Что впереди? Фазовый переход – процесс болезненный

Сегодня, судя по всему, российский суперэтнос переживает фазовый переход от надлома к фазе инерции.

А смена фаз, как мы знаем, всегда протекает очень болезненно. Особенно если это фаза надлома. То, что пережила Россия в 90-е годы ХХ века – это, по сути, вторая гражданская война, только не горячая, как в 1918-1920 гг., а холодная. Это какая-то новая форма гражданской войны, доселе не известная. Результаты этой войны налицо: огромная убыль населения, полуразрушенная (сырьевая) экономика, подорванное внешнеполитическое влияние, расколотая этническая система. И судя по всему, эта внутренняя война еще не закончена. Ведь когда гражданская война оканчивается, то этническая система стабилизируется, то есть восстанавливается хотя бы относительное единство этноса (как это произошло после 1920 г.). И, соответственно, есть явные победители и побежденные. Сегодня ни того, ни другого не видно. Точнее, сдвиг наметился (внутренний, духовный перелом все-таки произошел), но – до победы еще надо дожить…

В 1990-м году Россия была сверхдержавой, сегодня – это пока еще крупная, но уже просто региональная держава. Потери населения за 20 лет «реформ» составили около 15 млн. человек. (Если не больше!) В 90-е годы страна теряла по миллиону в год, сегодня меньше, но смертность по-прежнему превышает рождаемость. Впервые за 700 лет(!), т.е. с начала образования, Московского государства, мы имеем такие людские потери в «мирное время», без больших войн, массового голода и эпидемий.

В России и раньше случались демографические ямы. Они были вызваны внешними войнами, революциями, голодом. Но продолжалось это сравнительно недолго, и сразу же после окончания войн и смут происходил быстрый прирост населения. Срабатывал старый демографический закон: «…бабы ещё нарожают». Сегодня не рожают. Значит, с нами произошло что-то такое, чего раньше не происходило. Что-то очень неприятное и качественно новое…

В фазе надлома, как мы уже знаем, происходит раскол этнической системы на противоборствующие группы. Надлом – это постоянная внутренняя борьба, то вялотекущая, то обостряющаяся. Это, повторим, непрекращающаяся гражданская война, которая принимает разные формы. У нас она продолжается почти 200 лет. Это вероятно, максимальный срок. Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что сегодня мы переживаем не просто очередной кризис в рамках надлома. Идет системная, межфазовая ломка. А в такие периоды этнос становится совершенно беззащитным. (Как змея, когда она меняет кожу, – говорил Гумилёв.)И этим всегда пользуются противники!

«В надломе обычно бывает короткий период депрессии – разгула субпассионариев. Надо уметь его пережить, чтобы войти в инерционную фазу», – писал Гумилёв. Заметим, что «короткий период» – это в длинном, историческом времени, когда счет идет на века.

Поэтому следует еще раз заметить, что с точки зрения этногенеза причины наших бед заключаются не только во вредительстве многочисленных противников России (это само собой). Причина в том, что ослабленный надломом (а сегодня – межфазовым переходом) народ не в состоянии дать противнику должный отпор. Эти два процесса – действие и противодействие – диалектически взаимосвязаны. И, конечно же, особенно тяжело бывает, когда этих противников становиться слишком много и они начинают выступать как активная организованная сила.

Суть любого фазового перехода, по Гумилёву, заключается в смене стереотипа поведения. У нас на смену старому – героическому, идеалистическому, коллективистскому (традиционному) стереотипу поведения идёт новый – обывательский, индивидуалистический, прагматический (буржуазный). Борьба между этими двумя стереотипами, русским традиционным и русским буржуазным, продолжалась в течение всей фазы надлома. И до 1917 года, и после. Новый стереотип в этой борьбе проигрывал, но, проиграв очередной раз (особенно сокрушительно в 1917 г.), этот буржуазный стереотип оживал и продолжал набирать силу. К концу советского периода он уже составлял серьезную конкуренцию традиционному коллективистскому стереотипу. И очевидно, что сегодня эта борьба стереотипов не закончена. С этнологической точки зрения то, что происходит с нами в последние 20 – 25 лет, это не «переход от социализма к капитализму», а переход от этнической доминанты фазы надлома к этнической доминанте фазы инерции…

Ломка стереотипа – это всегда очень болезненно. Особенно в наших условиях, когда в естественный, природный процесс этногенеза вмешиваются организованные антиприродные силы, вооруженные новыми технологиями, с помощью которых, например, можно вести крупномасштабную информационную войну.

