СПОСОБНОСТИ. ТЕМПЕРАМЕНТ

 

понятия “индивид” и “личность”.

СПОСОБНОСТИ: ОПРЕДЕЛЕНИЕ,

ПРОБЛЕМЫ ПРОИСХОЖДЕНИЯ И МЕХАНИЗМОВ РАЗВИТИЯ,

РЕЗЮМЕ.

ТЕМПЕРАМЕНТ: ОПРЕДЕЛЕНИЕ И СФЕРЫ ПРОЯВЛЕНИЯ;

ФИЗИОЛОГИЧЕСКАЯ ВЕТВЬ УЧЕНИЯ О ТЕМПЕРАМЕНТЕ;

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОПИСАНИЯ — “ПОРТРЕТЫ”;

УЧЕНИЕ О ТИПАХ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ И

ЭВОЛЮЦИЯ ВЗГЛЯДОВ НА ТЕМПЕРАМЕНТ

В ШКОЛЕ И. П. ПАВЛОВА.

РАЗРАБОТКА ФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ ОСНОВ ТЕМПЕРАМЕНТА

В СОВЕТСКОЙ дифференциальной ПСИХОФИЗИОЛОГИИ (Б. М. ТЕПЛОВЫМ, В. Д. НЕБЫЛИЦЫНЫМ И ДР.). ИТОГИ

 

Наиболее важные и интересные разделы общей пси­хологии - те, в которых осуществляется целостный подход к человеку. В них человек рассматривается и со стороны присущих ему общечеловеческих свойств, и со стороны его неповторимой индивидуальности.

Главные понятия, которые здесь используются, — ин­дивид и личность. Трактовка этих понятий в психоло­гической литературе неоднозначна. Выберем лишь одну из них—ту, которая принадлежит А; Н. Леонтьеву [54].

Об индивиде говорят, когда рассматривают челове­ка как представителя вида homo sapiens. В понятии “индивид” отражается по крайней мере два основных признака: во-первых, неделимость, или целостность, субъекта и, во-вторых, наличие у него особенных (инди­видуальных) свойств, которые отличают его от других представителей того же вида.

Человек (или животное) рождается индивидом. Он имеет обусловленные природой особенности — генотип. Индивидуальные генотипичные свойства в процессе жиз­ни развиваются и преобразуются, становятся фенотипическими. Как индивиды, люди отличаются друг от друга не только морфофизиологическими особенностями, та­кими как рост, телесная конституция, цвет глаз, тип нервной системы, но и психологическими свойствами - способностями, темпераментом, эмоциональностью.

Личность — это качественно новое образование. Оно формируется благодаря жизни человека в обществе. Поэтому личностью может быть только человек, и то достигший определенного возраста. В ходе деятель­ности человек вступает в отношения с другими людьми (общественные отношения), и эти отношения стано­вятся “образующими” его личность. Со стороны самого человека формирование и жизнь его как личности вы­ступают прежде всего как развитие, трансформация, подчинение и переподчинение его мотивов.

Это развиваемое А. Н. Леонтьевым представление о личности (назову его “понятием о личности в узком, смысле”) достаточно сложно и требует пояснений.

Прежде всего замечу, что оно не совпадает с более традиционной, расширенной трактовкой понятия “лич­ность”. Согласно этой трактовке в структуру личности входят и все психологические характеристики .челове­ка, и все морфофизиологические особенности его орга­низма вплоть до особенностей обмена веществ [см. 5; 94 и др.]. Популярность и стойкость такого расширен­ного понимания личности в психологической литерату­ре объясняется, наверное, тем, что оно совпадает с об­щежитейским значением этого слова: для обыденного сознания личность — это конкретный человек со всеми его индивидуальными особенностями, все то, что, по меткому выражению А. Н. Леонтьева, “заключено под его кожей”.

Однако научные понятия не всегда совпадают с жи­тейскими по своим содержанию, объему, границам. Ино­гда они входят в противоречие с так называемым здравым смыслом и, несмотря на это, а может быть и благодаря этому, становятся мощным орудием позна­ния действительности.

Так обстоит дело с понятием “личность” в узком смысле слова. Оно позволяет вычленить очень важ­ный аспект бытия человека, который связан с общест­венным" характером его жизни. Человек как обществ венное существо приобретает новые (личностные) ка­чества, которые отсутствуют у него, если его рассматривать в качестве изолированного, несоциального ин­дивида.

Чтобы лучше понять эти качества, рассмотрим их с точки зрения интересов и задач общества. Человече­ское общество, чтобы существовать, должно заботиться о воспроизводстве своих членов, причем таких, кото­рые способны поддерживать его устойчивость и раз­витие.

Но в лице каждого своего члена общество встречается с активным субъектом, деятельность которого оп­ределяется прежде всего его потребностями и мотива­ми. Отсюда главный путь действительного воспроиз­водства члена общества—это воспитание его мотивов. Человек становится личностью в той мере, в какой си­стема его мотивов оказывается сформированной тре­бованиями общества: Конечно, требования” эти мо­гут быть очень разными. Они могут отражать интере­сы небольшой социальной группы, класса или челове­чества в целом (“общечеловеческие идеалы”). От ка­чества и масштаба тех ценностей, которые усваивает человек и к которым он приобщается, зависит каче­ство и масштаб его личности. “Личность тем значитель­нее,—пишет С. Л. Рубинштейн,—чем больше в инди­видуальном преломлении в ней представлено всеоб­щее” [95, с. 243].

Каждая личность с определенного момента начинает вносить более или -менее ощутимый вклад в жизнь общества и отдельных людей. Вот почему рядом с по­нятиями “личность”, “личностное” обязательно появля­ется другое понятие общественно значимое”. Конечно, “значимое” (т.е. имеющее значение) может быть как общественно приемлемым, так и общественно непри­емлемым. И поэтому, например, преступление есть столь же личностный акт, что и подвиг, только в пер­вом случае мы имеем дело с действиями “преступной Личности”, во втором — героической.

