Создание Упанишад и переход к попытке нового философского осмысления мироздания и человеческого бытия

Создание Упанишад и переход к попытке нового философского осмысления мироздания и человеческого бытия.

Слово упанишад означает “сокровенное учение”. Содержание Упанишад ещё весьма близко Брахманам, но его составляют уже теософические рассуждения о сущности обрядности, философское обоснование брахманских учений. Это книги, в которых, как предполагается, заключена конечная мудрость жизни, доступная лишь немногим избранным.

Эти учения проповедуются в узком кругу, из уст в уста, в так называемых ашрамах. Содержание их отражает идеологию новой эпохи и во многом существенно расходится с господствующими идеями предшествующих литературных памятников. Под Упанишадами мы подразумеваем только древние, “подлинные”, созданные в середине первого тысячелетия д.н.э. К самым древним произведениям этого цикла относятся следующие шесть: “Брихадараньяка”,”Чхандогья”, “Таиттирия”, “Айтарея”,”Каушитаки” и “Кена”. “Брихадараньяка” является самой древней.

В Упанишадах содержатся мифологические и космогонические тексты и ритуальные толкования, вопросы должного произношения текстов Вед, природу Атмана, сущность Брахмана и соотношение одного из этих понятий к другому. В упанишадах нашли выражение новые идеи, новые учения, которые заключали в себе определенный протест против жреческой идеологии Брахман. Новые идеи излагаются в Упанишадах часто в неразрывной связи с ритуальными толкованиями, внешне вполне отвечающими духу Брахмана.

Но главное отличие между ними в том, что Упанишады посвящены уже в основном не толкованию внешней обрядности, но отвлеченным от неё и более глубоким проблемам мироздания и человеческого бытия. Магия и мистика Брахман сменяются здесь началами подлинной философской мысли, и хотя философские учения упанишад определяют в целом как идеалистические, однако в них во многом отразились натурфилософские, наивно материалистические воззрения той эпохи.

Современному читателю они напоминают своеобразные философские поэмы, излагающие новые учения со страстной проповеднической силой убеждения и выразительностью. Этому способствует характерная диалогическая форма. Участниками философских диалогов выступают обычно брахманы и кшатрии (воины), иногда же боги и другие мифические существа. Древнее магическое учение о дыхании-ветре (Атмане) находит продолжение в Упанишадах, но Атман здесь понимается не столько как “дыхание”, сколько как душа, в противопоставление всему остальному, включая и тело, как жизнетворное начало.

Отождествление Атмана с Брахманом составляет основное учение Упанишад. В конечном итоге Брахман рассматривается, как первооснова, первопричина всего сущего, божественный принцип, внешним выражением которого является окружающий нас мир, вселенная. Брахман здесь - понятие, близкое Мировой Душе, Абсолюту европейских идеалистических систем. Согласно этому учению, Брахман, та божественная сущность, которая воплощается в окружающем человека мире, тождествен Атману, т.е душе, сокровенной внутренней сущности человека, истинной его сущности, которая остается, если отвлечься от всего внешнего, что ему принадлежит.

Именно эта идея, согласно традиционным толкованиям, выражена в “Чхандогья- Упанишад” в известном изречении “то есть ты”, т.е все, что тебя окружает есть ты сам, твоя душа, все едино с тобой. С другой стороны, в утверждении тождества Брахмана Атману, духовному принципу, уже таилась главная опасность, связанная с идеалистическим подходом к действительности - опасность отрыва познающей мысли от реальности окружающего мира. Атман, чистое сознание, провозглашается в Упанишадах единственной реальностью и единственным объектом познания.

Если в Брахманах мы наблюдаем постепенное нарастание монотеистических тенденций, учения Упанишад окончательно подрывают архаический политеизм Ригведы, идеалистические концепции Веданты дают основание для развития идеи единого Бога, который понимается как персонифицированный аспект Брахмана, Абсолюта.

