Сладострастие и страдание. Садомазохистский комплекс

Как мы уже показывали, большинство древних божеств любви были одновременно и божествами смерти. Вера в такое единство всегда создавала совокупность представлений и идей. Если метафизически любовь-

1 Известно, что опера Тристан и Изольда была вызвана своего рода сублимацией горячей страсти Вагнера к Матильде Везендонк. Выражения, которые мы можем встретить в одном из писем композитора к этой женщине, в своем роде замечательны: "Демон! Он переходит из одного сердца в другое... Мы уже не принадлежим самим себе. Демон, демон становится богомГ (A.Onofri. Tiistano е Isotta. Guida attraveso il роста e la musica. Milano, 1934, p. 17,20).

2 Им смерть и жизнь достались в дарованье,

Единство в разности и общее страданье. Взаимно жизнь друг друга в них текла — Вначале только двойственность была.

страсть всегда трансцендентна, то психологически каждая любовь, даже обычная, физическая, содержит в себе элемент разрушения, саморазрушения и страдания — "удовольствие" и "наслаждение" имеют изнанку, причем грубую.

И, очевидно, что тема смерти соседствует с любовной не только у романтиков, но и в обычном жаргоне влюбленных: "я люблю тебя до смерти", "я смертельно тебя хочу" и т.п. — все это так банально, что не хочется перечислять; однако конечный смысл всего этого совпадает с античным cupio dissolvi.1 В стихотворении "Любовь и смерть" ("Amour et mort") Леопарди говорит о "жажде смерти", которой "истинная и страстная любовь есть начало". Это вытекает и из углубленного анализа феномена наслаждения. Вслед за Мечниковым, фрейдисты констатировали существование Todestrieb, жажды смерти, разрушения, лежащей "по ту сторону принципа удовольствия". Они считают, что есть биологический антагонизм между жаждой смерти и сексуальным влечением.2 И тогда остается лишь описывать формы и "взвешивать" смесь либидо (удовольствия) и разрушения- саморазрушения, в разных сочетаниях присутствующих повсюду. Вспомним описание фонтана у д'Аннунцио (в "Vergini delle Roccie"), заканчивающееся напоминанием древней мудрости: "Spectarunt nuptas hic se Mors atque voluptas-Unis (fata ferat), quem quo, vultas erat". ("Смерть и сладострастие так внимательно смотрят друг на друга, что их лица превращаются в одно лицо".) Отсюда неразрывная связь сексуальности и боли.

1 Жаждой растворения (лат.).

2 Согласно Фрейду, в организме происходит борьба между ним самим и тенденцией органической материи вернуться в первоначальное неорганическое состояние. С одной стороны, зародышевая плазма потенциально бессмертна, с другой — первичное вещество влечет к упадку и смерти. Это соответсвует половому инстинкту и инстинкту смерти. Как и другие подобные авторы, Фрейд настаивает на том, что переход из неорганического состояния в органическое случаен, но в то же время (вместе с Фехнером, Пэйером и Вейнингером) указывает на постоянный обратный переход, например, в случаях склероза, окаменения ископаемых и т.п.; при всем том психоаналитики нище не показали, как именно переходит неорганическая материя в органическую.

Совсем не обязательно выходить за рамки "нормального" и заниматься патологией. Но вспомним, что стоны во время полового сношения так похожи на стоны страдальцев. На разных языках женщины говорят своим возлюбленным, что, "кончая", они "умирают" (у Апулея — Met. III, 17 — Фотида, приглашая Луция, говорит ему: "Сделай так, чтобы я умерла"), да и само слово "спазм" ассоциируется с физической болью и страданием. Камиль Моклер справедливо утверждает, что сладострастие есть агония в самом строгом смысле этого слова.1

Дабы понять весь круг этих идей, следует выяснить метафизику страдания как такового. Новалис утверждал — всякая болезнь трансцендентна, она ведет к пробуждению высших сил — негативное лишь усиливает позитивное.2 В большинстве случаев это относится и к физической боли, конечно, в определенных пределах. С внутренней стороны боль — всегда переживание разрушения, но она же содержит в себе трансцендентный фактор, разрывающий конечное существование — в этом смысле прав Уордсворт, утверждавший, что страдание — в самой природе бесконечности.3 Сам страдательный характер боли связан с пассивностью, с тем, что человеческое Я соприкасается с внешней силой, подчиняется ей, а не подчиняет ее, разрушается, а не разрушает. В этом контексте перемена ролей, по Нова- лису, есть переход к положительным формам экзальтации.