Позже я более подробно остановлюсь на основных проблемах психологии личности. А в этой лекции рас­смотрим такие комплексные индивидные характеристи­ки человека, как способности, темперамент и характер.

Способности определяются как индивидуально-психо­логические особенности человека, которые выражают его готовность к, овладению определенными видами дея­тельности и к их успешному осуществлению.

В этом определении следует обратить особенное внимание на слова: индивидуально-психологические, го­товность и связь способностей с успешным осуществле­нием деятельности.

Говоря об индивидуально-психологических особен­ностях, выделяют только такие способности, которые, во-первых, имеют психологическую природу, во-вторых, индивидуально варьируют. Все люди способны к прямо-хождению и освоению речи, однако к собственно спо­собностям эти функции не относятся: первая — по причине непсихологичности, вторая — по причине общно­сти.

Подчеркивая связь способностей с успешным осу­ществлением деятельности, мы ограничиваем круг ин­дивидуально варьирующих особенностей только теми, которые обеспечивают эффективный- результат дея­тельности. Таким образом, в способности не попадают свойства темперамента или характера, хотя они являются и психологическими и индивидуально-варьирую­щими.

Наконец, слово готовность (к освоению и осуществле­нию деятельности) еще раз ограничивает круг обсуж­даемых индивидуально-психологических свойств, остав­ляя за его пределами навыки, умения, знания. Так, человек может быть хорошо технически подготовлен и образован, но мало способен к какой-либо деятель­ности. Известны, например, феноменальные “счетчи­ки”—лица, которые с чрезвычайной быстротой произ­водят в уме сложные вычисления, но при этом облада­ют весьма средними математическими способностями.

Один из самых сложных и волнующих вопросов— вопрос о происхождении способностей: врожденны спо­собности или они формируются прижизненно?

Термины “врожденный”, “прирожденный” (т. е. име­ющийся к моменту рождения) обычно употребляют в смысле “'полученный от природы”, “переданный по на­следству”. Однако с научной "точки зрения это нестрого: до рождения индивид проходит длительный путь внут­риутробного развития, в течение которого он подвер­гается “средовым воздействиям”. Поэтому термин “на­следственный” более точен для выражения предпола­гаемого смысла.

Ответы, которые даются на поставленный вопрос, очень противоречивы и часто диаметрально противоположны. На одном полюсе можно найти высказыва­ния типа: “музыкантом (математиком, поэтом) надо родиться”, на другом—известный - афоризм: “талант—­это 1 % способностей и 99 % пота”. В пользу каждой альтернативы приводятся факты, соображения, дово­ды. Рассмотрим основные из них.

1. Обычно считается, что доказательством врожденности (наследственности) способностей служит их раннее появление у ребенка. Известно, например, что у Моцарта, обнаружились музыкальные способности в 3 года, у Гайдна—в 4 года; Рафаэль проявил себя как художник в 8 лет. Гаусс как чрезвычайно способ­ный к математике — в 4 года и т. д.

2. О врожденности способностей заключают также н” основе повторения их у потомков выдающихся лю­дей. Часто в связи с этим приводятся примеры ода­ренных семей и даже целых династий: Бахов, Дарвинов, Джемсов и др. К этой же категории относят данные специальных исследований.

Вот пример одной из старых работ этого рода. Определялась музыкальность детей, у которых либо оба родителя были музыкальны, либо музыкален только один, либо оба родителя немузыкальны. Результаты оказались следующими (табл. 2, привожу только для крайних случаев) [цит. по: 93, с. 247}.

Довольно очевидно, что подобные факты не явля­ются строгими, поскольку не позволяют развести действие наследственности и среды: при выраженных способностях родителей с большой вероятностью соз­даются благоприятные, а иногда и уникальные условия для развития тех же способностей у детей.

Вспоминаются в связи с этим яркие описания регу­лярных музыкальных праздников в семье Бахов. В их семейном хоре каждый участник, включая детей, получал свой “голос” и должен был вести его в сложной много­голосной фуге.

Итак, количественные данные только что приведен­ного типа, вообще говоря, любопытны. Однако они скорее отражают результаты совместного действия обоих фак­торов (генотипического и средового), чем говорят в поль­зу одного из них.

3. Более строгие факты поставляют исследования с применением близнецового метода (хотя и он имеет свои ограничения [см. 90]).

В ряде исследований сравнивались между собой по­казатели умственных способностей однояйцевых (моно­зиготных) близнецов и просто братьев и сестер (так называемых сибсов). Корреляция показателей внутри мо­нозиготных пар оказалась очень высокой: 0,8 — 0,7; тогда как те же сравнения в парах сибсов дали коэффициенты порядка 0,4 — 0,5 [цит. по: 89].

4. Впечатляющие результаты были получены также в экспериментальных исследованиях на животных с при­менением метода искусственной селекции.

В одном исследовании крысы обучались находить путь в лабиринте. Из всех животных отбирались те, которые справлялись с задачей наиболее успешно, и те, кото­рые, наоборот, были наименее успешными. Внутри каждой группы (успешных, или “ум­ных”, и неуспешных, или “глу­пых”) производились скрещива­ния. В следующем поколении процедура повторялась: снова отбирались “умные” и “глупые” животные, и снова они скрещи­вались между собой внутри каж­дой группы. Так повторялось в течение шести поколений. На рис. 13 можно видеть результа­ты этих экспериментов. Они убедительно свидетельствуют о возможности накопления гене­тической предрасположенности к успешному обучению. Дивергенциия животных по этому признаку к шестому поколению достигает внушительных размеров!