К концу древнейшего периода ведийская литературная традиция фактически замирает. В узком кругу ученых брахманов ещё продолжают создаваться поздние упанишады и сутры, но в то же время приходят на смену новые явления культуры. В устной народной традиции складываются ранние версии великих эпических поэм Древней Индии, начинает развиваться литература на среднеиндийских языках. Памятники ведийского цикла как основы древнеиндийской культуры оказывают большое влияние на её дальнейшее развитие. 8. Махабхарата и Рамаяна - эпические поэмы, возникшие на основе ведийских текстов.

Махабхарата- «великое (повествование о бое) потомков Бхараты” - знаменитый эпос древней Индии, получивший свое окончательное оформление примерно между 4 в. до новой эры - 4 в. новой эры. В дошедшей до нас форме Махабхарата представляет собой огромный (согласно индийской традиции - в 100 000 двустиший, в действительности несколько меньший) комплекс эпических повествований, новелл, басен, притч, легенд, лиро-дидактических диалогов, дидактических рассуждений богословского, политического, правового характера, космогонических мифов, генеалогий, гимнов, плачей, объединенных по типичному для больших форм индийской литературы принципу обрамления.

Центральным сюжетным ядром является повествование о борьбе двух династий из царского рода Бхарата - потомков Куру и сыновей Панду, о 18-дневной их битве и о гибели потомков Куру, об отказе сыновей Панду от власти и о путешествии их в рай и ад. Повествование это начинается с генеалогии рода Бхарата, подробно описывает чудесное зачатие сыновей Панду, их воспитание при дворе слепого их дяди - царя Дхритараштра, козни врагов против них, бегство в дикий лес и приключения в нем, женитьбу пяти братьев на прекрасной Драупади, получение и утрату царства, проигранного старшим из братьев Юдхиштхирой в кости, вторичное изгнание сыновей Панду и подготовку к войне с соперниками.

Это повествование дано как рассказ «благочестивого Вайшямпайяна» на торжественном жертвоприношении при дворе потомка пандуидов - царя Джанамеджайя; это первое обрамление обрамлено в свою очередь длинным вступлением, мотивированным тем, что рассказ Вайшямпайяна пересказывается «благочестивым Уграшравас» на жертвоприношении в лесу Наймиша второе обрамление, которым и начинается Махабхарата.

Конец Махабхараты образует самостоятельная пурана о Вишну-Кришне, так называемая Хариванша. Таким образом Махабхарата дается преимущественно в речах действующих лиц; в качестве примеров и параллелей к развертывающимся в повествовании событиям, действующие лица Махабхараты и приводят многочисленные вставные повести эпоса (а каждое вводимое в действие лицо дает основание для включения новых эпизодов, связанных с его происхождением, его предками и т. д.). Так, в утешение проигравшему в кости свое царство, свободу и жену Юдхиштхире отшельник Бхридашьва рассказывает повесть о злополучном царе Нишадхи Нале. Чтобы успокоить оплакивающего горькую участь своей жены Юдхиштхиру, аскет Маркандейя рассказывает ему повесть о самоотверженной Савитри.

Приготовившемуся вступить в бой Арджуне Кришна открывает учение о спасении через любовь к божеству (знаменитая Бхагавадгита) и т. д не говоря уже об изречениях, баснях, притчах, приводимых буквально «к слову». Анализ текста, тематики и языка Махабхараты позволяет вскрыть в этом великом эпосе Индии ряд последовательных наслоений, существенно перестраивающих его целое и внесенных в него в конечном счете изменениями структуры древнеиндийского общества и сменой борющихся за гегемонию прослоек господствующего класса - двух высших каст: жреческой и военно-аристократической.

Древнейшую часть Махабхараты образуют обломки военно-аристократического эпоса - генеалогии знаменитых княжеских родов и предания об их боевых подвигах в борьбе за власть.