Среди прочего это позволяет понять использование физической боли как источника экстаза в различных аскетических практиках. Таково, например, нанесение ран в неистовых ритуалах, применяемых адептами Ру- фаи — из исламской секты, близкой к суфизму дервишей — шейх провозглашает, что адепты, не пережив боли, не станут совершенными; боль есть "благословение как тела, так и души"; кажущиеся нам дикими

1 С. Mauclair. Magie de 1 'amour.

2 Novalis. Werke edHeilbronn. v.II, p.650 sqq.

3 См. "Metafisica del dolore e della malattia" dans Introdusione alla magia quelle scienza dell'Io (a cura del "gruppo di Ur"). Roma, 1956, v.II, p.204 sqq.

проявления мистического экстаза на языке этой секты — "способ отворения дверей".1

В случае же эротического сладострастия или иных измененных состояний боль соединяется с наслаждением. У подлинно же влюбленных пробуждение чувств столь глубоко, что скорее следует говорить не о "сладострастии", но о высоком опьянении; такое нефизическое опьянение — потенциальная сущность любого эроса, оно не проходит даже после пережитого "спазма" или "смерти" при телесном акте — скорее, напротив, усиливает свою интенсивность.

Через понимание комплекса "сладострастие-страдание" в целом, то есть соединения либидо с инстинктом смерти и разрушения, можно вообще подойти к средоточию феноменологии трансценденции в профанической любви. Это прежде всего тайна двойственности женских богинь, воплощающих желание, сексуальность, сладострастие с одной стороны, смерть — с другой (например, Венера-Либитина или египетская богиня любви Хатор и она же Шехмет, богиня смерти).

Исходя из этого можно лучше понять фундаментальные основы эротического опыта, особенно моментов полного обладания и интенсивного желания. Стремление овладеть любимым существом и есть отличие половой любви от "чистой", от человеческого расположения. Чистая любовь не рассматривает другого как объект, она онтологически признает его "самость", "отдельность". Такова любовь христианская — проекция любви Бога к своему свободному творению — не принуждающая, не насилующая и не растворяющая в себе. Напротив, половая любовь включает в себя стремление подчинить, растворить самое душу — и даже если обладание не носит искаженного характера (см. §19), оно все равно является как бы возмещением за унижения, самоутверждением, борьбой за превосходство.

Всякий эротический толчок двойственен — в нем есть не только любовь и обожание, но и жажда подавить, разрушить, уничтожить, растворить; это всегда ограничение бытия бытием. В желании всегда есть же-

1 W.B.Seabook. Adventures in Arabia. New Iork, p.283.

стокость — она связана и самой природой полового акта;1 отсюда возможность говорить о "жестокой любовной горячке" (Метерлинк), о "смертельной ненависти полов", которая есть "основа любви, сокрытая или явная, но всегда присутствующая в ее проявлениях" (д'Аннунцио). Бодлер утверждал: жестокость и сладострастие суть одно и то же, как жар и холод.2 У некоторых видов животных инстинкт уничтожения и половой инстинкт неразделимы — они убивают свою жертву прямо во время совокупления — у людей такое тоже встречается — в случаях преступного патологического садизма. Стихи Лукреция в этом смысле очень показательны:

Osculaque adfigunt, qua поп est pura voluptas, Et stimuli subsunt, qui instigant laedere et ipsum Quodeemque est, rabis unde illa germina surget.3

Шпенглер, считавший истинную любовь между мужчиной и женщиной близкой к ненависти пульсацией двух метафизических полюсов, добавляет, что "нет ни одной расы, которая бы не знала этой опасной любви".4 В Китае тот или та, к кому некто испытывает непреодолимую любовь, именуется yuan-cia, что означает "предопределенный враг".

