усмехаясь, вернулся в комнату.

Через какое-то время я услышал, как маленькие ножки зашлепали по коридору в направлении моей спальни. От этого звука сердце у меня забилось сильнее.

— Спокойной ночи, Эбби! — прокричала Мерик из комнаты Шепа.

— Спокойной ночи, Америка.

Ха-ха! Не знаю, как насчет всей Америки, но мне, благодаря подружке моего двоюродного братца, теперь вряд ли удастся спокойно поспать. Казалось, я подсел на какой-то наркотик: хочется все больше и больше, не можешь остановиться. Правда, зависимость от наркотика возникает после того, как его попробуешь, а к Эбби я даже не прикасался. Я просто старался быть рядом с ней, и от этого мне становилось хорошо. Больше надеяться было не на что.

Голубка тихонько стукнула в дверь, и я очнулся:

— Заходи. И можно не стучать.

Эбби вошла: темные мокрые волосы, серая футболка, клетчатые шортики. Судя по ее расширенным глазам, внимательно изучающим голые стены, она пыталась сделать какие-то выводы обо мне, исходя из того, как обставлена моя спальня. Голубка оказалась первой женщиной, которую я сюда впустил. Я вовсе не ждал этого момента, но вот она вошла, и неожиданно я сам стал воспринимать свою комнату по-новому.

Раньше это было просто место, где я спал. В остальное время я тут почти не бывал и поэтому не задумывался, уютно или нет. Теперь пустота белых стен бросилась мне в глаза. Сюда вошла Эбби, и до меня дошло, что моя спальня — это мой дом, а дома не должно быть так голо.

— Симпатичная пижамка, — наконец сказал я, садясь на кровать. — Заходи, не бойся, я не кусаюсь.

Эбби опустила подбородок, приподняв брови:

— А я и не боюсь. — Ее учебник по биологии шлепнулся рядом со мной. — У тебя есть ручка?

Я кивнул в сторону тумбочки:

— Возьми в верхнем ящике.

Сказав это, я похолодел: сейчас она обнаружит мой стратегический запас — и тогда мне конец!

Эбби оперлась коленом о кровать, дотянулась до тумбочки, порылась в ней и отпрянула. Схватив ручку, захлопнула ящик.

— В чем дело? — спросил я, делая вид, что читаю учебник.

— Ты ограбил поликлинику?

Откуда Голубке знать, где берут такие вещи?

— Нет, а что?

Она скривила лицо:

— Ты, видно, решил запастись презервативами на всю оставшуюся жизнь.

Ну вот, началось!

— Береженого Бог бережет, верно?

С этим было не поспорить. Я ждал, что Эбби начнет кричать и обзываться, но она просто закатила глаза. Я продолжал листать учебник, стараясь не выдать своего облегчения.

— Ладно, давай начнем отсюда… Боже мой! Фотосинтез? Разве вы его в старших классах не проходили?

Она замялась:

— Вроде как проходили… Это вводный курс, Трэв. Я не сама составляла себе программу.

— Ты ведь ходишь на матанализ! Как можно быть такой продвинутой по математике и такой отсталой по естественным наукам?

— Я не отсталая. Любой курс начинается с повторения.

— Да что ты говоришь! — съязвил я. Потом принялся в общих чертах объяснять фотосинтез и строение растительной клетки. Говорил долго и нудно, но Эбби слушала, не пропуская мимо ушей ни единого слова. Даже можно было подумать, будто я сам интересую ее не меньше, чем получение зачета. — Итак, липиды… Давай повторим, что это такое.

Голубка сняла очки:

— Все, я пас! Мне в голову больше не влезет ни одна макромолекула.

Ну и хрен с ними, с макромолекулами. Пора спать.

— Тогда на сегодня хватит.

Эбби вдруг забеспокоилась, и я почему-то воспринял это как обнадеживающий знак. Она осталась в комнате наедине со своими нервами, а я отправился в душ. Мысль о том, что Голубка только что стояла голая на том самом месте, где сейчас стою я, возбудила меня, и; прежде чем вылезти, мне пришлось минут пять простоять под ледяной водой. Было не очень приятно, но без этого я бы не успокоился.

Когда я вернулся в спальню, Эбби лежала на боку с закрытыми глазами. Неподвижная, как доска. Я сбросил с себя полотенце, надел трусы, потом заполз в постель и выключил свет. Голубка не шевелилась, но я знал, что она не спит: каждый мускул ее тела был напряжен. Наконец она повернулась ко мне:

— Ты тоже собираешься здесь спать?

— Ну да. Это же моя кровать.

— Знаю, но… — Она осеклась, пытаясь найти какой-нибудь выход из положения.

— Ты мне все еще не доверяешь? Буду вести себя наилучшим образом, клянусь.

При этих словах я показал ей руку с тремя поднятыми пальцами: указательным, средним и мизинцем, — намекая на то, чего обещал не делать. Этот похабный жест был прекрасно известен моим «братьям» из «Сигмы Тау», но Голубка его не поняла.

Разумеется, ужасно хотелось нарушить обещание, но делать глупости было рискованно. Эбби казалась одновременно твердой и нежной. Если бы я пошел напролом, она, пожалуй, повела бы себя как загнанный зверь, и все бы пропало. Поэтому приходилось терпеть. К тому же в наших нынешних отношениях тоже была какая-то своеобразная острота. Они чем-то напоминали ходьбу по канату или экстремальную езду на мотоцикле.

Эбби отвернулась и принялась мутузить одеяло, подтыкая его под каждый изгиб своего тела. Снова расплывшись в улыбке, я приблизил лицо к Голубкиному уху:

— Спокойной ночи, Голубка.

 

ГЛАВА 6

НАГРУЗИЛИСЬ

Я открыл глаза. Солнце только что взошло, и на стенах спальни появились первые тени. Спутанные волосы Эбби лежали у меня на лице. Я сделал глубокий… Через несколько секунд заблеял будильник, и Эбби, проснувшись, откинула руку… — Трэвис, — сонно пробормотала она, — твой будильник!

ГЛАВА 7

БУРЯ

 

Не успели мы подойти к барной стойке, как Америка утащила Эбби на танцпол. Голубкины розовые босоножки на высоком каблуке сверкали в темноте. Она смеялась над диковатыми па своей подруги, а я смотрел и улыбался. Мой взгляд скользнул по черному платью и остановился на бедрах. «Неплохо двигается!» — подумал я, и пришлось отвести глаза, чтобы не заводиться.

«Ред дор» был набит до отказа. В основном завсегдатаями, хотя попадались и новые лица. Те, кто, не страдая избытком фантазии, заявлялся сюда каждый уик-энд, пялились на новичков, как на свежее мясо. Особенный аппетит вызывали девчонки вроде Эбби с Америкой.

Я взял себе пива, выхлестал полбутылки и снова переключился на танцпол. И рад бы не смотреть, но взгляд сам туда тянулся. Подозреваю, что выражение лица у меня было не многим интеллектуальнее, чем у остальных придурков, которые пялились на танцующих девиц.

Песня закончилась, и Эбби притащила Америку обратно. Они весело хохотали. Обе запыхались и немного вспотели — ровно настолько, чтобы казаться еще сексуальнее.

— Так будет всю ночь, Мерик. Просто не обращай на них внимания, — сказал Шепли.

Америка скорчила брезгливую рожицу, уставившись на что-то, что происходило у меня за спиной. Я мог только догадываться, кого она там увидела. Вряд ли это была Меган. Та бы не стала дышать мне в затылок, а приступила бы сразу к делу.

— Это что еще за стая стервятников — отрыжка Вегаса? — фыркнула Мерик.

Я глянул через плечо и увидел трех «сестричек» Лекси из женского студенческого общества. Они выстроились плечом к плечу, как солдаты, а еще одна их подруга стояла рядом со мной и широко улыбалась. Девицы было обрадовались, что я на них посмотрел, но я быстро отвернулся и залпом допил содержимое своей бутылки. Женщины, которые вели себя со мной таким образом, почему-то очень раздражали Америку. Но, вообще-то, я бы не стал с ней спорить: они действительно смахивали на стервятников.

Я зажег сигарету и заказал еще два пива. Брук, блондинка, стоявшая рядом, улыбнулась и прикусила губку. Я насторожился, пытаясь понять, в чем дело: может, сейчас разревется, а может, повиснет у меня на шее. Кэми открыла бутылки и поставила их передо мной. Только тогда я сообразил, что означала эта глупая гримаса: блондинка схватила одну из бутылок и чуть было не отпила из нее, но я вовремя вмешался и передал пиво Эбби.

— Хм… Это не тебе.

Брук отошла к своим подругам, а у Голубки вид был, как мне показалось, вполне довольный. Она отхлебывала из бутылки здоровенными глотками.

— Стану я покупать бухло каким-то телкам из бара! — сказал я, думая рассмешить Эбби, но она замерла с кислой миной. Поэтому я слегка улыбнулся и добавил: — Ты не такая, как они.

Мы чокнулись бутылками. Голубка явно сердилась.

— Выпьем за то, что я удостоилась чести быть единственной девушкой, с которой парень без принципов не хочет спать! — провозгласила она и сделала большой глоток.

— Ты серьезно так думаешь? — Эбби не ответила, и тогда я наклонился к ней. — Во-первых… принципы у меня есть. Я не сплю с уродинами. Никогда. А во-вторых, мне хотелось переспать с тобой, и я придумал пятьдесят способов затащить тебя на диван, но не стал этого делать, потому что мое отношение к тебе изменилось. Ты для меня по-прежнему привлекательна, просто я считаю, что ты заслуживаешь большего.

Она расплылась в самодовольной улыбке:

— То есть ты считаешь, что я для тебя слишком хороша?

Черт! Кажется, она все поняла не так.

— Я не знаю ни одного парня, для которого ты не была бы слишком хороша.

Самодовольное выражение исчезло. Эбби была тронута:

— Спасибо, Трэв, — сказала она, ставя пустую бутылку на стойку.

Да уж, глушила она — будь здоров! Про другую девчонку я бы сказал, что она в хлам назюзюкалась. А Эбби… Я не знаю… Что бы Голубка ни делала, она всегда оставалась такой уверенной в себе! И ужасно сексуальной.

Я встал, взял ее за руку и потащил на танцпол:

— Идем.

Она поплелась за мной:

— Я столько выпила, что сейчас упаду!

Я взял ее за бедра и вплотную притянул к себе:

— Не болтай. Просто танцуй.

Эбби больше не улыбалась и не хихикала. Ее тело, прижатое к моему, двигалось под музыку. Я ничего не мог с собой поделать: чем ближе мы были, тем сильнее мне хотелось еще большего сближения. Ее волосы лежали у меня на лице, и, хоть выпил я уже вполне достаточно, чтобы упасть и вырубиться, мои ощущения не притупились. Я остро чувствовал, как двигаются в такт музыке ее бедра и ягодицы, как она прикладывается ко мне на грудь, как дотрагивается головой до моего плеча. Хотелось затащить ее в какой-нибудь темный угол и там поцеловать.

Эбби лукаво улыбнулась и провела руками по моим плечам, по груди, по животу. Я чуть с ума не сошел. Она повернулась ко мне спиной, и сердце у меня еще сильней заколотилось о ребра: так она была совсем близко. Я прижал ее к себе, обхватив за талию, и уткнулся лицом ей в волосы. Я обливался потом, который смешивался с ее духами. Собственные мысли больше не слушались меня.

Песня заканчивалась, но Эбби не собиралась отстраняться. Она откинулась назад, положив голову на мое плечо. Тут сила воли мне совсем отказала, и я дотронулся губами до нежной кожи за Голубкиным ухом. Но и этого оказалось мало: я приоткрыл рот и слизнул солоноватую капельку, сбегавшую по ее шее.

Тело Эбби напряглось. Она отпрянула.

— Что, Голубка? — спросил я, фальшиво усмехнувшись.

Мне показалось, что она хочет меня ударить. Я-то думал, нам хорошо, а она разозлилась! Я еще не видел ее такой взбешенной!

Вместо того чтобы излить свою ярость на меня, Эбби стала протискиваться сквозь толпу по направлению к барной стойке. Я пошел за ней, чтобы выяснить, чем именно я так провинился.

Я сел на пустой стул рядом с Голубкой. Она заказала себе еще пива. Я сделал то же самое. Эбби наполовину опустошила свою бутылку и с громким стуком опустила ее на стойку:

— Думаешь, глядя на это, все поймут, что мы просто друзья?

Я коротко рассмеялся. Сначала она прижимается ко мне так, что я еле сдерживаюсь, а потом вдруг начинает беспокоиться о приличиях?

— Мне плевать, что они там поймут.

Эбби метнула в мою сторону сердитый взгляд и отвернулась.

— Голубка, — сказал я, дотрагиваясь до ее руки.

Она отстранилась:

— Не трогай меня! Все равно я никогда не напьюсь настолько, чтобы опрокинуться на твой диван.

Тут я вскипел: я не давал ей повода так со мной разговаривать. Никогда. Она сама меня завела, а я всего-то раз или два поцеловал ее в шею. И теперь за это получаю!

Я открыл было рот, но тут возле меня нарисовалась Меган:

— Какие люди! Сам Трэвис Мэддокс!

— Привет, Меган.

Эбби явно не ожидала, что наш разговор будет прерван таким образом, и теперь уставилась на мою старую знакомую, которая, надо отдать ей должное, умела выйти на сцену в наиболее выгодный для себя момент.

— Познакомишь меня со своей девушкой? — с улыбкой спросила Меган.

Вот стерва! Она же распрекрасно знала, что Эбби мне никакая не девушка. И воспользовалась своим золотым правилом: «Если мужчина, на которого ты положила глаз, пришел в клуб с другой женщиной, заставь его сказать, что они просто друзья. Это расшатает их отношения».

Я понимал, к чему все идет. Черт! Раз уж Эбби считает меня грязным бабником с криминальными наклонностями, придется соответствовать. Я толкнул свою пустую бутылку, и она, доехав по гладкой поверхности до края барной стойки, со звоном упала в переполненную урну.

— Она не моя девушка.

Намеренно не глядя на Эбби, я взял Меган за руку и повел на паркет, а она только этого и ждала. С ней всегда было прикольно танцевать: стыдливостью она не отличалась и позволяла вытворять с собой что угодно (сначала на танцполе, а потом и за его пределами). Обычно мы устраивали целое шоу. Другие танцующие останавливались и смотрели на нас.

Но сегодня все это было мне как-то не в кайф: темные волосы Меган несколько раз хлестнули меня по лицу, но я ничего не почувствовал. Я приподнял ее, она обхватила ногами мою талию и прогнулась назад, раскинув руки. Пружиня верхом на мне на глазах у всего клуба, моя партнерша радостно улыбалась. Как только я поставил ее на ноги, она повернулась ко мне спиной и резко согнулась, проведя пальцами по своим лодыжкам.

С моего лица лил пот. Меган тоже была вся мокрая, и, когда я дотрагивался до ее кожи, ладони скользили. Одежда на нас обоих насквозь пропотела. Меган приоткрыла рот и подалась ко мне, чтобы я ее поцеловал, но я отслонился и взглянул в сторону барной стойки.

И тут я заметил его. Итана Коутса. Эбби льнула к нему с игривой пьяной улыбочкой. Эту улыбку я наловчился моментально вычислять даже в многотысячной толпе. Она означала «Отвези меня к себе домой».

Бросив Меган на танцполе, я растолкал зрителей, собравшихся вокруг нас, и подошел к бару. В тот самый момент, когда я тронул Эбби за плечо, Итан положил руку ей на колено. Я прекрасно помнил, за что его чуть было не посадили в прошлом году. Поэтому встал между ними, к Итану спиной, и сказал, изо всех сил сжимая кулаки:

— Голубка, по-моему, нам пора. Ты готова?

Эбби отпихнула меня в сторону и улыбнулась: новый знакомый снова был в поле ее зрения.

— Не видишь, Трэвис? Я разговариваю, — проворчала она, растопыривая пальцы и с нарочитой брезгливостью вытирая руку о платье (она только что дотронулась до моей мокрой рубашки и теперь демонстрировала, как ей это противно).

— Ты хоть знаешь, кто он такой?

Эбби расплылась в еще более широкой улыбке:

— Это Итан.

Итан протянул руку:

— Рад познакомиться.

Я не мог спокойно смотреть на то, как Голубка пожирает глазами эту мразь. Не обращая внимания на поданную мне руку, я ждал, когда Эбби вспомнит, что я здесь. Она небрежным кивком указала на меня:

— Итан, это Трэвис.

Мое имя она произнесла с гораздо меньшим энтузиазмом, чем имя подонка, которого видела в первый раз. Это взбесило меня еще больше. Я посмотрел на Итана, потом на его руку и произнес — так низко и так угрожающе, как только мог:

— Трэвис Мэддокс.

Глаза Итана расширились, и он неуклюже спрятал свою пятерню.

— Трэвис Мэддокс? Ты тот самый Трэвис Мэддокс из «Истерна»?

Я опустил руку на барную стойку позади Эбби:

— Да. Ну и что?

— В прошлом году я видел, как ты дрался с Шоном Смитом, старик. Думал, ты его прикончишь.

Я сощурился и сжал зубы:

— Хочешь, чтобы я все это повторил?

Итан вымученно хохотнул, глаза забегали между мной и Голубкой. Поняв, что я не шучу, он неловко улыбнулся Эбби и исчез.

— Ну так ты готова ехать? — выпалил я.

— Знаешь, кто ты? Придурок — вот ты кто.

— Я про себя еще и не такое слыхал.

Я протянул руку. Эбби подала мне свою, и я помог ей слезть с высокого стула. Вообще-то, у нее не было причины так уж на меня злиться.

Я громко свистнул Шепли, и тот, увидав мою физиономию, сразу понял, что пора домой. Пробираясь сквозь толпу, я для разрядки толкнул несколько ни в чем не повинных тусовщиков. Америка с Шепом протиснулись к нам, и дальше мы с Эбби шли за ними.

Как только мы оказались на улице, я снова попытался взять Голубку за руку, но она ее отдернула. Тогда я развернулся и рявкнул прямо ей в лицо:

— Другой бы на моем месте поцеловал тебя, и дело с концом! Ты ведешь себя глупо! Да, я чмокнул тебя в шею. Дальше что?

Эбби отслонилась, но пространство между нами все равно показалось ей недостаточным, и тогда она оттолкнула меня. Я был злой как черт, но она не испытывала передо мной ни малейшего страха. Это заводило.

— Не путай меня со своими шлюхами, Трэвис.

Я покачал головой, не зная, что и сказать. По-моему, я сделал все, чтобы она не думала, будто я отношусь к ней как к шлюхе. С того момента, когда я ее в первый раз увидел, она была для меня особенной, и я всеми мыслимыми и немыслимыми способами давал ей это понять. Как еще мне выделить ее среди других? Что еще сделать, чтобы наконец-то до нее достучаться?

— Я никогда тебя с ними не путал! Ты рядом со мной двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, ты спишь в моей постели, но почему-то не хочешь, чтобы нас видели вместе?

— Вообще-то, я пришла сюда с тобой!

— Голубка, я всегда относился к тебе с уважением.

— Нет, ты относишься ко мне как к собственности. Какое ты имел право прогонять Итана?

— А ты знаешь, кто он, этот Итан?

Эбби покачала головой. Я нагнулся к ней:

— Зато я знаю. В прошлом году его арестовали за изнасилование, но он выпутался.

Она скрестила руки:

— Вот как? Значит, у вас общие интересы?

Перед глазами у меня все побагровело. Какую-то долю секунды я был готов взорваться, но глубокий вдох помог мне подавить ярость.

— Ты хочешь сказать, что я насильник?

Эбби задумалась. Пока она молчала, я окончательно остыл. Только с ней я был таким отходчивым. Окажись на ее месте другой человек, я бы обязательно дал волю кулакам. Женщину я бы не ударил, зато выместил бы злобу на грузовике, припаркованном рядом с нами.

— Нет. Просто ты меня рассердил, — сказала Эбби и поджала губы.

— Послушай, я выпил, так? Твоя шея была в трех дюймах от моего лица, ты красивая и обалденно пахнешь, когда вспотеешь. Я поцеловал тебя. Извини! И давай больше не будем это раздувать!

Эбби снова задумалась. Уголки ее рта приподнялись.

— Ты считаешь меня красивой?

Я нахмурился. Дурацкий вопрос!

— Ты великолепна и прекрасно это знаешь. Чего улыбаешься?

Она попыталась сделать серьезное лицо, но от этого улыбка только расплылась еще шире.

— Ничего. Идем.

Я усмехнулся и тряхнул головой:

— Да ты просто… Ты для меня… как заноза в заднице!

Услыхав такой комплимент, Эбби снова улыбнулась во весь рот. Видно, ей казалось забавным, что за каких-нибудь пять минут я превратился из психа в клоуна. Справиться с приступом улыбчивости она не смогла, зато меня заразила. Я обнял Голубку за шею и почувствовал, что опять ужасно хочу ее поцеловать.

— Ты хоть понимаешь, что я из-за тебя совсем с ума сойду?

Домой мы ехали молча. Едва переступив порог, Эбби рванула в ванную и включила душ. Я видел все как в тумане, поэтому не стал рыться в Голубкиных вещах, а просто схватил свои трусы и футболку и понес ей. Постучал. Она не ответила. Тогда я вошел, положил одежду возле раковины и вышел. Слава богу, она меня не заметила, а то я бы не сообразил, что сказать.

Мое белье скрыло под собой добрую половину маленького тела Эбби. Войдя в спальню, она повалилась на кровать — все с той же улыбкой на лице. Несколько секунд я смотрел на нее. Она стала смотреть на меня, видимо пытаясь понять, о чем я сейчас думаю. А я и сам не знал. До тех пор, пока не почувствовал ее взгляд на своих губах.

— Спокойной ночи, Голубка, — прошептал я, отворачиваясь и мысленно ругая себя на чем свет стоит.

Эбби неслабо набралась, но я не должен был этим воспользоваться. Тем более после того, как она простила мне показательное выступление с Меган.

Голубка несколько минут ворочалась, а потом собралась с духом и, приподнявшись на локте, подала голос:

— Трэв?

— А? — откликнулся я, не шевелясь.

Я боялся, что, как только я взгляну ей в глаза, весь мой здравый смысл вылетит в форточку.

— Я знаю, я пьяная, и мы из-за этого так здорово поругались, но…

— Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, даже не проси.

— Чего?! Да нет…

Я рассмеялся и, повернувшись, посмотрел на ее милое испуганное лицо:

— Тогда что, Голубка?

— Вот…

Она положила голову мне на грудь и, проведя рукой по моему животу, крепко меня обняла. Ну и номер! Не ожидал! Я поднял руку и застыл, не зная, какого черта теперь делать.

— Ты действительно пьяная.

— Знаю, — пробормотала она, нисколько не смутившись.

Наверное, завтра она меня убьет, ну да ладно: будь что будет! Я положил одну руку ей на спину, а другую на мокрые волосы и поцеловал ее в лоб:

— В жизни не встречал таких стремных девиц, как ты…

— И поэтому отвадил единственного парня, который ко мне сегодня подошел?

— Итана-насильника? Всегда пожалуйста, можешь даже не благодарить.

— Еще чего! Я и не собиралась.

Эбби попыталась отслониться от меня, но я задержал ее руку у себя на животе:

— Нет, я серьезно. Ты могла бы быть и поосторожнее. Если бы я не оказался рядом… Не хочу даже думать об этом. А теперь, по-твоему, я должен извинения просить за то, что его спугнул?

— Ничего такого ты не должен. Дело не в этом.

— Не в этом? — спросил я.

Я никогда никого ни о чем не умолял, но теперь вот мысленно взмолился: «Скажи, что хочешь меня! Что тебе на меня не наплевать. Или что-нибудь такое…» Она была так близко! Еще дюйм, и я мог бы дотронуться до нее губами. До чего же мне было трудно удержаться и не преодолеть этот несчастный дюйм!

Эбби нахмурилась:

— Я пьяная, Трэвис. Это мое единственное оправдание.

— Хочешь, чтобы я подержал тебя так, пока не уснешь? — Она не отвечала. Тогда я заглянул ей прямо в глаза и сказал: — Конечно, я должен бы отказаться. Но вдруг скажу «нет», а ты больше не попросишь? Тогда я себе этого до конца жизни не прощу. — Голубка радостно заерзала и снова пристроила голову ко мне на плечо. Я крепко обхватил ее обеими руками, из последних сил удерживая себя в узде. — Тебе не нужно никакого оправдания. Просто попроси, и все.

 

ГЛАВА 8

«СТРАНА ОЗ»

 

Эбби заснула быстрее меня. Дыхание выровнялось, мышцы расслабились, носик еле слышно посапывал. Как приятно было держать в руках ее теплое тело! Я боялся, что привыкну к этому, и все равно не мог пошевелиться.

Зная Эбби, я догадывался: завтра она проснется, вспомнит свои ночные чудачества и раскричится из-за того, что я позволил ей себя обнять. Или еще хуже. Поклянется никогда больше не прикасаться ко мне.

Я решил пока не думать о завтрашнем дне. Надеяться на чудо было бы глупо, а открыто признаться себе в том, что эти наши объятия лишь результат алкогольного опьянения, не хватало сил. Раньше я всегда смотрел правде в глаза, а теперь вот не хотел. Видимо, не такой уж я крутой. По крайней мере, когда дело касается Голубки.

Я стал дышать медленнее, руки и ноги отяжелели, но я боролся с усталостью, которая постепенно усыпляла. Мне так нравилось обнимать Эбби, что я старался не закрывать глаза: пытался отвоевать у сна хоть одну лишнюю минутку блаженства.

Голубка пошевелилась. Я замер. Она скользнула пальцами по моей коже, потом прижалась ко мне покрепче и снова расслабилась. Я поцеловал волосы Эбби и прислонился щекой к ее лбу. Потом вздохнул и всего на секунду прикрыл глаза.

Открыл я их уже утром. Так и знал, что нельзя было моргать. Голубка елозила, пытаясь высвободиться: моя рука лежала у нее на спине, а ноги — поверх ее ног.

— Не ерзай, Голубка, я же сплю… — пробормотал я, прижимаясь к ней.

Но она постепенно выбралась из-под меня и, вздохнув, села на краю постели.

— Что-то не так, Голубка?

— Пойду попью воды. Тебе принести?

Я покачал головой и закрыл глаза. Или она делает вид, что ничего не было, или сердится. И то и другое плохо.

Эбби вышла из комнаты, а я продолжал лежать. Заставить себя подняться оказалось не так-то легко: голова после вчерашнего гудела. Как будто сквозь вату проник низкий голос Шепли. Тогда я наконец-то вылез из-под одеяла и, шлепая босыми ногами по паркету, направился в кухню.

На Эбби по-прежнему было мое белье. Она поливала дымящуюся овсянку шоколадным сиропом.

— Какая гадость! — проворчал я, пытаясь сморгнуть пелену перед глазами.

— И тебе доброго утра.

— Слыхал, у тебя скоро днюха? Еще годик, и разменяешь третий десяток?

Эбби поморщилась. Видимо, не ожидала такого вопроса.

— Да… Вообще-то, я не очень люблю праздновать день рождения. Но, думаю, Мерик сводит меня куда-нибудь поужинать или что-то в этом роде. — Голубка улыбнулась и добавила: — Приходи и ты, если сможешь.

Я пожал плечами, как будто эта улыбка меня не проняла. Ура! Эбби хочет, чтобы я был на ее празднике!

— Ладно. На следующей неделе, в воскресенье?

— Да. А у тебя когда день рождения?

— Не скоро. В апреле. Первого, — сказал я, заливая хлопья молоком.

— Перестань!

Я отправил ложку в рот, посмеиваясь про себя над Голубкиным удивлением.

— Правда!

— Ты родился в День дурака?

Она не знала, верить или нет, и ее озадаченная мордашка ужасно меня веселила.

— Да! Тебе, наверное, уже пора. Я отвезу.

— Не надо, я с Мерик.

То, что Эбби отказалась от моей помощи, кольнуло чувствительнее, чем можно было ожидать. Раньше она всегда ездила со мной, а теперь с Америкой? Вдруг это из-за прошлой ночи? Похоже, Голубка опять пыталась от меня отдалиться, что очень разочаровывало.

— Как хочешь, — сказал я, отворачиваясь, чтобы она не увидела мои глаза.

Девчонки быстро схватили рюкзаки, и Америка так газанула со стоянки, будто они ограбили банк.

Шепли вышел из своей комнаты, на ходу надевая футболку.

— Уехали? — хмуро спросил он.

— Да, — сказал я рассеянно.

Я ополоснул свою миску из-под хлопьев и выбросил в раковину Голубкину овсянку, почти нетронутую.

— Какого черта? Мерик со мной даже не попрощалась!

— Ты же знал, что у нее занятие. Подбери сопли.

— Ты это мне? — Шепли ткнул себя пальцем в грудь. — Молчал бы лучше! Жаль, ты вчера не видел себя со стороны.

— Заткнись!

— Сам заткнись! — Он сел на диван и стал надевать кеды. — Ты спросил Эбби про днюху?

— Да, но она только сказала, что не любит праздновать дни рождения. Больше я из нее ничего не вытянул.

— Ну и что будем делать?

— Устроим вечеринку. — (Шепли кивнул и уставился на меня: ему хотелось узнать подробности.) — Пусть будет сюрприз. Пригласим друзей, а Америка куда-нибудь уведет Голубку, пока мы готовимся.

Шеп достал свою белую бейсболку и нахлобучил ее так низко, что козырек закрыл ему глаза.

— Это запросто. Еще что-нибудь придумал?

— Не знаю… Может, подарить ей щенка? Как тебе кажется?

Он усмехнулся:

— Вообще-то, это не мой день рождения, старик!

Я обошел стойку для завтрака и оперся о высокий стул.

— Знаю, но она живет в общаге, и ей нельзя держать щенка там…

— То есть предлагаешь держать его здесь? Ты в своем уме? Что мы с ним будем делать?

— Мог бы получиться классный подарок. Я бы нашел через Интернет кернтерьера.

— Кого-кого?

— Эбби из Канзаса. И я хочу подарить ей собаку, как у Дороти из «Страны Оз».

— «Страны Оз»? — с каменной физиономией переспросил Шеп.

— Ну да. В детстве мне нравился Страшила. Что такого?

— Щенок будет везде гадить, Трэвис. Будет гавкать, скулить и… фиг знает что еще вытворять.

— Почти как Америка. Она разве только не гадит. — (Шепли эта шутка не развеселила.) — Обещаю сам выгуливать собаку и после этого мыть. Жить будет у меня. Ты ее даже не заметишь.

— Может, ты ей и пасть заткнешь, чтобы не лаяла?

— Посмотрим. Согласись, от такого подарка Эбби растает!

— Так вот в чем все дело! Хочешь, чтобы Эбби растаяла?

Я нахмурился:

— Перестань.

Шепли расплылся в улыбке:

— Ладно, можешь покупать свою псину…

Я просиял. Победа!

— Если признаешь, что влюбился в Эбби.

Я сразу помрачнел: это была засада!

— Да ну тебя, чувак!

— Признавайся! — сказал Шеп, сложив руки на животе.

Вот засранец! Ведь заставит меня это сказать! Я смотрел куда угодно, лишь бы не видеть его нахальную ухмылку. Несколько секунд я с собой боролся, но очень уж хороша была моя идея со щенком: Эбби обалдеет (надеюсь, на этот раз в хорошем смысле слова) и, чтобы играть с собакой, будет каждый день к нам приходить.

— Она мне нравится, — процедил я сквозь зубы.

Шепли приложил ладонь к уху:

— Что? Не расслышал.

— Ты жопа! Теперь расслышал?

— Признавайся давай!

— Я же сказал: она мне нравится.

— Так не пойдет.

— Хрен с тобой: я влюбился. Мне на нее не наплевать. Еще как не наплевать. Жить без нее не могу. Доволен?

— Ладно, хватит с тебя пока что. — Он подобрал валявшийся на полу рюкзак и перекинул лямку через плечо. Потом взял телефон и ключи. — Увидимся в столовой, голубок.

— Иди ты… — пробурчал я.

Шепли сам был вечно влюбленным идиотом и теперь, когда я оказался в его шкуре, собирался на мне отыграться.

Сборы отняли у меня какую-нибудь пару минут, но из-за всей этой болтовни я сильно припозднился. Занятие было только одно, по химии. Решив, что кто-нибудь одолжит мне карандаш, я выскочил из квартиры с пустыми руками. Распихал по карманам ключи, кошелек и телефон, взял солнцезащитные очки, надел кожаную куртку, нахлобучил бейсболку козырьком назад, сунул ноги в ботинки и, захлопнув дверь, сбежал по ступенькам.