Таким образом, все-таки существуют доказательства в пользу генотипических предпосылок способностей. Но как велика их роль? Насколько успех в развитии способностей зависит от наследственных задатков?

Для обсуждения этого вопроса нужнорассмотреть противоположные факты – те, которые показывают действие внешних условий, а также воспитания и обуче­ния на формирование способностей. Среди них есть также и менее, и более точные.

1. К менее точным, но достаточно впечатляющим, можно отнести результаты деятельности выдающихся педагогов. Известно много случаев, когда в различных областях деятельности (нау­ки, искусства и т. п.) вокруг одного учителя возникала большая группа талантливых учеников, по своей численно­сти и уровню способностей не­объяснимая с точки зрения простых законов статистики.

Некоторое время тому на­зад в Москве жил и работал учитель музыки М. П. Кравец. Он любил выбирать себе осо­бенно неспособных в музы­кальном отношении учеников и иногда доводил их до уровня учащихся Центральной музыкальной консерватории, (уровня, как известно самого высокого). Его увлекал сам процесс производства способностей; по его словам детей не способных не бывает.

Мне довелось наблюдать работу М. П. Кравеца с начинающими учениками. Уроки всегда проходили в обстановке высокого эмоционального накала. Ребенок вовлекался в живое и разнообразное общение с учите­лем. Он пел, отгадывал музыкальные загадки, подби­рал к звукам картинки, бил в бубен, ритмично двигал­ся под аккомпанемент. Все это сопровождалось радост­ным настроением и поощрениями учителя.

Урок обычно заканчивался хорошо знакомой мело­дией, которую издавала музыкальная модель “спутни­ка”, а под ней ребенок находил открытку с большой красной “пятеркой”. Следующий урок ожидался, ко­нечно, с большим нетерпением.

2. Пожалуй, более точные доказательства представ­ляют факты массового развития некоторых специаль­ных способностей в условиях определенных культур. Пример такого развития был обнаружен в исследова­нии звуковысотного слуха, которое проводилось О. В. Овчинниковой и мною под руководством А. Н. Леонтьева [58].

Звуковысотный слух, или восприятие высоты зву­ка, составляет основу музыкального слуха. Исследуя эту перцептивную способность с помощью специаль­ного метода, мы обнаружили сильную недоразвитость ее примерно у одной трети взрослых русских испытуе­мых. Как и следовало ожидать, эти же лица оказались крайне немузыкальны.

Применение того же метода к испытуемым-вьет­намцам дало резко отличные результаты: все они по показателю звуковысотного слуха оказались в груп­пе лучших; по другим тестам эти испытуемые обнару­жили также100%-ную музыкальность.

Эти удивительные различия находят объяснение в особенностях русского и вьетнамского языков: пер­вый относится к “тембровым”, второй — к “тональ­ным” языкам. Во вьетнамском языке высота звука не­сет функцию смыслоразличения, а в русском языке такой функции у высоты речевых звуков нет. В рус­ском, как и во всех европейских языках, фонемы раз­личаются по своему тембру. В результате все вьетнам­цы, овладевая в раннем детстве родной речью, одно­временно развивают свой музыкальный слух, чего не происходит с русскими или европейскими детьми.

Пример этот очень поучителен, так как показывает фундаментальный вклад условий среды и упражнения в формирование такой “классической” способности, какой всегда считался музыкальный слух.

3. Убедительные доказательства участия фактора среды были получены в экспериментальных исследова­ниях на животных, где применялся уже известный вам метод искусственной селекции.

На этот раз предварительно отобранное поколение “умных” крыс выращивалось в условиях обедненной среды, где они были лишены и разнообразных впечат­лений и возможности активно действовать. В резуль­тате оказалось, что такие крысы при обучении в ла­биринте действовали на уровне “глупых” животных, воспитанных в естественных условиях. Противополож­ный результат дали опыты с выращиванием “глупых” крыс в обогащенной среде: их показатели- оказались приблизительно такими же, что и у “умных” крыс, выросших в нормальный условиях [цит. по: 6].

Эти исследования не просто показывают значение условий воспитания для формирования способностей. Общий вывод, который .можно сделать на их основании, более значителен: факторы среды обладают весом, соизмеримым с фактором наследственности, и могут иногда полностью компенсировать или, наоборот, ниве­лировать действие последнего.

Перед психологией очень остро стоит проблема выявления механизмов формирования и развития спо­собностей. Тонкие механизмы такого процесса еще не­известны. Однако некоторые сведения могут быть при­влечены к обсуждению этого вопроса. Это прежде всего данные о сензитивных периодах формирования функций.

Каждый ребенок в своем развитии проходит пе­риоды повышенной чувствительности к тем или иным воздействиям, к освоению того или иного вида деятель­ности. Известно, например, что у ребенка 2—3 лет ин­тенсивно развивается устная речь, в 5—7 лет он наи­более готов к овладению чтением, в среднем и старшем дошкольном возрасте дети увлеченно играют в роле­вые игры и обнаруживают чрезвычайную способность к перевоплощению и вживанию в роли. Важно отме­тить, что эти периоды особой готовности к овладению специальными видами деятельности рано или поздно кончаются, и если какая-либо функция не получила своего развития в благоприятный период, то впоследст­вии ее развитие оказывается чрезвычайно затруднено, а то и вовсе невозможно. Например, в подростковом возрасте уже очень трудно научиться прямохождению и речи.

Исследования, проведенные, правда, в основном на животных, показали, что сензитивные периоды могут быть очень короткими и составлять недели и даже дни. .Но зато формирование определенной функции может произойти почти “с места”—в результате одного-двух повторений. Именно так в детстве фиксируются, на­пример, аффективные реакции.

