Система культуры и картины мира

По мнению Н. Бердяева, именно культуре (а не политике или экономике) принадлежит духовный примат в общественной жизни. О состоянии всего человеческого общества можно судить по состоянию его культуры [1]. В самом широком смысле культуру можно понимать как систему отношений между человеком и миром. Культура является сложной самоорганизующейся системой, развитие которой обусловлено разнообразием видов человеческой деятельности. К основным же свойствам любой системы, независимо от ее природы, можно отнести следующие [2]:

а) целостность, подразумевающая рассмотрение не отдельных изолированных элементов, а их совокупности;

б) наличие взаимосвязей и отношений между элементами системы;

в) противопоставление системы всем объектам, не входящим в нее;

г) наличие системообразующих факторов, придающих системе упорядоченность и устойчивость;

д) интерактивность, проявляющаяся при взаимодействии элементов системы;

е) иерархичность элементов системы. [3].

Другими словами, для культуры как системы характерно наличие материальных и духовных ценностей, упорядоченных относительно определенного идеала. Культура служит как трансляции социального опыта, так и социализации личности, благодаря которой у каждого индивидуума формируется картина мира, объединяющая все известные человеку ценности, смыслы, идеи, понятия в единую систему, имеющую как общие черты для данной общности людей (нации, субкультуры), так и индивидуальные особенности.

Картину мира можно определить как «систему образов-представлений о мире, месте человека в нем и связей между ними: о взаимоотношениях человека с действительностью – с природой, с обществом, с другим человеком – и с самим собой. В соответствии с этим пониманием, картина мира целиком определяет своеобразие восприятия и интерпретации человеком любых событий и явлений. Она представляет собой основу, фундамент мировосприятия, опираясь на который, человек действует в мире» [4].

А.Я. Гуревич пишет, что «”моделью мира”, складывающейся в данном обществе, человек руководствуется во всем своем поведении, с помощью составляющих ее категорий он отбирает импульсы и впечатления, идущие от внешнего мира, и преобразует их в данные своего внутреннего опыта. Эти основные категории как бы предшествуют идеям и мировоззрению, формирующимся у членов общества или его групп, и поэтому, сколь бы различными ни были идеология и убеждения этих индивидов и групп, в основе их можно найти универсальные, для всего общества обязательные понятия и представления, без которых невозможно построение никаких идей, теорий, философских, эстетических, политических или религиозных концепций и систем. Названные категории образуют основной семантический “инвентарь” культуры» [5].

Из вышеприведенных определений видно, что картина мира – чрезвычайно емкое и комплексное понятие, поэтому для ее описания необходимы междисциплинарные, системные методы исследования.

В частности, один из возможных путей – теоретико-информационный подход к феномену культуры. Его сущность – в представлении культуры как некоторой сложной информационной системы, в которой в роли переносчиков семантической, прагматической, эстетической информации выступают особым образом организованные и структурированные материальные объекты: произведения искусства, научные труды, религиозные знаки и символы и т.д. В сущности, понятие картины мира эквивалентно теоретико-информационному понятию тезауруса, т.е. всей совокупности сведений, структурированных и упорядоченных определенным образом. Восприятие явлений культуры людьми приводит к перестройке и обогащению тезауруса индивидуума – «потребителя» этих явлений, его обогащению новыми смыслами, ценностями, эмоциями.

Но вернемся к рассмотрению культуры как системы. Она «состоит из нескольких подсистем, генерирующих собственную информацию: религии, науки и искусства, а также каналов их распространения, ставших сегодня вполне самостоятельными и даже наиболее влиятельными факторами культурного развития – образования и средств массовой информации» [6]. Соответственно, условно можно выделить и три типа картин мира: религиозную, научную и художественную.

Подсистема «религия», пожалуй, самая стабильная. В рамках этой подсистемы формируется религиозная картина мира, обычно дающая однозначные ответы на «вечные» вопросы человеческого бытия в мире. На протяжении многих веков подсистемы «наука» и «искусство» находились в подчиненном положении по отношению к религии. В современном секуляризированном обществе многие функции религии перешли к другим подсистемам культуры.

Подсистема «наука» предлагает более динамичную картину мира, основанную на предположении о возможности знания объективных законов природы и общества. В отличие от религиозных догматов научные теории чрезвычайно изменчивы, поэтому научная картина мира постоянно подвергается корректировке. Отношения между наукой и религией весьма сложные, но при определенных условиях это не мешает мирному сосуществованию научной и религиозной картин мира. Художественная же картина мира без проблем сочетается как с научной, так и с религиозной картинами мира.

