Иудейский экзегезис: типология смысла

Христианская библейская герменевтика, основополагающие принципы которой были рассмотрены в предыдущем параграфе, не являлась исторически первым образцом экзегезиса. Принципы понимания, разработанные и систематизированные иудейскими толкователями в результате многовековой практики изучения текстов религиозно-догматического содержания и их комментирования, восходят к более раннему периоду. История иудаизма начинается в ранний период второго тысячелетия до н.э. в Месопотамии. Начало Священной Истории, Завета, диалога между Богом и человеком многим теологам кажется малозначительным. Тем интереснее процитировать описание этого “начала”, которое приводит православный священник о.Александр Мень: “В то самое время, когда орды арьев с боями продвигались по индийской земле, а на Евфрате амориты положили начало Вавилону, тогда пастухи в пестрых одеждах, погоняя овец и коз, двигались по дорогам Сирии. Пастухи шли из Месопотамии, направляясь через пустынные области на запад, в землю Ханаанскую. Этих людей возглавлял вождь или шейх Авраам. Их было немногим больше трехсот человек, и уход их едва ли привлек особое внимание^[li]. Между тем это внешне неприметное событие открывало новую главу в истории всемирного Богоискания. В лице Авраама и его людей появляются новые герои нашей повести, которые едва ли сами догадываются о том, какое будущее ожидает их народ. Они были выходцами из Харрана в северной Месопотамии, где обитало племя “араму” или арамеев. По этому племени и область Харрана получила название Паддан-Арам, т.е. “Поле Арамеев”. Много веков спустя арамеи образуют могущественное царство в Сирии со столицей в Дамаске, но люди Авраама, покинув Арам, утратили и свою принадлежность к арамеям. Они вошли в категорию “хабири” или “аперу”. Так назывались бродячие семьи, которые, скитаясь по восточным странам, добывали пропитание скотоводством, разбоем, службой в наемных войсках. О “хабири” упоминают документы Египта, Палестины, Месопотамии. Возможно, наименование “евреи” (ибри), которое стали прилагать к авраамову племени, связано с наименованием “хабири”. Впоследствии евреи разделились на несколько народностей, среди которых были моавитяне, амонитяне, измаильтяне, идумеи. Но Народом Завета суждено было стать группе еврейских колен, объединившихся в XVIII в. до н.э. под именем Бене-Исраэль или израильтян”^[lii].

Религия израильтян является, прежде всего, религией Откровения. Она основывается на вере в то, что Бог открылся еврейскому народу через посредничество Моисея, (легендарного пророка, предводителя израильтян во время их бегства из Египта). По этой причине иудейское истолкование Священного Писания ведет свое начало со времен Моисея, как можно заключить по следам, обнаруженным в канонических и апокрифических (но близких по стилю к библейским писаниям) книгах. Сопоставляя тексты обширной еврейской литературы со списками древних рукописей, иудейские законоучителя, шаг за шагом, сличая стих за стихом, отбирали текст совпадавших между собой редакций и этот текст канонизировали. Последний этап канонизации и кодификации еврейской Библии относится к 6–10 вв. н.э. и связан с деятельностью так называемых хранителей иудаистской традиции — масоретов (от евр. масора — “предание”, “традиция”) — ученых талмудических академий в Палестине и Вавилонии. Масореты знамениты также тем, что осуществили огласовку (т.е. вокализацию, обозначение гласных) с помощью специально созданной или для этой цели системы диакритических знаков (евр. некудот, букв. “точек”), и эта система огласовки, в конечном счете, стала общепринятой. Еврейский текст Библии, кодифицированный масоретами, получил статус Священного и не подлежал каким-то дальнейшим изменениям.

В иудейском экзегезисе можно выделить две разновидности (две школы) экзегезиса — эллинистическую, которая находилась под влиянием греко-римской культуры, и палестинскую. Тонкие различия и особенности их вероучения определяли специфику используемых методов интерпретации. Все приверженцы палестинской школы истолкования допускали существование двойного смысла Священного Писания: буквальногои мистического.

Их изложение, основанное на понимании буквального смысла текста, было представлено, главным образом, в так называемых халдейских парафразах или Таргумах (таргум; арам. — букв. “перевод”). Оно вошло в употребление после вавилонского пленения (587/586–538 гг. до н.э.), поскольку вернувшиеся из изгнания племена уже понимали чтение и читали Священное Писание на их собственном оригинальном языке — иврите. Главный из Таргумим — Таргум Онкелос — арамейский перевод Пятикнижия (был создан во 2 в. н.э. в Палестине)^[liii], но приобрел законченную форму приблизительно в 300–400 гг. н.э. Таргум Онкелос наиболее точно истолковывает Пятикнижие, восходящее в своих исторических и “законной” частях к ивритским текстам, которые ближе к оригиналу Септуагинты. Однако в своих пророческих и поэтических главах эти тексты настолько далеки от оригинала, что смысл их с трудом распознается.

Другой парафразой Пятикнижия был Таргум псевдо-Ионатан или Иерусалимский Таргум, который был написан после 7 в. н.э., хотя его начали писать еще в первом столетии в Иерусалиме. Он интересен как историческое свидетельство развития целостной литературной структуры Писания. Однако ни с критической, ни с экзегетической точек зрения он ценности не представляет, поскольку содержит полностью произвольные объяснения. Информацию об иудаизме эллинистического и римского периодов содержат апокрифы и псевдоэпиграфы (т.е. другие тексты того же периода, близкие к Библии, но которые не были включены в состав Септуагинты). Они являются главным источником нашего знания об этом периоде, который до открытия свитков Мертвого моря (в 1947 г.), был полностью окутан тайной. Таким образом, все эти источники дают основание для объяснения предпосылок формирования иудаизма. Они также способствуют нашему пониманию той среды, в которой зародилось и сформировалось христианство.

Метод аргументации Библии, используемый в Первой проповеди и в Послании к Евреям показывает, что иудеи до пришествия Христа допускали мистический смысл Священного Писания. Мистическое истолкование Писания, практикуемое иудейскими исследователями, жившими после Христа, может быть сведено к системам талмудистов и караимов. Замечу, что побиблейская еврейская литература обнимает собой период в 21 столетие (с 3 в. до н.э. до наших дней). Эта литература распадается на две главные эпохи. К первой эпохе принадлежат произведения литературы талмудической, которая возникла в 3 столетии до н.э. (до заключения Талмуда Вавилонского в 5–6 в. н.э.); вторую эпоху образуют произведения литературы раввинской — от времени заключения Талмуда до наших дней. Талмудическая литература сама по себе состоит из двух главных частей: из Мишны и Гемары.

Мишна — это свод законоположений (галахот), основанных, в основном, на законе Моисея, а также на древних преданиях и установленных в народе обычаях. Галахот преподавали устно, и эти знания переходили из рода в род преемственно. И хотя уже в те давние времена существовали письменные сборники галахот — так называемые секретные свитки — публикация их долгое время была запрещена. К началу 3 столетия Мишна разделяется на шесть отделов, отделы делятся на трактаты, трактаты на главы, а главы на статьи. Она содержит постановления о молитвах и славословиях и законы, имеющие отношение к земледелию; мишна содержит трактаты о праздниках, о семейном праве, судебный устав, гражданское и уголовное право, санитарный устав, о святых дарах, устав о священниках. Гемара представляет собой дальнейшую разработку и обширнейшее объяснение Мишны. Гемара вместе с Мишной как раз и составляют Талмуд.