Не только по идеологии и отразившимся в них формам быта (запрещенная брахманизмом полиандрия), но и по языку они чужды жречеству; сюда относится и сюжетное ядро Махабхараты - сказание о великом бое сыновей Панду и потомков Куру. Другого типа составные элементы Махабхараты вносит жречество, перерабатывающее этот эпос в одну из наиболее почитаемых книг брахманизма.

Таковы, с одной стороны, многочисленные легенды, восхваляющие могущество брахманов и изображающие благоденствие князей и царей, обнаруживших по отношению к первым достаточно почтения и щедрости; с другой стороны, вставки дидактического, философского, этического и правового содержания (образующие порой целые главы, как «Бхагавадгита»), пропагандирующие учение позднего брахманизма.

Наконец третий слой представляют собой многочисленные малые дидактико-повествовательные формы, вкрапленные в текст Махабхараты притчи, апологи, басни. Так, в Махабхарате мы находим древнейшие варианты сюжетов о «человеке в колодце» (русск. перев. Жуковского с немецк. пересказа Рюккерта), о «коте-отшельнике», об «охотнике и голубе», проходящих через мировую литературу.

Отталкиваясь от узко-сословной дидактики жречества, обличая не раз корыстолюбие брахманов, противопоставляя ей «общечеловеческую» мораль, эта дидактико-повествовательная продукция отражает рост демократическо-аскетической оппозиции существующему кастовому строю. Так вырастает изумительное строение Махабхараты при всем многообразии влившихся в него элементов образующее художественное целое, оказавшее огромное влияние на всю позднейшую литературу на древних и новоиндийских языках, а частью и на литературу смежных стран.

Так например персидский поэт Джелялэддин Руми пересказывает упомянутую выше притчу о «человеке в колодце». Рамаяна Для миллионов индийцев на протяжении многих поколений «Рамаяна» - и священная книга о деяниях бога Вишну, воплотившегося в смертного царя Раму, и непререкаемое наставление в практической жизни и морали, и увлекательное повествование о подвигах древних героев-предков. Написанная на санскрите, она была переведена - и обычно по нескольку раз - на большинство современных индийских языков; ее идеи и образы вдохновляли всех индийских писателей и мыслителей от Калидасы до Тагора и Неру; ее содержание перелагалось в бессчетных творениях изобразительного искусства и литературы, народного театра и пантомимы.

До сих пор на площади любой индийской деревни или города можно встретить сказителей, часами, а иногда и днями напролет читающих нараспев взволнованным слушателям эту сочиненную около двух тысяч лет назад и все еще живую поэму.

Рамаяна получила распространение не только на территории Индии, но также и в странах Азии. Одна из причин такой повсеместной популярности «Рамаяны» состояла в общедоступности ее сюжета. «Рамаяна» рассказывает, как Рама получает руку прекрасной царевны Ситы, превзойдя всех других искателей, как спустя некоторое время враждебный богам и людям демон-ракшаса Равана похищает Ситу, уносит ее в свое царство и держит там в заточении, как Рама, после долгих поисков и преодолев многие опасности, находит жену и убивает в поединке Равану.

Рассказ этот по своему колориту, характеристике персонажей, мифологическому фону и историческим реалиям чисто индийский, но сюжетный его костяк общераспространен и архетипичен. Героическое сватовство, похищение жены героя, ее поиск и возвращение, так же как и связанные в «Рамаяне» с этим сюжетом мотивы божественного происхождения героев, освобождения земли от чудовищ, нисхождения в подземный мир, чудесных помощников, временной или мнимой смерти и т. п принадлежат мировой фольклорной традиции, засвидетельствованы и в ближневосточных мифах об умирающем и воскресающем боге, в богатырских сказаниях Средней Азии и Сибири, и в русских былинах, и во многих памятниках героического эпоса.

