Мисс Хани

 

Матильда довольно поздно пошла в школу. Большинство детей начинают учиться с пяти лет или даже раньше, но родители Матильды не очень-то заботились об образовании своей дочери, поэтому они просто забыли записать её в школу. Ей было пять с половиной лет, когда она впервые перешагнула школьный порог.

Деревенская школа для детей младшего возраста размещалась в мрачном кирпичном здании под названием «Кранчем-холл». В ней училось около двухсот пятидесяти детей в возрасте от пяти до двенадцати лет. Главным учителем, начальником и верховным командующим этого учебного заведения была грозная дама, которую звали мисс Транчбул.

Естественно, Матильду определили в самый младший класс, в котором, кроме неё, оказалось ещё восемнадцать мальчиков и девочек того же возраста. Их учительницу звали мисс Хани, и ей было не больше двадцати трёх – двадцати четырёх лет. У неё было красивое бледное овальное, как у мадонны, лицо, голубые глаза и светлые, цвета мёда, волосы. Она была такая тонкая и хрупкая, что казалось, стоит ей упасть – и она разобьётся на тысячи осколков, точно фарфоровая статуэтка.

Мисс Дженифер Хани была тихим, спокойным человеком, она никогда не повышала голоса, её редко видели улыбающейся, но, без сомнения, она обладала тем редким даром, благодаря которому её обожал буквально каждый ребёнок, вверенный её заботам. Вероятно, она прекрасно понимала все страхи, всё смущение, овладевающее детьми, которых впервые в жизни приводят в класс и которым говорят, что они должны слушаться. Когда мисс Хани обращалась к смущённому новичку, уже успевшему соскучиться по маме, её лицо излучало почти осязаемую теплоту.

Мисс Транчбул, директриса, представляла собой полную противоположность мисс Хани. Это было гигантское, свирепое чудовище, внушавшее священный ужас всем – и ученикам, и учителям. Даже на расстоянии чувствовалась исходившая от неё угроза, а стоило ей подойти ближе – и можно было почти физически ощутить, как она, словно раскалённый докрасна металлический прут, излучает опасный жар.

Когда мисс Транчбул вышагивала – а она никогда не ходила, она маршировала, как солдат на плацу, широким шагом, размахивая руками, – так вот, когда она вышагивала по коридору, было слышно, как она пыхтит, и, если ей на пути попадались дети, она проходила сквозь них, как танк, так что они едва успевали отскакивать от неё в разные стороны.

Слава богу, что такие, как она, редко попадаются нам в жизни, хотя они всё-таки встречаются на свете и всем нам хоть однажды приходилось сталкиваться с подобными субъектами. И если, не дай бог, с вами тоже такое приключится, то следует вести себя так, как будто вы наткнулись на бешеного носорога, – залезайте на первое попавшееся дерево и сидите там, пока он не уберётся прочь.

Нарисовать достойный портрет мисс Транчбул – этого феномена природы – практически невозможно, но я попытаюсь сделать это чуть позже, а пока давайте вернёмся к Матильде и её первому дню в классе мисс Хани.

После обычной переклички, проверив по списку учеников, мисс Хани выдала каждому новенькую рабочую тетрадь.

– Надеюсь, вы все принесли карандаши, – сказала она.

– Да, мисс Хани, – хором ответили дети.

– Хорошо. Сегодня ваш первый день в школе. Это начало пути длиною в одиннадцать лет, который вам придётся преодолеть. Шесть из них вы проведёте здесь, в Кранчем-холле. Директором школы, как вы знаете, является мисс Транчбул. Позвольте мне для вашей же пользы сказать о ней несколько слов. Она требует в школе строжайшей дисциплины, и если вы послушаетесь моего совета, то в её присутствии будете вести себя очень примерно. Никогда не спорьте с ней, не дерзите ей и всегда делайте то, что она велит. А если вы не найдёте с ней общего языка, она сотрёт вас в порошок. И в этом нет ничего смешного, Левиндер, перестань улыбаться. Будьте благоразумными и запомните, что мисс Транчбул обходится очень-очень строго с теми, кто нарушает заведённый в школе порядок. Вы всё поняли?

– Да, мисс Хани, – прилежно ответили восемнадцать тоненьких голосков.

– Я же постараюсь, – продолжала мисс Хани, – помочь вам получить как можно больше знаний, которые, я уверена, пригодятся вам в жизни. Например, мне бы хотелось, чтобы к концу недели вы выучили таблицу умножения на два. А к концу учебного года вы, надеюсь, выучите всю таблицу умножения. Это чрезвычайно поможет вам в будущем. Впрочем, может быть, кто-нибудь из вас уже умеет умножать на два?

Матильда, единственная в классе, подняла руку.

Мисс Хани посмотрела на крошечную девочку с тёмными волосами и круглым серьёзным личиком, сидевшую во втором ряду.

– Замечательно, – сказала она. – Пожалуйста, встань и повтори по памяти, сколько можешь.

Матильда встала и начала отвечать таблицу умножения на два. Добравшись до дважды десять, она не остановилась, а продолжала считать:

– Дважды одиннадцать – двадцать два, дважды двенадцать – двадцать четыре, дважды тринадцать – двадцать шесть, дважды четырнадцать…

– Достаточно, – остановила её мисс Хани. – И как долго ты можешь продолжать?