Применяя все сказанное к специальным способно­стям, можно пока в виде самой общей гипотезы пред­положить, что -и их функциональные структуры имеют свои сензитивные периоды или отдельные моменты, в которые они получают (или не получают) своего рода толчки к развитию.

Часто приходится слышать такое рассуждение. В одной семье растут два ребенка; один проявляет явные способности к музыке, другой—нет. Значит, первый одарен “от природы”, другому от природы “не дано”— ведь условия воспитания одни и те же.

Это рассуждение слишком огрубляет действитель­ное положение вещей. Нужно различать макро- и микроусловия развития, и только последние можно при­нимать всерьез. Может быть, в жизни первого ребенка музыка прозвучала в тот момент, когда он был осо­бенно готов к восприятию ее, — и она произвела на него глубокое впечатление. А другому ребенку пели, когда он был отвлечет, утомлен или болен.

Роль первых “толчков” в развитии способностей, по-видимому, очень велика, и они всегда связаны с ярки­ми эмоциональными переживаниями.

Так, например, известно, что Чарли Чаплин впервые вышел на сцену в возрасте 5 лет. В тот день у его матери-актрисы сорвался голос. Ее освистали, и она ушла за кулисы. Возник неприятный разговор с директором театра, который' боялся потерять денежный сбор. Но тут директору пришла в голову мысль вывести на сцену мальчика, который был здесь же с матерью за кулисами. Раньше ему доводилось видеть, как маленький Чарли пел и танцевал, под­ражая ей. Сказав несколько слов публике, директор ушел, оставив мальчика одного на ярко освещенной сцене. Тот начал петь, ему стали кидать деньги. Он воодушевился, и концерт продолжался с на­растающим успехом. В этот день Чарли испытал яркое эмоциональ­ное потрясение; он понял, что сцена — его призвание.

Заметьте, что произошло это как раз в “артистиче­ский” сензитивный период, характерный для детей 5—6 лет. А у другого ребенка, может быть, тоже зву­чала “артистическая струнка”, но подобных впечатле­ний и переживаний он не испытал, и она заглохла.

Мы, таким образом, подошли к еще одному вопро­су, который непосредственно связан с развитием спо­собностей—к особенностям мотивации. В этом отно­шении очень яркий материал дает изучение одаренных детей [50].

Очень общий, неизменно повторяющийся факт со­стоит в том, что одаренные дети обнаруживают силь­ную тягу к занятиям той деятельностью, к которой они способны. Они могут буквально часами изо дня в день заниматься интересующим их делом, не уставая и как бы вовсе не напрягаясь. Это для них одновременно и труд и игра. Все их интересы, переживания, поиски, вопросы концентрируются вокруг этих занятий.

Мне пришлось наблюдать одного мальчика, у которого очень рано, в 3,5 года, пробудился интерес к числам. Едва с ними позна­комившись, он провел много дней за пишущей машинкой, печатая последовательно числа натурального ряда от 1 до 2000. Очень ско­ро он освоил операций сложения и вычитания, практически не за­держиваясь в пределах десятка. Больше всего его привлекало из окружения все то, что можно было измерить или выразить числом: возраст и годы рождения родственников, всевозможные веса, темпе­ратуры, расстояния, количества страниц в книгах, цены, железно­дорожные расписания и т. п. По всем этим поводам он активно спрашивал, переживал, размышлял. Персонажами его воображаемых игр были числа, многие из которых имели свой особый характер и поведение. Он сам “открыл” отрицательные числа, операцию умно­жения и т. п.

Легко понять, как много в результате подобной почти непрекращающейся деятельности успевает ребе­нок узнать, понять и усвоить и как много потребова­лось бы времени и усилий педагогу, чтобы специально всему этому его научить.

Трудно определить, как именно связаны высокие достижения способных детей, и их эмоциональная увле­ченность, что здесь причина, а что следствие. Спра­ведливо считается, что оба эти фактора взаимосвязаны и один усиливает другой. Во всяком случае, повышен­ная мотивация и вызываемая ею напряженная актив­ность являются и признаками и неотъемлемыми усло­виями развития любой способности.

После всего сказанного становится более или менее ясно, что ни один из полярных ответов на вопрос о про­исхождении способностей (их врожденности или приобретенности) неверен.

Мнение о том, что способности генетически пред­определены, по существу, содержит мысль о том, что они появляются “сами собой”, без процесса развития. Очевидно, что при этом игнорируется факт напряжен­ной деятельности самообучения способных детей.

Противоположное мнение, что всему можно научить, или научиться, если приложить старания, содержит ошибку неразличения труда, порождаемого сильной потребностью, увлекательного труда-игры, и труда-обя­занности. Нельзя научить человека, если отсутствуют его собственная активность, желание и увлечен­ность.

Резюмирую все сказанное о природе и развитии способностей.

Существуют природные предпосылки способно­стей—задатки. Еще нет точных сведений о том, в чем именно они состоят. Возможно, это некоторые свойства нервной системы — степень общей активности, повышенная чувствительность нервных структур и т. п. Возможно, это какая-то специальная предраспо­ложенность, например, к восприятию звуков, красок, пространственных форм, к установлению связей и от­ношений, к обобщениям и т. п.

То, насколько проявится и оформится задаток, за­висит от условий индивидуального развития. По ре­зультатам этого развития, т. е. по наличной способно­сти, нельзя сказать, каков был “вклад” задатка. Нет пока способов определить меру участия генотипического фактора в развитии способностей.

Становление и развитие способностей, по-видимому, связано с прохождением ребенка через различные сензитивные периоды с возможным научением в эти периоды по типу “запечатления”. У особо одаренных детей возможна синхронизация нескольких сензитивных периодов, обычно сменяющих друг друга. Тогда возможности развития их способностей многократно увеличиваются.

