Реферат Курсовая Конспект
И получится вкусняшка - раздел Искусство, Дэвид Карной Музыка ножей 1 Марта 2007 Года, 13.45 Воткинс Убил Бы Его,...
|
1 марта 2007 года, 13.45
Воткинс убил бы его, если бы узнал. Через две недели после вечеринки Джим позвонил Кристен из телефона-автомата рядом с университетом. За несколько дней до этого он подсмотрел в телефоне Керри номер Кристен, но позвонить решился только в воскресенье, когда вокруг было поменьше народу. И даже тогда ему храбрости ну никак не хватало. Джим набирал номер до последней цифры и вешал трубку. Снова все обдумывал. Наконец, на пятый раз он все-таки набрал все целиком. И снова бы повесил трубку, но Кристен ответила после первого же звонка.
– Привет, Кристен.
– Привет! А кто это?
– Это Джим. Брат Керри.
– А, привет!
С этими «привет» никогда не поймешь, хорошо это, что ты позвонил («Привет! Как я рада, что ты позвонил!»), или плохо («А, привет, это ты…»). Кристен говорила совершенно равнодушно, и Джим совсем разнервничался.
– Я просто хотел узнать, как у тебя дела. – Голос у него чуть-чуть срывался. – Керри сказала, все в порядке, но я решил сам проверить.
– Башка трещала пару дней, – ответила Кристен, – но сейчас все уже нормально. Слушай, ты извини, что так получилось! Говорят, у тебя были неприятности с братством?
Джим ужасно удивился. Чего он точно не ожидал, так это извинений. Вот черт, подумал он, может, Воткинс все-таки прав?
– Это ты меня прости, – сказал Джим, успокаиваясь понемногу. – Надо было мне проследить, чтобы ты столько не пила.
– Да ладно, могло быть и хуже. Спасибо, хоть промывание не пришлось делать.
Джим рассмеялся:
– Да уж! – Он не мог поверить своим ушам. Она еще и шутила! – Повезло, что у вас доктор оказался знакомый.
– Доктор Коган? Да, он классный.
Они поговорили еще с минуту. Джим снова извинился, потом она еще раз. Потом он сказал:
– Ладно, слушай, мне пора бежать. Я уже на встречу с профессором истории опаздываю. Можно я тебе еще потом позвоню? Ну, типа, узнать, как дела?
Тишина. У Джима перехватило дыхание и сердце бешено застучало в грудную клетку.
– Конечно, – наконец ответила Кристен. – Только больше никаких вечеринок. На этот год с меня хватит.
– Договорились. Вечеринок больше не будет.
Через пару дней он позвонил снова. На этот раз «привет» она сказала гораздо веселее, так что Джим даже подумал, может, она рада, что он звонит? Поэтому уже через минуту он решился пригласить ее в кино в следующее воскресенье.
– Слушай, я тут в выходные в кино намылился. Вроде пара фильмов хороших выходит. Хочешь со мной?
Сначала он думал, она его завернет. Кристен сказала, что один из новых фильмов она уже видела. И стала ему рассказывать, что она про этот фильм думает. Джим решил, это она его так аккуратно отшивает. А потом Кристен вдруг спросила:
– Во сколько?
– Во сколько тебе удобнее?
Они встретились перед кинотеатром в половине шестого, за двадцать пять минут до начала фильма. Джим нарочно выбрал этот сеанс. С одной стороны, время детское, то есть он, типа, вовсе и не на свидание ее позвал. С другой – у него была возможность еще куда-нибудь пригласить ее после фильма.
Он собирался отвести ее в «Синий мел», заведение неподалеку от центра Пало-Альто. Это был настоящий ресторан, со вторым этажом и зоной игр справа от входа, там стояли три бильярдных стола, затянутых кроваво-красным сукном, и стол для шаффлборда.[3] Публика в основном была вполне взрослая, работающая, но заходили и студенты Стенфорда. Джим с друзьями иногда заглядывали сюда в будние дни пощелкать монеты.
– «Синий мел», значит, да? – язвительно спросила его на следующий день сестра. – Ты такой культурный, Джимбо, это что-то!
Они там провели чуть больше часа, как раз хватило на три раунда. Кристен в шаффлборд никогда раньше не играла, так что первую игру Джим выиграл как нечего делать. Монеты у Кристен все время съезжали к краю поля. Но в середине второй игры она приноровилась и точно обыграла бы его в третьей, если бы он не провел потрясающий щелчок и не выбил ее фигурки из трехочковой зоны.
