Этика йоги

Человеческое совершенство имеет пять ступеней. Все эти ступени зависят от элементов читты, которые на санскрите называются саттва, раджас и тамас.

Тамас — чувство желания власти, богатства, славы; гордость.

Раджас — чувство половой страсти, притягивание к чувственным объектам.

Саттва — спокойствие, сосредоточение. (Твой Бог — Ваджра-саттва, что означает алмазное спокойствие.)

Эти три элемента суть составные части ума — читты. Различные состояния читты зависят от степени присутствия и действия в нем этих трех элементов. Эти состояния ума — читты называются: 1) беспокойное, 2) бездеятельное, 3) рассеянное, 4) сосредоточенное, 5) сдержанное. Первые три состояния мешают йогу, а последние две степени ведут к йоге.

{Продолжение в следующих письмах.)

Для достижения йоги ищущий не должен пассивно изучать теорию или созерцать в определенный указанный час, а должен активно в повседневной жизни вести борьбу с модификациями ума — читты, особенно нужно бороться с раджасом и тамасом; постоянно в себе воспитывать добродетели, усилием воли бороться с бездеятельностью, с желанием обладать земным блаженством, бороться с половой страстью. Ты говорила, что терпеть не можешь писанину, но вот волевым усилием попробуй заставить себя хотеть писать. Этим ты воспитываешь волю; попробуй усилием воли отгонять любовь к Яну, но не сердись за это на меня; я ведь — учитель, долг мой говорить так, ибо сущность моего предмета состоит в этом. И подумай, почему ты сердишься, когда речь заходит об этом. Не потому ли, что ты находишься во власти половой любви? Пока ты не освободишься от этой власти, невозможно будет достигнуть йоги. Будет не только любовь (животная), но тебя свяжут материальные и семейные узы. Их мог порвать Будда, но не все рождаются Буддами. Надо учитывать силу воли.

Целую, моя надежда, моя радость, много-много раз.

Твой всегда Биди.

P.S. Сейчас только принес мне В. П. твое письмо из Вильнюса. Спасибо, моя хорошая. Не расстраивайся. Извини за мои предыдущие печальные письма. Во всех снах — как твоих, так и моих, ты всегда остаешься со мной. Дай Бог, чтобы так вышло наяву. От одной мысли об этой возможности на душе светло делается.

Ната! Не беспокойся, моя милая и родная, я не обиделся на твои доводы о невозможности моего приезда к тебе. Но, наоборот, я очень боюсь, чтобы ты не обиделась на меня за мои страшные письма, я писал их в часы отчаяния. Прости, моя хорошая, я ведь переживаю Довольно тяжелый период душевного состояния. Ты же умная и хорошая, и простишь?

Сегодня получил письмо из Ленинграда (от Алексеева). 26 апреля было заседание партколлектива университета, где говорили о новых группах — индийских, вьетнамских и тибетских; по предложению Алексеева приняли решение зачислить меня преподавателем ЛГУ с осени. Это меня утешает мало, но Институт востоковедения опять обещает устроить (зачислить) меня научным сотрудником. Пока живу в Нахабино и, видимо, в мае буду еще в Москве, ибо нужно помочь В. П. в одной работе (работа денежная).

Сегодня, т. е. 28 апреля, до 3 мая закрылась библиотека им. Ленина, последний день до нового открытия работал там. Здесь (в библиотеке) я нашел эту книгу про жителей Голубых гор, она написана Еленой Блаватской и называется «Мои воспоминания об Индии» Читал с наслаждением и скоро пришлю тебе.

 

2 мая 1957 г.

Москва

Моя милая Наташенька!

Сегодня я получил твое нежное письмо. Спасибо, еще раз спасибо, моя радость, нет предела моей радости, когда читаю твои письма.

Я опять жил несколько дней в Нахабино, и меня там серьезно предупредили через милицию. А потом выяснилось, что все это устроил Позняков. Для него я оказался очень опасным человеком, так как знаю о нем очень много гадостей. И поэтому ему не хотелось, чтобы я жил в Москве и в Нахабино.