Неотъемлемый компонент способностей—повы­шенная мотивация. Она обеспечивает интенсивную и в то же время “естественно” организующуюся дея­тельность, необходимую для развития способностей.

Из всего сказанного становится ясно, что неблаго­приятные условия для развития способностей могут быть различной природы.. При высокой спонтанной ак­тивности ребенка это может быть нехватка соответст­вующих впечатлений—обедненная среда.

При неблагоприятных общих условиях воспитания, например при частых психических травмах, энергия ребенка может тратиться на неконструктивные пережи­вания и “откачиваться” от развивающихся способно­стей.

Наконец, неправильное обращение с мотивацией, например излишнее принуждение, может погасить спонтанную активность ребенка и “засушить” способ­ность.

Темперамент — следующая индивидная характеристика человека. Учение о темпераменте имеет давнюю и сложную историю.

Под темпераментом понимают динамические ха­рактеристики психической деятельности. Выделяют три сферы проявления темперамента: общую актив­ность, особенности моторной сферы и свойства эмоцио­нальности.

Общая активность определяется интенсивностью и объемом взаимодействия человека с окружающей сре­дой—физической и социальной. По этому парамет­ру человек, может быть инертным, пассивным, спокой­ным, инициативным, активным, стремительным.

Проявления темперамента в моторной сфере можно рассматривать как частные выражения общей актив­ности. К ним относятся темп, быстрота, ритм и общее количество движений.

Когда говорят об эмоциональности как проявлении темперамента, то имеют в виду впечатлительность, чув­ствительность, импульсивность и т. п.

На протяжении длительной истории своего изучения темперамент всегда связывался с органическими осно­вами, или физиологическими особенностями организма.

Корнями эта физиологическая ветвь учения о тем­пераменте уходит в античный период. Гиппократ (V в. до н. э.) описал четыре типа темперамента, ис­ходя из физиологических представлений того, времени. Считалось, что в организме человека имеется четыре основных жидкости, или “сока”: кровь, слизь, желтая желчь и черная желчь. Смешиваясь в каждом человеке в определенных пропорциях, они и составляют его темперамент (лат. temperamentum — смесь, соотноше­ние). Конкретное наименование каждый темпера­мент получил по названию той жидкости, которая яко­бы преобладает в организме. Соответственно были выделены следующие типы темперамента: сангвини­ческий (от лат. sanguis — кровь), холерический от греч. chole-—желчь), флегматический (от греч. phlegma—слизь) и меланхолический (от греч. теlaina chole—черная желчь).

У Гиппократа был чисто физиологический подход к темпераменту. Он не связывал его с психической жи­знью человека и говорил даже о темпераменте отдель­ных органов, например сердца или печени.

Но со временем появились умозаключения о том, какие психические свойства должны быть у человека, в организме которого преобладает кровь, желтая желчь и т. д. Отсюда и появились психологические описания — “портреты”' различных темпераментов. Первая такая попытка принадлежит тоже античному врачу Галену (II в. н. э.). Много позднее, в конце XVIII в., психоло­гические портреты четырех темпераментов дал И. Кант, который писал, что они составлены “по аналогии игры чувств и желания с телесными движущими причина­ми” [38, с. 148J.

Кантовские описания темпераментов были повторе­ны потом во многих и многих источниках. Более того, представляя с самого начала полунаучные - полухудожественные образы, они довольно быстро перешли в об­щую культуру.

В качестве примера приведу отрывки из ярких описаний темпераментов, принадлежащих Стендалю.

Стендаль обращается к изображению темпераментов в своей работе “История живописи в Италии”, считая, что каждый художник должен быть психоло­гически образован, чтобы не делать ошибок в изобра­жении персонажей—их общего облика, действий, на­строений и т. д. Вот его “портреты” темпераментов (в сильно сокращенном виде) [104, т. 8, с. 209—226].

Сангвинический темперамент. Сангвиник—человек с ослепитель­ным цветом лица, довольно полный, веселый, с широкой грудью, которая заключает в себе вместительные легкие и свидетельствует о деятельном сердце, следовательно, быстром кровообращении и высокой температуре.

Душевные свойства: приподнятое состояние духа, приятные и блестящие мысли, благожелательные и нежные чувства; но привыч­ки отличаются непостоянством; есть что-то легковесное и изменчи­вое в душевных движениях; уму недостает глубины и силы. Санг­винику нельзя поручить защиту важной крепости, зато его следует пригласить на роль любезного царедворца. Подавляющая масса французов—сангвиники, и поэтому в их армии во время отступле­ния из России не было никакого порядка.

Холерический темперамент. Желчь — один из самых своеобраз­ных элементов в человеческом организме. В химическом отношении это вещество горючее, белковое, пенящееся. С точки зрения физио­лога, это очень Подвижная жидкость, сильно возбуждающая и дей­ствующая подобно дрожжам.

Душевные свойства: повышенная впечатлительность, движения резкие, порывистые. Пламя, пожирающее человека желчного тем­перамента, порождает мысли и влечения самодовлеющие н исклю­чительные. Оно придает ему почти постоянное чувство тревоги. Без труда дающееся сангвинику чувство душевного благополучия ему совершенно незнакомо: он обретает покой только в самой напряженной деятельности. Человек холерического темперамента пред­назначен к великим делам своей телесной организацией. Холериками, по мнению Стендаля, были Юлий II, Карл V, Кромвель.

Флегматический темперамент присущ гораздо больше северным народам, например голландцам. Посетите Роттердам, и вы их уви­дите. Вот навстречу вам идет толстый, рослый блондин с необыкно­венно широкой грудью. Вы можете заключить, что у него сильные легкие, большое сердце, хорошее кровообращение. Нет, эти объеми­стые легкие сдавлены излишним жиром. Они получают и перераба­тывают лишь очень небольшое количество воздуха. Движения флег­матика вялы и медлительны. В -результате маленький и подвижный гасконец побивает огромного гренадера-голландца.