– Ну и о чем же вы разговаривали? – спросила Керри.
Как Джим и надеялся, игра очень помогла налаживанию отношений. Они оба расслабились. Во время первого раунда он все больше объяснял Кристен правила и показывал основные несложные техники. Во втором раунде они преимущественно сплетничали. Джим расспрашивал Кристен про девятиклассниц и десятиклассниц (теперь уже учившихся в десятом и одиннадцатом классе), которые, по его мнению, имели шанс стать очень популярными. Кристен рассказала ему, кто на самом деле сейчас популярен, а кто нет. И про двух придурков-компьютерщиков, которые придумали целый рейтинг популярности. Круто, конечно. Типа, они такой социологический эксперимент поставили. Написали программу, формулу специальную, которая учитывала разные факторы – внешность, с кем тусуешься (это из важного) плюс еще всякая мелочь.
– Мы довольно долго обсуждали этот ваш рейтинг популярности, – ответил сестре Джим. – Кто там на каком месте и почему. Говорят, ты на девяносто седьмом месте, а Кристен на девяносто втором.
– Ага, прикинь! Вот подлость-то! Я даже в первые пятьдесят не вошла.
После третьего раунда они решили, что вечер удался, и Джим проводил Кристен до ее машины. Вернее, это была машина ее мамы. Кристен рассказала, что со времен аварии, в которой бесславно погибла ее «джетта», тачка ей больше не светит. Папан обещал посмотреть на ее поведение. Их глаза встретились, и Джим понял, что она вспоминает тот вечер. Но ни один из них не сказал на эту тему ни слова.
– Ты ее поцеловал? – спросила его Керри.
– Нет.
Он попробовал.
– Спокойной ночи! – Джим потянулся вперед, но не прямо к ее губам. В последнюю секунду то ли он сменил направление, то ли она уклонилась, но он поцеловал ее только в краешек губ.
– Точно? – переспросила Керри.
– Да. А что она сказала?
– Сказала, ты поцеловал ее на прощанье.
– В губы?
– Ага.
Джим засмеялся. Свою сестру он знал отлично. Она блефовала, пытаясь выдавить из него информацию.
– Да ладно тебе! Она хорошая девочка. Кристен не станет рассказывать никому, что я ее поцеловал.
Керри печально вздохнула:
– Ну расскажи!
– Да нечего рассказывать! Мы сходили в кино. Поиграли в шаффлборд. Чего ты еще хочешь?
– Але! Мне нужны грязные подробности.
– Хватит, Керри! У меня нет настроения. Это детский сад!
– С ума сойти, какие мы нежные.
* * *
Джим не мог точно вспомнить, сколько времени прошло с того вечера до момента, когда он впервые услышал про дневник, но, наверное, около месяца. В ту субботу, за несколько часов до того, как Кристен покончила жизнь самоубийством, ему позвонила Керри:
– Ты уже слышал?
– Что именно? – сонно пробормотал он.
– Мама Кристен нашла ее дневник.
– И чего?
– Просыпайся давай! Там были всякие подробности про секс.
Джима так и подбросило. Вот теперь он и правда проснулся.
– Про секс? Какие подробности?
Керри молчала. Джим начал терять терпение. Он знал, что она специально тянет – ради достижения необходимого эффекта. Наконец он не выдержал:
– Керри! Хватит дурака валять! Какие подробности?
– Про ту ночь, когда она назюзюкалась в общаге…
Джим совсем напрягся.
– Ну, – едва дыша переспросил он, – и чего про ту ночь?
– Она занималась сексом.
– Она прямо так и написала?
– Ага. Помнишь того врача, к которому мы ее возили? Ну вот, он ее трахнул.
Желудок Джима скрутило узлом.
– Что?
– Ну да. Она с ним потеряла невинность. Кристен мне сразу все рассказала. Только я поклялась молчать. А теперь все узнают. Родители у нее совсем с катушек слетели – хотят его засудить.
У Джима все кружилось перед глазами. На секунду ему показалось, что он сейчас потеряет сознание.
– И кто про это знает?
– А черт их разберет. Родители. Полиция. По-моему, их уже вызвали.
– Что? – Джим перевернулся на бок и посмотрел на часы. – И когда они будут?
