Мистер Вормвуд, великий продавец автомобилей

 

У родителей Матильды был собственный двухэтажный дом с тремя спальнями наверху и гостиной, столовой и кухней на первом этаже. Её отец торговал подержанными автомобилями и, похоже, вполне преуспевал.

– Опилки, – как-то с гордостью сообщил он, – один из главных секретов моего успеха. К тому же они мне ничего не стоят, я беру их на лесопилке даром.

– А для чего они тебе нужны? – поинтересовалась Матильда.

– Ха! – ответил отец. – Тебе-то зачем это знать?

– Никак не пойму, как опилки могут помочь тебе продавать подержанные машины, папочка.

– Это потому, что ты безмозглая тупица, – сказал отец.

Он всегда разговаривал грубо, но Матильда к этому давно привыкла. Кроме того, он любил прихвастнуть, и, зная эту слабость, она постоянно его подначивала.

– Ты, должно быть, очень умный, папочка, если придумал, как использовать то, что ничего не стоит, – сказала она. – Вот бы мне так научиться!

– Всё равно у тебя ничего не получится. Ты слишком глупа, – ответил отец. – А вот Майклу, думаю, стоит рассказать об этом. Когда-нибудь он вступит в моё дело. – Перестав обращать внимание на Матильду, мистер Вормвуд повернулся к сыну и сказал: – Знаешь, я всегда с удовольствием покупаю машину у какого-нибудь болвана, который так разворотил двигатель, что изношенные клапаны стучат как сумасшедшие. Я покупаю у него эту рухлядь по дешёвке, и всё, что мне остаётся сделать, – это смешать опилки с моторным маслом и залить этой адской смесью разбитый механизм. В результате машина бегает как новенькая.

– И как долго она будет работать после твоего ремонта? – съязвила Матильда.

– Достаточно, чтобы покупатель отъехал подальше от моего гаража, – ухмыляясь, ответил отец. – Примерно миль сто.

– Но это же нечестно! – возмутилась девочка. – Это надувательство.

– Никто ещё не разбогател честным путём, – заметил отец. – Кстати, клиенты для того и существуют, чтобы их обманывали.

Мистер Вормвуд был маленького роста и походил на крысу: его передние зубы торчали из-под тонких крысиных усиков. Он любил пиджаки в крупную яркую клетку и щегольские галстуки жёлтого или бледно-зелёного цвета.

– Возьмём, к примеру, пробег, – продолжал он. – Каждый, кто покупает подержанную машину, первым делом хочет знать, сколько миль она прошла. Так?

– Ну, – кивнул сын.

– Так вот, я по дешёвке покупаю старый драндулет, который наездил почти сто пятьдесят тысяч миль. Но кто же купит его у меня с таким пробегом? Сегодня я уже не могу так просто взять и вытащить спидометр и скрутить пару-тройку десятков миль, как лет десять назад. Теперь всё делается так, что разобрать спидометр невозможно, конечно если ты не какой-нибудь проклятый часовщик или кто-нибудь в этом роде. Так что же делать? Я шевелю мозгами, парень, вот что я делаю.

– Как это? – восхищённо спросил юный Майкл.

Похоже, он унаследовал отцовскую страсть к мошенничеству.

– Я спрашиваю самого себя: как же мне скрутить спидометр со ста пятидесяти тысяч миль хотя бы до десяти тысяч, не разбирая его на части? Конечно, если бы я поездил на этой развалюхе задним ходом, то километраж сразу же уменьшился бы. Но кому же взбредёт в голову ездить на ней таким макаром целых сто сорок тысяч миль? Да никому!

– Конечно, никому, – поддакнул юный Майкл.

– Я пораскинул мозгами, – продолжал отец. – Если уж имеешь мозги вроде моих, то ими надо пользоваться. Короче, меня вдруг осенило. Ну, скажу я тебе, в тот момент я почувствовал себя, наверно, так же, как тот головастый парень, который изобрёл пенициллин. «Эврика! – воскликнул я. – Придумал!»

– И что же ты сделал? – нетерпеливо спросил Майкл.

– Видишь ли, спидометр, – стал объяснять мистер Вормвуд, – соединяется проводом с одним из передних колёс. Поэтому перво-наперво я отсоединил его в том месте, где он крепится к колесу. Затем взял свою высокоскоростную электрическую дрель и вставил сверло в провод так, чтобы он вращался в ту же сторону, что и сверло. И если сверло вращать в обратную сторону, то есть назад, то и провод будет вращаться тоже назад. Усекаешь?

