ЯЗЫК И ПОЗНАНИЕ

Язык традиционно рассматривается как орудие и средство познания действительности. В силу своей сложности и многогранности тема «Язык и познание» разрабатывается с разных точек зрения в современ­ных направлениях лингвистики и философии.

Получение и закрепление нового знания происходит в практиче­ской деятельности человека, в которую вплетена и речевая деятель­ность. Следовательно, познавательную роль языка нужно рассмат­ривать в единстве с практической деятельностью человека. Как орудие познания и естественная знаковая система язык закрепляет результаты познания в любой области человеческой деятельности. Но, разумеется, предметом языкознания не могут быть мыслительные достижения в тех или других областях знания. В этом случае языкознание сделалось бы универсальной наукой, наукой наук, что для него невозможно, непосильно. Как замечал Потебня, содержание языка, его знаков, может интересовать лингвистику лишь до известных пределов. Линг­вистический интерес к этой проблеме заключается прежде всего в исследовании той стороны строения языка, которая обеспечивает отражение и закрепление в знаках и их значениях результатов деятель­ности говорящего коллектива. В частности, каков внутренний, посто-

янно действующий, а следовательно, формальный меха­низм языка, работа которого служит получению нового знания в практической деятельности говорящих и закреплению его в языковых знаках? Как совершается в языке, в его единицах переход от старого знания к новому, к формированию его в прак­тической, в том числе и речевой, деятельности? Как совершенствуется в процессе эволюции языка этот внутренний механизм языка, выпол­няющий гносеологическую функцию?

Анализ языка с этой точки зрения показывает, что язык всей своей природой приспособлен к выполнению познавательной роли. Именно поэтому язык рассматривается как средство и орудие познания. Из­давна эта проблема вызывала интерес в философии. Так, современная аналитическая, или лингвистическая, философия придает важную роль в становлении и разработке многих философских категорий общеупот­ребительному языку, являющемуся их истоком. Человеческая практика общения использовала такие понятия и категории в течение истори­чески длительного времени. Поэтому анализ их применения в челове­ческой деятельности был бы полезен и для современной философии, где они стали предметом специальных штудий. Задолго до возникно­вения аналитической философии на генетическую связь философских абстракций с общеязыковыми понятиями и категориями, на целесо­образность их исследования в единстве указывал Потебня. Так, он полагал, что для правильного понимания общечеловеческой категории субстанции, качества и пр. «нужно знать, в каком виде она дана в языках. Это трудно, до конца даже неисполнимо, но лучше, чем, не достигая цели, уверять себя и других, что общечеловечность, кафолич-ность у нас в кармане» (7, с. 9). Философские и общеязыковые понятия и категории антропоморфны, генетически родственны, обусловлены средствами своего выражения: о них мы одинаково узнаем по их словесному выражению. «Сопоставления грамматических и фило­софских понятий могут казаться праздными лишь тому, кто полагает, что качество нашей мысли для нас самих не зависит от выражения» (7, с. 8).'

Специфический интерес к проблеме «Язык и познание», имеющий философскую окраску, проявляет концепция лингвистической отно­сительности (неогумбольдтианство, «гипотеза Сепира-Уорфа»). Дан­ное лингвистическое направление исследует различие между отраженными картинами мира разных языков, а также отношение этих картин к научной картине мира и к действительности. На основании отличий в отражении действительности в лексической и грамматиче­ской системе разных языков делается заключение об особенном ми-ровидении и миропонимании народа, его психологии, характере, культуре и др. К этой теме с объективной точки зрения обращаются в последнее время и отечественные ученые (33). В нашу задачу не входят анализ и оценка исследования этой проблемы в аналитической фило-154

софии, концепция же лингвистической относительности рассматрива­ется в разделе «История языкознания».

В лингвистической литературе последних лет стало распространен­ным мнение, что значения слов общеупотребительного языка пред­ставляют собой «наивные понятия», а потому семантика языка, в которой отразилась действительность,— это не более, как «наивная картина мира». Между тем закрепленные в языке понятия и создава­емая семантикой языка языковая картина мира (см. ниже) далеко не наивны; об этом писали многие ученые прошлого и настоящего столетия. Язык как орудие познания, как естественная знаковая сис­тема, закрепившая в своей семантике многовековой опыт духовной и материальной жизни народа, имеет исключительную познавательную ценность. В семантике общеупотребительного языка, в ее понятиях и категориях отложился итог развития мысли и речи народа. «Сам по себе язык,— писал Потебня,— содействует непрерывности предания, постоянству в капитализации мысли, и если предание порою преры­вается, то он в этом неповинен» (3, с. 60).

