Призрак

Алекс

 

Дорогой дневник!

Ладно, у меня есть новый анекдот, который я рассказал этим вечером, и все смеялись, хотя Джо‑Джо сказала, что он политически некорректен. Ирландец, англичанин и шотландец моют стену небоскреба. Каждый день в перерыве на обед они сидят в своей люльке, оглядывают город и едят принесенные с собой сандвичи. Однажды англичанин открывает контейнер с ленчем и багровеет от злости. «Опять ветчина! – восклицает он. – Если моя жена завтра упакует мне еще один сандвич с ветчиной, я прыгну из люльки». Шотландец открывает свой контейнер и находит сандвич с сыром. «Опять сандвич с сыром! – возмущается он. – Если моя жена опять упакует мне сандвич с сыром, я прыгну из люльки». Ирландец открывает свой контейнер, обнаруживает сандвич с тунцом и тоже грозится прыгнуть из люльки.

На следующий день англичанин открывает контейнер с ленчем и находит сандвич с ветчиной. «Хорошо, пусть будет так», – говорит он и выпрыгивает из люльки.

Шотландец открывает свой контейнер. Там сандвич с сыром, и он выпрыгивает из люльки. Ирландец находит в контейнере сандвич с тунцом, кричит: «Ах ты, глупая женщина!» – и тоже прыгает.

На похоронах жены англичанина, шотландца и ирландца утешают друг друга. «Я думала, он любил ветчину», – говорит жена англичанина. «И я думала, что мой муж любил сыр», – говорит жена шотландца. «Я ничего не понимаю, – рыдает жена ирландца. – Он всегда сам паковал контейнер с ленчем».

 

* * *

 

Джо‑Джо сказала, что ей анекдот не понравился, но потом признала, что мрачный подтекст соответствует подтексту «Гамлета». Это важно, чтобы мы рассказывали собственные анекдоты, потому что юмор – одно из средств избавления от тревог, которые донимают нас. Я объяснил ей, что не люблю ветчину, сыр и даже тунца, поэтому сомневаюсь, что от чего‑то избавляюсь.

Хотя этим вечером произошло нечто странное, и не просто потому, что пришла Аня или Кейти Макинерти поцеловала меня.

На вечер назначили полный прогон «Гамлета», и я очень удивился и обрадовался, хотя занервничал, потому что, придя в театр, увидел Джо‑Джо, разговаривающую с Аней. Аня выглядела очень счастливой, когда заметила меня, ее глаза стали большими, а улыбка – широкой и красной, из‑за помады. Она выглядела очень красивой. Я увидел, как ее серебряная цепочка с талисманом – который скажет людям, что делать, если она заснет, поев арахиса, – засверкала в луче прожектора. Его наш осветитель, Тэрри, как и всегда, направил не в ту сторону.

– Привет, Алекс! – воскликнула Аня.

– Разве не здорово, что у тебя появилась поклонница, Алекс? – улыбнулась Джо‑Джо. – То ли еще будет.

– Аня психиатр, а не поклонница, – заметил я, и Джо‑Джо, похоже, не знала, что ответить.

Странно, поскольку обычно Джо‑Джо всегда знает, что сказать. Она высокая и худая, и всегда носит ярко‑розовое трико, и леггинсы с черными гетрами, и армейскую куртку, такую большую, что в ней хватит места для троих. Говорит она так, будто зачитывает новости на телевидении в десятичасовом информационном выпуске, родом из Северного Белфаста, и кое в чем очень суеверна: если кто‑нибудь произнесет слово «Макбет» на сцене, или поставит обувь на стол в гримерной, или забудет текст на репетиции. Если уж текст забыт, мы должны импровизировать, учит она, не просто стоять в лучах прожекторов с открытым ртом, как олухи. Я поприветствовал Аню и Джо‑Джо, вскинув руки с оттопыренными кверху пальцами, и они улыбнулись мне.

Я оставил рюкзак в раздевалке и увидел, что Кейти Макинерти снова в мужской гримерной. Она говорит, что так надо, раз уж она играет мальчика. Я нахожу это странным. Кейти на два года и один месяц старше меня и примерно на семь с половиной дюймов выше. Чуть выше – это терпимо, но семь с половиной дюймов… она прямо‑таки великанша. А еще – и это меня действительно напрягает – Кейти никогда не приносит свой текст и всегда просит разрешить ей заглянуть в мой, и стоит мне открыть банку колы, так ей сразу хочется пить. Я готов поспорить на миллион соверенов, что сегодня она снова забыла ключ от своего шкафчика, чтобы я пустил ее в мой.

– Привет, Горацио! – воскликнула Кейти, когда я вошел в гримерную.

– Привет, Гамлет, – ответил я, увидев, что у нее белая повязка на правом запястье. – Это у тебя после фехтования?

Она посмотрела на руку с таким видом, будто забыла про повязку. Глупо.

– Нет, не после фехтования. – Глаза у нее грустные, а взгляд – какой я часто видел у мамы, когда она хотела что‑то сказать, но предпочитала, чтобы я сам об этом догадался. Ненавижу такие игры.