Общепри-нятость сюжета «Рамаяны» иногда вводила в заблуждение даже ученых. Так, видный немецкий индолог XIX века А. Вебер полагал, что для «Рамаяны» «послужили образцом похищение Елены и осада Трои в «Илиаде». Притягательность «Рамаяны» объяснялась, однако, не только простотой ее адаптации.

Архаический сюжет был облечен в ней в зрелую форму героического эпоса и насыщен характерной для него проблематикой. Доисторическое или внеисторическое время претворялось в поэме во время, по крайней мере, квазиисторическое, в славное прошлое страны и народа, определившее их настоящее и будущее. Противостояние «своего» и «чужого» было переосмыслено в контексте складывания национальной государственности, а мифологический конфликт между силами космоса и хаоса уступил место конфликту этическому - между силами добра и зла. Мифологические и сказочные персонажи предстали в «Рамаяне» уже эпическими богатырями, благородными героями, олицетворяющими, по определению В. М. Жирмунского, «в монументально-идеализированной форме норму поведения человека героического, воинского века». Повествовательной литературе тех стран, куда проникла «Рамаяна», еще не были привычны такая проблематика и такие способы ее воплощения, но они уже нуждались в них, и это не могло не содействовать популярности древнеиндийского эпоса. «Рамаяна» сообщает, что первыми исполнителями поэмы были сыновья Рамы царевичи Куша и Лава, которые услышали ее от мудреца Вальмики, и стали ее петь на празднествах в сопровождении лютни сказители-кушилавы (видимо, в объяснение этого уже непонятного названия группы древних сказителей сыновьям Рамы и были даны их имена). Подобно легендарным Кушо и Лаве, исполнители «Рамаяны» в течение многих веков передавали поэму по памяти, но одновременно, согласно неписаным законам устного творчества, каждый из них вносил в нее нечто новое, варьировал языковую форму, устранял одни и добавлял другие эпизоды.

Отсюда естественная неустойчивость текста «Рамаяны», отсюда наличие уже в глубокой древности разных ее версий. Помимо «Рамаяны» Вальмики, мы знакомы по меньшей мере с двумя такими версиями, сложившимися уже в Древней Индии: «Дашаратха-джатакой», вошедшей в священную книгу буддистов на языке пали «Типитаку» (приблизительно III-II вв. до н. э.), и «Сказанием о Раме», составившем одну из вставных историй «Махабхараты». В отличие от канонической «Рамаяны», «Дашаратха-джатака», повествуя об изгнании Рамы, его брата Лакшманы и Ситы, умалчивает о последовавшей войне Рамы с Раваной, а «Сказание о Раме» в «Махабхарате» не знает заключительного рассказа о жизни Ситы в лесу, в обители Вальмпки, рождении ею сыновей, последней встрече с Рамой и смерти.

Вероятно, сказание о Раме и Сите в различных устных изводах существовало уже с IV-III вв. до н. э и даже тогда, когда спустя пять или шесть столетий оно было записано (приблизительно во II-III вв. н. о.), разночтения в тексте поэмы продолжали сохраняться, так что и сейчас мы имеем несколько ее редакций.

Очевидны и другие приметы устного происхождения «Рамаяны». Основой устной эпической техники служит особого рода язык, который в современной фольклористике принято называть формульным.

Для того чтобы непрерывно и без помех исполнять поэму такого грандиозного размера, как «Рамаяна», эпический певец не мог полагаться только на свою память.

Он должен был иметь «под рукой» большое число клишированных словесных оборотов - формул, которыми пользовался по мере надобности в согласии с контекстом и требованиями метра.