Первую классификацию предметов и явлений мира мы находим в языке. Понятия общеупотребительного языка достигают высокой сте­пени отвлечения и разработанности, становясь по мере формирования наук их категориями. При этом значения таких общеупотребительных слов не порывают определенных семантических связей с соответству­ющими научными категориями (ср., например, слова общего языка и соответствующие научные термины: время, пространство, сознание, мышление, причина, движение, совесть, давление, связь, свет, тепло, язык, тело, скорость, сопротивление, звук, речь, поле и др.). Поэтому ученые с полным правом приходят к заключению, что «путь науке уготовляется словом» (2, с. 164). Полемизируя с отдельными учеными, считавшими, что отвлеченные научные истины построятся чистым мышлением, Потебня утверждал, что научные учения все еще зависимы от «безначальной (для нас) деятельности племен и народов, т. е. «несведы», безымянных для нас особей, уже тысячелетия совершенст­вующих способы распределения и ускорения мысли, заранее подго­товлявших возможность отдельных наук и слагавших в языках на пользу грядущим плоды своих усилий» (7, с. 9).

Формирование таких категорий, как субъект, субстанция, объект, предмет, причина и др. уходит в общеупотребительный язык и несет на себе черты антропоморфизма, или, по терминологии Потебни, «чело-векообразности». О генетической связи общеупотребительного языка и науки писал В.В. Виноградов: «Между словарем науки и словарем быта прямая тесная связь. Всякая наука начинает с результатов, добытых мышлением и речью народа, и в дальнейшем своем развитии не отрывается от народного языка. Ведь так называемые точные науки до сих пор удерживают в своих словарях термины, взятые из общена-

родного языка (вес, работа, сила, тепло, звук, тело, отражение и т. п.) (32, с. 165).

В последние годы в зарубежной (преимущественно американской) лингвистике пробудился интерес к языку как естественному средству получения, хранения и передачи знания, информации. Однако иссле­дования в данном направлении представляют собой, судя по обзорным публикациям, авторский поиск моделирования мыслительных процес­сов в непосредственном общении, в речи (дискурсе) — понимания, освоения информации, получения знания и его использования в последующей речевой деятельности и др. (34; 35, с. 17—33; 36, с. 34—47; 37, с. 126—139). Исследования подобного рода получили общее назва­ние «когнитивная лингвистика», или «когнитив­ная теория». Когнитивная лингвистика пока не представляет собой единого направления с разработанными общей методологией и методиками исследования языка, мыслительных, умственных (мен­тальных) процессов, связанных с получением, хранением, использова­нием знания, информации, подобно тому, что мы наблюдали в направлениях структурной лингвистики. Когнитивная лингвистика носит междисциплинарный характер, что весьма показательно для научной парадигмы нашего времени; она устанавливает связи с логи­кой, философией, психологией, математикой... и, разумеется, с собст­венно лингвистикой, используя научный аппарат этих отраслей знания, их методы и методики исследования. Внимание к мыслительным, умственным (ментальным) процессам, возникшее в последнее время в американской лингвистике, вызвано, надо думать, реакцией на бихе­виоризм, имеющий глубокие корни в американской науке и, по сути дела, исключавший анализ собственно мыслительных процессов.

Между тем общенаучная, философская проблема познания дейст­вительности с помощью языка давно была предметом изучения евро­пейского языкознания. Постоянное внимание к этой проблеме было характерно для основателя теоретического языкознания В. Гумбольдта и его последователей как зарубежных, так и отечественных. Идея, что язык является основным орудием отражения и познания действитель­ности, проходит красной нитью через весь его главный теоретический труд. «Человек,— утверждал он,— окружает себя миром звуков, чтобы отразить и переработать мир предметов» (38, с. 80).

В отечественном языкознании проблемой языка и познания зани­мался Потебня (а также его ученики), оставив в своих работах разроз­ненные, но весьма глубокие и продуктивные идеи по ней, основанные, как и свойственно методологии этого ученого, на богатых, объективно исследованных языковых данных. Потебня вскрыл глубинный, свой­ственный языку как естественной системе постоянно действующий механизм познавательных процессов, происходящих в языке, в вер­бальном мышлении. Ряд поднятых Потебней вопросов, высказанных им идей (как, например, антропоморфизм, или «человекообразность»,

познания,субъективное и объективное в познании, влияние средств познания на познаваемое, на результаты познания, познавательная роль форм вербального мышления и др.) предвосхитили острые дис­куссии в науке XX в., особенно в тех ее областях, которые наиболее продвинулись в познании и тем самым оторвались от существовавших нассических представлений об изучаемом объекте (ср. область атом­ной физики, отражение с помощью естественного языка явлений микромира, расшифровка нейрофизиологических кодов человеческой речи и др.).

Язык, согласно Потебне, «постоянно остается посредником между познанным и вновь познаваемым. Как вещественные значения, так и формы должны быть рассматриваемы как средства и вместе акты познания» (3, с. 59). Уже это суждение позволяет сделать вывод об исключительной роли языка в познании внешнего и внутреннего мира человека и в его эволюции вообще.

