Методы реконструкции и их роль.

Проблема реконструкции представляет интерес для всех наук, исследующих изменение во времени[80] и имеющих дело с косвенными данными, по которым можно пытаться восстановить прошлое (в связи с реконструкцией детства как задачей психологии об этом писал еще в 1920-е годы Л.С.Выготский, использовавший интересные теоретические работы тех лет, специально посвященные этому вопросу). Хотя большинство естественных наук достаточно интенсивно занимается «историей времени» (Хокинг) и восстановлением ранних или исходных состояний (Большой Взрыв и т.п.) и сделаны первые шаги в построении временных логик (прежде всего Прайором[81]), еще предстоит последовательно сравнить соответствующие выводы в этих науках и в тех гуманитарных дисциплинах, которые (как сравнительно – историческое языкознание) давно заняты решением аналогичных задач. Основой для реконструкции в современной лингвистике является выявление элементов более древней системы внутри данного языка, т.е. внутренняя реконструкция (в отличие от внешней, опирающейся на сравнение с другими языками). Такие архаизмы в современном языке выделяются благодаря их изолированному положению в системе: напр., в русском языке глаголы бытия (рус. есть-суть, причем последняя форма в отличие от нем.sind или франц. sont стилистически ограничена, встречается в учебниках математики, в поэзии, напр., у Бродского, о происхождении супплетивной основы бы-ть cм. выше), тип склонения слова путь, формы личных местоимений: мы-нас и т.д. Многие такие пережиточные древние формы сохраняются в часто употребляемых словах: реконструкция может опираться на статистические характеристики слов и форм. Поскольку подавляющее большинство языков является смешанными, т.е. содержат (в разных количественных соотношениях) элементы, полученные из разных языков, им предшествовавших или на них в разное время повлиявших, одной из важных задач при внутренней реконструкции оказывается вычленение такого слоя в языке, который принадлежит другому языку, в случае русского языка - прежде всего, церковнославянскому (в его русском изводе). На следующем этапе проводится сравнение данного языка (и выявленных в нем разных слоев, связанных с заимствованиями) с другими языками. Каждый язык может быть представлен как результат преобразования во времени предшествовавшего ему языка, например, современный русский язык является результатом преобразования во времени древнерусского языка, а этот последний восходит к общеславянскому праязыку. Все славянские языки происходят из диалектов этого праязыка, который реконструируется на основании сравнения их всех друг с другом при учете предварительных результатов внутренней реконструкции. Но русский язык представляет собой соединение множества L_r основных элементов, прямо продолжающих древневосточнославянский древнерусский диалект, с очень большим числом элементов множества L_s, восходящих к церковнославянскому и более древнему старославянскому (исторически южнославянскому) диалекту, чем объясняются, например, такие дублеты как рус. ж: старослав. жд- надежный: надежда, межа: между и т.д.

Реконструкция предшествующего состояния может быть описана как восстановление такого процесса перекодирования, при котором каждое слово (и его составляющие - морфологические и звуковые части - морфемы и фонемы), относившееся к более древнему состоянию языка, заменяется cответствующим ему словом, отвечающим более позднему состоянию языка. Иначе говоря, при передаче языковых сообщений по каналам связи между поколениями осуществляется перекодирование (с частым искажением, как и в случае мутации при передаче генетической информации[82]). В теории Шеннона рассматривается случай, когда имеются два разных кода, с помощью которых кодируется язык[83]. Именно этот случай представляется наилучшей моделью для описания изменения языка во времени. Каждая праславянская праязыковая форма, входившая в набор элементов праязыка L_{com sl} , заменяется в L_r

соответствующей формой, перекодированной согласно звуковым законам исторической фонетики древнерусского языка, а в L_s - формой, отвечающей правилам исторической фонетики старославянского языка. В реальных древнерусских текстах обнаруживается оба типа отображений исходных праславянских форм. В качестве иллюстрации можно привести найденный в 2000 г. новгородской археологической экспедицией текст псалтыри. Он представляет собой древнейший датируемый старославянский документ рубежа X и XI вв.н.э. (скорее всего первого десятилетия XI в.), соответственно в нем “еры” (редуцированные сверхкраткие гласные ъ= сверхкраткое u и ь= сверхкраткое i ) уже перекодированы по правилам старославянской фонетики. В древнерусском языке этого времени эти фонемы еще сохраняются, не подвергаясь изменениям. Псалтырь, переведенная с греческого старославянским монахом, была переписана древнерусским писцом. Поэтому на начальных страницах псалтыри отражена старославянская звуковая форма соответствующих слов, а в последующей части текста уставший древнерусский переписчик в ряде случаев меняет звуковую форму слов в согласии с древнерусским произношением, в отношении “еров” еще близким к праславянскому.

Случай, подобный русскому языку, когда оба языка (кода), исторически предшествующих данному, родственны друг другу (т.е. восходят к диалектам одного и того же праязыка), встречается достаточно часто: напр., таково соотношение германских элементов раннедревнеанглийского (западногерманского) и древнескандинавского (северно-германского) происхождения в английском, греческого и индоевропейского догреческого происхождения в греческом, латышского и балтийского куршского в латышском и т.п. Но возможно и заимствование большой группы слов из неродственного языка, напр., ранние китайские заимствования в японском. Можно изучать сравнительным способом фонетические соответствия между японскими числительными древнекитайского происхождения и сходными элементами в таких исходно родственных китайскому языках, как классический тибетский[84]. Но рядом с заимствованными числительными в японском употребляются и исконные слова алтайского происхождения, имеющие соответствия в корейском, тунгусо-маньчжурском, монгольском, тюркском.

Реконструкция или “постсказание” (postdiction по Хемпелю) может быть проверена или фальсифицирована (в попперовском смысле) при открытии таких новых данных, которые не были известны в то время, когда осуществлялась реконструкция. Так, напр., происхождение аффрикаты типа *с из палатализованного *k перед гласным переднего ряда, образовавшимся из древнего дифтонга, подтвердилось при недавнем открытии исключительного архаизма древненовгородского и древнепсковского диалектов, где в берестяных грамотах еще сохраняется праславянский облик соответствующих слов. В наиболее восточной ветви индоевропейских языков - тохарских языках Восточного (Китайского) Туркестана, письменные памятники которых, относящиеся ко 2-ой половине I-го тыс. н.э., дешифрованы около столетия назад, найдены подтверждения таким реконструкциям, как *rēki «слова, речь» для праслав.* rēči (откуда русск. речь). Для методологии сравнительно-исторического языкознания большое значение имело подтверждение большого числа индоевропейских реконструкций при дешифровке хеттского и других древних индоевропейских языков Малой Азии. Особенно существенным достижением явилось установление Куриловичем соответствия хеттского h и гипотетической индоевропейской фонемы, за 50 лет до этого реконструированной Ф. де Соссюром благодаря внутренней реконструкции внутри индоевропейского праязыка[85].

Другой чертой современного периода в развитии сравнительно-исторических исследований является распространение методов реконструкции на большие отрезки текстов. Оказывается возможным восстановление не только отдельных слов, но и целых мифопоэтических формул и фрагментов текстов.

В частности, для индоевропейской мифопоэтической традиции оказывается возможным восстановление древнейших стихотворных схем, из которых выводится дальнейшее развитие стиха в отдельных литературах[86]. Здесь также осуществлена проверка предложенных ранее реконструкций. Исследованные в последние годы образцы анатолийских (хеттских и лувийских) стихов и песен подтверждают некоторые из метрических схем, раньше предложенных для общеиндоевропейского. Реконструкция возможных метрических схем зависит от тех особенностей слоговой и акцентуационной структуры словаря и текстов, реконструкция которых может быть достигнута с помощью сравнительного языкознания и ограничена его пределами.

Возможности реконструкции соответствующих характеристик архаического индоевропейского стиха и его языка (Indogermanische Dichtersprache) определяются крайней консервативностью соответствующих традиций. В поэзии на древних индоевропейских языках на протяжении тысячелетий сохраняются с минимальными изменениями метрические схемы поэтических формул, путем монтажа которых образуется стихотворный текст. Эта установка на повторение старой формулы характеризует “холодные” культуры (термин Леви-Строса) в отличие от горячих, которые стремятся к построению принципиально новых текстов (несущих поэтому максимальное количество информации).

Но в той мере, в какой возможности авторов литературных текстов не исчерпываются теми вероятными применениями метра, которые зависят от просодических особенностей данного языка, по отношению к литературе в еще большей степени, чем применительно к языку, на первый план выдвигаются возможности, связанные с культурными влияниями. Поэтому, скажем, для ранней римской (латинской) драматургии существенное значение может иметь реконструкция на основе этрусских и пунических прообразов[87].

Мысли фон Вригга о применении теории информации к истории[88] делают вероятным приложение некоторых из изложенных соображений и к другим гуманитарным наукам. Сравнение ученого производящего реконструкцию, с детективом, намеченное еще в методологической работе лингвиста А.И.Смирницкого о сравнительно-историческом языкознании, было развернуто в исследовании методов истории у Хинтикки в связи с изучением возможностей абдукции (тем же кругом идей и той же метафорой детектива в ее сюжетном воплощении объясняется структура романа Эко «Имя розы» и направление примыкающих к нему эссеистических сочинений того же автора об абдукции). Проблема «улик», на основе которых строит свои выводы историк, и методов реконструкции события на их основе объединяет разные науки, занятые восстановлением прошлого.