Такие формулы в обилии насыщают дошедшие до нас редакции «Рамаяны». К героям прилагаются постоянные эпитеты «бык (или лев, или тигр), среди людей», «блеском подобный солнцу», «обладающий несравненной мощью», «могучий стрелок из лука» и др.; про красивую женщину говорится, что она «обладает узкой талией», «прекраснобедрая», «с глазами - лепестками лотоса», «прекрасная, словно богиня красоты» и т. п.; кони всегда «быстрые, как мысль или ветер», земля - «окруженная со всех сторон океаном», битва - «яростная, заставляющая подниматься волоски на теле»; во время сражения воин «стоит, недвижный, как скала», «проливает дождь стрел с золотым оперением, отточенных на камне», нападает на врага, «как лев на мелкое животное», «отправляет его в обитель бога смерти» и т. д. Свойственны «Рамаяне», как памятнику, формировавшемуся в устной традиции, и многочисленные повторы, обусловленные длительностью исполнения, и перечисления, которые облегчали запоминание.

Спецификой устного исполнения, во время которого каждый исполнитель стремился украсить повествование историями из собственного сказительского репертуара, объясняется включение в «Рамаяну» вставных эпизодов, мало связанных или вообще не связанных с основным рассказом.

Таких вставных эпизодов особенно много в первой книге поэмы, где читатель знакомится с мифами о рождении бога Карти-кеи, нисхождении Ганги, пахтанье океана, легендой о царе Сагаре и его сыновьях и т. д. В устной традиции «Рамаяна» существовала много веков.

Подобно большинству эпосов, она запечатлела в своем содержании исторические события, сохранившиеся надолго в народной памяти. В частности, толчком к сложению «Рамаяны» послужили, по мнению многих специалистов, воспоминания о постепенном продвижении вторгшихся в Индию в серсдине II тысячелетия до н. э. индоевропейских племен - ариев на восток и юг страны, покорение ими Декана и Цейлона (в эпосе - острова Ланки). Однако, как и во всяком эпосе, реальная история отразилась в «Рамаяне» в неузнаваемом, часто фантастически преломленном виде: аборигены индийского юга представлены в ней сказочными демонами, обезьянами, медведями; покорение новых земель изображается как поиск похищенной жены, как война из-за поруганной чести героя.

И, кроме того, на ранний исторический слой в «Рамаяне» причудливо наложились исторические реминисценции куда более позднего времени.

Наряду с племенами и царствами, известными по древнейшим памятникам индийской литературы - ведам, в поэме упоминаются греки, пехлевийцы, сакя, тохарцы и даже гуны, т. е. народы, с которыми индийцы столкнулись лишь на рубеже I тысячелетия н. э. Наряду с изображением патриархального мирка мелких царств и племенных демократий в ней описываются обширные империи и крупные, населенные тысячами жителей города. Наряду с архаикой родовых обрядов проповедуются социальные и юридические нормы развитого классового общества.

Наряду со старыми, ведическими, божествами - Индрой, Ваю, Варуной, Агни - выдвигаются на первый план новые, индуистские боги: Брахма, Шива и особенно Вишну, чье почитание как верховного бога стало утверждаться в Индии лишь в первые века н. э. В «Рамаяне», таким образом, история не тождественна каким-то конкретным событиям, и она не отражает представления одного какого-то времени; поэма, как и большинство других эпосов, содержит наслоение фактов, слияние несколькими веками разделенного.

Многослойность «Рамаяны» касается не только исторических реалий, но сказалась и на самой художественной концепции поэмы. В основе своей «Рамаяна» - эпос героический, типологически близкий такого же рода эпосам античной Греции, а также европейского и среднеазиатского средневековья. Героика поэмы находит непосредственное воплощение в ее содержании и обрисовке центральных образов.

Повествование сосредоточено вокруг великой битвы, решающей судьбы народов, а герои «Рамаяны» - в первую очередь воины, мерой оценки которых служит мужество, ум, физическая сила. Любой из них стремится утвердить свое право на бессмертную славу, залогом которой является безусловное соблюдение требований чести. В понятие чести входят и гордость высоким рождением, и верность данному слову, и самоотверженная защита друзей и близких, и безусловная решимость мстить за нанесенную обиду.