Душевные свойства: флегматику совершенно чужда тревога, из которой возникают великие дела, манящие холерика. Его обычное состояние—спокойное, тихое благополучие. Ему свойственна мяг­кость, медлительность, лень, тусклость существования.

Стендаль был участником войны 1812 г. и попав в Москву с армией Наполеона. Он выражает удивление по поводу того, что русские, живущие в стране с суровым климатом, обладают отнюдь не флегматичным темпераментом. В этом его убедила лихость мос­ковских извозчиков, а главное, тот факт, что Москва оказалась -пустой. “Исход жителей из Смоленска, Гжатска и Москвы, которую в течение двух суток покинуло все население, представляет собой самое удивительное моральное явление в нашем столетии; я лично испытываю одно лишь чувство уважения <...> Исчезновение жи­телей Москвы до такой степени не соответствует флегматическому темпераменту, что подобное событие мне кажется невозможным да­же во Франции”,—заключает Стендаль [104, т. 8, с. 218].

И, наконец, меланхолический темперамент. Меланхолика отли­чают стесненность в движениях, - колебания и осторожность в реше­ниях. Чувства его лишены непосредственности. Когда он входит в гостиную, то пробирается вдоль стен. Самую простую вещь эти люди умудряются высказать с затаенной и мрачной страстностью. Любовь для них всегда дело. серьезное. Один юноша-меланхолик пустил себе пулю в лоб из-за любви, но не потому, что она была несчастной, а потому, что он не нашел в себе сил признаться пред­мету своего чувства. И смерть показалась ему менее тягостной, чем это объяснение.

Описания Стендаля содержат все признаки обще­житейского представления о темпераментах, которое мало изменилось и по настоящий день. Признаки эти следующие: во-первых, сохраняются четыре гиппократовских типа; во-вторых, обязательно предполагаются био­логические основы обсуждаемых психических свойств (порой эти “основы” выглядят достаточно фантастич­но); в-третьих, что особенно следует подчеркнуть, ^ темперамент включается широкий спектр поведенче­ских свойств: от быстроты и резкости движений до спо­собов объяснения в любви и манеры ведения войны.

Обратимся теперь . к собственно научной судьбе “учения о темпераментах”. Как уже говорилось, она развивалась по двум основным линиям: физиологиче­ской и психологической.

Дальнейшее развитие физиологической линии состояло в последовательной смене представлений об ор­ганических основах темпераментов. Перечислю не­сколько основных гипотез этого рода: химический со­став крови (кровь—главная жидкость в организме); ширина и толщина кровеносных сосудов; особенности обмена веществ; деятельность желез внутренней се­креции; тонус нервных и мышечных тканей, и наконец (последняя гипотеза), свойства нервной системы.

Наиболее серьезная попытка подвести физиологи­ческую базу под темперамент связана с именем И. П. Павлова, а также с именами советских психо­логов Б. М. Теплова и В. Д. Небылицына, идеи кото­рых продолжают разрабатывать их сотрудники и уче­ники и по сей день.

Первоначально эта физиологическая концепция по­лучила в школе Павлова название учения о типах нервной системы, а позже она трансформировалась в “учение о свойствах нервной системы”. Эту трансфор­мацию мы и проследим.

И. П. Павлов и его сотрудники, проводя многочис­ленные эксперименты на собаках, в которых применя­лись условно-рефлекторные процедуры, обнаружили, что животные сильно различаются между собой по мно­гим параметрам — по скорости и легкости выработки условных связей, по их устойчивости, по скорости и лег­кости выработки дифференцировок, по способности вы­держивать смену положительных подкреплений сти­мулов на отрицательные и т. д.

Анализ соответствующих экспериментальных си­туаций показал, что каждая из них выявляет какое-либо. основное свойство нервной системы. Таких основ­ных свойств И. П. Павлов выделил три: силу, уравно­вешенность и подвижность.

Так, если собака могла выдержать действие очень сильного раздражителя, не впадая в запредельное тор­можение, она демонстрировала силу нервной системы. Если у нее очень быстро вырабатывались условные реф­лексы с положительным подкреплением и очень плохо— с отрицательным, то ее нервная система отличалась неуравновешенностью с преобладанием процесса воз­буждения и т. п.

Наряду с этим Павлов и его сотрудники наблюда­ли общую картину поведения животных. Одни и те же животные исследовались в течение многих лет, так что каждое животное становилось известным по типичной манере своего поведения. Так определились агрессив­ные животные, которые могли даже укусить хозяина, наоборот, трусливые собаки, которые чуть что—под­жимали хвост и уши, спокойные, которые мало на что реагировали, подвижные, “как ртуть”, и т. д.

И вот встал вопрос: а нельзя ли скоррелировать особенности поведения животных с теми находимыми в лабораторных испытаниях свойствами нервных про­цессов, которые оказывались также характерными для каждого индивида? Такая работа по коррелированию двух систем индивидуальных свойств — свойств нерв­ной системы (или высшей нервной деятельности) и особенностей поведения—была проведена и привела к очень известной схеме, которую я воспроизведу, что­бы вам ее еще раз напомнить.

Схема типов высшей нервной деятельности (по И. П. Павлову)

Эта схема представляет собой “дерево” свойств. Определенные сочетания этих свойств были зафиксиро­ваны как типы нервной системы, или, что то же самое, как типы высшей нервной деятельности.

Так были "выделены следующие четыре типа: силь­ный — уравновешенный — подвижный; сильный — урав­новешенный — инертный; сильный — неуравновешенный;

слабый.