– Да, папа, – кивнул Майкл.

– Эта дрель вращает сверло с космической скоростью, – сказал отец. – И когда я её включил, цифры километража замелькали в обратную сторону. Таким манером я могу убрать пятьдесят тысяч миль всего за пару минут. В итоге, когда я закончил, спидометр показывал пробег всего-навсего десять тысяч миль. Машина готова к продаже. «Она почти новая, – сказал я клиенту, – и десяти тысяч не прошла. Одна старая леди ездила на ней всего раз в неделю за покупками».

– А ты взаправду можешь уменьшить пробег при помощи электродрели? – не верил своим ушам юный Майкл.

– Между прочим, я раскрыл тебе мой фирменный секрет, так что ты помалкивай и не вздумай проболтаться! Ты же не хочешь, чтобы меня упекли за решётку?

– Ни одна живая душа не узнает об этом, – сказал мальчик. – А много машин ты так «отремонтировал», пап?

– Каждая машина, которая проходит через мои руки, подвергается такой обработке. Я сбрасываю километраж примерно до десяти тысяч миль, а потом только выставляю на продажу. И заметь, всё это я придумал сам, – с гордостью заявил отец. – И заработал, между прочим, неплохие деньги.

Матильда, внимательно слушавшая разговор, сказала:

– Но, папа, это ещё хуже, чем использовать опилки для ремонта. Это нечестно. Ты обманываешь людей, которые тебе доверяют.

– Если тебе не нравится, как я работаю, тогда не ешь ничего в этом доме, – ответил отец. – Вся еда куплена на деньги, вырученные от продажи подержанных машин.

– Это грязные деньги! – воскликнула Матильда. – Я ненавижу их!

На щеках отца выступили два красных пятна.

– Кем ты, чёрт побери, себя возомнила, а? – заорал он. – Ты что, архиепископ Кентерберийский, чтобы читать мне проповедь о честности? Ты всего лишь сопливая девчонка, которая даже не понимает, о чём здесь говорят!

– Ты совершенно прав, Гарри, – вмешалась мать и, повернувшись к Матильде, сказала: – Да как ты смеешь так разговаривать с отцом? Сейчас же закрой свой мерзкий рот, чтобы можно было спокойно смотреть телевизор.

Они ужинали в гостиной, сидя перед телевизором и поставив подносы с едой на колени. Они ели из небольших контейнеров, сделанных из фольги, в которых обычно просто разогревают готовую еду. В них было три отделения: для тушёного мяса, варёной картошки и гороха. Миссис Вормвуд жевала, уставившись в экран, – показывали очередную мыльную оперу. Она была крупной женщиной – из тех, кто красится в платиновых блондинок. Правда, отросшие корни волос выдавали её натуральный цвет: шатенку серо-коричневого оттенка. Она чересчур увлекалась косметикой и совсем не следила за своей фигурой. Казалось, ей приходится всю себя перепоясывать, чтобы выпирающее тело не расползлось.

– Мамочка, – сказала Матильда, – ты не возражаешь, если я доем свой ужин в столовой и почитаю?

Отец сурово посмотрел на девочку и заявил:

– Я возражаю. Ужин – семейное дело, и никто не выйдет из-за стола, пока он не закончится.

– Но мы не за столом, – спокойно сказала Матильда. – И никогда за ним не сидим. Мы всегда ужинаем перед телевизором с тарелками на коленях.

– Что плохого в том, что мы смотрим телевизор? – поинтересовался отец.

Его голос внезапно стал вкрадчивым и угрожающим.

Матильда не решилась ответить ему, просто промолчала, но внутри у неё всё закипело. Она знала, что ненавидеть родителей плохо, но ничего не могла с собой поделать. Чтение открыло для неё такую жизнь, о которой её родители не имели даже представления. Если бы они прочитали хотя бы одну книгу Диккенса или Киплинга, они бы поняли, что в жизни есть нечто большее, чем мошенничество или тупое сидение перед телевизором.

И ещё. Она была до глубины души возмущена тем, что они считали её глупой невеждой. Но ведь она-то знала, что это не так. Её негодование всё росло, и ночью, лёжа в постели, она решила, что, если и впредь отец или мать будут к ней несправедливы, она придумает способ проучить их и постоять за себя. Одна-две маленькие победы помогут ей пережить их идиотские выходки.

Матильде не было ещё и пяти лет, а человеку в столь юном возрасте совсем не просто бороться со всемогущими взрослыми. И всё же она решилась на попытку. После того что случилось за ужином, её отец открыл список предполагаемых жертв.