Основные черты современной научной методологии

Каковы же основные черты современной научной методологии? Современная наука начинается с Галилея (1564-1642) и Ньютона (1642-1727), живших в эпоху первой научной революции. Для Ньютона научная деятельность – это поиск ограниченного количества математических законов, позволяющих вывести наблюдаемые в природе закономерности. С помощью открытых им законов движения и тяготения он очень точно описывал движение небесных тел. Главная критика Ньютоновской механики касалась отсутствия объяснения механизма гравитации, но классик отвечал: «Hypotheses non fingo» (гипотез не измышляю). То есть он отказывался объяснять свой принцип гравитации, для него было достаточно постулировать существование силы, посредством которой можно предсказать движение небесных тел.

Философия природы Ньютона приняла крайние формы у Конта (1798-1857) и его последователей-позитивистов. Для них основная задача науки – не объяснять, а описывать: ученый должен наблюдать за природой, ища закономерные события и надежные корреляции, на основании наблюдений он может предлагать научные законы (образцом здесь служит научная деятельность Ньютона). Для них как и для Ньютона научные законы – это математическое выражение наблюдений. Итак, для позитивистов задачей науки №1 является описание, из которого вытекает задача №2 – предсказание (на основе закона тяготения ученые предсказывают будущие затмения, появление комет, рассчитывают орбиты спутников и т.п.). Конечная цель науки, согласно философии позитивизма, – осуществлять контроль. Идеалом Конта было общество, управляемое наукой. И поскольку формирование психологии в 20 в. шло под влиянием идей позитивизма, то желание применить научно-психологические знания для управления обществом заметно повлияло на этот процесс.

Описание, предсказание и контроль для позитивистов – три единственные задачи науки. Желание же людей объяснить, то есть получить ответ на вопрос «Почему?» они считали опасной поблажкой метафизике и теологическим спекуляциям. Однако к середине 20 в. философия науки признала необходимость объяснений, и в 1948 г. Гемпель и Оппенгейм предложили – но в рамках позитивизма – модель объяснения.

Объяснение для Гемпеля-Оппенгейма– следствие научных законов. Свою модель они назвали дедуктивно-номологической(nomos – закон), то есть относящейся к закону, поскольку объяснение показывает, как событие подчиняется определенным научным законам.

Важнейшей чертой модели Гемпеля-Оппенгейма является то, что она подчеркивает: событие, нуждающееся в объяснении (explanandum), не может явно или неявно содержаться в законах или обстоятельствах, привлекаемых для разьяснения (explanans). Нарушение этого правила приводит к тому, что объяснение теряет силу.

Представим себе вопрос: «Почему данное вещество усыпляет?», и ответ на него: «Потому что оно обладает наркотическим действием». На первый взгляд объяснение дано, но когда мы узнаем, что «наркотический» означает «вызывающий сон», то видим, что объяснения нет, ибо по сути утверждается, что вещество усыпляет, потому что оно вызывает сон. То, что надо объяснить (explanandum), причина сна, в неявной форме содержится в разъяснении (explanans).

Конечно, можно придумывать красивые названия типа «наркотический эффект», выдавая их за объяснения событий, но максимум, что может скрываться за названиями – это предположение о наличии неких сил, вызывающих события (например, сил, вызывающих наркотический эффект). Предположение о наличии таких сил может стать первым шагом к пониманию, но не является объяснением (известно, что в качестве таких сил выступали бог, дьявол, ангелы, демоны, теплород, флогистон, эфир и т. п. – допущения, которые нельзя прямо или косвенно наблюдать, экспериментально проверить. Они привлекаются в качестве гипотез именно для объяснения непонятного, но такого рода объяснения неприемлемы для науки, и Ньютон и его наследники предпочли вовсе отказаться от объяснений («гипотез не измышляю»), чем дать лазейку суевериям.)

Именно то, что модель Гемпеля-Оппенгейма недвусмысленно указывает на необходимость разделять объясняемое (explanandum) и то, с помощью чего дается объяснение (explanans), делает ее основой для понимания научного объяснения. И это при том, что с момента своего возникновения дедуктивно-номологическая модель много и заслуженно критиковалась.

Самая противоречивая ее черта – уподобление объяснения предсказанию. Дело в том, что с точки зрения позитивистов Гемпеля и Опенгейма объяснить событие означает продемонстрировать, как оно может быть предсказано. Так, объясняя затмения, астрономы обращаются к законам Ньютона, законам, описывающим движение Солнца, Земли и Луны и, зная эти законы, они неоднократно предсказывали затмения в будущем и не ошибались. Отсюда вывод о симметричности объяснения и предсказания. Но такой вывод не всегда верен: если предсказать затмение на основе законов движения планет означает верно объяснить это явление, то правильно предсказать шторм на основе показаний барометра не значит объяснить происхождение шторма (показания барометра – следствие изменений в атмосферных процессах, а поскольку следствие не может предшествовать причине, данное предсказание не может быть объяснением шторма, у его возникновения – другие причины).

Но почему для позитивистов стало возможным уподобление объяснения и предсказания? Дело в том, что они рассматривают объяснения в качестве логических аргументов: ученый логически выводит (= предсказывает) событие из совокупности предпосылок. И поскольку они рассматривают научные законы лишь как человеческие изобретения – обобщение прошлых событий, то считают, что эти законы не управляют природой, то есть не являются причиной происходящего. Это значит, что для позитивиста законы Ньютона не являются причиной и не вызывают затмений; они просто позволяют нам логически заключить, что в будущем затмения будут (и все подобные заключения были верными).