Образование и средства массовой информации не производят новых знаний, но отбирают их из религиозной, научной, художественной подсистем и транслируют в общество (обычно под прямым или косвенным контролем государства; это называется «культурной политикой»).

В подсистеме «искусство» «наиболее разносторонне и комплексно отражаются представления человека о мире, воспринимаемом им сквозь присущую ему координатную мировоззренческую (мироощущенческую и мировосприятельную) сетку… Поэтому искусство как подсистема культуры занимает в ней ключевое положение, являясь тем центром, той результирующей, которая фиксирует совокупное влияние на человека всех прочих сторон и аспектов его жизнедеятельности. Именно поэтому искусство есть наилучший фактор диагностики здоровья общества» [7].

Как уже говорилось, большую часть своей истории искусство находилось в подчиненном положении по отношению к религии. Здесь имеется в виду не столько собственно религиозное искусство, имеющее культовое предназначение, сколько тотальность религиозного мироощущения, подчиняющего себе все остальные стороны культуры. Лишь в европейской культуре Нового времени определяющая роль в формировании мировоззрения переходит к науке. В XX веке упраздняется диктат рациональности, но религия уже не допускается в активную культурную жизнь. И теперь искусство занимает отчасти место религии, отчасти – науки (в том, что касается формирования картины мира). «…Искусство оказалось способным не отвергать, а, напротив, вместить в себя предшествующий опыт мировидения и опыт мировидения других культур. Именно в искусстве стало возможным сосуществование различных точек зрения, позиций, ценностей, которые воплотились в плюрализме художественных методов, маргинальности жанров, нивелировке стилей. Поэтому искусство может быть расценено как модель неповторимости бытия, творчески представляющая нам чувственно-рациональное постижение мира» [8].

Вообще говоря, соотношение между научной, художественной и религиозной картинами мира (как у отдельного индивидуума, так и в обществе) довольно сложное. Равновесие наблюдается редко, а сохранить его очень непросто: обычно одна картина мира является лидирующей, а остальные находятся в подчиненном положении. В чем-то юмористические образы ученого-энтузиаста, свободного художника и религиозного фанатика показывают, что может произойти, когда нарушается баланс между различными способами мировосприятия.

Тут можно вспомнить работы С.Ю. Маслова, Г.А. Голицына, В.М. Петрова [9], в которых на основе асимметрии полушарий головного мозга были выделены два основных типа процессов, протекающих в любых областях человеческой деятельности. Это «аналитические» процессы, характеризующиеся рациональностью, логичностью (относящиеся к функциям левого полушария мозга), и «синтетические» процессы, характеризующиеся эмоциональностью, интуитивизмом (относящиеся к функциям правого полушария). Принято считать, что в развивающемся обществе доминирование только аналитических или только синтетических процессов не может продолжаться бесконечно долго, поскольку каждый из названных типов обладает ограниченным информационным потенциалом. Именно поэтому практически всем социокультурным процессам присуща цикличность (при этом длительность таких циклов может измеряться годами, десятками лет и даже веками).

Несомненно, наука относится к рациональному левополушарному типу сознания, а религия и искусство более тяготеют к правополушарному типу. Впрочем, «религии вообще» не бывает, как не бывает и «искусства вообще». Христианство и другие монотеистические религии по сравнению с архаическими культами выглядят весьма «аналитическими», а в самом искусстве четко прослеживаются чередующиеся периоды «аналитизма» и «синтетизма». Более того, «части научной картины мира эмоционально окрашены и имеют личностную привязку, а художественная картина мира не лишена логической упорядоченности и научно постигаемых закономерностей. Есть фундаментальные понятия, являющиеся общими для этих картин мира: симметрия, гармония, ритм и т.д. Но информационный объем подмножеств тезауруса личности, связанных с этими картинами мира, весьма различен для творческих личностей, которых И.П. Павлов условно назвал «мыслителями» и «художниками». Хотя указанные подмножества пересекаются (эти пересечения определяют ядро культуры), но их различия весьма значительны и создают то драматизм «двух культур» (Ч. Сноу), то взаимное непонимание «физиков и лириков», которые тормозят развитие общества и прогресс культуры…

Существенно различие в динамике развития научной и художественной картин мира. В научной картине старые теории либо отбрасываются, либо входят в новые как их часть. Художественная же картина мира достраивается без отрицания предыдущих этапов, в ней все шедевры равноправны, независимо от времени создания (часто творения старых мастеров особенно ценны). Другим отличием рассматриваемых картин мира является принципиально различная роль в них личностного начала. Художественная картина почти полностью основана на личностном восприятии произведений искусства в жизненном контексте, в то время как научная картина мира имеет объективный характер и лишь для выдающихся ученых ярко эмоционально окрашены все обстоятельства поиска истины» [10].