Ехать на мотоцикле без Эбби было как-то не так. Черт, она переломала все, к чему я привык!

Оставив «харлей» на стоянке, я быстро зашагал к корпусу и влетел в аудиторию буквально за секунду до звонка. Когда я уселся на свое место, доктор Веббер посмотрела на меня и закатила глаза: не оценила мою точность. А еще ей, видать, не понравилось, что я налегке. Я подмигнул. Она чуть заметно улыбнулась, потом покачала головой и переключилась на свои бумажки. Карандаш мне не понадобился. Как только нас распустили, я рванул в столовую.

Шепли стоял у входа, посреди газона, и ждал девчонок. Я схватил его кепку и запустил ее, как летающую тарелку.

— Молодец, придурок, — буркнул он, подбирая бейсболку.

В этот момент у меня за спиной раздался хриплый низкий голос:

— Эй, Бешеный Пес!

Я сразу понял, что это Адам. Он подошел к нам с Шепом, весь такой деловой:

— Я тут пытаюсь организовать для тебя бой. Будь готов приехать по звонку.

— А мы всегда готовы, — сказал Шепли.

Он был у меня вроде агента: выяснял, куда нам ехать, и следил за тем, чтобы я оказывался в назначенном месте в назначенное время.

Адам кивнул и пошел дальше по своим делам — уж не знаю куда. На занятиях мы с ним никогда не пересекались. Я даже не был уверен, что он действительно учится в «Истерне». Но пока он платил, мне было плевать, кто он и чем занимается.

Проводив Адама взглядом, Шепли прокашлялся:

— Ты уже слышал?

— О чем?

— В «Моргане» дали горячую воду.

— Ну и что?

— Америка и Эбби сегодня, наверное, уедут. Надо будет помочь им перевезти барахло в общагу.

Я сразу скис. Мысль о том, что Голубка возвращается в «Морган», была не многим приятней, чем удар кулаком в лицо. После сегодняшней ночи Эбби наверняка будет рада съехать. Может, даже и разговаривать со мной больше не захочет. В моем мозгу пронесся миллион разных вариантов развития событий, но я не смог придумать ничего, что помогло бы мне оставить Голубку у себя.

— Ты в порядке, старик? — спросил Шепли.

Пришли девчонки. Они над чем-то хихикали. Я попытался улыбнуться, но Эбби не обратила внимания, она увлеченно слушала трескотню подружки.

— Привет, малыш, — сказала Америка, целуя Шепли в губы.

— Над чем смеемся? — спросил он.

— Да так! Один парень все занятие пялился на Эбби. Это было просто чудо!

— Еще бы не чудо — целый час смотреть на Эбби! — подмигнул мне Шеп.

— Какой парень? — ляпнул я, не подумав.

Эбби переступила с ноги на ногу и поправила на плече рюкзак. Он был так набит книжками, что даже молния не до конца закрывалась, и весил, надо полагать, немало. Я взял его.

— Мерик сочиняет, — сказала Голубка, закатывая глаза.

— То есть как — сочиняю? Это был Паркер Хейс, и он пялился на тебя в открытую. Разве что слюни не текли.

Моя физиономия перекосилась.

— Паркер Хейс?

Шепли потянул Америку за руку:

— Мы, кажется, собирались пообедать. Пойдем посмотрим, чем нас сегодня порадуют наши распрекрасные повара.

Мерик снова его поцеловала, и они направились к столовой. Эбби следом, я за ней. Мы шли молча. Голубка вот-вот узнает, что в «Моргане» починили водонагреватель. Она вернется туда, и Паркер выманит ее на свидание.

Сомневаться не приходилось: этот слащавый хлюпик умудрился чем-то привлечь Эбби. У него были офигенно богатые родители, он учился на врача и с виду казался нормальным парнем. Ему удастся заполучить ее, и она проведет с ним всю оставшуюся жизнь. Я попытался представить себе это как можно яснее, чтобы быстрей успокоиться. Прокрутить неприятную мысль до конца, потом запихнуть в коробку и убрать подальше — я всегда так делал, когда нужно было справиться со своим темпераментом. Обычно помогало.

Эбби расположилась со своим подносом между Америкой и Финчем. Садясь на свободное место через несколько стульев от них, я подумал, что так даже лучше. Не придется болтать, как будто ничего не произошло. Я чувствовал себя паршиво и не знал, как мне теперь быть: слишком много времени потеряно на дурацкие игры. Эбби даже не успела меня узнать. Черт, а если бы и успела, тогда тем более выбрала бы кого-нибудь вроде Паркера.

— У тебя все хорошо, Трэв? — спросила она.

— У меня? Да. А что? — спросил я, пытаясь стряхнуть тяжесть, которая сковала мне лицо.

— Просто ты все время молчишь…

К столу подошли несколько парней из футбольной команды. Уселись, гогоча во всю глотку. Захотелось садануть кулаком о стену.

Крис Дженкс бросил мне на тарелку ломтик картошки фри:

— Как дела, Трэв? Говорят, ты трахнул Тину Мартин? Сегодня она весь день поливает тебя грязью.

— Заткнись, Дженкс, — сказал я, не отрывая взгляда от своего подноса.

Если бы я только взглянул на тупую физиономию этого придурка, я мог бы не сдержаться и сбить его со стула. Эбби наклонилась вперед и посмотрела на нас:

— Перестань, Крис.

Я поднял на нее глаза и почему-то вдруг вышел из себя. Какого хрена она меня защищает, если соберется и уедет в ту же секунду, когда ей скажут про водонагреватель? Даже говорить со мной больше не станет! Это было нелепо, но я чувствовал себя преданным.

— Эбби, я сам могу за себя постоять.

— Извини, я просто…

— Не нужны мне твои извинения! И вообще ничего мне от тебя не нужно! — выпалил я.

Она изменилась в лице, и это меня добило. Ясное дело, она не хотела быть со мной. На кой ей инфантильный идиот, который владеет своими эмоциями не лучше, чем трехлетний пацан? Я шумно встал из-за стола и пулей выскочил на улицу.

Только усевшись на свой мотоцикл, я наконец-то перевел дух. Резиновые рукоятки руля заскрипели под моими ладонями, мотор зарычал, я пинком убрал подножку и как черт из пекла вылетел на дорогу.

Я колесил с час, и мне немного полегчало. Когда я бывал в таком состоянии, все улицы рано или поздно приводили меня в одно и то же место. Некоторое время я боролся с собой, но в конце концов все-таки затормозил возле отцовского дома.

Папа вышел на крыльцо и махнул мне рукой. Я разом перескочил через обе ступеньки, остановившись в шаге от него. Он прижал меня к своему мягкому округлившемуся боку и провел внутрь.

— А я как раз подумал, что ты давненько не заезжал, — устало сказал отец.

Лицо у него было одутловатое, верхние веки набрякли, под глазами мешки. После маминой смерти он несколько лет пил. Поэтому на Томаса свалилось гораздо больше забот, чем обычно бывает у детей. Но мы худо-бедно справлялись, а отец постепенно пришел в себя. Папа ни разу с нами об этом не говорил, но мы чувствовали, что он при каждом удобном случае пытается загладить свою вину перед нами.

Хотя большую часть моего детства он пребывал в унынии или в ярости, я никогда не считал его плохим отцом. Просто смерть жены его подкосила. И теперь я представил себе, каково это. Возможно, я испытывал к Эбби крошечную долю того, что он чувствовал к маме, и все равно разлука с Голубкой выбила меня из колеи.

Папа опустился на диван и указал мне на старое кресло:

— Чего стоишь? Садись.

Я сел и принялся ерзать, не зная, как начать разговор.

— У тебя что-то случилось, сынок?

— Понимаешь, пап, есть одна девушка…

— Девушка… — повторил он с легкой улыбкой.

— Она меня вроде как ненавидит, а я ее вроде как…

— Любишь?

— Да нет… Не то чтобы… Просто… А почему ты так решил?

Он снова улыбнулся — теперь уже широко:

— Ну раз ты не знаешь, что делать, и приехал поговорить о ней со своим стариком, значит дело серьезное.

Я вздохнул:

— Мы познакомились совсем недавно. С месяц назад. Вряд ли это любовь.

— Ладно.

— Что — ладно?

— Поверю тебе на слово, — сказал папа.

— Понимаешь, по-моему, я ей не подхожу.

Отец подался вперед и поднес пальцы к подбородку. Я продолжал:

— Мне кажется, ее кто-то обидел. Кто-то вроде меня.

— Вроде тебя?

— Да, — кивнул я и вздохнул: меньше всего хотелось признаваться отцу в том, что я замышлял.

Хлопнула входная дверь.

— Посмотрите, кто пожаловал! — Трентон расплылся в улыбке.

К груди он прижимал два коричневых бумажных пакета.

— Привет, Трент. — Встав с дивана, я прошел на кухню, чтобы помочь разложить покупки.

Мы обменялись приветственными ударами локтем и толчками в плечо. В детстве, когда ссорились, мне доставалось от Трентона больше, чем от других братьев, но, несмотря на это, именно с ним у меня были самые близкие отношения.

— Кэми передает тебе привет. Жалуется, что ты стал редко заглядывать в «Ред».

— Занят.

— Той девчонкой, с которой тебя видели вчера?

— Да, — буркнул я, вынимая из холодильника бутылку из-под кетчупа и какой-то полуразложившийся фрукт.

Выбросив все это в мусорное ведро, я вслед за братом вернулся в гостиную. Трентон с размаху плюхнулся на диван, несколько раз подскочив на подушке, и хлопнул себя по коленкам:

— Ну колись, что ты там задумал, неудачник!

— Ничего, — ответил я, взглянув на отца.

Трентон тоже посмотрел на папу, потом опять на меня:

— Я помешал?

— Нет. — Я покачал головой.

Отец махнул рукой:

— Нет, сынок. Как дела на работе?

— Фигово. Я выписал чек на оплату аренды и оставил его у тебя на тумбочке. Видел?

Папа кивнул, слегка улыбнувшись. Трентон кивнул в ответ и спросил:

— Ты обедаешь с нами, Трэв?

— Нет, — сказал я, вставая, — мне уже пора ехать.

— Может, все-таки останешься, сынок?

— Нет, я правда не могу. Спасибо. И… я рад, что мы поговорили, папа.

— О чем поговорили? — спросил Трент, поворачивая голову то ко мне, то к отцу, как если бы мы играли в теннис. — По-моему, я что-то пропустил.

Я посмотрел на папу:

— Она совсем как голубка.

— Правда? — Его глаза немного ожили.

— Кто? Та девчонка?

— Да. Но… э-э-э… я вел себя с ней как идиот. Я из-за нее вроде как тронулся…

Лукавая улыбка на физиономии Трентона расползлась до ушей:

— Ну ты попал, мелкий!

— Перестань, — нахмурился я.

Отец шлепнул его по затылку.

— Что? — возмутился Трент. — Что я такого сказал?

Папа проводил меня до двери и похлопал по плечу:

— Все образуется. Я уверен. И наверное, она чего-то стоит. Потому что я в первый раз вижу тебя таким.

— Спасибо, пап.

Я шагнул к нему и обеими руками обхватил его массивное туловище. Потом побежал к своему «харлею».

Дорога домой показалась мне бесконечной. В воздухе еще чувствовалось летнее тепло — приятный каприз природы, довольно нетипичный для этого времени года. На небе не было звезд, и от кромешной темноты на душе стало еще тяжелее. Увидев машину Америки, припаркованную на обычном месте, я занервничал. Казалось, будто я с каждым шагом приближаюсь к эшафоту.

Дверь открылась, прежде чем я успел дотянуться до ручки. Мерик стояла на пороге, спокойно глядя на меня.

— Она тут?

Америка кивнула и мягко ответила:

— Спит в твоей комнате.

Я прошел в гостиную. Шепли сидел на двухместном диванчике. Я приземлился на большой диван.

— Она в порядке, — спокойно и ласково сказала Мерик, подсаживаясь ко мне.

— Я не должен был с ней так разговаривать. Сначала я сам ее отталкиваю, как будто нарочно разозлить хочу, а потом начинаю бояться, что она одумается и пошлет меня подальше.

— Поверь, она догадывается, в чем дело. Ты у нее не первый такой ковбой.

— Вот именно. И она заслуживает лучшего. Я это вижу, но отстраниться не могу. Не знаю почему. — Вздохнув, я потер виски. — Все бессмысленно. Совершенно бессмысленно.

— Эбби тебя понимает, Трэв. Зря ты так терзаешься, — сказал Шепли.

Америка пихнула меня локтем:

— Почему бы тебе не пригласить ее куда-нибудь? Она ведь согласилась пойти с тобой на вечеринку для пар…

— Она… особенная. И я не хочу встречаться с ней. Я просто хочу быть рядом, и все.

Я сказал неправду. Америка это знала, я тоже. А правда заключалась в том, что если я действительно желал Эбби счастья, то должен был оставить ее в покое.

— Чем же это она такая особенная? — спросила Мерик, начиная раздражаться.

— Она не пожелала мириться с моими свинскими замашками. Это заставило меня встряхнуться. Ты же сама говорила, Мерик: я не в ее вкусе. Так что… между нами ничего нет.

Точнее, может, и есть, но не должно быть.

— Ты гораздо больше в ее вкусе, чем тебе кажется, — сказала Америка.

Я посмотрел ей в глаза: она говорила совершенно серьезно. А ведь Мерик была Эбби как сестра. И защищала ее, как медведица медвежонка. Если бы думала, что я могу навредить Голубке, то никогда не затеяла бы этот разговор. Тут я впервые почувствовал слабую надежду.

В коридоре скрипнули половицы. Мы все замерли. Потом хлопнула дверь моей спальни, и послышались шаги Эбби.

— Привет, — сказала Америка, глуповато улыбнувшись. — Как спалось?

— На пять часов вырубилась. Будто в кому впала, а не вздремнуть прилегла.

Волосы спутались, под глазами расплылась тушь… Голубка была потрясающе красива. Посмотрев на меня, она улыбнулась. Тогда я встал, взял ее за руку и повел к себе. Она не знала, что у меня на уме, и немного нервничала. От этого мне еще сильнее захотелось все исправить.

— Прости меня, Голубка. Я вел себя как последний засранец.

Эбби вздохнула:

— Я не знала, что ты на меня сердишься.

— Я не сердился на тебя. Просто был не в духе, а у меня идиотская привычка срываться на тех, кто мне дорог. Знаю, это не оправдание. Но мне действительно очень жаль, — сказал я, сжимая ее руку в своих.

— А почему ты был не в духе? — спросила она, прикладываясь щекой к моей груди.

Черт, до чего же это приятно! Конечно, надо бы ей во всем признаться: в «Моргане» починили водонагреватель и я до смерти испугался, что она вернется туда и станет больше времени проводить с Паркером. Но я не смог этого сказать. Слишком мне было хорошо сейчас.

— Уже не важно. Главное, что ты меня простила.

Эбби подняла голову и улыбнулась:

— Я сумею обуздать твой темперамент.

Несколько секунд я изучал ее лицо. Уголки моего рта поползли вверх.

— Не знаю, почему ты меня терпишь. И не знаю, что бы я делал, если бы ты не стала меня терпеть.

Эбби посмотрела мне в глаза, а потом медленно перевела взгляд на губы. Она затаила дыхание. У меня по всему телу забегали мурашки. Я вообще не знал, дышу я или нет. Я приблизился к ней на каких-нибудь несколько миллиметров, чтобы понять, позволит ли она мне наклониться ниже, но тут зазвонил долбаный телефон. Мы оба подпрыгнули.

— Да? — нетерпеливо сказал я.

— Слушай внимательно, Бешеный Пес. Брэди будет в «Джефферсоне» через полтора часа.

— Хоффман? Вот это да! Ну ладно… Я его запросто сделаю. В «Джефферсоне», говоришь?

— Да, — сказал Адам. — Значит, приедешь?

Я посмотрел на Голубку и подмигнул:

— Мы скоро будем.

Я нажал отбой, сунул телефон в карман и схватил Эбби за руку:

— Пойдем со мной. — Мы вернулись в гостиную. — Звонил Адам, — сказал я Шепу. — Брэди Хоффман будет в «Джефферсоне» через полтора часа.

 

ГЛАВА 9

РАЗДАВЛЕН

Шепли сразу посерьезнел, как бывало с ним всякий раз, когда Адам назначал время и место боя. Пальцы Шепа защелкали по клавишам телефона: он рассылал… — Здорово! Нам как раз пора развеяться! Прежде чем я успел что-нибудь сказать, Мерик утащила Эбби из гостиной. Суетиться ни к чему. Я надеру задницу этому…

ГЛАВА 10

РАЗБИТ

 

Кэми сразу поняла, что я сегодня не в духе. Я сидел на своем обычном месте, а она одну за другой подавала мне бутылки пива. По стенам и по полу бегали разноцветные блики, а музыка орала так громко, что почти заглушала мои мысли.

Я уже докуривал красную пачку «Мальборо», но не из-за этого мне было так паршиво. Девчонки подходили и уходили: им хотелось завязать со мной разговор, а у меня не хватало сил оторвать взгляд от сигареты, зажатой между пальцами. Она уже наполовину сгорела, и я, даже не стряхивая пепла, смотрел, как она дотлевает. Так я старался отвлечься от того, что не могла заглушить никакая музыка.

Толпа стала рассасываться, и Кэми уже не нужно было метаться по бару со скоростью тысяча миль в час. Поставив передо мной пустой стакан, она до кромки наполнила его кентуккийским виски. Я протянул руку, но Кэми вдруг положила на мой кожаный напульсник свои татуированные пальцы. Когда она соединяла их, получалось: «BABY DOLL».[1]

— Ну ладно, Трэв, рассказывай.

— Что рассказывать? — спросил я, вяло попытавшись высвободиться.

Она покачала головой:

— Это из-за девушки?

Я поднес стакан к губам и запрокинул голову, чтобы лучше почувствовать, как виски жжет горло.

— Какой девушки?

Кэми закатила глаза:

— Какой-какой! Не держи меня за дурочку.

— Ладно. Это Голубка.

— Голубка? Шутишь, что ли?

Я усмехнулся:

— Эбби. Она Голубка. Демоническая голубица, которая совсем заклевала мне мозги. Думать нормально больше не могу. Все теперь бессмысленно, Кэм. Все, на что я опирался в жизни, расшаталось. Я и сам превратился в какого-то голубка… Нет, хуже! Я превратился в Шепа.

Кэми рассмеялась:

— Ну! Не надо так!

— Ты права, он хороший парень.

— С собой так тоже не надо, зря себя грызешь, — сказала Кэми, беря в руки тряпку и круговыми движениями вытирая ею барную стойку. — Боже мой, Трэв! В том, что ты влюбился, нет ничего плохого!

Я оглянулся:

— Не понял, ты сейчас со мной разговариваешь или с Богом?

— Я серьезно. У тебя к ней чувства. Ну и что в этом страшного?

— Она меня ненавидит.

— Не может быть.

— Сам только что слышал. Случайно. Она считает меня подонком.

— Так и сказала?

— Почти.

— Ну, вообще-то, она права.

Я нахмурился:

— Вот спасибо!

Кэми уперлась руками в столешницу:

— Согласись, раньше ты давал повод так о тебе думать. Я вот что хочу сказать: может, с ней, с этой девушкой, ты будешь другим? Может, ты изменишься к лучшему?

— Верно, — сказал я, опрокинув очередной стакан, едва Кэми успела его наполнить. — Я был подонком. Но откуда мне знать, что я смогу измениться? Да еще настолько, чтобы она меня полюбила!

Кэми пожала плечами и вернула бутылку на место.

— Любить тебя или нет, это уж ты ей предоставь решать.

Я зажег сигарету, затянулся и выдохнул дым в уже и без того задымленную атмосферу.

— Еще пива.

— Трэв, по-моему, тебе уже хватит.

— Кэми, просто давай сюда бутылку, и все.

 

Когда я проснулся, на голые стены моей спальни уже падало яркое солнце, пробивающееся сквозь жалюзи. Я зажмурился: свет ударил в глаза так, будто полдень застал меня посреди белой пустыни.

Как всегда бывает после ночных возлияний, глотка и нёбо пересохли. Во рту стоял омерзительный привкус, напоминающий смесь химического удобрения с кошачьей мочой.

Мой мозг безуспешно попытался припомнить что-нибудь из происшедшего накануне. Вроде была какая-то колбасня, но где я тусил и с кем — это скрывала завеса тайны.

Я повернул голову: левая сторона кровати застлана, значит Эбби уже встала. Неуверенно ступая босыми ногами, я вышел в холл и обнаружил ее спящей в кресле. Сначала я почувствовал замешательство, потом оно сменилось паникой. Я с трудом шевелил мозгами, которые были, как губка, пропитаны алкоголем. Почему Эбби не спала на кровати? Что я такого сделал, из-за чего она перебралась в кресло? Сердце быстро застучало, и я увидел их — две пустые обертки от презервативов.

Черт! Черт! Черт! Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули как цунами: когда я уже как следует поднакидался, подкатили какие-то две девчонки, которые никак не хотели отставать, и тогда я предложил им приятно провести время втроем, а они охотно согласились.

Я закрыл лицо руками. Эти девицы были здесь. Я их трахал, и Эбби, наверное, все слышала. О боже мой, угораздило же меня так вляпаться! Хуже не придумаешь! Теперь Голубка, как только проснется, соберет вещички и дернет из этого вертепа обратно в общагу.

Я сел на диван, по-прежнему прикрывая руками рот и нос, и стал смотреть, как Эбби спит. Нужно было срочно что-то предпринять. Только вот что?

Мысли, которые приходили мне в голову, казались одна глупее другой. А время шло. Стараясь не шуметь, я вернулся к себе в спальню, переоделся и пробрался в комнату Шепли. Америка пошевелилась, Шеп поднял голову.

— Тебе чего, Трэв? — шепотом спросил он.

— Возьму твою машину на секунду. Нужно кое-что привезти.

— Ладно… — пробормотал он озадаченно.

Я взял с комода ключи и, немного помявшись, сказал:

— У меня к тебе просьба. Если Эбби проснется до того, как я вернусь, задержи ее, ладно?

Шепли глубоко вздохнул:

— Старик, я, конечно, постараюсь, но… прошлая ночка была…

— Кошмарная, да?

Он скривил рот:

— Мне жаль, брат, но, боюсь, она уедет.

Я кивнул:

— Все-таки попробуй.

Бросив еще один взгляд на лицо Эбби, я как пришпоренный вылетел из квартиры. «Чарджер» еле справлялся со скоростью, которую я из него выжимал. Застряв на светофоре перед самым супермаркетом, я громко выругался и ударил по рулю.

От стоянки до магазина я бежал бегом, при этом прекрасно осознавая, что выгляжу как человек не вполне адекватный. Через пару секунд я уже метался по залу, бросая в тележку все, что, на мой взгляд, должно было понравиться Эбби, что она при мне ела, о чем хотя бы упоминала. Схватил даже какую-то розовую губку.

Извинения вряд ли удержат Голубку, но жест она, может быть, оценит. Увидит, как я раскаиваюсь. Хотя нет, все без толку. В полном отчаянии я остановился возле кассы.

— Сэр, вы готовы?

Я печально покачал головой:

— Я не… не знаю.

С секунду женщина молча изучала меня, засунув руки в карманы белого фартука с горчично-желтыми полосками.

— Что-то ищете? Подсказать?

Я, не отвечая, подтолкнул тележку к кассе и стал смотреть, как женщина одно за другим сканирует мои безумные приобретения. Наверное, эта моя идея — самая дурацкая из всех идей, когда-либо посещавших человеческую голову. Единственная в мире женщина, к которой я серьезно отношусь, будет смеяться надо мной, собирая чемоданы.

— С вас восемьдесят четыре доллара семьдесят семь центов.

Моя карта быстро чиркнула по щели считывателя, и вот я уже бегу на стоянку с мешками в руках. Еще секунда, и «чарджер» на всех парах несется к дому.

Проскакав по лестнице через несколько ступенек, я влетел в квартиру и с порога увидел головы Шепли с Америкой, сидящих на диване. Телевизор был включен, но работал почти без звука. Слава богу, Эбби не проснулась. Я плюхнул свои мешки на столешницу и принялся раскладывать покупки, стараясь не слишком громко хлопать дверцами шкафов.

— Дай знать, когда Голубка проснется, ладно? — мягко попросил я, поворачиваясь к Америке. — У меня тут спагетти, блинчики, клубника, овсянка с шоколадом, и, кажется, она любит вот эти смешные разноцветные хлопья, да, Мерик?

Эбби открыла глаза и смотрела на меня со своего кресла. Нижние веки у нее были серые от растекшейся туши. И вообще ее внешний вид приблизительно соответствовал моему самочувствию.

— Привет, Голубка.

Несколько секунд она глядела на меня, как будто не понимая, где находится и как здесь очутилась. Я подошел к ней поближе. Перед своим первым боем я и вполовину так не нервничал.

— Проголодалась? Я поджарю тебе блинчики… или… Э-э-э… Есть овсянка. Еще я купил розовую фигню, которой вы, девчонки, бреетесь, и фен, и… Сейчас-сейчас… Вот оно…

Я схватил один из мешков, отволок его в спальню и высыпал содержимое на кровать. Пока я искал губку для удаления волос, мой взгляд случайно упал на собранную и застегнутую сумку. У меня подвело живот, во рту снова пересохло. Кое-как собравшись с силами, я вернулся в гостиную:

— Там твои вещи…

— Знаю, — сказала она.

Я поморщился от острой физической боли:

— Уезжаешь…

Эбби взглянула на подругу, которая смотрела на меня так, будто жаждала моей крови.

— А ты серьезно думал, что она останется?

— Детка… — прошептал Шепли.

— Вот только не надо, Шеп! Даже не вздумай его защищать! — кипятилась Америка.

Я с трудом сглотнул:

— Голубка, мне так жаль! Даже не знаю, что и сказать…

— Чего ждешь? Пойдем! — сказала Мерик, потянув Эбби за руку, но та продолжала сидеть. Когда я сделал шаг вперед, Америка ткнула пальцем в мою сторону. — Клянусь, Трэв! Если попытаешься ее остановить, я оболью тебя спящего бензином и подожгу!

— Мерик! — умоляюще простонал Шепли.

Обстановка накалялась.

— Все в порядке, — наконец-то сказала Голубка.

— То есть как в порядке? — спросил Шеп.

Эбби закатила глаза, указав на меня:

— Трэвис привел домой женщин из бара, ну и что?

Я опустил веки, пытаясь утихомирить боль. Я так боялся, что Голубка уедет, а ей, оказывается, на все было наплевать!

— Ха-ха! — не унималась Америка. — Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе это понравилось?

Эбби оглядела комнату:

— Трэвис может приводить сюда кого пожелает. Он здесь хозяин.

Я проглотил ком, стоявший в горле:

— Так ты не собирала вещи?

Голубка покачала головой и взглянула на часы.

— Нет, наоборот, пойду распакую. А еще я бы хотела поесть, принять душ и переодеться, — сказала она, направляясь в ванную.

Америка метнула на меня смертоносный взгляд, но я, не обращая на нее внимания, пошел следом за Эбби и, остановившись перед дверью, тихонько постучал:

— Голубка?

Она вяло откликнулась:

— Да?

— Ты остаешься?

Я прикрыл глаза, как будто ожидая удара.

— Могу уехать, если хочешь. Но, вообще-то, спор есть спор.

Я прислонился головой к двери:

— Я не хочу, чтобы ты уезжала. Но если уедешь, буду не в претензии.

— То есть ты освобождаешь меня от условий нашего пари?

Ответ напрашивался сам собой, и все-таки я не должен был удерживать Эбби против ее воли. В то же время я ужасно боялся, что она уедет.

— Если скажу «да», ты вернешься в общагу?

— Ну разумеется. Что мне тогда здесь делать? Это же не моя квартира! — сказала Голубка, и сквозь деревянную дверь ванной до меня донесся мягкий смешок.

Я не знал, огорчена она или просто устала после ночи, проведенной в кресле. Если все-таки первое, то нужно во что бы то ни стало не дать ей уйти. Иначе я рискую больше никогда ее не увидеть.

— Тогда я говорю «нет». Все остается в силе.

— Ну а теперь можно мне принять душ? — тихо спросила Эбби.

— Конечно…

Тут Америка, хлопнув дверью комнаты Шепли, сердито протопала в холл и остановилась прямо передо мной.

— Ты эгоистичная свинья! — прорычала она.

Я пошел к себе в спальню, взял Голубкины тапочки и халатик, потом снова направился к ванной. Ясно было, что Эбби, скорее всего, останется, но лишний раз ее задобрить не мешало.

— Голубка, я принес твою одежду.

— Брось возле раковины. Я возьму.

Я открыл дверь, положил вещи и, глядя в пол, сказал:

— Я вчера просто с катушек слетел. Услышал, что ты говорила обо мне Америке, и взбесился. Думал проветриться и выпить немного, чтобы прийти в себя, и сам не заметил, как надрался, а тут эти девицы… — Я замолчал, пытаясь обрести контроль над собственным голосом. — Утром проснулся — тебя нет в кровати. Потом смотрю — ты в кресле спишь, а на полу обертки от презервативов. Мне аж поплохело.

— Чем пытаться меня подкупить, притащив домой чуть ли не весь супермаркет, лучше бы просто со мной поговорил. Не к чему было сорить деньгами.

— Мне плевать на деньги, Голубка. Я испугался, что ты уедешь и не станешь больше со мной разговаривать.

— Я не хотела тебя обидеть, — сказала она, и, по-моему, искренне.

— Я знаю, сейчас уже словами не поможешь… Я все прогадил… как всегда.

— Трэв?

— А?

— Больше не садись на мотоцикл пьяный, ладно?

Мне хотелось сказать что-то еще, хотелось еще раз попросить прощения, объяснить, до какого отчаяния я вчера дошел. Я и сейчас сходил с ума — от полной неспособности справиться с собственными чувствами. Нужные слова не шли. Мозг заклинило на одном: после всего, что произошло, после всего, что я наговорил, ей нечего мне ответить, кроме того, чтобы я не ездил пьяный.

— Ладно. — Я захлопнул дверь.

Эбби долго не выходила из ванной: прихорашивалась перед вечеринкой в «Сигме Тау». Я сначала тупо пялился в телевизор, потом решил одеться, пока Голубка не оккупировала спальню.

В шкафу висела выглаженная белая рубашка. Я надел ее и, стоя перед зеркалом, несколько минут воевал, как идиот, с пуговками на манжетах. Потом плюнул и закатал рукава. Решил, что это больше соответствует моему стилю. Вернулся в гостиную и снова плюхнулся на диван. Вскоре хлопнула дверь ванной. Босые ноги Эбби зашлепали по полу.

Стрелки на часах как будто уснули, а по телевизору смотреть было нечего. Ни репортаж об отважных спасателях, ни бесконечная реклама какого-то чудо-измельчителя меня не заинтересовали. Я скучал и в то же время нервничал. Так себе сочетание!

Когда мое терпение кончилось, я постучал в дверь спальни.

— Заходи, — отозвалась Эбби.

Она еще не успела обуться: туфельки на каблуках стояли перед ней на полу. Голубка всегда была прекрасна, но сегодня она как будто сошла с обложки журнала из тех, которые выставляют в супермаркете возле кассы. Каждый волосок был на своем месте. Каждый сантиметр увлажненной лосьоном кожи светился безукоризненным матовым блеском. От такой красоты я остолбенел. Замер посреди комнаты, как будто меня оглушили.

— Вау! — наконец-то произнес я.

Эбби улыбнулась, оглядев свое платье, и ее лукавая улыбочка помогла мне очнуться.

— Выглядишь потрясающе, — сказал я, не отрывая от нее глаз.

Голубка наклонилась, чтобы надеть туфли. В этот момент обтягивающая черная ткань подобралась вверх, еще на полдюйма приоткрыв ноги. Выпрямившись, Эбби окинула меня быстрым оценивающим взглядом:

— Ты тоже ничего.

Я засунул руки в карманы, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. Например, что если бы до сих пор я не был влюблен в Эбби, то наверняка влюбился бы в нее сейчас. Я оттопырил локоть, и она взялась за него, позволяя мне препроводить ее в гостиную.

— Паркер охренеет, когда тебя увидит, — сказала Америка.

