Как приоритетный социальный вопрос

Восстановительный рост — известная разновидность роста в хозяйствах, развивающихся циклично. Её выделяют, чтобы не путать с подъёмом, когда экономика, преодолев кризис, выходит на новые для себя рубежи.

Когда случается кризис, он дезорганизует не только сугубо экономические процессы, но и широкий круг общественных процессов (социальных, культурных, нравственных и т.п.). Восстановление также касается не только собственно экономики.

Труд и все социально-трудовые отношения — процессы не только экономические. Они сложнее, насыщеннее. Размеры доходов — самое простое и поверхностное их отображение. Экономисты обычно отслеживают падение или рост уровня доходов, притом нередко только по средним показателям. И считают, что этого довольно для суждений о глубине кризиса или о его преодолении. Специалистам по социальной политике таких измерений мало. О процессах восстановлении доходов населения при выходе из кризиса они судят более разносторонне. К примеру, экономисты «с цифрами в руках» констатируют, что падение реальных доходов населения в «лихие 1990-е» годы достигло своей низшей точки в 1999 году (44% от уровня дореформенного 1991 г), но затем сменилось неуклонным подъёмом. В 2007 г. реальные денежные доходы населения составили 111% от дореформенного (1991 г.) уровня, реальные располагаемые доходы населения — почти 107%, а реальная начисленная зарплата — также почти 107%. Восстановительный рост доходов, с точки зрения экономистов, благополучно завершился. Специалистов по социальной политике подобные констатации совершенно не устраивают.

Конечно, социально-политическая наука признаёт и уважает средние цифры. Но не переоценивает их реальное и информационное содержание. Одни и те же усреднённые показатели могут складываться из очень разных комбинаций слагаемых. Поэтому для социально-полити-ческой науки решающим, необходимым и достаточным является социально-групповой подход к любому общественно-экономическому процессу. К движению доходов населения — особенно. То есть существенным является не только движение среднего уровня, но ─ в первую очередь ─ движение уровней доходов разных социальных групп, которое дало суммарное движение средней.

На эту сторону анализа движения доходов в реформируемой России обратила внимание коллег Г.Я. Ракитская в своей книге, изданной в 2003 г.[16] Она рассчитала динамику распределения общего объёма денежных доходов населения (в %% к дореформенному 1991 г.) за период их падения:

Этот расчёт позволил проиллюстрировать и аргументировать ряд важных социально-политических выводов:

1) падение среднего уровня доходов населения сопровождалось резким усилением их дифференциации. При уменьшении среднего уровня доходов в 2,3 раза фондовый коэффициент дифференциации возрос в 4 раза. Все без исключения 20%-ные группы потеряли часть доходов. Но богатые потеряли до трети доходов, а бедные ─ две трети. Дифференциация резко увеличилась не потому, что бедные поотстали от богатых в увеличении доходов, а потому, что катастрофически опередили богатых в падении доходов;

2) был нарушен закон необходимого продукта. Произошло его существенное урезание у трудовой части населения. Это стало возможным благодаря устойчивому неравновесию социальных сил: шоковый тип реформирования лишил трудящихся способности к классовой самоорганизации и к достойному сопротивлению.

Создавшееся к 2000 году положение требовало определиться по отношению к двум реальным социальным проблемам. Первая — опасность массовой социальной деградации. Строго говоря, она уже началась в период «шоковой терапии», но в ближайшие последующие годы должно было решиться, продолжится ли она и приведёт ли к печальным необратимым последствиям. Вторая проблема ─ признàют ли господствующие классы и власти России урезанную часть трудовых доходов необходимым продуктом, подлежащим восстановлению, или же они постараются закрепить «уровень падения» как новый нормальный уровень трудовых доходов. Анализ политики доходов в 2000-е годы позволяет предметно обсудить, как ставились и как решались обе эти проблемы.