И. П. Павлов счел возможным приписать каждому из этих типов название соответствующего темперамен­та по Гиппократу (см. схему).

Эта очень известная схема И. П. Павлова до сих пор приводится в некоторых учебниках психологии (например, для педвузов) как последнее слово науки о темпераментах, хотя она уже давно устарела и пре­одолена дальнейшим развитием исследований как в школе Павлова, так и в советской дифференциальной психологии.

Рассмотрим основные положения, на которых стро­илась эта концепция Павлова и по которым шел ее критический пересмотр. Таких положений я бы выде­лила пять.

1. Ключ к пониманию индивидуальных особенно­стей поведения животных и человека следует искать в свойствах нервной системы, а не в чем-либо другом.

2. Это свойства нервной системы могут или, лучше сказать, должны изучаться с помощью условно-рефлек­торных процедур.

3. Таких основных свойств три: сила, уравновешен­ность, подвижность. Они общие и постоянные для дан­ного животного.

4. Сочетания основных свойств образуют четыре основных типа нервной системы (НС), или высшей нервной деятельности (ВНД).

5. Эти основные типы НС соответствуют четырем классическим типам темперамента, т. е. представляют собой физиологическую основу психологических пор­третов, описанных в рамках учения о темпераментах.

Первым обнаружил свою несостоятельность тезис о том, что каждому типу НС соответствует свой стиль, или “картина”, поведения (ом. п. 5).

Уже при жизни И. П. Павлова стали выявляться и постепенно накапливаться факты следующего рода: по общей картине поведения животное следовало отнести к какому-либо одному темпераменту, а по лаборатор­ным испытаниям — к другому. Иными словами, в опы­тах это животное показывало набор совсем других свойств НС, чем в поведении, иногда эти свойства по своему смыслу оказывались даже 'противополож­ными.

Вот пример с одной собакой. По поведению трус­ливое, покорное существо, при обращении к нему “сте­лется” по земле, взвизгивает, мочится. Таким образом, по всем признакам—слабый тип, меланхолик. Одна­ко в станке (т. е. в лабораторных испытаниях) собака работает прекрасно, обнаруживает сильную уравнове­шенную нервную систему.

Наблюдались и противоположные случаи. Напри­мер, бодрые, оживленные и общительные животные оказывались по экспериментальным процедурам пред­ставителями слабого типа.

На основании подобных фактов И. П. Павлов окон­чательно отказался ориентироваться в определении типа НС на картину поведения и сделал вывод о том, что типы НС должны определяться только по лаборатор­ным процедурам, выявляющим особенности условно-рефлекторной деятельности [84, II, с. 358—359]. "Но тем самым; как вы понимаете, он отказался от того, чтобы рассматривать типы НС как физиологическую базу темпераментов, понимаемых как “картины по­ведения”.

Более того, он изменил значение слова “темпера­мент”, введя понятия “генотип” и “фенотип”. Гено­тип Павлов определил как прирожденный тип нерв­ной системы, фенотип—как склад высшей нервной деятельности, который образуется в результате ком­бинации врожденных особенностей и условий воспита­ния. Генотип Павлов связал с понятием “темпера­мент”, а фенотип — с понятием “характер”.

Это очень важный момент, поскольку тем самым Павлов, по сути, дал чисто физиологическую интерпре­тацию темперамента, отрешившись от его психологи­ческих аспектов. Психологические же аспекты темпе­рамента он назвал характером.

Во всяком случае, последний тезис (п. 5) уже сам Павлов признал неверным: основные типы НС не соответствуют основным типам темперамента, (в пси­хологическом смысле).

Вскоре после этого был критически пересмотрен вопрос о количестве основных типов НС (п. 4). Воз­ник вопрос: а почему именно названные типы следует считать основными? Разве только такие комбинации свойств возможны? Ведь теоретически можно гово­рить о сильном — неуравновешенном — подвижном типе, слабом — уравновешенном — подвижном, слабом — не­уравновешенном-—инертном и т. п. Да еще можно учитывать особенности отдельно тормозного и возбу­дительного процессов. Короче говоря, уже Павлов при­знавал, что различные комбинации свойств НС могут дать 24 разных типа. И действительно, позднее, при исследовании ВНД человека, оказалось, что стойких сочетаний основных свойств НС гораздо больше, чем четыре.

Почему же были выделены именно четыре типа, и именно такие четыре типа? Б. М. Теплов считает, что на Павлова, по-видимому, повлияла гиппократовская классификация темпераментов. Других оснований у него не было.

Перехожу к следующему тезису (п. З): было крити­чески пересмотрено понятие “общие свойства НС”. Это было очень" неприятное открытие. Оно состояло в том, что по мере умножения экспериментальных про­цедур стали получаться противоречивые факты. По одной процедуре индивид обнаруживал одни свой­ства НС, а по другой—другие. Например, при боле­вом подкреплении НС оказывалась, сильной, а при пи­щевом — слабой.

Далее выяснилось, что разные свойства НС обна­руживаются у одного и того же испытуемого и в том случае, если раздражители адресованы разным анали­заторам. В лаборатории Теплова была проведена большая работа по вычислению коэффициентов корре­ляции между показателями, полученными на зритель­ных, слуховых, тактильных анализаторах при определе­нии одного и того же свойства. Эти коэффициенты бы­ли, как правило, низкими, а иногда даже равны нулю.

В результате пришлось говорить не об общих, а о частных свойствах НС, имея в виду свойства отдельных анализаторных систем, и не об общих типах НС, а о парциальных типах, имея в виду различные подкреп­ления.