Язык как естественная знаковая система закрепляет в значениях своих знаков достигнутые результаты познания, делает их достоянием членов сообщества, а следовательно, объектом дальнейшего совершен­ствования и развития. С изобретением письменности значительно расширяются возможности распространения знаний во времени и пространстве, добытые знания благодаря непрерывности языка и единству в общении разных поколений передаются от поколения к поколению.

Язык устроен так, что весь его механизм, его материальные и значимые единицы, правила их применения в конечном счете служат отражению и познанию действительности. Разумеется, это не проти­воречит коммуникативной функции языка, которую лингвисты счита­ют главной. Функции общения и познания выступают в единстве. В речи мы сообщаем друг другу сведения о тех или других окружающих и интересующих нас явлениях, событиях и пр. Непрерывно протека­ющая вокруг нас жизнь требует соответствующего ей отражения. В силу этого язык не может быть складом готовых мыслей. Потебня подчеркивал, что выражение мысли с помощью языка есть одновре­менно акт ее создания. Благодаря общению мысль говорящего стано­вится достоянием не только своего создателя, но и слушателя, а в принципе, если она этого достойна, то и всего говорящего сообщества. Тем самым она может стать объектом совершенствования и развития многих участников общения.

Речевая деятельность имеет принципиально творческий характер. Освоив язык, т. е. овладев в известном объеме семантикой языка, исторически выработанной системой значений, языковыми способами оперирования ими и т. д., человек в своей практической, речевой деятельности применяет их все к новым и новым фактам действитель­ности. Освоенными понятиями и способами их связи говорящий пользуется как формой, которую он, по условиям речи, наполняет

актуальным, новым содержанием. В результате расширяются семанти­ческие связи между словами, обогащается содержание выражаемых понятий. В своем функционировании язык объективно способствует все более глубокому познанию действительности.

Познание действительности с помощью языка осуществляется не только в процессе повседневной речевой деятельности людей, обме­нивающихся друг с другом новой информацией, но и в различных произведениях словесности, безымянных и авторских. Будучи впле­тенным в человеческую деятельность, язык выступает в ней активным орудием познания, во всех областях этой деятельности — в производ­стве, науке, художественном творчестве.

Как сам по себе язык, так и осуществляемые с его помощью формы вербального мышления — образ, понятие, суждение, умозаключение — имеют эвристическую природу, нацелены на достижение нового зна­ния. Поэтому язык, как необходимая функция человеческого организ­ма (в отличие от других функций) и как вид общественной деятельности, имеет внутренне присущую ему тенденцию к развитию и совершенствованию. Эта тенденция очевидна и выразительна, ее результаты в истории человечества поистине велики.

В основании двух основных единиц языка, номинативной — слова и коммуникативной — предложения, лежит сравнение. В новом слове значение образуется на базе соотнесенности (или сравнения) внутренней формы слова (т. е. признака названия, роль которого исполняет предшествующее слово), и вновь обозначаемого предмета. Именно это соотношение образует значение нового слова. Сходный семантический процесс происходит в предложении. Его смысл обра­зуется на основе соотношения значений подлежащего и сказуемого. Таким образом, значение слова и значение или смысл предложения создаются в результате сравнения или уподобления двух семантических величин — объясняющего и объясняемого. Этот характер образования предложения и слова свойствен как современному, так, надо полагать, и первобытному языку «...Первое слово,— писал Потебня,— или, что то же, первобытное предложение есть акт апперцепции, т. е. сравнения и объяснения того, что уже раз воспринято; оно связывает две мыс­ленные единицы: объясняемое (психологический субъект) и объясня­ющее (психологический предикат), и в этом смысле оно двучленно, без чего самое сравнение и объяснение немыслимо» (3, с. 81—82). Аналогичный процесс Потебня описывает и при образовании нового слова: «В каждом слове, за исключением первых слов, до которых исследование не доходит, действие мысли состоит в сравнении двух мысленных комплексов, двух мысленных масс, одной вновь познава­емой, которая составляет вопрос и которую назовем так, как матема­тическую неизвестную величину х, и прежде познанной, то есть той, которая составляет уже готовый запас мысли в то время, когда возник вопрос: что это такое? — и которую назовем А» (2, с. 539).

Исследователи языка указывали на собственные эвристические возможности языка. С помощью языка человек может понимать и усваивать новое содержание, новые понятия, создавать представления о таких явлениях и предметах, которых он никогда ранее не видел, о которых ничего не слышал и не знал. Л. Витгенштейн писал: «Пред­ложение должно в старых выражениях сообщать нам новый смысл» (39, с. 59). На наш взгляд, такое свойство языка объясняется рядом факторов: знанием формы языка, с помощью которой выражается и мотивируется новое содержание, восприятием и представлением того, что в данном случае обозначается, в таких условиях подключается образное мышление; формами мышления, благодаря которым чисто логическим выводом достигается понимание и усвоение нового содер­жания, а также не в последнюю очередь — непосредственной предмет­ной деятельностью, которая отражается и закрепляется в языке, в значениях его знаков.