В психоанализе жажда уничтожить и поглотить любимое существо отождествляется с детским оральным комплексом или каннибалической фазой libido у взрослых, часто сокрытой в глубине бессознательного, но определяющей связь между libido и питанием (погло-

1 В Kama-sutrа, помимо подробного разбора техники укусов, использования ногтей и других видов болевого воздействия, есть описание эрогенно-магнетического воздействия различных следов, оставленных на теле.

2 JBuvresposthumes.

3 Rer. nat IV, 1070.

Поцелуи запечатывают одержимого нечистым вожделением И своей собственной мукой разрушающего себя, Каждого, чей бы фаллос не вставал волною (лат.).

Ср. (PAnnunzio ( "Forsecbe siforse cbe по'): "Застигнутые желанием, любовники бросаются в объятия ненависти, и сотрясение их ложа выдает то, что желание, разрушение и пыгка - это одна и та же лихорадка.

4 Untergung des ?berdandes. Munshen, 1923, ?. II, ?. 198.

щением и перевариванием), присутствующей в любом сексуальном желании. Это не вымысел, но аналогия, связанная с реальным опытом. Вот слова Боссюе: "Что же до человеческой любви, то кто не знает, что она есть поедание, пожирание, вгрызание зубами в любимое существо, дабы питаться им, соединиться с ним, жить им".1 Новалис говорит о более высокой стороне любви, его мотивы иные, иные и цели его писания, но и он (хотя и на совершенно ином плане) говорит о тайне любви как о тайне неутолимой жажды, в чем-то подобной таинству Евхаристии.2 Однако часто не замечают одного обстоятельства: поедание — всегда разрушение, а абсолютное желание разрушать и растворять есть всегда и желание быть разрушенным и растворенным. В женской сущности всегда присутствует "растворитель", который одновременно есть вода смерти; в алхимической символике она именуется "коррозивной водой" (об этом мы еще будем говорить в свое время). Здесь — связь безумия, оргазма и климакса — всего, что в индийской терминологии именуется sama rasa maithuna.

Мы вновь встречаемся с двойственностью, характерной для трансцендирующих свойств эроса в целом. В частности, паре "страдание-любовь" (наслаждение) соответствует связь садизма и мазохизма. Шренк-Нотцинг изобрел неологизм "алголагния" (от греч. άλγος — боль и λάγνος — половое возбуждение),, обозначающий эротическое наслаждение страданием: активная алголагния — садизм, пассивная — мазохизм. Сексология же просто говорит о садомазохистском комплексе. Это вовсе не патология, он присутствует в самой обычной эротике. Во внешних проявлениях (не метафизически, ибо тайные метафизические смыслы часто противоположны видимым), женщины чаще склонны к мазохизму, у

1 См. Hesnard, cit, р.233 п. — Ср. у д'Аннунцио (" Piacere'): ?? хотел

распахнуть ее, войти в нее, дышать ею, пить, владеть ею сверхчеловеческим образом".

2 Cbants spkituals. XV. "Божественный символ — Тайная Вечеря — есть символ всех телесных чувств; и каждый раз — пылающие любящие уста — вдыхают Дыхание жизни —¦ и священный жар — расплавляет сердце в волнах содроганий — от которых отверзается зрак... — есть Его плоть — и пить Его кровь вечно..." (перевод подстрочный, с французского перевода).