– Не знаю. А что?
– Да нет, ничего.
– Джим, ты чего-то совсем не в форме. Папа же велел тебе завязывать квасить.
– Я вчера не пил.
– Джим!
– Не пил. Честное слово!
Хотя вот сейчас выпить точно бы не помешало.
– Ты дома? – спросил он сестру.
– Да, а что?
– А полиция с тобой тоже будет разговаривать?
– Не знаю. Наверное.
– Никуда не уходи. Я сейчас приеду.
– Если они придут, я им правду скажу. Слышишь, Джим? Я не буду ради нее врать. Я ей так и сказала.
– Мне бы хотелось сначала понять, что именно ты считаешь правдой.
* * *
Джим и Кристен никогда не обсуждали случившегося в доме доктора. В подробностях уж точно нет. Но по некоторым ее замечаниям Джим понял, что Кристен влюблена в Когана. Она рассказала про музыку, которую Коган ставил в операционной, когда работал. И про то, что она записала для него диск. Джим даже заревновал. Ему не хотелось говорить про этого врача, но Кристен постоянно про него вспоминала. Как-то раз они встретились, и она была чем-то очень расстроена. Джим спросил, в чем дело, и она сказала, что случайно столкнулась с Коганом в магазине и он с ней очень холодно разговаривал.
– Ты что, преследуешь его? – пошутил Джим, который совершенно не понимал, почему Кристен переживает по такому дурацкому поводу.
Она сердито посмотрела на Джима. Всякий раз, как он высказывался неодобрительно в адрес этого хирурга, Кристен мрачнела и яростно сверкала глазами.
И все-таки Джим просто должен был задать ей кое-какие вопросы. Он ничего не мог с собой поделать. Только подумает, а вопрос уже сам изо рта выскакивает. Влюблена она в него? Влюблена, конечно, он это точно знал. И на тебе, вроде он про себя говорил, а сам уже произносит:
– Он тебе нравится, да?
– Доктор Коган? Как человек – да, нравится. Он обаятельный. И всегда главный. Без всяких усилий. Рядом с ним спокойно.
– Я понял. Но ты ведь хочешь…
– Чего я хочу?
– Ладно, забей.
Как-то раз Кристен рассказала ему, что ведет дневник. И Джим сразу подумал: интересно, что она про меня там понаписала? И тут вдруг – бах! – спрашивает вслух:
– А ты про меня там что-нибудь написала?
– Ясен пень.
– Хорошее?
– В смысле?
– Ну, ты про меня хорошее написала?
Кристен улыбнулась:
– Я о многих пишу не очень хорошее. И постоянно жалуюсь.
– Ты поэтому дневник завела? Чтобы было куда пар выпускать?
– А фиг его знает, зачем я его завела.
Они сидели в «Старбаксе» и пили китайский чай. Кристен смотрела в стол и играла с бумажным пакетиком из-под сахара. Складывала из него малюсенький квадратик. А потом подняла голову и произнесла фразу, которую он уже никогда не забудет:
– Есть вещи, которыми хочется поделиться, рассказать и забыть. И есть вещи, которыми поделиться нельзя, но очень хочется помнить. Дневник помогает мне поделиться всем, чем хочется, и при этом никому не рассказывать.
* * *
Как отреагировал Воткинс? Джим рассказал ему, что Кристен покончила с собой и что к нему приезжали полицейские и задавали вопросы. Воткинс сжал кулаки. Если он и не собирался ударить Джима, то уж кого-нибудь ему точно надо было ударить.
– Покончила с собой? Ты охренел?
– Вчера, – ответил Джим.
Он и сам еще не верил. Ему не хотелось рассказывать об этом Воткинсу, но по общаге уже поползли слухи, что к Джиму приходила полиция. И Джим решил, лучше он сам расскажет, чем тот узнает через десятые руки. Джим хоть понимает, о чем говорит.
– И что, она вела блог?
– Нет. Не блог. Дневник на бумаге. Для себя, а не для других людей. Не нравились ей блоги.
– А ты-то откуда знаешь? – испуганно завизжал Воткинс.
– Мне сестра рассказала.
Джим поклялся, и не один раз, что точно держался их версии.
– Они на доктора гонят. Просто пытаются понять, что произошло той ночью.
– Не верю, – монотонно повторял Воткинс, сидя на краю кровати. – Не верю.