Таким образом, научная и художественная картины мира существенно отличны друг от друга, но их не следует противопоставлять, поскольку они взаимодополняемы. Трудно найти человека, которого можно было бы однозначно отнести к «аналитическому» или «синтетическому» типу, но даже если и так, все равно и наука, и искусство необходимы каждому. Что же касается религиозной картины мира, то ее связи с научной и художественной картинами мира нуждаются в прояснении.

На уровне обыденного сознания искусство многими воспринимается как связующее звено между наукой и религией, а при непосредственном же сопоставлении религии и науки эти явления рассматриваются, главным образом, как взаимоисключающие. Впрочем, Е.А. Торчинов считает, что глобальный конфликт религии и науки характерен лишь для христианской цивилизации, во многом из-за того, что библейская мифология в определенное время стала пониматься как позитивная научная информация, а церковь смотрела на себя как на монополиста в сфере духовной жизни включая науку и искусство. Фактически религиозная картина мира рассматривалась как объективно-научная (причем как представителями церкви, так и их оппонентами-учеными). Понятно, что с развитием естественнонаучного знания религиозные представления стали тормозом на пути развития европейской науки [11]. Но в последнее время несовершенство мира, руководствующегося лишь научной картиной мира, получает признание со стороны научного же сообщества. Дегуманизация культуры и общества, последовавшая за научно-технической революцией, заставляет искать синтез между наукой и религией. На данный момент многочисленные попытки интеграции науки и религии зачастую имеют мистически-оккультный, «нью-эйджевский» характер, неприемлемый как со стороны традиционной религиозности, так и со стороны классической науки (см., например, работы Ф. Капры и В.В. Налимова) [12].

С другой стороны, если рассматривать отношения между различными картинами мира на основе межполушарной асимметрии, то можно представить религию связующими звеном между «аналитичной» наукой и «синтетичным» искусством. Ведь как искусство, так и религия обращаются к духовной жизни человека и по-своему интерпретируют смысл и цели человеческого бытия, отражают мир в форме художественных образов, постигают истину интуитивно, путем озарения. Но искусство имеет более широкие возможности образного отражения мира, выходящие за пределы религиозного сознания. Религия же, как и наука, претендует на объективное объяснение мира, не довольствуясь одними лишь художественными образами. Большинство религий обладает теологическими системами, развитыми не хуже многих современных научных теорий, а догматизм присутствует не только в религии, но и в науке.

Итак, художественная, научная и религиозная картины мира в чем-то пересекается друг с другом, но в то же время обладают своими неповторимыми особенностями, подобно тому, как и сами искусство, наука и религия влияют друг на друга, но не сводятся к одному знаменателю.

Прежде, чем рассматривать отдельные подсистемы культуры, отметим, что саму культуру не стоит понимать как некое застывшее, статическое явление. На протяжении всей человеческой истории культурные системы трансформировались до неузнаваемости. Примерами тому являются переходы от античности к средневековью, или от средневековья – к Новому времени. В наше время культура переживает не менее важную трансформацию, суть которой Л.Г. Ионин обозначил как переход от моностилистической к полистилистической культурной модели [13]. В этом он следует традиции Ю. Лотмана и Б. Успенского, разработавших концепцию двух типов художественных стилей, чистого и синтетического, и выделивших их специфические черты [14].

Основные категории моностилистической культуры – это иерархия, канонизация, упорядоченность, тотализация, исключение, упрощение, официальный консенсус, позитивность, телеология. Полистилистической же культуре присущи деиерархизация, деканонизация, неупорядоченность, детотализация, включение, диверсификация, эзотеричность, негативность, ателеология.

«Реальность, разумеется, сложнее, чем самая совершенная конструкция или схема. В реальности сосуществуют элементы полистилистической и моностилистической культур. Старые структуры и символические системы живут; они, правда, лишены монополии на репрезентацию социокультурного целого и входят в нынешнюю реальность на правах одного из многих возможных стилей культуры. В то же самое время на поверхность жизни всплывают десятки и сотни новых или просто забытых традиций, жизненных форм, жизненных и культурных стилей. В целом эта ситуация может быть охарактеризована как переход от моностилистической к стабильной полистилистической культурной организации» [15].

