Тридцать восемь

 

Лесли была ошеломлена. Она ходила вокруг и искала наши любимые вещи, с которыми мы жили, – своих дорогих попутчиков. Будто бы они могли внезапно появиться на своих местах. Книги, одежда, деревянные кухонные ложки, которые означали для нее домашний уют, даже ее щетки для волос – все исчезло.

– Не беспокойся, вук, – успокаивал я ее. – Ведь мы потеряли лишь вещи. До тех пор, пока ДН не соберется принять решение, у нас есть много денег, которые можно тратить. Одна поездка в город, и мы купим все это снова.

Она почти не слышала меня, осматривая пустые выдвижные ящики стола.

– Ричард, они забрали даже моток веревки:

Я отчаялся утешать ее:

– А мы думали, что являемся самыми экономными в мире по расходу веревок! Подумай, как счастлив благодаря нам тот: у него теперь целый моток веревки! А выжженные деревянные ложки! А тарелки с рисуночками на них!

– Наши тарелки были без рисунков, – сказала она. – Мы ведь покупали их вместе, неужели не помнишь?

– Ладно, мы купим еще тарелок. Как насчет того, чтобы на этот раз обзавестись красивой оранжевой или желтой посудой? И чашки чтобы были побольше, чем те, что были у нас. Мы можем дать себе волю в книжном магазине, да и новую одежду тоже можно приобрести:

– Дело не в вещах, Ричи, дело в смысле вещей. Неужели тебя не задевает то, что незнакомцы вломились в твой дом и забрали какое‑то количество смысла из твоей жизни?

– Это задевает только тогда, когда мы позволяем ему, – сказал я. – Сейчас мы уже не можем избежать того, что случилось; оно произошло, и чем скорее мы дадим ему уйти в прошлое, тем лучше. Если бы чувство досады могло что‑нибудь изменить, я бы досадовал. Но изменение может наступить только тогда, когда мы выбросим это из головы, купим новые вещи и дадим какому‑то времени пройти между нами в будущем и этим днем. Пусть они забрали все, что было в трейлере, ну и что? Ведь мы – это главное, не так ли? Лучше, когда мы счастливы вместе в пустыне, чем когда мы живем отдельно во дворцах, заполненных тарелочками и веревочками!

Она вытерла слезы.

– Да, ты прав, – сказала она. – Мне кажется, я изменяю свое отношение. Я часто говорила, что если кто‑то вломится в мой дом, он может брать все, что хочет, и я никогда не буду ничего предпринимать для защиты своей собственности или себя. Но теперь я скажу так. Меня грабили уже три раза, нас с тобой ограбили сегодня, и я решила, что с меня грабежей достаточно. Если мы будем жить в пустыне и дальше, будет нехорошо, если только ты один будешь защищать нас. Я собираюсь внести свою лепту. Я куплю себе оружие!

Через два дня одним страхом в ее жизни стало меньше. Совершенно неожиданно Лесли, которая не могла выносить одного вида пистолета, стала ' `o bl огнестрельное оружие с легкостью заправского боевика в дозоре.

Она усердно занималась стрельбой, час за часом; и пустыня звучала как поле последней битвы за Эль‑Аламейн. Я подбрасывал консервные банки над зарослями полыни, и она попадала в нее один раз из пяти из пистолета Магнум 0.357 калибра, – затем три раза из пяти, затем четыре раза из пяти.

Пока она заряжала винчестер, я устанавливал в песке в качестве мишеней ряд пустых ракушек, затем отходил в сторону и наблюдал, как она целится и нажимает на курок. Теперь выстрел едва ли заставлял ее глазом моргнуть, и ее мишени исчезали одна за другой слева направо под аккомпанемент резких свистящих раскатов и сверкающих желтизной струй свинца и песка.

Мне было трудно понять, что случилось с ней после этого ограбления.

