Образы военачальников и методы ведения ими войны и дипломатии.

Теперь хотелось бы поговорить о такой проблеме, получившей отражение на страницах «Тайной истории» как образ византийского полководца эпохи Юстиниана и методы ведения ими войны. Анализ данных сведений поможет нам создать более полную картину внешнеполитического положения империи и способов её борьбы за место в системе международных отношений. Источник предоставляет нам сведения о двух полководцах ромеев того времени: о Велисарии, одном из самых прославленных военачальников эпохи Юстиниана, и Сергии, наместнике завоёванной провинции Ливия.

В своём капитальном труде «История войн Юстиниана» Прокопий Кесарийский создаёт исключительно симпатичный, светлый образ бесстрашного воина и искусного полководца Велисария, при котором он, как уже говорилось выше, состоял в качестве советника. В «Тайной истории» картина несколько меняется. Образ смелого и находчивого воителя эволюционирует в зрелище жалкого подкаблучника своей жены Антонины, который, ради неё готов, трястись от страха в ожидании ареста и благословлять жену за мнимое избавление[169]; не может пресечь блуд стареющей супруги с молодым человеком Феодосием.[170] Колоритной деталью образа растерявшего мужество и волю Велисария является портретная зарисовка растерянного, смертельно испуганного человека, бесцельно слоняющегося по улицам Византия (Константинополя).[171] Правда, в то же время полководец готов фактически саботировать задание государя отправиться в поход, чтобы схватить и покарать коварную супругу за козни,[172] однако впоследствии так и не решается этого сделать.[173] Предстаёт Велисарий под пером Прокопия и человеком, способным на самое малодушное предательство: с его молчаливого согласия Фотия, помогавшего Велисарию изобличить любовника его жены, истязают в темнице; оказавшись во главе сильного войска, полководец не спешит следовать ожиданиям своих сторонников и мстить обидчицам – жене Антонине и василисе Феодоре за причинённые унижения.[174] Помимо всего прочего историк сообщает и о страсти военачальника к наживе, ярко проявившейся во время итальянского похода.[175] Следовательно, Прокопий Кесарийский рисует в своём произведении образ человека слабовольного, способного в силу малодушия своего характера совершить злодеяние. Именно этот порок военачальника и служит для Прокопия объяснением Божьей немилости и последовавшей кары в форме военных неудач, которым подвергся Велисарий во время второго персидского и итальянского походов. Историк не придаёт при описании этих кампаний внимания субъективным полководческим дарованиям Велисария: он проигрывает их, поскольку Бог настроен против него. Так, после того, как Велисарий не осмелился заступиться за брошенного в темницу Фотия, кампания против персов под его предводительством, как поясняет Прокопий, складывается очень неудачно: шах Хосров переходит через Евфрат, берёт город Каллиник, обращает в рабов «десятки тысяч римлян», в то время как наместник Востока, т.е. Велисарий, ничего не предпринимает, что служит причиной возникшего подозрения его в трусости и даже в предательстве по отношению к государственным интересам.[176] А всё происходит, как уже говорилось, благодаря противодействию «Божьей силы».