Итак, Талмуд — это свод раввинистических преданий, сложившихся за первые пять веков нашей эры. Весь Талмуд представляет собой толкование Писания. По своему содержанию он состоит из двух главных составных частей: из галахи (юридической части) и агады (экзегетически легендарной части). Значительная часть Талмуда изложена в форме комментариев на определенные тексты — это то, что евреи называют Мидраш (т.е. исследование, разъяснение, истолкование). Но существует и целая литература типа мидраш, далеко выходящая за пределы Талмуда. Еврейская традиция различает Мидрашим двух родов: те, которые относятся к разряду галахи, т.е. юридических и моральных комментариев в прямом смысле слова, и те, гораздо более свободные, которые носят характер агады (хаггады), т.е. пояснений в порядке духовных бесед и ярких примеров, часто колеблющихся между благочестивым воображением, мифологией и метафизикой.

Талмудисты-комментаторы приписывали каждому тексту несколько тысяч узаконенных значений, приводимых либо в Халахе, либо в Агаде (аггада — “сказание”)^[liv]. Халаха (или халака), т.е. юридический и моральный комментарий, содержит следствия законов, выведенных из Законов Моисея. Все эти следствия талмудисты приписывают самому Моисею; Агада же, напротив, является собранием материалов, выбранных талмудистами из истории, археологии, географии, грамматики и других источников вне Писания, в том числе и наиболее вымышленных. В своих комментариях эти авторы различали двоякий смысл: буквальный (или примитивный), и производный. Причем первый, буквальный смысл подразделялся на простой и малопонятный смысл; а второй подразделялся на логические дедукции и выводы, основанные на способе, которым были написаны слова на иврите, или исходя из ассоциации идей.Таким образом, уже в практике толкований талмудистов прослеживается тенденция к использованию наиболее рациональных методов интерпретации, а также намечается попытка каким-то образом систематизировать различаемые ими смыслы и подходы к истолкованию.

Приведу несколько примеров из Талмуда, для того, чтобы был ясен смысл поучений, который содержит этот древний памятник культуры, а также тот особый национальный колорит, который передают эти поучения.

Например, “раввины учили: шесть вещей не приличны ученому: выходить на улицу надушенным, ходить одному по ночам, ходить в заплатанных башмаках, беседовать с женщиной на улице, пировать вместе с невеждами и приходить последним в дом учения. Другие прибавляют еще: Он не должен ходить скорым шагом, ни с поднятой головой”. Или “Рабби говорит: многому научился я от учителей своих, еще больше от товарищей, но больше всего от учеников моих”^[lv]. Другой пример показывает характер взаимоотношений между учителем и учениками, а также особенности аргументации, направленной учителем-комментатором на уточнение смысла цитируемых им первоисточников. “Так учили учителя наши: на расстоянии четырех локтей следует вставать перед старцем, ибо сказано: (Лев. 19, 32) “пред сединою встань”, чтобы приветствовать его; “И уважь лицо старца” т.е. не становиться и не садиться на его место, не противоречить ему, а, предлагая ему вопросы, предлагать с благоговением, не торопиться ответом, и не прерывать его слова. Кто же со своим учителем обходится не так, именуется преступником перед Вездесущим, он забудет свое учение, годы его сократятся, а в конце концов, он сделается нищим”^[lvi]. Другой пример отражает еще более жесткое развитие этой основной идеи: “Кто не учится закону, тот не исполняет его и, мало помалу, доходит до презрения к людям, до ненависти к ученым, до того, что мешает другим заниматься, до отрицания заповедей, и, кончает отрицанием бытия Бога”^[lvii].

Размышляя о покаянии, талмудист говорит: “И пришел народ к Моисею и сказал: согрешили мы” (Числа. 21, 7), т.е. они покаялись в том, что злословили его, а потом сказали: (там же) “Помолись Превечному, дабы Он прогнал от нас змей”. Из этого мы видим, с одной стороны, кротость Моисея, который не замедлил молиться о помиловании Израильтян, а с другой стороны, важно покаяние, ибо как только они сказали: “согрешили мы”, им тотчас прощено было. Оттуда же заключаем, что прощающий не должен быть жесток. Из стиха же: (Сам. 1, 12, 13) “Да и я отнюдь не сделаю греха сего перед Превечным, чтобы не молиться о вас” видно, что непрощающий вины ближнему своему, после того, как тот просил у него прощения, называется грешником”^[lviii].

Приведенные примеры показывают, чтоиудейская герменевтика, которая возникла независимо от античной герменевтики, в качестве первого и основного принципа понимания и истолкования выдвигала веру в священство Слова Божьего. Вторым принципом, внутренне связанным с первым, является вера в единство святой истории народа, которая раскрывает себя посредством явления людям спасительных деяний Господа. Эта вера в единство Откровения и Домостроительства^[lix] послужила фундаментальной основой структурного единства и духовной целостности самой Библии как книги. Третий принцип иудейской герменевтики более сложен. Суть его состоит в том, что в практике толкователей всегда должно было присутствовать сознание необходимости понимания текста Библии (Пятикнижия, Торы) как источников религиозно-догматических, но доступных пониманию (посредством усердного и всячески поощряемого ее изучения) самыми широкими массами еврейского народа. Поэтому постоянно, в скрытой или явной форме, выражение воли Божьей, рассматриваемое как Откровение, было обращено не к единицам избранных, а ко всей Церкви.

Что касается герменевтических правил, которым следовали талмудисты, они сводились первоначально к семи правилам, систематизированным Хилелом, к тринадцати — Исмаилом и к тридцати двум — раввином Хосе из Галилеи. В сущности, многие из этих принципов не отличаются от принципов, преобладающих в наши дни.

Согласно основному требованию понимания и истолкования текста, исследователь-комментатор должен был руководствоваться отношением рода к виду, или того, что ясно, к тому, что туманно; вербального и реального параллелизма; отношения логически согласованного к тому, что оказывается противоречивым; учитывать диапазон автора по отношению к его литературному творению. Комментарии, написанные согласно этим принципам, называются мидраш.

В отличие от палестинских истолкователей, эллинистические (александрийские) экзегеты были склонны к аллегорическому объяснению Писания, пытаясь подобным образом согласовать боговдохновенные Писания с принципами греческой философии. Так, Филон Александрийский является принципиальным представителем этой манеры истолкования. Согласно Филону, Авраам символизирует добродетель, приобретенную путем веры; Исаак — врожденную добродетель; Иаков — добродетель, достигнутую практикой и медитацией. Египет означает тело; Ханаан — благочестие; голубь — божественную мудрость и т.д.

Караимы(буквально “читающие” — евр.) отрицали талмудические традиции, так же как, впрочем, и саддукеи^[lx], которые отвергали “традиции отцов” и отказывались признавать свое происхождение от Анании, рожденного около 700 г. н.э., основавшего секту, якобы из зависти, поскольку он не принадлежал к верхушке иудеев и жил вне Палестины. Из Багдада, места своего зарождения, секта скоро распространилась по Палестине и особенно в Крыму, так что около 750 г. н.э. она стала представлять собой практически ересь среди иудеев.

