Психологические феномены

рекламной взаимодеятельности

 

Т.М. Дридзе

 

СОЗНАНИЕ И ТЕКСТ^[9][1]

 

В коммуникативно-познавательной деятельности содержание, внутренние связи и отношения сложной системы личностного сознания воспроизводятся для других в виде представлений о них, выраженных в текстовых связях и отношениях, в содержании текстов. Средством воспроизведения, его инструментом являются знаки (включая знаки естественного языка). Содержательные элементы сознания «бытийствуют» в форме знаковых (языковых) элементов и конструкций. «Форма проявления получает самостоятельное “сущностное” значение, обособляется, и содержание заменяется в явлении иным отношением, которое сливается со свойствами материального носителя (субстрата) самой формы ... и становится на место действительного отношения. Эта видимая форма действительных отношений, отличная от их внутренней связи, играет вместе с тем – именно своей обособленностью и бытийностью – роль самостоятельного механизма в управлении реальными процессами на поверхности системы». В практике общения тексты становятся частью окружающего человека предметного мира, органическим элементом его практического опыта, а содержащиеся в них (воплощенные в них) познавательные структуры, реорганизованные для целей общения, – основой преобразовательной практической деятельности социальных субъектов.

На основе сказанного выше в чисто исследовательских целях представляется целесообразным и обоснованным развести онтологически представленные друг в друге, но поддающиеся и самостоятельному анализу две высшие формы психической деятельности: мыслительную – основанную на отражательной способности сознания и осуществляющую познавательную «функцию», и речемыслительную – как разновидность первой, но с «функцией» как бы «вторичного» познания мира в общении. Очевидно, что образное, или «предметное», мышление, соответствующее чувственной ступени познания, в генезисе предшествует абстрактному, понятийно-смысловому мышлению, а в синхронии сосуществует с ним.

Исходя из этой посылки, мы обсудим теперь один из возможных способов моделирования личностного сознания как функционального базиса текстовой деятельности, у истоков которой, как представляется, лежит тот же феномен интеллектуально-мыслительной активности общественного индивида, что и у истоков любой иной социальной деятельности. В структуре предлагаемой модели мы предусмотрим поля (сферы), соответствующие актуальным сенсорно-интуитивным, идеаторным и мотивационно-ценностным процессам. Это позволит нам рассмотреть личностное сознание на трёх уровнях абстракции в рамках «сознательного». Мы умышленно отвлекаемся от так называемой «сферы подсознательного», постулируя ее подчиненность интересующим нас (по крайней мере в рамках данной работы) более высоким уровнем индивидуального сознания. Представляется, что было бы опрометчиво относить к подсознательному все, что «не логично» или «не понятно», так же как, скажем, рассматривать инстинктивное и интуитивно-образное в одном ряду и на одном уровне психического. Первое из них, исходя из предшествующих рассуждений, назовем «сенсорным полем», а другое – идеаторным полем и третье – мотивационным полем сознания. Рассмотрев функции и содержание каждого из названных полей (сфер) сознания личности, мы сможем наиболее детально проанализировать функции и содержание идеаторного поля, поскольку основная цель моделирования личностного сознания в этой работе состоит (с одной стороны, в том, чтобы акцентировать внимание на стимулируемом знаковом общением взаимодействии всех сфер сознания личности, а с другой – в том, чтобы, как уже отмечалось, обосновать один из возможных подходов к семиосоциопсиологическому описанию той его сферы, в которой интеллектуально мыслительные познавательно образные структуры (идеи) в процессе общения и для общения обретают свое языковое оформление. Функция сенсорного поля сознания состоит в «считывании сенсорного кода», в его превращении в «образ» путем извлечения «инвариантов» (обобщенных существенных признаков) из потока энергии, идущей извне или изнутри организма через органы чувств (рецепторы). Иными словами, сенсорное поле сознания не только перерабатывает поступающую через органы чувств информацию, но и продуцирует образные представления на основе эмоциональных процессов, связанных с переживанием или внутренней интерпретацией сенсорной картины.

Содержание сенсорного поля – чувственные образы и связанные с ним представления, возникающие как итог интуитивно образной мыслительной деятельности (первичной перцептивной деятельности сознания), связанной с переработкой впечатлений (ощущений) от непосредственного внешнего или внутреннего (возбуждение, посредуемое ассоциативными зонами головного мозга) чувственного опыта. В сенсорном поле сознания еще нет свободных представлений. Интуитивная мыслительная деятельность, осуществляемая на этом функциональном базисе, является доречевой, а знаково символические формы здесь не представлены как постоянные.

Содержание сенсорного поля несвободно. Оно находится в прямой зависимости от информации, поступающей по экстра- и интерорецепторам. Возникающие здесь перцептивные структуры прочны и негибки, их контуры почти неуловимы для саморефлексии. Их трудно перестроить или перегруппировать в ходе умственных операций.

Функция идеаторного поля – репродуцирование образных представлений в протопонятиях («обобщениях без номинаций», по И.Н. Горелову) и идеаторных структурах с последующим вторичным репродуцированием последних в структурах речемыслительной коммуникативной деятельности языковых знаках и символах, выступающих в качестве средств субституции идеаторных структур, позволяющих совершать интеллектуальные операции не на самих наглядных образах вещей и ситуаций, а на их смысловых заменах. Средства субституции, или знаки языка, наделяются значениями в процессе общения, тем более что меняющийся «смысл вещей и ситуаций» приводит «к сдвигу отношения между означаемым и означающим», выливаясь, в свою очередь, в изменения значений языковых знаков.

Интеллектуальные операции, осуществляемые на основе идеаторного поля сознания, неизменно совершаются с обращением к системам образных представлений (к «голографическим компонентам», по Прибраму), пронизывающим весь процесс внеречевой идеации. В этом смысле бытующее представление о «независимости» абстрактно-логического мышления от образного в высшей степени условно, являясь скорее исходной установкой формально-лингвистического и формально-логического методов анализа речеязыковых (знаково-символических) структур (инструментов общения), нежели отражением психологической реальности.

Содержание идеаторного поля следует рассматривать на двух уровнях абстракции, соответствующих двум уровням интеллектуально-мыслительной деятельности. Как итог внеречевой интеллектуально-мыслительной деятельности представления и образы сенсорного поля включаются здесь в состав протопонятий и идеаторных структур на смысловом уровне идеаторного поля сознания. Как итог речевой интеллектуально-мыслительной деятельности они включаются в состав конкретных категорий, понятий и речеидеаторных структур на языковом уровне идеаторного поля сознания. В идеаторное поле сознания представления и образы включены как наряду с протопонятиями и идеаторными структурами (смысловой уровень), так и в их составе. Соответственно они входят и в формулируемые на базе последних и их замещающие семиотические (знаково-символические) структуры (языковой уровень). Здесь следует оговорить весьма существенный момент. Описывая содержание этого уровня сознания, по-видимому, следовало бы иметь в виду представленность здесь знаковых структур разного рода (скажем, знаков изобразительного или музыкального ряда и пр.), которые, что не исключено, могли бы выступать в качестве опосредующих общение как наряду, так и вместо знаков естественного языка, сложись иначе условия общения людей в ходе совместной практической деятельности. Эмоциональная окрашенность чувственных образов, неизменно представленная в основных единицах интеллектуально-мыслительной деятельности – «протопонятиях» и идеаторных структурах, а через них и в продуктах речевой моторики (в так или иначе организуемом речевой деятельностью знаково-символическом универсуме), и является, по-видимому, основой того, что принято называть интуицией – свойства весьма индивидуального и несомненно входящего в компонентную структуру всякой интеллектуально-мыслительной деятельности, целью которой являются решение тех или иных познавательных задач. Не исключено, что именно то обстоятельство так и останется основным препятствием на пути создания «думающих машин».