В этот момент появился Руэн. В образе Старика, низкорослый и лысый, лицо перекошенное и сморщенное, как смятый в комок лист бумаги. Я даже уловил запах его отвратительного твидового пиджака. Пахнет он, как мокрая собака, которая уже десять лет назад подохла.

– Ты в порядке? – спросила Кейти.

– Хочешь положить вещи в мой шкафчик? – Мне требовалось избавиться от нее и узнать, зачем сюда заявился Руэн. Ее лицо засияло, как рождественская ель.

– Да, это будет здорово… – Она наклонилась и попыталась поцеловать меня, но я дернул головой, и вместо щеки Кейти поцеловала мое ухо. Раньше никто не целовал меня в ухо.

Я достал из кармана ключ и вдавил его в ее перевязанную руку. Кейти вскрикнула от боли, но я даже не извинился, потому что Руэн уходил. Я побежал за ним. Он вышел на сцену и посмотрел вверх.

– Что такое? – спросил я.

– Посмотри сам, глупый мальчик. Воспользуйся дарованными Богом глазами, – усмехнулся он.

Я тоже посмотрел вверх и увидел, что осветитель Тэрри отворачивает старые разболтавшиеся шурупы от большого латунного прожектора, держа во рту новые.

– Плохая идея – позволять мальчику, страдающему синдромом дефицита внимания, возиться со стационарным освещением. Или ты так не думаешь? – Руэн сложил руки за спиной.

– Почему? – прошептал я, следя за тем, чтобы никто не заметил, как двигаются мои губы. Я видел Аню в глубине зала, но ничего не сказал, хотя и обратил внимание, что Руэн смотрит на нее. – Почему?

Руэн взглянул на меня, будто обдумывал какой‑то план.

– Его можно легко отвлечь. Разве мама Кейти не устраивает в конце репетиции спектакль, поднимаясь на сцену и обнимая ее на глазах у всех?

Я подумал об этом. Что‑то не нравится мне в матери Кейти. Она всегда хлопает громче всех, если приходит посмотреть на игру дочери, но улыбка у нее лживая, а иногда от нее пахнет спиртным. И хотя она маленькая и работает в школьной охране, Кейти, похоже, ее боится.

– Я этого не сделаю, – произнес я.

– Как хочешь. – Руэн двинулся к кулисам. – Только, боюсь, Кейти пропустит премьеру.

Ноги у меня стали ватными аж на девять секунд. Я смотрел Руэну вслед и уже открыл рот, чтобы закричать, потому что до меня дошел смысл его слов: словно кто‑то выплеснул мне за шиворот кружку ледяной воды. Он намекал: если я что‑то не сделаю с матерью Кейти, тогда она сознательно так навредит Кейти, что та не сможет выйти на сцену.

Тут я увидел, что Джо‑Джо машет мне рукой, словно протирает окно высоко над головой.

– Ага, ты снова с нами, так? – спросила она, хотя я никуда и не уходил.

Я кивнул.

Джо‑Джо улыбнулась.

– Приготовил новый анекдот для сцены ареста, Алекс?

Я рассказал анекдот, хотя внезапно почувствовал, что слово «ирландец» звучит как‑то странно в этом зале, и Джо‑Джо не смеялась, как обычно. Я вспомнил день, когда она пришла к нам домой, чтобы отвести меня на репетицию, а вместо этого ей пришлось вызывать маме «скорую». Подумал о том, как тряслись ее руки, когда она пыталась прослушать у мамы пульс.

 

* * *

 

Джо‑Джо принялась созывать всех на прогон третьего акта. Я побежал за Руэном. Нашел его за кулисами, лицо пряталось в тени.

– Ты всегда сможешь помочь Кейти, – спокойно сказал он. – От тебя требуется лишь одно: в нужный момент прикрикнуть на Тэрри.

Я чувствовал, как часто колотится у меня сердце.

– Алекс? – услышал я крик Джо‑Джо.

Я шагнул к Руэну.

– Но это не причинит вреда маме Кейти?

Глаза Руэна на отвратительном лице напоминали маленькие острые ножи. Он улыбнулся.

– Но разве она не причиняет вред Кейти?

– Алекс!

Я развернулся и побежал через сцену к своему месту. Джо‑Джо направилась ко мне, ее глаза как‑то странно смотрели на меня, и я запаниковал. А вдруг она заметила Руэна? Джо‑Джо наклонилась ко мне.

– Ты в порядке, Алекс?

Я кивнул, показывая, что все у меня хорошо.

– Точно?

Я вновь кивнул, мол, абсолютно уверен. Джо‑Джо улыбнулась и подпрыгнула, хлопнув в ладоши над головой.

– Отлично! Новый план, это касается всех. Управляющий театра сказал мне, что сегодня у нас чуть больше времени, поэтому мы можем устроить полный прогон и выправить недочеты.

Одни застонали, другие закричали: «Ур‑р‑ра!» Раз уж мы начинали сначала, то я играл и в первом акте. Попытался вспомнить новый анекдот, который хотел рассказать, но он вылетел из головы. Да и вообще мозг, похоже, превратился в сбившуюся пыль, какую приходится вытаскивать из трубки пылесоса.