Караимы отвергали всю традицию и принимали только закон Моисея. Посредством тринадцатого герменевтического правила Исмаила они установили буквальный смысл Писания и дополнили его с помощью силлогизма и согласия Синагоги. Поскольку они отрицали общепринятое истолкование и заявляли о своем частном истолковании, они были названы некоторыми авторами “иудейскими протестантами”.

Каббалистыпревзошли предшествующих истолкователей в своем аллегорическомобъяснении Писания. Следы их системы обнаружены в последних предхристианских столетиях, но ее полное развитие не произошло до конца первого тысячелетия н.э. В соответствии со своим именем, которое выводится из слова, означающего “воспринимать”, каббалисты провозгласили, что обладают секретной доктриной, воспринятой путем прямой традиции от Моисея, которому эти знания поведал Господь на горе Синай. Каббалисты утверждают, что все земные вещи имеют свои небесные прототипы или идеалы; и верят, что буквальный смысл Писания включает аллегорический смысл, подобно тому, как тело включает душу, но только посвященные могут достичь понимания этого сокрытого значения.

Три метода, согласно каббалистам, помогают достичь понимания смысла: гематрия, нотарикон и темура. Гематрия берет цифровое значение всех букв, которые составляют слово или выражение, и выводит скрытое значение из результирующего числа. Нотарикон формирует новые полные слова из единственной буквы или слова, или формирует слово из начальных букв нескольких слов фразы. Темура заключается в транспозиции букв, которые образуют слово, или посредством систематической подстановки других букв. Существует двоякая система подстановки: первая, атбаш, подставляет последнюю букву алфавита вместо первой, вторую с конца вместо второй и т.д.; вторая система подставляет буквы второй половины алфавита вместо соответствующих букв первой половины. Каббалистическая доктрина собрана в двух основных книгах, одна из которых называется “Сефер Йетцира” (книга Творения), а вторая “Зогар”, собранная в средневековую эпоху.

Законы и принципы иудейской герменевтики

Главная задача интерпретации сводится к тому, чтобы определить точный смысл текста. История иудаизма показывает, тем не менее, что интерпретация (и ее методология) чаще всего зависела от содержания того текста, на который она была направлена. Так, сама Библия демонстрирует примеры внутренней интерпретации того, что ученые сейчас называют внутрибиблейскиой экзегезой. Например, Второзаконие рассматривается как резюме и интерпретация предшествующих Второзаконию книг Библии. Соответственно, принцип интерпретации Второзакония очень близок к экзегезе того типа, который позднее стали называть мидрашем.

В постбиблейскую историческую эпоху — так называемую эпоху сект — распространенным было многообразие методологий и интерпретаций, используемых этими сектами для объяснения Библии, а также теологических и религиозных предпосылок, лежащих за этим многообразием. Множество апокрифических и псевдоэпиграфических текстов переписывали и перетолковывали Библию, предлагая свое видение ее содержания и смысла. В конечном итоге, различные подходы к интерпретации ярче всего выразились в разнице экзегезиса, связанного со Священным Писанием, закрепив тем самым раскол между иудаизмом и христианством.

Все эти подходы и интерпретации в целом, — пишет Л.Шиффман, — “сыграли в иудаизме вполне конкретную роль, открыв возможность исторического развития различных форм еврейской традиции. Новые идеи и подходы создавались в каждом поколении через интерпретацию старого”^[lxi]. Поэтому без традиции или вне традиции интерпретация и все ее принципы сами по себе не имеют смысла, как, впрочем, лишенная интерпретации и других технических приемов традиция замерла бы на том или ином своем этапе.

Прежде чем я перечислю эти основополагающие принципы истолкования, напомню, что вскоре после жизни Христа рабби Хиллел (Гиллел) изложил семь герменевтических правил (миддот, middoth), среди которых наиболее существенными являются: выведение смысла по принципу от “большего к меньшему”; выведение смысла из контекста, а также из параллельных пассажей. В начале 2 в. Ишма эль-бен Элиша увеличил число правил Хиллела до тринадцати, трактуя среди других вопросов способ гармонизации противоречивых пассажей. В середине 2 в. рабби Элиезер вывел тридцать два герменевтических правила, из которых сформировался и затем широко распространился метод истолкования, и они все еще могут быть найдены в изданиях Талмуда после трактовки “Берахот”. В Средние Века Абен Эзра и Маймонид объясняли некоторые герменевтические правила, но ни один раввинический автор не написал ex professo (профессионально) ни одного полного трактата по библейской герменевтике.

Тем интереснее, на мой взгляд, представить перечень принципов истолкования, которые удалось выявить и систематизировать. Отправной точкой предложенной здесь модели интерпретации являются основы вероучения, поэтому некоторые из предложенных принципов могут быть открыты для критики и сомнения в их универсальности или применимости по отношениям к текстам иного религиозного содержания. Итак,

1. Лучшая теория объясняет больше фактов исходя из меньшего числа допущений.

2. Буквальное истолкование должно быть первой гипотезой.

3. Фигуры речи имеют установленное значение, значения не придуманы для удобства истолкователя.

4. Бог не противоречит сам себе. Все библейские утверждения могут быть гармонизированы без противоречия.

5. Бог лишь создает законы; он не отменяет законы без ясного о том сообщения.

6. Если текст имеет два истолкования, то правильно истолкование, которое согласно с предыдущим откровением.

7. Если текст имеет два перевода, то правильно истолкование, которое соответствует предыдущему откровению.

8. Переписчик делает ошибки или намеренно пропускает, но настоящий текст всегда сохраняется другими заслуживающими доверия переписчиками, так что простое сравнение и применение этих правил выявит истину.

9. Чем более древни манускрипты, тем меньше ошибок они содержат.

10. Традиция, начиная с наиболее древней, должна быть нашим руководством, когда проблема все еще не разрешена. Даже если традиция несовременна, истинная традиция всегда, по-видимому, будет где-нибудь сохранена народом.

11. Устная Тора не должна использоваться для ниспровержения письменной Торы.

12. Не следует доверять переводам, которые добавляют к тексту не общепринятые слова.

13. Не следует доверять переводам, которые не могут быть проверены по стандартным словарям, грамматикам и лексиконам.

14. Все видимые свидетельства указывают на то, что греческие тексты настолько же достоверны, как и еврейские оригиналы (утерянные к настоящему времени), когда дело идет о Новом Завете, и что некоторые греческие тексты более достоверны, нежели некоторые из предполагаемых еврейских оригиналов.

15. Странное слово в середине нормального предложения указывает на более глубокий уровень смысла в тексте. (Например, Иона называет живот кита “шеолом” 'sheol').

16. Не существует противоречий, ничто не может быть истинным и ложным в одно и то же время.

17. Указание на то, что “Новый Завет должен истолковывать Ветхий” противоречит правилам 6, 7. Тора возникла первой и является судьей в вопросе о значении последующих утверждений откровения.

18. Утверждение папского престола, что он имеет право истолковывать Библию вопреки тому, что там сказано, является ошибкой, беспокоящей гораздо более, чем склонность раввинов по традиции брать верх над Торой.

19. Первый уровень истолкования является буквальным. Дальнейшие будут соответствовать первому.

20. Каббала, гематрия и библейская нумеристика — все являются неправильными методами истолкования.

21. Библейский кодекс не является непогрешимым источником истины и поэтому не годится для достоверных (научных) заключений.