Надо с благодарностью отметить, что коллеги прислушались к нашему подходу. Появились расчёты и комментарии, учитывающие социально-групповой разрез (здесь прежде всего отмечу публикации А.Ю. Шевякова и Л.Н.Овчаровой). Мною также делались расчёты и аналитические оценки политики доходов в 2000-е годы[17].

Рассмотрим таблицу 2 (см. Приложение), рассчитанную мною по данным официальной статистики (по «Российскому статистическому ежегоднику» разных лет).

Как видим, в 2000-е годы как средние реальные денежные доходы населения в целом, так и доходы каждой из 20%-ных его групп росли от года к году. Но для трудового большинства населения это всё ещё был восстановительный рост, а не «эффект рыночных реформ». Лишь получатели нетрудовых доходов ощутили выгоды приватизации и других преобразований. Доходы самых богатых 20% населения — это в основном доходы от частной собственности или от высоких окладов и премий управляющих. Их дореформенные доходы восстановились уже к 2003 году, а к моменту нового кризиса (2008-2009 гг.) почти удвоились (то есть почти достигли нового качественного уровня).

Каковы характеристики этого нового качества — это отдельный существенный вопрос, его сейчас не обсуждаем. Важно, что остальные 80% населения все 2000-е годы шли к восстановлению реальных доходов 20-летней давности. В обстановке недоступности ряда важных для развития благ, бывших привычными для старших поколений, выросло новое молодое поколение. Период восстановления, таким образом, слишком затянулся. Эта медлительность приучила трудовое население (особенно молодое поколение) к мысли, что сложившийся уровень доходов — нормальный для России, а постановки о восстановительном росте доходов — шибко уж учёные изыски. Во всяком случае, при опросах значительная часть населения оценивает динамику доходов в последние 10 с лишним лет не как восстановление, а как рост реальных доходов и материального благосостояния..

Это своеобразие — восприятие восстановительного роста доходов как их подъёма — объясняет несуразицу в комментариях социологов по поводу так называемого среднего класса в современной России. Проблематика среднего класса — это (при научной постановке) проблематика социальной опоры, социальной базы сложившейся в обществе властной системы. Средний класс при такой его социально-политической трактовке — это общественные слои, не относящиеся к господствующим в обществе социальным силам, но вполне довольные своим общественным положением и дорожащие сложившейся системой власти как фактором, гарантирующим устойчивость этого их «среднего» благополучного положения. Когда говорят и пишут, что в СССР 70-80% населения относились к среднему классу, то имеются в виду именно такие критерии.

В американской прагматической социологии привязанность к названным социально-политическим критериям вылиняла, размылась, позабылась, вытеснилась привязанностью суждений о среднем классе в величине среднего дохода. У американских социологов это не вызывает сбоев и затруднений, по крайней мере – существенных. А у наших — вызывает. Наши рассуждают вроде бы как и американцы, а получается какая-то ерунда: люди с российскими средними доходами часто не удовлетворены своим общественным положением и — совсем уж кажется странным — имеют какие-то претензии к власти. Если бы наши социологи не копировали американские методы стратификационного анализа, а использовали бы методологию науки «Социальная политика», они обнаружили бы много чего интересного. Например, что богатые недовольны властями, что часть бедных и беднейших больше довольна властями, нежели многие богатые. Но для этого надо иначе смотреть на социальные процессы.

Вернёмся к проблематике восстановительного роста доходов. В последние годы она в обострённой форме проявлялась в актуализации нескольких социальных вопросов.

Первый вопрос — не пора ли по-другому «делить пирог»? Образ пирога в российские обсуждения проблематики доходов и заработков пришёл из американских экономических учебников. Раньше говорили о доле работников в национальном доходе. Но если ВВП представлять себе как ежегодно испекаемый и поедаемый нацией пирог, то картина складывается такая. До «шоковых реформ» трудящимся доставалась половина пирога, а после этих реформ — только 30%[18]. Сам пирог при этом стал вполовину меньше, так что кусок трудящихся, получается, скукожился за время реформ более чем втрое.