Мужество и постоянная забота о чести отличают не только героев, но и их антагонистов. Характерно, что, только что сразив своего противника Равану в смертельном поединке, Рама торжественно восхваляет его доблесть и величие. При всех различиях персонажей эпоса в них акцентируются не индивидуальные, но типические черты, и каждый по-своему дополняет тот синкретический образ бесстрашного и благородного героя, который в целом воссоздает эпос. Однако в конечной версии «Рамаяны» специфика героического эпоса в значительной мере оказалась стертой.

Героический сюжет был переосмыслен и приспособлен для реализации задач, вытекающих из потребностей культуры и идеологии Индии первых веков нашей эры. По отношению к произведениям искусства и литературы действенными тогда стали уже собственно художественные, а не мифологические, исторические или иные критерии. И «Рамаяна», какой мы ее знаем, стремится отвечать именно таким критериям.

В начале «Рамаяны» имеется рассказ о том, как была создана поэма. Однажды мудрец Вальмики увидел в лесу чету безмятежно резвящихся цапель краунча. Вдруг некий охотник убил самца стрелою, и самка принялась горько оплакивать мужа. Тогда Вальмики проклял охотника, проклятие вылилось из его уст в форме двустишия - шлоки, и этим случайно изобретенным размером он сочинил по велению бога Брахмы поэму о подвигах Рамы. На символическое значение этого рассказа обратили внимание уже средневековые индийские комментаторы «Рамаяны». «Горе от разлуки», послужившее невольной причиной появления первого двустишия, оказалось, по их справедливому утверждению, доминирующим мотивом всей «Рамаяны», оно скрепило ее воедино, подобно тому как мотив «гнева Ахилла» стал композиционным стержнем всей «Илиады». Так, мы уже знаем, что на относительно ранней стадии сложения «Рамаяны», отраженной во вставной истории «Махабхараты», сказание о Раме кончалось воссоединением Рамы и Ситы после победы над Раваной.

В «Рамаяне» Вальмики, однако, за первой разлукой героев следует новая: вняв ропоту подданных, Рама отсылает Ситу в лес, и снова долгие годы герои живут вдали друг от друга.

В конце поэмы Рама и Сита все же встречаются, сам Вальмики убеждает Раму в невиновности его супруги, но Рама опять колеблется, и Ситу поглощает земля, в третий раз и уже навсегда разлучая с мужем. «Рамаяна», как мы видим, стремится и здесь остаться верной центральной своей теме, хотя гем самым падает тень на поведение ее главного героя - безупречного Рамы. Тема разлуки многократно дублируется не только в финале, но и на всем протяжении эпоса.

Мы последовательно читаем о скорбной разлуке с Рамой жителей Айодхьи, матери его Каушальи и отца Дашаратхи, которого горе сводит в могилу; о похищении у Рамы супруги и его граничащем с безумием отчаяния; о трагедии одиночества в разлуке с женой и подданными царя обезьян Сугривы; о страданиях томящейся на Ланке вдали от Рамы Ситы; о горестной участи жен и роджчей героев, теряющих в битве под стенами Ланки своих мужей и близких.

Мотив «горя от разлуки» звучит в десятках монологов персонажей поэмы, рассыпанных по всему ее тексту, в их плачах и мольбах, и составляет таким образом эмоциональный фокус «Рамаяны», или, пользуясь терминологией индийской эстетики, ее «настроение» - «раса». С эмоциональным содержанием поэмы тесно связан и характер изображения в ней природы. Леса и горы Индии, моря и реки, времена года и суток представлены в «Рамаяне» многими пространными описаниями, послужившими образцом для десятков поколений индийских поэтов.

Описания эти никогда не бывают нейтральными, природа в «Рамаяне» - не пассивный, а активный участник эпического действия, она чутко резонирует всему происходящему, и герои всегда проецируют на нее свои чувства и ощущения. Вскоре после изгнания Рама, Сита и Лакшмана поселяются у склона горы Читракуты на берегу реки Мандакини. Жизнь рядом с дорогими ему людьми, вдали от дворцовых забот рождает у Рамы редкое чувство спокойствия и радости.

