Тридцать семь

 

Достаточно было измениться нашим мыслям – и мир вокруг нас тоже изменился. Аризона летом стала несколько слишком жарким местом для нас, и пришло время изменить панораму. Может быть, поехать севернее, туда, где холоднее? Как насчет Невады? Перегнать трейлер с планером в Неваду?

Здесь было прохладнее, довольно ощутимо. Вместо 115 градусов снаружи было 110. Вместо малых гор на горизонте – большие.

В трейлере испортился электрический генератор: три дня поиска неисправности, пайки, и он снова заработал. Как только генератор починили, испортились водяные насосы. К счастью, перспектива жизни без воды в центре миллионов квадратных акров песков и выбеленных костей животных помогла нам отремонтировать насосы с помощью перочинного ножика и куска картона.

Вернувшись после шестидесятимильного пробега за водой и почтой, она стояла я кухне и читала вслух письмо из Лос‑Анжелеса. Жизнь в пустыне изменила наши взгляды. Мегаполис стал таким нереальным, и теперь нам трудно было вообразить, что он все еще там, что люди по‑прежнему живут в городах. Письмо напомнило нам об этом.

«Дорогой Ричард! Мне очень жаль, что я вынужден сообщить тебе о том, что Департамент по налогообложению отклонил твое предложение и требует немедленной выплаты одного миллиона долларов. Как ты знаешь, у него есть право удержания имущества до уплаты долга, которое распространяется на всю твою собственность. Он имеет юридические основания завладеть ею в любое время. Предлагаю тебе встретиться как можно скорее. Искренне твой, Джон Маркворт».

– Почему они отклонили предложение? – спросил я. – Я же предлагал уплатить им всю сумму!

– Кто‑то кого‑то не так понял, – сказала Лесли. – Будет лучше, если мы съездим и разберемся сами, что к чему.

Мы поехали через пустыню к бензозаправке, где находился платный телефон‑автомат, и назначили встречу на девять часов утра на следующий день. Мы забросили в Майерс часть одежды и погнали на большой скорости по пересеченной местности, оказавшись в Лос‑Анжелесе к закату.

– Трудности не с твоим предложением, – сказал Маркворт на следующее утро. – Трудности с тем, что ты известен.

– Что? Трудности с чем?

– Тебе будет трудно поверить, и я сам никогда раньше о таком не слышал. Департамент придерживается политики не принимать компромиссные предложения от знаменитостей.

– Что: заставляет их считать меня знаменитостью?

Он повернулся в своем кресле.

– Об этом я тоже спросил. Агент сказал мне, что он вышел в коридор своего офиса и начал спрашивать всех людей подряд, слышали ли они чтонибудь о Ричарде Бахе. Большинство из них слышали.

Мертвая тишина в комнате. Я не мог поверить в то, что услышал.

– Можно, я повторю все сначала, – сказала наконец Лесли. – Департамент по налогообложению; не желает принимать предложение Ричарда: потому что люди; в каком‑то коридоре; слышали о нем. Ты это серьезно?

Юрист развел руками, не в силах изменить то, что произошло.

– Они согласны лишь на полную одноразовую выплату. Они не принимают выплат в рассрочку от известных людей.

– Если бы он был Барри Бизнесменом, они бы приняли предложение, – сказала она, – но поскольку он – Ричард Бах, они не пойдут на это?

– В точности так, – сказал он.

– Но ведь это дискриминация!

– Вы можете выдвинуть это обвинение в судебном порядке. Вероятно, вы выиграете дело. Но на это уйдет около десяти лет.

– Подождите! Кто босс этого типа? – сказал я. – Ведь должен же быть там кто‑то:

– Тип, который занимается твоим делом сейчас, он же и есть босс. Это он сочинил Правило о Знаменитостях. Я посмотрел на Лесли.

– Что нам остается делать сейчас? – обратилась она к Маркворту. – У Ричарда есть деньги, чтобы расплатиться с ними. Мы продали почти все, что у него было для того, чтобы заплатить наличными! Он мог бы выписать им чек почти на половину этой суммы сегодня же, если бы они приняли его, не забирая то, что остается. Я думаю, он мог бы выплатить задолженность в течение года, особенно если он снова вернется к работе. Но он не сможет продолжить работу над фильмом, он не сможет даже писать, если эти люди набросятся и заберут его книгу прямо со стола:

Мое возмущение породило идею.

– Другой агент, – сказал я. – Наверное, существует какая‑то возможность передать дело в руки другого человека?

Он порылся в бумагах на своем столе.

– Давайте посмотрим. Вашим делом уже занимались семь агентов: Булли, Парсейт, Гун, Сэйдайст, Блюцукер, Фрадиквот и Бист. Никто из них не желает брать на себя ответственность, никто не хочет связываться.

Терпение Лесли лопнуло.

– Они спятили? Разве им не нужны деньги? Неужели они не понимают, что этот человек пытается заплатить им, он не собирается убегать или заключать сделку, чтобы получить доход по тридцать центов на каждый доллар? Он пытается заплатить им полностью! ЧТО ЗА ГЛУПЫЕ ПРОКЛЯТЫЕ ИДИОТЫ, – завопила она, слезы отчаяния появились у нее на глазах.

Маркворт оставался таким же спокойным, будто он разыгрывал эту сцену уже много раз.

