ЭМПИРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ И СМЫСЛ

Категоризация, классификация и систематизация реальности. Процесс формирования эмпирических значений

В прошлой лекции мы видели, что, начиная с отображения наглядных представлений о реальности, слова приобретают все более переносное и, соответственно, все более отвлеченное и обобщенное значение. Сочетания и отношения слов начинают выражать лингвистические значения, имеющие максимально общий характер и уже совсем далекие от чувственной наглядности (как, например, абстрактные категории предметности, принадлежности, включения, активности и т.д.).

Возникает вопрос: если таким словам и словосочетаниям не отвечают уже наглядные представления, то в какой же форме отражается их значение в психике?

Многочисленные исследования этого вопроса дают результат совсем неожиданный: значение слова отображается самим словом, его звучащим и кинестезическим образом.

По мере того, как убывает образный аккомпанемент слова, основным, более того, единственным чувственным переживанием, связанным со словом, становится чувственная форма самого слова: звучание слова и мышечные ощущения от его произнесения (кинестезии). Этот чувственный образ слова все более становится кодом его отвлеченного и наглядного значения. Отобразить соответствующие объекты и связи реальности теперь все чаще означает просто их в уме назвать, «внутренне» сказав, или, еще отвлеченнее, как бы молча представить себе, «ощутить» звучание слова или соответствующие речедвигательные акты. Таким способом слово может обозначать уже не только представления об определенных вещах и их сочетаниях, а сами соответствующие классы и отношения вещей.

Как мы видели, слова — это не просто названия, которые люди дают вещам, так же, как они дают имена своим детям. Слова относят конкретные вещи к определенным общим классам объектов (столы, стулья, мухи и т.д.), а высказывание относит каждый из этих классов еще к определенным категориям реальности (предметам или действиям, свойствам или состояниям и т.д.). Отнесение вещи к некоторому классу объектов составляет парадигматическое значение слова, а к некоторым категориям отношений — лингвистическое значение. Таким образом, слова и высказывания организуют реальность, расчленяя ее на определенные классы объектов и категории их отношений.

Это мы уже знаем. Но это все были рассуждения, так сказать, с точки зрения языка и его функций. Взглянем теперь на дело с точки зрения самих вещей, к которым относится язык. Что происходит, когда вещь получает имя в языке? Что это означает? Это означает, что ее — вещь — отнесли к определенному классу объектов и категорий реальности, имеющихся в наборе языковых значений. По-другому, то же самое можно сказать, что вещь связали с определенным значением. Благодаря языковому отображению она получила определенный смысл.

Что это за смысл? Сама вещь? Нет. Сама вещь была и до ее обозначения. Созданный языком смысл заключается в отнесении вещи, с помощью ее обозначения, к определенному классу объектов и некоторой категории отношения. Вот в чем смысл слова и высказывания. Он заключается не в представлении отдельных вещей, а в их классификации и категоризации. Именно эта классификация и категоризация объектов составляет смысл их языковых обозначений, а не сами обозначаемые конкретные объекты.

Таким образом, языковое отображение мира по самой своей природе представляет не чувственное воспроизведение реальности, как представление, а ее осмысливание. Оно заключается в сообщении значений До того безразличным вещам, в наполнении человеческим смыслом равнодушной человеку реальности.

Вот теперь мы можем дать предварительный ответ на вопрос, что отражают в психике слова, как таковые, что кодируется кинестезической и звуковой формой слов. Ими кодируются, отображаются не чувственные облики вещей и ситуаций, а значения этих вещей и ситуаций.

Мы уже отметили, что значения объектов составляют смысл слова (как сами объекты составляют его значение). Таким образом, можно сказать, что значения объектов отображаются психикой в форме смысла слов. И этот смысл слов, в отличие от их предметного значения, не имеет чувственного сходства с объектами. Он кодируется чувственным обликом самих слов, а не обозначаемых этими словами объектов.

Смысл — это та субъективная психологическая форма, в которой отражаются психикой объективные значения языкового знака и высказывания.

Вся наука, все познавательное отношение людей к реальности — это погоня за смыслом, это — попытка осмыслить мир. Но смысл, как мы видели, это прежде всего просто включение объекта в определенный класс и определенную систему отношений реальности, т.е. его классификация и упорядочение (систематизация).

Что же это дает человеку? Почему для человека так важно достичь классификации и упорядочения реальности с помощью смысла? ¹

Начнем с простейшего случая отражения реальности — с восприятия окружающего мира. Уже здесь мы обнаруживаем не просто чувственное отражение, но и осмысливание окружающего мира. Глядя вокруг, мы не просто воспринимаем определенные конфигурации и сочетания цветов, запахов и звуков. Мы узнаем вещи, обоняем запахи определенных веществ, слышим слова.

Это узнавание сразу относит любой предмет, с которым мы сталкиваемся, к определенному классу. Так, например, если мы сталкиваемся с каким-то странным предметом, то приглядевшись, мы можем сказать: «Гм, это похоже на какой-то необычный шкаф». Этим обозначением предмет сразу помещается в определенную категорию, мы знаем, какие у него, по-видимому, свойства, чего от него можно ожидать и т.д.

Таким образом, к ощущениям, получаемым от объекта, добавляется информация, которой нет в самих ощу-

щениях. Тем самым осмысливание, т.е. категоризация и систематизация, снижают сложность окружающей среды. Они позволяют идентифицировать индивидуальные объекты и отношения, т.е. автоматически соотносить их с прошлым опытом и имеющимися знаниями о действительности.

Как показали исследования некоторых психологов и философов (например, Мориса Шлика), большая часть знаний на уровне повседневной жизни представляет собою именно такое опознание объекта как объекта определенного рода. Огромное значение такой способности демонстрируется в том случае, когда в связи с психическими заболеваниями эта способность у человека нарушается. Такие больные совершенно теряются в непосредственной конкретной ситуации и не в состоянии ее осмыслить. Например, когда подобного больного просят взять гребешок со стола и принести врачу, больной берет гребешок и начинает причесывать себе волосы. Такие больные не в состоянии даже разместить маленькие кусочки цветной бумаги в группы по цвету или по величине и т.д. Они потеряли способность классификации.

Но значение осмысливания реальности не ограничиваются этим. Классификация и упорядочение окружающей среды организуют не только ее восприятие, но и поведение по отношению к этой среде. Помещая незнакомый новый встретившийся предмет в определенный класс знакомых объектов, мы тем самым определяем и как с ним следует обращаться. Помните Маршака: «Вот это стул. На нем сидят. Вот это стол. За ним едят». Именно так отнесение объектов к определенному классу сразу определяет, что с ними делать. Это знание черпается из опыта и навыков обращения с определенного рода предметами. Так, например, если мы классифицировали данный предмет как несъедобный гриб, мы воздержимся от того, чтобы его съесть, и не пустим других, чтобы они это делали.

Таким образом, осмысливание реальности, ее классификация и категоризация автоматически обеспечивают применение и использование прошлого опыта и знаний во встречающихся конкретных ситуациях. Психолог Ши-бутани так иллюстрирует эту ситуацию: «Среда, в которой мы живем, слишком сложна и неоднородна. Если бы люди изучали каждый объект, который они берут в руки, они бы не сдвинулись с места. Объекты и события группируются в категории и к ним подходят так, как если бы во всех конкретных случаях имели место те же самые характеристики. В мире существуют миллионы лошадей, и каждая из них уникальна, однако, мы относим их всех к одному классу и поступаем по отношению к каждой лошади стандартным образом. Мы считаем само собою разумеющимся, что лошади бегают быстрее, чем люди, что они не способны летать и что они не сделают попыток нас съесть. Отсюда при встрече с лошадью мы не склонны бежать от нее в испуге, как если бы мы встретились с тигром. Какой-нибудь тигр может быть очень покорным и более мягким, чем большая часть лошадей, но мы будем действовать, исходя из нашей обычной характеристики тигров, как хищных и опасных. Как только какая-нибудь категория определяется через систему свойств, наши ожидания фиксируются и мы готовы действовать соответствующим образом».