Ознакомившись с предложенной системой правил истолкования, можно четко отличить те принципы, которые будут иметь решающее значение для утверждения вероучения иудаистов, и вместе с этим мы видим такие принципы истолкования (например, 1,2,16), которые отвечают запросам рационального подхода к анализу любого текста и носят явно универсальных характер.

Глава 2
Христианский экзегезис и герменевтика

Католическая герменевтика

В христианском экзегезисе^[lxii] можно условно выделить три больших периода: первый, патристический (святоотеческий), заканчивается около 604 г. н.э; второй (604–1546 гг.) длится вплоть до Трентского Собора; третий охватывает время после Трентского Собора. Второй период характерен разделением на католическийи православный экзегезис, в то время как в третьем периоде к ним добавился еще и протестантский экзегезис.

Патристический период охватывает три исторических класса экзегетов, апостольских и апологетических авторов, греческих Отцов, латинских Отцов. Количество экзегетической литературы, порожденной этими тремя классами, сильно варьируется, но ее характер полностью соответствует каждому из трех исторических классов экзегетов.

Ранние христиане использовали Писание в своих религиозных встречах подобно тому, как иудеи использовали его в синагогах, добавляя, однако, писания Нового Завета более или менее полные к писаниям Ветхого Завета. Апостольские отцы не писали никаких профессиональных комментариев, их использование Писания носило скорее случайный и непреднамеренный характер, но их цитаты и ссылки безошибочно указывают на их принятие некоторых новозаветных авторов. Среди трудов апологетических авторов второго столетия не удается обнаружить и никаких профессиональных трактатов по Священному Писанию. Св. Иустин и св. Ириней выделялись своей способностью защищать христианство, а их аргументы часто основывались на текстах Писания. Св. Ипполит, по-видимому, был первым христианским теологом, который попытался объяснить все Писание. С его методом мы познакомились по уцелевшим фрагментам его трудов, особенно по его комментариям к Книге Даниила. Можно прийти к выводу, что эти ранние христианские авторы допускали как буквальный, так и аллегорический смысл Писания. Последний, по-видимому, предпочитался св. Климентом Римским, св. Юстином, св. Иринеем, в то время как использование буквального смысла преобладало в трудах св. Ипполита, Тертуллиана, и среди гностиков.

Золотой век библейского экзегезиса связан с деятельностью двух школ греческих Отцов: александрийской и антиохийской. Предание любит прослеживать происхождение александрийской школы от евангелиста св. Марка. К концу второго столетия мы обнаруживаем св. Пантениуса в качестве главы школы. Ни один из его трудов не сохранился, но Евсевий и св. Иероним свидетельствуют, что он объясняя священное писание. Последователем его был Климент Александрийский — первый ученик, а после 190 г. — его соратник. Из сочинений Климента Александрийского сохранились “Cohortatio ad Gentils”, “Paedagogus” и “Stroma”, а также латинский перевод части его восьми экзегетических книг.

За Климентом следующим был Ориген, главный светоч всей александрийской школы. Среди его трудов, большая часть из которых утеряна, заслуживают специального упоминания его “Hexapla” и его троякое объяснение Писания путем схолий, проповедей и комментариев. Ориген также был одним из первых, кто полностью использовал герменевтические принципы, которые были известны представителями александрийской школы, хотя они не применялись во всей их полноте другими Отцами.

Ориген применял платоновское различение души, тела и духа к Писанию, допуская в них буквальный, моральный и мистический или духовный смысл, не считая, однако, что все в Писании имеет этот тройной смысл. По его мнению, в некоторых разделах буквальный смысл может быть отрицаем, в других же может отсутствовать аллегорический смысл, в то время как в иных местах вновь могут обнаруживаться все три смысла. Ориген верил, что явные расхождения евангелистов могут быть объяснены, например, с помощью духовного смысла, а все церемониальные и ритуальные законы должны быть объяснены мистически. Между тем все пророческие высказывания об Иудее, Иерусалиме, Израиле и т.д. должны относиться к Царству Небесному и его жителям, к добрым и злым ангелам и т.д.

Среди выдающихся авторов александрийской школы должны быть названы: Юлий Африканский, св. Дионисий Великий, св. Григорий Тавматургий, Евсевий Кесарийский, св. Афанасий, Дидим из Александрии, св. Епифаний, св. Кирилл из Александрии и, наконец, также прославленные каппадокийские Отцы, св. Василий Великий, св. Григорий Назианин и св. Григорий Нисский. Последние три автора имели много общих точек соприкосновения с антиохийской школой.

Антиохийские Отцы придерживались герменевтических принципов, предпочитавших так называемый грамматико-исторический смысл Священных Книг моральному и аллегорическому значению. Феодор Мопсуэстийский (Mopsuestia) даже настаивал на том, что буквальный смысл вредит символическому, на том основании, что Новый Завет применяет некоторые пророчества Мессии только посредством приспосабливания и что из-за своих аллегорий Песнь Песней (наряду с несколькими другими книгами) не должна быть включена в Канон. Но в целом Отцы из Антиохии и Восточной Сирии, последние из которых сформировали школу в Эдессе, занимали промежуточную позицию между Оригеном и Феодором, избегая крайностей обоих, и таким образом заложили основание для герменевтических принципов, которым должен следовать католический экзегет.

Основными представителями антиохийской школы являются св. Иоанн Хризостом; Феодор из Мопсуэстии, осужденный Пятым Экуменическим Синодом за его объяснения Книги Иова и Песни Песней и в некоторых отношениях признанный предшественником Нестора; св. Исидор из Пелусиума (Египет), числящийся среди антиохийских комментаторов за его объяснения Библии, вставленные в приблизительно две тысячи его писем; Теодорет, епископ Кируса в Сирии, получивший известность за свои “Вопросы о Восьмикнижии, Книге Царств и Паралипоменоне”, и комментарии к Псалмам, Песне Песней, Пророкам и Посланиям св. Павла.

Эдесская школа знаменита Афраатом, чей расцвет приходится на первую половину четвертого столетия, св. Эфраимом, Кириллоном, Балеем, Рабулом, Исааком Великим.

Латинские Отцы, как и греческие, также допускали двоякий смысл Писания, настаивая то на одном, то на другом. Мы можем лишь перечислить их имена: Тертуллиан, св. Киприан (епископ Карфагена), св. Викторин, св. Илларион, Марк Викторин, св. Амвросий, Руфин Тураний, Евсевий Софроний, св. Иероним, св. Августин, Кассиодор, св. Григорий (Богослов), Григорий Нисский.

Св. Илларион, Марий Викторин и св. Амвросий зависели до некоторой степени от Оригена из александрийской школы; св. Иероним и св. Августин являются двумя великими светочами латинской (Римско-католической) Церкви, повлиявших на большинство латинских авторов средних веков; а св. Амвросию принадлежит комментарий на Послания Павла, который сейчас приписывается псевдо-Амвросию.

Следующие девять столетий можно рассматривать как один период экзегезиса ввиду характерной зависимости средневековых интерпретаторов от трудов Отцов Церкви. То ли они синопсизировали или расширяли, то ли они анализировали или выводили новые заключения из старых посылок, они всегда начинали (исходили) из патристических результатов в качестве базиса своей аргументации.

Греческие авторы, жившие между 6 и 13 столетиями, сочиняли частично комментарии, частично компиляции. Так, епископ Кесарии, Анастасий Синаит, живший в 6 в., оставил двенадцать книг аллегорических комментариев на Шестикнижие. Олимпиодор и св. Максим Исповедник, жившие в 7 в., оставили более скромное количество объяснений, не свободных от использования аллегорического метода истолкования.