«Человеческое сознание», располагая свободно воспроизводимыми образами и представлениями, не ограничено только сенсорным полем настоящего момента. Оно может в своем воображений свободно двигаться вдоль вектора времени вперед и назад от пункта настоящего». Это и есть способность идеации, составляющая, как указывает цитируемый автор, психологическое преимущество человека перед животным. Идеаторное содержание сознания, как отмечает далее исследователь, обусловливает способность человека к свободному воспроизведению представлений, благодаря которому становятся возможными самопроизвольное представление индивидом цели действия (целеполагание) и самостоятельное стремление к ней, т.е. соответствующие волевые акты, порой противостоящие ситуации, вместо всегда сообразуемых с ней действий животных.

Что же касается языка, то он «начинается там, где субъект выявляет не состояние собственного организма, а объективное идеаторное содержание сознания. Лишь после этого в результате долгого развития субъект постепенно начинает и собственное состояние выражать иначе, чем непосредственными гримасами именно через объективные речевые средства...». Речь делает возможным произвольное и свободное вызывание представлений в поле ясного сознания и закрепляет возможность репродукции. Благодаря языку воспроизводство представлений и работа воображения чрезвычайно облегчаются. Процесс репродукции мысленного содержания делается беглым, сознание освобождается от тирании сенсорного поля, приобретает свободу воображения. Воображение делается в высшей степени подвижным, гибким и область его охвата может непрерывно расширяться».

Итак, элементы языка способствуют укреплению способности свободного воспроизводства представлений в идеаторном поле сознания, позволяют не только вызывать их, но, репродуцируя представления, придавать им в общении явные очертания. Формирование образов и лингвистических значений отнюдь не одно и то же. Формирование последних, как и навык оперирования ими, в значительно большей степени плод обучения. Иными словами, языковое сознание как функциональный базис речемыслительной и коммуникативно-познавательной деятельности в большей мере поддается формированию и контролю в процессе обучения.

Остановимся теперь на функции мотивационного поля сознания.

Функция мотивационного поля сознания состоит в стимулировании, организации и упорядочении системы взаимодействия сенсорного и идеаторного полей сознания в ходе интеллектуально-мыслительной и коммуникативно-познавательной деятельности. Мотивационное поле управляет образно-идеаторной и речекоммуникативной деятельностью через механизм установки. Последняя представляет собой сложившееся в предшествующем опыте определенное функциональное состояние организма, которое и направляет последующую его активность, создавая определенную «преднастроенность», предрасположенность (готовность) индивида действовать определенным образом. «Установка субъекта как целого... – (это) его основная, его изначальная реакция на воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать задачи», – пишет Д.Н. Узнадзе. Иными словами, как пишет другой автор, А.С. Прангишвили, интерпретируя концепцию установки, развиваемую грузинской психологической школой, установка возникает на основе актуализации той или иной конкретной потребности в конкретной ситуации как некий «модус субъекта», опосредующий «общий конечный путь» и «ориентацию выявляющейся активности». Соответственно «установка включает в себя как момент мотивации, так и момент направленности». При этом «установка не принимает форм, характерных для содержания сознания как системная особенность... ее нельзя непосредственно обнаружить как факт сознания...». Это предвосхищающее деятельность «целостное состояние индивида», выполняющее по отношению к деятельности «побуждающую», «регуляторную», «селективную» и т.п. функции которые в предлагаемой в нашей работе трактовке практически совпадают с функциями мотивационной сферы сознания, актуализирующей конкретные потребности индивида в конкретных ситуациях.

Применительно к вопросу о функции мотивационной сферы (поля) сознания представляются очень важными выводы Л.С. Выготского, сделанные им в ходе анализа внутренних планов речевого мышления. «Мысль – еще не последняя инстанция во всем этом процессе, – пишет цитируемый автор. – Сама мысль рождается не из другой мысли, а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наше влечение и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции. За мыслью стоят эффективная и волевая тенденции. Только они могут дать ответ на последнее “почему” в анализе мышления. И далее! Мотивацию мысли мы должны были бы... уподобить ветру, приводящему в движение облака. Действительное и полное понимание чужой мысли становится возможным только тогда, когда мы вскрываем ее действенную, аффективно-волевую подоплеку. ...При понимании чужой речи всегда оказывается недостаточным понимание только одних слов, но не мысли собеседника. Но и понимание мысли собеседника без понимания его мотива, того, ради чего высказывается мысль, есть неполное понимание. Точно так же в психологическом анализе любого высказывания мы доходим до конца только тогда, когда раскрываем этот последний и самый утаенный внутренний план речевого мышления: его мотивацию».

В приведенной цитате Л.С. Выготского содержится не только идея о важнейшей функциональной и содержательной роли мотивационной сферы сознания для регуляции деятельности и поведения индивида, но и идея текстовой деятельности как мотивированного и целенаправленного способа организации высказываний для общения, где речь выступает лишь в роли хоть и необходимого, но все-таки всего только средства оформления смыслового (мыслительного, «идеаторного») содержания коммуникативно-познавательной деятельности. Не случайно в той же работе Л.С. Выготский писал: «Общение, основанное на разумном понимании и на намеренной передаче мысли и переживаний, непременно требует известной системы средств, прототипом которой была, есть и всегда останется человеческая речь, возникшая из потребности в общении в процессе труда».

Продолжим, однако, наше рассуждение относительно роли мотивационной сферы (мотивационного поля) сознания в регуляции коммуникативно-познавательной деятельности.

А.Р. Лурия, разрабатывавший новый раздел нейропсихологии – нейролингвистику, метод которой, как пояснил он сам, состоит «в анализе того, как именно нарушается процесс кодирования речевого сообщения при различных по локализации поражениях мозга, какой характер носят эти нарушения и какие стороны высказывания они нарушают...» отмечал, что «при массивных поражениях лобных долей мозга кодированию речевого сообщения мешает патологическая инертность раз возникших речевых стереотипов, в результате которой больной не может переключиться с одного звена (или структурного элемента) высказывания на другое, все время персевераторно воспроизводя первое структурное звено...».

Ниже, заключая главу, посвященную нейропсихологическому анализу формирования речевого сообщения, А.Р. Лурия писал, что «речевое сообщение всегда включено в поток связной речи, в которой человек, имеющий определенные мотивы, воплощает свою мысль». Между тем «массивные поражения префронтальных отделов мозга, сопровождающиеся общей инактивностью субъекта, нарушают систему мотивов и делают всякое активное высказывание невозможным, хотя весь речевом аппарат высказывания... остается потенциально собранным». При таких поражениях, таким образом, нарушается, «путь от мысли к связной речи».