Воткинс был не просто потрясен. Джиму даже показалось, что его расстроила смерть Кристен.
– Чему ты не веришь?
– Что она трахнулась с доктором.
– Скорее, это он ее трахнул.
– Раз написала, значит, это она с ним трахнулась.
– Не понял.
– Странно как-то, – все повторял Воткинс. – Что-то тут не так.
– Это ты сам странный, придурок, – сказал Джим. – Что тут такого?
Воткинс поднял голову.
– Повторяй, как договорились, понял? – угрожающе прошипел он. – Если все всплывет, мы в говне по самые уши, дошло? Нас могут обвинить в ее смерти.
– Каким образом? Она же ничего не помнит.
– Она мертва, кретин! Мертвые вообще ничего не помнят. Зато у них есть гнусная привычка не давать забыть живым. Так что будь начеку. Прижмут – не трусь. Если что, защищайся, и решительно. Они нападают – ты нападай в ответ. Будь тверд и ни в коем случае не психуй. Понял, Пенек?
– Защищаться твердо и не психовать, – повторил Джим. А что тут еще скажешь?
– Отлично. Держись своего, и получится не версия, а вкусняшка.
* * *
– Привет! – ответила Кристен. Она посмотрела на определитель номера и думала, что знает, с кем говорит.
– Привет!
– Ой, я решила, это Керри.
– Я домой заехал.
– Ты в своей комнате?
– Нет, во дворе. Я тут на траве загораю.
В тот день четвертый звонок был не от Керри, а от Джима. Мэдден спросил Керри про пять звонков, и она его не поправила, не сказала, нет, мы только четыре раза говорили. Они с Кристен столько раз созванивались, что Керри не запомнила подробностей. А вот Джим помнил тот разговор отлично.
– Я уже в курсе, – сказал он.
– Тебе Керри рассказала? Про доктора Когана?
– Так что, это правда? Ты с ним спала?
– Ну… да.
Они помолчали. Джим изо всех сил старался не дать воли гневу.
– По доброй воле?
– Да. Но отец все равно хочет на него заявление писать.
– И что ты будешь делать?
– Не знаю. Я уже выпила две таблетки успокоительного.
Они еще помолчали.
– Джим!
– Чего?
– Помнишь, ты мне рассказывал про фонтан?
– Помню.
У них на кампусе перед книжным магазином был фонтан, «клешня» назывался. Джим иногда приходил туда. Фонтан был квадратный и мелкий, и в нем здорово было валяться в жару. В центре была скульптура – из земли росла рука, огромная, страшная, со скрюченными пальцами. Студенты часто тут назначали встречи. Джим рассказывал Кристен, что он там валялся, закрыв глаза, под самым бортиком, и ему это ужасно нравилось, потому что он становился практически невидимым. Люди садились совсем рядом с ним и охренеть чего говорили! Девчонки обсуждали, как трахались со своими приятелями. И подружками. Абзац!
– Вот бы и мне сейчас стать невидимой, – сказала Кристен.
– Я тебя не вижу, ты где?
– Я серьезно, Джим.
– И я серьезно, Кристен. Я тебя больше не увижу. Давай не будем встречаться. Ничего не получается. Я поэтому и позвонил.
– Это навсегда?
– Ну… Не знаю… Ты же понимаешь, я расстроился.
– Из-за того, что я переспала с доктором Коганом?
– Нет. Хотя… да, конечно. Да, дело и в этом тоже. Но больше всего я расстроился, что ты мне все честно не рассказала.
– Про то, как я потеряла девственность?
Об этом он не подумал.
– Нет. Я имею в виду – вообще.
– Я тебе только про это не рассказала. А все остальное было правдой. Даже насчет того, что я хочу потерять невинность. Это все правда.
– Как скажешь. Я просто поверить не могу, что ты спала с ним по доброй воле. Ему же лет сорок пять, наверное.
– Зашибись! Отец во мне разочаровался, мама тоже, теперь и ты туда же.
Кристен плакала. Джим слышал, как она шмыгает носом.
– Прости, – сказал он. – Я не хотел тебя обидеть. Это я лишнего сказанул.
– Да пошел ты! Пошли вы все!
– Кристен, подожди!
Поздно. Она уже повесила трубку.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
На сайте allrefs.net читайте: На всех парах.
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: И получится вкусняшка
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов