Любовницы Георга I

Отрывок

Восшествие на престол короля Георга I произвело целый переворот б высшем свете, Королева Анна всю жизнь была благочестива, целомуд­ренна и строгих правил.

В отличие от нее король Георг I любил удовольствия и был не очень-то щепетилен в их выборе. Он не пропускал ни одной особы женского пола, если та была очень чувственна и очень толста. Он привез с собой два ярких свидетельства своего дурного вкуса и хорошего здоровья — гер­цогиню Кендал ³ и графиню Дарлингтон. оставив в Ганновере, потому что она оказалась паписткой, графиню Платен, которая весом своим и объемом мало чем уступала первым двум. Эти особенности вкуса его величества привели к тому. что все дамы, которые стремились снискать его благосклонность и почти уже достигли требуемой полноты, старались изо всех сил раздуться наподобие лягушки в известной басне, тщившейся объемом и достоинством своим сравняться с волом. Одним это удавалось. другие лопались от натуги. Принц и принцесса Уэльские из различных побуждений, но в одинаковой степени поощряли его похождения и даже содействовали им. Принц не прочь был и сам принять в них участие, принцессою же руководили соображения дипломатического характера и Желание приобрести популярность. Поэтому не приходится удивляться, что наслаждения, которые во времена двух предшествовавших царство­ваний всячески подавлялись и, можно сказать, сковывались, с приходом к власти Георга I бурным потоком вырвались вдруг на волю; им преда­вались на каждом шагу, и каждый охотно распахивал перед ними свои Двери. То были приемы у принцессы — по утрам и два раза в неделю по вечерам; людные сборища, — то в одном, то в другом доме; балы, маска­рады и ridotto, а не говоря уже о представлениях и операх.

Леда Саффолк ⁴

Отрывок

Миссис Хауэрд (впоследствии графиня Саффолк) происходила из добропорядочной судейской семьи Хобартов. Она была среднего роста и хорошо сложена. Лицо ее нельзя было назвать красивым, но оно было приятно. У нее были светлые, удивительной красоты волосы. Внешность ее портили слишком прямые плечи и худые руки. Выражение лица было неопределенно и не позволяло судить, хороший у нее или плохой характер, умна она или глупа, весела или скучна. Ей нельзя было отказать в при­родном уме и даже талантах, но разговоры с ней бывали утомительны, ибо всегда вертелись вокруг мелочей и разного рода minuties.а Замуж она вышла очень рано и по любви — за м-ра Хауэрда, младшего брата графа Саффолка, человека очень неприятного: угрюмого, раздражительного и скучного. Как ей довелось полюбить его и как такой человек, как он, мог вообще кого-нибудь полюбить, вещь совершенно непостижимая, и остается только думать, что здесь замешана судьба, часто толкающая людей на поспешные браки, за которыми вскоре следует длительное раскаяние и взаимное отвращение. Именно так они полюбили друг друга, так поженились и так потом ненавидели Друг друга до конца дней. Состоя­ния мужа и жены были вскоре прожиты, и они удалились в Ганновер — незадолго до воцарения на английском престоле новой династии. При дворе их радушно приняли, оттого что они были англичанами, и она, как женщина, получившая хорошее воспитание и приятная, была произ­ведена в камер-фрейлины принцессы и в этом звании приехала с нею в Англию.. .

Миссис Хауэрд сделалась там на глазах у всех фавориткою сына короля, не знавшей соперниц. Принц каждый день проводил по нескольку часов наедине с нею в ее аппартаментах, и они открыто гуляли вдвоем в Ричмондском и Сент-Джеймском парках. Однако я убежден, что ее встречи с принцем (по причинам, о которых я уже говорил), касательно главного, были столь же невинны, как и его встречи с миссис Белленден…

Жизнь ее текла размеренно и спокойно, сама напоминая собою про­гулку. Так все продолжалось до тех пор, пока принц не сделался королем Георгом II, а миссис Хауэрд — графинею Саффолк, как я и буду их те­перь называть. Меж тем суетливые и незадачливые политики из королев­ских приемных, которые все знают, но все знают неверно, естественно заключили, что дама, в обществе которой король ежедневно проводит по стольку часов, непременно должна находиться с ним в близких отноше­ниях, и стали обращаться к ней со своими просьбами. В аппартаментах ее все чаще можно было столкнуться с озабоченными лицами — то были я мужчины, и женщины. Ей начали подавать ходатайства, и она не отклоняла их, ибо знала, что, когда молва наделяет человека властью, власть сама зачастую приходит вслед. Она, правда, никому не обещала никакой помощи, хорошо понимая, что оказать ее не в силах. Но она колебалась, говорила, что хотела бы помочь, но это трудно, словом, пускала в ход все то избитое лицемерие людей, которые, имей они власть, никогда не исполнили бы вашей просьбы, а не имея ее, просто не в состоянии это сделать. Насколько мне известно, она все же искренне хотела кому-то по­мочь, но это плохо ей удавалось: она не сумела даже добиться места на 200 фунтов в год для Джона Гея, ³ человека очень бедного и высокопоря­дочного, к тому же неплохого поэта, только потому что он был поэтом, а в глазах короля это было чем-то вроде мастерового. Королева позаботи­лась о том, чтобы через аппартаменты леди Саффолк никто не пробрался к власти и почету, и время от времени давала ей почувствовать ее место, не позволяя королю по три-четыре дня ее видеть, под тем предлогом, что у нее якобы собираются заговорщики.