Св. Иоанн Дамаскин приводит множество объяснений Писания в своих догматических и полемических трудах наряду с трудами по комментированию Посланий апостола Павла, в которых он следует Феодорету и св. Кириллу из Александрии, но особенно св. Хризостому. Фотий (9 в.), Феофилакт и Евтимий (12 в.) были приверженцами т.н. греческой ереси, но их экзегетические труды заслуживают внимания. Особенность их обширных истолкований такова, что при объяснении содержания и смысла различных книг Писания они вынуждены приводить после каждого текста различные патристические объяснения либо в полном объеме, либо в виде синопсиса, обычно прибавляя также имя конкретного Отца, чье мнение они приводят. Таким образом, они используют так называемую ссылку на авторитет в качестве дополнительного аргумента доказательства. Проводимые ими компиляции называются катенами.

Латинские авторы рассматриваемой эпохи следует разделить на два класса: предсхоласты и схоласты. Среди предсхоластов заслуживают внимания св. Исидор из Севильи, достопочтенный Беда, Алькуин, Хаймо из Хальберштадта, Рабан Мавр, Уилфрид Страбон, составивший glossa ordinaria, Ансельм из Лаона, автор glossa interlinearis, Руперт из Дойца, Хью из Сен-Виктора, Пьер Абеляр и св. Бернар.

Начальные труды схоластов замечательны своими логическими и теологическими объяснениями (золотой век схоластической теологии); в последующих трудах схоластов доминирует демонстрация филологической эрудиции, а в финале труды схоластов могут рассматриваться как материал для текстуальной критики. Среди схоластов Петр Ломбард был, по-видимому, первым, кто полностью ввел в свои экзегетические труды схоластические разделения, дистинкции, определения и метод аргументации. Стивен Лэнгтон ввел деление на главы, в том виде, как оно существует (и по сей день) в Библии. Хью Сен-Шэрский составил первый библейский указатель слов и изречений. Не нуждаются в дополнительной рекомендации философы и истолкователи, такие как Альберт Великий, Фома Аквинский, Бонавентура. К этому списку можно добавить множество других имен, но их вклад менее значим для рассматриваемой нами традиции истолкования, принятой средневековой (католической) герменевтикой. Примечательно и то, что в 1311 г. папа Климент Пятый предписал на Соборе в Вене, что в основных университетах должны быть учреждены кафедры восточных языков, чтобы аргументы иудеев и магометан могли быть опровергаемы более основательно — по их собственным источникам.

Следующий период начинается после Триентского собора (1546 г.); он называется некоторыми авторами золотым веком, по-видимому, для того, чтобы подчеркнуть особое значение и преимущество католического экзегезиса над толкованиями протестантов. В течение этого периода более 350 католических авторов были вовлечены в библейские исследования. Сам этот период условно может быть разделен на три этапа: первый знаменует окончание схоластического периода; второй образует переход от старого экзегезиса к новому; и третий охватывает труды современных экзегетов времени. Первый этап начинается во время Триентского Собора и заканчивается около 1660 года; второй достигает начала 19 столетия; а третий имеет дело с нашим временем.

Авторы первого этапа допускали множественный, буквальный смысл; следовательно, они представляли различные объяснения одного и того же слова как одинаково истинные.

Второй этап (1600–1800) характерен тем, что исторические исследования были более развиты, чем схоластические — т.е. они учитывают исторический контекст истолкования. В то же время продолжает использоваться так называемая текстуальная критика, которая достаточно хорошо представлена, в частности, Убиганом и де Росси.

Третий, современный этап библейской экзегетики характерен тем, что, во-первых, католический истолкователь обращается в наше время не просто к непосредственному контексту фразы или строфы, но учитывает всю литературную форму книги, а также цели, с которой она была написана; во-вторых, ему помогает обильное сокровище исторической информации, практически неизвестное в прежние дни; в-третьих, филология священных языков активно развивалась в течение последних двух столетий и ее богатые результаты становятся доступны современному герменевтику или экзегету-интерпретатору. Это позволяет использовать дополнительные принципы истолкования, например, включать принцип так называемой археологии текста, основанного на сопоставлении старого и нового смысла. Универсальность такого герменевтического взгляда (или подхода) вполне очевидна, в особенности, если мы подойдем к рассмотренным здесь принципам истолкования рационально, т.е. будем применять эти принципы истолкования к другим текстам (вне их священного характера) или к другим концепциям вне религии.

Нет смысла повторять историю всех современных раскопок и открытий, содержание отдельных табличек, свитков и папирусов, результаты литературной критики, археологии и истории религии; достаточно сказать, что современному (в том числе, библейскому и христианскому) комментатору доступен любой из этих различных источников информации в той степени, в которой они входят в специальный предмет его исследования.

Христианская библейская герменевтика рассматривает не только сообщения писаний, или выясняет, кто был их автором, где и когда они были написаны, учитывает интеллектуальную и культурную среду автора и первоначальную аудиторию. Она также рассматривает основные философские вопросы — вопросы бытия в самом широком смысле этого слова, а также уделяет внимание вопросам, поставленным “критикой” текстов или источников. Например, могут ли быть еще где-нибудь обнаружены другие версии текста, является ли текст оригинальным или это более поздняя редакция и т.п. Однако основной целью христианской библейской герменевтики является стремление к пониманию и нахождению первоначальных учений Иисуса Христа. Поэтому знание того, что говорил Иисус и его последователи есть знание того, как жить и вести себя, как достичь более глубокого проникновения в смысл вероучения, либо достичь осуществления взаимоотношений с Богом посредством чистой веры. Но поскольку все это остается проблематичным вплоть до наших дней, герменевтика как искусство истолкования и понимания смысла Священного Писания и смысла христианского вероучения в целом, не теряет своей актуальности.

Напротив, ее основные требования, правила и принципы, т.е. все то, что составляет христианский библейский экзегезис (экзегезис Ветхого Завета и экзегезис Нового Завета) все более приобретает черты теоретически направленного систематического учения о понимании. Поэтому из всего материала христиански окрашенных смыслов теоретическое (теоретико-методологическое) значение имеют только такие принципы анализа текста, которые приемлемы к текстам вообще. Именно этот метауровень рассматривается философской герменевтикой в широком ее понимании.

Такой взгляд нашел отражение и в отношении формулирования границ герменевтики, которая, согласно этой позиции, не устанавливает ни аутентичность написанного, ни подлинность его текста, ни даже его специальный характер, например, носило ли оно священный или профанический характер. Библейская христианская герменевтика опирается на знание истории Канона как Ветхого, так и Нового Завета, использует результаты низшей или текстуальной критики, учитывает догматическую трактовку вдохновения.

Итак, для того, чтобы понять какой-то текст, надо поместить его в его собственный человеческий или внутренний (исторический, религиозный, философский или даже общенаучный) контекст. При истолковании, следовательно, важно отличать внутренний смысл от языка, суть вероучения или концепции от культурных категорий, служащих средствами его передачи. Поэтому теологическое и научное чтение должно стремиться к реконструкции того пути, которое пройдено (христианством) в поисках спасения и внимательных раздумьях о вере. Необходимо мысленно восстанавливать этот путь, устанавливая происхождение или замысел самого повествовательного материала и отыскивая специфические особенности смысла, который этот материал приобрел как в период существования устной традиции, так и в то время, когда книга Библия была зафиксирована в письменном виде. В целом, все эти требования к правильному пониманию имеют своей целью теологические рассуждения.

