Перцептивной деятельность

Структура и механизмы процессов восприятия.

Коррекция. Дополнение. Фильтрация. Узнавание и предметные значения. Обследование и вероятностные оценки. Формирование перцептивного образа

Итак, мы обнаружили, что восприятия отражают уже не характер непосредственного воздействия раздражителей на рецепторы, а определенные значимые объективные свойства, отношения и структуры внешнего мира.

Как же происходит этот процесс? Каким образом изменчивый, переливчатый, текучий поток ощущений перерабатывается в предметное, структурное, атрибутивное и целостное чувственное отображение предметов и явлений окружающего мира, т.е. в восприятия?

Если сопоставить поток ощущений с вещами и явлениями, которые его порождают, то сразу обнаруживается, что их взаимное отношение не является однозначным. Характер возникающих ощущений зависит не только от свойств самих вещей, но и от условий их восприятия, а также от свойств рецепторов. В результате устойчивые свойства вещей отображаются в изменчивых неустойчивых ощущениях. Так, например, спектр лучей, отражаемых предметом, зависит не только от цвета самого предмета, но и от цвета источника освещения. Поэтому белый лист бумаги является белым лишь на солнце. Под облачным небом он голубой. Вечером при свете лампы он желтый и т.д. Величина проекции предмета на сетчатке глаза зависит, как мы видели, не только от размеров предмета, но и от его удаленности. Проекция формы предмета на сетчатку зависит от угла, под которым его рассматривают. Наконец, смещение проекций предметов на сетчатке зависит не только от их движения, но и от движений глаза и головы.

Таким образом, даже важнейшие устойчивые объективные свойства вещей — их цвет, размер, форма, движение — отражаются глазом вовсе не однозначно. Тот же самый предмет может иметь «для глаза» разную форму, цвет, размер, движение, в зависимости от положения в пространстве, освещенности и движений глаз.

Далее. Вся совокупность раздражений, отображающих свойства вещи в целом, как правило, не имеет возможности достичь рецепторов. Стены закрывают от нас окружающее пространство. Вещи заслоняют друг друга. Гаптокинестезические свойства вещей (вес, толщина, напряжение и т.д.) обычно находятся вне пределов досягаемости соответствующих рецепторов. Ограниченность объема внимания не позволяет всем поступающим раздражениям достичь сенсорных полей и отразиться в ощущениях и т.д.

Поэтому мозаики ощущений, порождаемые вещами, как правило, не отображают полностью даже чувственных свойств этих вещей. В результате объективная целостность вещей при рецепции разрушается.

Наконец, информация о значимых (отличительных) признаках вещей перемешана в ощущениях со случайной, незначимой, побочной. Ощущения, вызываемые вещами, определяются прежде всего тем, какие воздействия этих вещей достигают рецепторов, а не тем, насколько существенны соответствующие свойства вещей. Так, например, в каждый момент времени отчетливо различается только тот участок вещи, который проецируется в глазе на желтое пятно (находится в поле фо-веального зрения). Аналогично, при прикосновении к вещи тактильные ощущения сообщают о свойствах лишь того участка, к которому мы прикасаемся и т.д.

Поэтому мозаики ощущений, порождаемые вещами, как правило, не отображают однозначно категорий этих вещей (т.е. перцептивных классов, к которым они относятся).

Таким образом, в стремительном калейдоскопе сенсорных переживаний только какая-то часть отражает собственные объективные свойства вещей. А остальная часть (причем, значительная) отражает особенности условий рецепции, собственные движения организма, характер его взаимодействия с вещью и т.д.

Чтобы «прорваться» к собственным свойствам вещей, в этом переливающемся хаосе надо отфильтровать изменения ощущений, которые вызваны движениями рецепторов, от изменений, которые вызваны движениями самих вещей. В нем надо исправить искажения, порождаемые условиями рецепции, и выделить информацию об определенных собственных свойствах вещей, имеющих значение для целесообразного поведения и деятельности.

Тончайшая приспособленность нашей деятельности и поведения к условиям внешнего мира свидетельствует, что механизмы восприятия успешно справляются с этими задачами.

Так, например, несмотря на изменение величины проекции на сетчатке, размер предмета воспринимается как неизменный. А его видимое увеличение или изменение переживается как изменение линейного расстояния предмета от глаза (удаление или приближение). Форма предмета также переживается как устойчивая. А ее видимые изменения переживаются как изменения углового положения предмета в пространстве относительно глаза. Аналогично отдифференцировываются от предмета изменения ощущений, связанные с движением глаза и характером освещения.

Следовательно, восприятие действительно «ухитряется» правильно отражать устойчивые объективные свойства вещей вопреки субъективной изменчивости их сенсорных отражений. Это свойство восприятия называют его константностью.

В зависимости от того, устойчивость каких объективных свойств предмета отражается, говорят, соответственно, о константности цвета, константности размера, константности формы и константности движения (направления).

Аналогично, несмотря на фактическую неполноту ощущений, мы воспринимаем предметы целостно. Человек, который вошел по пояс в воду, не воспринимается нами, как потерявший половину туловища. Восприятие как бы добавляет его предполагаемое продолжение. Точно так же в примерах, которые мы приводим в конце лекции XV, восприятие как бы «дорисовывало» недостающие детали, объединяя разбросанные точки, штрихи или пятна в изображении целого предмета.

Эту способность заполнять недостающие звенья чувственных данных, организовывать кусочные ощущения в целостный образ называют конструктивностью восприятий.

Наконец, несмотря на сложный «коктейль» случайных сведений о реальности, который выплескивают ощущения, мы воспринимаем мир как совокупность определенных классов вещей (столы, стулья, люди, стены и т.д.). Это означает, что восприятие ухитряется отсеять случайные, незначимые сведения и выделить существенные признаки, определяющие значение чувственных данных, т.е. то, к какому классу вещей относится воспринимаемый объект. Эту способность называют избирательностью восприятия (а иногда — осмысленностью).

Итак, наш исходный вопрос теперь можно поставить более конкретно: с помощью каких функциональных механизмов достигаются константность, конструктивность и избирательность восприятия.

Чтобы ответить на него, наведем сначала более строгий порядок в тех фактах, которые мы рассмотрели. Прежде всего все эти факты имеют нечто общее. Они свидетельствуют, что «истинные» объективные свойства вещей отражаются ощущениями неоднозначно потому, что на характер ощущений влияют еще некоторые дополнительные факторы (условия рецепции, состояние организма, его движение и т.д.). Все такие посторонние «подмеси», которые добавляются рецепторами, мы назовем сенсорными помехами.

Из рассмотренных фактов видно, что эти помехи могут быть трех типов:

а) изменение фактически неизменных свойств объекта; назовем это сенсорными искажениями;

б) разрушение фактической целостности объекта; назовем это сенсорными потерями;

в) примешивание случайных, незначимых для объекта признаков; назовем это сенсорными шумами.

Задача функциональных механизмов восприятия может быть тогда определена как очистка от сенсорных помех той информации о реальности, которую дают органы чувств. Нетрудно заметить, что она складывается из процессов трех типов:

1. Исправление искажений. Назовем этот процесс перцептивной коррекцией. Она обеспечивает константность восприятия.

2. Восполнение пробелов. Назовем этот процесс перцептивным дополнением. Он обеспечивает конструктивность восприятий.

3. Очистка от шумов. Назовем этот процесс перцептивной фильтрацией. Она обеспечивает избирательность восприятия.

Начнем с выяснения механизма перцептивной коррекции сенсорных искажений, который обеспечивает константность восприятия. Для этого зададимся вопросом, в каких, собственно, случаях наблюдается константность восприятия формы, размера, цвета, движения, направления.