Итак, позитивисты, начиная с их предтечи Ньютона («Гипотез не измышляю») и заканчивая нашими современниками – сторонниками Гемпеля-Оппенгейма – обходили вопрос о реальной каузальной (причинной) структуре природы. Они сосредотачивались на том, как ее можно предсказывать и контролировать. Они оправдывались тем, что есть множество знаний, которыми можно пользоваться, не задаваясь вопросом, почему же они работают (так врачи десятилетиями прописывали аспирин для снятия жара, не зная, почему он помогает, они только сейчас начинают понимать механизм действия аспирина).

Но понимать – хочется! Поэтому в качестве альтернативы дедуктивно-номологичес-кому был предложен каузальныйподход. Главная причина его появления – трудности позитивистов в различении предсказания и объяснения.

Мы уже видели, что предсказать – не всегда – объяснить. С другой стороны, квантовая физика показала, что можно объяснять некоторые события, исходя из законов квантовой механики, притом, что предсказать эти события принципиально невозможно. Это значит, что причины событий – истинные, объективные, а не только логические, выведенные из наблюдаемых предпосылок – существуют. Существуют законы природы сами по себе, независимо от оценки их надежности и полезности.

Но этого мало. Для психологов, пытающихся объяснить человеческое поведение, еще важнее то, что мы интуитивно принимаем объяснения, которые вообще ни на каких законах не основываются: большинство объяснений в повседневной жизни и истории получаются из соединения событий в причинные цепочки без упоминания каких-либо законов. На основании каких законов детектив раскрывает преступление? Он не привлекает законов природы, поскольку, даже если они существуют относительно поведения, их никто не знает, поэтому он показывает, как серии частных, уникальных событий привели, одно за другим, к преступлению. Мы чувствуем удовлетворение, узнав, что это жена отравила мужа, потому что у нее был любовник, хотя нет закона природы, гласящего, что все или большинство жен, имеющих любовников, убивают свих мужей. То есть не все объяснения соответствуют модели, включающей закон.

Каузалисты считают, что страх позитивистов перед метафизикой и суевериями и как следствие нежелание выходить за пределы фактов привел их к отказу от смысла и цели науки, которые состоят в проникновение в причинную структуру реальности, в открытие (а не изобретение) законов природы. Ведь наука, говорят они, достигла своих успехов, благодаря тому, что она – более или менее – права относительно того, как работает природа, она может предсказывать и контролировать, благодаря своей истинности, а не логической структурированности. Наука защищается от суеверий, жестко проверяя каждую гипотезу и сомневаясь в каждой теории.

Какой из обсуждавшихся подходов верен? Очевидно, что своя правда есть у каждого. Поэтому естественным представляется существование точки зрения, служащей дополнением к ним. Это прагматический подход, в соответствии с которым научно объяснение обусловлено как логическими (теоретико-познавательными, гносеологическими) факторами, так и факторами общественными и личными (субъективными, интуитивными). «Почему небо синее?» Существует целый ряд приемлемых ответов на этот вопрос – в зависимости от контекста, в котором он задан. Так для людей разного возраста полностью неверным объяснение будет только для малышей: «Потому что это лучший цвет для неба», ответы же, связанные со свойствами света, атмосферы и т.п. будут относительно верны – разными их делает контекст, в котором задан вопрос, ожидания вопрошающего и мнение отвечающего относительно того, каким следует быть самому подходящему ответу. Истина, содержащаяся в этом примере, справедлива для всей истории науки: объяснения меняются по мере того как развивается научное понимание проблемы.

Итак, мы видим, что ответ на вопрос о том, что считать объяснением, зависит от исторического, социального и личного контекста, и с этим фактом должна считаться любая общая теория объяснения. Мы видим также, что различия между каузальным и номологическим подходами к объяснению очень глубоки, поскольку основываются на принципиально различных идеях относительно того, чего может достичь наука. С точки зрения номологистов мы можем надеяться описать мир таким, каким видим его в нашем опыте; каузалисты считают, что можно пойти глубже и постичь тайную, невидимую причинную структуру Вселенной.

Этот спор известен как спор о реализме в науке. Проиллюстрируем его примером из истории науки. С конца 19 в. широкое признание получила атомарная теория, с помощью которой объясняли поведение газов и правила комбинаций химических элементов. Но как интерпретировать концепцию атомов? Позитивисты во главе с физиком Эрнстом Махом утверждали, что поскольку атомы нельзя увидеть, мнение об их существовании является верой, а не наукой. Мах говорил, что атомы – это гипотеза, придающая фактам смысл, но само их существование нельзя подтвердить. Во главе атомистов стоял Д. И. Менделеев, считавший, что атомы реально существуют, а их свойства и взаимодействия объясняют закономерности изобретенной им периодической таблицы. Для атомиста-реалиста Менделеева за пределами наблюдений лежит царство невидимых, но реальных вещей, о которых наука строит теории (то есть теории отражают реальность, содержат элемент истины). Для позитивиста-антиреалистаМаха единственная вещь, которую должна объяснять наука – это сами наблюдения. Теории же – это инструменты, орудия, помогающие предсказывать и объяснять события. Если это удается, теория считается полезной (без обсуждения вопроса о реальности, стоящей за ней, то есть о ее истинности), если нет, ее отбрасывают.

Видимо, большинство людей (и ученых) в глубине души – реалисты. Но открытия квантовой физики, в том числе ее последние открытия подтверждают скорее правоту антиреалистов (правоту Бора, а не Эйнштейна). Бор писал: «Не существует квантового мира, существует всего лишь квантовое описание». Последние же открытия квантовой механики позволяют предположить, что если за наблюдениями скрывается какая-то реальность, то она очень странная, поскольку в ней потенциально каждое событие во Вселенной мгновенно связывается с любым другим событием. Но точка в этом споре не поставлена, и наука объясняет мир с помощью теорий, независимо от того, кто, каузалисты-реалисты или номонологи-антиреалисты их продуцируют.