Вообще-то, Мерик была неплохой девчонкой, но тому, кто попал к ней в немилость, умела здорово портить кровь. Пока мы шли к «чарджеру» Шепа, я еле подавлял желание поставить ей подножку, а потом всю дорогу сидел, стиснув зубы.

Как только Шепли открыл дверцу машины на стоянке возле «Сигмы Тау», по ушам ударила идиотская музыка. Парочки обнимались и целовались. Первокурсники суетились, пытаясь минимизировать ущерб, который гости наносили дворику. Девицы из женского общества гуськом шагали по газону, слегка подпрыгивая, чтобы каблуки не застревали в траве.

Мы с Шепом пошли вперед, Америка и Эбби — за нами. Я пнул валявшийся на полу красный пластиковый стакан (обязательный атрибут студенческих попоек) и придержал дверь. Мой жест опять остался без внимания.

На кухонной столешнице стоял кег с пивом. Я взял два бокала, наполнил их и один подал Эбби.

— Не бери напитки ни у кого, кроме меня и Шепли, — предупредил я, наклоняясь к самому ее уху. — А то могут что-нибудь подмешать.

Она закатила глаза:

— Никто мне ничего не подмешает, Трэвис.

Очевидно, Голубка плохо знала моих «братьев». О некоторых из них рассказывали очень интересные вещи, хотя и без имен, что, наверное, было даже хорошо: если бы я узнал, кто эти уроды, выбил бы из них, к чертовой матери, все дерьмо и даже глазом бы не моргнул.

— Просто пей только то, что даю тебе я, ладно, Голубка? Ты ведь не в Канзасе.

— Ты первый, от кого я слышу такие страшилки, — отрезала Эбби, одним махом опрокинув полбокала. Да уж, пила она — будь здоров!

Мы стояли в холле возле лестницы, пытаясь делать вид, будто все в порядке. Кое-кто из «братишек» останавливался, чтобы со мной поболтать. «Сестрички» тоже подкатывали, но я их сразу же отшивал, надеясь, что Эбби это оценит. Но она не оценила.

— Потанцуем? — спросил я, беря ее за руку.

— Нет, спасибо. — Неудивительно, что после прошлой ночи она не хотела со мной танцевать. Мне еще повезло: разговаривать не отказывалась — и на том спасибо. Ее изящные тонкие пальчики тронули мое плечо. — Я просто устала, Трэв.

Я накрыл Голубкину руку своей, хотел опять попросить извинения, сказать, как я ненавижу себя за то, что натворил, но она смотрела уже не на меня, а на кого-то, кто стоял сзади.

— А вот и Эбби! Привет!

У меня волосы встали дыбом. Это был Паркер Хейс. Голубкины глаза загорелись, и она быстро убрала руку.

— Мы здесь уже с час.

— Выглядишь просто великолепно! — прокричал он.

Я смерил его не слишком приветливым взглядом, но он был так занят Эбби, что не обратил на это внимания.

— Спасибо! — улыбнулась она.

Я заметил, что ее улыбка способна парализовывать не одного меня, и, не желая уподобляться Паркеру, попытался взять себя в руки.

Паркер кивнул в сторону гостиной и тоже улыбнулся:

— Потанцуем?

— Да нет, наверное. Я устала.

Слабое облегчение немного утихомирило мою злость: дело не во мне, она действительно не хочет танцевать из-за усталости. Но через секунду злоба снова усилилась. Голубка устала, потому что полночи слушала фиг знает чьи крики и еще полночи спала, скорчившись в кресле. А тут Хейс: возник перед ней, как рыцарь в сверкающих доспехах. Это он умеет. Крысятина.

Наконец Паркер заметил мою гримасу.

— Я думал, ты не придешь, — сказал он встревоженно.

— Передумал, — буркнул я.

Ужасно хотелось двинуть ему в челюсть, да жалко было многолетнего труда ортодонтов.

— Вижу, — ответил Хейс и перевел взгляд на Эбби. — Может, прогуляемся?

Она кивнула, а я почувствовал себя так, будто кто-то со всей дури вмазал по мне кулаком. Я смотрел, как Голубка поднимается по лестнице следом за Паркером. На площадке второго этажа он остановился, чтобы взять ее руку. Потом они добрались до верха, и Паркер открыл балконную дверь.

Когда Эбби исчезла, я изо всех сил зажмурился, чтобы подавить крик, который поднимался в голове. Все во мне вопило: «Иди и верни ее». Я вцепился в перила, удерживая себя на месте.

— Бесишься? — спросила Америка, чокаясь со мной своим красным стаканом.

Я вытаращил глаза:

— Нет. С чего ты взяла?

Она скривила рожицу:

— Только не ври мне! Где Эбби?

— Наверху. С Паркером.

— Ах вот оно что!

— Как это понимать?

Америка пожала плечами. Она приехала на вечеринку всего с час назад, но в глазах у нее уже появился знакомый блеск.

— Ревнуешь?

Я переступил с ноги на ногу. Мне было непривычно, чтобы кто-то, кроме Шепли, говорил со мной так прямо.

— Где Шеп?

Америка закатила глаза:

— У него там какие-то дела.

— Хорошо еще, что ему не придется потом убираться, как остальным первокурсникам.

Мерик поднесла стакан ко рту и сделала маленький глоток. Лакает, как котенок, а назюзюкаться успела быстро!

— Ну так ты не ответил на мой вопрос.

— Какой еще вопрос?

— Ты ревнуешь?

Я нахмурился. Сегодня Америка была невыносима, как никогда.

— Нет.

— Номер два.

— Что — номер два?

— Ложь номер два.

Я огляделся по сторонам, ища Шепли, который с минуты на минуту должен был меня спасти.

— Прошлой ночью ты облажался по-крупному, — сказала она.

При этом ее глаза вдруг прояснились.

— Знаю.

Она сощурилась и пронзила меня таким взглядом, что я чуть не отпрянул. Америка Мейсон была крошечным белокурым созданием, но при желании могла вытянуть душу из кого угодно.

— Лучше не мешай Эбби, — сказала Мерик, взглянув наверх. — Паркер — как раз то, чего она всегда хотела.

Я сжал зубы. Мне и так все было известно и оттого, что Америка произнесла это вслух, легче не стало. Стало только хуже: раньше я думал, она не против того, чтобы мы с Эбби встречались, и мое дело казалось мне не таким безнадежным.

— Знаю.

Мерик приподняла бровь:

— Правда? — Я не отвечал и старался спрятать глаза от ее взгляда, но она сцапала меня за подбородок. — Правда знаешь?

Я хотел было ответить, но теперь Америка зажала мне рот. Я дернулся и стряхнул ее руку:

— Может, и нет. Вообще-то, поступать правильно не совсем в моем репертуаре.

Америка несколько секунд изучала меня, а потом улыбнулась:

— Тогда ладно.

— Что?

Она похлопала меня по щеке и ткнула пальцем мне в грудь:

— Я приехала сюда вместе с Эбби, чтобы защищать ее от таких, как ты, Бешеный Пес. Но знаешь… оказывается, не все так просто. И я думаю, что, хоть ты и вляпался не по-детски, ты именно тот, кто ей нужен. У тебя будет еще один шанс, — проговорила Америка, держа палец в дюйме от моего носа. — Только один. Постарайся не спустить его в унитаз и не выставить себя еще большим придурком, чем ты есть на самом деле.

Закончив свой монолог, она вальяжной походкой отошла от меня и затерялась среди гостей. Странная девушка.

Вечеринка проходила по обычному сценарию: одна-две драки, девчачьи склоки, несколько распавшихся пар и в результате — женские слезы, а под конец кто-нибудь вырубается или блюет в непредназначенном для этого месте.

Я поглядывал наверх чаще, чем надо бы. Девчонки чуть ли не умоляли, чтобы я отвез их к себе, но я дежурил у лестницы, как часовой на посту, стараясь не думать о том, что Эбби с Паркером сейчас мило щебечут, а может быть — это уж совсем плохо, — она даже смеется его шуткам.

— Привет, Трэвис! — тоненько пропел кто-то у меня за спиной. Оборачиваться не пришлось: обладательница голоска сама переместилась в поле моего зрения. — У тебя скучающий вид, — сказала она, кокетливо облокачиваясь о перила, — и я подумала, может, тебе нужна компания…

— Я не скучаю. И мне ничего не нужно, — буркнул я, в очередной раз поглядев наверх.

Эбби стояла на площадке спиной к перилам.

— Ты такой смешной, — хихикнула девица.

Голубка пронеслась мимо меня в конец коридора, где стояла Америка. Я пошел за ней, предоставив непрошеной, да еще и подвыпившей собеседнице болтать самой с собой.

— Вы, ребята, можете ехать без меня, — сказала Эбби с плохо скрываемым восторгом в голосе. — Паркер предложил меня подвезти.

— Что? — изумилась Америка.

Ее глаза полыхнули, как бенгальские свечи.

— Что? — раздраженно сказал я.

Америка обернулась:

— В чем дело, Трэвис?

Я в упор на нее посмотрел: она прекрасно знала, в чем дело. Я взял Эбби за локоть и завел за угол:

— Ты даже не знаешь этого парня.

Она высвободила руку:

— Не твое дело, Трэвис.

— И плевать! Я все равно не допущу, чтобы ты ехала домой неизвестно с кем! А если он к тебе пристанет?

— Пускай пристает. Он симпатичный.

Я не хотел верить собственным ушам. Она действительно на него запала.

— Паркер Хейс?! Ты это серьезно, Голубка? Паркер Хейс! Да кто он вообще такой?!

Она скрестила руки и приподняла подбородок:

— Прекрати, Трэв. Ты ведешь себя смешно.

От злости у меня кровь прилила к голове. Я нагнулся:

— Убью его, если он к тебе притронется.

— Но он мне нравится.

Одно дело было догадываться, что Паркер запудрил ей мозги, другое — слышать это от нее самой. Да, для меня она слишком хороша. Но для Хейса, черт возьми, тем более! И что она нашла в этом идиоте? Мышцы моего лица окаменели, реагируя на ярость, растекшуюся по венам.

— Ладно. Только не плачься, если в конце концов он завалит тебя на заднее сиденье своего авто.

От гнева и обиды Эбби задохнулась.

— Не беспокойся, не буду, — отрезала она и, задев меня плечом, отошла в сторону.

Когда до меня дошел смысл собственных слов, я поймал ее за руку.

— Я не хотел тебя обидеть, Голубка, — вздохнул я, не глядя ей в глаза. — Если он причинит тебе боль или если тебе просто будет с ним нехорошо, обязательно мне скажи.

— Знаю, что ты не хотел, — сказала Эбби, смягчившись. — Но ты превращаешься в Старшего Брата,[2]который постоянно за мной следит. Постарайся это в себе побороть.

Я усмехнулся. Опять она все поняла вкривь и вкось.

— Я не слежу за тобой, Голубка. Тут совсем другое…

В этот момент перед нами возник сам Паркер.

— Ты предупредила, что поедешь со мной? — спросил он, засовывая руки в карманы.

— Да, можем ехать, — сказала Эбби.

Они направились к дверям. Захотелось подбежать сзади и двинуть Паркеру локтем по затылку, но Голубка обернулась и, заметив мой кровожадный взгляд, беззвучно, одними губами, сказала: «Перестань!»

Он под руку подвел ее к выходу и открыл перед ней дверь. Она расплылась в широкой благодарной улыбке. Конечно! Это же он сделал, а не я!

 

ГЛАВА 11

СОБАЧИЙ ХОЛОД

Ехать одному на заднем сиденье машины Шепли было удовольствие ниже среднего. Америка сбросила туфли и, хихикая как дурочка, щекотала Шепа большим… У меня зазвонил телефон. Это был Адам: — Я тут подыскал тебе одного салагу, он будет через час. В «Хеллертоне», в подвале.

ГЛАВА 12

ДЕВСТВЕННИЦА

Еще до конца следующей недели я успел опустошить вторую бутылку виски. Эбби все больше и больше времени проводила с Паркером, что было не слишком-то… В четверг за обедом Паркер разболтал Эбби про вечеринку, которую мы готовили… Вечером в четверг Эбби и Америка болтали в ванной. То, как мило Голубка щебетала с подружкой, резко контрастировало с…

ГЛАВА 13

ФАЯНС

 

Эбби провела в ванной всего несколько минут, что было нам на руку: мы пытались выпроводить ее из дому как можно быстрее. Я изо всех сил старался сохранить спокойствие и не выкинуть какую-нибудь глупость, а то ведь Голубке немного надо, чтобы в очередной раз на меня обидеться.

Входная дверь захлопнулась, и машина Америки отъехала от парковки. Опять в квартире стало пусто и тоскливо. Я терпеть не мог, когда Эбби уходила, и мне было непонятно, как я вообще здесь жил, до того как с ней познакомился.

Я достал маленький полиэтиленовый пакет, который принес домой несколько дней назад. Там были наши с Голубкой фотографии: я сбросил их со своего телефона и отдал распечатать.

Теперь стены спальни стали уже не такими белыми. Как только я повесил последнюю фотку, в дверь постучал Шепли:

— Эй, старик!

— А?

— У нас с тобой до фига дел.

— Знаю.

Мы поехали к Брэзилу. Почти всю дорогу молчали. Брэзил появился на пороге с большущей связкой шариков в руке. Их было штук двадцать пять, и они колыхались на длинных серебристых шнурках, которые так и лезли бедняге в лицо. Ему приходилось постоянно отмахиваться и отплевываться.

— Ну наконец-то! А я уж решил, что вы на все забили! Скоро Грувер привезет торт и спиртное.

Мы прошли в гостиную. Стены там оказались не многим живописнее моих. Хорошо, что хоть диван имелся: либо это был дар Армии спасения, либо квартирка сдавалась «полностью меблированной».

Брэзил продолжал:

— Я сказал ребятам, чтобы притащили чего-нибудь пожрать и взяли у Мики колонки. А у «сестричек» добыл какие-то фонарики — объяснил, что это для вечеринки, которая будет на следующей неделе. Самих девиц, не бойтесь, не пригласил.

— Правильно сделал, — сказал Шепли. — А то Америка нас всех порвет, если они с Эбби приедут, а тут «Сигма Каппа»[3]в полном составе.

Брэзил усмехнулся:

— Из девчонок придут только несколько одногруппниц Эбби, ну и те, кого приведут с собой наши ребята. Думаю, именинница будет довольна.

Я улыбнулся, глядя, как Брэзил украшает потолок шариками со свисающими нитями.

— Я тоже так думаю. Шеп?

— Чего?

— Паркеру не звони до последнего. Совсем не пригласить его нельзя, но он хотя бы не будет торчать тут с самого начала. А глядишь, и вообще не выберется.

— Усек.

Брэзил вздохнул:

— Трэв, поможешь мне передвинуть мебель?

— Конечно. — Я прошел за ним в соседнюю комнату.

Кухня была совмещена со столовой. Вдоль стен там уже стояли стулья. На столешнице выстроился длинный ряд чистых стопок, а рядом красовалась неоткрытая бутылка текилы.

— Это ведь не для Эбби? — насторожился Шепли.

Брэзил улыбнулся, показав белые зубы, которые резко контрастировали со смуглой оливковой кожей:

— Э-э-э… вообще-то, есть такая традиция. Если футбольная команда устраивает для кого-нибудь вечеринку, то человек должен выпить их угощение.

— Но они же не заставят Эбби опрокинуть столько рюмок текилы! Трэв, скажи ему!

Брэзил поднял руку:

— Никто не собирается ее заставлять! За каждую опустошенную стопку она получит двадцать баксов. Это будет наш подарок.

Его улыбка улетучилась, когда он заметил хмурую гримасу Шепа.

— Ваш подарок — алкогольное отравление?

Я кивнул:

— Не кипятись, братишка. Захочет — будет пить, не захочет — не будет. Ничего с ней не случится.

Мы отодвинули стол в сторону, потом помогли парням-футболистам перетаскать еду и установить колонки. Девушка, которая пришла с кем-то из них, принялась разбрызгивать освежитель воздуха.

— Никки! Брось эту ерунду!

Она подбоченилась:

— С удовольствием бы бросила, если бы вы, ребята, так не воняли! Десять потных парней! Представляете, какой тут скоро будет аромат? Или хотите, чтобы именинница вошла и подумала, будто попала в мужскую раздевалку?

— Она права, — сказал я. — Раз уж об этом зашла речь, то мне надо сгонять к себе и принять душ. Через полчаса вернусь.

Кивнув мне, Шепли вытащил из одного кармана ключи, из другого — телефон и быстро отправил эсэмэску Америке. Через несколько секунд пришел ответ. Шеп улыбнулся:

— У них все идет по плану. Скоро будут.

— Отлично.

Мы рванули домой. За каких-нибудь пятнадцать минут я успел помыться, побриться и одеться. Потом, постоянно поглядывая на часы, стал ждать Шепли.

— Да успокойся ты! — сказал он, застегивая зеленую клетчатую рубашку. — Они еще в магазине.

Послышалось громкое тарахтение двигателя, хлопнула дверца машины, пара ног затопала по ступенькам. Я улыбнулся:

— Привет, Трент! Ты как раз вовремя!

Трентон тоже улыбнулся и протянул мне средней величины коробку с крышкой. В стенках было прорезано несколько дырок.

— Он поел, попил и сделал все свои дела. Так что в ближайшее время сюрпризов не предвидится.

— Ты молодчина, Трент! Спасибо!

Я выглянул и увидел отца за рулем пикапа. Мы помахали друг другу. Трентон заглянул внутрь коробки:

— Веди себя хорошо, дружище! Думаю, мы с тобой еще увидимся.

Щенок забарабанил хвостом по стенкам. Я снял крышку и понес Голубкин подарок в комнату Шепли.

— Только не это, старик! Почему ко мне? — простонал он.

— Потому что в мою Эбби может зайти раньше времени, — ответил я, доставая телефон и набирая Голубкин номер.

Раздался гудок, потом еще один.

— Алло?

— Пора ужинать! Где вас обеих носит?

— Мы решили немного себя побаловать. Вы ведь с Шепом умеете обращаться с ножом и вилкой? Уверена, справитесь!

— Да ну тебя! Мы, вообще-то, волнуемся.

— У нас все хорошо, — сказала Эбби с улыбкой в голосе.

— Передай ему, что мы скоро приедем, — добавила Америка где-то совсем рядом с Голубкой. — Только заглянем к Брэзилу забрать кое-какие тетради для Шепа — и домой.

— Слышал? — спросила Эбби.

— Да. До скорого, Голубка.

Я нажал отбой, и мы с Шепли быстро спустились к машине. Не знаю почему, но я нервничал.

— Ты позвонил этому уроду?

Шеп кивнул, заводя «чарджер»:

— Пока ты был в душе.

— Приедет?

— Не к началу. Разбухтелся, что его поздно предупредили, но я сказал, не фиг было болтать. Если б не он, вообще бы ничего не пришлось переносить. Он прикусил язык.

Я улыбнулся. Паркер всегда меня раздражал, но, не пригласи я его, Голубка бы расстроилась. Поэтому я себя пересилил и попросил Шепа его позвать.

— Надеюсь, ты не напьешься и не захочешь ему врезать? — спросил Шепли.

— Не знаю, не знаю. Обещать ничего не могу. Паркуйся вон там, в сторонке, чтобы Эбби не увидела машину.

Мы поднялись и постучали. В квартире Брэзила было тихо.

— Это мы! Открывайте!

Дверь открылась, и на пороге появился Крис Дженкс с глупой ухмылкой на физиономии. Он уже надрался и стоял, раскачиваясь из стороны в сторону. Это был единственный человек, который нравился мне еще меньше, чем Паркер Хейс. Поговаривали, что один раз на вечеринке в «Сигме Тау» Дженкс что-то бросил девчонке в бокал. Многие в это верили, ведь в здравом уме ни одна телка не согласилась бы с ним переспать. Поскольку доказательств не было, я пока просто старался за ним приглядывать.

Я вопросительно посмотрел на Шепа. Он поднял руки, показывая, что понятия не имеет, откуда здесь взялся Дженкс. Взглянув на часы, я выключил свет, и мы стали ждать Эбби, смахивая с лиц серебристые хвостики воздушных шаров, которые висели под потолком. В маленькую гостиную набилось столько народу, что невозможно было пошевелиться, чтобы в темноте кого-нибудь не задеть.

В дверь постучали. Мы все замерли. Открывать никто не пошел. Несколько человек начали перешептываться, остальные на них зашикали. Наконец снова послышался стук, и только тогда Брэзил распахнул дверь. Увидев Эбби на пороге, мы в один голос крикнули: «С днем рождения!»

Голубкины глаза расширились, потом она улыбнулась и быстро прикрыла рот рукой. Америка подтолкнула ее, они вошли, и все сгрудились вокруг именинницы. Когда я направился к ней, гости расступились.

Выглядела она потрясающе. Серое платье и желтые туфли на каблуках. Я поцеловал Эбби в лоб, поднеся ладони к ее лицу:

— С днем рождения, Голубка.

— Но ведь он только завтра, — сказала Эбби, улыбаясь всем, кто стоял вокруг нас.

— Поскольку тебе на нас донесли, нам пришлось быстренько все переиграть. Хотели удивить. Ты удивлена?

— Еще как!

Финч бросился к Эбби с поздравлениями, а Америка подтолкнула ее локтем:

— Хорошо, что я потащила тебя сегодня по магазинам! А то явилась бы ты сюда фиг знает в каком виде!

— Классно смотришься! — сказал я, оглядывая Голубку.

Комплимент, конечно, получился не слишком поэтический, но сейчас, на виду у всех, не хотелось переусердствовать.

Брэзил подошел и заключил Эбби в свои медвежьи объятия:

— Америка тебе небось наплела, какой я страшный и как она не хочет идти ко мне одна? Так имей в виду: это только для того, чтобы тебя сюда заманить!

Мерик рассмеялась:

— А ведь сработало!

Эбби помотала головой, по-прежнему улыбаясь и глядя по сторонам широко раскрытыми глазами: еще не оправилась от удивления. Она наклонилась к Америке и что-то ей шепнула, та ответила, тоже шепотом. Я хотел спросить, в чем дело, но тут Брэзил врубил стереосистему на полную мощность, и все радостно вскрикнули.

— Иди сюда, Эбби. — (Они прошли на кухню и остановились перед шеренгой стопок.) — Принимай поздравления от футбольной команды, детка, — с улыбкой сказал Брэзил, разливая текилу. — Так мы празднуем дни рождения: тебе стукнуло девятнадцать, значит ты получаешь девятнадцать стопок. Можешь опустошить их все сама или поделиться с друзьями, но чем больше выпьешь, тем больше получишь вот этого. — Он помахал пачкой двадцатидолларовых купюр.

— О боже! — взвизгнула Эбби.

При виде такого количества зелени у нее загорелись глаза.

— За дело, Голубка! — подбодрил ее я.

Она с подозрением взглянула на Брэзила:

— По двадцатке за каждую выпитую стопку?

— Именно так. Но если учесть, что ты у нас далеко не тяжеловес, думаю, к концу вечера мы потеряем баксов шестьдесят, не больше.

— Не торопись с выводами, Брэзил, — сказала Эбби.

Взяв до краев наполненную стопку, она опустошила ее уверенным движением профессионала: быстро провела ею по нижней губе, одновременно запрокинув голову, и готово! В жизни своей не видел ничего сексуальнее.

— Вот это да! — выдохнул я, почувствовав, что начинаю заводиться.

— Плакали ваши денежки, Брэзил, — проговорила Голубка, вытирая уголки рта и перекладывая пустую стопку в другую руку. — Надо было наливать «Куэрво», а не «Патрон».

Щеголеватая улыбка сползла с физиономии Брэзила. Он покачал головой и пожал плечами:

— Вперед! В твоем распоряжении кошельки двенадцати парней, которые уверены, что ты и десяти порций не осилишь.

Эбби прищурилась:

— А я говорю, что выпью пятнадцать, и предлагаю удвоить ставку. Если не смогу, не получаю ничего. Идет?

Я невольно расплылся в улыбке, но в то же время забеспокоился, смогу ли держать себя в руках, если она и дальше будет играть бойкую девицу из Лас-Вегаса. В этой роли она была страшно сексуальна.

— Полегче, Эбби! — крикнул Шепли. — Вообще-то, в наши планы не входило госпитализировать тебя к концу праздника!

— Она справится, — сказала Америка, в упор глядя на Брэзила.

— Сорок баксов за стопку? — проговорил он с сомнением в голосе.

— Испугался? — спросила Голубка.

— Не дождешься! Буду давать тебе по двадцатке за каждую порцию, а если доберешься до пятнадцатой, удвою твой выигрыш!

Она опрокинула еще одну стопку:

— Вот так празднуют день рождения в Канзасе!

Музыка орала вовсю. Я решил плясать с Эбби не переставая: хоть все танцы подряд, если она согласится. Квартирка была битком набита парнями и девчонками, держащими по бутылке пива в одной руке, по стопке текилы — в другой. Голубка то и дело отбегала, чтобы опустошить очередную стопку, а потом возвращалась ко мне в гостиную, на наш импровизированный танцпол.

Если существуют боги дня рождения, то, видимо, я их хорошо задобрил, потому что, как только Эбби успела дойти до нужной кондиции, заиграла медленная песня. Одна из моих любимых. Я приблизил губы к Голубкиному уху и стал подпевать. Особенно важные слова, которые шли как бы от меня, я проговаривал, отслоняясь и многозначительно глядя ей в глаза. Не был уверен, что она поймет, но попробовать стоило.

Я наклонил ее. Она уронила руки, почти дотронувшись пальцами до пола, и расхохоталась, а потом поднялась и снова стала раскачиваться туда-сюда в такт музыке. Обняла меня за шею и вздохнула, щекотнув мою кожу мягкой струей воздуха. От нее так приятно пахло, что я чуть не спятил. Эбби хихикнула:

— Надеюсь, ты не будешь так делать, когда я перевалю за десятую рюмку?

— Я тебе уже говорил, как ты сегодня сногсшибательно выглядишь?

Она покачала головой и положила щеку мне на плечо. Я прижал ее к себе, уткнувшись лицом ей в шею. Нам было хорошо, спокойно, и плевали мы на наши якобы только дружеские отношения. Не часто человеку удается так остро почувствовать, что он именно там, в том единственном месте на земле, где ему и хочется быть.

Открылась дверь. Эбби уронила руки.

— Паркер! — вскричала она и побежала его обнимать.

Он поцеловал ее в губы, и я моментально превратился из короля в бедолагу, находящегося на грани самоубийства. Паркер взял Голубкино запястье и, улыбнувшись, что-то сказал. Видимо, про свой дурацкий браслет.

— Привет! — крикнула Америка прямо мне в ухо.

Хоть поздоровалась она не тихо, вряд ли кто-то, кроме меня, мог ее услышать.

— Привет! — ответил я, продолжая пялиться на Эбби и Паркера.

— Спокойно! Шепли говорит, что Хейс ненадолго. Ему завтра с утра надо куда-то ехать, и остаться допоздна он не может.

— Правда?

— Да. Так что ты уж, пожалуйста, держись. Дыши ровнее. Не успеешь оглянуться, как он уедет.

Эбби притащила Паркера на кухню, схватила стопку, шестую по счету, и, опустошив, с размаху хлопнула ею по столешнице. Потом, получив у Брэзила заработанную двадцатку, протанцевала в гостиную.

Я, не раздумывая, схватил Голубку, и мы стали отплясывать рядом с Америкой и Шепли. Вдруг Шеп хлопнул Голубку по заднице:

— Один!

— Два! — подхватила Мерик, влепив подруге второй шлепок.

Все присутствующие присоединились к этому своеобразному чествованию именинницы, и, когда число шлепков достигло восемнадцати, я потер руки:

— Моя очередь!

— Полегче только, — сказала Голубка, оглядываясь на свою пятую точку, — а то у меня там, наверное, уже синяки.

С нескрываемым удовольствием я занес ладонь выше плеча, как будто собирался хлопнуть со всей силы. Эбби закрыла глаза, но через секунду снова их приоткрыла. Я остановил руку прямо перед Голубкиной попой и легонько ее шлепнул:

— Девятнадцать!

Гости подхватили мой радостный возглас, и Америка затянула «С днем рожденья тебя!» в переложении для смешанного хора пьяных голосов. Когда дошло до имени виновницы торжества, все пропели «Голубка», что было мне очень приятно.

Потом заиграла медленная музыка, но на этот раз Паркер успел вытащить Эбби на середину комнаты раньше меня. Он переминался неуклюже, как робот, которому по ошибке вместо правой прикрутили еще одну левую ногу. Я старался не смотреть на них, но все-таки не мог не заметить, что перед концом песни они вдвоем прошмыгнули в холл. Мы с Америкой переглянулись: она улыбнулась, покачала головой и подмигнула мне, напоминая, что сейчас не лучший момент для идиотских выходок.

И она оказалась права. Пробыв наедине с Хейсом минут пять, Эбби проводила его к выходу. Лицо у Голубки было смущенное и немного расстроенное. Видимо, Паркер попытался сделать эти пять минут незабываемыми. Он поцеловал ее в щеку, и она закрыла за ним дверь.

— Папочка уехал! — крикнул я, вытаскивая Эбби в центр гостиной. — Теперь можем зажигать!

Все радостно завизжали.

— Погоди-ка! — сказала Голубка, направляясь в кухню. — У меня график!

Я взял крайнюю из оставшихся стопок, и мы с Эбби вместе выпили.

— Еще семь, — констатировал Брэзил, вручая ей очередную двадцатку.

Весь следующий час мы танцевали, смеялись и болтали обо всякой ерунде. С губ Эбби не сходила улыбка, и я не мог на нее насмотреться. Она тоже, казалось, то и дело поглядывала на меня как-то по-особенному, и я подумал о том, получит ли это какое-нибудь продолжение, когда мы вернемся домой.

Голубка продолжала пить. Десятая порция оказалась уже лишней: Эбби принялась танцевать на диване вместе с Америкой. Прыгала и визжала до тех пор, пока не потеряла равновесие. Я успел подхватить ее прежде, чем она бы упала.

— Ты уже добилась своего, Эбби: ни одна девчонка из тех, кого мы знаем, не смогла бы столько выпить, — сказал я. — А теперь, по-моему, тебе уже хватит.

— Ни черта подобного! — проговорила она, растягивая слова. — На дне последней стопки меня ждет шестьсот баксов, и не тебе говорить, что из-за бабок нельзя иногда рискнуть!

— Голубка, если тебе нужны деньги…

— Не бойся, у тебя просить не стану! — ухмыльнулась она.

Я улыбнулся:

— Вообще-то, я бы посоветовал заложить браслет.

Она хлопнула меня по руке, и как раз в этот момент Америка заметила, что дело идет к полуночи. Мы начали обратный отсчет секунд и, едва стрелки часов совпали на цифре 12, подняли радостный гвалт.

Никогда в жизни мне так сильно не хотелось поцеловать девушку. А тут еще Шепли с Америкой взяли и чмокнули ее в щеку каждый со своей стороны. Тогда я оторвал Эбби от пола и стал кружить.

— С днем рождения, Голубка! — сказал я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прижаться к ней губами.

Все присутствующие знали, что несколько минут назад, в холле, она чуть не поцеловалась с Паркером, и если бы из-за меня о ней подумали плохо — это было бы свинством с моей стороны. Поэтому я просто смотрел в ее большие серые глаза и таял, видя там свое отражение.

— Так! Следующая стопочка! — крикнула Эбби и, спотыкаясь, пошла на кухню.

Ее возглас заставил меня спуститься с небес на землю. Я снова увидел комнату, набитую шумными подвыпившими гостями.

— Кажется, ты уже готова, Эбби. Может, пора закругляться? — спросил Брэзил, когда она доковыляла до столешницы.

— Ну уж нет, я не сдамся! — сказала Голубка. — Хочу увидеть свои денежки!

Я подошел, чтобы составить ей компанию, а Брэзил засунул по двадцать баксов под каждую из оставшихся стопок и крикнул своим друзьям по команде:

— Ребята, она собирается их опрокинуть! Гоните еще пятнадцать двадцаток!

Футболисты застонали и, закатив глаза, полезли за кошельками. Возле последней стопки образовалась пачка двадцатидолларовых бумажек.

— Никогда бы не поверил, что проспорю пятьдесят баксов девчонке, которая выпьет пятнадцать стопок текилы! — пожаловался Крис.

— А теперь придется поверить, Дженкс, — сказала Эбби, беря по стопке в каждую руку.

Она поочередно вылила содержимое стопок себе в рот и замерла. Я шагнул к ней:

— Голубка?

Она приподняла палец, а Брэзил улыбнулся:

— Проиграет!

— Вот и нет, — сказала Америка, решительно помотав головой. — Дыши глубже, Эбби.

Голубка закрыла глаза, сделала вдох и взяла со стола последнюю стопку.

— О боже мой, Эбби! Ты же умрешь от алкогольного отравления! — закричал Шепли.

— Она выживет, — заверила его Америка.

Запрокинув голову, Голубка влила текилу себе в горло. За нашими спинами раздались крики и свист восхищенных зрителей. Брэзил передал Эбби деньги.

— Спасибо, — гордо сказала она и спрятала свой выигрыш в лифчик.

Никогда в жизни мне не приходилось видеть ничего подобного.

— Ты сейчас просто страшно сексуальная! — сказал я ей на ухо, пока мы шли в гостиную.

Эбби обняла меня, видимо, для того, чтобы не упасть.

— Ты точно в порядке?

Она хотела сказать, что с ней все отлично, но вместо этого выдала какой-то нечленораздельный набор звуков.

— Ей не помешает хотя бы частично избавиться от того, что она в себя влила. Иди помоги ей, Трэв.

— Господи, Шеп, оставь ее в покое! Все с ней в порядке! — раздраженно сказала Америка.

Шепли нахмурился:

— Такие номера плохо заканчиваются! Я просто хочу, чтобы она избежала тяжелых последствий.

— Эбби, ты как? — спросила Мерик.

Голубка вымученно улыбнулась. Вид у нее был полусонный. Мерик посмотрела на Шепа:

— Ее организм сам со всем справится. Это ведь у нее уже не первое родео. Успокойся.

Но Шеп продолжал возмущаться:

— Просто уму непостижимо! Трэвис!

— Голубка? — сказал я, дотрагиваясь щекой до ее лба. — Может, от греха подальше сунешь два пальца в рот?

— Нет! Хочу танцевать! — сказала она и обняла меня крепче.

Я поглядел на Шепли, пожав плечами:

— Видишь, она вроде пока на ногах, даже плясать собралась…

Шепли сердито фыркнул и затерялся среди гостей. Америка поплелась за ним, выразительно прищелкнув языком и закатив глаза.

Эбби прижалась ко мне. Музыка была быстрая, но мы двигались как под медленную. Гости прыгали вокруг нас и махали руками. Вместе с нами танцевали зеленые, голубые и сиреневые огоньки, скакавшие по стенам и полу. Когда отсветы ложились Голубке на лицо, мне приходилось собираться с силами, чтобы не поддаться действию алкогольных паров и не поцеловать ее.

Через пару часов веселье пошло на убыль, но мы с Эбби продолжали танцевать. После того как я скормил ей несколько крекеров с сыром, она слегка протрезвела и даже попыталась попрыгать с Америкой под какую-то дурацкую попсовую песенку. А так ее запястья почти все время были скрещены у меня на шее.

Многие из гостей уже разъехались, кто-то вырубился. Стало тише, и я заметил, что Мерик с Шепом, оказывается, не переставали бодаться.

— Я уезжаю. Ты со мной? — спросил Шепли, устремляясь к двери.

— Я еще не готова, — пробормотала Америка, взглянув на него из-под полуопущенных век.

— По-моему, мы уже достаточно повеселились. Пора домой, — сказал я и шагнул к выходу, но Эбби не пошевелилась.

Она позеленела и уставилась в пол.

— Тошнит?

Голубка посмотрела на меня, с трудом приоткрыв глаза:

— Вроде того…

Она несколько раз качнулась, явно собираясь упасть. Я сгреб ее в охапку.

— А ты, Трэвис Мэддокс, очень даже ничего, когда не ведешь себя как кобель… — Эбби расплылась в пьяной улыбке.

— Э-э-э… спасибо, — сказал я, перехватывая ее поудобнее.

Голубка приложила ладонь к моей щеке:

— Знаешь что, мистер Мэддокс?

— Что, детка?

Она вдруг посерьезнела:

— В другой жизни я бы тебя полюбила.

С секунду я молчал, глядя в ее помутневшие глаза. Эбби была пьяная, но мне очень захотелось поверить, будто она и трезвая думала то, что сейчас сказала.

— А я бы и в этой тебя полюбил.

Голубка нагнула шею и прижалась губами к уголку моего рта. Пыталась поцеловать, но промазала. Отслонившись, она уронила голову мне на плечо. Я оглянулся: все, кто был еще в сознании, застыли, потрясенные этой сценой.

Ни слова не говоря, я отнес Эбби к машине. Америка стояла возле «чарджера», скрестив руки. Шепли указал на Голубку:

— Полюбуйся! Это твоя подруга, а ты позволяешь ей так измываться над ее организмом! Ты даже подталкиваешь к этому!

Америка ткнула пальцем себе в грудь:

— В отличие от тебя, Шеп, я ее знаю! При мне она еще и не такое вытворяла за деньги!

Я насторожился.

— В смысле, за деньги она еще не столько может выпить, — поправилась Мерик. — Вы же меня поняли!

— Ты сейчас сама себя слышишь?! — вскрикнул Шепли. — Приехала вместе с Эбби из Канзаса, чтобы оберегать ее. А теперь посмотри: она так накачалась алкоголем, что валяется без сознания! И тебя это устраивает?

Америка прищурилась:

— Ой, спасибо, что прочитал мне мораль! Сам-то ты кто, мистер Непогрешимость? Первокурсник, который к своим восемнадцати годам перетрахал миллиард «правильных» девиц? — Произнося слово «правильных», она нарисовала в воздухе кавычки.

У Шепли отвисла челюсть: ему было не смешно.

— Полезай в машину! Ты напилась до безобразия!

Америка расхохоталась:

— Ты еще не видел меня безобразной, маменькин сынок!

— А я-то думал, у нас действительно близкие отношения!

— У меня с моей задницей тоже близкие отношения, так что же мне теперь — звонить ей по два раза на дню?

— Ты сука!

Америка побелела:

— Отвези… меня… домой!

— С удовольствием! Если ты когда-нибудь залезешь в эту долбаную машину! — Шепли под конец фразы сорвался на истошный крик.

Его лицо побагровело, жилы на шее надулись. Америка села на заднее сиденье, оставив дверцу открытой, и помогла мне положить Эбби рядом. Сам я сел вперед.

За то недолгое время, пока мы ехали домой, никто не проронил ни звука. Как только Шеп зарулил на стоянку и перевел рычаг в позицию «парковка», я вылез и отодвинул переднее сиденье. Голова Эбби лежала на плече у Америки, волосы закрывали лицо. Я наклонился вперед и осторожно взял Голубку на руки. Мерик быстро вышла и, достав из сумочки ключи, направилась прямиком к своей машине.

— Мерик! — окликнул ее Шепли.

Судя по тому, как дрогнул его голос, бедняга уже поостыл и начал жалеть о случившемся. Америка уселась за руль, захлопнув дверцу у Шепа перед носом, и дала задний ход. Голубка висела у меня на плече головой вниз.

— Она ведь вернется за Эбби, правда? — спросил Шепли, с тоской глядя вслед своей пассии.

Голубка замычала и пошевелилась. Раздался ужасающий полурык-полустон, обычно предшествующий рвоте, а потом последовал звук выплескиваемой жидкости. Я замер, почувствовав, что джинсы у меня на икрах стали мокрыми.

— Надеюсь, она не…

Шепли наклонился, чтобы оглядеть мои ноги.

— Да, — сказал он, выпрямляясь.

Я бегом взобрался по лестнице и стал торопить Шепа, чтобы быстрее искал ключ. Как только он открыл дверь, я рванул в ванную.

Эбби склонилась над унитазом и выплеснула в него сразу несколько литров. После того, что случилось на улице, волосы у нее уже были испачканы рвотой. Возле зеркала валялось несколько черных тянущихся колечек. Я взял одно из них и, подобрав руками грязные пряди, сделал Голубке хвостик. Это оказалось нетрудно: я много раз видел, как девчонки причесываются.

По телу Эбби пробежала дрожь. Я выскочил в коридор, взял в шкафчике губку, намочил ее и уселся на пол рядом с Голубкой. Когда я бережно протер ей лицо, она положила голову на мое плечо.

— Еще раз? — спросил я.

Она нахмурилась и кивнула, быстро зажав рот. Едва она успела снова наклониться над унитазом, ее вырвало. Я забеспокоился. Мне показалось странным, что такой маленький организм изрыгает такое большое количество жидкости.

Я выполз из ванной и через пару минут вернулся с двумя полотенцами, простыней, тремя одеялами и четырьмя подушками. Эбби продолжала стонать над унитазом, ее всю трясло. Я живописно раскидал белье по полу, готовясь провести остаток ночи в этой своеобразной постели.

На пороге появился Шепли:

— Может, позвонить куда-нибудь?

— Пока не надо. Я с ней побуду.

— Все в порядке, — промямлила Эбби. — Я в этом деле профессионал. Ни разу еще не отравилась…

Шепли нахмурился:

— Дуреха ты, а не профессионал.

— Эй! У тебя ее… э-э-э…

— Подарок? — подсказал Шеп, приподняв одну бровь.

— Да.

— У меня, никуда не денется, — сердито буркнул он.

— Спасибо, друг!

Эбби откинулась назад, опершись о бортик ванны. Я быстро вытер ей лицо. Шепли намочил чистую губку и бросил мне.

— Спасибо.

— Если что, зови, — сказал он. — Мне сегодня спать не светит. Буду думать, как сделать, чтобы Америка меня простила.

Я постарался устроиться поудобнее и подтащил Эбби к себе. Она вздохнула и обмякла в моих руках. Даже теперь, когда она была перепачкана рвотой, я чувствовал, что здесь, рядом с ней, — единственное место на земле, где я хочу быть. Мне вспомнились слова, которые она недавно мне сказала: «В другой жизни я бы тебя полюбила».

Эбби лежала у меня на груди, слабая и больная. Сейчас она была совершенно беспомощна и всецело от меня зависела. И именно сейчас я понял, что мои чувства к ней сильнее, чем я думал. Тот момент, когда я незаметно в нее влюбился, располагался на временной оси где-то между нашей встречей и теперешним сидением на полу в ванной.

Голубка опять вздохнула и положила голову мне на колени. Я хорошенько ее укрыл и только после этого позволил себе задремать.

— Трэв? — прошептала она.

— Да?

Эбби не ответила. Ее дыхание выровнялось, голова тяжело упала мне на ноги. Холодный фаянс за спиной и жесткий кафельный пол под задницей были не самой уютной постелью. Но я не шевелился: Голубка так уютно на мне улеглась, и тревожить ее не хотелось. Минут двадцать я смотрел, как она дышит. Те части моего тела, которые ныли от боли, начали неметь, и я закрыл глаза.

 

ГЛАВА 14

«СТРАНА ОЗ»

 

Итак, день начался не лучшим образом. Продолжение было в том же духе: Эбби отправилась к Америке, чтобы уговорить ее не бросать Шепа, а сам Шеп сидел в гостиной и грыз ногти в надежде на то, что Голубка сотворит чудо.

За все это время я только один раз выпустил щенка из коробки. Мерик и Эбби могли вернуться неожиданно, и тогда сюрприз бы не удался. Я покормил беднягу и подстелил ему полотенце, но он все равно скулил. Вообще-то, я не очень жалостливый, но его можно было понять: мало кому понравилось бы сидеть в темной коробке. К счастью, за несколько секунд до возвращения девчонок щенок успокоился и уснул.

— Приехали! — крикнул Шепли, вскакивая с дивана.

— Хорошо, — сказал я, прикрывая за собой дверь его комнаты, — только спо…

Прежде чем я успел закончить предложение, Шеп открыл дверь и побежал вниз по лестнице. С порога я увидел, как Эбби улыбается бурному примирению Америки и Шепли. Засунув руки в задние карманы джинсов, Голубка стала подниматься по ступенькам. Осенние облака затеняли все вокруг, но ее улыбка казалась какой-то удивительно летней. С каждым шагом Эбби приближалась ко мне, а мое сердце стучало сильнее.

— И жили они долго и счастливо! — сказал я, закрывая за ней дверь.

Мы сели на диван, я положил ее ноги себе на колени.

— Какие планы на сегодня, Голубка?

— Спать, спать и снова спать.

— Отлично. Только можно я сначала кое-что тебе вручу?

Она пихнула меня в плечо:

— Ты приготовил мне подарок? Да ладно!

— Не бриллиантовый браслет, но надеюсь, тебе понравится.

— Я в предвкушении.

Подняв ее ноги со своих коленей, я направился в комнату Шепа. Взял коробку бережно, стараясь не трясти: не хотелось, чтобы щенок проснулся и своим писком испортил сюрприз.

— Ч-ш-ш… не плачь. Сиди спокойно, старичок!

Я поставил коробку у ног Эбби, а сам присел на корточки рядом:

— Открывай скорее, мне не терпится тебя удивить.

— Скорее? Ну ладно… — Голубка сняла крышку и от неожиданности раскрыла рот. — Собачка! — закричала она, доставая щенка и поднося его к лицу.

Он дрыгал лапами и вытягивал шею, чтобы расцеловать новую хозяйку.

— Нравится?

— Еще как! Ну надо же! Ты подарил мне собачку!

— Это кернтерьер. В четверг после занятий три часа за ним ехал.

— А… Ты тогда сказал, что вам с Шепом нужно отогнать его машину в сервис…

— Да, на самом деле мы ездили за подарком, — кивнул я.

— Какой кудрявенький! — рассмеялась Эбби.

— У каждой девчонки из Канзаса должен быть свой Тотошка, — сказал я, подхватывая пушистый комочек, норовивший свалиться с Голубкиных коленей.

— Он действительно похож на Тотошку! Так его и назову!

Эбби весело ткнулась носом в мордочку щенка. Она была рада моему подарку, а я был рад, что она рада.

— Щенок может жить здесь, я буду за ним ухаживать. Он для меня гарантия того, что ты не забудешь сюда дорогу, когда этот месяц закончится и ты вернешься в «Морган».

— Я бы в любом случае приезжала к тебе, Трэв.

— Я готов сделать что угодно, лишь бы ты почаще улыбалась, как сейчас.

Эбби помолчала, потом снова переключилась на щенка:

— Думаю, Тото, тебе пора вздремнуть. Да, давай-ка.

— Ладно, пойдем, — кивнул я, сгреб Голубку вместе со щенком к себе на колени, поднялся и направился в спальню.

Откинув покрывало, я опустил Эбби на кровать. Наверное, это должно было бы меня завести, но я слишком устал. Потянулся через Голубку, чтобы задвинуть шторы, и упал на подушку.

— Спасибо, что возился со мной ночью, — сказала Эбби хрипловатым сонным голосом. — Тебе было совершенно не обязательно спать возле меня на полу.

— Это была одна из лучших ночей в моей жизни.

Она посмотрела на меня с сомнением:

— Ты лежал между унитазом и ванной на холодном жестком кафеле, рядом с идиоткой, которую постоянно рвало, и это была одна из лучших твоих ночей? Сочувствую, Трэв.

— Я радовался тому, что могу тебе чем-то помочь, мне приятно было смотреть, как ты засыпаешь у меня на коленях. Я почти не спал, зато твой девятнадцатый день рождения мы провели вместе, и ты просто прелесть, когда пьяная.

— Да уж, блевать я умею очаровательно, как никто.

Я прижал ее к себе и погладил Тотошку, который уткнулся ей в шею.

— Кроме тебя, я не знаю ни одной женщины, которая была бы красива даже с головой в унитазе. Это о чем-то говорит.

— Спасибо, Трэв. Больше я не заставлю тебя со мной нянчиться.

Я откинулся на подушку:

— Как хочешь. Но вообще у меня прекрасно получается держать тебе волосы во время рвоты.

Она усмехнулась и закрыла глаза. А я все смотрел на нее и не мог оторваться, хоть и усталость давала о себе знать. На ее лице почти не было косметики, если не считать еле заметных следов от туши под ресницами. Поерзав немного, Голубка успокоилась и уснула. Я заморгал, веки налились тяжестью.

Не успел я проспать и минуты (во всяком случае, так мне показалось), раздался звонок в дверь. Эбби не шелохнулась. В гостиной раздались мужские голоса. Один из них принадлежал Шепу. Америка тоже участвовала в разговоре. Интонации показались мне не слишком веселыми. Кем бы ни был наш гость, вряд ли он заглянул просто так, с дружеским визитом.

По коридору затопали чьи-то ноги, и вдруг дверь открылась. На пороге стоял Паркер. Он посмотрел на меня, потом на Голубку. На скулах у него проступили желваки. Я понял, о чем он подумал, и хотел объяснить ему, что Эбби здесь просто спит, но не стал. Вместо этого я вытянул руку и положил ее Голубке на бедро.

— Когда удовлетворишь свое любопытство, не забудь закрыть дверь с той стороны, — сказал я, кладя голову рядом с головой Эбби.

Паркер молча вышел. Дверью спальни он не хлопнул: приберег силы для входной двери. В комнату заглянул Шепли:

— Дело дрянь, старик.

Тут до меня дошло, что я натворил. Теперь уже ничего не поправишь. Я знал: последствия дадут о себе знать не сразу, но от этого паниковал не меньше. Лежать рядом с Эбби и смотреть на ее спокойное, довольное лицо стало невыносимо. Она проснется, узнает обо всем и возненавидит меня.

 

Утром девчонки в страшной спешке уехали на занятия. Мы с Голубкой едва успели перекинуться парой слов. Поэтому оставалось только догадываться, чего мне от нее сегодня ждать.

Я почистил зубы, оделся и пошел на кухню. Шепли сидел возле стойки для завтрака и хлебал молоко из миски. Он был в джемпере с капюшоном и розовых трусах-боксерах, которые подарила ему Мерик, потому что они показались ей сексуальными.

— Кажется, вы с Америкой все между собой уладили? — спросил я, доставая из посудомоечной машины стакан и наполняя его апельсиновым соком.

Шепли улыбнулся. Он был как пьяный от недавно полученного удовольствия.

— Ага. Я рассказывал тебе, какой Мерик бывает в постели, когда мы поругаемся, а потом помиримся?

Я скривился:

— Нет. И пожалуйста, не надо.

— Хоть каждый день с ней ссорься! Правда, это, конечно, не для слабонервных. — Не дождавшись от меня ответа, Шепли добавил: — Кажется, я женюсь на этой женщине.

— Да. Вытирай розовые слюни. Нам пора.

— Кто бы говорил, Трэв! Или думаешь, я забыл, что с тобой происходит?

Я сложил руки на груди:

— И что же, интересно, со мной происходит?

— Ты влюблен в Эбби.

— Пфф! Ты, видать, забил себе голову всяким дерьмом, чтобы не думать об Америке.

— Я разве не правду сказал? — Шеп, не мигая, уставился на меня.

Я старался смотреть куда угодно, только не на него. Прошла целая минута. Я нервно переступил с ноги на ногу, но продолжал молчать.

— И еще неизвестно, кто из нас двоих пускает розовые слюни!

— Да пошел ты!

— Признайся!

— Нет.

— Что «нет»? Нет, я не сказал неправду или нет, не признаешься? Как ни крути, выходит одно: ты, придурок, в нее влюбился.

— Ну и?..

— Ура!!! Я знал! — вскричал Шепли и так пнул свой стул, что он улетел в гостиную.

— Я… просто… Заткнись, Шеп, — сказал я, чувствуя, как губы сжимаются в нитку.

Направляясь в свою комнату, Шепли ткнул в меня пальцем:

— Ты признался! Трэвис Мэддокс влюблен! Я слышал это собственными ушами!

— Надень штаны, и поехали!

За дверью комнаты Шепа послышался смешок. Я стоял, глядя в пол. Оттого что я вслух сказал кому-то о своих чувствах, они как будто стали еще бесспорнее. И я не совсем понимал, как мне с ними быть.

Через пять минут, даже меньше, Шепли уже выводил свой «чарджер» с парковки, а я сидел с ним рядом и возился с приемником. Мой братец был в наилучшем расположении духа. Всех обгонял, снижая скорость, только чтобы не сбить кого-нибудь на переходе. С трудом найдя место на университетской стоянке, мы направились на английский. Это было единственное занятие, куда мы ходили вместе.

Уже несколько недель подряд мы сидели в последнем ряду, чтобы похотливым девицам было не так сподручно стайкой собираться вокруг меня.

Доктор Парк быстро вошла в аудиторию, сгрузив на стол большую сумку, портфель и чашку кофе.

— Прохладно! — сказала она, кутая свое маленькое тело в пиджак. — Все на месте?

Поднялся лес рук. Она не глядя кивнула:

— Прекрасно. У меня хорошая новость. Пишем тест!

Мы застонали, она улыбнулась:

— Рада, что вы по-прежнему меня любите. Берем ручки и листочки. Я не собираюсь сидеть тут с вами до вечера.

Все принялись рыться в рюкзаках. Я нацарапал на бумажке свою фамилию и улыбнулся в ответ на взволнованный шепот Шепли.

— Тест по английскому? Без предупреждения? Что за ерунда! — шипел он.

Задание оказалось элементарным. В конце лекции нас загрузили новой работой, которую нужно было сдать до выходных.

За несколько минут до звонка я заметил, что парень, сидевший передо мной, обернулся. Это был Леви: я знал его фамилию только потому, что доктор Парк несколько раз к нему обращалась. Он вечно зализывал назад жирные темные волосы, а лицо у него было все в оспинах. Леви не был членом «Сигмы Тау», не обедал в столовой, не играл в футбол и не ходил ни на какие вечеринки. В общем, кроме как на занятиях по английскому, мы нигде не пересекались.

Я поглядел на него и переключил внимание на доктора Парк: она как раз рассказывала интересную историю про своего друга-гея. Потом я опять случайно взглянул на Леви: он по-прежнему на меня пялился.

— Тебе чего? — не выдержал я.

— Слыхал про вечеринку у Брэзила. Неплохо сыграно!

— Ты это о чем?

Элизабет, девчонка, сидевшая справа от Леви, тоже обернулась, тряхнув светло-русыми волосами. Она встречалась с одним из моих «братишек». Ее глаза загорелись.

— Жалко, что я пропустила это шоу!

Шепли нахмурился:

— Какое еще шоу? Нашу с Америкой ссору?

Леви усмехнулся:

— Нет, вечеринку, которую устраивали для Эбби в этот уик-энд.

— День рождения? — спросил я, пытаясь вспомнить, что же из происшедшего могло дать повод для слухов.

Ярких моментов было, конечно, много, но вроде ничего такого, о чем теперь мог знать каждый встречный и поперечный. Убедившись, что доктор Парк не смотрит в нашу сторону, Элизабет снова обернулась:

— Эбби с Паркером.

В дискуссию включилась еще одна девчонка:

— Да! Говорят, Паркер застукал вас сегодня вдвоем. Это правда?

— Где ты такое услышала? — Я затрясся от прилива адреналина.

Элизабет пожала плечами:

— Да везде! Сегодня утром у нас в группе все только об этом и говорили.

— У меня тоже, — сказал Леви.

Вторая девушка просто кивнула.

Элизабет чуть привстала и приблизилась ко мне:

— Правда, что она сначала занималась этим самым с Паркером у Брэзила в коридоре, а потом поехала к тебе домой?

Шепли нахмурился:

— Вообще-то, она у нас живет.

— Да нет же, — сказала соседка Элизабет. — Эбби с Паркером обжимались на диване, потом она встала и начала танцевать с Трэвисом, Паркер психанул и ушел, а она поехала с Трэвисом… и Шепли.

— А мне все не так рассказывали, — не унималась Элизабет. Чувствовалось, что она с трудом сдерживает восторг. — Я слышала, они были втроем. Так как на самом деле, Трэвис?

Леви, очевидно, получал от этой беседы огромное удовольствие.

— Насколько я знаю, раньше всегда бывало наоборот, — ввернул он.

— То есть? — спросил я, еле сдерживая раздражение.

Его интонация мне не понравилась.

— Паркер донашивал за тобой баб, а не ты за ним.

Я прищурился. Кто бы ни был этот парень, знал он обо мне гораздо больше, чем следовало. Я наклонился к нему:

— Это не твое собачье дело, засранец!

— Ладно-ладно! — попытался успокоить меня Шепли.

Леви тут же показал затылок, Элизабет многозначительно приподняла бровки и тоже отвернулась.

— Урод хренов! — пробормотал я и повернулся к Шепу. — Сейчас большая перемена. Кто-нибудь обязательно растреплет эту гадость Голубке. Они говорят, что мы оба ее трахали. Черт! Черт! Шепли, что же мне делать?

Шеп принялся швырять свои тетради в рюкзак. Я последовал его примеру.

— Все свободны! — сказала доктор Парк. — Выметайтесь поживее! Желаю всем плодотворно потрудиться!

Чувствуя, как рюкзак хлопает по спине, я кратчайшим путем рванул через весь кампус к столовой. Мерик и Эбби стояли в нескольких шагах от входа. Шепли схватил Америку за руку.

— Мер, — проговорил он, задыхаясь.

Я уперся руками в колени, пытаясь перевести дух.

— За тобой гонится толпа разгневанных женщин? — с усмешкой спросила Эбби.

Я покачал головой. Чтобы не было видно, что руки у меня дрожат, я ухватился ими за лямки рюкзака.

— Просто хотел поймать тебя… пока… пока ты еще не вошла, — выдохнул я.

— В чем дело? — спросила Америка у Шепа.

— Кто-то пустил слух… — начал Шепли. — Все говорят, что Трэвис отвез Эбби к себе домой и… Версии есть разные, но, в общем, хорошего мало.

— Как?! Ты серьезно?! — вскричала Голубка.

Америка закатила глаза:

— Да наплюй ты, Эбби! Народ неделями судачит про вас с Трэвом. Ну сказал кто-то, будто вы вместе спите! Можно подумать, это в первый раз!

Я взглянул на Шепли в надежде, что он сообразит, как мне выпутаться из этой заварухи.

— Но ведь это, если я правильно поняла, далеко не все?

Шеп поморщился:

— Говорят, ты якобы переспала с Паркером у Брэзила, а потом Трэвис… повез тебя к себе и… Ну, ты поняла.

— Превосходно! То есть теперь весь колледж считает меня первой шлюхой?!

Накосячил, конечно же, я, а расхлебывать все это дерьмо приходилось Голубке.

— Тут я виноват. Если бы на моем месте оказался кто-то другой, никто не стал бы распускать сплетни.

Я сжал кулаки и зашел в столовую. Эбби села, я специально расположился напротив и немного в стороне. Про меня и моих девиц всегда болтали, иногда при этом упоминали Паркера, и до сих пор мне было по барабану. Но Эбби не заслуживала того, чтобы о ней так говорили, — хотя бы потому, что она была моим другом.

— Тебе не обязательно от меня отсаживаться, Трэв. Идем сюда, — сказала Голубка, указав на пустующее место рядом с собой.

— Я слышал, Эбби, день рождения удался на славу? — сказал Крис Дженкс, бросая лист салата на мою тарелку.

— Не трогай ее, Дженкс! — прорычал я, смерив его взглядом.

Круглая розовощекая физиономия Криса расплылась в улыбке.

— Паркер, говорят, рвет и мечет? Он сказал, что зашел вчера к тебе и застал вас в постели?

— Они просто прилегли отдохнуть, — осклабилась Америка.

Эбби быстро перевела взгляд на меня:

— Паркер заходил?

Я заерзал на стуле:

— Да, как раз собирался тебе сказать.

— Когда? — выпалила она.

Америка наклонилась к ее уху, видимо объясняя то, что все остальные уже знали. Голубка поставила локти на стол и закрыла лицо руками:

— Час от часу не легче…

— Так у вас ничего не было? — спросил Крис. — Черт, фигово! А я-то думал, Трэв, у тебя с ней все срослось…

Шепли попытался его предостеречь:

— Лучше прекрати, Крис.

— Ну а раз ты с ней не спал, то, может, я попробую? Ты не против? — усмехнулся Дженкс, подмигнув друзьям по команде.

Я, не раздумывая, вскочил с места и перегнулся через стол. Улыбка на лице Криса медленно сменилась испуганной гримасой. Я схватил его одной рукой за горло, а другой — за футболку. Моя злость дошла до такого градуса, что я даже не чувствовал, как костяшки кулака соприкасаются с черепом Дженкса. Хотелось разнести все к чертовой матери. Крис прикрыл голову, но я продолжал его бить.

— Трэвис! — вскрикнула Голубка, обежав вокруг стола.

Моя занесенная для удара рука застыла в воздухе, и я отпустил футболку Криса. Тот скорчился на полу. Увидев, как Эбби потрясена происшедшим, я и сам похолодел. Она сглотнула. Я попятился. Голубкин страх разозлил меня еще сильнее, но сердился я не на нее, а на себя. Мне стало стыдно.

Расталкивая всех на своем пути, я рванул к выходу, при этом задел Эбби плечом. Лучше не придумаешь! Сначала я добился того, что о девушке, в которую я влюблен, стали распускать сплетни, а потом еще и перепугал ее чуть не до полусмерти. Единственным подходящим местом для меня сейчас была собственная спальня. После всего случившегося я даже у отца постыдился бы просить совета.

Шепли догнал меня, сел рядом в «чарджер» и, не говоря ни слова, завел двигатель. Домой мы ехали молча. Мой мозг упорно отказывался представлять сцену, которая неизбежно должна была произойти сразу после возвращения Эбби.

Шепли припарковался на обычном месте, я вылез из машины и, как зомби, стал подниматься по лестнице. Благополучной развязки ждать не приходилось: или Голубка уйдет, испугавшись увиденного в столовой, или, что еще хуже, если она решит остаться, я должен буду сам освободить ее от данного мне слова.

Я мысленно метался из стороны в сторону, не зная, оставить ли Эбби в покое или попробовать начать все сначала. С одной стороны, за таких девушек надо бороться, она же не какая-нибудь «сестричка» со второго этажа общежития, которая рассталась с парнем и «открыта для новых отношений», поэтому не стоит удивляться, что с первого раза ничего не получилось. С другой стороны, не хотелось даже думать о том, какую уйму времени я уже отнял у Голубки своими, если можно так выразиться, ухаживаниями.

Войдя к себе в спальню, я швырнул рюкзак к стене, захлопнул дверь и принялся бесцельно топать по комнате, как годовалый ребенок. Легче не становилось: это хождение из угла в угол только напоминало мне о бессмысленности всех моих попыток привлечь Эбби. Под окнами остановилась машина и, перед тем как двигатель выключили, несколько секунд протарахтела вхолостую: по характерному высокому звуку я понял, что это «хонда» Америки. Голубка наверняка тоже приехала. Сейчас либо ворвется в квартиру с криками, либо, наоборот, будет удрученно молчать. Трудно сказать, что из этого было бы хуже.

— Трэвис? — спросил Шепли, приоткрывая дверь.

Я покачал головой и плюхнулся на край кровати. Матрас просел под тяжестью моего тела.

— Ты ведь не знаешь, что она скажет. Может, просто хочет проверить, в порядке ли ты.

— Я сказал «нет».

Шепли закрыл дверь. Деревья за окном уже начали сбрасывать побуревшую листву. Скоро они будут совсем голые. К тому времени, когда опадут последние листья, Эбби уедет. Черт, до чего же мне тоскливо!

Через несколько минут в дверь постучали опять:

— Трэвис, это я. Открой.

Я вздохнул:

— Голубка, уйди.

Дверь скрипнула. Эбби все-таки вошла. Я это понял, не оборачиваясь, потому что Тотошка при виде хозяйки забарабанил хвостиком по моей спине.

— С тобой все хорошо, Трэв? — спросила Голубка.

Я не знал, как сказать ей правду, и в глубине души думал, что, даже если я отвечу, она вряд ли меня услышит. Поэтому продолжал пялиться в окно и считать падающие листья. Они были как природные песочные часы: каждый из них, отделяясь от ветки, приближал тот момент, когда Эбби исчезнет из моей жизни.

Голубка встала возле меня, скрестив руки. Я ждал, что она начнет кричать или еще как-нибудь выразит свое негодование по поводу случившегося в столовой.

— Не хочешь со мной об этом поговорить?

Она уже направилась к двери, когда я вздохнул и сказал:

— Помнишь, на днях Брэзил что-то брякнул не подумав и ты бросилась меня защищать? Сейчас то же самое произошло со мной, только я слегка перестарался.

— Ты был злой еще до того, как Крис успел разинуть рот, — ответила Эбби, садясь рядом со мной на кровать.

Тотошка тут же забрался к ней на колени, прося обратить на него внимание. Знакомая ситуация. С тех пор как мы с Голубкой познакомились, я натворил кучу глупостей, и все мои идиотские выходки имели только одну цель: привлечь внимание Эбби. Но она все сразу же забывала. Я бесился, а ей хоть бы что.

— Я ведь серьезно сказал, Голубка: тебе лучше уйти. Сам я от тебя уйти не смогу.

Она дотронулась до моей руки:

— Я не хочу уходить.

Эбби даже не представляла себе, насколько она была права — или не права? — сказав такие слова. А я не мог разобраться в своих чувствах, и это сводило меня с ума. Я был влюблен в нее, хотел прожить рядом с ней всю жизнь, но в то же время считал, что она заслуживает лучшего. При всем при этом представлять ее с кем-то было для меня совершенно невыносимо. Ни мне, ни тому, другому, победа не светила, но смириться с предстоящим поражением я не мог. Нескончаемые метания туда-сюда выматывали меня.

Я привлек Эбби к себе и поцеловал в лоб:

— Бесполезно пытаться что-то исправить, как бы я ни старался. Когда все будет сказано и сделано, ты меня возненавидишь.

Она обняла меня, сцепив пальцы на моем плече:

— Мы с тобой должны дружить: возражения не принимаются.

Ко мне вернулись мои же собственные слова, которые я сказал на нашем с Голубкой первом свидании в пиццерии. Казалось, это было сто лет назад — так с тех пор все успело запутаться.

— Я часто смотрю, как ты спишь, — проговорил я, обнимая Эбби обеими руками. — У тебя всегда бывает такой умиротворенный вид! А во мне нет этого спокойствия. Внутри меня постоянно что-то бурлит, кроме тех моментов, когда я смотрю на тебя спящую. Сегодня утром, как только я продрал глаза, сюда вошел Паркер и застыл с перекошенной физиономией. Ну и я, разумеется, тут же пришел в ярость. Я знал, о чем он подумал, но не стал его переубеждать. Мне хотелось, чтобы он решил, будто мы не просто рядом спим, поэтому я ничего ему не объяснил. Теперь весь колледж думает, что ты в одну ночь была с нами обоими. Прости меня.

Эбби пожала плечами:

— Если он верит сплетням, то это его проблема.

— Он видел нас в одной постели. В такой ситуации довольно трудно не подумать ничего такого.

— Он знает, что я у тебя живу. И в конце концов, я спала одетая.

Я вздохнул:

— Скорее всего, ему было не до того, чтобы разглядывать твою одежду. Я знаю, Голубка, он тебе нравится. И я должен был все ему объяснить. Получилось, я тебя подвел.

— Ничего.

— Ты не сердишься? — удивленно спросил я.

— Вот почему ты так расстроился? Боялся, что я буду злиться, когда все узнаю?

— Ну да, я этого не исключал. Если бы кто-нибудь вот так взял и разрушил мою репутацию, я бы, пожалуй, слегка озверел.

— С каких это пор тебя волнует твоя репутация? Куда девался прежний Трэвис, который плевал на то, что думают другие? — насмешливо сказала Эбби, подтолкнув меня локтем.

— Просто я увидел выражение твоего лица в тот момент, когда ты услышала эту сплетню. Я не хочу, чтобы тебе из-за меня было больно.

— Ну а ты и не причинишь мне боли.

— Лучше руку себе отрежу, — вздохнул я и прижался щекой к Голубкиной макушке.

Мне так нравилось трогать ее, чувствовать ее запах. Эбби была для меня как успокоительное. Напряжение ушло, и я вдруг почувствовал ужасную усталость: даже двигаться не хотелось. Мы долго-долго сидели рядом, обнявшись. Голова Голубки лежала у меня на плече. Что будет дальше, я загадывать не мог, поэтому просто упивался моментом. Сейчас Голубка была со мной, и больше я ни о чем не думал.

Когда солнце стало садиться, в дверь тихонько постучали. Из коридора донесся голос Мерик:

— Эбби?

Похоже, она подумала, что в нашей комнате подозрительно тихо, и забеспокоилась.

— Входи, Америка, — сказал я.

Мерик вошла вместе с Шепом и улыбнулась, увидев нас с Голубкой сидящими в обнимку.

— Мы собрались чего-нибудь перекусить. Не хотите прошвырнуться с нами в «Пэй Вэй»?

— Ой, опять азиатская кухня? Тебе это еще не надоело, Мерик?

— Да нет, — ответила она уже не столь напряженно. — Так вы едете?

— Лично я умираю с голоду, — сказала Эбби.

— Еще бы! Ты ведь сегодня осталась без обеда! — нахмурился я, а потом встал и поднял ее. — Идем. Действительно, пора есть.

По-прежнему не желая отпускать Голубку, я всю дорогу до «Пэй Вэй» обнимал ее одной рукой. Она вроде не возражала. Даже прижалась ко мне в благодарность за то, что я согласился поужинать с ней в ресторане — уже в четвертый раз.

Как только мы нашли подходящий столик, я положил куртку возле Эбби и пошел в туалет. Голубка и Мерик с Шепом вели себя со мной как ни в чем не бывало, будто я не избил человека считаные часы назад. Это было неестественно. Сложив руки ковшиком, я набрал воды, плеснул себе в лицо и посмотрел в зеркало. Капли стекали у меня с носа и подбородка. Я должен был в очередной раз проглотить свою депрессию и вместе со всеми притворяться, что ничего не случилось. Видимо, мы делали это ради Эбби, чтобы она плыла по жизни в маленьком пузырьке счастливого неведения, где все правильно, предсказуемо и никто ничего не чувствует чересчур остро.

— Еду еще не принесли? Вот черт! — сказал я, садясь рядом с Голубкой.

На столе лежал ее телефон. Я взял его, сделал дурацкую физиономию и сфотографировался.

— Что ты делаешь? — хихикнула Эбби.

Я нашел свое имя в телефонной книге и прикрепил к нему фотографию.

— Теперь каждый раз, когда я звоню, ты будешь вспоминать, какой я замечательный.

— Или какой ты козел, — уточнила Америка.

Мерик с Шепом принялись болтать о занятиях и о разных университетских новостях, старательно обходя все, что имело какое-нибудь отношение к сцене в столовой. Голубка сидела, подперев подбородок рукой, и с улыбкой слушала их. Она была очень красива, хотя не прилагала к этому ни малейшего усилия. Руки Эбби казались мне совсем крошечными, и я поймал себя на мысли, что ее безымянный пальчик выглядит голым. Она взглянула на меня и задорно подтолкнула локтем, а потом снова переключилась на болтовню Америки.

Мы шутили и смеялись, пока ресторан не закрылся. Затем дружно уселись в «чарджер» и поехали домой. Я чувствовал себя изможденным, день тянулся страшно долго, но мне почему-то не хотелось, чтобы он заканчивался.

Шепли посадил Америку к себе на спину и потащил вверх по лестнице, а я задержался, поймав Эбби за руку. Взглядом проводил Мерик с Шепом до двери квартиры и неловко замялся, сжимая Голубкины пальцы:

— Я должен попросить прощения перед тобой за сегодняшнее. Прости, мне ужасно жаль.

— Ты уже просил. Все в порядке.

— Нет, тогда я просил прощения за Паркера. Мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня психом, который бросается на людей по всяким пустякам, — сказал я, — но моя ошибка не только в том, что я не сдержался. Я накинулся на Криса не из-за того, из-за чего надо было.

— А из-за чего же?

— Он сказал, что хочет быть следующим в очереди. Это меня больше всего и взбесило. А не то, как он обидел тебя.

— Намекнуть, будто ко мне стоит очередь, — это уже само по себе достаточно обидно, Трэв.

— В том-то и дело. Но я не столько тебя бросился защищать, сколько разозлился из-за того, что он хочет с тобой переспать.

Эбби секунду подумала, потом взялась обеими руками за мою футболку и прижалась лбом к моей груди.

— А знаешь, мне плевать, — сказала она, поднимая голову и с улыбкой глядя на меня. — Плевать, о чем говорят люди, плевать на то, что ты вышел из себя, и на то, из-за чего это с тобой произошло. Конечно, мне бы меньше всего хотелось иметь плохую репутацию, но я так устала говорить всем про нашу дружбу. Надоело, черт возьми!

Уголки моего рта дернулись вверх.

— Про нашу дружбу?! Иногда мне кажется, ты меня совершенно не слышишь!

— То есть?

Стены, которыми Эбби себя окружила, были непроницаемы, и я даже не знал, что бы произошло, если бы мне все-таки удалось их сломать.

— Пойдем домой. Я устал.

Она кивнула, и мы вместе поднялись по ступенькам. Америка с Шепли уже ворковали у себя в спальне. Голубка прямиком направилась в ванную. Трубы завыли, струйки воды из душа застучали по кафелю.

Тотошка составлял мне компанию, пока я ждал Эбби. Она не задержалась: подготовка ко сну заняла у нее не больше часа. Выйдя из ванной, Голубка легла на кровать и положила мокрую голову мне на плечо:

— Осталось всего две недели. Интересно, что ты учудишь с горя, когда я вернусь в «Морган»?

— Не знаю, — сказал я.

Мне даже думать об этом не хотелось. Эбби тронула меня за руку:

— Эй, вообще-то, я пошутила.

Я постарался расслабиться, успокоить себя мыслью о том, что Голубка пока еще рядом. Не помогло. Ничто не помогало. Наконец я устал тратить время впустую. Мне нужно было только одно — обнять Эбби.

— Голубка, ты мне доверяешь? — немного нервно спросил я.

— Да. А что?

— Иди ко мне. — Я прижал ее к себе.

К моему удивлению, она не стала сопротивляться: просто застыла на несколько секунд, а потом обмякла у меня в руках, прислонившись щекой к моей щеке. В тот же момент веки у меня отяжелели. Утром я должен был придумать, как отсрочить ее отъезд, но сейчас хотелось только спать с ней в обнимку и больше ничего.

 

ГЛАВА 15

ЗАВТРА

 

Осталось всего две недели. Это время можно было потратить либо на то, чтобы просто наслаждаться жизнью рядом с Эбби, либо на попытку доказать ей, что, вероятно, я как раз тот, кто ей нужен.

Я подключил к делу все свое обаяние и выкладывался по полной, не жалея ни денег, ни сил. Мы ходили в боулинг и кино, обедали и ужинали в ресторанах. Дома я тоже старался как можно больше быть с ней наедине: брал напрокат диски с фильмами, заказывал еду — что угодно, лишь бы побыть с Голубкой вдвоем. За все это время мы ни разу не поссорились.

Пару раз звонил Адам. Я выигрывал бои, но делал это быстро, не заботясь о зрелищности, и он оставался недоволен. А мне было плевать: деньги деньгами, но надолго разлучаться с Эбби совершенно не хотелось.

Голубка пребывала в прекрасном расположении духа: никогда раньше я не видел ее такой веселой. Сам я впервые за долгое время стал похож на нормального человека, а не на издерганный комок нервов.

Ночью мы с Эбби уютно укладывались рядышком, как какая-нибудь пожилая супружеская пара. Чем ближе был день Голубкиного отъезда, тем больших усилий мне стоило сохранять спокойствие и не подавать виду, что я изо всех сил пытаюсь ее задержать.

В наш предпоследний вечер из нескольких предложенных мною вариантов Эбби выбрала поездку в пиццерию. Крошки на красном полу плюс запах жира и специй минус треклятые футболисты — ужин вполне удался.

И все-таки мне было грустно, ведь именно здесь прошло наше первое свидание. В этот раз Голубка много смеялась, но так и не поделилась со мной своими чувствами, не сказала, что думает о том времени, которое провела у меня. Она по-прежнему сидела в своем пузырьке. По-прежнему не желала ничего помнить. Все мои старания казались совершенно напрасными, и иногда это меня злило, но, чтобы не лишить себя последнего шанса на успех, я все терпел и продолжал как мог развлекать Эбби.

Ночью Голубка очень быстро уснула. Она лежала в каких-нибудь нескольких дюймах от меня, а я смотрел на нее и старался навсегда выжечь в своей памяти ее образ: сомкнутые ресницы, мокрые волосы, упавшие мне на руку, свежий фруктовый запах увлажненного кремом тела, еле слышный звук, который издавал ее носик при выдохе. В моей постели ей так удобно, так спокойно спалось.

На стенах висели наши совместные фотографии. Было темно, но я и без света отчетливо представлял каждый снимок. Теперь, когда моя комната наконец-то приобрела жилой вид, Голубка собиралась уезжать.

В последний день, утром, казалось, что тоска вот-вот накроет меня с головой. Через сутки нам с Эбби предстояло собирать ее вещи для возвращения в «Морган-холл». Потом мы, наверное, еще много раз увидимся, иногда она, может, заедет, скорее всего вместе с Америкой. Но встречаться Голубка будет с Паркером, и я ее потеряю.

Я пошевелился в кресле, оно скрипнуло. Эбби еще не проснулась. В квартире было тихо. Даже чересчур тихо. Эта тишина давила на меня.

Дверь комнаты Шепли издала жалобный стон, после чего босые ноги моего родственника зашлепали по полу. Волосы у него торчали в разные стороны, глаза были осоловелые со сна. Он уселся на диванчик и несколько секунд смотрел на меня из-под капюшона олимпийки. Наверное, было холодно. Я не заметил.

— Трэв, вы с ней еще увидитесь.

— Знаю.

— А по лицу не скажешь.

— Все уже не то, Шеп. Мы разделимся: я буду жить своей жизнью, а она — своей, с Паркером.

— Не факт. Может, Хейс повернется к ней задом, и она одумается.

— Ну, если не он, так найдется кто-нибудь другой вроде него.

Шепли вздохнул и, подтянув коленку к подбородку, взялся рукой за лодыжку.

— Чем я могу тебе помочь?

— Я не чувствовал себя так с тех пор, как умерла мама. Не знаю, что мне делать, — выдохнул я. — Похоже, я потеряю Эбби.

Шепли нахмурился:

— И ты решил сдаться без боя?

— Я уже все перепробовал. До нее не достучаться. Видимо, она просто не чувствует ко мне того же, что я к ней.

— Или старается не чувствовать. Слушай, мы с Америкой куда-нибудь слиняем. Сегодняшний вечер будет еще в твоем распоряжении. Сделай что-нибудь особенное. Купи бутылку вина, приготовь пасту. У тебя это здорово получается.

Я усмехнулся:

— Вряд ли паста способна изменить ее чувства ко мне.

Шепли улыбнулся:

— Как знать… Я, например, решил наплевать на то, что ты псих, и поселиться с тобой в одной квартире именно благодаря твоим кулинарным навыкам.

Я кивнул:

— Попробую. Я стараюсь хвататься за любую возможность.

— Просто сделай так, чтобы вечер получился запоминающимся, — сказал Шеп, пожимая плечами. — Может, удастся ее расшевелить.

Шепли с Америкой вызвались съездить в магазин и привезти все, что требовалось для моего ужина. Шеп даже предложил купить новые столовые приборы, а то в ящиках наших кухонных шкафов валялась всякая разномастная фигня. В общем, к своему последнему вечеру с Голубкой я был подготовлен основательно.

 

Как только я накрыл на стол, Эбби появилась на пороге гостиной в дырявых джинсах и свободной белой блузе.

— У меня уже слюнки текут. Не знаю, что ты приготовил, но пахнет вкусно.

Я положил в ее тарелку пасту с соусом «Альфредо» и поджаристого цыпленка по-каджунски, а сверху — помидор, нарезанный кубиками, и немного зеленого лука.

— Вот что я приготовил, — сказал я, ставя Голубкину порцию перед ее стулом.

Эбби села, широко раскрытыми глазами оглядела содержимое своей тарелки, а потом стала смотреть, как я накладываю еду себе. Я подал ей кусочек чесночного хлеба, она улыбнулась:

— Ты все предусмотрел!

— Да, — сказал я, вынимая пробку из бутылки.

Несколько капель выплеснулось, когда я наливал вино в Голубкин бокал. Она хихикнула:

— Совсем не обязательно было все это делать.

— Нет, обязательно. — Я сжал губы.

 

Эбби отправляла в рот кусок за куском, едва успевая глотать.

— Мм… — протянула она. — Все очень вкусно, Трэв. И почему ты от меня скрывал такой талант?

— Если бы я тебе раньше сказал, ты бы требовала, чтобы я готовил каждый вечер. — Я вымученно улыбнулся, но улыбка тут же испарилась.

— Мне тоже будет тебя не хватать, Трэв, — сказала она, не переставая жевать.

— Ты ведь будешь заходить к нам?

— Ну конечно, я же говорила. А ты заглядывай в «Морган», помогай мне с занятиями, как раньше.

— Это будет уже не то, — вздохнул я. — Ты начнешь встречаться с Паркером, мы займемся каждый своими делами и разойдемся в разные стороны.

— Перестань. Все изменится не так уж сильно.

Я усмехнулся:

— Когда мы с тобой только встретились, никто бы не подумал, что мы будем сидеть здесь вот так, вдвоем. Три месяца назад я и предположить не мог, до какого жалкого состояния меня может довести прощание с девушкой.

Эбби посерьезнела:

— Мне совсем не хочется, чтобы ты был в жалком состоянии.

— Тогда не уходи.

Она сглотнула, едва заметно пошевелив бровями:

— Я не могу переехать сюда насовсем, Трэвис. Это безумие.

— Почему? Прошлые две недели были лучшими в моей жизни.

— В моей тоже.

— Тогда с чего же я чувствую себя так, будто больше никогда тебя не увижу?

Эбби посмотрела на меня, но ничего не ответила. Просто встала, обошла стол и села ко мне на колени. Мне нестерпимо хотелось взглянуть ей в глаза, но я боялся, что если сделаю это, то не удержусь и попытаюсь ее поцеловать. Тогда весь вечер пойдет насмарку. Голубка приобняла меня и прижалась мягкой щекой к моему лицу.

— Скоро ты поймешь, какая я заноза в заднице, и перестанешь по мне скучать, — прошептала она в мое ухо.

Я несколькими круговыми движениями погладил ее между лопатками и, пытаясь подавить грусть, сказал:

— Обещаешь?

Эбби посмотрела мне в глаза и приложила обе ладони к моему лицу, потом провела большим пальцем по челюсти. Захотелось умолять Голубку остаться, но даже если бы я на это решился, она, сидя в своем пузырьке, все равно бы меня не услышала.

Эбби закрыла глаза и подалась ко мне. Я знал, что она собирается чмокнуть меня в уголок рта, но повернул голову так, чтобы поцелуй пришелся прямо в губы. Это был мой последний шанс — поцеловать Голубку на прощание.

На мгновение Эбби застыла, но потом ее тело расслабилось. Она позволила себе несколько секунд помедлить, прежде чем с улыбкой отстранилась от моего лица.

— Завтра у меня трудный день. Приберусь на кухне и пойду спать.

— Я тебе помогу.

Мы молча убрали посуду. Тотошка спал рядом на полу. Вытерев последнюю тарелку и поставив ее в сушилку, я взял Эбби за руку и повел по коридору. Каждый шаг был для меня мучением.

Голубка стащила с себя джинсы, сняла через голову блузку и, выхватив из шкафа мою поношенную серую футболку, напялила ее. Я разделся до трусов, что уже множество раз делал в присутствии Эбби, но сегодня в воздухе витала какая-то торжественность.

Мы легли в постель. Я, как только потушил лампу, обнял Голубку обеими руками и вздохнул, а она уткнулась лицом мне в шею.

Деревья за окном бросали тени на стену. Я постарался сосредоточиться на этих силуэтах, непрерывно менявшихся из-за легкого ветра, шевелившего ветви. Хотелось чем-нибудь занять воображение, чтобы не смотреть на циферблат будильника и не думать о том, сколько еще осталось до утра.

Утро. Всего через несколько часов моя жизнь изменится к худшему. О господи! Как я это перенесу? Я крепко зажмурился, пытаясь направить мысль в другое русло.

— Трэв, с тобой все хорошо?

Несколько секунд я молчал, подбирая слова.

— Еще никогда в жизни мне не было менее хорошо.

Эбби снова прижалась лбом к моей щеке. Я обнял ее крепче.

— Глупости, — сказала она. — Мы же будем видеться каждый день.

— Не будем, и ты прекрасно это знаешь.

Голубка слегка приподняла голову. Я не был уверен, смотрит ли она на меня просто так или собирается что-то сказать. Я ждал в темноте и тишине, чувствуя, что мир вокруг меня может в любую секунду обрушиться.

Вдруг Эбби дотронулась губами до моей шеи. Как бы пробуя мою кожу на вкус, она приоткрыла рот. Ощутив это теплое, влажное прикосновение, я растерянно посмотрел на Голубку. За окнами ее глаз вспыхнула знакомая искорка. Я все-таки расшевелил Эбби, хотя и не вполне осознавал, как мне это удалось. Наконец-то она поняла, что я к ней чувствую, и внутри у нее как будто зажегся огонек.

Я наклонился, медленно и мягко прижимая рот к ее лицу. Чем дольше мы не разнимали губ, тем полнее я ощущал происшедшую перемену.

Эбби привлекла меня к себе. Каждое ее движение говорило: она чувствует то же, что и я. Я ей небезразличен. Она испытывает ко мне влечение. Захотелось выскочить на улицу и пробежать целый квартал, крича от радости, но я не мог оторваться от Голубки. Она приоткрыла губы, и я осторожно провел языком по ее нёбу.

— Хочу тебя, — сказала Эбби.

Как только я понял смысл ее слов, одна половина меня приготовилась сорвать каждый разделявший нас кусок ткани, а вторая — включила мигалки и сирены. Наконец-то наши с Голубкой желания совпали. Теперь не стоило гнать.

Я слегка отстранился, но решимость Эбби только росла. Я поднялся на колени, но Эбби меня не отпускала. Тогда я взял ее за плечи и посмотрел в глаза.

— Погоди секунду, — прошептал я, тяжело дыша. — Тебе не обязательно это делать, если ты пока не готова.

Мне хотелось поступить правильно, но Голубка была так настойчива, что мое тело, уставшее от рекордного воздержания, не соглашалось с разумом. Эбби снова потянулась ко мне, и на этот раз я не остановил ее. Она коснулась губами моих губ.

— Не заставляй упрашивать, — прошептала она, поглядев на меня серьезно и решительно.

Я собирался проявить благородство, но эти слова разрушили все мои намерения. Положив руку на Голубкин затылок, я крепко ее поцеловал. Пальцы Эбби пробежали по моему позвоночнику и остановились на резинке трусов, как бы обдумывая следующее движение. Энергия, копившаяся во мне шесть недель, захлестнула меня, и мы повалились на матрас. Я оказался между раскрытыми коленями Голубки. Как только наши губы опять соприкоснулись, я запустил руку ей в волосы, а она провела ладонью вниз по моему животу. Когда ее мягкие пальчики дотронулись до меня, я невольно застонал. Черт! Это было самое потрясающее чувство, какое я только мог себе вообразить!

Первой полетела в сторону старая серая футболка. К счастью, луна освещала комнату достаточно ярко, чтобы я мог разглядеть оголенную грудь Голубки, прежде чем нетерпение заставило меня двинуться дальше. Я уцепился за ее трусики, стянул их и, целуя Эбби, повел рукой по внутренней стороне бедра. В тот момент, когда мои пальцы коснулись Голубкиной нежной и влажной кожи, она сделала медленный прерывистый выдох. Тут мне вспомнился наш недавний разговор: Эбби девственница. Если она действительно хочет близости, я должен действовать очень осторожно. Меньше всего я желаю причинить ей боль.

Колени Голубки сгибались и подергивались при каждом движении моей руки. Я ждал, когда она примет окончательное решение, и продолжал целовать ее в шею. Бедра Эбби покачивались из стороны в сторону. Я вспомнил наш с нею танец в «Ред доре». Она прикусила нижнюю губу, одновременно вцепившись пальцами в мою спину.

Я приподнялся над ней. Трусы еще оставались на мне, но я и сквозь них чувствовал ее кожу. Она была такая теплая — мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сдержаться. Я ощущал под собой обнаженное тело Эбби и готов был проникнуть внутрь даже через ткань.

— Голубка, — пробормотал я, — не обязательно делать это сегодня. Я подожду сколько нужно.

Эбби потянулась к верхнему ящику моей прикроватной тумбочки, достала оттуда шуршащий полиэтиленовый пакетик и разорвала его зубами. Можно было не сомневаться: это зеленый свет.

Высвободив руку, я стащил свои боксеры и резко отбросил их в сторону. Мое терпение кончилось. Теперь я мог думать только об одном. Натянув на себя кусочек латекса, я прикоснулся бедрами к бедрам Эбби.

— Посмотри на меня, Голубка, — выдохнул я.

Взгляд ее больших круглых серых глаз устремился на мое лицо. Все это казалось невероятным. Сбывалось то, о чем я мечтал чуть ли не с тех пор, как впервые увидел Эбби. Я нежно поцеловал Голубку, наклонив голову набок, а потом напрягся и, подавшись вперед, вжался в нее так бережно, как только мог. Немного отстранившись, я взглянул ей в глаза. Ее колени сжимали мои бедра мертвой хваткой, и она сильнее, чем раньше, прикусила губу, но рук с моей спины не убрала, даже, наоборот, обняла крепче. Я вошел в нее еще раз, она зажмурилась.

— Смотри на меня, — прошептал я, целуя Эбби терпеливо и мягко.

Она тихо застонала, потом вскрикнула. С каждым звуком, который она издавала, мне было все труднее сдерживать свое тело. Наконец Голубка расслабилась, и я задвигался более ритмично. Чем быстрее становились мои движения, тем меньше я себя контролировал. Я трогал ее кожу, целовал и облизывал шею, щеки, губы. Она прижимала меня к себе, и с каждым разом я проникал в нее немного глубже.

— Я так долго этого хотел, Эбби! Мне нужна только ты, больше ничего… — выдохнул я ей в рот и, одной рукой схватив ее за бедро, приподнялся на локте.

Мой живот легко скользнул по Голубкиной коже, уже увлажненной нашим смешавшимся потом. В какой-то момент захотелось перевернуть Эбби, чтобы оказаться под ней, но возможность видеть ее глаза сейчас была для меня важнее оригинальности. Когда я уже подумал, что это может продолжаться всю ночь, Голубка вдруг вздохнула:

— Трэвис…

Услышав, как она произнесла мое имя, я окончательно потерял контроль над собой и задвигался быстрее, напрягшись каждой мышцей. Наконец я застонал, несколько раз вздрогнул и остановился.

Поднеся нос к Голубкиной шее, я сделал вдох: она пахла потом, кремом для тела… и мной. Черт, как же это было здорово!

— Ничего себе первый поцелуй! — сказала Эбби.

Я оглядел ее усталое, довольное лицо и улыбнулся:

— Твой последний первый поцелуй.

Она моргнула, а я упал рядом с ней на матрас и положил руку на ее обнаженную талию. Теперь я уже не содрогался при мысли о наступающем утре: завтра мы, вместо того чтобы, с трудом скрывая горечь, упаковывать Голубкины вещи, сможем вволю выспаться, поваляться в постели, а потом вместе прожить день — первый день наших новых отношений. Все это казалось мне райским блаженством, и больше я ни о чем не мечтал. А каких-нибудь три месяца назад я бы не поверил, что буду так радоваться подобной перспективе.

Перед тем как уснуть, я облегченно, с наслаждением, вздохнул. Рядом со мной лежала Эбби — вторая женщина в моей жизни, которую я полюбил.

 

ГЛАВА 16

ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ

Паника охватила меня не сразу. Прежде чем рассеялась сонная дымка, дававшая мне ощущение ложного покоя, я вытянул руку, провел ею по простыне и, не… Я подумал: она в ванной или ест свою овсянку на диване. Только что она отдала… — Голубка? — позвал я, приподняв голову, но не вставая с кровати, в надежде на то, что Эбби придет и снова ляжет ко…

ГЛАВА 17

КАРТЫ НА СТОЛ

Мы ехали куда глаза глядят. Поначалу мне еще приходилось следить за движением и поглядывать на патрульную машину, которая то и дело появлялась в… Давить на Эбби не стоило, но бездействие казалось ничем не лучше. Я подумал:… Стрелка указателя уровня топлива уже давно намекала, что «харлею» пора подкрепиться. Поэтому я остановился возле…

ГЛАВА 18

СЧАСТЛИВЫЕ ТРИНАДЦАТЬ

Не зная, чего сейчас во мне больше, воодушевления или беспокойства, я за руку с Эбби вошел в дом отца. Из игральной комнаты валил дым папиной сигары… Поначалу Голубка злилась из-за того, что я не предупредил ее заранее о визите… Первым нас приветствовал Трентон:

ГЛАВА 19

ДОМОЙ К ПАПОЧКЕ

При виде нового дивана Эбби улыбнулась, а при виде моих новых татуировок принялась хлестать виски. Через три дня наступила та самая пятница, на… Девчонки пошли делать то, что девчонки обычно делают перед подобными… Я нервничал, хотя причину своего волнения точно назвать не мог. Пытаясь успокоиться, я уже пару раз приложился к…

ГЛАВА 20

ЧТО-ТО НАХОДИШЬ, ЧТО-ТО ТЕРЯЕШЬ

Пока мы собирались в дорогу, Эбби почти не разговаривала. А по пути в аэропорт вообще молчала. Просто отрешенно смотрела в окно, едва отвечая на… Когда мы приехали в отель, разговор с менеджером Америка взяла на себя. Сунула… Кстати, может, она и правда тысячу раз это делала. Наши девушки были в Вегасе не впервые. Потому-то и умудрились…

ГЛАВА 21

МЕДЛЕННАЯ СМЕРТЬ

Мы с Шепли сидели на скамье в маленькой, ярко освещенной комнате. Впервые я участвовал в бое, который проходил не в подвале. В зале собралась… — И все-таки я считаю, что тебе не стоит этого делать, — ворчала Америка. — Теперь уже поздно, детка, — сказал Шепли, помогая мне бинтовать запястья.

ГЛАВА 22

НИКОМУ НЕ НУЖНЫЙ

Следующая неделя тянулась бесконечно. Мы с Америкой решили, что ей пока лучше пожить в «Моргане». Шепли неохотно согласился. Эбби пропустила все три… Шепли уверял меня, что с ней все в порядке, ничего не случилось. Узнавать об… В пятницу Шепли постучался ко мне в комнату.

ГЛАВА 23

ВЫСКАЗАЛСЯ

Разговор не клеился. Все, о чем бы я ни заводил речь, казалось некстати. И я молчал, чтобы не разозлить Эбби еще до того, как мы приедем к отцу. План мой был таков: Голубка станет играть роль моей девушки, почувствует, что… Подъехав к дому по мокрой гравийной дорожке, я остановился у крыльца и выгрузил наши сумки. Отец с улыбкой открыл…

ГЛАВА 24

ЗАБЫТЬ

 

— Трент опять звонит! Ответь наконец, черт бы тебя побрал!

Я специально положил телефон на телевизор: это была точка квартиры, наиболее удаленная от моей спальни. Ну а поначалу, в первые мучительные дни после расставания с Эбби, я вообще держал его запертым в бардачке «чарджера». Потом Шепли достал и принес мобильный: мол, телефон должен быть дома, на случай если позвонит отец. Спорить с этим было трудно, и я согласился принять свой сотовый обратно, при условии что он будет лежать на телевизоре. Иначе я мог не сдержаться и позвонить Эбби.

— Трэвис, телефон! — повторил Шеп.

Я раздраженно уставился в белый потолок: три моих брата, слава богу, поняли, что меня сейчас лучше не дергать, зато четвертый все не унимался. Вечерами он придумывал мне какие-нибудь занятия или просто накачивал меня спиртным, а днем, пока был на работе, названивал при каждом удобном и неудобном случае. Видимо, я был под подозрением как потенциальный самоубийца.

За две с половиной недели каникул желание позвонить Эбби стало нестерпимым. Чтобы держаться подальше от искушения, я старался вообще не брать телефон в руки.

Шепли распахнул дверь и бросил маленький черный прямоугольник прямо в меня. Тот шлепнулся мне на грудь.

— Боже мой, Шеп! Я же говорил…

— Знаю, что ты говорил. У тебя восемнадцать пропущенных вызовов.

— Все от Трента?

— Нет, один из общества анонимных слюнтяев и нытиков.

Я взял телефон, вытянул руку и разжал пальцы. Мобильник упал на пол.

— Мне надо выпить.

— Тебе надо принять душ: ты стал невкусно пахнуть. А еще, свинтус, не мешало бы почистить зубы, побриться и побрызгаться дезодорантом.

Я сел:

— Молчи в тряпочку, Шеп! Кажется, после того, как Аня разбила тебе сердце, я целых три месяца варил для тебя суп и стирал твое тряпье.

Он ухмыльнулся:

— Но зубы-то я чистил!

— Организуй мне бой, — сказал я, снова плюхаясь на матрас.

— Уже организовывал: один на прошлой неделе, другой два дня назад. А сколько их отменилось из-за каникул! До начала семестра Адам никого для тебя не найдет.

— А если позвать городских?

— Это чересчур рискованно.

— Позвони Адаму, Шепли.

Шеп подошел к моей кровати, поднял телефон, нажал несколько кнопок и опять бросил его мне на живот:

— На, звони сам.

Я поднес мобильник к уху.

— Ну ты и паршивец! Куда пропал? Почему не отвечал на звонки? — прокричал Трентон. — Я собирался сегодня вечером куда-нибудь прошвырнуться. Ты со мной?

Я грозно прищурился вслед Шепу, но он преспокойно вышел из комнаты, даже не обернувшись.

— Не хочется, Трент. Позвони Кэми.

— Сегодня канун Нового года, а она барменша. Ей некогда со мной болтать. Но повидать ее мы запросто можем, если у тебя нет других планов…

— Нет. Никаких планов у меня нет.

— Ясно. Просто ляжешь и помрешь.

— Неплохая мысль, — вздохнул я.

— Трэвис, братишка, ты хороший парень, но сейчас ведешь себя как девочка. Эбби была любовью всей твоей жизни. Тебе паршиво. Понимаю. Но надо жить дальше, нравится тебе это или нет.

— Спасибо, мистер Роджерс.[6]

— Ты даже не знаешь, кто это такой. Слишком мал.

— Томас заставлял нас смотреть его в записи. Забыл?

— Слушай, в девять я освобожусь. В десять заеду за тобой и, если к этому времени ты не будешь вымыт, побрит и одет — слышишь меня? — обзвоню кучу народу и скажу, что у тебя дома вечеринка с халявным бухлом.

— Иди ты к черту!

— Ты же знаешь, я так и сделаю. Предупреждаю в последний раз: или в десять будь готов ехать, или в одиннадцать к тебе нагрянут гости, которым ты не обрадуешься.

— Ненавижу тебя, — простонал я.

— Не ври. До встречи через полтора часа.

Телефон противно пискнул, и я нажал отбой. Трентон, надо полагать, звонил мне из кабинета своего начальника, развалившись в кресле и закинув ноги на стол.

Я встал и оглядел комнату. Фотографии Эбби я убрал, и на меня опять смотрели голые стены. Вместо нашего с ней черно-белого портрета в рамке над кроватью снова гордо красовалось сомбреро.

Я знал, что Трентон действительно не успокоится, пока не вытащит меня из дому. Придется уныло сидеть в баре, глядя, как все вокруг празднуют, и, если выражаться словами моих родственничков, мотать сопли на кулак.

Год назад я танцевал с Меган, а потом привез домой Кэсси Бек. Все было классно, и мне даже казалось, что эту девчонку неплохо бы занести в список избранных. Правда, под конец ее стошнило у нас в холле.

Я подумал о том, какие планы на вечер строит Эбби, но не позволил себе углубляться в размышления относительно того, с кем она сейчас встречается. Куда собирается пойти Америка, Шепли мне не говорил. Может быть, специально. А я не лез выяснять: не такой уж я все-таки мазохист.

Со скрипом выдвинув ящик прикроватной тумбочки, я пошарил по его дну, кончиками пальцев нащупал коробочку, достал и прижал к груди. Потом открыл и глубоко вздохнул при виде сверкающего кольца из белого золота с бриллиантом. Больно было осознавать, что с каждым днем тает моя надежда надеть эту вещицу на тот единственный пальчик, для которого она создана.

Покупая кольцо, я знал: возможно, пройдут годы, прежде чем я подарю его Эбби. Но если вдруг подходящий случай представится раньше, мне лучше быть подготовленным. С покупкой кольца у меня появилось что-то, чего я мог ждать. И я ждал этого даже теперь. В коробочке хранился не кусок драгоценного металла с камнем, а последняя частичка надежды, которую у меня еще не отняли.

Убрав кольцо, я мысленно произнес самому себе длинную ободряющую речь и поплелся в ванную, стараясь не глядеть в зеркала. Душ и бритье не подняли мне настроения — равно как и чистка зубов (о чем я потом сообщил Шепу). Я надел черную рубашку, голубые джинсы и черные ботинки.

Шепли, постучав, вошел в комнату. Он тоже куда-то собрался.

— Ты с нами в «Ред»? — спросил я, застегивая ремень.

Меня это почему-то удивило, хотя, раз Америка была не с ним, Шепу ничего и не оставалось, кроме как поехать в бар со мной и моим братом.

— Ты против?

— Да нет. Просто мне кажется, что вы с Трентом заранее обо всем договорились.

— Так и есть, — ответил Шеп, еле заметно улыбнувшись моей проницательности.

Трентон посигналил нам с улицы. Шепли указал большим пальцем на дверь:

— Погнали.

Я, кивнув, пошел за ним. В машине брата пахло одеколоном и табаком. Я сунул в рот сигарету и привстал, чтобы достать из заднего кармана зажигалку.

— В баре битком, но Кэми договорилась, чтобы нас пропустили. Сегодня там живая музыка и наверняка будет весело: многие наши съехались домой на праздники.

— Да уж, представляю себе: здорово потусуемся в вымершем университетском городишке с бывшими одноклассниками — неудачниками и пьяницами, — проворчал я.

Трентон улыбнулся:

— Я позвал свою знакомую. Посмотришь на нее.

Я нахмурился:

— Только не это!

Несколько человек толпились у входа в «Ред»: ждали, когда кто-нибудь выйдет и их впустят. Мы, не обращая внимания на негодующие реплики, прошмыгнули мимо, заплатили и вошли в бар.

У входа стоял столик с бесплатными новогодними прибамбасами: шляпами, светящимися палочками, казу[7]и прочей чепухой. Почти все уже разобрали, но Шепли все-таки нашел для нас прикольные очки в форме цифр наступающего года. Весь пол был усыпан блестками. Музыканты играли «Hungry Like the Wolf». Я сердито взглянул на Трентона: он сделал вид, будто не замечает, насколько она соответствует моему душевному состоянию.

Проталкиваясь за старшим братом, мы с Шепом подошли к бару. Кэми, как машина, открывала бутылки и готовила коктейли, прерываясь только для того, чтобы быстро нажать несколько кнопок на калькуляторе или пробить чек. Из переполненной копилки для чаевых торчали зеленые бумажки.

При виде Трентона у Кэми загорелись глаза.

— Все-таки пришли! — Она поставила перед нами три бутылки пива, предварительно сковырнув крышечки.

— Конечно! Я же обещал! — ответил Трент, перегнувшись через барную стойку и чмокнув Кэми в губы.

На этом беседа окончилась: барменшу с нетерпением ждали новые бутылки и новые клиенты.

— Хороша, — проговорил Шепли, наблюдая за ее проворными движениями.

— Да, черт возьми! — улыбнулся Трентон.

— Вы с ней… — начал я.

Трент покачал головой:

— Нет. Пока нет. Но я над этим работаю. Она встречается с каким-то придурком, который учится в Кали. Надеюсь, скоро он в очередной раз облажается и она поймет, что это за дерьмо.

— Желаю удачи, — сказал Шепли, отхлебывая из своей бутылки.

Небольшая компания, сидевшая за столиком, испугалась нашего с Трентоном грозного вида и поспешила удалиться. Мы заняли освободившиеся места, приготовившись пить на удивление всем присутствующим.

Кэми издалека поглядывала на Трентона, то и дело подсылая к нам официантку с текилой и пивом. К счастью, я успел опрокинуть уже четвертую рюмку «Куэрво», когда зазвучала очередная рок-баллада.

— Ну и паршивый сегодня музон, Трент! — пожаловался я, с трудом перекрикивая шум.

— Ты просто не ценишь классику восьмидесятых! — крикнул Трентон мне в ответ. — Эй, погляди-ка вон туда!

Он указал на танцпол, по которому, покачиваясь в такт музыке, прошла рыжеволосая красотка с помадной улыбкой на бледном лице. Трент подошел к этой девице и приобнял ее. Улыбка расползлась еще шире.

— Привет, Ти! Как поживаешь?

— Неплохо, работаю. А ты?

— Молодец! Я живу в Далласе, устроилась в пиар-агентство, — ответила девица, поглядев сначала на Шепли, потом на меня. — Боже мой! А это, кажется, твой младший братик? Да я же его нянчила!

Я нахмурился. Своими пышными формами эта особа напоминала фотомоделей сороковых годов. Если бы я, будучи в нежном возрасте, провел с ней хоть пять минут, наше знакомство оставило бы неизгладимый след в моей памяти.

Трентон улыбнулся:

— Трэв, ты помнишь Кариссу? Она училась вместе с Тэйлором и Тайлером.

Я тряхнул ее протянутую руку, сунул в зубы сигарету, щелкнул зажигалкой и, запихивая в карман рубашки уже почти пустую пачку «Мальборо», пробормотал:

— Что-то не припоминаю.

— Неудивительно. Ты тогда был еще не очень зрелым мужчиной, — с улыбкой ответила она.

— Карисса недавно пережила тяжелый развод с Сетом Джейкобсом, — сказал Трентон. — Помнишь Сета?

Я покачал головой, уже утомленный игрой, которую затеял мой брат. Карисса осушила стопку текилы, стоявшую у нас на столе, и несколькими шажками как бы незаметно приблизилась ко мне:

— Я слышала, тебе в последнее время тоже пришлось несладко… Как насчет того, чтобы скоротать вечер вместе?

По выражению ее глаз я понял, что она пьяна. И что ей одиноко.

— Вообще-то, нянька мне больше не нужна, — сказал я, затягиваясь сигаретой.

— Но может быть, тебе нужен друг? Вечер длинный… А я пришла сюда одна, потому что все мои подружки повыходили замуж… Ну, ты понимаешь…

Кариеса нервно хихикнула.

— Если честно, не совсем.

Она опустила глаза, и я почувствовал себя виноватым: эта женщина не сделала мне ничего плохого, а вел я себя с ней по-свински.

— Извини. Просто я не хотел сегодня сюда идти.

Она пожала плечами:

— Я тоже. Но тут все-таки лучше, чем дома одной.

Музыка замолкла, и солист группы начал обратный отсчет с десяти. Кариеса огляделась по сторонам, потом снова посмотрела на меня, на мои губы. Глаза у нее загорелись. В тот момент, когда толпа хором прокричала: «С Новым годом!» — а музыканты заиграли «Застольную»[8](искажая мелодию почти до неузнаваемости), Кариеса меня поцеловала.

На секунду я прихватил ртом ее губы, но они показались мне такими чужими, такими непохожими на то, к чему я привык! Воспоминание о Голубке стало еще острее, и я ощутил нестерпимую боль оттого, что мы были не вместе.

Я отстранился от Кариссы, вытер рот рукавом и отошел от столика.

— Прости, — сказала она мне вслед.

Протолкавшись к туалету, я заперся в кабинке и достал телефон. Перед глазами все расплывалось, во рту оставалось противное послевкусие текилы. «Эбби, наверное, тоже пьяная, — подумал я, — и не рассердится, если я позвоню. Сейчас ведь Новый год. Может, она даже ждет моего звонка».

Найдя в телефонной книге строку «Голубка», я посмотрел на свое запястье, украшенное такой же надписью. Нет, если бы Эбби хотела меня видеть, она позвонила бы сама. Я уже продул свой шанс, когда там, у отца, сказал, что отпускаю ее. Названивать теперь было бы эгоистично. Даже пьяный, я не мог себе этого позволить.

В кабинку постучали.

— Трэв? — окликнул меня Шепли. — Ты в порядке?

Я открыл дверь и вышел, все еще держа в руке мобильник.

— Ты ей позвонил?

Я покачал головой и уставился на кафельную стену. Потом сделал шаг назад, замахнулся и швырнул в нее телефон. Он разбился на мелкие кусочки, которые рассыпались по полу. Какой-то бедолага, стоявший у писсуара, отскочил в сторону и втянул голову в плечи.

— Нет, — буркнул я. — И не собираюсь.

Шепли молча прошел за мной к столику. Кариеса ушла. Нас поджидали три наполненные стопки.

— Извини, Трэв, что так получилось. Я подумал, может, она тебя немного отвлечет, — сказал Трентон. — Красотки вроде нее очень помогают мне, если я оказываюсь в таком положении, как ты сейчас.

— Значит, ты никогда не был в таком положении, — огрызнулся я и, опрокинув стопку себе в рот, резко встал, придерживаясь за край стола, чтобы не упасть. — Все, парни. Мне пора домой.

— Уже? — спросил Трентон слегка разочарованно.

Потом он подошел к Кэми, дождался, пока она не улучит секунду, чтобы попрощаться с ним, и мы направились к машине. Перед тем как тронуться с места, Трент посмотрел на меня:

— Думаешь, она к тебе вернется?

— Нет.

— Тогда, может, пора с этим смириться?

— Стараюсь.

— Скоро начнутся занятия, и если не хочешь окончательно ее отпугнуть, то веди себя как ни в чем не бывало. Как до того дня, когда ты увидел ее голой.

— Заткнись, Трент.

Брат завел двигатель.

— Я вот подумал, что, когда вы просто дружили, ты вроде был доволен. Может, теперь ты боишься, что вернуть то время уже не получится, и поэтому тебе так хреново? А вдруг все-таки получится? — сказал Трентон, выруливая со стоянки. — Попробуй.

— Попробую, — ответил я, пялясь в окно.

 

Наконец настал первый день весеннего семестра. Накануне я почти не спал, ворочался с боку на бок, с нетерпением думая, что завтра увижу Эбби, и в то же время немного этого побаиваясь. Несмотря на бессонную ночь, я настроился держаться бодро и не показывать своих переживаний ни Голубке, ни кому другому.

За обедом, когда я ее увидел, сердце чуть не выскочило из груди. Она не изменилась. Или нет, изменилась: стала чужой. Теперь я уже не мог, как раньше, подойти, поцеловать ее, прикоснуться к ней. Заметив меня, Эбби подмигнула. Я улыбнулся, подмигнул ей в ответ и сел на свое обычное место в конце стола.

Футболисты убивались по поводу поражения в последнем матче. Чтобы их подбодрить, я поделился с ними впечатлениями от каникул: рассказал, как Трентон пускал слюни, глядя на Кэми, как его «додж» заглох посреди дороги, мы пошли домой пешком и нас чуть не арестовали за пребывание в общественном месте в нетрезвом состоянии.

Краем глаза я увидел, что Финч обнял Эбби, и подумал, хочет ли она, чтобы я ушел, или это ее расстроит. В любом случае неопределенность меня напрягала.

Я закинул в рот последний кусок какой-то пережаренной гадости, убрал свой поднос и, со спины подойдя к Эбби, положил руки ей на плечи.

— Как занятия, Шеп? — спросил я с фальшивой непринужденностью.

Шепли поморщился:

— Терпеть не могу эти первые дни: сплошные общие слова и организационные моменты. С тоски подохнешь. И зачем только я сегодня приперся?

— Ну, куда деваться… А ты, Голубка, как поживаешь? — проговорил я, сосредоточившись на том, чтобы руки, лежащие у нее на плечах, не выдали моей напряженности.

Она ответила холодным тихим голосом:

— Так же.

— Хорошо отдохнула? — спросил я, слегка покачивая ее из стороны в сторону.

— Прекрасно.

Черт! До чего же это было неловко!

— Я рад… Ладно, пойду: у меня еще занятия. Всем пока.

Я направился к двери, на ходу достав из кармана пачку сигарет. Следующие две лекции я еле высидел. Казалось, моя спальня была единственным местом, где я мог расслабиться: вдали от кампуса, вдали от всего, что напоминало о моем одиночестве, вдали от мира, который преспокойно вертелся, не обращая ни малейшего внимания на мои сердечные раны. Шепли говорил, что со временем мне полегчает, но пока боль не отпускала.

Мы с Шепом встретились на стоянке «Морган-холла». Я изо всех сил старался не пялиться на крыльцо общаги. Шеп тоже нервничал и почти всю дорогу домой молчал. Припарковав машину, вздохнул. Я хотел было спросить, не поссорился ли он с Америкой, но решил, что если я даже с собственными проблемами разобраться не в состоянии, то ему тем более помочь не смогу.

Взяв свой рюкзак, валявшийся на заднем сиденье, я быстро вышел из машины и поднялся в квартиру, остановившись только затем, чтобы открыть замок. Шепли захлопнул за нами дверь и наконец-то подал голос:

— Послушай, с тобой все нормально?

— Да, — не оборачиваясь, ответил я из коридора.

— Неловкая получилась сцена. Там, в столовой.

— Да уж, — бросил я.

— Знаешь… э-э-э… наверное, стоит кое-что тебе рассказать. Вернее… Черт! Трэв, я не уверен, что должен тебе это говорить. Не знаю, станет ли тебе лучше или хуже… но я случайно подслушал один разговор…

— Чей? — обернулся я.

— Мерик и Эбби. Эбби сказала… что на каникулах ей было тяжело. — Я молча замер, стараясь выровнять дыхание. Шепли нахмурился. — Эй, ты меня слышал?

— Слышал, — ответил я, вскидывая руки. — Но это еще ничего не значит! Ей было тяжело без меня? Или потому, что мы больше не друзья? Или еще по какой-нибудь причине?

Шепли кивнул:

— Так я и знал. Не надо было тебе говорить.

— Объясни мне! — вскричал я, чувствуя, что начинаю трястись. — Я не… Я так больше не могу! — Отшвырнув ключи, я услышал, как они громко звякнули о стену коридора. — Сегодня она меня едва заметила, и ты говоришь, будто я ей нужен? Как друг? Она хочет, чтобы у нас все было как до Вегаса? Или, может, ей просто хреново, а я тут вообще ни при чем?

— Не знаю.

Я бросил свой рюкзак на пол и пнул его:

— Зачем ты мне все это говоришь, Шеп? Поверь, это уже слишком. Или думаешь, я мало намучился?

— Извини, Трэв… Просто, наверное, на твоем месте я хотел бы знать…

— Но ты не на моем месте, черт возьми! Оставь меня, на хрен, в покое! Отвяжись, Шеп!

Я закрылся в своей комнате, сел на кровать и подпер голову руками. Шепли открыл дверь:

— Если ты считаешь, будто мне нравится тебя мучить, то ты ошибаешься. И я почти уверен, что, если бы промолчал, ты бы и за это разозлился на меня точно так же. По-моему, тут дело не во мне.

Я кивнул:

— Ладно, замяли.

— А может… может, попробуешь вспомнить все плохое, что было между вами? Тогда станет легче?

Я вздохнул:

— Пробовал. Не помогает. Постоянно возвращаюсь к одной и той же мысли.

— Какой?

— Я готов все плохое пережить заново, если вместе с этим повторится и хорошее.

Шеп принялся беспокойно оглядывать комнату — видимо, пытался придумать, что бы еще сказать. Но сказать было нечего. Тут у него зазвонил телефон.

— Это Трент, — обрадовался Шепли, прочтя надпись, высветившуюся на экране. — Не хочешь съездить с ним в «Ред»? Выпьешь, развеешься? Сегодня он освобождается в пять. У него сломалась машина, и он просит тебя, чтобы ты свозил его повидать Кэми. Поезжай, старик. Возьми мой «чарджер».

— Ладно. Передай, чтобы ждал меня.

Я шмыгнул, вытер нос и встал. Видимо, до того, как я успел подъехать к засыпанной гравием стоянке тату-салона, где работал мой брат, Шепли предупредил его, что день у меня не задался. Я это понял, когда Трентон сел в машину и предложил гнать прямиком в «Ред дор», даже не заезжая домой.

Когда мы приехали в клуб, там никого не оказалось, кроме Кэми, хозяина заведения и парня, который привез в бар очередную партию бухла. Но была середина недели, и я знал, что скоро набегут студенты, выстроятся за пивом по акции «Бутылка за монетку».

Я уже успел поднабраться к тому моменту, когда в зал вошла Лекси в сопровождении каких-то друзей. В их сторону я даже не посмотрел. Потом передо мной возникла Меган:

— Фигово выглядишь, Мэддокс!

— Знаю, — пробормотал я, с трудом шевеля онемевшими губами.

— Пойдем потанцуем! — ухмыльнулась она и потянула меня за руку.

— Не уверен, что смогу, — ответил я, пошатываясь.

— Пожалуй, не стоит экспериментировать! — весело сказал Трентон.

Меган купила мне пива и поставила свой стул рядом с моим. Через десять минут она уже вовсю лапала меня за рубашку и хватала за руки. Перед закрытием бара спрыгнула на пол и приклеилась к моему бедру, почти что сев на меня верхом.

— Не нашла твой мотоцикл у входа. Тебя Трент привез?

— Нет. Я на машине Шепли.

— Она классная, — проворковала Меган. — Давай отвезу тебя на ней домой?

— Хочешь сесть за руль «чарджера»? — пренебрежительно пробормотал я, косясь на Трентона.

Он подавил смешок:

— Пожалуй, братишка, это не такая уж плохая идея. Поезжайте и будьте осторожны… Во всех отношениях.

Меган стащила меня со стула и поволокла к выходу. На ней были ботинки, джинсовая юбка и открытый топ в блестках, но она как будто совсем не замерзла, хотя на улице дул холодный ветер.

Я закинул руку ей на плечо, и она принялась хихикать. Хихикала до тех пор, пока мы не подошли к «чарджеру» Шепли.

— Некоторые вещи никогда не меняются, правда, Трэвис?

— Вроде того, — пробормотал я, пялясь на ее губы.

Меган обняла меня за шею, притянула к себе и, недолго думая, запустила мне в рот влажный и мягкий язык, прикосновение которого я сразу узнал. Несколько минут мы лапали друг друга и обменивались слюной, потом Меган закинула на меня ногу, я схватил ее за бедро и притиснулся к ней. Она ударилась задом о дверцу машины и застонала, не отрываясь от моего рта. Этой страстной особе нравилось, когда я был с ней чуточку груб.

Она провела по моей шее языком, и по тому, как быстро остывал его теплый след, я понял, что на улице действительно настоящая зима. Меган просунула руку между нашими животами и, нащупав мой член, одобрительно улыбнулась.

— Мм… Трэвис! — протянула она, прикусывая мою губу.

— Голубка, — невнятно промямлил я, целуя Меган.

В темноте нетрудно было забыться.

— Что? — усмехнулась моя партнерша.

Я не ответил, и она не стала переспрашивать. Просто взяла у меня из руки ключи и со свойственной ей непосредственностью сказала:

— Поехали к тебе домой. А то у меня соседка болеет.

— Да? — спросил я, берясь за ручку дверцы. — Ты в самом деле хочешь повести машину?

— Уж лучше я, чем ты, — ответила она и, еще раз меня поцеловав, села на место водителя.

Всю дорогу Меган, смеясь, рассказывала про то, как провела каникулы. Не переставая хохотать, она свободной рукой расстегнула мне джинсы и запустила пальцы под ткань. Я не занимался сексом со Дня благодарения, и даже хорошо, что сейчас был пьяный. Иначе, глядишь, Меган пришлось бы довезти меня до дому и сразу же ловить такси до общаги.

Когда мы уже проехали полпути, я вдруг вспомнил про свою разбитую банку.

— Погоди-ка. Погоди секунду, — сказал я, тыча пальцем в окно. — Тормозни возле заправки. Мне надо купить…

Меган порылась в сумочке и извлекла маленькую упаковку презервативов:

— На, держи.

Я улыбнулся и откинулся на спинку сиденья. Что ни говори, эта девчонка была просто супер.

Меган припарковала машину Шепли на обычном месте: раньше она частенько у нас гостила и прекрасно запомнила, где мой братец ставит свой «чарджер». Мелко перебирая высоченными каблуками, она подбежала ко мне. Я оперся на нее, и мы поднялись по лестнице. Я довольно долго ковырялся ключом в замке, прежде чем сообразил, что дверь не заперта. Меган хихикнула мне в рот.

Ввалившись в квартиру в обнимку со своей подружкой, я остолбенел. Посреди комнаты стояла Эбби с Тотошкой на руках.

— Голубка… — ошарашенно пролепетал я.

— Нашла! — прокричала Америка, выскакивая из комнаты Шепли.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я.

Удивление на лице Эбби сменилось злобой.

— Рада, что ты снова похож на себя прежнего, Трэвис.

— Мы как раз собирались уходить, — буркнула Мерик.

Она схватила Эбби за руку, и они быстро шмыгнули мимо меня и Меган. Через секунду я опомнился и побежал вниз по ступенькам, только теперь заметив «хонду» Америки и смачно выругавшись про себя. Времени на раздумья не было: я поймал Эбби за пальто:

— Ты куда?

— Домой, — отрезала она и, фыркнув, вырвалась.

Утоптанный снег похрустывал у Америки под ногами. Она обошла нас и уже приближалась к машине. Тут рядом со мной возник Шеп и подозрительно уставился на свою девушку. Эбби подняла подбородок:

— Извини. Если бы я знала, что ты будешь дома, я бы не пришла.

Я сунул руки в карманы куртки.

— Ты можешь приходить когда угодно, Голубка. Тебе незачем от меня бегать.

— Спасибо. И все-таки не хочу тебе мешать. — Она подняла глаза: Меган, стоя у открытой двери квартиры, наблюдала всю эту сцену. — Желаю приятно провести вечер, — сказала Эбби, отворачиваясь.

Я схватил ее за локоть:

— Постой. Ты сердишься?

Она выдернула руку и усмехнулась:

— Все нормально. Даже не знаю, почему я удивляюсь.

Эбби смеялась, но глаза у нее горели ненавистью. И мне казалось, будто это не так уж и важно, пытаюсь ли я кадрить других девчонок или лежу в постели один и мучусь. Что бы я ни делал, Голубка все равно будет меня ненавидеть.

— Я не могу тебя забыть, не могу! Ты сказала, нашим отношениям конец… Но для меня это нестерпимо! Я вдребезги расхреначил свой телефон, чтобы не звонить тебе каждую минуту. В столовой и на лекциях я делаю вид, будто все в шоколаде, — лишь бы ты не расстраивалась… И теперь ты сердишься? После того, как сама же меня убила? — вскричал я.

— Трэвис, ты пьяный. Пускай Эбби едет домой, — вмешался Шепли.

Я схватил ее за плечи и заглянул ей в глаза:

— Я тебе нужен или нет? Не мучь меня больше, Голубка!

— Никто не собирался тебя мучить. Я вообще не к тебе пришла.

— Ты же знаешь, я не люблю Меган, — сказал я, глядя на Голубкины губы. — Мне просто стало ужасно паршиво!

Я наклонился, чтобы поцеловать Эбби, но она взяла меня за подбородок и отстранила, с отвращением проговорив:

— У тебя весь рот в ее помаде, Трэвис!

Я сделал шаг назад и вытер губы о рубашку. Возразить тут было нечего: на ткани остались красные следы.

— Я просто хотел забыть обо всем, Голубка. Только на одну ночь.

По щеке Эбби покатилась слеза. Она быстро ее смахнула:

— Тогда не буду тебя задерживать.

Голубка в очередной раз попыталась уйти, но я опять поймал ее за рукав. Вдруг на меня налетело нечто маленькое и белокурое. Не успев сообразить, в чем дело, я почувствовал, как по мне сердито забарабанили миниатюрные кулачки.

— Оставь ее в покое, подонок!

Шепли попытался схватить Америку, но она оттолкнула его и, замахнувшись, влепила мне звонкую пощечину. Я поморщился. Все застыли, пораженные этой внезапной вспышкой гнева.

Наконец Шеп схватил свою девушку за оба запястья и оттащил от меня. Она изо всех сил отбрыкивалась, тряся растрепавшимися светлыми волосами.

— Как ты мог, Трэвис? Разве Эбби от тебя такое заслужила?

— Америка, хватит! — крикнул Шепли.

Раньше я и не знал, что мой двоюродный брат способен выдавать такие децибелы. Америка уронила руки и с отвращением посмотрела на Шепа:

— Ты его защищаешь?

Шепли не спасовал, хотя и был до смерти напуган:

— Эбби сама с ним порвала. Что же ему, по-твоему, дальше не жить?

Америка прищурилась и, высвободившись, сказала:

— Тогда советую тебе тоже подцепить в баре первую попавшуюся шлюху, — она посмотрела на Меган, — привезти ее домой и трахнуть. А потом скажешь, помогла ли она тебе меня забыть.

— Мерик… — Шепли протянул руки, но Америка увернулась, плюхнулась на водительское сиденье и захлопнула дверцу машины. Эбби села рядом. — Детка, не уезжай, — умоляюще пробормотал Шеп, наклоняясь к стеклу.

Мерик завела двигатель.

— Ты встал не на ту сторону, Шепли.

— Я на твоей стороне, я с тобой! — проговорил он с отчаянием во взгляде.

— Уже нет, — ответила она, выезжая с парковки.

— Америка! Америка! — закричал Шеп.

Когда «хонда» скрылась из виду, он, тяжело дыша, повернулся ко мне.

— Шепли, я…

Прежде чем я успел договорить, он попятился и со всей силы двинул мне кулаком в челюсть. Я дотронулся до лица и кивнул, признавая, что получил по заслугам.

— Трэвис? — окликнула меня Меган со ступенек.

— Я отвезу ее домой, — сказал Шеп.

Я посмотрел на дорогу. Вдали едва виднелись огоньки машины, увозившей Эбби. В горле у меня образовался комок.

— Спасибо.

 

ГЛАВА 25

ОДЕРЖИМОСТЬ

Она там будет. Мне не стоит туда идти. Получится неловко.

ГЛАВА 26

ПАНИКА

 

Жизнь вернулась в нормальное русло, по крайней мере для Эбби. Вроде бы у нас все было отлично, но я не переставал опасаться чего-то, что надвигалось на меня как стена. Каждая секунда, проведенная с Голубкой, казалась невероятным счастьем, и, пока оно не исчезло, я старался им наслаждаться: если смотрел на Эбби и хотел до нее дотронуться, то дотрагивался, если она была в «Моргане» и мне ее не хватало, я ехал к ней; когда мы возвращались домой, я не выпускал ее из рук.

Наше воссоединение произвело в колледже ожидаемый эффект. Как только мы появились в кампусе вдвоем, держась за руки, смеясь и изредка целуясь — ну ладно, почти постоянно целуясь, — все принялись это оживленно обсуждать. У нас всегда так было: стоит человеку привлечь к себе внимание, о нем распространяют всякие истории (хоть в таблоиде печатай) до тех пор, пока не случится какой-нибудь новый скандал.

В то время как я все сильней и сильней нервничал из-за наших отношений с Эбби, Шепли беспокоился за исход последнего в году боя. Я тоже волновался: это было очень важное событие для нас обоих. С выигранных денег нам предстояло оплачивать свое летнее проживание, а то и часть осеннего. Хотелось заработать по максимуму, тем более что я решил не выходить на арену после этого боя.

Приближались весенние каникулы, но Адам не звонил. Дошел слух, что он затаился после прошлого раза, когда нас накрыли копы и арестовали несколько человек. В пятницу последней учебной недели выпал снег. Весь кампус пребывал в приподнятом предканикулярном настроении, и, пока мы с Эбби шли к столовой, нас чуть не закидали снежками. Америке повезло меньше.

Стоя с подносами в очереди фиг знает за чем, мы болтали и смеялись. Шепли утешал Мерик, а я развлекал Брэзила рассказами о том, как Голубка обыграла моих братьев в покер. У меня зазвонил телефон, но я отреагировал не сразу.

— Трэв? — подтолкнула меня Эбби, и на ее голос я, как всегда, обернулся, мгновенно забыв обо всем остальном. — Ответь. Вдруг хорошие новости?

Я посмотрел на свой мобильный и вздохнул:

— Не факт.

С одной стороны, я хотел, чтобы бой состоялся, а с другой стороны, даже на короткое время жаль было разлучаться с Голубкой. После того раза, когда к ней пристали, я понял, что не смогу сосредоточиться на противнике, если она будет в зале без охраны. Но если она не придет, мне все равно не собраться с мыслями. А последний бой в году всегда бывал самым тяжелым и требовал полной концентрации.

— Наверное, что-то важное, — сказала Эбби.