Общим ответом будет: константность восприятия наблюдается в тех случаях, когда изменения конфигурации и характера раздражений происходят не случайным образом, а по определенному закону. Например, форма и размеры предметов воспринимаются как неизменные в тех случаях, когда изменения их отображения на сетчатке происходят по законам перспективной проекции. Окраска предметов воспринимается как неизменная, когда длина всех отражаемых ими световых волн смещается на одинаковую величину. Предметы воспринимаются как неподвижные, когда все элементы их проекции смещаются на сетчатке по одному закону (например, параллельных друг другу) и т.д.

Таким образом, константность восприятия опирается не на неизменность (устойчивость) самих ощущений, а на неизменность (устойчивость) закона их изменения.

Перцептивная коррекция сенсорной информации о предмете, которую несут ощущения, заключается, соответственно, в обратном их изменении по тому же закону. Например, в восстановлении по проекции на сетчатке истинной пространственной конфигурации предмета, восстановления по параллаксу движения удаленности предмета и т.п. При этом сам процесс трансформации, по-видимому, дает дополнительную информацию об условиях восприятия, положении предмета в пространстве, его движении и т.д.

Попробуем проверить это предположение. Для этого обратимся к эксперименту. Создадим в нем максимально простую ситуацию, когда имеются всего два простых раздражителя. Пусть это будут два круглых светлых пятна на экране осциллоскопа. Начнем согласованно изменять по определенному закону основные характеристики этих раздражителей — их взаимное расположение, движение, размеры, интенсивность, цвет — и пронаблюдаем, как эти изменения будут отражаться в восприятии (опыты Г. Йоганссона).

I вариант опыта. Оба пятна движутся параллельно или друг за другом на неизменном расстоянии с одинаковой скоростью, вычерчивая любые траектории. Результат: они воспринимаются как связанные невидимой нитью или как темная полоска со светящимися концами (т.е. как один предмет).

II вариант опыта. Сохраняем параллельность движения, но одно пятно перемещается медленнее, чем другое. Результат: «быстрое» пятно воспринимается как расположенное ближе, чем «медленное» (т.е. разница скоростей «истолковывается» как параллакс движения).

III вариант опыта. Изменяем по определенному закону одновременное взаимное движение (т.е. взаимное расположение) пятен. Например, пусть пятна одновременно движутся по путям, перпендикулярным друг к другу (рис. 19 а). Результат оказывается неожиданным. Мы увидим как будто оба пятна движутся параллельно, навстречу друг другу наискосок с правого нижнего в левый верхний угол экрана, и при этом оба вместе перемещаются вкось — к правому верхнему углу экрана

(рис. 19 б).

о

Такая картина кажется абсолютно не отражающей фактическое положение вещей. Но математический анализ показывает, что она является абсолютно правильным векторным разложением движения пятен по осям координат на общие (т.е. неизменные) и различные (т.е. варьирующие) компоненты (см. рис. 19 в).

Иными словами, восприятие и здесь выделяет и отражает устойчивые закономерности изменения взаимного положения пятен, автоматически применяя те же математические преобразования, кбторые использует для этой цели кинематика (разложение на векторные составляющие). Оно расчленяет взаимное движение пятен на общие и различающиеся компоненты. При этом фактически разные (по направлению) скорости точек уравниваются, т.е. подводятся под один закон.

IV вариант опыта. Изменяем (чередуем) по определенному закону взаимную яркость пятен (т.е, интенсивность раздражителей). Результат: видим движущееся (качающееся) пятно неизменной яркости.

V вариант опыта. Изменяем по определенному закону взаимные размеры пятен (Эймз). Результат: видим удаляющиеся и приближающиеся пятна неизменного размера.

VI вариант опыта. Изменяем по определенному размеру также и цвет пятен (в V варианте). Результат: цвет пятен кажется неизменным, а его колебания воспринимаются, как изменения цвета освещения.

Подведем итог. В работе восприятия мы везде видим тот же общий принцип. Согласованное изменение структуры раздражений по определенному неизменному закону воспринимается как движение неизменных объектов (или изменение освещения). Иными словами, там, где это возможно, мозг предпочитает истолковывать изменения ощущений как результат изменения условий восприятия, как движения организма или объекта, как изменения освещения, а не как изменения самого объекта.

Генетическая причина этого, по-видимому, в том, что наш мир устойчив. За короткое время изменение структуры получаемых раздражений чаще всего происходит из-за движения (организма, самих предметов, источника освещения и т.д.). Поэтому такое истолко-вывание динамики сенсорных данных является наиболее вероятным. Пользуясь им, восприятие обычно оказывается право. Но вероятность не означает обязательность. Поэтому возможны случаи, когда восприятие ошибается, прибегая к своей стандартной интерпретации. Лабораторными примерами могут служить шесть опытов, которые мы описали выше, феномен фи-движения и др. А массовыми жизненными примерами использования этих «ошибок восприятия» в грандиозных масштабах служат кино и телевидение.

Итак, мы рассмотрели общий принцип перцептивной коррекции сенсорных данных, на основе которой обеспечивается константность восприятия. Возникает вопрос — а какими способами осуществляется этот принцип, т.е. каковы функциональные механизмы перцептивной коррекции сенсорных искажений?

Вопрос этот очень сложен и пока еще не выяснен полностью. Те факты, которыми располагает психология, позволяют выдвинуть здесь, по крайней мере, три гипотезы.

Первая из них опирается на факты, вроде тех, которые обнаруживаются в уже описанных опытах с надувными шарами, «необычными» игральными картами и т.п. Все эти опыты свидетельствуют о том, что в механизме перцептивной коррекции важную роль играют опыт и знания человека о действительных размерах определенных предметов, их «истинном» цвете и т.д.

К

ч

Сюда же относятся, например, опыты Эйзма с «ненормальными» комнатами. Он строил специальное помещение с искаженными против обычных пропорциями (скошенные стены, снижающийся потолок, разные

размеры противоположных сторон и т.п.). Пример одной из таких «Эймзовых комнат» показан на рис. 20. Наблюдателю, заглядывающему в окно, комната кажется прямоугольной. Но зато размеры всех предметов, находящихся в ней, видятся резко искаженными против действительных (см. рис. 21).

Аналогичные результаты дали опыты Эймза с «необычными» окнами трапециоидальной формы. Эти окна воспринимались, как прямоугольные и, соответственно, искажалось фактическое их положение (см. рис. 22).

Нетрудно заметить, что во всех описанных случаях восприятие «исходило» из обычной, т.е. привычной, формы соответствующих предметов (комнаты, окна). Оно как бы восстанавливало эту привычную форму, а отклонения от нее «истолковывало» как проективное искажение и, соответственно, определяло размер

предмета и его положение в пространстве. (Например, фактическая трапециоидальная форма окна интерпретировалась как проективное искажение «обычной» его прямоугольной формы, вызванное поворотом окна к фронтальной плоскости зрения. И окно виделось прямоугольным, но «полузакрытым», повернутым. На рис. 22 сверху показано фактическое, снизу — кажущееся положение окон.)

Отсюда вытекает, что при формировании восприятия психика перестраивает (реконструирует) исходные сенсорные данные на основе опыта и знаний индивида (Гибсон, Этнив, Колер и др.).

С точки зрения этой гипотезы, у вещей, которые встречались в опыте человека, имеются определенные устойчивые опознавательные (отличительные) признаки. Обнаружив эти признаки, психика опознает вещь и приписывает ей привычный известный размер, форму, цвет и т.д. Все же отклонения истолковываются как результат условий восприятия, положения вещи в пространстве, особенностей освещения, движений рецепторов или объекта и т.д. Так, например, узнав игральную карту, мы приписываем ей обычный размер. Если, как было в описанных опытах, карта фактически больше обычной, то это воспринимается как сигнал, что она ближе, чем в действительности. Разумеется, это возможно только в особых, искусственных случаях, когда нельзя сравнивать ее с размерами других знакомых предметов (т.е. все поле зрения пустое).

Такими исходными знаниями могут быть и «знания мозга» об определенных общих закономерностях окружающего мира. Например, «знания» законов перспективного сокращения размеров предметов при их проекции на сетчатку. Основываясь на этих «знаниях», мозг избирает наиболее вероятную интерпретацию непосредственных данных ощущений.

Например, мозг «предполагает», что свет всегда распространяется прямолинейно. Поэтому ложку, опущенную в стакан с водой, мы видим изломанной (и ошибаемся). Другое такое предположение заключается в том, что большинство окружающих объектов неподвижны по отношению к земле. Поэтому, если проекции на сетчатке большинства объектов движутся, это воспринимается как собственное движение рецепторов или индивида относительно объектов. При этом, например, поворот всех проекций вокруг оси зрения отвечает наклону головы; параллельный скачок вбок всех проекций — движению глаз или перемещению тела и т.д.

Таким образом, с точки зрения рассматриваемой гипотезы, в основе константности восприятия лежит поправка, вносимая в данные ощущений мозгом на основе имеющихся у него знаний о действительных свойствах вещей. Мозг исправляет искажения подлинных свойств вещей, возникающие в сенсорном отражении, заменяя «ложную» часть сенсорной информации верной информацией, которой он располагает. Он, так сказать, «перерисовывает» картину, которую дают ощущения, опираясь на свой прошлый опыт.

Это — наиболее старая и простая теория константности восприятий. Она, как мы видели, хорошо подкрепляется многими фактами и поэтому имеет немало сторонников до сегодняшнего дня.

Однако, при всем этом, в изложенной гипотезе есть изрядные дефекты.

Во-первых, из этой гипотезы вытекает, что ощущения «обманывают» мозг и только опыт и «мудрость» его выручают, позволяют исправить положение. Получается, что мозг не столько опирается на данные ощущений, сколько борется с ними, а органы чувств —не столько свидетели реальности, сколько лжесвидетели. Получается, что между ощущениями и восприятиями существует провал, заполняемый опытом, а характер восприятия в значительной мере не соответствует характеру раздражений, сообщающих о внешнем мире. Все это выглядит маловероятно и открывает широкую дорогу всяким идеалистическим домыслам.

Во-вторых, имеются и экспериментальные факты, которые ей противоречат. Например, многие опыты (Эймза, Ительсона и др.) доказали, что константность цвета, размера, формы и движения имеет место и при восприятии совершенно незнакомых предметов. Спрашивается, откуда в этом случае мозг получает информацию, нужную, чтобы внести соответствующие поправки?

Это противоречие пытается преодолеть другая теория константности. Ее сторонники утверждают, что ощущения вовсе не обманывают мозг и не искажают фактических свойств реальности. Они отражают ее верно. Дело только в том, что ощущения отражают слишком многое, те. дают избыточную информацию.

Например, как мы видели, размер проекции объекта на сетчатке зависит не только от его величины, но и от угла зрения, т.е. расстояния до предмета. Цвет зависит не только от окраски предмета, но и от цвета освещения. Форма проекции — не только от формы самого предмета, но и от его положения относительно глаза и т.д. По отношению к свойствам самого объекта все эти факторы выступают как помехи.

Чтобы извлечь информацию о подлинных свойствах вещей, надо как-то уничтожить эти помехи. Возможно ли это? Теория информации отвечает — да! Самый простой способ для этого следующий: надо повторить помеху с обратным знаком. Такой способ борьбы с помехами называют компенсацией.

Излагаемая гипотеза исходит из того, что перцептивная коррекция сенсорных искажений осуществляется именно таким способом (Холдт, Брунсвик и др.). Поэтому данную гипотезу о механизмах константности восприятия можно назвать теорией перцептивной коррекции через компенсацию сенсорных искажений (принцип обратной афферентации).

Если метод поправки заключается в вычитании помех на основе знания того, каким должен быть принимаемый сигнал, то метод компенсации заключается в суммировании помех на основе знания, какие помехи должны добавиться к сигналу при его передаче и приеме.

Нетрудно заметить, что этот способ коррекции проще. При его использовании не требуется знать действительные свойства вещей, а достаточно знать, какие искажения вносят в информацию о них канал связи и приемник, т.е. в нашем случае — рецепторы и аффе-рентация нервной системы. Если объективные свойства вещей бесконечно разнообразны и заранее знать их все невозможно, то свойства рецепторов и афферентных путей определены и заданы организму заранее. Поэтому в принципе возможен механизм, который их учитывает и автоматически генерирует компенсирующие сигналы.

Гипотеза компенсации и предполагает, что такие механизмы у мозга имеются. Они встроены в него и автоматически обеспечивают непрерывную перцептивную коррекцию текущих сенсорных данных.

Как же работают эти механизмы? Или, иначе, как вырабатываются, откуда берутся компенсирующие сигналы, которые обеспечивают перцептивную коррекцию сенсорных искажений?

Эксперименты показывают, что такие сигналы могут генерироваться следующими способами:

1. Сигналом от особого анализатора, который специально чувствителен к определенным движениям тела в пространстве. Например, при наклоне головы стато-литовый аппарат (во внутреннем ухе) возбуждается и посылает в зрительные поля сигнал, который поворачивает изображение, получаемое с сетчатки, в противоположном направлении. Доказательством этого может служить головокружение после остановки быстрой карусели. Хотя карусель остановилась, статолнтовый аппарат по инерции еще некоторое время возбужден. И это остаточное возбуждение генерирует сигналы, которые заставляют окружающий мир кружиться у нас в глазах в противоположном направлении.

2. Сигналом от мышц, которые приводят в движение рецептор. Например, при движении глаз от глазодвигательных мышц поступают компенсирующие сигналы, которые соответственно сдвигают изображение в обратном направлении. В результате воспринимаемый мир остается неподвижен. Доказательством существования таких сигналов могут служить опыты, в которых глаз двигают внешней силой. Глазодвигательные мышцы в этом случае не работают. Компенсирующий эфферентный сигнал не возникает. И весь мир в глазах человека начинает смещаться. То же доказывается опытами, в которых глаз насильно удерживает, когда человек хочет взглянуть в сторону. Глазодвигательные мышцы напрягаются. Они посылают сигнал. И весь окружающий мир совершает скачок, хотя глаз не двигается (Корнмиллер).

3. Сигналом, который генерируется самим анализатором благодаря избыточности информации, сообщаемой ощущениями. Под избыточностью понимается наличие определенной закономерности в изменениях потока ощущений.

Например, константность цвета автоматически обеспечивается законом распределения яркостей в зрительном поле. Самое яркое поле становится эталоном белого цвета, а цвет остальных участков оценивается по разности яркостей, т.е. вычитанием их из самого яркого. Аналогично все согласованные движения элементов зрительного поля (вызванные движением тела) компенсируются и остаются только отклоняющиеся собственные движения объектов.

Если в лаборатории создают условия, которые не соответствуют предвосхищаемым, то возникают ошибки восприятия. Примером могут служить опыты, при которых движение предметов наблюдают в зеркале, через искажающие призмы, помещают человека в качающуюся комнату и т.п. Во всех этих случаях константность движения и направления нарушается. Жизненными примерами таких нарушений могут служить ощущение, что мост плывет навстречу реке, при взгляде с моста на течение. Или, например, впечатление, что луна бродит среди облаков, тогда как в действительности облака плывут на нее. Сюда же относится впечатление, что поехал состав за окном вагона, когда поезд, в котором мы находимся, плавно трогается с места. Во всех этих случаях, как неподвижные воспринимаются согласовано движущиеся обширные участки поля зрения (река, облака, купе вагона). А как движущиеся воспринимаются небольшие участки поля зрения, движение которых отклоняется от этого всеобщего смещения (мост, луна, кусочек поезда за окном).

Фактически, по-видимому, одновременно работают все эти механизмы генерирования компенсаторных сигналов, усиливая друг друга. В связи с этим может возникнуть ситуация, когда разные компенсаторные сигналы начинают противоречить друг другу. Такое положение возникает, например, в кабине космического корабля, когда (в невесомости) сигналы статоли-тового аппарата противоречат сигналам зрения. Стато-литовый аппарат сигнализирует, что положение тела не изменилось (ведь он реагирует на направление силы тяжести), а зрение говорит об обратном. Другой пример — когда мышечные сигналы противоречат зрительным, имеет место при ношении искажающих призматических очков, которые приближают и смещают изображения вещей.

Опыты показывают, что в таких чрезвычайных случаях мозг мобилизует еще один механизм перцептивной коррекции, а именно механизм статистической оценки и вероятностного выбора. Например, при использовании призматических очков возникает противоречие между информацией о расстоянии до предмета, которую дают конвергенция и аккомодация. В этом случае восприятие обычно «избирает» среднее решение. Иногда решения чередуются, происходят как бы колебания восприятия. Так, например, при помещении человека на прямостоящий стул в наклонной комнате, испытуемому кажется попеременно, то будто он наклонен, а комната прямая, то будто комната наклонена, а стул стоит прямо.

С точки зрения рассмотренной гипотезы перцептивная коррекция не происходит путем отбрасывания искаженных ощущений и замены их верными, а посредством определенной математически корректной трансформации исходных сенсорных данных.

При этом информация, необходимая для перцептивной коррекции, извлекается не из хранилищ мозга, а из самих ощущений. Возможность для этого кроется в избыточности информации, сообщаемой ощущениями, т.е. наличии определенных закономерностей в изменениях структуры ощущений, порождаемых движением рецепторов, изменением освещения, расстояния до объекта и т.д. Перцептивная коррекция, собственно, и заключается в уничтожении этой избыточности. Достигается это путем обратного преобразования ощущений по тому же закону.

Спрашивается, откуда мозг узнает об этом законе? Некоторые психологи (Гельмгольц и др.) считали, что он достигает этого таким же путем, как ученый, который выявляет законы, управляющие изменениями явлений. А именно — через анализ, рассуждения и умозаключения. Только все эти процессы человеком не сознаются («бессознательные умозаключения»). Иными словами, перцептивная коррекция достигается путем своеобразного «бессознательного мышления», которое исправляет «ошибки» органов чувств. Например, оно «знало» правила векторного разложения движений задолго до того, как наука их открыла. Более того, поскольку константность восприятий наблюдается и у животных, их «бессознательное мышление» тоже все это «знает», включая например, принципы неэвклидовой геометрии и т.п.

Все это выглядит маловероятно и неубедительно. С таким же успехом можно сказать, что радиоприемник «знает» формулы и законы преобразования высокочастотных электромагнитных колебаний в речь и музыку.

Значительно вероятнее, что обнаружение закономерных искажений, которые вносятся в отражение предмета органами чувств, и обратное преобразование (коррекция) происходят автоматически. Для этого достаточно, чтобы мозг обладал устройствами, специально чувствительными к такого рода искажениям. Иначе говоря, мозг должен располагать детекторами закономерных изменений, возникающих в ощущениях при движении рецепторов, перемещении тела, предметов, смене освещения и т.п. Так, например, если все элементы проекции на сетчатке смещаются параллельно, это возбуждает специальную группу нейронов, которая посылает два сигнала: один, который смещает изображение в обратном направлении, и другой — который порождает переживание собственного движения организма. В итоге у человека появляется восприятие собственного движения относительно неподвижного окружающего мира.

Если вернуться к нашему примеру с радиоприемником, то детекторы можно сравнить с резонансными фильтрами, настроенными на определенную форму сигнала. Поэтому они и откликаются (резонируют) сильнее всего на такие сигналы. Можно сказать, что они моделируют соответствующие специфические свойства сигналов и поэтому могут обнаруживать сигналы с такими свойствами, а также реагировать на них.

Как уже указывалось ранее, такие модели регулярных сенсорных искажений, используемые мозгом для целей их перцептивной коррекции, можно назвать сенсорными эталонами константности.

Какая же из описанных гипотез верна? Ведь все они опираются на факты. По-видимому, при перцептивной коррекции работают все рассмотренные способы исправления сенсорных искажений — и реконструкция верного образа предмета на основе учета прошлого опыта, и компенсация искажений на основе учета свойств рецепторов, и выбор решений на основе сопоставления сигналов различных органов чувств. Задача извлечения объективной информации о свойствах реальности настолько важна для организма, что ее решение обеспечивается целым набором различных параллельно действующих, дублирующих и контролирующих друг друга функциональных механизмов.

Мы уже видели, что этот принцип дублирования, взаимного дополнения и взаимокорректировки природа использует для регуляции всех жизненно важных функций организма (например, в сочетании гуморальной, вегетативной и центральной нервных систем, в параллельной работе двух полушарий головного мозга, в множественности рецепторов и т.д.).

Недавно кибернетика математически показала, что именно этот принцип позволяет решать задачу получе-ни я надежных систем из ненадежных элементов. Что касается природы, то, как видим, она открыла этот принцип задолго до кибернетики.

Рассмотрим теперь вторую линию борьбы мозга с помехами, которые вносят в отражение реальности органы чувств, а именно способы его борьбы с потерями информации. Иными словами, выясним механизмы перцептивного восполнения потерь сенсорной информации, обеспечивающие конструктивность восприятия.

Для этого рассмотрим сначала, в каких случаях и в каких формах появляются у восприятия элементы, отсутствующие в исходных чувственных данных, точнее — элементы, которые не могут быть построены только на основе сенсорной информации, получаемой от объекта в момент восприятия.

Такие перцептивные дополнения могут быть модальными — «открытыми», т.е. относящимися к видимым частям объекта, и амодальными — «закрытыми», т.е. относящимися к заслоненным, перекрытым частям воспринимаемого объекта.

Отличительной особенностью модальных дополнений восприятия является то, что человек не замечает никакой разницы между частями чувственного образа, которые «добавлены из головы» и которые отвечают фактическому сочетанию действующих раздражителей.

Классическим примером такого дополнения может служить заполнение в восприятии того участка окружающего мира, который проецируется на слепое пятно.

Эта область сетчатки нечувствительна к свету и не посылает поэтому никакой информации в мозг. Однако, никакой пустой «дыры» в окружающем мире мы не замечаем. Мозг заполняет ее на основе информации, получаемой от окружающих участков. Доказательством может служить эксперимент с рисунком 23.

Если на расстоянии 10—15 см, закрыв пра-

Рис. 23

вый глаз, смотреть левым на крестики, то черная полоска воспринимается как непрерывная. Белые круги проецируются как раз на слепое пятно. Поэтому мы его не видим, а восприятие дополняет эту «дыру», продолжая на нее полоску. Аналогичное явление можно наблюдать на втором рисунке (исчезает крестик).

При амодальных дополнениях «перцептивная добавка» выступает несенсорно как некоторое «перцептивное знание». Например, когда перед домом стоит дерево, мы не видим частей здания, заслоненных этим деревом. Однако, дом не воспринимается, как «разрезанный надвое». Восприятие как бы знает, что он завершается за перекрытием. Дом все равно воспринимается как целый (см. рис. 4).

Как модальные, так и амодальные дополнения могут осуществляться в формах:

а) заполнения (примеры: заполнение области, проецирующейся на слепое пятно; заполнение пробелов в точечных фигурах; феномен «прозрачности» узкого объекта, помещенного близко перед глазами при бинокулярной аккомодации на бесконечность; феномен «прозрачности» полоски, перекрывающей движущуюся фигуру и др.);

б) расширения (примеры: кажущееся продолжение во все стороны цветной поверхности, рассматриваемой через отверстие; продление прямых в соответствии с их направлением, наблюдаемым через отверстие и др.);

в) завершения (примеры: уже упоминавшееся целостное восприятие объекта при его частичном перекрытии; продолжение фона за объект; феномены «удвоения», т.е. разложения сложной фигуры на две простых, из которых одна перекрывает другую и др.).

Как же происходят такие перцептивные дополнения? Чтобы ответить на этот вопрос, проведем эксперименты, в которых будем постепенно уменьшать количество сенсорной информации, получаемой человеком от объекта, и пронаблюдаем, как механизмы восприятия будут справляться с этим все возрастающим дефицитом информации.

Такие эксперименты были проведены нами в лаборатории психологии Владимирского педагогического института. Варьирование количества сенсорной информации, получаемой от объекта, достигалось тем, что изображения различных предметов демонстрировались на экране тахистоскопа с разными экспозициями (от 0,01 сек до 0,60 сек). Чем короче время демонстрации изображения, тем меньше сенсорной информации о нем успевает поступить в мозг. (Чтобы результаты не искажались инерцией ощущений, сейчас же за изображением демонстрировалось «забивающее» поле в виде мраморной сетки). Сами демонстрируемые изображения определенным образом деформировались. Например, у них отсутствовала какая-нибудь необходимая часть (предположим, у изображений животных — голова), или был частично разрушен контур, или давалась только какая-то одна отличительная часть объекта и т.п.

Результаты эксперимента оказались следующими:

1. При слишком малом количестве поступившей сенсорной информации (экспозиции меньше, чем 0,34— 0,39 сек) восприятия вообще не возникало. Испытуемый просто ничего не видел, кроме промелькнувшей на экране вспышки света.

2. При некотором увеличении объема поступающей сенсорной информации (экспозиции 0,330—0,410 сек) возникает ошибочное узнавание. Например, демонстрировалось изображение слона (без головы), а испытуемому кажется, что промелькнуло «что-то вроде автомобиля». Вместо человека (без головы) видится «что-то, кажется, цилиндр» и т.п.

3. При дальнейшем увеличении экспозиции (0,380— 0,425 сек) появляется верное, но обобщенное узнавание («какое-то животное»).

4. При увеличении экспозиции до 0,425—0,480 сек возникает модально дополненное целостное восприятие. Испытуемый видит слона, но не замечает, что в изображении отсутствует голова. Вернее, он отчетливо видит и фактически отсутствующую голову. Аналогично контурное изображение оленя, которое снизу разорвано (часть брюха и задние ноги отсутствуют) видится целым и замкнутым и т.п.

5. При экспозиции, дольше 0,440—0,540 сек восприятие правильно отображает рисунок. Испытуемый видит слона без головы, оленя, у которого недорисовано брюхо и т.п. Перцептивное дополнение здесь приобретает амодальный характер.

Итак, модальное перцептивное дополнение возникает в наших экспериментах лишь при экспозициях не меньше, чем 0,425—480 сек, и исчезает при экспозициях, длительнее чем 0,440—0,540 сек.

Почему же оно имеет место только в этом интервале? Мы помним, что длительность экспозиции определяет объем сенсорной информации об изображении, которую успевает получить испытуемый. Значит, включение механизмов перцептивного дополнения как-то связано с объемом текущей сенсорной информации об объекте. Но как?

Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим, что предшествует появлению модального перцептивного дополнения и что следует после его исчезновения. До него идет, как мы видели, узнавание, сначала ошибочное, затем обобщенное. Но узнавание предполагает знание. На перцептивном уровне психики «знать» означает иметь в перцептивном словаре соответствующий эталонный образ. Поступающая сенсорная информация, по-видимому, как-то соотносится с этими эталонными образами. При этом, как мы уже видели, эталонные образы фиксируют какие-то общие перцептивные признаки, характерные для целого класса объектов. А текущее восприятие добавляет в образ индивидуальные сенсорные свойства, отличающие данный конкретный объект.

Во втором варианте эксперимента текущая сенсорная информация еще очень недостаточна. Выхваченные в ней признаки часто оказываются случайными, входящими в эталонные образы, которые не имеют прямого отношения к демонстрируемому объекту. Тогда-то и возникает переживание узнавания объекта, не имеющего никакого отношения к демонстрируемому (ошибочное узнавание).

Когда объем текущей сенсорной информации увеличивается, он становится достаточен для обнаружения подходящего эталонного образа. Возникает верное узнавание. Но информация об индивидуальных отличительных свойствах объекта еще недостаточна. Узнавание носит обобщенный характер.

Еще увеличим экспозицию. Теперь уже текущая сенсорная информация несет достаточно много сведений о конкретных индивидуальных свойствах объекта, что-

бы построить его образ. Однако, она еще недостаточна, чтобы заметить его отличия от эталонного образа. Тут-то и возникает явление перцептивного дополнения. Испытуемый не просто узнает, а отчетливо видит изображение. Но при этом, столь же отчетливо не замечает, что в изображении чего-то не хватает по сравнению с эталонным образом.

Итак, мы обнаружили, что перцептивное дополнение возникает в пограничных случаях, когда информации, полученной от объекта, больше, чем необходимо для его смутного узнавания, но меньше, чем необходимо для его полного конкретного отображения.

Под «больше» мы понимаем наличие в сенсорной информации данных об индивидуальных свойствах объекта, которые не входят в соответствующий эталонный образ как отличительные. По-видимому, при нормальном восприятии такая относительная избыточность информации, поступающей от объекта, по сравнению с информацией, содержащейся в соответствующем эталонном образе, служит сигналом «реальности» восприятия,дает ощущение «живого впечатления» (в отличие от представления).

В рассматриваемом граничном случае подобная избыточность уже частично имеется. И это становится сигналом для переживания всей информации, участвующей в перцепции (в том числе информации, привлеченной из памяти), как «живого впечатления».

Нетрудно заметить, что описанные условия имеют место не только при тахистоскопическом предъявлении изображений (с «забивающим» фоном). Они возникают и при беглом обзоре окружающего мира, при восприятии быстро возникающих и исчезающих или удаляющихся объектов, при быстром и разнообразном движении многих объектов в поле зрения и т.д. Короче, описанные условия широко встречаются в жизни любого подвижного организма, существующего в подвижном изменчивом мире.

Итак, механизм перцептивного дополнения сенсорных потерь по принципам своей работы оказался близок к механизму перцептивной коррекции сенсорных искажений. В основе его функционирования тоже лежит использование избыточности сенсорной информации и перцептивных эталонов, а также механизм обратной афферентации. Только теперь в дело включаются не эталоны типовых искажений, вносимых органами чувств, а наоборот, срабатывают эталоны отличительных признаков определенных классов вещей.

В обоих случаях звено обратной афферентации служит тем механизмом, с помощью которого снимаются сенсорные помехи. Только при обеспечении константности восприятия обратная афферентация подает на сенсорный вход отрицательную информацию. Она компенсирует искажения, вписывая их с обратным знаком в поступающие ощущения. При обеспечении же целостности восприятия обратная афферентация подает на сенсорный вход положительную информацию. Она компенсирует потери, вписывая соответствующую дополнительную информацию в поступающие ощущения.

Рассмотрим, наконец, механизмы фильтрации сенсорных шумов, которые обеспечивают избирательность восприятия.

Для этого сначала попробуем выяснить, какие факторы определяют отбор сенсорной информации из потока раздражений, обрушиваемых внешним миром на рецепторы. Один из экспериментальных путей к этому — создавать неоднозначную стимуляцию и наблюдать, что влияет на отбор тех или иных ее сторон для формирования восприятия (перцептивного образа).

Эти наблюдения сразу показывают, что мы неодинаково реагируем на воздействующие стимулы. Некоторые из них отображаются в сознании отчетливо, другие — смутно, а третьи — вообще отсеиваются. Так, например, сосредоточенно читая книгу, мы почти не видим ничего вокруг, не замечаем тикания часов, иногда даже не слышим разговоров вокруг, музыки по радио, давления со стороны спинки стула и т.д. Все эти стимулы, которые фактически бомбардируют наши органы чувств, не допускаются в сознание, не включаются в содержание нашего восприятия.

Такую избирательную фокусировку восприятия только на некоторых сторонах окружающего мира называют вниманием.

Значит направление внимания — первый фактор, определяющий избирательность восприятия.

Эксперименты показывают, что такой перцептивный отбор у разных людей может быть направлен на разные стороны объектов. Например, в одном из опытов людям показывали на экране тахистоскопа с очень короткой экспозицией изображения, содержавшие несколько предметов, различающихся по цвету и размеру. Когда затем их просили рассказать, что они видели, одни испытуемые могли сообщить только о количестве предметов, другие — о их цвете, третьи — о размерах. Остальные же детали изображения оказались у каждого невоспринятыми.

Между разными раздражителями, разными признаками вещей, наконец, разными объектами как бы идет борьба на право быть представленными в восприятии. Выбор вниманием тех или иных из них дает перцептивное разрешение этого конфликта. Этот выбор представляет собой своего рода решение, какая информация о реальности существенна в данный момент для оценки реальности и реагирования на нее.

Исследования показывают, что преимущества в таком отборе дают прежде всего наибольший размер, наибольшая интенсивность, наибольшая частота и наибольшая яркость (контрастность, выделенность, окрашенность) стимула, а главное — его новизна. Последнее свойство, как правило, вызывает немедленное переключение фокуса восприятия на стимул (срабатывает безусловный ориентировочно-исследовательский рефлекс).

Но новизна, как мы уже видели, это просто житейское обозначение для информации. Значит, первый наш вывод — механизм перцептивной фильтрации отбирает прежде всего сигналы, несущие новые сведения, т.е. информацию о реальности. И обратно, неизменные длительно действующие стимулы благодаря адаптации постепенно перестают замечаться. Информация о них допускается в мозг все более скудной дозой. Детали их растаивают, перцептивный образ скуднеет и тускнеет, пока не остается лишь беглое общее узнавание. Так привычка «съедает» постоянно окружающие нас обычные неизменные предметы и образы: лица родных, дома на нашей улице, вещи, к которым привыкли и т.д. Мы смотрим на них, но не видим. Поэтому мы хуже всего знаем то, что ближе всего к нам. Например, собственное лицо, которое видим каждый день в зеркале (это, конечно, не относится к тем, кто специально занимается своим внешним обликом: артистам, кокетливым женщинам и т.д.).

Существенность информации определяется не только ее количеством, но и качеством, т.е. ее ценностью для индивида. И действительно, эксперименты показывают. что интересность, важность, полезность объекта также привлекает к нему внимание. Это означает, что вторым фактором, влияющим на избирательность восприятия, являются нужды и потребности человека, его влечения и интересы, цели и мотивы. Так, например, в одном опыте испытуемым показали на экране смутные пятна и давали общее указание, что надо отыскать: «что-то на столе», «людей, которые что-то делают» и т.д. Одной части испытуемых картины показывали через час после еды, другой через 4 часа, а третьей — через 16 часов. Чем голоднее были испытуемые, тем больший процент их «видел» что-то относящееся к еде (хотя фактически на экране вообще не было никаких изображений). Эту особенность восприятий давно отметил и народный опыт («голодной куме все хлеб на уме»). Аналогично, напуганный человек видит в полной тьме какие-то устрашающие фигуры, слышит тревожащие звуки и т.д. («У страха глаза велики».)

Другой вид опытов с неопределенной стимуляцией — это так называемые «тесты Роршаха». Они представляют собой чернильные кляксы неопределенной формы. (Чтобы получить такое пятно, надо капнуть на бумагу каплю чернил, согнуть по ней бумагу пополам и размазать чернила.)

Рассматривая его, разные люди усматривают в нем различные образы.

Аналогично, мы видим какие-то картины в нагромождениях облаков и т.п. Анализ ответов показывает, что «увиденное» человеком в этих случаях обычно так или иначе связано с его желаниями, интересами, тревогами и надеждами. (Поэтому приведенный тест используют для изучения личности.)

Итак, наш второй вывод — механизм перцептивной фильтрации отбирает сигналы, несущие информацию о свойствах реальности, важных для человека, затрагивающих его потребности, влечения, интересы, мотивы, чувства, отношения к миру.

В патологических случаях этот механизм может совершенно извращать картину реальности, строить восприятия, которые совершенно не соответствуют действительности. Это так называемый «бред отношений». Например, шизофреник, терзаемый манией преследования, видит везде угрожающие ему действия и предметы. Вот красочное (и точное) описание восприятий такого больного, сделанное И. Губерманом. «В трамвае женщина как-то странно глянула на него и поправила прическу. Знак! Мужчина рядом полез в карман. За оружием! Вытащил носовой платок? Что-то помешало.... Неизвестные доброжелатели, не показываясь на глаза (и не надо, а то бы он и их заподозрил), сообщают ему голосами из невидимых укрытий, что делают преследователи... Ему подбрасывают вещи — не возьмет ли он их. Распространяют о нем чудовищные слухи. Печатают намеки в газетах. Он обратился в милицию за помощью, но преследователи оказались и тут — они уже были в форме. Его доставили в больницу, чтобы умертвить тайком — и вот бандиты, переодетые врачами, ежедневно подсыпают яд в его пищу».

Так, страхи, тревоги, ожидания вписываются в восприятие мира, окрашивают его, организуют и даже подменяют собой фактические ощущения. Здесь работают те же механизмы отбора признаков (а в галлюцинаторных переживаниях еще и дополнения), которые имеют место при конструировании обычного восприятия, но чудовищно гипертрофированные, вырвавшиеся из-под контроля разума. «Все начинает работать на совпадении. Столовые и буфеты закрываются, когда он идет обедать; хочет пить — поблизости нет воды; заходит в магазин — там выстроена хмурая очередь. В мастерской дали черный халат — чтобы напомнить о черноте его души. Встречается машина, развозящая хлеб — предупреждение, чтобы больше не ел, пища — все равно отравлена. На стене портрет умершего ученого — знак, что и его скоро изведут. Вместо чайных ложек дали столовые — преследователи хотят узнать о нем побольше. Дорогу пересек трамвай — его хотят отрезать от людей. Машины и троллейбусы провожают его фарами, встречные — глазами, на автомобиле знак красного креста предупреждает о скором несчастье. Значение имеет все, и окружающие понимают этот язык знаков — переговоров убийц, сужающих кольцо. В соседнем доме играет пианино — это условный шифр, сообщение о его последних поступках. Смятый задник тапочек у дежурной сестры означает: больные, молчите!»

Обратите внимание — организация восприятий идет здесь прежде всего через искаженные значения. Случайные события и признаки истолковываются как несущие важную информацию. Шумы беспрепятственно проникают и начинают господствовать. К этой роли значений в организации восприятия мы еще вернемся.

Следующий фактор, который определяет отбор информации и характер восприятия — это задача, которая стоит перед человеком в данный момент. Так, например, шофер, ведущий машину, отчетливо воспринимает огни светофоров, движения милиционеров-регулировщиков, положение движущихся рядом машин. Тот же шофер, едущий в качестве пассажира-туриста в новом для него городе, может не замечать всего этого, а видит, главным образом, здания, архитектурные особенности и т.д. Если в тахистоскопическом опыте поставить перед испытуемыми определенную задачу, например, определить количество объектов, то восприятие выделит именно этот признак. А размеры, например, человек может уже не заметить, хотя в «свободном варианте», возможно, выделял именно их. В том же самом лесу беззаботный турист увидит одно, грибник — другое, охотник — третье, лесник — четвертое, а разведчик-военный совсем уже другое.

Короче, восприятие призвано регулировать наше поведение и деятельность. Поэтому его содержание всегда определяется задачами, целями и характером нашего поведения и деятельности. И это — третий вывод: механизм перцептивной фильтрации отбирает сигналы, которые несут информацию, нужную для регулировки осуществляемых действий, поведения, деятельности в соответствии с их задачами.

Следующий, четвертый фактор — опыт и знания человека. Так, например, где обычный горожанин видит просто траву, червяков, мух, там ботаник видит множество разных видов растений, энтомолог — определенные виды насекомых, членистоногих и т.д. В одном эксперименте (Бэгби) испытуемым давали десять пар диапозитивов для просмотра через стереоскоп. С одной стороны диапозитива помещали изображения объекта, хорошо знакомого мексиканцам (бой быков, черноволосая девушка, пеон). С другой стороны — изображения объекта, хорошо знакомого американцам (игра в бейсбол, девушка-блондинка, фермер). Эти пары фотографий имели сходство по конфигурации, структуре, распределению светотени. В подавляющем большинстве случаев американцы видели только то, что было им хорошо знакомо, а мексиканцы — только сцены, близкие их опыту. (Например, в стереопаре: «игра в бейсбол — бой быков» американцы видели только первое, а мексиканцы — только второе.)

Такое связывание признаков объектов со своим опытом и знаниями и придает смысл всему, с чем человек сталкивается. Этот процесс выражается в осмысленности восприятия. Мы видим столы, стулья, людей, разъяренную собаку, слышим тревожный гудок или радостное восклицание, а не просто фигуры и звуки. Такое отнесение действующих на нас стимулов к определенным категориям наших знаний и опыта и есть их осмысление. Оно-то и определяет, какие признаки выделяются как существенные.

Так, ребенок, увидевший похороны, воскликнул: «Мама, смотри, несут покойника, а за ним какая большая очередь!». Для него существенным признаком оказалась процессия, а не сам покойник.

Итак, четвертый вывод: механизм перцептивной фильтрации отбирает сигналы, несущие информацию о встрече с определенными объектами, которые уже знакомы человеку по его прошлому опыту.

Но опыт у каждого человека своеобразен, он определяется его личной историей. Поэтому, глядя на тот же объект, каждый видит в нем свое. Так в той же самой Ольге Лариной один человек — Ленский видит «деву красоты», а другой — Онегин — воспринимает ее совсем иначе: «Кругла, красна лицом она, как эта глупая луна на этом глупом небосклоне». (Кстати, Онегин прямо ссылается на прошлый опыт, с которым сопоставляет черты Ольги: «В чертах у Ольги жизни нет. Точь точь в Вандиковой мадонне».)

Поэтому ту же ситуацию каждый ее участник воспринимает немного по-другому, в зависимости от смыслов, которые ей придает. Говорят, «сколько людей, столько мнений». Не менее справедливым будет утверждать, что «сколько людей, столько и картин мира».

Это хорошо знают следователи, судьи, вообще люди, которым по роду деятельности приходится опираться на отчеты людей о том, что они видели или слышали. (Отсюда и поговорка «Врет, как очевидец». В ней только несправедлива квалификация «врет».) Это же наглядно видно при сопоставлении аналогичных картин у разных художников. Например, как непохожи изображения того же среднерусского поля у Левитана, Шишкина и Саврасова. И дело здесь не только в разной живописной технике. Дело в том, что они по-разному видели это поле. А разная техника и манера письма рождалась как способ передать это разное видение.

Однако, при всей разнице личного опыта и установок, у людей, живущих в ту же эпоху и в рамках той же культуры, опыт и знания, установки и отношения к миру имеют также очень много общего. Они сталкиваются (шире или уже) в общем с тем же кругом вещей, явлений, видов деятельности, человеческих отношений, понятий и ценностей. Через научение и обучение, через язык и искусство, через книги и коммуникацию, через организацию человеческих отношений, труда, отдыха и быта, через цивилизацию и культуру, через вещи и учреждения, через идеологию и культуру общество внедряет в человека свою картину мира, свою классификацию, свою систематизацию, свою оценку вещей и явлений, действий и ситуаций, поступков и поведения, отношений и видов деятельности.

Эта общественно-историческая классификация, систематизация и оценка объектов и свойств окружающего мира, человеческих действий и отношений именуется, как мы видели ранее, значениями. Факты, накопленные психологией, неопровержимо свидетельствуют, что то как человек воспринимает окружающий мир, существенно зависит от значений, которые имеют для человека различные объекты.

Стулья, столы, автомобили, телевизоры — все это продукты и элементы общественной практики. Не наш личный опыт, а практика общества расклассифицировала мир на категории объектов, которые мы воспринимаем. Например, такса и немецкая овчарка куда меньше похожи друг на друга, чем немецкая овчарка и волк. Тем не менее овчарку мы воспринимаем как собаку, а не как дикого зверя. Восприятие управляется здесь не столько внешним видом, сколько функциями объекта в человеческой практике. (Даже восприятия шизофреников при чудовищных искажениях личного смысла остаются в рамках общественного опыта своей эпохи. В средние века они видели дьявола, ведьм, чертей. А сегодня на них, оказывается, действуют электричеством, рентгеновскими лучами, мечеными атомами и т.п.)

Могущественным средством такой организации восприятий является слово. Оно закрепляет общественные значения вещей и явлений. Поэтому словесное обозначение часто определяет отбор признаков, которые организуют восприятие. Так, в одном опыте испытуемых заранее предупреждали о том, какую категорию объектов они увидят на экране. В одном случае говорили, что покажут им животных, а в другом — что покажут мебель. Затем быстро демонстрировали неопределенные цветовые пятна. И, хотя на экране фактически не было никаких определенных изображений, испытуемые в первом случае видели различных зверей, а во втором — разные виды мебели.

Итак, пятый вывод, механизм перцептивной фильтрации отбирает сигналы, которые несут информацию о признаках, определяющих значение объекта.

Таким образом, в восприятии мира каждым отдельным человеком невидимо присутствуют опыт общества, его практика, его знания, его картина мира, его отношение к различным вещам и явлениям действительности. Иллюстрация этой избирательности восприятия дана была в одном юмористическом журнале. На картинке изображены муж и жена, стоящие перед витриной магазина, на которой выставлены дамские платья. Картина разделена на две части. Одна показывает поле зрения жены: она видит все подробности рисунка тканей, детали фасонов, но не видит цены. Другая половина изображает восприятие той же витрины мужем: он видит только цифры, а сами платья воспринимаются им как нечто бесформенное и неопределенное.

Очень много дает для структурирования наших восприятий тот опыт человечества, который называется искусством. Искусство во многом формирует те образные модели мира, в которых мы воспринимаем действительность. Недаром, увидев красивый пейзаж, мы восклицаем: «Как на картине!» Иначе говоря, картины дали нам модель, схему пейзажа, схему красоты, и мы уже действительность сравниваем с ними. Недаром Оскар Уайльд как-то сказал, что лондонские туманы создал художник Моне. Он имел в виду при этом, что Моне первым начал рисовать лондонские туманы оранжево-голубоватыми. Зрители смеялись и говорили: «Где вы видели такой туман? Туман просто серый, мокрый, а здесь какие-то оранжевые, перламутровые цвета переливаются». А потом пригляделись — и увидели, туман, действительно, имеет оранжевый, перламутровый оттенок. Люди стали видеть то, чего они ранее не видели, потому что им это показал художник. Художник, выделяя определенные стороны мира, учит нас видеть их. Так, мы видим лес через Шишкина, красоту и печаль среднерусской природы видим через Левитана, Кавказ видим во многом через Лермонтова и Пушкина. Построив богатые модели восприятия, они научили нас воспринимать эти объекты в их существенных чертах. Поэтому одна из высших форм восприятия, которая присуща уже только человеку, то, что называют эстетическим восприятием. Это — способность воспринимать не просто вещи, а воспринимать гармонию вещей, их красоту, вещи в их эмоциональном значении.

Наконец, последний фактор, который определяет отбор информации и характер восприятия, это — установки человека. Под ними понимают те внутренние ожидания, которые связаны у человека с данной ситуацией. Так, в обстановке ночного кладбища «бедный Ваня» ожидал встречи с вурдалаком. Дон Кихот ожидал встречи с великанами, заколдованными принцессами, злыми волшебниками. И восприятие услужливо организовывало ему самые обычные вещи — мельницу, деревенскую девчонку, винные бурдюки — в образы этих романтических ожиданий.

Отсюда видно, что установка рождается из столкновения фактической ситуации с потребностями, желаниями, тревогами и надеждами человека, его представлениями о мире и отношением к действительности, со смыслом и значениями, которые он придает вещам и явлениям.

Так, в одном опыте психолог Рамишвили собрал десятиклассников и сказал: «Сейчас мы с вами разыграем лотерею. Лотерея имеет такие условия: вот 50 карточек, на них нарисованы кружки. На одних карточках правый кружок больше, на других левый кружок больше. Вам будут показывать их в тахистоскопе на 0,1 сек. Вы должны сказать, какой круг больше, какой меньше. Если вы отвечаете правильно, вам дается одно очко, если ошибаетесь, у вас вычитается одно очко. Кто наберет 25 очков — выигрывает фотоаппарат». Вставляя карточки в тахистоскоп, незаметно подменяют их 50 карточками, на которых нарисованы совершенно одинаковые кружки. Затем их начинают экспонировать и испытуемые уверенно говорят: «Левый больше». «Правый больше» и т.д. Они увидят одинаковые кружки как разные, причем резко разные по размеру. Почему? Только потому, что они ожидают, что один должен быть больше, чем другой, и им хочется выиграть этот самый фотоаппарат.

Таким образом, установка представляет собой своего рода внутреннее прогнозирование, т.е. представляет разновидность опережающего отражения. Это предвосхищение возникает, с одной стороны, из внутренних ожиданий, а с другой — из сложившейся ситуации.

Так, например, в одном опыте психолог давал людям читать немецкий текст. В каком-то месте этот текст переходил в русский. Но испытуемые еще некоторое время продолжали читать русские буквы по-немецки, т.е. воспринимали их как латинские (Ходжава). Здесь ожидание вытекало из предыдущей ситуации, и восприятие строилось в соответствии с этим ожиданием.

Итак, наш последний вывод. Механизм перцептивной фильтрации отбирает сигналы, которые сообщают о признаках окружающего мира, соответствующих ожиданиям человека. Иногда этот механизм оказывается настолько силен, что человек замечает в окружающем мире только то, что подтверждает его предвзятые представления, предрассудки или суеверия, короче, его ожидания, и просто не видит всего, что им противоречит. Так, в одном опыте людям показали серию картинок. Они начинались с изображения кошки. Затем на каждой следующей картинке предыдущее изображение слегка изменялось и так до тех пор, пока оно превращалось в отчетливую собаку. Однако, некоторые люди так до конца и продолжали видеть на картинке кошку.

Исходная установка как бы делала их слепыми. Она просто не пропускала в восприятие информацию об отличительных «собачьих» признаках рассматриваемого изображения. Между прочим, оказалось, что такая жесткая фильтрация информации, предопределенная исходной и неподдающейся перестройке установкой, характерна была для расистов и вообще тупых узколобых людей, начиненных злобой и предрассудками.

Итак, восприятие — это не пассивное зеркало, а активный процесс поиска нужной информации. Оно непрерывно осуществляет отбор из океана действующих раздражителей лишь тех, которые несут человеку информацию, важную для регулирования его поведения и деятельности.

Это могут быть перцептивное поведение и деятельность. Тогда фильтрация решает задачу отбора сигналов, связанных с объективными свойствами предметов и нужных для построения их верного образа. Это могут быть практическое поведение и деятельность. Тогда фильтрация решает задачу отбора сигналов, связанных с потребностями и целями человека, нужных для верного предвидения и правильного выбора действий. Наконец, это может быть познавательная (гностическая) деятельность. Тогда фильтрация решает задачу отбора сигналов, связанных со смыслом и классификацией предметов, нужной для верного обнаружения значений и правильного выбора решений.

Как же работает этот механизм перцептивной фильтрации? По-видимому, здесь опять функционируют перцептивные модели, хранящиеся в памяти. Эти модели закрепляют не вообще любые объективные признаки вещей, явлений и ситуаций, а такие, которые имеют значение для поведения и деятельности, связаны с мотивами и целями человека, важны для его общественных отношений и практики. Сличение поступающих сенсорных данных с такими моделями автоматически обеспечивает поэтому выделение соответствующей информации. При этом выбор подходящей модели происходит не путем случайного перебора, а определяется ситуацией, задачей, общей картиной мира. Происходит как бы грубая общая настройка, в каком круге моделей искать подходящую. Выбор мозгом подходящей модели определяет, чего ожидает человек в данной ситуации. А это ожидание обратно воздействует на отбор сигналов из окружающего мира. Восприятие, по-видимому, так организовано, чтобы максимально замечать сигналы, относящиеся к ожидаемым, и минимально реагировать на другие сигналы.

Итак, в механизме перцептивной фильтрации используются те же принципы организации поступающих ощущений с помощью сенсорных эталонов и перцептивных моделей. Только теперь эти эталоны и модели используются по-новому. Не для устранения сенсорных искажений и не для дополнения недостающих сенсорных данных, а как средство управления отбором информации из окружающего мира.

Итак, мы обнаружили, что переходя от сигнального уровня к образному, от сенсорного отражения к перцептивному, психика не просто объединяет ощущения, порождаемые различными рецепторами. Она делает и шаг вперед к отражению внешнего мира таким, как он есть. От субъективных ощущений она поднимается к объективным свойствам вещей, от случайной изменчивости чувственных переживаний — к объективной устойчивости предметных структур, от разрозненности элементарных раздражений — к объективной целостности реальных вещей.

Мы рассмотрели, как психика извлекает из непосредственных чувственных данных информацию об этих объективных свойствах вещей и как она очищает эту информацию от помех, вносимых в нее биологическими особенностями сенсорного отражения. В основе везде оказался тот же универсальный принцип: непосредственные чувственные данные сопоставляются со «знани