Вернулся Руэн уже не Стариком, а Призрачным Мальчиком. Пересекая сцену, повернулся ко мне, улыбнулся, и его глаза были черными. Огни погасли, стало темно, но потом мои глаза приспособились. Гарет и Лиам брели по сцене, с оружием, с каждым шагом приближаясь к Руэну, и я чуть не вскрикнул, боясь, что они в него врежутся.

– Кто здесь? – крикнул Лиам.

Дым‑машина принялась укутывать сцену одеялом серебристого тумана. Над моей головой застрекотал проектор, но секундой позже Джеймс запустил какую‑то музыку, чтобы скрыть шум. На стене за спиной Лиама проектор начал показывать фильм, для которого снялся один из знаменитых друзей Джо‑Джо. На затуманенном фоне разглядеть лицо не представлялось возможным, мужчина действительно выглядел призраком. Он шел, но не приближался. Лиам его не видел.

Настал мой черед выходить на сцену. Я шагнул вперед между черных полотнищ, отгораживающих кулисы.

– Так кто здесь говорит о призраках? – громко спросил я, и Гарет с Лиамом чуть не выпрыгнули из штанов.

– Мы подумали, что это ты. – Лиам развернулся, ткнув ружьем в пустоту. – Две ночи кряду мы видели… что‑то.

– Что‑то? – повторил я, и пока Лиам рассказывал мне о призраке, туман стал гуще.

Руэн стоял на другой стороне сцены, рядом с проекцией призрака. Стоял и ухмылялся. Потом его голос зазвучал в моей голове.

«Алекс».

Я моргнул, попытавшись проигнорировать его. Призрак повернулся и снова пошел, причем казалось, будто он действительно направляется к нам.

– Да, этот призрак, демон, как ты его ни назови, – со страхом пробормотал Лиам, чуть изменив текст. – Ты решил, будто я обезумел, но я думаю, что он выглядит, как умерший король.

Я шагнул к Лиаму, помня слова Джо‑Джо, что я постоянно должен разворачиваться плечами к зрительному залу. Я помнил свою реплику, важную реплику, целиком из Шекспира, и Джо‑Джо говорила, что людям с деньгами надо, чтобы в пьесе оставался Шекспир, вот я и тщательно заучивал такие фразы.

– Да, я пронизан страхом и смущеньем. – И по моему голосу чувствовалось, что увиденное меня проняло.

Лиам посмотрел на проекцию движущегося к нам человека, и когда он шагал, Руэн находился рядом с ним, а у меня создалось ощущение, будто в глазах двоится, и голова пошла кругом. Лиам принялся кричать, и музыка стала громче, зазвучав как удары сердца. Мне следовало поднять свой бутафорский пистолет и нацелить его на призрака. Но вместо этого я посмотрел на него, а когда поднял голову, Руэн стоял в десяти футах от меня и тоже держал пистолет.

– Нет! – крикнул я, и он улыбнулся.

Пистолет блестел в свете прожектора. Музыка звучала все громче. Кто‑то закричал. Руэн поднял пистолет, прицелился в Лиама, и я услышал выстрел. Голову Лиама отбросило назад. Кровь хлынула изо лба. Он рухнул на сцену.

– Лиам! – Я подбежал к нему, упав рядом с ним на колени. Кровь била струей, образовала сверкающую лужу у его рук, только почему‑то не красная, как в фильмах. Черная.

Музыка оборвалась, и в зале вспыхнул свет. Я огляделся. Никакого Руэна, и проекция совсем не призрака, скорее похожа на домашнее видео на стене‑экране. Лиам наклонился вперед, и я увидел, что на его теле нет никакой крови. И он как‑то странно посмотрел на меня.

– Тебя трясет, – сказал он, садясь, и я хотел ответить, но так тяжело дышал, что не удалось произнести ни слова.

Джо‑Джо прибежала на сцену и выглядела совершенно потрясенной.

– Алекс! – воскликнула она. – Это было великолепно! Так реально, так убедительно! Ты придумал это по ходу пьесы?

– Я… я… – Больше я ничего сказать не мог, потом увидел пистолет в руке и бросил его на сцену. Джо‑Джо уже знаками подавала сигналы осветителям.

– Давай сделаем это снова. То же самое, пожалуйста, Алекс, – попросила она, но я покачал головой.

– Не хочу. – По ощущениям, меня словно вываляли в грязи, и мне больше всего на свете хотелось сейчас принять горячую ванну.

– Ты в порядке? – произнесла Джо‑Джо.

Я покачал головой.

– Мне надо уйти, – ответил я, и она кивнула.

– Хорошо, все, возвращаемся к плану А. Третий акт. По местам!

Я пропищал Джо‑Джо: «Спасибо», – а потом: «Извините».

– Все хорошо, Алекс, не бери в голову.

Я сбежал со сцены, в раздевалке распахнул свой шкафчик, переоделся, а когда добрался до дома, так долго сидел в горячей ванне, что пальцы порозовели и распарились.