Протестантская герменевтика: принцип
“свободного исследования”

Что касается протестантской герменевтики, то ее можно условно разделить на три периода. Первый — это период так называемых реформаторов (1517–1600); второй продолжается до начала рационализма (1600–1750); третий охватывает последующее время. Вплоть до Реформации римская церковь была духовным поставщиком истолкования христианских писаний. После лютеровского разрыва с римской церковью возникло множество истолкований и множество подходов к анализу текстов Библии.

Ранние реформаторы отвергли основные положения о правилах экзегезы, но не ввели никаких новых или особых принципов истолкования. Они могли говорить, что допускают только буквальный смысл, но в то же время протестантские теологи, в частности Меланхтон и Флациус Иллирикус настаивали на важности аллегорического смысла. В результате не сложилось единой протестантской библейской герменевтики. Принципсвободного исследования, пропагандируемый самими Реформаторами, состоял в том, чтобы провозгласить основной тезис: “Писание толкуется через само же Писание”. Как принципы Мартина Лютера, который провозгласил свободу исследования Библии, (поскольку через Библию Бог говорит с каждым лично), так и принципы Кальвина основываются на субъективном восприятии Бога как последней инстанции понимания. Господствовало также положение, что каждое Евангелие было написано тем апостолом, чье имя оно носило. Однако буквальное прочтение оказывалось превалирующим, по крайней мере весь период до 1778 г.

На втором этапе развития Реформации появилась тенденция к поиску общего смысла истолкования. Для обеспечения некоторого единства истолкования, реформаторы ввели “аналогию веры” как верховное герменевтическое правило. Но поскольку они провозгласили, что само Писание было их правилом веры, они испытывали трудности в собственном применении своего канона герменевтики. Наконец, они были вынуждены рассматривать содержание своих символов как первые принципы, которые не нуждаются в доказательстве.

В то же самое время авторы этого периода создали некоторые заслуживающие внимания трактаты по библейской древности. Так, Лайтфут и Шоттген проиллюстрировали новозаветные вопросы из раввинских источников; Реланд писал о священной географии; Бошар — о естественной истории; Гудвин и Спенсер исследовали некоторые гражданские и религиозные вопросы иудеев и т.д.

Арминиане, социниане, английские деисты и французские энциклопедисты отказались от ограничения себя “аналогией веры” как верховного герменевтического правила. Они следовали принципу частного суждения со всеми вытекающими последствиями. Первым, кто придерживался принципа библейского рационализма, был Семлер, который отрицал божественный характер Ветхого Завета и оправдывал Новый Завет своей “системой приспособлений”, согласно которой Христос и Апостолы лишь подтверждали взгляды иудеев. Поэтому, для того, чтобы открыть истинное учение Христа, мы должны, прежде всего, устранить иудейские доктрины, которые могут быть почерпнуты из книг Иозефуса, Филона Александрийского и других иудейских писателей.

Х.Е.Г.Паулюс признает историчность Библии, но удаляет из нее все чудеса посредством психологической системы истолкования. Он различает факт или явление, которое признает свидетель, и суждение о факте или частную точку зрения, которой свидетель придерживается о явлении. В Новом Завете, например, мы имеем запись взглядов учеников относительно событий в жизни Христа.

В противовес этому Д.Ф.Штраусс применяет к Новому Завету систему библейского мистицизма, которую Семлер, Эйхорн, Фатер и де Ветте использовали в своих объяснениях части Ветхого Завета. Спустя более тридцати лет после ее первого появления система Штраусса была популяризована Э.Ренаном.

Истолкователи типа Штраусса, находившиеся под сильным влиянием Гегеля, стремились освободить веру от догмата церкви. Возник важный отход от литературного истолкования в сторону критического исследования источников. И если в первый, докритический период протестантской герменевтики в центре внимание было Евангелие от Иоанна, то теперь Евангелие от Матфея заменяет Евангелие от Иоанна в качестве текста, непосредственно представляющее действительные речи Иисуса. Возник также отход от мифических текстов по направлению к чему-то более достоверному. Штраусс впервые рассматривает Иисуса в контексте его еврейского окружения. На протяжении этого периода исследователи заняты поиском исторического Иисуса.

Позднее многие протестантские комментаторы начали допускать существование мифов в Священном Писании, хотя при этом придерживались еврейской и евангельской истории. Принципы, которые, по меньшей мере, имплицитно утверждаются мистицистами, выглядят следующим образом. Во-первых, чудеса и пророчества невозможны; во-вторых, наши религиозные источники не являются действительно историческими; в-третьих, история и религия всех наций начинается с мифов, христианская религия не исключение; в-четвертых, мессианская идея Нового Завета была заимствована из Ветхого Завета, а все традиционные особенности мессий были приписаны Иисусу из Назарета в процессе формирования мифа.

Но поскольку было трудно объяснить развитие всей подобной христианской мифологии в узком интервале сорока или пятидесяти лет, Ф.Х.Баур реконструировал происхождение христианской Церкви, делая ее компромиссом между иудаизированными и универсалистскими христианами, или между партиями Петра и Павла. Лишь некоторые книги Нового Завета, по его мнению, являются подлинными; другие книги были написаны в течение или после слияния этих двух партий, которое произошло во втором столетии. Приверженцы этого мнения сформировали Ново-Тюбингенскую, или критическую школу. Однако теория позднего происхождения Нового Завета Баура затем была отвергнута огромным большинством протестантских комментаторов. Но мнение, что в Священных Книгах Нового Завета отсутствует историчность в ее истинном смысле, была достаточно популярна в двадцатом столетии.

Период с 1906 по 1953 гг. условно называется “Отсутствие Поиска”. Это был период, когда Швейцер, Бультман и Вреде пытались найти религиозного Мессию. Вновь возникло намерение обнаружить реального Иисуса и его речи. В период 1953–1970 гг. впервые протестантские исследователи стремятся обнаружить преемственность между историческим Иисусом и религиозным Мессией. Евангелие от Фомы и свитки Мертвого моря становятся важным материалом для их аргументов. Это было время поиска до-восточного Иисуса, не зависящего как от еврейского, так и от христианского влияния. Иисус все чаще начинает изображаться как харизматической лидер. С 1970 по 1985 гг. школа Бультмана угасает вместе с потребностью противопоставления текстов Писания против иудаизма и ересей раннего христианства. И только начиная с 1985 г. мы наблюдаем возврат интереса к познанию личности Иисуса. На первое место выходит исторический критерий достоверности как основной принцип обоснования социально-исторического статуса Иисуса. Развитие христианско-иудейского диалога составляет едва ли ни главную часть этого подхода. Основной результат этого диалога сводится к тому, что иудеи окончательно признают, что Иисус есть часть их истории, в то время как христиане, наконец, не отшатываются от иудейских корней христианства.

Таким образом, либеральный подход к Библии ограничивал экзегетику общими герменевтическими приемами, которые прилагаются к любому древнему памятнику литературы. Из богочеловеческой природы Писания устраняется элемент божественный и оставляется чисто человеческий, принадлежащий истории.