Последнюю ночь пришлось снова ночевать на улице, к утру стало холодно, я забрался в курятник и там проспал, вернее, пробыл до утра. Наконец, по совету друзей принял решение, что мне лучше всего ехать на родину на полтора-два месяца. Там я могу достать денег, заработать их, а потом поехать в Ленинград. В августе или в конце июля поеду в Ленинград, где меня должны прописать, и я устроюсь на работу: если не в Институте востоковедения, то в университете; если не там и не здесь, то просто устроюсь где-нибудь. Я, кажется, тебе писал, что 26 апреля на бюро партколлектива ЛГУ, по предложению Алексеева, постановили зачислить меня по университету с осени. Вот в таком состоянии я нахожусь сейчас.

Еду в Бурят-Монгольскую республику сегодня, т. е. 2 мая. Поезд отходит из Москвы в 4 часа 30 минут дня.

Ответ на это письмо пиши по адресу: Б. М. АССР, п/о Кижинга, Кижингинская средняя школа, Мункиной Бутидме для Дандарона Биди.

Покидая Москву, я сознаю, что отдаляюсь еще дальше от тебя. Это меня очень угнетает. Единственное мое утешение — это сознание того, что через полтора-два месяца буду в Ленинграде, снова буду близок к тебе. Как мне хочется увидеться! Ах, когда же тебя, моя милая, хорошая, увижу снова?

Пиши письма авиапочтой, это будет быстрее.

Желаю тебе всех благ.

Целую тебя нежно и нежно.

Твой всегда Биди.

Привет твоей маме и В. Э.

5 мая 1957 г.

В поезде

Милая моя Наташенька!

Я нахожусь в пути и пишу в вагоне.

Мы пересекли Уральские горы и сейчас находимся недалеко от Омска. На улице жара, и в вагоне душно. Настроение противное.

В последние дни в Москве я перенес душевную и телесную муку. Об этом подробно напишу, когда приеду на место.

Перед самым выездом, т. е. 2 мая, получил твое нежное письмо, которое принесло мне некоторую печаль. Очень мне жаль тебя, что ты чувствуешь себя не совсем хорошо. Да, эти проклятые командировки в глушь изматывают твои нервы и здоровье. Кроме того, мне печально, что я отдаляюсь от тебя. Днем и ночью я думаю только о тебе, мой ангел. Там мне придется пробыть полтора-два месяца, а потом я приеду в Ленинград.

Меня интересует такой вопрос. Когда я буду в Ленинграде, можешь ли ты приехать туда на три-четыре дня в августе с таким расчетом, чтобы съездить в загородные дворцы царей Романовых (Петергоф, Детское Село, Гатчину и т. д.)? Очень и очень мне хочется увидеть тебя вновь.

После предательства и подлости П. на душе стало очень тяжело. Я не думал, что он меня будет предавать. При ссоре он мне сообщил, что принял буддизм с целью, чтобы в лагерях его поддержали буддисты, так как они к членам своей общины относятся как к братьям. Вот каким он оказался.

Теперь мне, как никогда, нужна твоя дружба. Пиши, моя хорошая, по тому адресу, что я писал тебе в последнем письме. Посылай авиапочтой.

Там я возобновлю этику и йогизм. Желаю тебе всех благ.

Целую, моя милая Наталка, целую много-много раз.

Твой Биди.

 

Без даты

(отметка на штемпеле — 6/V-57)

Улан-Удэ

Моя милая Наташа!

Я сегодня (6 мая) приехал в столицу БМ АССР Улан-Удэ. Меня встретили мои родственники и друзья. Завтра утром в 7 часов 30 мин. уезжаю на автобусе в Кижингу.

Настроение довольно тяжелое; в душе моей, по-моему, нет ничего, кроме тебя. Меня очень угнетает то, что я уехал от тебя так далеко. Но здесь, кажется, я найду в обильном количестве ту литературу, которая нам нужна. Мне сообщили, что в библиотеке моего отца,[175] т. е. в моей библиотеке, имеются книги Рамачараки на русском языке. Если найду, то сразу же пришлю тебе по почте. Да, мне очень жаль, что до выезда из Москвы я не сумел послать книгу Е. Блаватской о Голубых горах. Я думаю, что по моей просьбе В. П. пошлет тебе эту книгу. Но, моя любовь, моя хорошая Наташенька, не забудь, что я вернусь в Ленинград не позже, чем через два месяца.