Обозначенная выше тенденция была обнаружена еще в начале 1970-х гг. А. Молем в работе «Социодинамика культуры» [16]. Так, одним из центральных в теории А. Моля является понятие «экрана знаний» (фактически это та же «картина мира»). Экраны знаний различаются по обширности (эрудиция), глубине (теоретичность), плотности (связность и мобильность, особенно ценимые у практиков) и оригинальности (выражение новой точки зрения на происходящее).

Для нас наибольший интерес представляет «глубина», определяемая толщиной ткани ассоциаций, устанавливаемых в процессе мышления, а затем запоминаемых данным социальным или индивидуальным организмом. Если ткань ассоциаций упорядочена относительно нескольких центров, то такую культуру Моль называет гуманитарной. Если же ткань напоминает войлок, то это мозаичная культура. Информатизация общества, развитие средств массовой информации приводят к качественному скачку: гуманитарная культура превращается в мозаичную.

В гуманитарной культуре существуют достаточно жесткие системы ценностей, смыслов, а экран знаний похож на сеть, строго упорядоченную относительно этих ценностей. Эта культура возникает в результате организованного процесса познания, создается системой образования. Овладение новым понятием осуществляется через его ассоциацию с уже известными родственными понятиями, т.е. через определение его места в основной системе координат.

Мозаичная же культура состоит из множества соприкасающихся, но не образующих логических конструкций фрагментов знаний. Экран знаний состоит из разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто случайными отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или ассоциации идей. Эти обрывки не образуют иерархичной структуры, но обладают силой сцепления, придающей экрану знаний определенную плотность и компактность. Очевидно, что гуманитарная культура (А. Моль) соответствует моностилистической (Л.Г. Ионин), а мозаичная – полистилистической.

Мозаичность (часто понимаемая как «эклектизм», «обыденное сознание») существовала всегда, но в эпоху массовой коммуникации она становится превалирующей формой культуры. Объясняется это тем, что непомерно возросший объем знаний с трудом поддается иерархизации, что и приводит к постепенному разрушению всякой упорядоченности знания. В принципе, это и есть «ситуация постмодерна». Невозможно знать все, но можно знать о всем понемножку, не задумываясь о взаимосвязи фактов. Мозаичная, полистилистическая, постмодернистская культура – это культура кроссвордов и телевикторин.

Случайный характер распространения идей в такой культуре вызывает приливы и спады интереса общества к тем или иным идеям, которые подхватываются СМИ и распространяются ими. Формируется мода, т.н. «общественное мнение», зачастую состоящее из предрассудков и стереотипов и не имеющее под собой никакой теоретической базы.

Формирование полистилистической культуры является следствием общемирового перехода от индустриальной к постиндустриальной (информационной) стадии развития общества, который выражается прежде всего в процессах глобализации и информатизации всех сторон социокультурной сферы. Вот что по этому поводу пишет М. Кастельс – один из теоретиков «информационного общества»: «Новый мир обретает очертания в конце нашего тысячелетия. Он зародился где-то в конце 1960-х – середине 1970-х, в историческом совпадении трех независимых процессов: революции информационных технологий; кризиса как капитализма, так и этатизма, с их последующей реструктуризацией; расцвета культурных социальных движений, таких, как либертарианизм, борьба за права человека, феминизм, защита окружающей среды. Взаимодействие между этими процессами и спровоцированные ими реакции создали новую доминирующую социальную структуру – сетевое общество; новую экономику – информационную/глобальную и новую культуру – культуру реальной виртуальности. Заложенная в этой экономике, этом обществе и этой культуре логика также лежит в основе общественных деяний и социальных институтов взаимозависимого мира» [17].

Параллельно информатизации общества складывается тенденция «виртуализации» социальных явлений и процессов. «Человечество существует все больше и больше виртуально. От простых и явных инстинктов, свойств и потребностей, связанных с материальным существованием, человек переходит ко все более и более виртуальной жизни. Человек и общество постепенно движутся от жизни тела к жизни сознания. Общение людей все чаще происходит не на уровне телесном, материальном, а на уровне информационном, виртуальном. Мы все больше удаляемся из мира материального в мир иной, мир созданный, смоделированный. Изобретение письма, книгопечатания, театра, кино и, наконец, компьютерной виртуальной реальности – вехи на пути виртуализации нашей жизни, отхода от реальности данного нам мира и выхода в иные (виртуальные) реальности» [18].

Таким образом, культура в современном мире меняется радикально. Глобализационные процессы приводят к взаимодействию ранее изолированных друг от друга локальных культур. Полистилистическая культура ставит под сомнение иерархичность, упорядоченность, отчасти – саму системность культуры. С другой стороны, благодаря информатизации между подсистемами культуры возникают новые связи и отношения. Это необходимо учитывать при анализе религии, науки и искусства.