Большинство людей при смене стереотипа поведения теряет под собой почву – привычная система ценностей уже уходит, а новая, вызывающая у многих отторжение, ещё до конца не утвердилась. В это время, как писал Гумилёв, «системные связи разрушаются, происходит их перестройка... стереотип этнического поведения заметно модифицируется и поэтому легко деформируется». И здесь надо подчеркнуть «деформируется»...

Сегодня в составе нашего суперэтноса остается еще много людей советского типа, для которых после либерального удара 1990-х гг. жизнь потеряла смысл, и которым противна новая постсоветская действительность. Они не живут, а выживают во враждебной для них среде. В то же время небольшая группа других, «либеральных людей» (весьма активных) приняла «дико-рыночные» правила игры и возвращаться к старым, даже не советским, а просто традиционным ценностям, категорически не желает. Уродливый капитализм и греховная антикультура, вызывающие отторжение у большинства народа, для них – вполне комфортная среда обитания. Между этими двумя крайними группами находится довольно многочисленная третья группа. Это в основном разномастная мелкая и средняя буржуазия. Эти люди возвращаться к социализму не желают, но в то же время и «радикально-либеральные», «дико-рыночные» правила игры не признают. Они за то, чтобы дали, наконец, «нормально работать и зарабатывать», они за «порядок», за «сильного национального лидера» и даже, многие, за «здоровый патриотизм». Это, как уже отмечалось, переходный тип от коллективистской, традиционной системы ценностей к индивидуалистической, «инерционной» системе (уже с некоторым перевесом ко второй).

Итак, сегодня мы имеем в наличии три социальные группы с различными системами ценностей (не считая какого-то количества промежуточных групп), которые находятся в динамическом не равновесии. Между всеми этими группами и подгруппами никакого единения нет и быть не может принципиально. Например, если посмотреть на, казалось бы близкие по духу современные патриотические организации и движения то мы обнаружим удивительную картину напоминающую винегрет – патриоты красные, патриоты белые, патриоты радикальные националисты, патриоты евразийцы, патриоты язычники, патриоты православные… Это вовсе не естественное разнообразие («цветущая сложность»), это – разнобой и раздрай. Показатель, до конца не преодоленного, этнического раскола

Таким образом, получается, что единства в современном российском суперэтносе нет, единой системы ценностей и единого стереотипа поведения нет, социальной системы как таковой – тоже нет.Поэтому сегодняшний настрой нашего общества можно определить, как ценностно-мировозренческую какофонию в условиях нарастающей ломки стереотипа поведения… Смута в стране действительно происходит от смуты в головах…

Делаем вывод. С точки зрения этногенеза, сегодняшний психологический кризис, приведший к ослаблению у многих наших людей «воли к жизни», вызван, в основе своей, естественной межфазовой ломкой стереотипа поведения, усугубленной радикальными «реформами» 1990-х годов(на которые и пришлась самая острая фаза этого кризиса).

В такие периоды безвременья место привычных ценностей занимают антиценности. Как в фазе обскурации. Мы это видим на телевидении, в «современном» театре, постмодернистской литературе, в негативных сектах и много где еще. При этом, конечно же, в условиях продвижения антисистемной глобализации и ужесточения культурной войны естественные для межфазового перехода негативные процессы предельно обостряются. У нормальных людей все это вызывает отвращение, растерянность, и самое главное, страх за завтрашний день. Происходит атомизация этноса. Системные связи разрываются. Люди замыкаются в себе, подсознательно озлобляются. Они перестают ходить друг к другу в гости, избегают смотреть в глаза встречным, а в общественном транспорте рассаживаются друг от друга подальше. Это естественная реакция на продолжительный, непрерывный стресс… Наступает усталость. Когда собака болеет, она забивается в укромное место и там отлеживается…

Как долго все это может продолжаться? Фазовый переход иногда занимает годы, а иногда – десятилетия. И далеко не всегда идет мирным путем. (Хотя мирный путь возможен.)

Если, будем надеяться, такой переход у нас состоится, то будущее (в долгосрочной перспективе), конечно, принадлежит новому, прагматично - буржуазному стереотипу поведения. В крупных городах он уже начинает доминировать, правда, в сильно извращенном виде. Однако повторим, что и старый, традиционный стереотип у нас ещё долго не исчезнет, слишком глубоко он въелся. Ведь кроме возрастного, нужно учитывать и другие факторы, в первую очередь географический и религиозно-культурный. Суровый климат, огромная территория, постоянная угроза нашествий, влияние православного христианства – всё это наложило глубокий отпечаток на склад души русского человека. Ментальный стержень, как уже упоминалось, штука весьма устойчивая, он сохраняется на глубинном уровне архетипа. Поэтому закоренелым индивидуалистом и прагматиком («ходячим калькулятором») как европеец из фазы инерции, русский человек не станет никогда. Повторим, что Россия это вовсе не Европа, а Евразия.