Вот приеду в Кижингу и напишу тебе подробно и о философии буддизма и йогизма.

Пока, целую тебя, мой ангел, моя любовь.

Твой Биди.

 

 

12 мая 1957 г.

Кижинга

Дорогая, милая моя Наташа!

Я надеюсь, что ты получила мои письма и знаешь, что я вынужден был покинуть Москву. Выехал из Москвы 2-го мая, 6-го был в Улан-Удэ. А 7-го мая сел на автобус и приехал в Кижингу. Родные и близкие встретили исключительно хорошо. Но плохо то, что в поезде я заболел: уже неделю у меня высокая температура и не мог писать тебе много.

Вчера получил письмо от В. П. и М. А., они мне переслали и твое. Спасибо тебе за теплые слова.

Сейчас я сижу в библиотеке отца. Пожалуй, нашел все то, что необходимо для йога. Уже в следующем письме буду тебе излагать основные положения. И тут же нашел одиннадцать правил (условий) для йоги. Здесь, видимо, буду около двух месяцев, потом поеду в Ленинград.

Последнее время меня точит чувство, которое не дает мне покоя ни днем, ни ночью, а именно: я чувствую, что теряю тебя. Ты уходишь от меня. Мои нервы настолько расшатались, что не могу представить, когда войду в норму. Жалеешь ли ты меня или нет — этого я не знаю, пишу тебе, потому что люблю. Но знаю, что ты не будешь смеяться над моим страданием. Мне безумно хочется увидеть тебя. Знаю, ты не приедешь учиться в аспирантуре Института материальной культуры. Но не можешь ли в августе на несколько дней приехать в Ленинград, тогда мы могли бы поездить по пригородам. Ты жалеешь птиц, букашек и пр. Неужели меня не пожалеешь? Я, например, очень жалел тебя, когда узнал, что тебе предстоит ездить по глухим районам.

Пиши по указанному мной адресу. Бутидма — дочь моей сестры. Пиши письма чаще.

Целую тебя крепко, моя хорошая.

Твой Биди.

Следующее письмо будет длинное.

 

18 мая 1957 г.

Кижинга

Что я могу сказать по поводу твоего последнего письма?

Конечно, неплохо не верить в чертей, однако если только верить в Бога, как в начало доброго, то можно допустить существование злого начала. Злое начало, заложенное в самом человеке, — одно, а злое начало, заложенное в якшах и ракшасах, которых видит каждый йог, — это другое. Когда я описывал в своем письме Александра Македонского (дьявола), никак не имел в виду твоего мужа. Мне казалось, что только через него зло (Алекс. Макед.) привязало тебя к земле. Дьявол слишком большой и сильный, чтобы быть простым смертным Яном.

Я признался в том, что виноват в нарушении буддийских обетов. Теперь уже исправляю, не хочу тебя сделать несчастной, ибо обязан сообщить, что йог может убить любого человека, если этот человек тормозит совершенство других. Ты говоришь, что у меня дикая восточная ревность. Я считаю, что это не совсем так. Любой европеец, будь он на моем месте, поступил так же, как я, если не хуже, узнав, что ты поддерживаешь любовные отношения с ним и еще с кем-то.

В своей (отцовской) библиотеке я нашел огромное количество литературы (не считая тибетской) по йогизму. Нашел Рамачараку, к сожалению, три книги переплетены в один том, это: «Хатха-йога», «Раджа-йога», «Джняна-йога». И поэтому книга обрела огромный объем. Конечно, можно тебе выслать, но есть еще одна причина: я здесь встретил одного монаха-теоретика,[176] который сидел в созерцании около восьми лет, и он слабо знает русский язык, поэтому просит меня, чтобы я пересмотрел «Раджа-йогу», и договорились мы с ним сличить с санскритским и тибетским текстами «Раджа-йоги». Обещаю тебе целиком три книги (в одном томе) выслать по почте, как только приеду в Ленинград. Но это произойдет месяца через два.

А теперь могу сообщить, что содержат в себе эти три книги.