[177] Совершенно аналогично Прокопием толкуется поведение Велисария в Италии. Полководец, презрев клятвы, данные Фотию и «своим близким» бороться при первой же возможности против козней своей развращённой и деспотичной жены и её подруги – василисы Феодоры, продолжал пылать «нелепой страстью», по ироничному заявлению Прокопия, к своей супруге, «хотя ей было уже шестьдесят лет» (то есть, по мнению историка, подобное чувство было противоестественным и объяснялось малодушной природой Велисария).[178] Наказание со стороны Бога не замедлило последовать: в Италии полководец терпел «каждодневные неудачи, поскольку Бог был явно против него».[179] В качестве доказательства этой мысли Прокопий Кесарийский приводит следующий аргумент: планы ведения кампании, которые были подготовлены Велисарием против прежних королей остготов Теодата и Витигиса, были намного хуже нынешних, но, тем не менее, «по большей части имели успешное воплощение», в то время как применение новых инструкций, составленных куда более профессионально ввиду возросшего опыта автора в искусстве ведения войны, приводило к плачевным результатам.[180] Иллюстрацией служат бездарные действия Велисария в ходе кампании: за пять лет ему не удаётся закрепиться на итальянском берегу, а вождю готских и италийских повстанцев Тотиле, по издевательскому замечанию Прокопия, не удаётся «застичь его вне стен», поскольку полководец ромеев и его армия «были охвачены великим страхом».[181] В силу напавшей на него трусости, отмечает историк, Велисарий и не сумел добиться выполнения поставленных целей: он «не возвратил ничего из того, что утратил, но в довершение всего потерял Рим, да и, можно сказать, всё остальное».[182] Более того, как уже говорилось выше, в ходе этой кампании, не получая средств от Юстиниана, «он стал крайне корыстолюбив и больше всего пёкся лишь о низменной наживе».[183] Подобная тёмная страсть, достойная времени его василевса, имела у Велисария, согласно сведениям Прокопия, множество проявлений: под предлогом взысканий за прошлые годы полководец грабит всех италийцев, пытается выбить деньги из Геродиана, прибегая к угрозам.[184] Результаты подобного руководства, подорванного сверх того интригами Феодоры и Антонины[185], о чём уже упоминалось выше, оказались, по свидетельству Прокопия, более чем плачевными. Геродиан, вследствие вымогательств и угроз со стороны византийского полководца, переходит на сторону Тотилвы, передавая ему город Сполеций и «всех своих людей»; Велисарий, после удовлетворения Юстинианом его прошения об отзыве из Италии, как сообщает историк, «с радостью» уходит оттуда, «премного довольный тем, что может распрощаться с армией римлян и Италией».[186] Перед нами ещё один штрих к портрету Велисария: перед лицом трудности полководец проявляет свойственное ему малодушие, а также безответственность и безразличие к делу «Римской державы». Но вернёмся к описанию Прокопием геополитического «наследства», оставленного военачальником в Италии. Историк свидетельствует, что Велисарий фактически бросил «большую часть укреплений в руках врага, а Перузию – в состоянии тяжелейшей осады».[187] Вскоре после «дезертирства» полководца многострадальный город, по сообщению Прокопия, был взят, а его жителей постигли «всевозможные беды».[188] Таким образом, налицо трусость и безответственность некогда прославившего державу ромеев своими победами воителя.