Глава 3
Библейская герменевтика: типология
истолкования

Библейская герменевтика изучает общие принципы библейского истолкования. Она возникла, как можно было заметить, независимо от античной герменевтики, но позднее, со временем, восприняла ее основополагающие элементы. Первым и основным принципом библейской герменевтики уже начиная с эпохи Ветхого Завета, было отношение верующих к Священному Писанию как к Слову Божию. Такое отношение требовало к себе принципиально иного подхода, чем тот, который обычно использовался при истолковании литературных произведений античности или поздней классики. Поэтому как для иудаистов, так и для христиан на протяжении всей их истории главной целью герменевтики и ее экзегетических методов, используемых в истолковании, было открытие истины и ценности Библии.

Священный статус Библии в иудаизме и в христианстве покоится на убеждении, что эта книга является вместилищем божественных откровений. Такое общее понимание Библии как Слова Божьего не является, тем не менее, результатом одного единственного (или однородного) принципа ее интерпретации. Многовековая практика истолкования и комментирования Библии выработала самые разные подходы и требования к пониманию содержания и смысла Библии. Некоторые ее толкователи настаивали на том, что интерпретация Библии должна всегда быть буквальной, на том лишь основании, что Слово Божье эксплицитно и полно. Другие настаивали на том, что Слово, содержащееся в текстах Библии должно всегда иметь более глубокий духовный смысл, потому что Божье послание и истина являются самоочевидно глубокими. Утверждалось, например, что некоторые части Библии должны трактоваться буквально, а другие — переносно и т.д. В результате, в библейской герменевтики возникли и оформились четыре главных типа истолкования: буквальное, моральное, аллегорическое и мистическое (или анагогическое).

Буквальное истолкование утверждает, что библейский текст должен быть истолкован согласно его простому значению, переданному посредством грамматической конструкции (т.е. посредством предложения), которое понимается и истолковывается согласно историческому контексту. Буквальное значение считается передающим намерение автора. Этот тип истолкования довольно часто (но не необходимо) ассоциируется с верой в вербальную инспирацию Библии, согласно которой индивидуальные слова божественного послания были божественно выбраны. Такие взгляды не могли не подвергаться критике. Экстремальные формы этого взгляда критиковались на основе того, что они не учитывают в точности очевидную индивидуальность стиля и словаря, обнаруженного у различных библейских авторов.

Например, Иероним — влиятельный библейский исследователь 4-го столетия — защищал буквальное истолкование Библии в противоположность характерному для того времени аллегорическому истолкованию, которое он считал избыточным. Первенство буквального смысла текста Библии над всеми остальными типами истолкования позднее защищали такие различные личности, как Фома Аквинский, Николай Илларийский, Жан Коле, Мартин Лютер и Жан Кальвин.

Вторым типом истолкования библейской герменевтики является моральное истолкование, которое стремится установить экзегетические принципы, по которым могут быть в дальнейшем извлечены этические уроки из различных частей или различных мест Библии. Письма Варравы (100 г. н.э.), например, иллюстрируют особенность “морального истолкования” при истолковании законов поста, предписанных книге Левитов. Так, закон поста запрещает употреблять в пищу плоть некоторых животных (или, согласно тайному учению Каббалы, этот закон интерпретируется как запрет поедать часть живого создания). Но не на том основании, что мясо данного животного по каким-то причинам вредно для человека, а скорее из-за пороков, образно ассоциированных с этими животными.

Более сильным аргументом в пользу значения “морального истолкования” является отношение к древним иудейским пророкам^[lxiii]. Согласно учению иудаизма, пророки, представляющие Бога, требуют только святых действий. Подобный принцип понимания и морального истолкования широко используется в период поздней античности, когда миф интерпретируется греческими герменевтиками согласно принципу моральной реабилитации действий и поступков героев мифа и завершается (в частности, у Платона) их полной моральной идеализацией.

Аллегорическое истолкование — третий тип библейской герменевтики, истолковывает библейские повествования как имеющие второй уровень понимания — по ту сторону личностей, вещей и событий, упомянутых в тексте. Частной формой аллегорического истолкования является типологическое истолкование, согласно которому ключевые фигуры, главные события и отдельные предписания из Ветхого Завета рассматриваются как типы пророческих предзнаменований личностей, событий и объектов в Новом Завете. Согласно этой теории понимания, Бог подразумевается с самого начала, поэтому такие образы, как, например, Ноев ковчег Ветхого Завета ассоциативно и аллегорически воспринимается и рассматривается как “тип” христианской церкви.

Филон Александрийский — эллинизированный еврейский философ и современник Иисуса Христа, известен тем, что написал аллегорический комментарий Септуагинты, т.е. греческого перевода Пятикнижия. Например, уже в самом начале грекоязыческого толкования Библии возникло представление о божественных словах, творящих мир. Эта интерпретация была хорошо знакома Филону, повторялась и развивалась им. Другой характерной чертой философии Филона был платонизм, лежащий в основе его философского миросозерцания, однако принимал в его трудах отчетливую мистическую направленность. К такому выводу нас подводит весь текст сочинения Филона, подчиненного главной цели автора — показать, как душа человека возвращается на свою небесную родину, приближаясь к Богу^[lxiv]. Комментируя построчно самые разные места Септуагинты, Филон упорно находит в них единую направленность этого подлежащего комментированию смысла.

Конечно, Филон был не первым, кто использовал метод аллегорического истолкования в толковании Ветхого Завета. Такие попытки были предприняты уже во 2 в. до н.э., в частности, придворным философом Птолемея Филометора иудеем Аристобулом, который комментировал Ветхий Завет в духе пифагорейской философии. Наконец, в том же 2 веке до н.э. пифагореец Нумений из Апамеи, который не имел прямого отношения к иудаизму, составил аллегорический комментарий к Ветхому Завету. Нумений интерпретировал его в духе Платона, и ему принадлежит знаменитое высказывание: Кто такой Платон, как не Моисей, говорящий по-аттически?

Вслед за Филоном общая направленность аллегорического принципа истолкования была воспринята христианином Климентом Александрийским, который разыскивал аллегорический смысл библейских текстов и при этом открывал глубокие философские истины в обычном звучании заповедей и повествовании Библии. Его последователь Ориген систематизировал эти герменевтические принципы. При этом он различал буквальный, моральный и духовный смыслы, и признавал духовный — аллегорический смысл в качестве высшего. Например, размышляя о причинах бытия и причинах различия между людьми, Ориген пишет: “…это различие получило начало не от воли или решения Создателя, но от определения собственной свободы тварей. Бог же, признающий справедливым управлять Своим творением сообразно с его заслугами, направил это различие умов к гармонии единого мира; из различных сосудов, или душ, или умов Он создал как бы один дом, в котором должны находиться сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные, и глиняные, и одни сосуды — для почетного употребления, другие же — для низкого”. Таковы, по Оригену, причины разнообразия в мире. “При таком понимании, — рассуждает дальше Ориген, — Творец не оказывается несправедливым, так как Он поступает с каждым по заслугам, сообразно с предшествующими причинами, счастье или несчастье рождения каждого и все прочие условия существования не признаются случайными, и, наконец, не утверждается существование различных творцов или различие душ по природе”^[lxv]. И смысл этой тайны, согласно Оригену, содержит Священное Писание: (Римл. 9.11–13; 9.14.) или (2 Тим. 2.20–21).

В Средние Века оригеновский троякий смысл Писания, объединяющий в себе буквальный, моральный и духовный смыслы, был расширен путем деления духовного смысла на аллегорический и анагогический смысл.