мужчин же господствуют садические предпосылки. Иногда бывает — если половое общение не просто удовлетворение похоти, мало отличающееся от мастурбации — « что двое преодолевают эту антитезу и, пройдя сложный путь, вступают в более сложные отношения. Но в сади- ческой эротике страдание другого воспринимается как что-то совсем постороннее. Воспринятое и растворенное, оно оказывается частью любовной экзальтации. А это уже мазохизм — удовлетворение скрытой жажды страдать и причинять страдание, как бы перемена субъекта и объекта. Очевидно, для мазохиста, как для женщины, боль, причиняемая партнером, в воображении переносится на него и порождает опьянение.1 Многие формы наслаждения выступают как "замещающие" страдание. Садомазохизм может "служить приправой" к нормальным половым отношениям, "обменом фантазиями", который Шамфор считает главным определением любви: тогда эти тенденции становятся питательной почвой "самопревышения" влюбленных. В этих случаях уже не важно, является ли алголагния активной или пассивной. Боль-наслаждение — это уже не боль. Превращаясь в нечто позитивное, она становится элементом трансценденции. И все же надо понять — когда садомазохистский комплекс становится психопатологией или извращением, а когда нет. Полагаем, что патологическая ситуация — такая, при которой садистские или мазохистские ситуации заменяют нормальный процесс. Например, если мужчина не может достичь оргазма без того, чтобы высечь партнершу, или когда оба не способны завершить акт, не прибегая к таким дополнениям. Если же садизм или мазохизм используются для повышения чувствительности или "укрупнения" впечатлений в момент завершения для более глубокого переживания эроса — это не патология. Вообще нельзя считать патологией различные аберрации нормального инстинкта, точнее, дремлющие в глубине, латентные вариации, задавленные в режиме скованной, сниженной

1 Очень выразительны слова поэта: "Кишки, открытые тебе, кричат... Желание крошит, а поцелуй кровавит. — Я рана, уголья печи, я

жажду новой лытки... Я рана, рытвины на мне ты поцелуем вытки" —

Андре Ади, см. Peret,p.341.

сексуальности. Поэтому можно говорить не о болезненной алголагнии, без которой кто-то не может обходиться, но о совершенно нормальных проявлениях продления, обострения или углубления экстатического состояния в пределах нормального секса. Кроме того, встречаются коллективные и ритуальные формы мистического эротизма, содержащие эти проявления.

С садомазохизмом часто связаны различные обстоятельства лишения девственности. Пусть бессознательная женская тревога-ожидание, или примитивная мужская телесная настойчивость часто исчезают из обычных половых отношений, они почти всегда еще присутствуют при дефлорации и содержат элементы алголагнии. Однако это подлинное "посвящение женщины", если оно совершено мужчиной брутально, может иметь отрицательные последствия и в дальнейшем повредить нормальным отношениям. И в то же время есть основания предположить, что пробужденное в такой острой форме состояние опьянения, содержащее в себе разрушительное начало, связанное с болью при дефлорации, среди прочих факторов может вывести на гйперфизический план, к крайним, экстатическим состояниям, хотя это и трудно. Травма сознания может открывать сверхчувственное .

Поиск исторических свидетельств вышесказанному труден. Дошедшее до нас позволяет все же сделать вывод, что кое-где в древности существовали практики ритуального "отворения" девственниц. Инициатический момент при сексуальном пробуждении женщины присутствовал когда-то в некоторых исламских кругах. Мужчина передавал женщине частицу своей сверхчувственной силы — в исламской терминологии, barakah со словами, похожими на приводимые Герресом1: "Узри и пребывай во свете, твори и действуй в высшей свободе, ибо духовный свет и свобода даны каждому человеку". Травма дефлорации, возможно, была наиболее удобной для такой трансцессии.2 Состояние женщины здесь по-

1 В Prodomus Galateatus de la Chnstlicbe Mystik.

2 Можно предположить, что подобную цель преследовали половые союзы, совершавшиеся в некоторых древних храмах, во время которых девственницы и вообще женщины будто бы соединялись с богом. Но

хоже на состояние бичуемой. Известно, что в некоторых кругах подобные ритуалы дожили до наших дней. Возможно именно поэтому античные сексуальные практики пользуются дурной репутацией.1