Настало время подвести итоги анализу образа Велисария, созданному Прокопием Кесарийским на страницах его «Тайной истории». В этом произведении один из столпов византийской военной мощи, двигатель ромейских экспансионистских успехов предстаёт слабым и лукавым человеком, находящимся в страхе перед своей коварной женой и вследствие этого способным совершить предательство или подлость. В последующих провалах Велисария на военном поприще, а именно в ходе его походов против персидского царя Хосрова и вождя итальянских мятежников Тотилы Прокопию Кесарийскому видится провиденциальный смысл: Бог карает Велисария за его малодушие, и именно благодаря Божьей воле, а не талантам стратега или каким-либо иным качествам бывший прославленным воителем полководец совершает ряд провалов, приводящих к ослаблению международных позиций «Римской державы». Именно Бог допускает, чтобы Велисарий стал трусливым и корыстолюбивым военачальником, что порождает следующую особенность ведения византийцами войны в Италии – безудержный грабёж, который приводит к ухудшению отношений с местным населением. Но, как мы выяснили, это – явление вторичное, а корень всех бед византийской армии и политики – в воле Бога, решившего покарать Велисария.

Обратимся теперь к ещё одному образу представителя византийской элиты, изображённым Прокопием Кесарийским в «Тайной истории». Речь идёт о наместнике завоёванной провинции Ливия Сергии, который, по словам историка, «оказался главным виновником того, что дела римлян здесь (в Ливии – М.А.) оказались погублены».[189] Речь идёт о страшном грехе Сергия – нарушении клятвы на Евангелии о безопасности, которую он. Ещё будучи наместником ливийского города Триполиса при жизни своего дяди Соломона, как Прокопий повествует в другом своём труде – «Война с вандалами»[190], Сергий убил восемьдесят человек послов, явившихся от племени левафов[191] или маврусиев.[192] Интересно сопоставить данные обоих источников – «Войны с вандалами» и «Тайной истории». В первой, увидевшей свет ещё при Юстиниане, вина на случившееся возлагается на маврусиев, однако всё же достаточно расплывчато: Прокопий в этом случае сообщает о том, что «говорят, что эти варвары явились в город с предательской мыслью - устроив покушение, убить Сергия» и что во время пира один из послов, видя неуступчивость наместника Триполиса. Схватил его за плечо, не желая, чтобы Сергий удалился, не приняв решение.[193] В «Тайной истории» Прокопий со всей решительностью сообщает, что «эти люди (послы маврусиев – М.А.) явились к Сергию безо всякого злого умысла» и, вследствие данной посылки, «у него не было повода подозревать их».[194] Последствия такой совершенно бессмысленный акт имел ужасные: ливийцы возмутились, а его дядя Соломон – погиб.[195] Более того, ни один военачсчальник не желал подчиняться столь подлому и развращённому наместнику, унаследовавшему этот пост от своего дяди; Прокопий говорит о таких его качествах, как полная политическая незрелость («нравом и летами совершенно юный»), завистливом и хвастливом нраве.[196] Однако позиции его в придворной жизни были неуязвимы: он числился женихом внучки находящегося тогда в зените славы и могущества Велисария, благодаря чему подруга жены последнего Феодора упорно закрывала глаза на перспективу отпадения Ливии.[197] Упоминает Прокопий и о покровительстве самого Юстиниана над Сергием, что вписывается в уже изложенную концепцию об огромном влиянии василисы на своего супруга.[198] Так или иначе, порядок, по сообщению Прокопия, сумел восстановить лишь новый наместник Ливии – Ареовинд.[199] О Божьей воле историк в случае с Сергием не пишет, хотя, как представляется, это вряд ли можно назвать непоследовательностью Прокопия в вере во всемогущество Высшей силы и предопределения ею людских поступков. Подтверждением этому является история об убийстве Соломоном, братом Сергия, Пегасия, человека, выкупившего его из маврусийского плена.[200] После этого, сообщает Прокопий, Бог отвернулся от Соломона, результатом чего стала его внезапная гибель на Востоке.[201] Так что. Как мы видим, историк из Кесари остаётся в рамках своего провиденциалистского подхода.

Необходимо подвести некоторые итоги. На примере образов двух военачальников-наместников – Велисария и Сергия – можно выделить отличительные черты византийской военной элиты и их участия в военных и дипломатических акциях империи. Этими характеристиками являются малодушие, изнеженность, корыстолюбие, готовность совершать клятвопреступления, в случае Сергия – опора на придворные круги во главе с царственной четой, одним словом, целый набор отрицательных качеств, дающих в совокупности портрет политического деятеля, не наделённого необходимыми профессиональными и моральными свойствами. Касательно Велисария Прокопий проводит версию Божественного предопределения: преступления полководца привели к его военному позору, отразившемся на международном престиже Византии. Как мы выяснили, относительно Сергия подобная концепция прослеживается лишь косвенно, посредством судьбы его брата Соломона. Однако нетрудно заметить, что получаемый нами в итоге коллективный портрет вписывается в общую картину духовного и политического кризиса империи при Юстиниане, которую настойчиво рисует Прокопий Кесарийский и которая касается и внешнеполитической сферы жизни государства ромеев.