– Ты хочешь сказать, – начал я, – что если кто‑то ворвется в наш трейлер, ты:

– Если кто‑то ворвется куда угодно, где есть я, он об этом очень пожалеет! Если они не хотят получить пулю, то пусть знают, что грабить нас – не самое лучшее занятие! – Она рассмеялась, когда увидела выражение моего лица. – Не смотри на меня так! Ты скажешь то же самое, я ведь знаю это.

– Нет, это не так! Я скажу по‑другому.

– Что ты имеешь в виду?

– Я скажу, что никто не может умереть. Не Убий – это не приказ, это обещание: Ты Не Сможешь Убить, Даже Если Захочешь, потому что жизнь неуничтожима. Но ты свободна в том, что можешь верить в смерть, если тебе так хочется.

Если мы пытаемся ограбить чей‑то дом, и этот человек ждет нас с заряженным пистолетом, – сказал я, – что ж, мы говорим тем самым этому человеку, что мы устали от веры в жизнь на том, во что мы верим как в нашу планету. Мы просим его оказать нам услугу и переместить наше сознание с этого на другой уровень с помощью пули, которую он выпустит, защищая себя. Вот как я скажу об этом. Разве это не так, как ты думаешь?

Она засмеялась и вставила новую обойму в патронник своего ружья.

– Я не знаю, кто из нас более хладнокровен, Ричард, ты или я.

Затем она задержала дыхание, прицелилась и нажала на спусковой крючок. Еще одна пуля взвизгнула и исчезла в пустыне.

После грабежа, поломки генератора и водяных насосов, после того, как вышел из строя холодильник и лопнула труба подачи распыленного топлива в печь, в результате чего трейлер заполнился взрывоопасной смесью – после этого пришел пыльный дьявол.

Пыльные дьяволы – это малыши‑торнадо в пустыне. Они прогуливаются в летнее время, нюхают песчаные дюны здесь, несколько стеблей полыни там, и забрасывают их на тысячу футов в небеса: пыльные дьяволы могут идти туда, куда они пожелают, и делать то, что им заблагорассудится.

После того как генератор заработал снова, Лесли закончила уборку трейлера, уложила пылесос и выглянула в окошко.

– Вуки, погляди‑ка на этого громадного пыльного дьявола!

Я выпрямился из‑под нагревателя воды, который отказывался выполнять свои функции.

– А он действительно большой, моя дорогая!

– Дай‑ка мне фотоаппарат, пожалуйста, я хочу его снять.

– Фотоаппарат украли, – сказал я. – Мне очень жаль.

– На нижней полке есть маленькая новая камера. Быстро, пока он не ушел!

Я подал ей аппарат, и она сделала кадр из окна трейлера.

– Он растет!

– В действительности не растет, – сказал я. – Он кажется нам все больше, потому что приближается.

– Мы попадем в него?

– Лесли, все складывается не в пользу пыльного дьявола, у которого для перемещений в распоряжении вся пустыня Невада, все складывается не в его /.+l'c, если он пожелает столкнуться с этим крохотным трейлером, затерявшимся на этих просторах. У него приблизительно один шанс из нескольких сотен тысяч, что:

И тут мир закачался, солнце исчезло, наш навес рванул вверх за стойки и разразился хлопаньем ткани на крыше, дверь трейлера внезапно распахнулась, окна завыли от ветра. Песок и мельчайшая пыль посыпались внутрь как от разорвавшейся мины. Занавески прямо влетели в комнату, трейлер задрожал и начал взлетать. Это очень знакомо – поломка аэроплана без высотной панорамы.

Затем солнце снова замигало, завывание прекратилось, вырванный навес свалился на кучу, покрывая собой часть трейлера.

– : но, кажется, у него: чтобы столкнуться с нами: приблизительно один шанс из двух!

Лесли была недовольна.

– Я только что закончила уборку, закончила пылесосить весь наш трейлер!

Если бы она могла достать своими руками шею этого торнадо, она бы показала ему, где раки зимуют.