В ноябре 2006 г. на VI съезде ФНПР председатель Горно-металлургического профсоюза России М.В. Тарасенко, всячески подчёркивая лояльность российских профсоюзов власти, призвал, тем не менее, более справедливо делить уже испечённый пирог. Президент России тут же назвал эти предложения преждевременными и вредными. Затем разъяснил свою позицию: «…Конечно, покупательная способность населения должна быть выше. Поэтому заработная плата, при любых сценариях развития в стране, должна расти. Я с вами здесь абсолютно согласен. (Аплодисменты). При этом рост производительности труда должен опережать рост заработной платы». Представления об опережающем росте производительности труда по сравнению с ростом заработной платы и позже звучали с самого высокого властного уровня.

Вопрос о соотношении темпов роста производительности труда и заработной платы подробно изучен ещё в советское время. Настаивание на опережающем росте производительности труда означает, вне всякого сомнения, отрицание необходимости восстановительного роста, возведение урезанных реформой трудовых доходов в новый стартовый социальный стандарт, в новую, существенно пониженную планку социально нормального трудового дохода. Проще говоря, предпринимательство получает легальную возможность добиваться восстановления трудовых доходов ценой существенной интенсификации труда. Государственные власти разными путями и способами обеспечивают и поддерживают эти жёсткие домогательства предпринимателей.

Конечно, российское предпринимательство в массе своей неконкурентоспособно, у него не получается по-современному организовать производство и обращение, угнаться за развитием техники и технологии. Предпринимательской российской хватки достаточно обычно лишь на то, чтобы откупаться при нарушениях правил хозяйствования, на «теневые» хитрости и на удлинение рабочего дня. На практике зачастую получается, что работник восстанавливает свой дореформенный уровень дохода не путём интенсификации труда, а путём работы сверх нормальной установленной законом рабочей недели. Эта российская деформация восстановительного роста доходов вышла наружу и стала «резонансным сюжетом» в связи с инициативой олигарха М.Д.Прохорова по пересмотру ТК РФ.

Напомню, что среди других предложений РСПП по внесению изменений в ТК РФ, которые представлял общественности М.Д.Прохоров было и закрепление законом возможности удлинять рабочую неделю до 60 часов при письменной просьбе работника. Общество было шокировано. Предприниматели стали напоминать, что это никакая не новация и не ужесточение, а было бы закреплением законом давно сложившейся реальной практики. Что правда, то правда. ФНПР громко и гневно обличил предпринимателей. Председатель Правительства гарантировал, что норма ТК РФ о 40-часовой рабочей неделе не будет пересмотрена. Вот и всё. Широко налаженная практика восстановления дореформенных трудовых доходов посредством «трудовой продлёнки» продолжается на прежних основаниях.

Вернитесь, пожалуйста, ещё раз к таблице 2. Не менее 40% всего населения (и половины трудового населения) подошли к новому кризису, в существенной мере не восстановив свои дореформенные доходы. Кризис замедлил процесс восстановления. К прежним факторам присоединился новый: инфляция приобрела явно дифференцированный характер. Как отметили авторитетные специалисты-статистики (например, В.М.Симчера), по товарам широкого народного спроса рост розничных цен в последние годы идёт быстрее средних показателей в 3-4 раза.

Таким образом, восстановительный рост доходов в России всё ещё остаётся актуальной социальной проблемой. На редкость затяжной характер восстановления деформирует этот процесс, переводит его в скрытые формы. Но правительство, государство и основные социальные силы России должны строить свою социальную политику на реалистических основах, принимая во внимание в том числе и скрытые социальные процессы.

Проблематика восстановительного роста доходов по своей важности и скрытой социальной рискованности заслуживает того, чтобы её изучали не поверхностно, а с требуемой для социальной практики глубиной.