Четвертый тип библейской герменевтики — анагогическое, или мистическое истолкование. Посредством этого способа интерпретации экзегет (т.е. тот, кто занимается экзегетикой), стремится объяснить библейские события так, будто бы они предсимволизируют воплощение этих событий в реальной жизни. Например, многочисленные мистические истолкования Откровения Иоанна (Апокалипсиса). Такие подходы к Библии характерны и для иудейской каббалы, которая пытается раскрыть нумерологическое значение ивритских букв или слов, придавая им смысл и раскрывая значение преданий, восходящих к устной традиции еврейского народа^[lxvi]. Каббала оперирует с буквами еврейского алфавита, которые она рассматривает как активные силы, присваивая каждой из них, под видом иероглифа, особый атрибут божества, что позволяет искусному каббалисту проникать в тайны божества. Владимир Соловьев называл каббалу “мистической философией евреев”, в которой рассматривается и разбирается сущность Бога (настолько, насколько это доступно человеческому пониманию), строение Вселенной и эволюция души.

В настоящее время смещение герменевтических акцентов к тем или иным, рассмотренным нами, типам истолкования и объяснения отражает академические и философские тенденции, соответствующие потребности нашего времени. В XX веке уже явно фигурируют историко-критическое, экзистенциональное и структурное истолкование, тогда как на уровне истолкования профетического смысла или апокалиптического материала событий нынешних дней XXI века эти типы интерпретации продолжают энергично развиваться в некоторых кругах.

ЧАСТЬ 3
ФИЛОСОФСКАЯ ГЕРМЕНЕВТИКА

Глава 1
Философская герменевтика и когнитивный
аспект ее методологии

Проводя достаточно подробный анализ истории становления и развития герменевтики в ее историко-философском контексте, сопоставляя те позитивные наработки, которые дала античная герменевтика в отношении рациональных способов и методов получения подлинного смысла текстов, а также обращаясь к исследованию развития религиозной герменевтической традиции как определенному культурно-историческому феномену с четко выраженным познавательным аспектом ее экзегетики, мы теперь можем перейти к определению предмета философской герменевтики и обоснованию научного статуса ее методологии.

В предыдущих разделах книги мы уже выяснили, что герменевтика устанавливает правила истолкования всевозможного рода текстов и словесных символов. Цель герменевтики как дисциплины состоит в опознании достоверного содержания и смысла письменных источников (особенно древних). Практическое приложение принципов и правил герменевтики по отношению к текстам, т.е. само их истолкование, называется экзегезисом. Первый, правда еще слабо выраженный, систематический вид герменевтики зарождается в недрах античности. Для древних греков она была традицией истолкования того, что говорят боги (например, для Платона); для стоиков — первой попыткой рационального изложения мифов; для Аристотеля — наукой, развивающей различные способы истолкования. В иудаистской традиции науку истолкования развивали авторы книг Халлаха и Агады, а в христианской традиции — Отцы Церкви. Развитие библеистики (или библейской герменевтики) дает огромный материал для рассмотрения герменевтики как науки исследования библейских текстов. Библеистика узаконивает принципы истолкования Священного Писания, используя экзегезис и опираясь на филологию, историю и традицию. Поскольку помимо исторических фактов в тексте Библии содержатся фольклорные элементы, притчи, легенды и вымысел, то исследователи пытаются выделить факты из всего этого обилия сведений самыми различными методами.

Метод анализа библейских текстов с научно-критической позиции восходит к протестантской традиции в Европе. Он ставит своей целью прочтение (выяснение) истинного смысла слов пророков, сокрытое под пластами искажений, возникших в результате редактирования более поздних времен. Начальный период историко-научного изучения библейских текстов характеризуется тем, что устанавливает этапы их формирования и редактирования, основываясь на филологическом и стилистическом анализе. Создателем этого метода считается протестантский священник (немецкий протестантский богослов) Виттер, который в 1711 г. опубликовал “Комментарий в Книге Бытия”, где высказал гипотезу “четырех источников”, согласно которой Писание составлено из более ранних произведений нескольких авторов, живших в разные времена. Зрелый методологический вид герменевтика начала принимать еще в 16 веке как результат полемики между протестантами и католиками на тему роли традиции в переводах Священного Писания.

Этот совокупный метод (филологического и стилистического анализа) дал толчок для развития филологии как самостоятельной дисциплины; он применялся правоведением, которое широко использовало принципы герменевтического анализа в своих доказательствах. Все это в конечном итоге преобразовало герменевтику из искусства истолкования в науку, которая получила статус самостоятельной дисциплины, занимающейся прочтением письменных источников и установлением их подлинного текста. В этом заметную роль сыграли Ф.Шлегель, и в особенности, Ф.Шлейермахер, а его первые опыты построения герменевтической системы приходятся на 1804–1805 гг. Практический опыт обобщения в области герменевтики получил во второй половине 19 в. реализацию в виде концепции гуманитарных наук, выдвинутой В.Дильтеем^[lxvii].

Концепция понимания в гуманитарных науках как метода истолкования “объективизации духа” (Дильтей), или человеческих творений, появляющихся вне психики и общедоступных, образует объективное исходное основание гуманитарных наук. Герменевтика человеческой действительности, которая также требует истолкования и понимания, противопоставляется объективному анализу явлений в мире природы. Таким образом герменевтика старается всегда извлечь смысл посредством истолкования смысла высказывания, трактованного сразу как событие, и от события переходить к смыслу, который его (это событие) “бесконечно превосходит” (П.Рикер).

Таким образом, наш вывод, касающийся предмета герменевтики, учитывает теоретические и философские основания тех концептуальных положений в отношении смысла и способов (методов) его получения, которые сформировались в конце 19 — начале 20 вв. Поэтому герменевтику мы рассматриваем уже не как вспомогательную дисциплину (первое определение), но уже как методологию понимания (второе определение). Тем самым концепция (или проблема) понимания оказывается центральной проблемой философской герменевтики. При этом философская рефлексия, касающаяся любых форм-выражений, например, религиозных символов, мифов или произведений искусства также оказывается в поле зрения философского герменевтического подхода (третье определение предмета герменевтики).

Анализ понимания как своеобразного способа бытия, т.е. онтология понимания(четвертое определение) принадлежит М.Хайдеггеру, который рассматривает понимание как проявление человеческой сущности, по отношению к которой ситуационная обусловленность, историчность и фактичность бытия человека рассматривается не как ограничение, а как условия всякого понимания.

Синтез и обобщение многообразного наследия герменевтики осуществил П.Рикер. У него герменевтика становится не только родом философской рефлексии над всеми формами понимания, но тем методом, благодаря которому удается развивать саму философскую рефлексию, а также одним из методов, от которого зависит правильность всякого философствования. Таким образом, герменевтика оказывается философской дисциплиной, а ее метод рассматривается как важное (если не единственное) условие правильного философствования (пятое определение).

Появление философской герменевтики не отменяет значение тех методологических результатов, которые были получены библейской герменевтикой. В XX веке появились новые методы исследования библейских текстов, их начали сравнивать с текстами литературных (и иных культурно-исторических памятников) других народов (египетскими, хеттскими, угаритскими), принадлежащих к цивилизации Ближнего Востока. Археологическая наука также изменила представление о древнем мире. Она показала огромное многообраз