Вероятно, в обозримом «раннеинерционном» будущем нас ждёт что-то среднее между коллективизмом и индивидуализмом, между традиционным и «цивилизованным». В старый социализм советского типа нам уже никогда не вернуться, но и к «чистому» капитализму мы еще не готовы. Если использовать привычную терминологию, то будущий социально-экономический и политический уклад будет представлять собой нечто среднее между капитализмом и социализмом (с перевесом к социализму), между идеологией умеренного (а не радикального, разрушительного) либерализма и идеологией социал-патриотизма. Это будет что-то особое, евразийское с ярко выраженной социальной и патриотической составляющей, с политической опорой на сильное государство имперского типа и с духовной опорой на Православие. Можно называть это что-то – государственным капитализмом, можно – социальным государством, можно даже – «импероподобным» государственным образованием. Можно как-нибудь еще. Здесь главное не название, а то, что мы и дальше пойдем своим собственным путем. Но это произойдет уже в следующей фазе этногенеза, – то есть на качественно другомцивилизационном уровне.

В среднесрочной перспективе сторонникам социализма придётся считаться с тем, что капитализм в России имеет свою питательную среду (буржуазию как класс уже никуда не денешь), а сторонникам буржуазного строя – с тем, что более половины нашего населения по-прежнему разделяет «идеалы социализма». То есть твёрдо убеждено, что «надо делиться!», и что все должно быть «по справедливости!». А если не захотят делиться, тогда «Долой!»… Ну а патриотами, как показывает историческая практика, могут быть и те и другие.

Это дает надежду на то, что со временем вековой раскол в нашем этносе может быть преодолен естественным, мирным путем. Во всяком случае, тот факт, что импортная «оранжевая» идеология в послеельцинский период в России так и не привилась, говорит о том, что времена радикальных либералов образца 90-х – уже прошли. Их отвергли и «красные» и «белые» и те, кто между ними. Иммунная система национального организма, хоть и со скрипом, но сработала.

В 1990-е годы многие противники ельцинского режима думали, что придёт вождь и поведёт народ на баррикады. Оказалось, что перелом произошёл где-то внутри. Сработал инстинкт самосохранения на уровне этнической системы. Произошло это в начале 2000-х годов. Если вождь все-таки придет, то, скорее всего он придет не снизу – его выдвинет наиболее здоровая, государственническая часть «верхнего» класса… Пускай эта консервативно-патриотическая часть пока еще очень небольшая и весьма «умеренная», но она – есть.

В середине «нулевых» годов в России наметился «срединный путь» выхода из кризиса. Через «консервативную революцию» сверху. При массовой поддержке снизу. Первоочередные задачи этой мягкой революции – поэтапное обновление правящего класса и укрепление государства, т. е. в конечном счете, – возрождение страны и возвращение на национальные рельсы. Что-то похожее, у нас уже было в 1920 – 30-х гг. при Сталине (маятник). Механизм проведения в жизнь этого курса пока еще не отлажен. Сопротивление противников жесточайшее, единства ни в народе, ни, тем более, в коррумпированной правящей элите нет – этническая система полуразорвана. Поэтому пробуксовки, и даже «либеральные» отступления на этом пути неизбежны. Но пока этот «срединный путь» возможен… Если наши внешние противники не решаться на большую войну (или на большую провокацию), то есть надежда, что получится. А – нет, значит, опять придется повоевать.

В любом случае, прежде чем перейти к тому стабильному, «инерционному» будущему, контуры которого мы здесь попытались нарисовать, надо будет пройти через суровый мобилизационный период. Ведь сегодня ослабленную Россию опять как в далеком XIII веке зажимают в тиски с двух сторон. С Запада и с Востока. И это – при нарастающем давлении глобалистов. Вопрос вновь стоит предельно четко: быть России или не быть. Поэтому дорога в будущее для нас лежит через борьбу. Борьбу за Россию.

P. S. В последние годы нередко приходилось слышать, что Россию может спасти только чудо. Это чудо – наша пассионарность. Отсюда все: и поразительное терпение народа, и живое чувство патриотизма, и готовность к жертве, и сохранившееся религиозное сознание. Чудо приходит к тому народу, который сохранил веру в Чудо. То есть в Бога. У нас это есть. Придавленное, забросанное толстым слоем материализма и атеизма, залитое грязью массовой антикультуры, – но есть! Значит, есть надежда.