Иными словами, целенаправленная речемыслительная деятельность предполагает мотивационную деятельность, организующую ее, как и всю жизнедеятельность человеческого организма.

По словам С.Л. Рубинштейна, учение о мотивации «представляет собой конкретизацию учения о детерминации, о соотношении «внутренних условий с внешними (потребностями с ее объектом)». «Мотивация, – пишет С.Л. Рубинштейн, – заключена не только в чувствах, но и в каждом звене процесса отражения, поскольку оно всегда заключает в себе понудительный компонент. ...Мотивация – это опосредованная процессом ее отражения субъективная детерминация поведения человека миром. Через свою мотивацию человек вплетен в контекст действительности. Мотивация – это через психику реализующаяся детерминация».

Мотивацией, ее характером и интенсивностью определяется содержательная избирательность и динамическая сторона протекания тех или иных психических процессов. В.Г. Асеев, отмечая вслед за С.Л. Рубинштейном, Б.В. Зейгарник и др., что «мотивационный компонент является совершенно необходимым для всякого процесса (мыслительного, мнестического, процесса восприятия и т.п.)», указывает, что в советской психологии принято включать в понятие мотивации «все виды побуждений, мотивы, потребности, интересы, стремления, цели, влечения, мотивационные установки или диспозиции, идеалы и т.д.» Указанные побуждения наряду с эмоциями и возникающими на их основе оценками можно, хотя и весьма условно, рассматривать в качестве содержания мотивационного поля сознания.

Выступая как некое «энергетическое начало деятельности», мотивационная сфера вместе с тем формируется содержательно в практической деятельности людей, что обеспечивает осознанность мотивам, принадлежащим к высшим уровням мотивационной сферы. Характер и структура мотивационной сферы обусловлены теми же ситуативными факторами, что и структура любой другой сферы психической деятельности человека, т.е., с одной стороны, характером проблемности той или иной объективной ситуации, а с другой – субъективным образом этой ситуации, своего места в ней и пр. Преобладающий в каждом конкретном случае осознанный мотив деятельности коррелирует с целью деятельности и реализует себя, как отмечалось выше, через установку как направляющее, регулирующее, селективное начало деятельности.

В мотивированной интеллектуально-мыслительной деятельности идеаторное поле сознания продуцирует идеи. В мотивированной речемыслительной деятельности идеаторное поле сознания продуцирует тексты для общения. «Мышление, как и восприятие, состоит не в том, что к содержанию сознания прибавляются новые элементы в виде дополнительных образов, идей и представлений, как это обычно полагали, а в том, что материал сознания и содержание сознания перестраиваются известным образом и складываются в новый контекст. В самом содержании сознания выделяется определенный «центр» (фокус), исходя из которого и вокруг которого строится все поле сознания, как взаимно отнесенное, замкнутое целое. Идея или понятие представляет собой именно это перестроенное поле... Идея не есть какое-то особое в себе сущее готовое образование, которое прибавляется к содержанию сознания, а лишь известное строение поля сознания». Именно в этом смысле текстовая деятельность несет в себе Целостный образ включенной в нее интеллектуально-мыслительной деятельности.

Предложенные членения и поля, или сферы, – всего лишь аналитические абстракции, предполагающие функциональную представленность единиц одного уровня абстракции в другом: единиц сенсорного поля сознания в идеаторном как на «смысловом», так и на «языковом» его уровнях, а соответственно и этих последних уровней друг в друге и в области сенсорного поля; единиц мотивационного поля – в обоих полях сознания. Иными словами, за предложенным членением не следует упускать из виду целостности и многомерности функционального базиса мотивированной интеллектуально-мыслительной деятельности, обусловленных постоянным взаимодействием всех его уровней; отсутствия локализации структур названной деятельности.

Сама необходимость исследования «взаимопереходов одних уровней в другие, возникающих в ходе развития», требует, как кажется, при всей их несводимости друг к другу учета их взаимной представленности друг в друге, их наложенности друг на друга, т.е. на некотором этапе их сосуществования в одном внутрисистемном времени, в рамках той или иной системы деятельности.

Итак, названные поля сознания подвижны и динамичны, проявляя при этом постоянную тенденцию к переструктурированию в ходе целенаправленной предметной деятельности личности. Предметами деятельности, стимулирующими такое переструктурирование в ходе познавательно-коммуникативной деятельности, оказываются или иные познавательные и коммуникативные потребности, мотивирующие указанную деятельность.

«Верхний срез» идеаторного поля сознания, т.е. тот уровень функционального базиса интеллектуально-мыслительной деятельности, на котором протопонятия и идеаторные структуры обретают языковое оформление и в силу этого наиболее доступны для наблюдения и формирования, мы будем в дальнейшем называть «языковым сознанием». Из предложенной модели следует, что структуры языкового уровня идеаторного поля сознания формируются на базе структур смыслового уровня в деятельности знакового общения.

Коммуникативным намерением, которое выступает в акте общения как предмет коммуникативно-познавательной потребности, мотивируется концентрация внимания на тех или иных аспектах представленных здесь чувственных образов, протопонятий и идеаторных структур. Очевидно, что через наблюдение за этой сферой сознания можно проникнуть до известной степени на смысловой уровень идеаторного поля, а также и в сенсорное поле сознания, выявить уровень мотивации. Вместе с тем, наблюдая, формируя и моделируя для этих целей языковое сознание индивида, важно помнить об ограниченных возможностях такой модели.

Из сказанного выше вытекает, что цель общения как деятельности – изменение не только в смысловом (шире – идеаторном) поле, но и в сенсорном поле сознания, что нередко неоправданно упускается из виду в его определениях. На основе той или иной меры причастности глубинных уровней сознания к сфере осознанных мотивов можно, по-видимому, отличить механизмы стереотипного речевого поведения от мотивированной и целенаправленной коммуникативно-познавательной деятельности.

Из самого социального характера среды обитания человека вытекает тот, уже отмечавшийся факт, что продукты знаковой деятельности человека в процессе общения в виде элементарных знаков (символов) и текстов различного характера становятся полноправной частью указанной среды. Соприкосновение с ними происходит на уровне рецепторов, точно так же как и с любыми иными предметами и явлениями внешнего мира. Впечатления от такого соприкосновения преобразуются организмом на всех уровнях психической деятельности человека точно так же, как и всякие иные впечатления. Меняется, по-видимому, лишь степень проясненности таких впечатлений на разных уровнях интеллектуально-мыслительной деятельности, а также меры их интернализации и характер представленности тех или иных знаковых структур на соответствующих уровнях личностного сознания.

И.Л. Савранский

 

ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ РОЛЬ АССОЦИАТИВНОСТИ^[10][1]

 

Слово-обобщение, слово-раздражитель связывается в коре головного мозга с хранящимися там «следами» предыдущих возбуждений от предметов и явлений, по отношению к которым данное слово выступает как знак.

Воздействуя на эти следы, слово-раздражитель приводит в движение целый комплекс ассоциаций, воспоминаний и эмоций, складывающихся в определенную картину, составленную из конкретно-чувственных образов предметов, явлений и свойств действительности, картину разной степени стройности, связности и цельности.

Слово-раздражитель, слово-обобщение всегда создает своеобразное «ассоциативное поле», сущность которого состоит в том, что все слова в структуре художественного текста ассоциативно соотнесены друг с другом и в то же время иерархически «восходят» к одному слову-стержню, являющемуся по отношению к ним центром притяжения, главным возбудителем ассоциативно-образной цепи.

В этом смысле вслед за Потебней можно говорить о художественном произведении как о едином слове, или, переводя на язык семиотики, – о знаке единого художественного содержания.

Взаимосвязь чувственного и логического моментов на начальной стадии процесса художественного познания, их «взаимокоординация» осуществляется при помощи так называемой ассоциации ощущений, материальную основу которой составляет условный рефлекс или временная связь (у Фрейда – импульсы).

Ассоциация ощущений выступает промежуточным звеном при переводе информации из нейрофизиологического плана в план психологический. В результате ассоциирования одноименных ощущений «увеличивается во много раз число связей, в которые входит каждое отдельное ощущение, а вместе с тем усиливается его влияние на поведение человека; накапливаются множественные взаимосвязанные ощущения, повторное ассоциирование которых образует первичные образы памяти и представления. Ассоциация ощущений и есть след, сохраняемый в индивидуальном опыте человека, т.е. представление».

Чтобы ассоциации, заложенные в художественном произведении, были адекватно восприняты реципиентом, необходимо известное совпадение индивидуальных особенностей «творца» с индивидуальными особенностями воспринимающего («публики»).

В индивидуальные особенности мы включаем психологические особенности «творца» и воспринимающего, их жизненный, социальный, нравственный опыт, национально-групповую принадлежность. И в случае совпадения процесс восприятия будет носить активный характер.

Структура художественного произведения представляет собой иерархию структур:

а) материальная структура, действующая на органы чувств реципиента;

б) ассоциативно-образная структура, служащая своеобразной «опорой» для реконструкции произведения воспринимающим субъектом;

в) семантическая структура (т.н. «внетекстовые связи»), поддающаяся описанию в понятиях, действительных и за пределами собственно эстетических отношений.

Художественное восприятие определяется не только информацией, содержащейся в сообщении, но и тем, как закодировано сообщение и насколько форма его передачи согласована с представлениями, сформированными у субъекта восприятия в процессе его развития.

Акт восприятия представляет собой соотнесение формирующегося у воспринимающего S образа с некоторым эталоном, т.е. системой представлений, хранящихся в памяти человека. Эти представления образуют своеобразную «субъективную шкалу», с которой соотносятся те или иные перцептивные образы.

Решающим моментом в процессе приема информации является «декодирование», имеющее целью восстановить сообщение для восприятия его индивидом. Оно осуществляется как перевод перцептивного образа в представление на основе механизма ассоциаций, а также путем более сложных преобразований на уровне логических операций (а может быть мыслительных).

В сознании воспринимающего субъекта постоянно присутствует некая «структура ожидания», базирующаяся на предшествующем опыте. Уже начальные моменты сообщения воспринимаются реципиентом в отношении к указанной структуре, и, если сообщение целиком уложилось в «структуру ожидания», создается «тотальная избыточность», т.е. реципиент утрачивает интерес и способность к восприятию данного сообщения и испытывает при этом чувство неудовлетворения.

Более сложное чувство, в котором переплетаются элементы неудовлетворенности, досады и даже враждебности, может испытывать реципиент, если семантико-эстетическая информация, заложенная в сообщение, так или иначе разрушает имеющуюся в его сознании модель действительности и создает новую, хотя и более совершенную, но чуждую, не совпадающую с мировоззренческой структурой реципиента, модель действительности.

Социальный опыт современного человечества, усложнение жизни, чудовищные потрясения, испытанные людьми XX в., потрясения, имеющие не только драматический характер, но осознающийся как трагедии века (Освенцим), являющиеся следствием отчуждения и с/отчуждения в условиях жесточайшего духовного и социально-политического террора, организованного коммунистами, дальнейшее «расчеловечивание» человека, проводимое планомерно и методически в широчайших масштабах властвующей элитой с помощью СМК, рекламы.

Один из приемов, употребляющихся в СМК, является прием ассоциативного параллелизма, основным звеном которого является мотивировка использования данного приема.

Ассоциативный образ не только носитель непосредственной художественной информации, воспринимаемой Р_ц, но и создатель дополнительной информации, получаемой им в процессе активного восприятия им ассоциативного образа, в процессе своеобразного сотворчества его с художником, создавшим этот образ.

Пруст нуждается в чисто поэтическом элементе, вызывающем у воспринимающего комплекс ассоциаций; этот элемент должен обладать свойством выражать сущность поэтических предметов.

Есть однако целая категория слов, в высшей степени отвечающая этому требованию, а именно – категория имен собственных. Имя собственное обладает тремя свойствами ассоциации; характеристическим свойством (оно обозначает соответствующий предмет), свойством собственно ассоциативным (упоминание имени сразу «вызывает» все заключенное в нем значение), познавательным свойством (подобно реминисценции, или собственное может быть «развернуто»).

Имя собственное – социокультурный знак. В качестве такового имя собственное поддается исследованию, «расшифровке». Это и «среда», в которую необходимо погрузиться, проникнуться атмосферой, и это одновременно драгоценный, благоухающий, скрытый от постороннего взора предмет, который нужно раскрыть, как раскрывают цветы.

Имя (собственное) – это ЗНАК, но знак объемный, всегда наполненный смыслом, в противоположность имени нарицательному, предлагающему в зависимости от синтагмы только одно из своих значений.

Семантическая «толща» Имени такова, что делает возможным настоящий анализ заключенных в нем смысловых единиц, к которому стремится и который начинает сам повествователь.

То, что он называет разными «лицами» Имени, представляет собой истинные, полноправные смысловые единицы. Эти смысловые единицы лишь образы, порожденные силой воображения, но в катастрофическом сознании они не теряют ни йоты своего почти трансцендентального значения, будучи связанными со всем чувственным ассоциативным комплексом.

Каждое Имя имеет свой семантический спектр, изменяющийся во времени, поэтому читатель по ассоциации может дополнять этот спектр новыми значениями или изымать из него старые, что происходит и с языком в его развитии во времени.

Имя можно «расширить», его семантическую структуру можно наполнить бесконечным числом значений. И здесь возникает важнейшая проблема: мотивировка знака. Мотивировки возникают в двух планах – естественного и культурного (национального). Но наступает момент, когда начинаешь приобщаться к миру, учишься расшифровывать, «декодировать» его сущность (знака – имени).

Между вещью и ее явленностью развивается авторская субъективность, точно так же, как между предметом и его обозначением возникает данное ему автором значение. Имя превращается в ничто, если оно соприкасается с предметом непосредственно. «Его творчество не плод наблюдений, а интеллектуальная конструкция. Каждая черта, которая кажется добытой наблюдением, на самом деле лишь оболочка, доказательство, основанное на иррациональности.

По Юнгу, «архаико-мифологическая форма бессознательного» возникает не из личного познавательного опыта, но формируется в коллективном бессознательном и передается психике последующих поколений как «коллективное бессознательное». В этом своем качестве она «тождественна самой себе у всех людей и поэтому составляет существующую у каждого всеобщую духовную основу, имеющую сверхличную природу».

В коллективном бессознательном содержатся извечные образы, мотивы и изобразительные формы созерцания, первоначальные типы или архетипы, т.е. коллективные представления, идеи, возникшие в те первобытные времена, «когда сознание еще не мыслило, но лишь воспринимало». В конечном счете все, чем живет современное человечество, уже заложено в архетипах.

 

«Великие жизненные проблемы всегда стоят в отношении к исконным образам коллективного подсознания» (психол. Типы). Мифологическо-символические свойства архетипов объясняются тем, что они, подобно снам или видениями, нередко хаотичны, разрознены и аллогичны, т.е. говоря о мифах, мы должны иметь в виду не мифологическую структуру в ее стройности, целостности и единстве образующих ее элементов, но скорее «составные части мифа», например, архетип отца, архетип матери и т.д.».

Р. Чейз

 

«Миф или мифология – это то, в чем нуждается современная культура, потому что, утратив руководство христианской догмы, мы блуждаем в хаосе науки и секуляризма. Новый миф или новая версия старого мифа должны быть созданы, чтобы поддержать и вести нашу веру и наше творчество». “Миф – это эстетическая активность человеческого интеллекта”, “религия в литературной форме”, “непременное основание всякой поэзии”».

Ч. Блеккер «Новая действительность»

 

«Достигнув середины XX в., мы ощупью спускаемся к тем пределам, где зарождались величайшие проявления всех времен. Не субъективный опыт, не психология, не эксперимент с действительностью интересует нас прежде всего в произведении искусства, но дикое, непосредственное соприкосновение с первоэлементами, чистый ритм бытия».

«Странная вещь происходит со смыслом слова, с его значением, когда оно разнообразно преломляется в уме, подобно тому, как свет, проходя сквозь облако, разлагается на все цвета радуги. Ведь достаточно одному из этих преломлений связаться со злом, стать проклятием, чтобы такое слово приобрело дурную славу в любом своем значении, сделалось мерзким в любом своем смысле и обозначало только какую-нибудь мерзость, уже осужденное обозначать всякие мерзости».

Т. Манн «Иосиф и его братья»

А.А. Гостев

 

ОБРАЗНАЯ СФЕРА ЛИЧНОСТИ^[11][1]

 

Углубление анализа полифункциональности психического образа в его разновидностях подчеркивает теоретическое и прикладное значение изучения «образной сферы»^[12][2] человека. Актуальным становится развитие дифференциально-психологического подхода к раскрытию прежде всего когнитивной и регулирующей функций психического образа в деятельности, заключающегося в демонстрации того вклада, который вносят те или иные характеристики образов конкретного типа (взятые как индивидуально изменчивые, переменные) в адекватность психического отражения и соответственно в обеспечение успешности конкретного вида деятельности. Особую значимость данный подход приобретает, в частности, в связи с необходимостью углубления исследований по изучению процесса построения человеком субъективной картины окружающего его мира, в частности социальной действительности в различных аспектах, т.е. в формировании мировоззрения в целом. Какую роль играют индивидуальные особенности образной сферы человека в формировании картины мира?

На наш взгляд, ключевым является положение об опосредованном характере психического отражения некоторым интегральным образом реальность (ИОР) (образом мира). Психический образ является, как известно, и обусловленным и обуславливающим. В единстве трех своих составляющих (чувственная ткань, значение и смысл) психический образ (мира) рассматривается А.Н. Леонтьевым как своеобразная «призма», опосредующая внешние воздействия в процессе регуляции деятельности. В свою очередь внешние воздействия, формируя соответствующие образы (мир образов), а также индивидуальные системы значений, изменяют ИОР.

Важным является также то, что «отражение человеком действительности всегда оказывается опосредованным особенностями, которые характеризуют этого человека как личность, как субъект труда, познания и общения». Например, как показал Ю.М. Жуков, адекватность познания людьми друг друга опосредуется рядом особенностей когнитивной сферы субъекта. На необходимость изучения влияния эмоционально-мотивационной сферы личности, особенностей психических процессов (внимания, памяти, мышления, воображения и др.) на характеристики общения и в более широком аспекте в ситуациях социального познания (например, в связи с изучением общественного мнения, формирования стереотипных представлений) указывал в своих работах В.Н. Мясищев. В последние годы подходы, «увязывающие» процессы социальной перцепции с индивидуальными особенностями человека, стали явно заметнее. Сказанное подчеркивает значимость исследования процессов социального отражения в зависимости от индивидуальных особенностей человека, в частности от особенностей образного отражения мира. Изучение индивидуальных особенностей образной сферы является, следовательно, важным аспектом проблемы опосредованного характера психического отражения.

Существование психического образа в определенных взаимосвязанных формах (в общественно выработанных формах поведения, деятельности, знаковых системах, в наглядно-чувственном образе объясняет как единство отражающей и регулирующей его функций, так и факт отражения в образе значения объекта. Образ не существует и вне отношения – оценки субъекта отражения (как личности) к объекту (личностный смысл). Подобная «личностная привязка» проявляет себя на любом уровне психического образа, особенно на уровне мировоззрения. Чувственная ткань, значение, личностный смысл как компоненты индивидуального сознания выполняют роль связующего звена между психологией познавательных процессов и психологией личности. Тесное взаимодействие в самой основе психического отражения наглядно-образного и личностного указывает на необходимость специальной разработки проблемы образного отражения мира конкретной личностью, в частности изучение образных явлений в структуре личности. Только на этом пути возможно объяснение того, как, почему, для чего в сознании конкретной взаимодействующей с миром личности возникает образ определенного вида и содержания. «Персонификация» образной сферы является следствием системного изучения психического образа, его многомерности и многоуровневости. С другой стороны, более пристальное внимание психологии личности к образной проблематике представляется не менее ценным, и, хотя связь личностных особенностей с характеристиками различных образных явлений очевидна и имплицитно присутствует во многих областях психологического знания, мы имеем недостаток исследований, рассматривающих ее прицельно. Остановимся на некоторых аспектах проблемы.

В нашем исследовании (совместно с Б.М. Петуховым) было показано, что индивидуальные особенности вторичных образов во многом определяют личностный стиль общения, который проявляется в выборе «ролей» при групповом обсуждении проблемы. Релевантными представляются факты о связи индивидуальных особенностей образной сферы с характеристиками внушаемости и решением творческих задач. «Личностным выходом» обладают характеристики яркости образов функциональных состояний, переживаний, настроений и т.п., ибо речь идет о способности к эмпатии.

Еще в более явном виде искомая взаимосвязь образного и личностного присутствует в «острой» психологической проблеме личностно-смыслового осознания человеком всей полноты субъективного опыта. Практика психотерапии^[13][3] показывает, что человек не осознает все факторы, приводящие к формированию его образов, и не может полностью дать отчет о всех образах, возникающих в данный момент времени в сознании. Наши исследования (совместно с В.Г. Зазыкиным и Н.Б. Шкопоровым), например, показали, что у режиссеров телевидения характер личностных проблем и внутриличностных конфликтов во многом определяет как содержание мысленных образов в «потоке сознания», так и содержание творческого замысла и его художественного решения в «экранном образе».

Подобные факты понятны, ибо процесс формирования образа не может быть понят вне рассмотрения личностной мотивации. Личностные детерминанты образных явлений особо четко «прорисовываются» при исследовании образов травмирующих событий в связи с изучением потери контроля над ними. Почему подобный образ эпизодически возвращается в сознание в течение продолжительного периода времени с большими интенсивностью и навязчивостью, несмотря на неосознаваемые защитные механизмы или попытки сознательного контроля? Немногочисленные ответы, к сожалению, психоаполитичны по своей сути, вместе с тем рассмотрение поставленных вопросов актуально для психологической теории и заслуживает самого пристального внимания в отечественной психологии. Здесь нам хочется особо подчеркнуть роль специалистов в области психологии неврозов и психотерапевтов. Без привлечения имеющихся в данной области наработок конструктивное продвижение в анализе этого вопроса вряд ли возможно.

С личностью человека, особенно с его мотивационной, эмоционально-волевой сферой, интересами, способностями, тесно связано воображение. Остановимся на этом более подробно. В определенном смысле можно утверждать: «Скажи мне, о чем ты мечтаешь, и я скажу, кто ты». Не случайно ярко выраженное воображение человека оценивается окружающими как одухотворенность личности прозаичность обычно ассоциируется с недостатком воображения. Важным для психологии личности должно стать изучение такой разновидности воображения, как мечтание – формирование образа желаемого будущего, содержание которого определяется социальной направленностью личности и системой потребностей.

Из сказанного ясно, что в исследованиях воображения следует усилить акцент на изучение его в контексте не только когнитивных, но и личностных образований (примером могут служить исследования Р.Г. Натадзе, сделать связь измерений различных аспектов воображения и личностных показателей предметом специального анализа).

Но что конкретно мы знаем о процессе человеческих мечтаний, фантазий, грез (в норме, «пограничных состояниях» в связи с содержанием личностных конфликтов и патологии)? Каковы основные измерения данных образов? В каком отношении они находятся друг к другу, к особенностям образных явлений (представлений, сновидений и др.), различным психическим процессам и функциям, характеристикам личности? Много вопросов возникает в связи с изучением образов фантазии (впрочем, равно как и других вторичных образов).

В зарубежной экспериментальной психологии существуют специальные опросники по изучению образов фантазии (например, составленные Сингером и Антробусом (ЗЭЭО). Анализ полученных в исследованиях данных не позволяет однозначно говорить о человеке как о «фантазере-мечтателе» без тщательного изучения особенностей его воображения в единстве со структурой личности. Эмпирические факты весьма противоречивы. Единственным, на наш взгляд, «отстоявшимся материалом» является «тревожная погруженность в фантазии» при достаточно негативном отношении человека к образам и конструктивное использование образов в регуляции поведения при положительном к ним отношении: «счастливый мечтатель», способный наслаждаться своим внутренним миром, при различной степени «мыслительной интроверсии». Иными словами, можно довольно определенно говорить, с одной стороны, о невротизации всей образной сферы личности и, с другой, выделять разновидности конструктивного использования образов.

Тем самым особенности фантазии могут выступить инструментом диагностики личностной патологии. Как компоненты самосознания их следует изучать в качестве средств для самоудовлетворения, планирования личностью своего поведения или творческой деятельности.

Создание структуры и типологии образной сферы личности предполагает прежде всего выявление устойчивых: а) взаимосвязей максимально возможного числа характеристик образных явлений (не только фантазий), б) их корреляций с личностными и деятельностными показателями. Решение этой задачи – дело будущих исследований. В настоящей работе мы ограничимся выделением некоторого предварительного и не претендующего на завершенность набора переменных образной сферы личности^[14][4]. Будут приведены лишь некоторые эмпирические иллюстрации связи образных и личностных измерений. Мы также оставляем за собой право комментировать содержание переменных в той мере, в которой считаем это необходимым.

Начнем с переменных, связанных с особенностями воображения.

Степень активности мечты. Переменная оценивает, в какой мере фантазия, мечты носят у личности активный характер и направлены на достижение поставленных целей («мечта всей жизни»), т.е. участвуют в прогнозе и планировании деятельности. В этой связи следует оценивать случаи, когда мечта, а) субъективно реальна и личности известны пути претворения ее в жизнь; б) субъективно реальна, но личность не знает путей ее претворения в жизнь; в) в принципе реальна, но при данных обстоятельствах в жизнь непретворима.

В отдельную переменную можно выделить «неоправданную веру в реальность воображаемого», оценивающую степень, в которой человек «строит воздушные замки», отдается своей мечте, несмотря на то, что жизнь не «подкрепляет его оптимизм». Переменная связана с адекватностью формирования образа будущего, адекватностью фантазии относительно социальных событий, прежде всего в сфере твоего непосредственного окружения. В определенной мере переменная может служить показателем оптимистичности личности.

Переменная «компенсационный уход в фантазию» призвана оценить степень, в которой фантазия осуществляет свою компенсаторную функцию при неудовлетворенных потребностях и желаниях, при жизненных неудачах («разбитые мечты»), когда воображаемое заменяет реальность. Она также оценивает степень «отключенности» от активного социального отражения и может быть конкретизирована следующими двумя переменными.

Переменная «частота фантазирования» положительно коррелирует как с позитивным отношением к воображаемому, так и с тревожностью, нейротизмом (а также с отвлекаемостью, склонностью испытывать скуку) и отрицательно связана с «чувством благополучия», «социализацией», самоконтролем, с эмоциональной стабильностью, конформизмом в достижении поставленных целей и др.

Переменная «поглощенность в образы воображения» показывает степень «ухода» человека в содержание собственной фантазии. Переменная, связанная с эмоциональной нестабильностью, тревожностью, часто входит в состав фактора «невротичности» («тревожные» мечтатели). Она положительно коррелировала с частотой фантазирования, «блужданием мысли», положительным отношением к собственной фантазии и отрицательно – с «чувством благополучия».

Погруженность в фантазию может иметь и позитивное значение; в этой связи важна переменная «решение проблем в воображении», призванная оценить сознательную ориентацию воображения на решение проблем. Отмечены положительные корреляции переменной с навязчивой эмоциональностью, с ориентацией «на достижение» в воображении и отрицательные – с «объективностью» и самоконтролем.

Переменная «спонтанно творческая фантазия» призвана оценить то, насколько для человека характерно спонтанное решение проблем в образах непроизвольного воображения (готовое решение приходит в виде образа).

Переменная «развитость произвольного воображения» помимо своего прямого предназначения дает также информацию о такой специфической характеристике воображения, как агглютинация (а это одно из измерений творческих способностей).

Переменная «развитость непроизвольного воображения» отражает самопроизвольный «наплыв» образов-воспоминаний и фантазий с точки зрения их частоты и «удельного веса» во внутренней психической жизни. Крайним видом подобной пассивной фантазии в практически полном отрыве образов от реальности являются «грезы». У некоторых людей с определенными личностными особенностями подобные «сны наяву» играют гипертрофированную роль, являясь отчасти уже произвольными образами, – роль заменителя реальности, поскольку человек живет в созданном им мире и это доставляет ему удовольствие.

Переменная «развитость воссоздающего воображения» предназначена для оценки легкости, с которой человек может вообразить что-то на основе опосредованной знаковой информации. Переменная представляет значительный интерес в связи с проблемой формирования образов социальной действительности, ибо они в значительной степени строятся на основе информации, получаемой по каналам массовой коммуникации.

Важным аспектом является отношение человека к своим образам, в частности с точки зрения того «эмоционального заряда», который передается от типичного для человека отношения к образам, к представлению о социальных явлениях.

В этой связи следует выделить переменные «позитивного» и «негативного» отношения к образам воображения. Последняя призвана выявить наличие тревожности, создаваемой образами фантазии. Переменная положительно коррелирует с нейротизмом и отрицательно – с «чувством благополучия», самоконтролем, эмоциональной стабильностью, «объективностью».

Переменная «реалистичность воображаемого» призвана оценить такие аспекты отношения к образу, как некоторое «чувство слитности с образом», вера в то, что воображаемое сбудется, понимаемые, однако, не в смысле галлюцинаторности. Переменная должна быть отнесена также и к образам-воспоминаниям, поскольку воссоздание прошлых впечатлений с большой реалистичностью требует участия хорошо развитого воображения. Переменная, несомненно, важна для исследования социального отражения, например, в связи со способностью принимать «близко к сердцу» социальные проблемы.

Следующие шесть переменных оценивают некоторые важные содержательные аспекты образов фантазии, которые, в частности, представляют определенные «априорные» взгляды личности на социальную реальность в контексте своего непосредственного окружения (мотивы, потребности, отношения, установки).

Адекватность фантазии оценивает степень соотнесенности содержания фантазии с реальной жизнью (с «земными делами»). Переменная отделяет образы, не связанные с практической, наиболее вероятной стороной жизни и проблемами человека. В этой связи оценивается степень «эксцентричности» фантазии (насколько для личности типично воображать невероятные ситуации). Высокая степень эксцентричности фантазии рассматривается в качестве определенного показателя личностной патологии. Переменная положительно коррелировала с нейротизмом и склонностью скучать; отрицательно – с эмоциональной стабильностью и «чувством благополучия».

Переменная «воображаемые неудачи» положительно связана с воображаемой агрессивностью, воображаемой виновностью и мечтами о героическом. Считается, что переменная может выступать как индикатор навязчивых невротических состояний.

Переменная, условно названная нами «воображаемый реванш», оценивает различные аспекты формирования образов, касающихся темы субъективно справедливой мести человека за нанесенную ему обиду (на межличностном уровне). Близкая по смыслу шкала «воображаемая агрессивность» в опроснике Сингера и Антробуса была связана с некоторыми навязчиво-эмоциональными аспектами фантазии; шкала положительно коррелировала с мечтами о «достижении», со «страхом воображаемой неудачи», с воображаемой виновностью и отрицательно – с «чувством благополучия», самоконтролем, дружелюбием, а также «интеллектуальной эффективностью».

Переменная «эротические фантазии» положительно коррелирует с нейротизмом, мечтами о достижении, со склонностью скучать, с отвлекаемостью и отрицательно – с эмоциональной стабильностью, чувством благополучия, самоконтролем, толерантностью. Показано, что для одних людей этот тип фантазии – здоровое и положительное явление, для других – навязчивые размышления, для третьих – тревожно угнетающая, невротическая картина. В этой связи возникает вопрос об определении «нормальной сексуальной фантазии».

Переменная «героические фантазии» связана с воображением личности себя героем. У женщин подобные образы встречаются гораздо реже, поскольку здесь имеет место очевидная идентификация с традиционными мужскими ролями.

Переменная «воображаемая виновность» высоко положительно коррелирует со страхом воображаемой неудачи, с воображаемой агрессивностью, мечтами о достижении, героическими фантазиями; отрицательно – с чувством благополучия, самоконтроля, толерантностью, дружелюбием, а также интеллектуальной эффективностью. Она также может диагностировать навязчиво-эмоциональные состояния человека, поскольку явно связана с «муками самокопания», сомнением в себе и т.п.

Личностное содержание переменной «фантазерство» определяется склонностью человека к созданию искаженного репродуктивного образа в сторону выдачи желаемого за действительное.

Следующую группу переменных мы связываем с особенностями некоторых видов репродуктивных образов. В частности, интересны оценки особенностей образов-воспоминаний (что дополняет картину временной направленности личности), способности к эйдетизму и особенностей образов кратковременной памяти. Связь данных переменных с личностными особенностями интересна прежде всего с точки зрения нахождения того уровня организации образной сферы, на котором происходит резкое возрастание личностной детерминированности образов.

Образная сфера должна включать и сновидения с их особенностями. Актуальность их оценки связана с ролью сновидений в сознательной жизни человека (известно, например, что люди при интерпретации социальных фактов могут опираться на «толкование сновидений»).

Частота и вербализованность сновидений. Переменная направлена на определение субъективной частоты сновидений, что предполагает оценку способности к вербализации сновидений. Переменная, следовательно, оценивает степень включенности сновидений в сознательную жизнь человека (их «удельный вес» в системе образных явлений). Память на сны, несомненно, вносит свой вклад в показатель «общей образности» внутреннего мира личности. Было предположено, что акцент на воспроизведение сновидений связан с шизоидными тенденциями. Переменная отрицательно коррелировала с «чувством благополучия» и самоконтролем; положительно – с предпочтением мыслительной деятельности. Есть мнения, что воспроизведение сновидений имеет некоторую тонкую связь с самопознанием, но больше характеризует вид «социального ухода».

Существенной характеристикой сновидений является доминирующая в них временная ориентация, т.е. преобладание одного из следующих основных видов сновидений с точки зрения отражения, в образе той или иной формы времени: ретроспективные, оперативные, проспективные сновидения.

Мы также выделяем такой показатель сновидений, как преимущественное их протекание в виде ночных кошмаров. Какую роль играют воспоминания этих образов с пугающим содержанием? Какими особенностями отличаются люди, страдающие ночными кошмарами?

Логически можно предположить существование личностных коррелят и такой существенной характеристики сновидений, как их яркость, отчетливость, цветность.

Гипнагогические и гипнопомпические образы как бы отделяют с обеих сторон процесс сна, поэтому оценка наличия у человека подобного опыта существенно дополняет картину его образной сферы. Поиск коррелятов данных показателей прояснит функциональную значимость этих образных явлений. В частности, личностные корреляты выступят в качестве психодиагностического показателя. Оценка наличия гипнагогических образов важна, например, с точки зрения прогноза возможности возникновения суеверий.

В перечень характеристик образной сферы мы включаем также знакомство с «чувством галлюцинации», склонность к перцептивным иллюзиям частоту deja-vu-образов, наличие опыта отрицательных галлюцинаций. Данные переменные, конечно, менее распространенные образные явления, но они существуют, поэтому необходим их учет хотя бы в самом общем виде. Экспериментальных данных о связи переменных с личностными измерениями нет, однако некоторые возможные тенденции в подобных взаимосвязях тем не менее имеются. Так, «знакомство с чувством галлюцинации» может коррелировать с определенными формами личностной патологии, склонность к перцептивным иллюзиям – с проявлениями тревожности, а также может быть проанализирована с точки зрения общих инвариантов «иллюзорности» психического отражения. Частота deja-vu-образов может рассматриваться с точки зрения склонности к «сверхъестественному» объяснению происходящего. Данные образы часто связаны с параллельным переживанием чувства дереализации и деперсонализации. Отрицательные галлюцинации гипотетически связаны с некоторой личностной деформацией в плане функционирования неосознаваемых образов.

Для оценки образной сферы личности важны такие общие характеристики вторичных образов, как панорамность, взаимообособление фигуры и фона, степень обобщенности (схематизации) образов, сдвиги в воспроизведении цвета и др. Особое место занимает такая интегральная характеристика, как яркость (четкость, ясность) вторичных образов различной модальности. Связь данной переменной с личностными измерениями хорошо иллюстрируется на примере образов воображения, особенно зрительного компонента в фантазиях.

Доминирование слуховых образов при фантазировании в комбинации с другими показателями является, по мнению некоторых исследователей, характерным для определения шизоидных тенденций. Яркость образов положительно связана с погруженностью в фантазии, страхом воображаемой неудачи, воображаемой агрессивностью и виновностью.

В исследовании Б.М. Петухова показано, что яркость вторичных образов как интегральная характеристика связана со многими личностными особенностями.

Двумя другими интегральными характеристиками мысленных образов являются подвижность («живость») и контролируемость (соответственно скорость и легкость формирования образов и оперирования образным материалом). Показано, что люди, имеющие нейротизм выше среднего, испытывают затруднения с контролируемостью. Характеристики живости и контролируемости в упомянутом уже исследовании имели также тенденцию к связи с личностными показателями, причем «заострению» той или иной интегральной характеристики соответствовал определенный тип настроения, а также особенности формирования установки. В рассматриваемом контексте интересны некоторые частные проявления контролируемости мысленного образа, такие как «вторгаемость навязчивого образа», а также легкость изменения отношения к образу. К измерениям образной сферы в силу яркой специфичности внутреннего мира человека следует отнести также способность к синестезии.

Важнейшим показателем в рассматриваемом контексте является «временная ориентация личности». Созданный Б.М. Петуховым тест позволяет оценить преимущественную направленность сознания в форме психологического времени: на настоящее, будущее, прошлое, а также на неопределенное (ощущение тщеты, апатии и т.п.), чему соответствует определенный тип личности – «наблюдающий», «мечтающий», «вспоминающий», «скучающий», характеризуемый специфическими установками, отношениями, ценностными ориентациями, мотивами и другими особенностями. Например, «мечтающая» личность с учетом высказанных выше суждений с большей вероятностью будет оптимистичной, ибо неслучайно фантазии, ориентированные на будущее, связаны с положительным отношением человека к своим образам, направленностью личности на социальные достижения, предпочтением мыслительной деятельности. ВОЛ соответствует также доминирование образов определенного типа (например, образов-воспоминаний, образов воображения).

Мы склонны оценивать такие психические особенности, как отвлекаемость и блуждание мысли, а также тенденцию к саморефлексии. Первая из них нацелена на трудности в концентрации внимания при воздействии помех. Она, нагружая фактор «тревожно-невротической погруженности в фантазию», помогает прояснить связь нейротизма и тревожности с навязчивыми или «нормально-конструктивными» аспектами фантазии. Связанное с данной переменной «блуждание мысли» положительно коррелирует с погруженностью в фантазии (мечтания, фантазии могут переживаться как блуждание мысли), со склонностью скучать, с нейротизмом; отрицательно – с эмоциональной стабильностью, «чувством благополучия», интеллектуальной эффективностью. Переменная представляется также полезной в дополнении к шкалам для измерения невротических компонентов личности.

Тенденция же к самоотчету важна для оценки степени, в которой разговор о внутреннем мире личности рассматривается людьми положительно или отрицательно. Переменная была связана с дружелюбием, «социальностью», со способностью к эмпатии.

Мы перечислили ряд переменных, которые могут с определенной степенью полноты характеризовать образную сферу личности. Естественно, они не исчерпывают содержания последней. Исходя из многомерной природы психической реальности, можно брать другие измерения образной сферы, дублировать некоторые переменные посредством применения различных методов измерения (в частности, оценивать «метафоричность» как один из показателей способности к синестезии), дифференцировать некоторые переменные (например, «реалистичность» образа, более полно используя подход Р.Г. Натадзе и Б.М. Петухова). Необходимо также «развести» уровни рассмотрения личностных особенностей в связи с многоуровневостью психического образа.

Однако пока ограничимся перечисленными переменными, ибо в настоящее время усилия следует сконцентрировать на создании процедур хотя бы приближенного их измерения. В этой связи нами проводится работа по созданию «Краткого анамнестического опросника образной сферы личности», основанного на методе субъективного оценивания характеристик образов и включающего шкалы, соответствующие содержанию рассмотренных переменных.

Изучение взаимосвязи измерений, получаемых на этой основе, с личностными показателями в планируемых исследованиях, надеемся, позволит уточнить представления о типологии образной сферы человека, соотнести ее с типологией личности и решить многие теоретические и практические вопросы. Например, для педагогической практики чрезвычайно актуально определить типы личности, воспринимающие окружающую социальную реальность определенным способом (в связи с типологией К.А. Абульхановой-Славской), и изучить субъективную форму данных образов в плане выявления зависимости их содержания от индивидуально-типичной формы «образности» внутреннего мира человека.

Итак, рассмотрение особенностей образной сферы в более общем, личностном контексте, анализ места и роли образных форм отражения в структуре личности – еще один важный аспект системного рассмотрения категории психического образа.

. Хекхаузен

 

МОТИВ И МОТИВАЦИЯ^[15][1]

 

Что же приходится вводить в схему как необъяснимое в субъекте, чтобы облегчить объяснение индивидуальных различий в поведении, его однородности или отсутствия таковой по отношению к ситуациям и стабильности во времени? Для этого привлекались всевозможные понятия, обозначавшие разного рода диспозиции, например: черты характера, установки, убеждения, интересы, способности, особенности темперамента и многое другое.

Возьмем для примера специфическую способность, называемую когнитивной структурированностью. Она обусловливает индивидуальные различия способности к переработке информации, а именно: 1) по какому числу измерений анализируется информация (дифференцированность); 2) степень градаций шкалы каждого из измерений (дискриминированность) и 3) организованность и связность получающейся многомерной структуры (интегрированность). Так, люди с низкой когнитивной структурированностью действуют стереотипно, не способны гибко перестроиться на новые требования ситуации, склонны к широким обобщениям, часто оказываются зависимыми от внешних обстоятельств и т.д. Введение такого ко