– Лесли. Лесли? Лесли! Слушай. Тебе важно понять вот что. Департамент по налогообложению сколочен из наименее разумных, самых боязливых, злобных, мстительных людей, которые когда‑либо скрывались за стенами государственных учреждений. Я знаю это. Я работал там в течение трех лет. Каждый чиновник по налогам работает сначала на государство, чтобы изучить своего врага. Если ты не поработаешь в департаменте по налогообложению, ты не сможешь быть хорошим юристом в области налогов; ты не сможешь поверить тому, с чем имеешь дело.

Я чувствовал, что бледнею, а он продолжал.

– Если только ДН не думает, что ты собираешься улизнуть из страны, он не отвечает на письма, телефонные звонки, и мы порой не можем связаться с ними в течение месяца. Никто там не желает быть ответственным за дело такого рода, такого масштаба. Сделай ошибку – и о тебе напишут: Он выселяет сгорбленных старушек из их лачуг, но разрешает Ричарду Баху выплачивать долги в рассрочку!

– Но почему тогда они не хватают все прямо сейчас? Почему не возьмут все, что у меня есть?

– Это тоже будет ошибкой с их стороны: Ричард Бах пообещал уплатить полностью, если бы он позволил ему, но он конфисковал всю его собственность, которая оказалась не стоящей и половины того, что можно было бы от него получить: Разве ты не видишь? Ведь отсутствие решения намного лучше, чем неправильное решение.

– Вот почему мы перепробовали стольких агентов, – сказал он. – Каждый ‑."k) агент начинает затягивать рассмотрение этого неприятного вопроса в надежде, что ему дадут другую работу и появится еще один агент до того, как первому придется вплотную заняться работой с ним.

– Но наверняка кто‑то вверху, – сказала Лесли, – директор всего заведения, если мы обратимся к нему: Маркворт кивнул.

– Я встречался с ним раньше. Сначала я долго добирался до него, потом пробился. Он говорит, что не может сделать исключение, и ты должен пройти через все инстанции, как полагается. Он говорит, что мы должны иметь дело с назначенным агентом, а затем со следующим и так далее.

Лесли подходила к проблеме, как к шахматной задаче:

– Они не хотят принимать его предложение, но он не может заплатить сразу миллион долларов. Если они конфискуют его имущество, он не сможет работать. Если они не решат этот вопрос, – он тоже не сможет работать, потому что они могут конфисковать все завтра, и работа пойдет насмарку. Если он не будет работать, он не сможет заработать денег, чтобы уплатить им долг. Мы находимся в преддверии ада уже почти год! Будет ли это продолжаться до конца времен?

Впервые за всю нашу встречу юрист просиял.

– В некотором смысле время работает в пользу Ричарда. Если это дело протянется три года без решения, он получит право оправдать невыплату долга своим банкротством.

Я чувствовал себя присутствующим на Безумном Чаепитии с Сумасшедшим Болванщиком.

– Но если я разорюсь, им ведь тоже не заплатят! Разве они этого не понимают?

– Конечно, понимают. Но думаю, они хотят затянуть время. Думаю, они предпочитают сделать тебя банкротом.

– Почему? – спросил я. – Что за ненормальные: они бы получили миллион долларов, если бы дали мне выплатить долги.

Он грустно взглянул на меня.

– Ты по‑прежнему забываешь, Ричард. Если ты обанкротишься, это не будет решением ДН, это будет твоим решением – и правительство не будет виновато! Никому не придется за это отвечать. Никого не будут критиковать. Долг в юридическом порядке будет погашен. До тех пор все будет идти не так уж плохо. Если они не примут решение о конфискации, ты свободен тратить деньги. Почему бы тебе не объехать вокруг света, не пожить в самых фешенебельных гостиницах, не позванивать мне иногда из Парижа, Рима, Токио?

– Три года? – спросила Лесли. – Банкротство? – Она посмотрела на меня с жалостью по поводу нашей судьбы, а затем запротестовала. – Нет! Этого не случится! Мы уладим это дело! – Ее глаза сверкали. – Знаменитость или нет, повышай ставки и вноси новое предложение. Сделай его таким выгодным, чтобы они не могли отклонить его. Ради Бога, найди там одного неслабонервного человека, который согласится пойти навстречу!

Маркворт вздохнул и сказал, что новое предложение не поможет, но согласился попробовать.

Для консультации вызвали бухгалтера и других юристов. Калькуляторы снова пропускали через себя столбцы цифр, снова бумаги шуршали по столу, предлагались и отвергались стратегии действий, и новая встреча была назначена на следующий день. Так мы пытались выработать предложение, которое было бы столь безопасным, чтобы правительство не смогло отказаться от него.

Я смотрел в окно на небо, пока они работали. Как пилот потерпевшего аварию аэроплана, я знал, что падение неизбежно, но не боялся его. Мы пойдем на это; мы начнем все сначала. Было бы большим облегчением, если бы оно случилось.

– Помнишь гремучую змею? – сказала Лесли после того, как заседание было отложено, и мы спускались в лифте к стоянке автомобилей.

– Конечно. Croandelphilis scootamorphulus. Противоядий не известно, – сказал я. – Конечно, помню. Это была смелая змея.

– Теперь‑то, после денька, подобного этому, когда пытаешься справиться с этими улитками из ДН, ты понимаешь, наверное, как здорово сидеть в пустыне и иметь дело с подлинно честной откровенной гремучей змеей.

Мы устремились назад в Неваду измотанными и обнаружили по прибытии к нашему трейлеру в пустыне, что он ограблен: дверь взломана, книжные полки пусты, содержимого выдвижных ящиков нет; все, что мы оставили в нашем маленьком домике на колесах, пропало.