Кроме того, анализ свойств НС привел к необхо­димости пополнения их списка. К трем основным свой­ствам были добавлены еще два — динамичность и ла­бильность. Был поставлен вопрос о выделении среди них первичных tf вторичных свойств. Таким образом, представления об основных свойствах НС (п. 3) про­должают меняться и уточняться.

Далее было поставлено под сомнение положение о .том, что свойства нервной системы должны изучать­ся с помощью условно-рефлекторных процедур (п. 2). Так ли безусловно верно это утверждение?

Конечно, процессы в анализаторных отделах коры больших полушарий, которые изучаются с помощью условно-рефлекторных процедур, имеют прямое отношение к поведению человека, особенно к его сознательным формам. Но можно ли сбрасывать со счетов остальные отделы головного мозга, особенно когда речь идет об энергетических и эмоциональных аспектах поведения? Нет, ни в коем случае нельзя.

Последние данные нейрофизиологии показывают фундаментальную роль в активации поведения и в его эмоциональной регуляции подкорковых структур—рeтикулярной формации, лимбических образований, лоб­ных долей и др. Отсюда напрашивался естественный вывод: может быть, физиологические основы дина­мических особенностей поведения (т. е. темперамента) следует искать, так сказать, в другом месте?

Именно такой вывод был сделан. В частности, В. Д. Небылицын в конце рано оборвавшейся жизни возглавил поиски физиологических основ индивиду­альности в свойствах лобно-ретикулярных структур го­ловного мозга, которые определяют общую актив­ность поведения и его регуляцию, и лобно-лимбических структур, которые заведуют эмоциональными аспекта­ми поведения [80].

Так оказался пересмотрен второй записанный выше тезис.

Нам осталось рассмотреть последнее утверждение (п. 1). Пожалуй, только оно и сохраняет свое значение, да и то с важной оговоркой. Конечно, если существуют физиологические основы индивидуальных различий по­ведения, то их следует искать прежде всего в централь­ной нервной системе. Однако ЦНС не существует от­дельно от организма. Ее особенности — частичное прояв­ление своеобразия каждого организма вообще; оно обна­руживается также и в особенностях его морфологии, и в деятельности его эндокринных систем, и в общем гумо­ральном .фоне и т. п.

Таким образом, имеют полный смысл поиски и об­суждение органических коррелятов индивидуальности в более широких биологических функциях . человека. И такие поиски в настоящее время идут. Они уже были в истории науки и продолжаются в настоящее время.

Итак, подводя итог развитию “учения о темперамен­тах”, можно констатировать следующее. Начало состояло в том, что Гиппократом были постулированы четыре типа темперамента, которые понимались в сугу­бо физиологическом смысле. Позже с ними были сопо­ставлены четыре психологических типа темперамента, что положило начало психологической линии. Даль­нейшие поиски реальных органических основ темпе­рамента все время соотносились с этими психологи­ческими типами. Одна из последних попыток этого рода—учение о типах НС (или типах ВНД) Павло­ва. Типы НС некоторое время рассматривались как физиологическая основа темперамента. Однако развитие науки привело к тому, что и это представление стало достоянием истории. Что же осталось?

Некий “сухой остаток” состоит в следующем. Че­тыре типа темперамента уже нигде не фигурируют ни в плане психологическом, ни в плане физиологиче­ском. Выделяются “динамические аспекты” поведения, о которых говорилось вначале : это общая активность, включая ее моторные проявления, и эмоциональность. Темперамент (в психологическом смысле)—это сово­купность соответствующих динамических свойств поведения, своеобразно сочетающихся в каждом инди­виде.

Одновременно сохраняется уверенность, "что такие свойства имеют “физиологическую базу”, т. е. опреде­ляются некими особенностями функционирования фи­зиологических структур. Каковы эти структуры и осо­бенности? Этот вопрос находится “на переднем крае науки” и в настоящее время интенсивно исследуется психофизиологами.

Менее единодушно мнение о том, с какими именно особенностями организма следует связывать темпера­мент: наследственными или просто физиологическими, которые могут быть, конечно, результатом прижизненного формирования. Решение этой альтернативы наталкивается на одну принципиальную трудность. Дело в том, что до сих пор не удалось в полной мере установить, что в плане поведения есть проявление генотипа, т. е. является свойствами темперамента, а что—результат прижизненных “наслоений”, т. е. относится к свойствам характера.

Одновременно сохраняется и развивается другой подход к темпераменту. Он характерен для работ соб­ственно психологического направления. Их авторы идут от анализа только поведения. В этих работах при опре­делении темперамента признак, врожденных (или орга­нических) основ, как правило, не фигурирует; глав­ную нагрузку несет признак “формально-динамических свойств поведения”, которые пытаются абстраги­ровать из целостных поведенческих актов.

Однако при таком подходе обнаруживается своя существенная трудность. Указанный признак также не позволяет однозначно решить вопрос о круге кон­кретных свойств, которые следует отнести к темпера­менту. Среди них перечисляются и “предельно фор­мальные” особенности поведения, такие как темп, ритм, впечатлительность, импульсивность, и более “со­держательные” свойства, которые чаще относят к ха­рактеру, например инициативность, стойкость, ответ­ственность, терпимость, кооперативность, и даже та­кие личностно-мотивационные особенности, как любовь к комфорту, стремление к господству и т. п. Тенден­ция расширять круг свойств темперамента особенно характерна для авторов -так называемых факторных ис­следований личности [74]. Она приводит к смешению темперамента с характером и даже с личностью.

В качестве самого общего итога приходится кон­статировать, что, хотя темперамент и характер в пси­хологии различаются, четкой границы между ними не проводится. В самом общем и приблизительном смысле темперамент продолжает пониматься либо как “природная основа”, либо как “динамическая основа” характера.

Многое же из того, что составляло ранее психологи­ческую часть представлений о темпераменте, ассими­лировано характерологией.