Я поднес телефон к уху:

— В чем дело, Адам?

— Бешеный Пес, хочу тебя обрадовать! Дело сделано. Я договорился с Джоном Сэвиджем.[9]Он в следующем году уходит в профессионалы, поэтому ставки высоченные! Такой шанс выпадает раз в жизни: победишь — денег тебе хватит надолго.

— Это будет мой последний бой.

В ответ молчание. Я представил себе, как у Адама заходили желваки. Он много раз говорил, что Эбби портит ему бизнес, и теперь наверняка будет проклинать ее за мой уход с арены. Наконец он спросил:

— Она придет?

— Еще не знаю.

— Лучше оставь ее дома, Трэвис. Если это действительно твой последний бой, мне нужно, чтобы ты думал только о деле.

— Я не могу ее не взять, а Шепли уезжает из города.

— Давай без глупостей! Я серьезно.

— Хорошо, я тебя понял.

Адам вздохнул:

— Если без нее никак нельзя, то позвони Тренту. Глядишь, тогда тебе будет спокойнее и ты сможешь сконцентрироваться.

— Хм… А это, кстати, неплохая мысль, — сказал я.

— Обдумай все как следует. И позвони мне.

Пока я говорил с Адамом, Эбби не сводила с меня глаз.

— Если выиграю, можно будет заплатить за квартиру за восемь месяцев вперед. Драться буду с Джо Сэвиджем. Он хочет идти в профессионалы.

— Ты видел его на ринге? — спросил Шепли, подойдя к нам почти вплотную.

— Один раз, в Спрингфилде. Сильный парень.

— Наверняка не такой сильный, как ты, — сказала Эбби.

Я наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Если хочешь, Трэв, могу остаться дома.

— Нет, — покачал я головой.

— Не хочу, чтобы тебя разукрасили, как в прошлый раз, из-за того что я рядом и ты обо мне беспокоишься.

— Нет, Голубка.

— Я буду тебя ждать, не лягу спать, пока не вернешься, — улыбнулась она так неестественно, что это только укрепило мою решимость.

— Я позвоню Тренту. Он единственный, кому я могу тебя доверить. Если ты будешь с ним, я спокойно сосредоточусь на бое.

— Ну спасибо тебе, братец, — проворчал Шепли.

— Старик, у тебя был шанс, — ответил я полушутя-полусерьезно.

Шепли скривился. Он мог дуться на меня сколько угодно, но я сказал правду: тогда в «Хеллертоне» он не уследил за Голубкой. Будь он начеку, ничего бы не случилось, и мы все это понимали. Девчонки клялись, что он не виноват, но я-то знал: он смотрел на арену, а не на Эбби.

Слава богу, все обошлось относительно благополучно. Если бы Итану удалось сделать то, что он замышлял, сидел бы я сейчас в тюрьме за убийство. Шепли несколько недель приставал к Эбби с извинениями. Наконец я отвел его в сторону и велел успокоиться. Проку от этих угрызений совести не было никакого, а лишний раз вспоминать неприятные моменты не хотелось.

— Твоей вины тут нет. Ты же стащил его с меня, разве не помнишь? — сказала Эбби и, дотянувшись до Шепли через Мерик, похлопала его по плечу. Потом повернулась ко мне. — Когда бой?

— На следующей неделе. Точно пока не известно. Я хочу, чтобы ты там была. Ты нужна мне.

Не будь я эгоистичной свиньей, настоял бы на том, чтобы Голубка сидела дома. Но мой эгоизм и мое свинство ни у кого не вызывали сомнений: эти свойства своей натуры я неоднократно показывал. Желание знать, что рядом Эбби Эбернати, брало во мне верх над разумом. Так было раньше, и, наверное, так будет всегда.

Голубка улыбнулась и положила подбородок мне на плечо:

— Я приду.

У Эбби оставалось еще одно занятие. Я проводил ее, поцеловал на прощание и направился к «Моргану», где должен был встретиться с Америкой и Шепли. Кампус быстро пустел. Я закурил, отойдя от центрального входа за угол, потому что не хотел, чтобы на меня каждые три минуты наскакивали однокурсники с чемоданами или бельем для стирки.

Я достал из кармана телефон, набрал номер Трента и стал встревоженно слушать гудки. Включилась голосовая почта, и я сказал:

— Трент, это я. У меня к тебе огромная просьба. Дело срочное. Перезвони, как только сможешь. Пока.

В тот момент, когда я нажал отбой, из-за стеклянной двери общаги появились Шепли и Мерик. У каждого в руках было по две сумки.

— Вы, кажется, уже совсем готовы к путешествию.

Шеп улыбнулся. Лицо Америки осталось неподвижным.

— Да ладно тебе! Они совсем не страшные. — Я легонько ткнул ее локтем, но она продолжала хмуриться.

— Когда приедем, ей сразу полегчает, — сказал Шепли, не столько убеждая меня, сколько успокаивая свою девушку.

Я помог им погрузить сумки в багажник «чарджера», и мы стали ждать Эбби. Она должна была подойти к общаге, как только сдаст зачет.

Я натянул шапку на уши и зажег сигарету. Трентон до сих пор не отзвонился, и я стал беспокоиться, что он не сможет меня выручить. Близнецы укатили в Колорадо с бывшими однокурсниками, друзьями по «Сигме Тау». А больше я бы никому Голубку не доверил.

Несколько раз затянувшись, я стал прокручивать в голове возможные причины молчания Трентона. Потом в очередной раз подумал, как эгоистично с моей стороны настаивать, чтобы Эбби пришла туда, где ей может что-то угрожать. Но для победы мне нужно было полностью сосредоточиться, а это зависело от двух вещей: присутствия Эбби и ее безопасности. Если Трентон не позвонит или позвонит и откажется помочь, придется отменить бой. Другого выхода я не видел.

Я так разволновался, что и сам не заметил, как докурил всю пачку. Затягиваясь последней сигаретой, взглянул на часы: Эбби пора бы уже вернуться с занятия. Как только я об этом подумал, она меня окликнула.

— Привет, Голубка.

— Все в порядке?

— Теперь да, — сказал я, прижимая ее к себе.

— Ты чем-то расстроен?

— Столько забот навалилось, — вздохнул я.

Эбби дала понять, что не удовлетворена ответом, и я продолжил:

— Эта неделя, бой… К тому же неясно, с кем тебя оставить…

— Я же тебе говорила: могу вообще не приходить.

— Ты нужна мне там, Голубка.

Я бросил окурок на землю, посмотрел, как он дотлевает в глубоком отпечатке чьей-то ноги на снегу, и взял Эбби за руку.

— Ты связался с Трентом? — спросила она.

— Жду, когда он перезвонит.

Америка открыла окно и высунула голову из машины:

— Побыстрее, а то мы тут замерзнем к чертовой матери!

Я улыбнулся и открыл перед Эбби дверцу «чарджера». Мы сели и поехали. Пока я глядел в окно, Шепли с Америкой в сто первый раз прокручивали один и тот же разговор, который у них начался, когда он, Шеп, решил познакомить свою девушку с родителями. Как только мы затормозили возле нашего дома, у меня зазвонил телефон. На экране высветилось имя брата.

— Трент, что за фигня? Я же звонил больше часа назад! На тебя не похоже, чтобы так увлекался работой!

— Извини. Я действительно долго не перезванивал. Был у Кэми.

— Ладно, слушай. Нужна твоя помощь. На следующей неделе у меня бой. Пока не известно точно когда. Но надо, чтобы ты подъехал в течение часа после того, как я тебе позвоню. Сможешь?

— А какой мне в этом интерес? — спросил он, поддразнивая меня.

— Приедешь или нет, придурок? Ты мне нужен, чтобы охранять Голубку. Один урод лапал ее в прошлый раз и…

— Какого хрена? Ты серьезно, старик?

— Да.

— Кто это был? — проговорил Трентон, внезапно посерьезнев.

— Не важно. Я принял меры. Так если я позвоню, ты…

— Конечно, братишка. Обязательно приеду.

— Спасибо.

Я вырубил телефон и откинулся на сиденье.

— Отпустило? — спросил Шепли, посмотрев в зеркало заднего вида и увидев облегчение на моем лице.

— Да. Не знаю, что бы я стал делать, если бы он не согласился.

— Я же говорила тебе… — начала Эбби, но я остановил:

— Голубка, сколько раз я должен это повторять?

Почувствовав в моем тоне нетерпение, она покачала головой:

— Просто мне это немного странно. Раньше ты справлялся без меня.

Я повернулся к ней и дотронулся пальцем до ее щеки. Голубка явно не понимала, что я чувствовал.

— Раньше, когда я тебя не знал, все было по-другому. Но теперь я не могу сосредоточиться, если тебя нет рядом. Я думаю о том, где ты и чем занята… Чтобы сконцентрироваться, я должен знать, что ты здесь, и видеть тебя. Наверное, это безумие, но это так.

— Твое безумие мне безумно нравится, — сказала Эбби, целуя меня в губы.

— Кто бы сомневался, — пробормотала Америка.

Еще до захода солнца они с Шепом сели на его железного коня и взяли курс на юг. Эбби звякнула ключами от подружкиной «хонды» и с улыбкой сказала:

— Теперь нам, по крайней мере, не придется мерзнуть на мотоцикле.

Я улыбнулся Голубке в ответ, она пожала плечами:

— Может, нам собственную машину завести?

— Если выиграю бой — запросто. Пойдем и купим.

Эбби подпрыгнула и, обхватив меня руками и ногами, принялась целовать в щеки, губы и шею. Мы поднялись по лестнице и прямиком устремились в спальню.

Следующие четыре дня в ожидании звонка от Адама мы с Голубкой коротали время, валяясь в постели или сидя на диване с Тотошкой перед телевизором. Наконец во вторник вечером, в перерыве между двумя сериями старого ситкома, мой телефон зазвонил. Мы с Эбби переглянулись.

— Алло?

— Бешеный Пес, жду тебя через час в «Китон-холле». Надеюсь, ты в форме, дружище, потому что Джон накачался стероидами, и теперь он вылитый Халк Хоган.

— До скорого. — Нажав отбой, я встал и сказал Эбби: — Оденься потеплее, малыш. Здание старое, и на каникулы там, скорее всего, отключили отопление.

Эбби, весело пританцовывая, направилась в спальню. Я улыбнулся: не каждая девушка так обрадуется перспективе наблюдать, как ее парень машет кулаками. Неудивительно, что я влюбился в мою Голубку.

Я надел куртку с капюшоном, обулся и стал ждать Эбби у входной двери.

— Я готова! — Голубка появилась на пороге спальни и, ухватившись за косяки, замерла в кокетливой позе. — Ну как? — Она выпятила губы, изображая не то модель, не то утку.

Я оглядел ее с головы до ног: белая футболка, длинный серый кардиган, голубые джинсы в обтяжку, заправленные в высокие черные ботинки. Голубка просто прикалывалась, щеголяя передо мной во всем самом старом и ненарядном, но у меня при виде ее дух перехватило.

Она опустила руки и вздохнула:

— Отстой, да?

— Нет, — сказал я, не находя нужных слов. — Очень даже ничего.

Одной рукой я открыл дверь, а вторую протянул Эбби. Она, подпрыгивая, приблизилась ко мне, и мы переплели пальцы.

«Хонда» завелась не сразу, но все равно в «Китон» мы приехали с запасом. С дороги я позвонил Трентону и теперь молился, чтобы он меня не подвел. Мы с Голубкой стояли у потемневшей от времени северной стены здания. Южный и западный фасад были закрыты стальными лесами. Старейший университетский корпус готовился к косметическому ремонту.

Я зажег сигарету, затянулся и выпустил дым через нос. Эбби сжала мою руку:

— Я с тобой.

В здание стали пробираться зрители. Для конспирации припарковав машины на соседних улицах, они подходили к корпусу пешком и влезали по пожарной лестнице с южной стороны. С каждой минутой народ прибывал все активнее.

Я нахмурился: место было выбрано явно неудачно. Последний бой в году всегда привлекал серьезных игроков, которые приходили заранее, чтобы сделать ставки и занять хорошие точки обзора. Менее опытных зрителей тоже бывало больше, чем обычно: они являлись в последний момент, и им приходилось тесниться в задних рядах, у самой стенки. В этом году играли по-крупному. «Китон» находился на окраине кампуса, что хорошо, но подвал у него был маленький, что плохо.

— С выбором места Адам, похоже, не напрягался, — проворчал я.

— Теперь уже ничего не изменишь, — ответила Голубка, оглядывая бетонные блоки.

Я достал телефон и отправил Трентону эсэмэску, шестую по счету. Эбби прошептала:

— Ты сегодня нервничаешь…

— Успокоюсь, когда Трент притащит сюда свою чертову задницу.

— Не плачь, девочка, я здесь, — тихо сказал Трентон, незаметно подкравшись.

Я облегченно вздохнул.

— Как жизнь, сестренка? — спросил он, одной рукой приобнимая Эбби, а другой шутливо отталкивая меня.

— Прекрасно! — весело сказала она.

Я за руку повел Голубку к заднему фасаду, оглядываясь на Трентона, который шел следом:

— Если вдруг нагрянут копы и мы разделимся, то встречаемся в «Морган-холле», договорились?

Брат кивнул. Я остановился у открытого низкого окна.

— Издеваешься? — вытаращился на меня Трентон. — Да сюда даже Эбби вряд ли протиснется!

— Пролезешь, — успокоил его я и первым нырнул в темноту подвала.

Голубка, уже привыкшая входить на арену не с парадного входа, недолго думая, пригнулась к стылой земле и проскочила в окно, упав прямо ко мне на руки. Через несколько секунд в проем, пыхтя, ввалился Трент. Приземлившись на бетонный пол, едва удержался на ногах.

— Скажи спасибо, что я люблю Эбби, — проворчал он, отряхивая рубашку. — Ради кого попало не стал бы все это терпеть!

Я подпрыгнул и одним движением закрыл окно.

— Нам туда. — Я повел Голубку с Трентоном к арене.

Мы довольно долго петляли подвальными коридорами, шаркая по рыхлому бетону. Наконец вдали показался свет, послышался гул голосов. Мы в очередной раз повернули, и Трентон вздохнул:

— Никогда нам отсюда не выбраться!

— Иди за мной, и все будет в порядке, — сказал я.

По мере того как мы приближались к месту боя, шум толпы становился громче. Вскоре уже можно было различить голос Адама, выкрикивавшего имена и цифры в мегафон.

Я остановился в комнате, примыкающей к арене, и оглядел парты и стулья, накрытые белыми простынями. Стало не по себе. Место плохое, опасное. Зря я привел сюда Эбби. Если начнется драка, Трентон защитит Голубку, но где он спрячет ее от толпы? Здесь, среди старого хлама? Мне это почему-то не понравилось.

— Как собираешься действовать? — спросил брат.

— По принципу «разделяй и властвуй».

— Что будешь делить?

— Тушу Сэвиджа на части.

Трентон энергично кивнул:

— Неплохой план.

— Голубка, стой возле этой двери, ладно?

Эбби широко раскрытыми глазами смотрела на арену, вокруг которой уже творилось бог знает что.

— Голубка, ты меня слышишь? — Я дотронулся до ее руки.

— А? — Она повернулась ко мне и заморгала.

— Прошу не отходить от этой двери. И держись все время за Трентона.

— С места не сдвинусь, — сказала Эбби. — Обещаю.

Я посмотрел на ее милое встревоженное лицо и улыбнулся:

— Теперь, кажется, ты нервничаешь.

Она взглянула на арену, потом опять на меня:

— У меня плохое предчувствие, Трэв. Уверена, что ты победишь, но… Не знаю. Не нравится мне это место.

Мне нечего было возразить.

— Мы здесь ненадолго.

Адам уже начал вступительную речь. Я дотронулся до лица Эбби и посмотрел ей в глаза:

— Люблю тебя.

Голубка слабо улыбнулась. Я привлек ее к себе и прижал к груди.

— Так что не пытайтесь жульничать, прикрываясь своими телками! — прокричал Адам в мегафон.

Я положил Голубкину ручку на локоть Трентона:

— Не спускай с нее глаз. Ни на секунду. Тут все на голову встанут, когда начнется бой.

— Поприветствуем нашего сегодняшнего гостя! На арену выходит… Джон Сэвидж!

— Не беспокойся, братишка. Буду защищать ее до последней капли крови, — сказал Трентон, выразительно пожимая пальцы Эбби. — Теперь иди порви этого отморозка, и свалим отсюда к чертовой матери.

— Трепещите, парни! Девчонки, сбрасывайте трусики! Трэвис Мэддокс Бешеный Пес!

При этих словах я шагнул вперед. Толпа взревела, взметнулось множество рук. Море зрителей расступилось передо мной, и я медленно вышел на арену.

Зал освещался только фонарями, висевшими под потолком. После того как в прошлый раз мы чуть не спалились, Адам осторожничал: боялся, что ярко освещенные окна подвала привлекут к нам нежелательное внимание.

Даже в полумраке можно было легко разглядеть свирепую физиономию моего противника. Сверкая глазами, он нетерпеливо запрыгал с ноги на ногу. Потом замер и кровожадно уставился на меня с высоты своего огромного роста.

Джон был далеко не дилетант, но у него, как и у всех остальных, было лишь три варианта: или нокаут, или болевой прием, или победа по очкам. Моя сила заключалась в том, что много раз приходилось драться с четырьмя братьями, а значит, противостоять всем приемам одновременно.

Если противник выберет тактику Трентона, я должен быть готов к быстрому нападению в самый неожиданный момент. На этом я собаку съел.

Если он будет, как близнецы, чередовать разнообразные приемы, нанося удары то кулаком, то ногой, этим меня тоже не напугаешь.

Наиболее опасен был Томас. Если Джон столь же хитер (судя по его оценивающему взгляду, так и есть), он сделает равные ставки на силу, скорость и стратегию. Но и это мне не страшно: со старшим братом я дрался всего лишь несколько раз, но к тому времени, когда мне исполнилось шестнадцать, он уже не мог справиться со мной без помощи других Мэддоксов.

Сколько бы ни тренировался Джон Сэвидж, каких бы хитростей ни припас, он вряд ли меня удивит.

Адам дунул в свой «рог», и Сэвидж, сделав маленький шаг вперед, выбросил руку в мою сторону. Я увернулся. Да, похоже, он намерен драться, как Томас.

Джон приблизился ко мне. Я поднял ногу и ботинком отпихнул противника в толпу. Толпа отбросила его обратно на ринг.

Джон опять попер на меня и нанес два удара. Я пригнул его, схватив за плечи, и двинул коленом в лицо. Он попятился, но, быстро собравшись с силами, снова атаковал.

Я сделал выпад и промахнулся. Сэвидж попытался обхватить меня за туловище. Я был уже потный и легко выскользнул. Когда я повернулся, он засветил мне локтем в челюсть. На какую-то долю секунды потемнело в глазах, но потом я встряхнулся и ответил противнику сначала левым хуком, потом правым. Нижняя губа Джона была разбита. При виде первой крови публика оглушительно взревела.

Я отвел локоть назад и нанес Сэвиджу короткий удар кулаком в нос. Пока Джон приходил в себя, я оглянулся на Эбби. Как я и просил, она стояла у двери, держась за Трентона.

Убедившись в том, что с Голубкой все в порядке, я снова сосредоточился на борьбе. Джон, пошатываясь, попытался нанести удар, от которого я увернулся. Тогда он обхватил меня руками, и мы оба повалились на пол.

Подмяв противника под себя, я с первого раза угодил ему локтем прямо в лицо. Джон намертво обвил меня ногами.

— Прикончу тебя, чертов сопляк! — проревел он.

Я улыбнулся и, оттолкнувшись от пола, встал на ноги. Сэвидж поднялся вместе со мной и хотел снова повалить, но я решил, что нам с Эбби пора домой. В шуме толпы я расслышал голос Трентона:

— Надери ему задницу!

Я сделал выпад вперед и немного в сторону. Джон с сокрушительной силой рухнул на бетонный пол затылком, погрузившись в полубессознательное состояние. Замахнувшись, я стал бить его по голове. Бил до тех пор, пока меня не подхватили под мышки и не оттащили в сторону.

Адам бросил Сэвиджу на грудь красную тряпку, потом взял мою руку и поднял вверх. Зал взорвался. Я посмотрел на Эбби: Трент посадил ее к себе на плечи, и она радостно кивала мне, возвышаясь над морем голов. Сам Трентон улыбался до ушей и что-то кричал.

Как только толпа начала рассеиваться, я заметил страх на Голубкином лице. Через несколько секунд все разом закричали. Началась паника. Фонарь, висевший в углу зала, упал и поджег белую простыню, от нее загорелась соседняя, и дальше по цепочке. Пламя распространялось с невероятной скоростью.

Толпа с воплями устремилась к лестнице. Помещение уже было полностью задымлено. В отсветах огня мелькали испуганные лица, мужские и женские.

— Эбби! — крикнул я, с ужасом понимая, как она от меня далеко и сколько между нами народу.

Если я не смогу пробраться к ней и Трентону, им самим придется искать обратную дорогу на улицу, блуждая в темном подвале. Страх ударил мне в мозг с такой силой, что я принялся бешено расталкивать всех, кто попадался на пути.

В противоположном конце зала раздался хлопок, потом еще один. Это взорвались другие фонари, и от них тоже стало расходиться пламя.

Из-за дыма было почти ничего не видно, но я все-таки разглядел, как Трентон, схватив Эбби за руку, пытается пропихнуться сквозь толпу. Эбби упирается и мотает головой. Трент озирается по сторонам, соображая, что делать. Они стоят в самой гуще народа. Если полезут к пожарной лестнице, то попадут туда последними, а огонь распространяется быстро. Им никак не успеть.

Все мои старания протиснуться к Эбби ни к чему не приводили: чем сильнее я к ней рвался, тем дальше толпа отбрасывала меня назад. Люди в страхе штурмовали выходы из зала, радостные крики давно сменились воплями отчаяния.

Трентон подтащил Эбби к двери, но она, вместо того чтобы как можно скорее убежать, обернулась, протянула ко мне руки и закричала:

— Трэвис!

Я набрал в легкие воздуха, чтобы ответить ей, но только закашлялся от дыма и стал махать руками, чтобы его развеять.

— Туда, Трэв! — крикнул брат.

— Бегите, Трент! Выведи Голубку!

Эбби посмотрела на меня расширенными глазами и замотала головой:

— Трэвис!

— Бегите! Я вас догоню!

С секунду поколебавшись, Эбби решительно сжала губы. Я облегченно вздохнул. У Эбби Эбернати был сильный инстинкт выживания, и сейчас он сработал. Она схватила Трентона за рукав и потащила обратно в темноту, куда еще не добрался огонь.

Тогда я повернулся и стал искать выход. Десятки людей, крича и дерясь, толкались в узком коридоре, ведущем к пожарной лестнице.

В зале было черно от дыма, и я начинал задыхаться. Опустился на пол, пытаясь вспомнить расположение дверей, через которые можно было бы выйти. Подмывало вслед за всеми броситься на лестницу, но я не поддался общей панике. Где-то поблизости находился еще один выход, о котором мало кто знал. Пригнувшись, я побежал туда, но на полпути остановился: тревожная мысль об Эбби и Трентоне не пускала меня дальше.

Внезапно я услышал, что меня зовут, и, щурясь, обернулся на голос.

— Трэвис! Трэвис! Сюда!

В дверном проеме стоял Адам и махал мне. Я покачал головой:

— Мне надо найти Голубку.

Проход к комнатушке, через которую ушли Эбби с Трентоном, был почти свободен, и я устремился туда. Вдруг кто-то налетел прямо на меня. Это оказалась девушка, первокурсница, судя по виду. Она с трудом встала на ноги и обратила ко мне измазанное копотью лицо.

— П-помогите! Я не могу… Не знаю, куда идти, — сказала она, кашляя.

— Адам! — крикнул я, подталкивая девушку в нужном направлении. — Выведи ее!

Она подбежала к Адаму, он схватил ее за руку, и они проскочили в дверь, которую через несколько секунд заволокло дымом.

Я бросился искать Эбби. По темным лабиринтам бегали другие люди, точно так же крича и задыхаясь. Все они искали выход.

— Голубка! — позвал я, испугавшись, что они с Трентоном заблудились.

В конце коридора стояла группка плачущих девчонок.

— Вы не видали девушку с парнем? Парень примерно такого роста, на меня похож? — спросил я, прикасаясь ко лбу ребром ладони.

Девчонки покачали головой. У меня внутри все оборвалось: Эбби с Трентоном потерялись.

— Идите по этому коридору до конца, — сказал я девчонкам. — Будут ступеньки, а наверху дверь. Взбирайтесь и поворачивайте налево. Оттуда выберетесь через окно.

Одна из девчонок кивнула, вытерла глаза и, рявкнув на подруг, повела их за собой. Я, вместо того чтобы пойти с ними, стал беспорядочно петлять в темноте, надеясь натолкнуться на Эбби и Трента. Я не мог уйти, не обыскав все и не убедившись, что они благополучно выбрались.

Из зала, где проходил бой, доносились крики. Пробежав несколько коридоров, я почувствовал растущую в груди панику. Уже и здесь пахло дымом, и я прекрасно понимал: здание старое, планировка неудачная, кругом мебель, накрытая тряпками. Через несколько минут весь подвал будет в огне.

— Эбби! — в сотый раз крикнул я. — Трент!

В ответ — ничего.

 

ГЛАВА 27

ОГОНЬ И ЛЕД[10]

 

Спрятаться от дыма было уже невозможно. Куда бы я ни пошел, горячий удушливый воздух обжигал легкие. Я наклонился и уперся руками в колени, дыша тяжело и часто. Ориентироваться в пространстве становилось все труднее: во-первых, из-за темноты, во-вторых, из-за боязни не найти Эбби и Трентона. Теперь уже я не был уверен и в том, что сам смогу выбраться.

Между приступами кашля я расслышал стук, доносившийся из соседней комнаты:

— Помогите! Кто-нибудь! Помогите!

Это была Эбби. Ко мне сразу вернулись душевные силы, и я стал ощупью пробираться на ее голос. В кромешной темноте я прошел вдоль стены и нащупал дверь. Она оказалась заперта.

— Голубка! — крикнул я, дергая за ручку.

Эбби издала еще более пронзительный вопль, и я, чуть попятившись, распахнул дверь пинком. Голубка стояла на столе под окном, отчаянно барабаня руками по стеклу. Она даже не поняла, что вошел я.

— Эбби! — снова позвал я, откашливаясь.

— Трэвис! — закричала она и, спрыгнув со стола, бросилась ко мне.

Я взял ее лицо в ладони:

— Где Трент?

— Пошел за ними! — проговорила она, заливаясь слезами. — Я уговаривала идти со мной, но он ни в какую!

Я выглянул в коридор, дальний конец которого уже был охвачен пламенем. Огонь стремительно приближался, пожирая выстроившуюся вдоль стен зачехленную мебель. Увидев это, Эбби порывисто глотнула воздух и закашлялась.

Я нахмурился при мысли о том, где сейчас может быть Трентон. Вдруг там, в глубине коридора? Захотелось разрыдаться, но испуганные глаза Эбби заставили меня взять себя в руки.

— Давай-ка выбираться отсюда! — Быстро поцеловав Голубку в щеку, я взобрался на подобие стремянки, которое она соорудила. Собрав последние силы, еще остававшиеся в дрожащих мускулах, я попытался открыть раму. — Отойди, Эбби! Сейчас разобью окно!

Она, вся дрожа, сделала шаг назад. Я согнул руку в локте и, хрипло выдохнув, ударил кулаком в стекло. Оно осыпалось осколками. Я протянул руку и крикнул:

— Скорее!

В комнате уже стало жарко от приближающегося огня. Подгоняемый страхом, я одной рукой поднял Эбби с полу и пропихнул ее в окно.

Дождавшись, когда вылезу я, она помогла подняться на ноги. С улицы доносился вой сирен. По стенам соседних зданий прыгали отсветы красных пожарных и синих полицейских мигалок. Я взял Эбби за руку, и мы побежали к толпе, собравшейся перед корпусом. Я принялся звать Трентона, оглядывая перепачканные лица людей. С каждым новым выкриком, который оставался без ответа, все труднее становилось сдерживать отчаяние. Брата здесь не было. Я достал сотовый в надежде, что Трент звонил. Нет, никаких звонков.

Захлопнув крышку телефона, я поднес пальцы к губам. Я не знал, как быть дальше, и уже паниковал. Если возле здания Трентона нет, значит он заблудился и остался там, в огне.

— Трент! — снова закричал я, вытягивая шею.

Толкаясь в толпе, я видел, как другие спасшиеся обнимают друзей или плачут возле машин «скорой помощи». Пожарный насос поливал горящее здание водой. Пожарные побежали внутрь, волоча за собой шланги.

— Он не выбрался, Голубка, не выбрался, — прошептал я, падая на колени.

По щекам потекли слезы. Эбби опустилась рядом со мной и обняла:

— Трентон сообразительный, он не потерялся. Нашел какой-нибудь другой выход.

Я согнулся в три погибели, уткнувшись головой в Голубкины колени и ухватившись обеими руками за ее кардиган.

Прошел час. Утихли крики и плач выживших. Воцарилась зловещая тишина. Пожарным удалось спасти всего двоих. После этого они несколько раз заходили в здание и возвращались ни с чем. Каждый раз, когда кто-нибудь появлялся из огня, у меня замирало сердце. Я и надеялся, и боялся увидеть Трентона.

Тем, кого вынесли еще через полчаса, уже не была нужна медицинская помощь. Их просто положили на асфальт и накрыли тряпкой. Вскоре количество трупов, лежащих на тротуаре, уже значительно превосходило количество спасшихся.

— Трэвис?

Позади нас стоял Адам. Вид у него был потрясенный, растерянный. Я встал и поднял Эбби.

— Рад, что вы выбрались, ребята. А где Трент?

Я не ответил. Мы посмотрели на обуглившийся остов «Китон-холла». Из окон все еще валил густой черный дым. Эбби спрятала лицо у меня на груди и уцепилась за мою рубашку. Я стоял в оцепенении, не сводя глаз с ужасающей картины:

— Наверное, я должен… позвонить папе.

— Подожди, Трэвис. Мы же еще ничего не знаем, — сказала Эбби.

В груди у меня все горело. Из-за горячих слез, застилавших глаза, я с трудом различал цифры на телефоне.

— Это все я! Я не должен был его сюда звать…

— Произошел несчастный случай, Трэвис. Ты не мог этого предугадать, — проговорила Эбби, дотрагиваясь до моей щеки.

Я весь сжался и зажмурил глаза. Мне предстояло позвонить отцу и сказать, что Трентон остался внутри горящего здания. По моей вине. Я не знал, сможет ли наша семья пережить еще одну потерю. Из всех нас у Трента были самые близкие отношения с папой: брат поддерживал его, когда тот пытался снова встать на ноги.

Нажимая на кнопки, я представил себе, как отец отреагирует на мои слова, и у меня оборвалось дыхание. Телефон холодил руку; я прижал к себе Эбби: она наверняка замерзла, даже если пока не понимает этого.

Вдруг на дисплее высветилось имя. Я замер, глядя на мобильник вытаращенными глазами. Входящий вызов.

— Трент?

— Ты цел? — крикнул брат мне в ухо.

В его голосе чувствовалась паника.

— Это Трент! — удивленно улыбнулся я, поворачиваясь к Эбби.

Она радостно охнула и стиснула мне руку.

— Где ты? — нетерпеливо спросил я.

— В «Морган-холле», черт побери, где же еще! Сам же сказал, что встречаемся там! А тебя где носит?

— То есть как — в «Морган-холле»? Стой, не двигайся с места, чтоб ты… Через секунду буду.

Я бросился к общаге, буксируя Эбби. Когда мы, отдуваясь и кашляя, остановились у крыльца, Трентон сбежал со ступенек и затормозил прямо в нас.

— Боже мой, братишка, а я-то думал, вы уже обуглились! — сказал он, крепко обнимая меня и Голубку.

— Ты, засранец! — закричал я, отталкивая его. — Я считал, что ты, на хрен, сгорел! Стоял и ждал, когда пожарные вытащат из «Китона» то, что от тебя осталось!

С секунду я угрюмо смотрел на брата, потом снова обнял его. Свободной рукой нащупал кардиган Эбби и привлек к себе ее тоже. Когда я наконец-то отпустил Трентона, он посмотрел на Голубку и смущенно нахмурился:

— Извини, Эбби. Я запаниковал.

Она покачала головой:

— Все нормально. Слава богу, ты жив.