Случилось так, что дьявол поработал с трейлером какие‑то десять секунд, но за это время ему удалось через перегородки, окна и двери забросить в него сорок фунтов песка. Этой земли хватило бы на несколько квадратных футов – мы могли бы посадить картошку на таком огороде!

– Вуки, – сказала она беспомощно, – у тебя возникает иногда чувство, что нам не следует больше жить здесь? Что для нас настало время двигаться дальше?

Я положил на пол гаечный ключ, который сжимал в течение всего налета, и мое сердце наполнилось теплым согласием.

– Я как раз собирался тебя спросить то же самое. Я так устал жить в маленьком ящичке на колесиках! Это продолжается уже больше года! Может, уже хватит? Может, нам найти дом, настоящий дом где‑нибудь, который не сделан из пластика?

Она с удивлением посмотрела на меня.

– Неужели я слышу, как Ричард Бах говорит о том, чтобы поселиться на одном постоянном месте?

– Да.

Она смахнула песок с одной части стула и спокойно села.

– Нет, – сказала она. – Я не хочу вкладывать свою душу в приобретение дома, обустройство всего, чтобы затем стать посреди него и понять, что тебе это надоело, и эксперимент не сработал. Если ты еще убежден в том, что нас рано или поздно может охватить скука, мы все еще не готовы для дома, не правда ли?

Я подумал об этом.

– Я не знаю.

Лесли считала, что мы открывали внутренние горизонты, возможности нашего ума; она знала, что мы находимся на пути к открытию радостей, которые ни она, ни я сами не могли бы найти. Была ли она права, или просто надеялась?

Мы были женаты уже больше года, и не важно, была ли у нас свадебная церемония или нет. По‑прежнему ли я поклоняюсь своим старым страхам? Неужели я предал биплан и пустился в поиски родной души для того, чтобы учиться бояться? Неужели я никак не изменился в итоге всего, что мы сделали вместе, и ничему не научился?

Она сидела неподвижно и думала о своем.

Я вспомнил дни, проведенные во Флориде, когда я всматривался в свою жизнь и видел, что она мертвеет – уйма денег, аэропланов и женщин, но никакого продвижения вперед. Сейчас нет и малой части тех денег, и скоро их может уже не быть вообще. Большая часть аэропланов продана. Есть лишь одна женщина, единственная. И жизнь моя движется плавно, как гоночная лодка – так сильно я изменился и вырос вместе с ней.

Присутствие друг друга было для нас единственным образованием и развлечением. Наша совместная жизнь разрасталась, как летние облака. Спросите у женщины и мужчины, которые плавают на яхте по океанам, скучно ли им? Как они действительно проводят время? Они улыбнутся. Не хватает часов в году, чтобы сделать то, что нужно!

То же и с нами. Мы восхищались, иногда смеялись до упаду, время от времени пугались, были ласковыми, отчаянными, радостными, исследующими, страстными: но ни секунды не скучали.

Какая бы история из этого получилась! Как много мужчин и женщин проходят по тем же рекам, подвергаясь угрозе со стороны тех же самых жестких стереотипов, тех же самых коварных опасностей, которые нависали над нами! Если идея оправдывает себя, думал я, стоило бы снова взяться за пишущую машинку! Как бы Ричард‑из‑прошлого хотел узнать ответ на вопрос: «Что случается, когда мы отправляемся на поиски родной души, которой не существует, и находим ее?»

– Неправильно говорить «Я не знаю», вук, – сказал я после паузы. – На самом деле я знаю. Я хочу, чтобы мы нашли дом, где мы сможем в спокойствии и тишине долго‑долго жить вместе.

Она снова повернулась ко мне.

– Ты считаешь, что это обязательно?

– Да.

Она поднялась со своего стула, села рядом со мной на дюйм пустыни, рассыпанной у нас на полу, и нежно поцеловала меня.

После продолжительного молчания она заговорила.

– Ты знаешь уже какое‑то конкретное место?

Я кивнул.

– Если ты не будешь сильно возражать, вук, я надеюсь, что мы найдем такое место, где будет намного больше воды и намного меньше песка.