И в согласии с этим чувством он так описывает Сите открывающийся перед ними пейзаж: Стремление к эмоциональной выразительности подчеркнуто в «Рамаяне» и поиском новых изобразительных средств, несвойственных эпической поэзии прошлого. Для стиля «Рамаяны» характерно широкое применение необычных синтаксических конструкций, охватывающих целые строфы аллитераций и ассонансов, внутренней рифмы, всевозможных фигур и тропов.

Наряду с простыми формульными сравнениями «Рамаяна» часто прибегает к весьма сложным их видам. Такова, например, так называемая «цепочка сравнений», каждое из которых, относясь к одному и тому же объекту, представляет его выпукло и многогранно: Столица была, как поток, обмелевший от зноя: И рыба, и птица покинули русло речное! Как пламя, что, жертвенной данью обрызгано, крепло - И сникло, подернувшись мертвенной серостью пепла. Как воинство, чьи колесницы рассеяны в схватке, Достоинство попрано, стяги лежат в беспорядке.

Как ширь океана, где гетер валы, бедокуря, Вздымал и крутил, но затишьем закончилась буря Как жертвенник после свершения требы, что в храме, Безлюдном, немом, торопливо покинут жрецами И далее еще четыре так же построенные строфы. Редкой для древней поэзии усложненностью отличается в «Рамаяне» и изображение внутреннего мира героев, которые часто сталкиваются с необходимостью выбора между противоречащими друг другу обязанностями и желаниями.

Царевич Бхарата, руководствуясь чувством справедливости и любовью к Раме, должен отказаться от сыновней почтительности к собственной матери; Лакшману при появлении в лесу оленя-оборотпя приходится выбирать между повиновением приказу брата быть подле Ситы и ее настояниями идти на помощь Раме; последняя книга поэмы трагически окрашена неразрешимым конфликтом в душе Рамы между требованиями долга государя и любовью к жене. Некоторые сцены «Рамаяны» (например, описание радости Рамы, ожидающего помазания в цари, в то время как читатель уже знает, что ждет его не помазание, а изгнание) пронизаны драматической иропией, другие (например, попытка соблазнения Рамы демоницей Шурпа-накхой, пробуждение брата Раваны - гиганта Кумбхакарны) отмечены юмором и гротеском.

Все эти черты содержания и стиля «Рамаяны» свидетельствуют, что поэма достаточно радикально отходит от общепринятых норм героико-эпической поэзии. Переход от объективности к субъективности описания, от бесстрастности повествования к подчеркнутой эмоциональности, от поэзии действия к поэзии чувства, намеченный в «Рамаяне», знаменует собой новый этап в развитии эпического жанра и истории индийской словесности.

Лирическая стихия начинает вытеснять в «Рамаяне» героическую, и поэма оказывается предтечей так называемого «искусственного», или литературною, эпоса - в индийской традиции жанра «махакавья», представленного среди других произведений поэмами Ашвагхоши и Калидасы, прославившими санскритскую литературу и многим обязанными «Рамаяне». Те художественные открытия, которыми богата «Рамаяна», несомненно, были намеренными, осознанными, составляли внутренне связанную систему.

И хотя формировалась поэма в устном народном творчестве, конечный облик ее, видимо, сложился под влиянием индивидуального почерка выдающегося поэта-новатора. Кто был этим поэтом: Вальмики, как утверждает традиция, или - что представляется более вероятным - некий неизвестный нам автор, скрывшийся за авторитетным именем древнего сказителя мы не знаем.

Но так или иначе этот поэт удостоился в Индии читула «адикави» - «первого поэта», а сама «Рамаяна» по праву именуется «адикавьей», то есть «первой поэмой», первым собственно литературным произведением. 8.1