Напомним, что языковые значения закрепляют социальный опыт народов, а в конечном счете всего человечества. Поэтому они неизмеримо богаче, чем индивидуальный опыт и знания отдельного человека. Именно поэтому человек может правильно действовать даже в ситуациях, которых он раньше не встречал, и правильно обращаться с предметами, которых он прежде не видел. Например, войдя в библиотеку или классную комнату, мы можем подойти к стулу и сесть на него, не изучив предварительно, выдержит ли стул наш вес. Аналогично, где бы мы ни были, мы ожидаем, что поворот выключателя вызовет включение освещения, что шофер, проезжающий на машине, постарается нас объехать, что поворот рулевого колеса в автомобиле вызовет соответствующий поворот машины и т.д. Все это означает, что благодаря устойчивым языковым значениям люди получают способность действовать в постоянно изменяющемся мире так, как если бы он был стабильным, упорядоченным и в значительной степени предсказуемым.

Вот почему человек и все человечество так упорно и настойчиво гонятся за смыслом, пытаются найти его в окружающем мире и внести в него. Осмыслить мир значить его упростить. Осмыслить мир значит его упорядочить. Осмыслить мир значит сделать его предсказуемым. Соответственно, осмыслить мир означает знать, чего от него можно ожидать, как в нем полагается себя вести, как следует организовывать и планировать свои поведение и деятельность, свою жизнь в нем, чтобы успешно достигать поставленных целей и решать возникающие задачи. Такой упорядоченный осмысленный мир и есть конечная цель человека в его борьбе с энтропией хаоса, с бессмысленностью случайного, с непредсказуемостью непознанного, с неуловимостью неопределенного и необъятным разнообразием конкретного и единичного.

Из сказанного видны также основные свойства смысла. Во-первых, смысл имеет обобщенный характер, представляет собою отнесение индивидуального конкретного объекта или ситуации к некоторому общему классу, наделение объекта определенными общими свойствами. Во-вторых, смысл допускает варьирование и дифференцировку объектов, к которым прилагается, не требуя их полного сходства, а тем более тождества. Например, помидоры, огурцы, лук, капуста — все это овощи, хотя они резко отличаются друг от друга по многим признакам. Наличие общего смысла в каком-то отношении (например, съедобности) не требует, следовательно, сходства объектов во всех остальных отношениях (например, вкусе, устройстве и т.д.). Наконец, те же самые объекты и явления могут быть осмыслены по-разному, т.е. могут включаться в разные системы смысла. Так, те же самые животные, например, теплокровные, могут быть подразделены на сухопутных, летающих и водоплавающих. Они же могут быть подразделены на травоядных, плотоядных и всеядных. Они же могут быть подразделены на диких и домашних и т.д. и т.п.

В зависимости от подхода к классификации объекты могут быть разбиты на два типа классов: так называемые классы тождества и классы эквивалентности. Классы тождества имеют место тогда, когда разные восприятия идентифицируются как тот же самый объект. Так, например, луна может выглядеть как серп и как круглый оранжевый месяц; человек ребенком и в пожилом возрасте — это то же самое лицо и т.д. Класс эквивалентности имеет место в том случае, когда различные объекты рассматриваются как эквивалентные в каком-нибудь отношении или для какой-нибудь цели (например, когда огурцы, помидоры, лук и пр. классифицируются как «овощи»).

Нетрудно заметить, что в первом случае мы имеем объединение объектов в один класс по совпадению денотата, а во втором — по совпадению коннотатов. Отсюда же явствует, что сам смысл может иметь два различных значения. Во-первых, он может представлять отнесение объекта к определенному классу. Это — предметный смысл, или иначе, экстенциалыгое значение слова. Во-вторых, он может представлять приписывание объекту определенных признаков, позволяющих отнести его к данному классу. Это будет содержательный смысл или интенциальное значение слова.

Но организация реальности не ограничивается отнесением ее элементов к определенным классам. Внутри каждого класса также может быть произведено упорядочение объектов по некоторому категориальному признаку. Например, все треугольники мы можем распределить в ряд по нарастающей величине угла. Такое упорядочение по непрерывному или ступенчатому изменению определенного признака называют сериацией.

Как происходит такая организация реальности с помощью ее классификации и упорядочения? Как наполняются смыслом слова и высказывания, т.е. как они обретают предметное и интенциальное значение?

Психологи провели множество разнообразных экспериментов и наблюдений, чтобы выяснить этот вопрос. Один из распространенных методов такого исследования — это моделирование самой ситуации осмысливания словесных значений. Обычно эксперимент заключается в том, что, с одной стороны, испытуемому дают группу рисунков или предметов с общими и отличающимися признаками; с другой стороны, дают ряд «бессмысленных» слов (слогов или комбинаций слогов). Задача испытуемых заключается в том, чтобы найти их определенные связи с определенной классификацией заданных объектов. На рис. 35 даны фигуры с сопровождающими их бессмысленными «словами», которые использовал в своих опытах психолог Хайбергер. Как видно из рисунка, испытуемым давали 3 серии изображений. В первой серии каждое изображение сопровождалось каким-нибудь бессмысленным словом («фард», «кван», «сим» и т.д.). Во второй и третьей серии даются рисунки, имеющие каждый какие-то общие признаки с одним каким-нибудь из рисунков основной серии. Испытуемый должен эту общность уловить и, соответственно, использовать название аналогичного предмета первой серии. Так, например, первый рисунок во второй серии изображает круглый объект. В первой серии такого типа объект стоит под словом «фард». Значит, и первый рисунок второй серии является «фардом». В третьей серии «фардом» является скорее всего второй рисунок и т.д.

Нетрудно заметить, что здесь испытуемым представляется самим отыскать общие признаки и на их основе произвести классификацию объектов, найти предметы, имеющие общие признаки, и обозначить их общим словом.

Наиболее важным итогом этого исследования было обнаружение того, что классификацией управляет категоризация признаков. Оказалось, что человек в общем предпочитает опираться на признаки определенной категории. Так, например, в первую очередь, если возможно, используется характер предмета (вещи). Второй по значимости признак — форма, далее следует категория числа и т.д.

В опытах Хайбергера признаки, по которым следовало классифицировать изображения, были, вообще говоря, заранее заложены в самих рисунках. Эти рисунки были сконструированы так, чтобы общим между ними был или класс изображенных объектов (например, «силм» это птицы, «гилф» — головные уборы, «релк» — головы и т.д.), или их форма (например, «фард» — круглые объекты, «палт» — разветвленные и т.д.), или их число (например, «перг» — группы из четырех элементов, «джофт» — из трех и т.д.).

Эксперимент выяснил лишь способность людей использовать эти категории отношений для классификации и сравнивал, какие из этих категорий легче, а какие труднее улавливаются человеком.

В других опытах испытуемым представляется больше свободы. Например, в тестах Гелба, Голдстейна и др. испытуемым дается несколько десятков самых различных предметов: звонок, плоскогубцы, спичечная коробка, отвертка, катушка ниток, курительная трубка, ложка, замок, фигурка собачки и др. Эти предметы предлагается распределить на любое количество групп, как считает нужным испытуемый.

Здесь уже выясняется, какие вообще категории отношений может и предпочитает человек использовать для классификации и упорядочения вещей.

В описанном варианте таких экспериментов наиболее частыми основаниями группировки оказались: функциональная связь (инструменты, посуда, еда и т.д.); ситуативная связь (сервировка стола, содержимое инструментального ящика), цвет (серебристый, коричневый, белый), форма (продолговатая, круглая), число (две вилки, два куска сахара), материал (дерево, металл).

Эта общность определенного признака, как основания для объединения различных объектов в один класс, отчетливо выражается, например, в строении китайских иероглифов. Так, если вы помните, иероглифы деревянных вещей (стол, кровать, рамка, дерево) содержат в своем составе «знак деревянности», но каждый раз в сочетании с другими знаками.

Один психолог (Халл) попробовал использовать это свойство китайских иероглифов для выяснения, отчего зависит выделение общего признака. Оказалось, что единственным обстоятельством, которое существенно облегчало этот процесс, было предъявление соответствующего знака в изменяющихся контекстах, т.е. в различных иероглифах. Итоги этих опытов позволили сформулировать следующий принцип: «То, что связывается то с одной вещью, то с другой, имеет тенденцию оторваться от обеих и превратиться в отвлеченно рассматриваемый объект». Иными словами, вычленение в разнообразных вещах сходного элемента, выделение в варьирующих обликах явлений инвариантных, устойчивых признаков оказывается внутренним свойством нашей психики.

Рассмотрим с этой точки зрения еще один тип экспериментов на формирование значений. Впервые их методика была предложена немецким психологом Ахом, а затем разработана и широко использована J1. Выготским. Суть ее заключается в следующем. Испытуемому дается несколько фигур или предметов, расклассифицированных на группы по определенным признакам, которые неизвестны испытуемому. Предметам из каждой группы присваивается какое-нибудь бессмысленное название. Например, даются кубики, отличающиеся по форме, высоте, цвету и размеру. У всех высоких и больших, независимо от цвета и формы, на основании наклеено название «лаг», у высоких и узких — «мур», низких и больших — «бик», низких и маленьких — «цев». Экспериментатор переворачивает один кубик и показывает его название (предположим, «бик»). Испытуемый должен подобрать к нему еще кубики, подходящие по каким-нибудь признакам. Выбрав очередной кубик, он переворачивает его и смотрит название. Если оно иное, испытуемый пытается по-другому классифицировать кубики. И так до тех пор, пока не обнаруживается значение слов «бик», «мур» и т.д., т.е. какое сочетание признаков они обозначают.

Многочисленные исследования показали, что правильное применение перечисленных слов к соответствующим кубикам может формироваться и происходить без сознавания обозначаемых ими признаков. Например, испытуемый верно отбирает все высокие узкие кубики в категорию «мур». Но когда его спрашивают, почему он отбирает именно эти, отвечает: «Не знаю, мне кажется, они подходят». По-видимому, именно так формируется и употребляется детьми большинство обыденных значений. Впрочем, вряд ли и большинство взрослых могут дать себе отчет, на основе какого значения они употребляют, например, слова «стол», «ум», «животное» и т.п., т.е. каков смысл этих слов.

С другой стороны, исследования свободной классификации показывают, что осмысливание отнюдь не всегда связано с вербальной реакцией (т.е. наименованием). Так, дети иногда могут правильно расклассифицировать предметы или картинки. Например, разложить в отдельные группы орудия для еды (ложки, вилки) и инструменты (молоток, гвоздь), или картинки животных и растений. Но при этом они не могут обозначить соответствующие классы вещей словом (например, «животные», «растения»).

Как бы там ни было, описанные эксперименты и множество других показывают, что значение у слов и смысл у вещей не составляют их собственные свойства и не получены ими от бога. Смысл вещам и явлениям придается деятельностью человека по классификации и упорядочению действительности с помощью слова.

Отсюда отнюдь не вытекает, что смысл этот произволен, выдуман человеком. Классификация и упорядочение реальности основываются на учете ее объективных свойств, опираются на выделение в хаосе изменчивых вещей и явлений определенных упорядоченных (категориальных) и устойчивых (инвариантных) отношений, свойств и признаков.

Поэтому осмысливание реальности возникает на основе деятельности человека, выявляющей такие категориальные инвариантные свойства и связи вещей и явлений. Это может быть предметная деятельность. Например, манипулирование предметами, их механическая обработка, химическое соединение и разложение, сборка и разборка, взвешивание, измерение, взаимное перемещение и т.д. Это может быть перцептивная деятельность. Например, рассматривание, слушание, наблюдение, слежение. Это может быть имитативная и знаковая деятельность. Например, изображение, называние, обозначение, словесное описание, высказывание, повторение слов и высказываний и т.д.

Конечно, все эти виды деятельности сами по себе составляют лишь предпосылки для упорядочения и классификации действительности. Они могут стать источниками осмысливания реальности, а могут и не стать. Для того, чтобы такой смысл возник, психика человека должна извлечь из деятельности и ее результатов информацию о соответствующих общих свойствах вещей и явлений, с которыми человек имеет дело.

Как же происходит извлечение такой информации и ее использование?

Предположим, что само обнаружение разнообразных свойств объектов уже достигнуто с помощью соответствующей деятельности.

Что остается?

Остается объединить в один класс (т.е. под одним названием) различные вещи или явления со сходными (общими) свойствами и установить их отношения (т.е. упорядочить).

Значит, интересующий нас механизм переработки информации, выдающий «на выходе» классификацию реальности, должен в принципе обеспечивать: (1) выявление различных свойств и связей вещей и явлений, (2) их сопоставление, (3) выделение у них определенных общих признаков и (4) объединение всех вещей или явлений, имеющих такие общие признаки, в один класс с помощью общего наименования. Следовательно, этот механизм не может не включать в себя по крайней мере следующие звенья:

1. Выявление различных свойств и связей вещей и явлений. Соответствующие процессы называют анализом и синтезом.

2. Сопоставление этих вычлененных свойств и установленных между ними связей. Соответствующий процесс называют сравнением.

3. Выделение определенных сторон, свойств или отношений предметов и явлений. Этот процесс называют абстрагированием.

4. Объединение вещей или явлений, имеющих общие признаки, в один класс. Этот процесс называют обобщением.

5. Установление связи между словом (именем) и классом вещей или явлений. Такой процесс называют определением.

Рассмотрим подробнее каждый из этих процессов.

Начнем с анализа и синтеза.

Как уже было сказано, анализ — это расчленение, разложение целостного предмета или явления на его составные части или стороны. Так, например, различение у растения таких частей как корень, стебель, ветви, листья, цветок, плоды есть разложение растения на составные части — это анализ его устройства, структуры. Выявление у воды таких признаков как прозрачность, жидкое состояние, несжимаемость, безвкусность, замерзание при 0° и закипание при 100° С (при нормальном давлении) и т.д. есть расчленение и характеристика «поведения» воды в отдельных (и различных) отношениях — анализ ее свойств.

Несмотря на эти различия, в обоих случаях есть нечто общее, отличающее именно анализ как психический процесс. Расчленение, разложение объекта осуществляется идеально, «в уме». Конечно, иногда такое разложение может осуществляться и практически. Более того, во всех случаях сначала объект надо было расчленять на отдельные части, опробовать в отдельных его свойствах, чтобы узнать эти его части и свойства. Так, например, чтобы усмотреть у воды такие ее свойства как безвкусность, несжимаемость, температура кипения и т.д., надо было включить ее в соответствующие практические взаимодействия: попробовать на вкус, сжимать, нагревать, измеряя температуру и т.д. Но когда эти свойства выяснены и вошли в значение слова «вода», соответствующие признаки воды можно «один за другим» как бы «извлечь» из этого значения.

Вот такое идеальное разложение на составные элементы значений отдельных слов и целых систем высказываний представляет суть рассмотренного нами процесса анализа. По-другому то же самое можно выразить, сказав, что анализ представляет собой процесс последовательного раскрытия значений.

Из сказанного видно, что анализ действительности можно принимать за исходный пункт формирования значений лишь условно. Фактическим исходным пунктом является практика, которая обнаруживает разные стороны, части и свойства реальности. Как отмечал Энгельс, чтобы уметь мысленно расчленить орех на составные части — скорлупу и ядро — человек должен был сначала тысячи раз практически расколоть орех. Но, когда «орех расколот», т.е. когда мы знаем уже из опыта устройство и свойства объекта, мы можем заменить такое фактическое «раскалывание» мысленным, заменить практическое действие речевым действием, т.е. вместо того, чтобы фактически отделять одни части или свойства объекта от других, просто отдельно называть эти части или свойства. Все это очень похоже на действия фокусника, который сначала незаметно засовывает кролика в шляпу, а затем его торжественно вытаскивает оттуда при всеобщем изумлении публики. Сначала через практику и обучение мы наполняем слова определенными фактическими значениями. А затем обратно извлекаем эти значения на свет божий и торжественно называем всю эту процедуру анализом.

Спрашивается, к чему собственно все эти фокусы, и не дурачат ли с их помощью некоторые авторы простодушную публику?

Нет! «Фокусы» эти очень и очень нужны. И без них человек вряд ли поднялся бы в познании, а значит, овладении миром, выше своих неудачливых боковых родичей — обезьян.

Первое и решающее значение описанных «фокусов» заключается в том, что «голубь» всовывается в шляпу материальным, а вылетает идеальным. Анализ заменяет практическую деятельность над объектами идеальной «умственной» деятельностью над значениями. Достигается это путем замены практических действий речевыми действиями, а самих объектов — словами, которые обозначают эти объекты.

Такая замена сразу в принципе освобождает человека (человечество!) от ограничений, которые налагают на него практические его возможности, малость его сил, кратковременность жизни, сложность мастерства, не-познанность мира, неисчерпаемость вещей, бесконечность пространства и времени. При идеальной деятельности над значениями человек может манипулировать недоступными ему объектами, осуществлять над ними практически невозможные для него операции, действовать с реально необъятными для него величинами и протяженностями, конструировать неисчислимые возможные объекты и целые вселенные.

Второе значение «фокуса» заключается в том, что «голубь» попадает в шляпу невидимым, несознаваемым, а вылетает видимым, т.е. вполне сознаваемым. Дело в том, что называние и вообще речевое действие не просто фиксируют определенные значения. Вербализация, словесное означивание делают соответствующие значения сознаваемыми. Ранее мы уже видели, как это происходит.

Таким образом, если анализ и не является исходным пунктом в формировании значений, то он — анализ — является исходным пунктом в сознавании значений. Так, например, уже с детства любой из нас правильно применяет слово «живой», т.е. владеет его значением. Однако, вряд ли большинство осознают это значение, т.е. те признаки, которые присущи «живому». Надо попробовать выразить и перечислить эти признаки, чтобы осознать, что означает «живое», т.е. надо произвести его анализ. Кстати, до сегодняшнего дня наука не справилась с этой задачей полностью.

Наконец, третья очень важная функция анализа связана вот с чем: фактически свойства объектов в большинстве случаев неотделимы ни от объекта, ни друг от друга. Так, например, прозрачность или несжимаемость не могут быть практически отделены от воды. Они не существуют самостоятельно. Кипение и температура воды не могут быть отделены практически не только от воды, но и друг от друга. Даже когда вроде бы можно произвести физическое разделение, например, растения на ствол и ветви, это фактически сопряжено с уничтожением, исчезновением самого объекта. Отдельный ствол — это уже не растение с присущими ему свойствами, а бревно.

Только идеальный анализ так нежен, что позволяет расчленять объект, не убивая его, сохраняя его собственные свойства. Только идеальный анализ дает возможность разделять практически неразделимое — отдельные объекты и окружающий мир, сам объект и его свойства, отдельные свойства объекта — друг от друга, действователя — от его действия, причину — от следствия, сущность — от явления, цель — от средства, отношения — от их объектов, количество — от качества. Только этот «фокус» позволяет делать то, чем занимаемся мы в этой книге — разделять и отдельно рассматривать идеальное и материальное, психическую деятельность и отдельные психические процессы, слово и значение и т.д.

Пользуясь все тем же «фокусом», присмотримся теперь поближе к тем характеристикам объектов, на которые расчленяет их анализ. Мы уже отмечали, что в большинстве случаев — это вовсе не части или куски, на которые объект можно разрезать, расколоть, раздробить. Чаще всего — это какие-то свойства объекта, которые можно расчленить и отчленить только с помощью идеального анализа.

Что же это за свойства?

Возьмем наш пример с анализом свойств воды. Что они собой представляют? «Прозрачна» — характеристика цвета; «безвкусна» — характеристика вкуса; «несжимаема» — характеристика упругости; «жидкая» — характеристика агрегатного состояния и т.д. Таким образом, каждое свойство оказывается характеристикой воды в определенном отношении. Например, в отношении к лучу света (прозрачна), к органам вкуса (безвкусна), к механическому давлению (несжимаема) и т.д.

Теперь обратим внимание на одну особенность этих отношений — они в принципе носят всеобщий характер. Так, например, «безвкусными» являются только некоторые вещества. Но попробовать на вкус в принципе можно (хотя и не всегда рекомендуется!) любое вещество. Следовательно отношение, закрепленное значением «вкус», в принципе возможно и может быть проверено, выяснено для любого вещества. Нетрудно заметить, что, когда речь идет о веществе, то же справедливо и для таких отношений как «взаимодействие со светом», «влияние давления на форму» и т.д., закрепленных в значениях слов «цвет», «упругость» и др.

Для каждого круга объектов у нас имеется такой стандартный круг возможных наиболее общих отношений его к другим объектам. Он определяется теми взаимодействиями объектов, которые человек может осуществить или хотя бы наблюдать.

Охарактеризовать свойства объекта означает установить, как он «ведет себя» в каждом из этих отношений (например, «цвет» означает, какие световые волны пропускает, а какие отражает и т.п.).

Такие возможные наиболее общие отношения (или что то же, взаимодействия) вещей и явлений называют, как мы знаем, категориями. Конкретная характеристика объекта в каком-либо из этих отношений называется свойством. Иначе говоря, свойства вещей и явлений — это их конкретные категориальные характеристики, или по-другому, категориальные квалификации.

Таким образом, оказывается, что анализ действует совсем не так, как топор или даже хирургический скальпель (с коим любят его сравнивать в научно-популярных очерках). Он не расчленяет вещи и явления на физические части (как, например, делает химический анализ) и не просто перечисляет, «что видит» в объекте. Нет, анализ последовательно характеризует «поведение» объекта в определенных стандартных отношениях. Иначе говоря, он формулирует характеристики объекта по определенным категориям: цвета, формы, размера, состава, структуры и т.д.

Значит, можно сказать, что анализ укладывает объект в сеть категорий. Он рассекает его не как попало, а по линиям определенных основных отношений с другими вещами.

Операции анализа отличаются от действий топора еще одной существенной чертой. Топор отделяет, а анализ разделяет. Топор начисто разрушает связь отделенных частей с целым. А анализ? Когда мы говорим, что вода прозрачна, несжимаема, имеет формулу Н₂0, мы не отделяем этих свойств от воды, а выделяем их у воды, приписываем их воде.

Любой анализ с этой точки зрения есть одновременно установление связи некоторого объекта (например, воды) с определенным свойством (например, несжимаемостью). Но такой процесс называют уже синтезом. Ведь «синтезом является всякое соотнесение, сопоставление, всякое установление связи между различными элементами» (С.Л. Рубинштейн).

Отсюда видно, что само различение анализа и синтеза является условным. Оно само есть продукт анализа и подразумевает связь в той же степени, как различие. Пользуясь выражением Гете, анализ связан с синтезом, как вдох с выдохом.

Все, что было ранее сказано об анализе, относится и к синтезу. Он тоже носит идеальный характер, осуществляется в форме умственных действий и с помощью слов. Он тоже носит категориальный характер: различные свойства не просто объединяются в объекте, а связываются определенными отношениями из набора категории. Например, включением, принадлежностью, причиной-следствием и т.д.

Такие отношения нам знакомы уже из прошлой лекции. Они принадлежат к лингвистическим значениям некоторых языковых конструкций (например, «дом — жилище» — включение, родительный падеж — принадлежность и т.п.). И это не случайно. Любое предложение содержит в себе операцию установления определенной связи значений, т.е. синтеза.

А откуда узнает человек, какие именно из возможных связей и отношений имеют место в данном случае? На рассматриваемом нами уровне человек узнает об этом тем же способом, каким он узнает о конкретных свойствах определенных вещей и явлений: сначала из опыта или обучения, потом из слов и высказываний, которые закрепляют соответствующие значения. Поэтому синтез является лишь идеальным отражением практической операции связывания, соединения, как анализ операции различения, разделения.

Итак, свойства вещей или явлений, устанавливаемые анализом, и их связи, устанавливаемые синтезом, в конечном счете обнаруживаются из исследования самих вещей и явлений, из результатов практических действий над ними, т.е. в конечном счете, из практического опыта.

«Опытный», «исходящий из опыта» обозначают термином эмпирический. Поэтому описанные способы различения и связывания определенных сторон и свойств вещей и явлений через их категориальную квалификацию можно назвать эмпирическим анализом и эмпирическим синтезом.

Перейдем теперь к следующему звену формирования значений. Рассмотрим процесс сравнения. Как уже отмечалось, он заключается в сопоставлении тех или иных сторон различных вещей и явлений с точки зрения степени их качественной близости в определенном отношении. Такое сопоставление может в принципе обнаружить следующие типы качественной близости — или ее отсутствия:

1. Полное совпадение определенных частей, сторон или свойств у различных вещей или явлений, как по качественным, так и по количественным характеристикам. Такой случай именуют одинаковостью, а его отсутствие — различием. Например, одинаковы по их значению любые написания той же буквы, одинаковы по величине все костюмы одного размера, одинаковы по назначению любые фигурки-пешки одного цвета в шахматном наборе и т.д. Если одинаковы все свойства сравниваемых объектов, то говорят об их тождестве или неразличимости. Так, например, тождественны любые два электрона с одинаковой энергией, любые две молекулы того же изотопа воды и т.п.

2. Полное совпадение качественных, но различие количественных характеристик определенных частей, сторон или свойств у различных вещей или явлений. Такой случай именуют подобием, а его отсутствие непо-добностью. Например, подобны по форме два квадрата разных размеров, подобны по числу сторон квадрат и ромб, подобны по структуре скелеты всех млекопитающих и т.д.

3. Наличие у тех или иных частей, сторон, свойств разных вещей или явлений определенных общих признаков при неполном совпадении их качественных и количественных характеристик. Такой случай называют сходством, а его отсутствие — непохожестью. Например, человек и обезьяна неодинаковы и неподобны, но сходны по внутреннему строению; неодинаковы, но сходны по внешности близнецы; сходны по назначению стрела и пуля, гусиное перо старого писателя и авторучка современного; сходны по форме веретено с пряжей и початок кукурузы (и это сходство закреплено в происхождении значений у слов «стрелять», «вечное перо», «початок»).

Таким образом, сравнение можно определить как установление тождества или одинаковости, подобия или сходства различных предметов и явлений или, наоборот, выявление их нетождества, различия, неподобности, непохожести.

Соответственно, само установление тождества можно назвать отождествлением, одинаковости — приравниванием, подобия — уподоблением, а сходства — сближением. Противоположные процессы можно все объединить общим термином различение.

О том, что эти процессы действительно отличаются друг от друга и, по-видимому, хотя бы частично различны по своим механизмам, свидетельствуют некоторые исследования развития процессов сравнения у ребенка. Так, советский психолог И.М. Соловьев установил, что первыми осваиваются детьми отношения одинаковости и различия («это такое же», «это другое», «это одинаковое», «это разное»). Лишь годом-двумя позже (к 6-7 годам) осваивается отношение сходства, от одинакового отделяется похожее. Наконец, лишь с 8-9 лет возникает понимание градаций сходства и умение упорядочивать объекты с учетом их сходства и различия (т.е. подобие).

Каково назначение этих процессов и в чем смысл отношений, которые они устанавливают?

Чтобы ответить на эти вопросы, обратимся к практической деятельности человека и посмотрим, какое влияние на нее оказывает, например, признание двух объектов одинаковыми. Например, что означает практически одинаковость разных написаний той же буквы, разных костюмов того же размера, разных фигурок-пешек в шахматном комплекте? Нетрудно заметить, что одинаковость здесь означает практически вза-имозаменимость.

Разумеется, взаимозаменимость эта ограничена определенной ситуацией. Например, с точки зрения работника отдела кадров две девушки с одинаковыми анкетными данными вполне взаимозаменимы. Но не требуется доказывать, что, по-видимому, совсем иначе обстоит дело для влюбленного (это и подчеркивается эпитетами «незаменимая», «единственная на свете», которыми награждается предмет любви). Аналогично, как отмечает Ю.А. Шрейдер, для профессора анатомии малосущественно, на чьем трупе он будет демонстрировать устройство человеческих органов; но уже для профессора психиатрии нет двух одинаковых больных. По-видимому, именно операция замены одних объектов другими, при которой успешно достигается та же практическая цель, представляет ту сторону деятельности человека, из которой возникла операция отождествления, которую эта операция отображает и обслуживает.

Аналогично, сходство может, по-видимому, рассматриваться, как частичная взаимозаменимость, не вполне обеспечивающая тот же результат. По-видимому, достаточно рассмотреть случай влюбленного, поставленного перед выбором одной из двух похожих девушек (например, сестер), чтобы отличие от одинаковости и ситуации полной взаимозаменимости стало ясно.

Что касается уподобления, то здесь мы имеем промежуточный случай, когда замена одного объекта другим уже не вполне обеспечивает тот же результат, но при этом можно оценить степень расхождения. Так, например, квартиры с одинаковым количеством комнат и планировкой, но разным метражом, можно считать подобными. Меняя одну из них на другую, мы можем отчетливо оценить, сколько теряем или выигрываем (в площади). Аналогично сравнивая подобные структуры организма у человека и обезьяны, можно оценить их соотношение (в терминах развития) и т.д.

Таким образом, уподобление дает нам нарастающий или убывающий ряд — сериацию. Тогда как отождествление дает классификацию, а соотнесение — систематизацию.

Теперь мы можем с большим пониманием разобраться в механизме сравнения. Мы уже видели, что его исходная предпосылка — анализ. Сначала надо различить разные части, элементы, стороны и свойства у каждого объекта. И только тогда их можно сопоставить. Такое сопоставление представляет собой связывание разных объектов, их сторон, свойств и т.д. Это — уже синтез. Значит, в сравнении тоже непрерывно (как вдох и выдох) чередуются и пронизывают друг друга анализ и синтез. Расчленение объекта на элементы (анализ) и сопоставление этих элементов (синтез). Вычленение из элементов при сопоставлении общего и различного (анализ) и связывание объектов, как одинаковых, сходных, подобных или различных (синтез). Анализ, синтез... Синтез, анализ... Вдох, выдох. Выдох, вдох... Многоступенчатый анализ через синтез и синтез через анализ на эмпирическом уровне — так может быть определен механизм сравнения в первом приближении.

Однако это еще не вся правда, а только первое к ней приближение. Как показывают исследования, сравнение — это не просто сопоставление каких угодно признаков объектов, а всегда — сопоставление признаков в рамках одной и той же, общей категории. Например, цвет одной вещи может сравниваться только с цветом других вещей, а никак не с их весом.

Гвоздь нельзя сравнивать с панихидой. Такое сравнение бессмысленно. А что это значит? Что процесс сравнения формирует значения (сходство, подобие, различие и т.д.) лишь в рамках одной категории. Математик сказал бы, что сравнение — операция, определенная на множестве элементов, относящихся к одной категории.

Таким образом, тождество или различие, сходство или непохожесть объектов всегда имеют значение только в определенных их отношениях, т.е. по определенным категориальным признакам — форме, цвету, величине, структуре, назначению и т.д.

Если полная или частичная взаимозаменимость составляют суть сравнения, то общность категории сравниваемых элементов составляет его основу.

С этой точки зрения сравнение можно охарактеризовать как сопоставление «поведения» (свойств) разных вещей в тех же (стандартных) ситуациях (категориальных отношениях) с точки зрения его сходства и различия.

Именно эта стандартность ситуаций делает поведение вещей сравнимым. Как призывники на медицинской комиссии, вещи проходят длинной шеренгой перед испытующим взглядом людей. Надо выяснить, на что каждая из них годна и как может быть использована. Как известно, одного испытующего взгляда тут недостаточно. Каждый призывник должен быть пропущен через те же медицинские, физические и психологические испытания (только тогда результаты можно будет сравнить). Каждую вещь давят и смотрят, что с ней происходит, а результат закрепляют в одном из стандартных диагнозов — «несжимаема», «упруга», «пластична» и т.д. На нее пускают солнечный свет и диагностируют: «прозрачная», «черная», «красная» и т.д. По итогам этих стандартных испытаний вещи потом можно сопоставить с точки зрения определенных целей. Например, если сквозь них требуется смотреть, нужная категория будет «цвет», и все получившие диагноз «прозрачные», пойдут с этой точки зрения в одинаковые — что позволит затем сформировать особое подразделение «прозрачников».

О том, что это так, говорят патологические случаи, когда в связи с психической болезнью человек теряет способность «удерживать» сопоставление в рамках одной значимой категории. Тогда, например, у шизофреников, появляются такие сближения: шкаф — кастрю-

22 г,К 214?

ля (у обоих есть отверстия), автомобиль — ложка (оба двигаются, ложка ко рту), цветок — ложка — лопата (все эти предметы вытянуты в длину), гусь — поросенок (гусь свинье не товарищ), лопата — лошадь (оба начинаются на букву «л»), часы — велосипед (часы измеряют время, а когда едут на велосипеде, измеряется пространство) и т.п.

Не надо смешивать все описанное с сознаваемыми переживаниями человека при осуществлении процесса сравнения. Фактически вся эта работа протекает большей частью бессознательно. «На гора» выдается, как правило, лишь общее чувство «похожести» или «непохожести» объектов. Это сознавание «похожести — непохожести» и является тем переживанием, в форме которого кодируются результаты описанных процессов и факт взаимозаменяемости объектов в определенном отношении.

Такова вообще особенность рассматриваемого нами уровня отражательной деятельности. На нем человек оперирует словами и отражает свойства вещей и явлений в форме значений слов и высказываний. Вся огромная работа психики по формированию этих значений остается за кулисами сознания. Значения еще не анализируются и не сознаются — они просто переживаются и используются.

Рассмотрим теперь звено абстрагирования. На рассматриваемом нами уровне отражательной деятельности оно вступает в действие после процесса сравнения и закрепляет его результаты. Элементы, стороны, свойства, оказавшиеся одинаковыми, подобными или сходными у разных вещей и явлений, выделяются и отделяются как самостоятельные объекты.

Именно этим абстракция отличается от анализа. Анализ различает, а абстракция расчленяет. Анализ разделяет, а абстракция отделяет. Анализ имеет дело с самим предметом, а абстракция отвлекается от предмета.

Ясно, что практически такого сделать невозможно. Нельзя отделить красный цвет от красных вещей, а скорость — от движущегося предмета, так же, как не существует психической деятельности без мозга, а любви — без любящих. Отделить одно от другого можно только «в уме», т.е. идеально. И орудием для такой хирургической операции является слово. Например, можно обозначить свойство сопротивляться изменению формы отдельным словом «твердость». И тогда, употребляя это слово, мы будем оперировать его значением — свойством твердости, взятым отдельно от вещей, без каких-либо вещей. Сама «твердость» станет своеобразной мыслимой «вещью», над которой мы можем оперировать, правда, только в уме.

Исследования психологов (Кюльпе, И. Соловьев, Е. Кабанова-Меллер и др.) показали, что на эмпирическом уровне процессы абстракции могут осуществляться тремя различными способами.

Первый из них получил наименование изолирующей абстракции. Она заключается в полном отвлечении одного элемента от всех остальных. Так, например, в одном опыте учащийся среди множества геометрических фигур должен был отметить только треугольники. После выполнения задания его попросили рассказать, какие треугольники ему встречались. Ученик не смог этого сделать. Отсюда видно, что он как бы «отбросил» все несущественные признаки треугольников, не заметил, какую они имеют форму, величину и т.д. Это и есть изолирующая абстракция.

Второй способ — подчеркивающая абстракция. В этом случае человек не полностью отвлекается от «побочных» признаков объектов. Он мысленно выделяет определенные признаки как общие. Остальные же признаки не отбрасываются, а как бы становятся фоном, рассматриваются как особенности данного конкретного объекта. Так, в описанном выше опыте некоторые учащиеся заметили, что среди треугольников встречались тупые и острые, были большие и маленькие и т.д. Однако эти признаки рассматривались ими не как необходимые черты треугольников, а просто как случайные особенности данных конкретных рисунков.

Наконец, третий способ — противопоставляющая абстракция. Она заключается в том, что человек выделяет и противопоставляет общие и различающиеся признаки. При этом в значение включаются как общие признаки, так и возможные вариации, т.е. различающиеся признаки. Например, при изучении треугольников ученик усваивает их общий признак и вместе с тем осознает, что треугольники могут различаться по форме, величине, положению и т.д.

Экспериментальное сравнение этих способов показало, что лучшие результаты дает противопоставляющая абстракция. Значения, сформированные на ее основе, полнее, более гибки, успешнее применяются к разнообразным частным случаям.

Какой бы из этих видов абстракции мы ни рассматривали, сущность процесса остается той же. Абстракция здесь закрепляет результаты сравнения вещей или явлений. Она выделяет обнаруженные у вещей и явлений тождественные или сходные свойства и черты, т.е. фиксирует общие признаки различных вещей или явлений. Такой процесс мы будем называть эмпирической абстракцией.

Нам остается рассмотреть последний из процессов, участвующих в формировании значений — обобщение.

Нетрудно заметить тесную связь этого процесса с эмпирической абстракцией. Эмпирическая абстракция выделяет признак, общий для разных вещей или явлений. Обобщение объединяет в один класс рр ч ые вещи или явления, имеющие определенный общий признак. Оно закрепляет результаты сравнения «посредством выделения тех общих (схожих свойств), в которых сходятся сравниваемые явления» (С.Л. Рубинштейн). Отсюда видно, что оно опирается на отбор из числа тех свойств вещей или явлений, которые даны человеку в опыте. Поэтому данный вид обобщения можно назвать эмпирическим обобщением.

Нетрудно заметить, что в его основе лежит практическая операция объединения всех вещей, пригодных для определенной цели, в группу взаимозаменимых по соответствующему признаку. Обобщение, собственно, и есть идеальное отражение этих практических отношений к вещам. Итак, разделяя и объединяя отдельные стороны вещей и явлений, сравнивая их и различая, отвлекаясь от различного и выделяя сходное, объединяя сходные вещи или явления, имеющие общие черты, человек формирует значения объектов и закрепляет эти значения в словах.

Результат всей этой системы идеальных действий — обнаружение и отражение определенной связи вещей или явлений, а именно, их общности по некоторому признаку. Поэтому, например, значение слова «собака» — это не сумма образов разных собак, так сказать, не портреты моих знакомых собак, а результат сравнения и различения, анализа и синтеза, выделения и объединения общего, что есть у всех различных пород собак. Результат этих действий над образами собак закреплен в значении слова «собака». Таким образом, значения — это отражения особого типа. Это — отражение результата определенных действий над предметами и их образами. Поэтому значение всегда закрепляет в себе определенную деятельность мысли. Деятельность эта, как мы видели, заключается в соотнесении объектов или их образов по линии различных категорий: больше, меньше, ближе, дальше и т.д. Разные объекты объединяются одним значением, потому что определенные действия над ними или с ними дают тот же результат или служат той же цели.

Вот почему мы самые разные предметы называем «столами» — они служат для того же круга целей. Вот почему разной формы предметы мы называем одинаково — «молотками», потому что все они служат для той же цели. Аналогично, и хижину, и дворец, и виллу, и даже панельные пятиэтажки мы называем «домами», так как все они имеют ту же функцию — предназначены для жилья. А воду, пиво, масло, спирт мы одинаково именуем жидкостями, потому что наливание их в сосуд дает тот же результат (они принимают форму сосуда).

Таким образом, слово отличает и объединяет вещи в соответствии с их отношениями, отображенными в его значении. Иначе говоря, слово выступает как знак, с помощью которого мы закрепляем определенные общие свойства вещей, а с другой стороны, как орудие, с помощью которого мы различаем предметы и свойства действительности. Именно поэтому, для того чтобы мы могли что-то увидеть и отличить, нужно чтобы было слово для обозначения этого «чего-то». Так, мальчик в зоопарке спрашивает: «Это что за зверь?», — и ему отвечают: «Это дикобраз». Он говорит: «А, понятно», — как-будто бы от того, что ему дали слово, что-то изменилось. Да, когда ему дали слово, кое-что изменилось. У ребенка появился инструмент, сигнал, с помощью которого он сможет теперь этих животных отличать от Других, обнаруживать их свойства в других объектах, наконец, отличать и осознавать сами эти свойства.

Так психика поднимается от образного отражения реальности к знаковому, от воспроизведения действительности — к ее осмысливанию, от дифференцировки и генерализации — к классификации и упорядочению вещей и явлений.

Но тут возникает один коренной вопрос. Почему человек выделяет одни признаки объектов и отвлекается от других, почему одни сочетания выделенных признаков он использует для классификации и систематизации действительности, а другие — не использует? Ведь любые совокупности вещей или явлений можно подразделять и объединять множеством различных способов. Например, всех млекопитающих можно подразделить по признаку «цвет волос». Тогда в значение одного слова включаются все брюнеты, кроты, черные кошки и т.д. В другое — все блондины, старики, белые медведи и т.д. Это будет вполне законное обобщение. Но от него не будет никакого толку. Почему? Потому что такие значения, по-видимому, не позволят решать никаких реальных задач. Они окажутся бесполезны, так как не будут иметь смысла для какой-нибудь деятельности.

Следовательно, выделяемые словом признаки — это не просто общие свойства какой-то совокупности объектов. Это обязательно признаки, имеющие значение для какой-нибудь деятельности. Отсюда видно, что ассоциативная теория формирования значения, которую мы до сих пор излагали, фактически переворачивает реальное положение вещей с ног на голову. По ней все начинается с созерцания. Человек рассматривает мир вещей и явлений, сравнивает их и обнаруживает у некоторых из них общие признаки. Объединяет вещи, имеющие эти признаки, в один класс и обозначает этот класс одним понятием.

В действительности, все происходит как раз наоборот. «Вначале было дело!» Сначала в процессе деятельности люди обнаруживают у вещей, с которыми имеют дело, какое-то свойство, имеющее значение для этой деятельности, определяющее ее ход и результаты. Затем они начинают обращать внимание на это свойство и у других вещей, искать вещи с таким свойством. Выделяют это свойство. Создают для него специальное слово. Используют это слово, чтобы отличать вещи с данным значимым свойством, учитывать его в своей деятельности, чтобы целесообразно строить свою деятельность.

Из такой концепции следует ряд важных выводов относительно процесса образования значений, в частности, что для выделения существенного признака вовсе не обязательно наблюдение и сравнение нескольких разных объектов, которые его имеют. Нужно лишь, чтобы признак был значимым. И тогда человек обнаружит, выделит его даже в одном-единственном предмете (явлении), с которым встретился.

Иными словами, обобщение при формировании значения может происходить «сходу». Достаточно один раз показать определенный предмет и назвать его определенным словом. Слово свяжется с какими-то признаками предмета. И затем человек будет употреблять это слово при встрече с любыми предметами, имеющими эти признаки. А вот какие это будут признаки, зависит от того, что значимо для данного человека, т.е. от его опыта, знаний, целей, интересов, отношения к миру и т.д.

Верно ли это? Факты показывают, что часто дело обстоит именно так. Например, ребенку вовсе не требуется увидеть множество различных кошек, чтобы сравнить их, выделить общие признаки и образовать понятие «кошка». Достаточно показать ему одну кошку сказать: «это киска» и ребенок будет безошибочно называть «кисками» любых кошек — больших, маленьких, черных, белых и т.д. Более того, «кисками» для него станут лев и тигр, а иногда — совсем несуразно для нас, взрослых — и меховой воротник, и кролик, и даже пышная борода соседа.

Другое дело, что признаки, значимые для ребенка, могут не совпадать с теми, которые в действительности (т.е. в речевой практике общества) обозначаются данным словом. Так, в приведенном примере ребенок, по-видимому, выделил как существенный признак «киски» пышный мягкий мех.

Вот здесь его начнут поправлять старшие. «Нет, это не киска. Это — воротник», «Это не киска. Это — борода» и т.д. Иными словами, по отношению к одним предметам (кошкам) употребление слова «киска» будет подкрепляться. («Правильно, умница!») А по отношению к другим — оно будет тормозиться. («Нет, это не киска!») Итогом явится все большее отдифференцирование в понятии «киска» тех признаков, которые в него вкладывают взрослые, употребляющие данный язык.

Отсюда вытекает, что формирование значения слова идет через попытки его употреблять, использовать и регулируется результатами этих попыток. Иными словами, освоение значений, переход от образов к знакам на рассматриваемом уровне протекает путем своеобразных «проб и ошибок», происходит в результате подкрепления одних его употреблений и торможения других. В основе этого процесса лежит дифференцировка речевого поведения по отношению к предметам и явлениям внешнего мира. Познавательные процессы и выделение тех или иных общих признаков являются следствием этого поведения, а не его источником, как считают ассоцианисты.

С помощью какой же деятельности осуществляются описанные процессы? Этот вопрос психологи пытались выяснить с помощью известных уже нам экспериментов на образование «искусственных понятий».

Их опыты показали, что здесь у разных людей наблюдаются два принципиально различных пути. Первый путь можно назвать конкретно-практическим. Испытуемые пробуют по-разному сопоставить объекты, пока не находят правильного решения. При этом они обычно не выделяют сознательно оснований классификации, а опираются на непосредственное восприятие и руководствуются смутным интуитивным «чувством», что те или иные предметы или явления «чем-то подходят друг к другу». Второй путь можно назвать абстрактно-логическим. В этом случае испытуемые часто вообще не совершают пробных группировок, а пытаются путем логического анализа найти принципы классификации. Так, например, они сначала выдвигают для себя гипотезу, что классификация основана на цвете кубиков. Затем подсчитывают, сколько у них есть цветов. Оказывается, что пять. Но классов дано (как мы помним) только четыре. Отсюда следует вывод, что цвет не может быть основанием отыскиваемой классификации. Далее так же проверяется гипотеза о значении формы. И так до тех пор, пока не отыскивается верное решение.

Следовательно, значения могут формироваться на основе чувственно-практической деятельности и на основе идеальной мыслительной деятельности. Формирование значения при этом идет через выдвижение и проверку гипотез о значимости тех или иных признаков объектов. Проверочные действия управляются выделенными признаками предметов. Но в первом случае проверка гипотез осуществляется путем практических действий над самими предметами, а признаки выделяются интуитивно, часто бессознательно. Восприятие как бы руководит анализом. Во втором — путем идеальных действий над признаками предметов, которые выделяются сознательно на основе некоторой мысленной гипотезы. Восприятием руководит логический анализ.

Какой из этих путей используется, зависит от характера задачи, опыта и знаний ученика, наконец, склада его психической деятельности. В частности, например, для задач на группировку, как это ни странно, значительно эффективнее оказался путь интуитивных конкретно-практических проб. Испытуемые, которые его использовали, показали успеваемость в два раза большую, чем испытуемые, применявшие абстрактные или вербальные приемы. Вообще, по-видимому, путь интуитивных гипотез и конкретно-практических проб лучше там, где у человека мало информации о возможном значении тех или иных признаков предмета для решаемой задачи. Там, где эти значения (т.е. эффективные принципы классификации) известны, лучше второй путь.

Многое зависит, как отмечалось, и от психического склада человека, типа его мышления. Так, например, при решении задач с кубиками у младших школьников преобладает интуитивно-практический путь, а у студентов — абстрактно-логический. Имеет, по-видимому, значение и различие между людьми с «художественным» (образным) типом мышления и людьми с мышлением абстрактно-логического типа («художники» и «мыслители» — по классификации И.П. Павлова).

Детальные исследования ряда психологов (Дж. Бруннер, Хоулз и другие) показали, что сам процесс возникновения, проверки и перестройки гипотез при формировании вербальных значений может протекать по-разному. Типичные варианты, которые здесь наблюдаются, получили наименование индивидуальных стратегий формирования понятий.

Стратегии могут быть синтетическими и аналитическими. Разъясним их на примере с кубиками.

Пусть испытуемый ищет значение слова «мур» (напомним, это высокие узкие фигуры). Предположим, ему дают по очереди следующие кубики, отмеченные следующими надписями:

1. Высокий узкий черный цилиндр — «мур».

2. Черный низкий широкий параллелепипед — «не мур».

3. Узкий высокий белый параллелепипед — «мур» и

т.д.

Первый подход, который наблюдается, таков. Испытуемый берет за основу гипотезы всю первую фигуру — высокий черный узкий цилиндр и предполагает, что это и есть «мур».

Вторая фигура в общем не противоречит этому предположению. Она ведь: «не мур». Пересмотреть приходится лишь гипотезу о значении цвета. «Не мур» оказывается тоже черным. Значит, цвет не входит в признаки «мура».

Третья фигура приносит уже много информации. Она «мур», но не цилиндр. Значит, форма не входит в признаки «мура». Но она тоже узкая и высокая. Отсюда новая гипотеза: узкий и высокий, возможно, входят в признаки «мура». И так до верного решения, которое подтверждается всеми следующими проверками. Это и есть синтетическая стратегия.

Второй подход: за основу гипотезы берется какой-ни-будь один признак исходного объекта. Например, испытуемый предполагает, что «мур» означает цилиндрическую форму. Второй объект не противоречит этой гипотезе. Он не цилиндр и не «мур». Зато третий объект рушит гипотезу. Он не цилиндр и все-таки «мур». Испытуемому приходится возвращаться назад, вспомнить исходный объект и попробовать новую гипотезу. Например, что «мур» означает черный цвет. И так далее, до решения задачи.

Это — аналитическая стратегия.

Каждая из этих стратегий может, в свою очередь, реализовываться в консервативной и азартной форме.

При консервативной стратегии испытуемый постепенно, шаг за шагом отбрасывает «неработающие» признаки и накопляет подтверждаемые до тех пор, пока не останутся только те признаки, которые подтверждаются всеми новыми проверками. В обоих приведенных нами примерах имели место как раз консервативные стратегии.

При азартной стратегии испытуемый после первых же подтверждений сразу «прыгает» к выводу. Например, увидев второй кубик, он сразу решает: «Мур» — это черный цвет». Он рискнул и проиграл. Следующий кубик сразу опровергает его вывод, и все нужно начинать сначала. Но вот если бы вторым демонстрировали узкий белый параллелепипед, испытуемый, рискнув, мог бы выиграть. Он с двух попыток сразу нашел бы правильный ответ: «Мур» — это высокая узкая фигура любого цвета».

Итак, формирование значений представляет собой активную целеустремленную деятельность, направленную на решение познавательных задач, включающую постановку и решение проблем, формирование и испытание гипотез, поиски и проверку значений. Процессы анализа и синтеза, сравнения и абстрагирования, обобщения и означения представляют способы этой деятельности, как слова и язык составляют ее орудия. В их бесстрастные формы отливается вечная эпопея борьбы и странствий, побед и поражений, догадок и разочарований, ошибок и находок, которые проходит человеческий дух при своих неустанных поисках смысла мира, в котором он существует, и значения своего существования в этом мире.

Только в итоге этой эпопеи достигаются классификация и упорядочение реальности, которые «устраивают» человека, так как отражают действительные важные черты этого мира и потому позволяют успешно в нем существовать и действовать.

И по сегодняшний день значения слов несут на себе печать этого своего трудового происхождения — происхождения из практической деятельности. Они служат для объединения и отличения вещей не по внешним ощутимым признакам, а по их невидимым свойствам, которые обнаруживаются только в практической деятельности, так как проявляются только при воздействии одной вещи на другую. Так, например, скольк