— Если бы Трэвис увидел, что я выхожу из здания один, то лучше бы мне быть мертвым. После того как ты убежала, я пытался искать, но заблудился, и пришлось выбираться через другой выход. Потом, уже снаружи, я все ходил и искал то окно, но копы увидели меня и отогнали. Тогда я бегом рванул сюда, — сказал Трентон, проводя рукой по лбу.

Я вытер большими пальцами щеки Эбби и взялся за край футболки, чтобы удалить сажу с лица.

— Пора сматываться. Скоро тут повсюду будут ползать копы.

Еще раз обняв меня, Трентон побежал к своей машине, а мы с Голубкой пошли к «хонде» Америки. Пристегнув ремень, Эбби раскашлялась. Я нахмурился:

— Может, заедем в больницу? Пускай тебя осмотрят…

— Со мной все в порядке, — ответила Голубка.

Мы взялись за руки, и она увидела у меня на костяшках глубокий порез:

— Это ты во время боя или когда разбивал стекло?

— Стекло, — сказал я, мрачно глядя на ее окровавленные пальцы.

Взгляд Эбби смягчился.

— А ведь ты спас мне жизнь.

Я сдвинул брови:

— Без тебя не ушел бы.

— Я знала, что ты меня найдешь.

Всю дорогу я не выпускал Голубкины пальчики. Когда мы приехали в квартиру, Эбби направилась в ванную и долго принимала душ, а я трясущейся рукой налил нам по стакану бурбона.

Прошлепав по коридору в спальню, Голубка как подкошенная повалилась на кровать.

— Вот. — Я протянул ей виски. — Это поможет расслабиться.

— Я не устала, — оцепенело проговорила она.

Я снова подал ей стакан. Может, Эбби и выросла в Вегасе, среди гангстеров, но мы только что видели смерть, даже не одну, и сами чудом ее избежали.

— Просто постарайся отдохнуть, Голубка.

— Мне страшно закрыть глаза, — сказала она и, взяв свою порцию виски, залпом выпила.

Я забрал пустой стакан, поставил на прикроватную тумбочку и сел на постель радом с Эбби. Мы молча сидели, вспоминая события последних нескольких часов. Все случившееся казалось кошмарным сном.

— Сегодня много людей погибло, — проговорил я.

— Да.

— Точное число жертв будет известно только завтра.

— Мы с Трентоном, когда искали выход, наткнулись на группку девочек. Не знаю, удалось ли им выбраться. Они были так напуганы…

Руки Эбби задрожали, и я утешил ее единственным доступным мне способом. Обнял. Голубка прижалась к моей груди и вздохнула. Вскоре ее тело расслабилось, дыхание стало ровнее, она потерлась щекой о мою кожу. Впервые с тех пор, как мы помирились, я почувствовал себя с Эбби совершенно спокойно — как до нашей поездки в Вегас.

— Трэвис?

Я опустил подбородок и прошептал ей в волосы:

— Что, малыш?

Наши телефоны одновременно зазвонили. Эбби взяла свой и передала мне мой.

— Алло?

— Трэвис, старик, ты в порядке?

— Да, Шеп, все хорошо.

В это время Эбби успокаивала Америку:

— Мерик, я жива-здорова. Мы оба целы.

— Мама с папой тут места себе не находят. Мы сейчас как раз новости смотрим. Я не говорил родителям, что ты в «Китоне». Что? — Шепли отстранил голову от трубки, его дергали со всех сторон. — Нет, мама! Да, я говорю с ним, он в порядке! Они дома. Так что там у вас произошло? — спросил Шеп, опять переключаясь на меня.

— Чертовы фонари. Адам не хотел зажигать яркий свет — боялся привлечь внимание. От одного из фонарей все и загорелось. Дело плохо, Шеп. Много погибших.

Шепли сделал глубокий вдох:

— Пострадал кто-нибудь, кого мы знаем?

— Пока неизвестно.

— Я рад, что ты выбрался, брат. Я… Господи, как же хорошо, что ты жив!

Эбби рассказывала Америке о том, как блуждала по темному подвалу, пытаясь найти выход. Я сжался, когда она дошла до своей безуспешной попытки открыть окно.

— Мерик, не нужно возвращаться раньше времени. Мы в порядке, — сказала Голубка и через несколько секунд с нажимом повторила: — Мы в порядке. Обнимешь меня в пятницу. Я тоже тебя люблю. Отдохните как следует.

Я прижал телефон к уху:

— Лучше поддержи свою девушку, Шеп. Она, кажется, очень взволнована.

Шепли вздохнул:

— Я просто… — Еще один вздох. — Я знаю, старик.

— Я люблю тебя. Ты мне как родной брат, даже больше.

— Ты мне тоже. До скорого.

Закончив разговаривать по телефону, мы с Эбби посидели в тишине, все еще переваривая впечатления от случившегося. Я опустил голову на подушку и привлек Голубку к себе.

— С Америкой все нормально?

— Расстроилась очень. Но ничего, оправится.

— Хорошо, что их с нами не было.

Я почувствовал, как Эбби на секунду окаменела при этих словах, и пожалел, что навел ее на новую мрачную мысль.

— Да, — сказала она, содрогнувшись.

— Извини. Ты и так сегодня много пережила. А я лезу к тебе с разговорами, от которых становится только хуже.

— Ты пережил не меньше моего, Трэв.

Я еще раз вспомнил, как искал Эбби в темноте, как боялся, что не найду ее, как наконец пнул ту дверь…

— Вообще-то, меня довольно трудно напугать, — сказал я. — Но в то утро, проснувшись и не найдя тебя в квартире, я испугался. Еще когда ты ушла от меня после Вегаса. Еще когда я собирался позвонить отцу и сказать, что Трент погиб. А увидев тебя в горящем подвале, я был просто в ужасе… Я ведь за несколько минут до этого чуть не ушел. Был в нескольких шагах от выхода, но что-то меня остановило.

— То есть как? Да ты спятил! — проговорила она, поднимая голову с моей груди и заглядывая в глаза.

— Я никогда еще не был так уверен в том, что поступаю правильно. Поэтому просто развернулся и пошел искать тебя. Захожу в ту комнату, а там ты. Тогда это было для меня самое главное. В тот момент я даже не думал о том, сможем ли мы выбраться. Просто хотелось быть с тобой рядом, и все. Жизнь без тебя, Голубка, — это единственное, чего я боюсь.

Эбби потянулась ко мне и нежно поцеловала в губы. Потом, улыбнувшись, сказала:

— Значит, тебе нечего бояться. Потому что я никуда не денусь.

Я вздохнул:

— Знаешь, я готов все пережить сначала, с того самого дня, как мы впервые встретились. Пускай бы каждая секундочка повторилась, лишь бы в итоге мы оказались вместе, как сейчас.

Эбби вздохнула, я ласково поцеловал ее в лоб и прошептал:

— Вот он, этот момент.

— Какой?

— Глядя на тебя спящую, я… вижу на твоем лице покой, которого сам не чувствовал с детства, с того времени, когда была жива мама. А теперь вот почувствовал. — Я вздохнул и крепче прижал к себе Голубку. — Как только я тебя увидел, понял: в тебе есть что-то, что мне очень нужно. Теперь ясно. Это не что-то в тебе, это сама ты.

Эбби устало улыбнулась и снова спрятала лицо у меня на груди:

— Это мы, Трэв. Когда мы с тобой не вместе, все становится каким-то бессмысленным. Ты не замечал?

— Не замечал ли я? Да целый год тебе об этом говорю! — поддразнил ее я. — Наглые девицы, ссоры, расставания, Паркер, Вегас… даже пожар — наши отношения могут выдержать все.

Эбби подняла голову и внимательно посмотрела мне в глаза. Она явно что-то замышляла, но впервые с момента нашей встречи я этого не испугался. В глубине души я знал: какой бы путь Голубка ни выбрала, мы пойдем по нему вместе.

— Вегас? — задумчиво проговорила она.

Я нахмурил брови:

— Да…

— А ты не хочешь съездить туда еще раз?

Я не поверил собственным ушам:

— Мне и в голову такое не приходило…

— Давай слетаем всего на один день.

Я озадаченно оглядел темную комнату:

— На один день?

— Давай поженимся! — выпалила Эбби.

Я услышал слова, но их смысл дошел до меня не сразу. Наконец мой рот растянулся в широкой улыбке. Шутка была дурацкая, но, если это поможет Голубке отвлечься от мрачных мыслей, я не прочь ей подыграть.

— Когда?

Она пожала плечами:

— Можно взять билеты на завтра. Сейчас же каникулы. У тебя ведь нет никаких планов на завтрашний день?

— Ну смотри, ты сама напросилась, — хитро сказал я и потянулся за телефоном.

Эбби подняла подбородок: упрямилась, не хотела признаваться, что пошутила.

— «Американ эйрлайнс», — проговорил я, пристально наблюдая за ее реакцией.

Она даже не мигнула.

— «Американ эйрлайнс». Чем могу вам помочь?

— Будьте добры, мне нужно два билета до Лас-Вегаса. На завтра.

Женщина посмотрела время вылета и спросила, когда я хочу вернуться обратно.

— Хм-м-м… — протянул я, ожидая, что Эбби сдастся, но она не сдавалась. — На следующий день. Нас устроит любой рейс.

Голубка, весело улыбаясь, опустила подбородок мне на грудь и стала ждать, когда я закончу разговаривать. Женщина попросила продиктовать мои данные, и я велел Эбби дать кошелек. Думал, теперь-то она точно рассмеется и скажет, чтобы я положил телефон, но она охотно достала мою кредитку. Я медленно продиктовал номер, не переставая поглядывать на Голубку. Она только слушала и улыбалась. Я назвал дату окончания срока действия карты, и подумалось, что сейчас я заплачу за два авиабилета туда и обратно, а мы никуда не полетим. Да уж, Эбби просто рождена для блефа!

— Хорошо, мэм, мы заберем их в аэропорту. Спасибо.

Я отдал Голубке телефон, она положила его на тумбочку.

— Ты сейчас сказала, что хочешь, чтобы мы поженились, — сказал я, подумав: «Теперь-то она точно расколется».

— Да.

— Все ведь было по-настоящему. Я сейчас действительно забронировал для нас два билета до Лас-Вегаса. Значит, завтра мы женимся.

— Спасибо.

Я прищурился:

— Получается, что в понедельник, когда начнутся занятия, ты будешь уже Эбби Мэддокс.

— Ой, — сказала она и огляделась по сторонам.

Я приподнял бровь:

— Передумала?

— На следующей неделе мне нужно будет переоформить кучу важных документов.

Я медленно кивнул, потихоньку начиная надеяться, что это не розыгрыш.

— Так завтра ты выходишь за меня замуж?

Она улыбнулась:

— Ага.

— Серьезно?

— Да.

— Черт! Я люблю тебя! — Я сжал в ладонях голову Эбби и порывисто поцеловал ее в губы. — Как же я тебя люблю, Голубка! — бормотал я, целуя снова и снова.

Она еле сдерживалась, чтобы тоже не обалдеть от восторга.

— Надеюсь, ты не забудешь об этом годков через пятьдесят, когда я по-прежнему буду до нитки обыгрывать тебя в покер! — хихикнула Эбби.

— Детка, я готов терпеть что угодно, лишь бы прожить с тобой шестьдесят, семьдесят лет!

Эбби лукаво сощурила глаз:

— Ты пожалеешь об этих словах.

— Не пожалею. Готов поспорить.

Голубкина милая улыбка сменилась выражением уверенности, которое я видел на лице у непобедимой Эбби Эбернати, когда она обчищала профессионалов за покерным столом в Вегасе.

— Ладно. Слабо поставить на кон тот красивый блестящий байк, что стоит у нас под окном?

— Поставлю все, что у меня есть. Я не жалею ни о единой секунде, проведенной рядом с тобой. И никогда не пожалею.

Голубка протянула мне руку, я без колебаний взял ее, встряхнул, а потом нежно поднес к губам.

— Эбби Мэддокс… — мечтательно проговорил я, не в силах сдержать улыбку.

Она крепко-крепко обняла меня:

— Трэвис и Эбби Мэддокс. Хорошо звучит. Кольца купим потом.

— Кольца? — нахмурился я.

— Да. Они подождут. Все ведь получилось так неожиданно.

— Э-э-э… — замялся я, решая, можно ли теперь отдать Голубке ту коробочку, которая хранилась в тумбочке.

Несколько недель назад или даже еще вчера такой жест, пожалуй, отпугнул бы Эбби. Но теперь момент настал.

— Что?

— Не сердись… но я вроде как уже позаботился об этом.

— О чем?

Я уставился в потолок и вздохнул, решив, что опять поторопился.

— Ты разозлишься.

— Трэвис…

Я открыл тумбочку и принялся в ней шарить. Эбби нахмурилась и сдунула упавшие на глаза влажные пряди:

— Чего ты там ищешь? Презервативы, что ли, купил?

— Нет, Голубка, — хохотнул я, продолжая рыться в ящике.

Наконец я нащупал то, что искал, и, внимательно глядя на Эбби, извлек из тумбочки. Поместив бархатный кубик себе на грудь, я убрал руку под голову и посмотрел на Голубку.

— Что это? — спросила она.

— Ну а ты как думаешь?

— Хорошо, поставим вопрос иначе. Когда ты это купил?

Я набрал в легкие воздуха:

— Некоторое время назад.

— Трэв…

— Просто однажды я его случайно увидел и понял, что по-настоящему хорошо смотреться оно будет только на твоем пальчике.

— И когда был этот день?

— Какая разница?

— Можно посмотреть? — спросила Голубка, лучисто улыбнувшись серыми глазами.

— Открывай! — сказал я, радуясь, что она, вопреки моим ожиданиям, не сердится.

Эбби осторожно тронула коробочку одним пальцем, потом взялась за блестящую застежку и открыла ее. Голубкины зрачки расширились, она захлопнула крышечку и простонала:

— Трэвис…

— Так и знал, ты будешь меня ругать, — сказал я, садясь и беря ее за руки.

— Ты с ума сошел!

— Хоть бы и так. Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь, но я должен был купить это кольцо. Оно мне показалось особенным, и я действительно с тех пор не видел такого же красивого.

Я сжался, поняв, что проболтался о том, как много колец пересмотрел, прежде чем сделать эту якобы случайную покупку. Теперь Голубка могла меня разоблачить.

Медленно высвободив пальцы из моих ладоней, Эбби опять открыла коробочку и достала кольцо.

— Оно… господи, да оно потрясающее! — прошептала она.

— Можно? — спросил я, заглядывая Голубке в лицо и беря ее за левую руку.

Эбби кивнула, и я, деловито поджав губы, надел кольцо ей на пальчик:

— Ну вот. Теперь оно действительно выглядит потрясающе.

Несколько секунд мы оба смотрели на ее руку. Бриллиант наконец-то оказался на своем месте.

— Из этих денег можно было бы сделать первый взнос за машину, — прошептала Голубка, как будто боясь говорить громко в присутствии кольца.

Я поцеловал ее безымянный пальчик:

— Я миллион раз представлял себе, как оно будет смотреться на твоей руке. И вот теперь…

— Ну? — нетерпеливо улыбнулась Голубка.

— Я боялся, что лет пять придется мариноваться, прежде чем надену его тебе.

— Я хотела этого не меньше твоего, просто чертовски здорово умею притворяться! — сказала Эбби и прижалась ко мне губами.

Я откинулся на подушку и привлек Голубку к себе. Мне не терпелось сделать так, чтобы, кроме кольца, на ней ничего не осталось. Был только один способ развеять тяжелые воспоминания о недавних событиях, и мы им воспользовались.

 

ГЛАВА 28

МИСТЕР И МИССИС

Эбби стояла у дороги, держа меня за два свободных пальца. На трех других висела сумка, а второй рукой я махал Америке. Два дня назад мы оставили «хонду» в аэропорту, и теперь Шепли завез сюда… Эбби подскочила к машине и села на переднее сиденье, держась за бок, на котором недавно вытатуировала мою фамилию.…

ЭПИЛОГ

 

По стенам стекала дождевая вода. Капли падали в лужи, которые становились все больше и глубже. Как будто кто-то плакал по нему — мерзавцу, лежащему посреди подвала в собственной крови.

Тяжело дыша, я быстро взглянул на него. Сейчас мне было не до рассматривания трупа: сжимая в каждой руке по пистолету, я держал на прицеле людей Бенни, пока не подоспела помощь. Мой наушник издал сигнал.

— Расчетное время — десять секунд. Хорошо сработано, Мэддокс, — тихо сказал Генри Гивенс, командир нашей группы.

Мы оба знали, что теперь, когда Бенни мертв, операцию можно считать завершенной. В подвал ворвались бойцы с автоматами, с ног до головы одетые в черное.

— Это так, мелкие сошки. Уберите их отсюда к чертовой матери.

Опустив пистолеты и сняв намотанный на запястья боксерский бинт, я устало поднялся по ступенькам. Наверху меня ждал Томас. Его защитная куртка и волосы намокли под дождем.

— Ты сделал то, что должен был сделать, — сказал брат, идя за мной к машине. — С тобой все нормально? — спросил он, осторожно дотрагиваясь до пореза, украшавшего мою бровь.

Два часа я сидел на деревянном стуле, окруженный людьми Бенни, пока он сам с пристрастием меня допрашивал. Утром они вычислили, что я подослан: это, разумеется, входило в наши планы, но результатом операции должен был стать арест мафиози, а не его смерть.

Под кожей у меня заходили желваки. Казалось, давно прошли те времена, когда я, не помня себя от ярости, бросался на любого обидчика. Я долго над собой работал, чтобы это преодолеть. Но годы тренировок в одну секунду оказались перечеркнутыми, едва Бенни упомянул имя моей жены.

— Мне нужно домой, Томми. Меня не было несколько недель, а сегодня к тому же наша годовщина. Надо ее отпраздновать, если, конечно, до ночи успею добраться.

Я резким движением открыл дверцу машины. Томас схватил меня за запястье:

— Сначала отчитайся об операции. Ты ведь не один год потратил на это дело.

— И все впустую.

Томас вздохнул:

— Тебе нельзя возвращаться к своим в таком настроении.

— Я должен. Обещал.

— Я позвоню ей и все объясню.

— Опять врать будешь?

— Мне не привыкать. Работа такая.

Да, Томас был прав: истина часто оказывается страшной. Можно сказать, мой старший брат меня вырастил, но я по-настоящему не знал его до тех пор, пока не начал работать в ФБР. Когда Томас окончил колледж, я думал, что он занялся рекламой. Он сам говорил, будто устроился в рекламное агентство в Калифорнии. Поскольку между нами было большое расстояние, Томасу легко удавалось нас обманывать.

Теперь я вспоминаю, как однажды брат приехал домой без всякого видимого повода и встретил Эбби. В то время он уже занимался Бенни и его многочисленными преступлениями, а я по чистой случайности влюбился в дочь одного из должников мафиози да еще получил от Бенни приглашение к сотрудничеству.

Неудивительно, что, как только я окончил университет с дипломом по уголовному праву, фэбээровцы вышли со мной на связь. Ни мне, ни Эбби тогда даже в голову не приходило, какая это честь для меня. Ведь тысячи людей стремятся работать в органах, и обычно ФБР не приходится вербовать сотрудников. Но я уже был знаком с Бенни и мог внедриться в его банду.

И вот сейчас, в результате моих многолетних тренировок вдали от дома, мафиози лежал на полу, уставившись мертвыми глазами в потолок подвала. Все пули из моего пистолета оказались в его теле.

Я зажег сигарету.

— Позвони в офис. Пусть Сара забронирует мне билет на следующий рейс. Хочу успеть домой до полуночи.

— Трэвис, он угрожал твоей семье. Мы все знаем: он ни перед чем не остановился бы. Никто тебя не винит.

— Он знал, что ему конец. Знал, что бежать некуда. И натравил меня на себя, а я повелся.

— Даже если и так. Он сам виноват. Запугать тебя невозможно, и он это прекрасно понимал. Так зачем же было угрожать мученической смертью твоей жены?

— Да уж, — процедил я сквозь зубы. Бенни действительно живописал, как похитит Эбби и по кускам будет отрывать мясо от костей. — Сейчас я жалею о том, что он оказался таким хорошим рассказчиком.

— А еще есть Мик. Он следующий по списку.

— Я же говорил тебе, Томми. Тут я могу только консультировать. Для участия в этом деле я не лучший кандидат.

Томас не ответил. Только улыбнулся, решив, видимо, дождаться более подходящего момента для продолжения разговора.

Я сел на заднее сиденье машины, которая ждала, чтобы отвезти меня в аэропорт. Как только за мной закрылась дверца и автомобиль тронулся с места, я набрал номер Эбби.

— Привет, малыш! — пропела она.

Услышав ее, я сразу успокоился и с наслаждением втянул свежий воздух.

— Поздравляю тебя с нашей годовщиной, Голубка. Уже еду домой.

— Правда? — Голос Эбби подскочил на целую октаву. — Это для меня лучший подарок.

— У вас все в порядке?

— Мы у папы. Джеймс опять выиграл в покер. Я начинаю волноваться.

— Он же твой сын, Голубка! Чему же тут удивляться?

— Он действительно здорово играет. Только что обставил меня.

Я помолчал секунду, потом переспросил:

— Тебя?

— Да.

— А как же твое правило?

— Знаю, — вздохнула Эбби. — Я решила больше не играть, но у него был неудачный день, и я подумала, за картами он разговорится.

— А что случилось?

— Один парень в школе неудачно высказался. Обо мне.

— Неудивительно, что мальчишки подкатывают к сексуальной учительнице математики.

— Этот и впрямь сказал какую-то гадость. Джей говорит: «Заткнись!» Ну и вышла драка.

— Надеюсь, Джей надрал ему задницу?

— Трэвис!

Я рассмеялся:

— Что, уже и спросить нельзя?

— Я увидела это из своего кабинета. Джессика прибежала туда раньше меня. Боюсь, она его немного… унизила своим вмешательством. Не нарочно.

Я прикрыл глаза. Наша дочь Джессика, хрупкая, с большими золотисто-карими глазами и длинными темными волосами, была моей копией — правда, сильно уменьшенной (каких-нибудь девяносто фунтов веса). Джесс унаследовала от меня взрывной характер и за словом в карман не лезла. Свой нрав она продемонстрировала еще в детском саду, когда бросилась защищать брата-близнеца от вполне невинных поддразниваний другой девочки. Мы пытались объяснить дочке, что Джей, наверное, просто понравился той малышке, но Джессика ничего не желала слушать. Сколько бы брат ни просил ее не вмешиваться, она продолжала яростно его защищать, хотя он был на восемь минут старше.

Я выдохнул:

— Дай-ка ей трубку.

— Джесс, папа хочет с тобой поговорить!

— Привет, пап!

Услышав мелодичный голосок дочки, я в очередной раз удивился тому, как в этом маленьком существе уживаются мой необузданный темперамент и ангельская наружность.

— Детка, у тебя сегодня были проблемы?

— Виновата не я.

— Ну конечно. Ты никогда не бываешь виновата.

— У Джея пошла кровь из носа. Тот мальчишка повалил его на пол.

Внутри у меня все закипело, но детям незачем было это знать.

— Что сказал дедушка?

— Сказал, этому Стивену Матезе давно пора врезать.

Расслышав в дочкиных словах интонацию Джима Мэддокса, я улыбнулся. Хорошо, что она не видела.

— Это неплохо, Джесс, что ты хочешь защищать брата. Но нужно дать ему возможность самому за себя постоять.

— Дам. Когда он не будет лежать на полу.

Я с трудом подавил смешок:

— Ладно. Люблю тебя, маленькая. Скоро приеду. Где там мама?

Послышался шум, потом в трубке снова зазвучал спокойный голос моей жены.

— Ну что, удалось ее переубедить? — спросила Эбби, заранее зная ответ.

— Похоже, нет. Она привела веские доводы.

— С нее станется.

— Точно. Слушай, мы уже подъезжаем к аэропорту. До скорого. Целую.

Как только водитель остановил машину возле терминала, я вытащил сумку из багажника и побежал на регистрацию. Сара, помощница Томаса, только что забронировала для меня билет. До вылета оставалось полчаса. Я быстро прошел досмотр и прямиком направился на посадку. Уже запускали первую группу пассажиров.

Перелет домой, как всегда, казался нескончаемым. Четверть времени пути я потратил на то, чтобы умыться и переодеться в туалете (это было не слишком удобно, но я привык). Потом — томительное ожидание посадки.

После каждой командировки не терпелось вернуться туда, где меня ждали. А сегодня вдобавок ко всему мы с Голубкой праздновали одиннадцатую годовщину свадьбы. Мне ужасно хотелось обнять жену. Одиннадцать лет спустя я любил Эбби так же, как и в первый год нашего знакомства.

Я считал, что каждая годовщина — это наша маленькая победа. Отмечая этот праздник, мы показывали средний палец тем, кто говорил, будто мы долго не пробудем вместе. Эбби приручила меня. Женившись на ней, я стал более спокойным, уравновешенным. А рождение детей вообще изменило мой взгляд на мир.

Я приподнял манжету и посмотрел на запястье. Там по-прежнему красовалось ласковое прозвище, которое я дал Эбби, и от взгляда на эту надпись мне, как и раньше, становилось легче.

Когда самолет сел, я еле удержался, чтобы не броситься бегом через терминал. Добравшись до машины, почувствовал, что моему терпению пришел конец. Впервые за много лет я рванул домой, не обращая внимания на светофоры и обгоняя всех подряд. Это было даже забавно: вспомнил студенческие годы.

Наконец я подъехал к дому и выключил фары. Над крыльцом загорелся фонарь. Эбби вышла навстречу: ее карамельные волосы слегка касались плеч, большие, немного усталые серые глаза говорили о том, как она рада, что я приехал. Я обнял ее, стараясь не сжимать слишком сильно.

— Боже мой, — вздохнул я, пряча лицо в Голубкиных волосах, — как же я соскучился!

Отстранившись, Эбби дотронулась до моей брови:

— Ты упал?

— Сегодня был суматошный день. Наверное, ударился о дверцу машины, когда спешил в аэропорт.

Эбби обхватила меня обеими руками и снова прижала к себе:

— Я так рада, что ты дома! Дети легли, но отказываются засыпать, пока ты не пожелаешь им спокойной ночи.

Я кивнул и, наклонившись, приложил ладони к округлившемуся животу Эбби.

— А ты как? — спросил я у своего третьего ребенка и, поцеловав Голубкин пупок, выпрямился.

Эбби круговым движением погладила живот:

— Он еще не испекся.

Я достал из сумки коробочку и протянул ее Голубке:

— Одиннадцать лет назад мы с тобой махнули в Вегас. Это был лучший день в моей жизни.

Эбби взяла коробочку, и мы, держась за руки, вошли в переднюю. Пахло моющим средством, свечками и детьми. Пахло домом.

— У меня тоже кое-что для тебя есть.

— Правда?

— Ага. — Она на секунду зашла в кабинет и вернулась с бежевым конвертом. — Открой.

— Привела в порядок мою корреспонденцию? Ай да женушка! — сказал я, поддразнивая Эбби.

В ответ она только улыбнулась. Я открыл конверт и достал оттуда небольшую стопку бумаг. Там были даты встреч, документы о совершении операций, распечатки электронных писем — Бенни от Мика и Мику от Бенни. После того как мы помогли отцу Эбби расплатиться с долгом, он снова назанимал денег. В следующий раз Голубка уже не стала ему помогать. Чтобы его не убили, он был вынужден отрабатывать годами.

Только одного я не понимал. Эбби знала: мы с Томасом коллеги… Но вроде бы она думала, будто мы занимаемся рекламой.

— Что это? — спросил я, изображая недоумение.

Эбби не утратила своей способности в любой ситуации сохранять невозмутимый вид.

— Это то, что тебе нужно, чтобы доказать связь Мика с Бенни. Вот, например, погляди сюда, — сказала она, доставая одну из бумаг. — Железобетонная улика.

— Ясно… Только зачем мне все это?

Эбби лукаво улыбнулась:

— Решай сам, дорогой. Просто я подумала: если раскопаю кое-какую информацию, в этот раз ты сможешь пробыть дома чуточку дольше.

Я судорожно искал способ выкрутиться. И как же это я умудрился спалиться?

— Ты давно знаешь?

— Какое это имеет значение?

— Сердишься?

Эбби пожала плечами:

— Поначалу слегка огорчилась. С твоей стороны было очень уж много лжи во спасение.

Я обнял жену, все еще сжимая в руках бумаги:

— Извини, Голубка… Ты ведь никому не сказала?

Она отрицательно покачала головой.

— Даже Шепли с Америкой? Даже папе и детям?

Эбби опять покачала головой:

— Трэвис, если я оказалась достаточно сообразительной, чтобы вывести тебя на чистую воду, неужели ты думаешь, что мне не хватит ума держать язык за зубами? Дело ведь касается твоей безопасности!

Я положил ладони ей на виски:

— Ну и как мне теперь быть?

Эбби улыбнулась:

— Больше, пожалуйста, не говори, будто тебе надо ехать на очередной семинар рекламщиков. А то некоторые твои отмазки были настолько неправдоподобны, что становилось обидно.

Я нежно прикоснулся губами к ее губам:

— Ладно. Какие у нас планы?

— Иди поцелуй детей, а потом мы отпразднуем то, что назло всем до сих пор не разбежались. Согласен?

Мой рот растянулся в улыбке, которая исчезла, как только я снова взглянул на бумаги.

— Ты уверена, что хочешь помогать мне в расследовании дела твоего отца?

Эбби нахмурилась:

— Он миллион раз говорил, что я приношу ему беды. Раз так, пускай хотя бы порадуется, что в кои-то веки оказался прав. И для детей будет лучше.

Я положил бумаги на журнальный столик:

— Поговорим об этом потом.

Я прошел по коридору, ведя за руку Эбби. Спальня Джессики была ближайшей. Я заглянул туда, осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал дочь в щеку и направился в комнату Джеймса. Он не спал, хотя и лежал тихо.

— Привет, малыш, — прошептал я.

— Привет, папа.

— Говорят, у тебя был тяжелый день? Ты в порядке?

Он кивнул.

— Точно?

— Стивен Матезе засранец.

— В общем-то, ты прав, — согласился я, — но, может, лучше подыскать для него какое-нибудь другое слово?

Джеймс скривил рот.

— Так, значит, сегодня ты обыграл маму в покер?

Он улыбнулся:

— Два раза!

— Вот оно как! А она скрыла от меня эту деталь, — сказал я, оборачиваясь к Эбби, чей изящный силуэт красовался в дверном проеме. — Завтра ты мне все подробно расскажешь.

— Да, сэр.

— Люблю тебя.

— И я тебя, папа.

Я поцеловал сына в нос и прошел следом за его мамой в нашу комнату, стены которой были увешаны картинами в рамках, фотографиями родственников и друзей. Эбби остановилась посреди спальни. Даже сейчас, с нашим третьим ребенком в животе, она была головокружительно прекрасна и очень радовалась моему возвращению, хотя недавно выяснила, что я не один год ее обманывал.

Голубка стала моей первой любовью, и после встречи с ней ни одна женщина не привлекла моего внимания. Моя жена, стоящая передо мной, и семья, которую мы вместе создали, — в этом была вся моя жизнь.

Эбби раскрыла коробочку и подняла на меня увлажнившиеся глаза.

— Какая красота! Ты всегда знаешь, что подарить! — сказала она, грациозно дотрагиваясь до кольца с тремя камешками, соответствующими знакам зодиака наших детей.

Надев украшение на правый безымянный палец, она вытянула руку и восхищенно на нее посмотрела.

— Это ерунда по сравнению с тем подарком, который сделала мне ты. Теперь меня могут повысить. Надо будет сообщить начальству о том, что ты накопала. Картина получается непростая…

— А у нас с тобой все выходит непросто, — невозмутимо сказала Эбби.

Я глубоко вздохнул и закрыл за собой дверь спальни. Да, мы с Голубкой побывали в аду, зато потом нашли свой рай. Может быть, мы, двое грешников, и не заслужили такого счастья, но жаловаться я не собирался.

 

БЛАГОДАРНОСТИ

Прежде всего хочу поблагодарить своего замечательного мужа Джеффа за то, что он меня неизменно поддерживает и ободряет, а еще за то, что благодаря… Спасибо моим двум милым девочкам. Они без всяких жалоб позволяют маме допоздна… Спасибо Бет Питри, моей дорогой подруге, с которой мы близки, как сестры. Это она три года назад убедила меня в том,…