– Как долго? – переспросила Матильда. – Ну, я не знаю, мисс Хани. Думаю, довольно долго.

Мисс Хани понадобилось несколько секунд, чтобы осознать это неожиданное заявление.

– Значит, – спросила она, – ты можешь сказать мне, сколько будет дважды двадцать восемь?

– Да, мисс Хани.

– И сколько же?

– Пятьдесят шесть, мисс Хани.

– А если взять что-нибудь посложнее, например, четыреста восемьдесят семь умножить на два? Сможешь ответить?

– Думаю, что да, – сказала Матильда.

– Ты уверена?

– Ну да, мисс Хани, совершенно уверена.

– И сколько же будет, если два умножить на четыреста восемьдесят семь?

– Девятьсот семьдесят четыре, – сразу же, не задумываясь, ответила девочка.

Она говорила не рисуясь, спокойно и вежливо.

Мисс Хани смотрела на Матильду в полном изумлении, однако, когда она снова обратилась к ней, голос её был ровным.

– Это, конечно, впечатляет, – сказала она, – но умножать на два гораздо легче, чем перемножать большие числа. Ты знаешь что-нибудь про другие числа?

– Думаю, да, мисс Хани.

– Какие, например?

– Я… я не совсем понимаю, о чём вы говорите, – сказала Матильда.

– Я имею в виду, умеешь ли ты, например, умножать на три?

– Да, мисс Хани.

– А на четыре?

– Да, мисс Хани.

– Скажи, Матильда, может быть, ты знаешь всю таблицу умножения?

– Да, мисс Хани.

– И сколько же будет двенадцатью семь?

– Восемьдесят четыре, – ответила Матильда.

Мисс Хани молча откинулась на спинку стула.

Она была просто потрясена способностями этой маленькой девочки, но старалась не показывать вида. Ей ещё никогда не встречались не то чтобы пятилетние, но даже десятилетние ученики, которым бы так легко давалось умножение.

– Надеюсь, дети, что вы слышали ответы Матильды, – обратилась она к классу. – Матильда очень счастливая девочка. У неё замечательные родители, они научили её умножению. Это мама тебя научила?

– Нет, мисс Хани.

– Тогда, наверное, папа? Он у тебя прирождённый учитель.

– Нет, мисс Хани, – тихо ответила Матильда. – Мой папа не учил меня.

– Ты хочешь сказать, что научилась считать сама?

– Я даже не знаю, – искренне сказала девочка. – Просто мне кажется, что умножать числа совсем не трудно.

Мисс Хани сделала глубокий вдох и потом очень медленно выдохнула. Она снова посмотрела на маленькую девочку с блестящими глазами, такую благоразумную и серьёзную, стоявшую около своей парты.

– Значит, ты считаешь, что умножать одно число на другое несложно, – сказала мисс Хани. – Может быть, ты объяснишь нам поподробнее.

– Пожалуй, я не смогу…

Мисс Хани спокойно ждала. Весь класс молча слушал.

– Вот, например, – нарушила тишину мисс Хани, – если я попрошу тебя умножить четырнадцать на девятнадцать… Нет, это слишком сложно…

– Это будет двести шестьдесят шесть, – тихо произнесла Матильда.

Мисс Хани уставилась на неё, потом схватила карандаш и на бумажке быстро подсчитала ответ.

– Сколько, ты сказала?

– Двести шестьдесят шесть, – повторила девочка.

Мисс Хани положила карандаш, сняла очки и стала протирать их кусочком ткани. Класс по-прежнему тихо сидел, все смотрели на учительницу и ждали, что же будет дальше. Матильда всё ещё стояла рядом с партой.

– Матильда, – сказала мисс Хани, продолжая протирать очки, – постарайся объяснить поподробнее, что именно происходит у тебя в голове, когда ты умножаешь числа. Каким образом тебе удаётся сразу же, почти не задумываясь, вычислить правильный ответ? Вот, скажем, последний пример: четырнадцать умножить на девятнадцать.

– Я… я… я просто умножаю четырнадцать на девятнадцать, и всё, – ответила Матильда. – Я не знаю, как ещё объяснить. Я всегда говорю себе: «Если на это способен обыкновенный карманный калькулятор, то почему я не могу сделать то же самое?»

– Действительно, почему? – в раздумье сказала учительница. – Человеческий мозг – удивительная вещь.

– Мне кажется, он намного лучше калькулятора, – сказала Матильда, – ведь калькулятор – просто железка с кнопками.

– Ты совершенно права, – сказала мисс Хани. – К тому же в нашей школе не разрешается пользоваться калькуляторами. Ты можешь сесть.

Мисс Хани охватила какая-то внутренняя дрожь. Она нисколько не сомневалась, что столкнулась с блестящим математическим умом. Слова вроде «гениальный ребёнок» и «вундеркинд» промелькнули у неё в голове. Она знала, что такие чудеса случаются на свете время от времени, но всего лишь раз или два в столетие. Между прочим, Моцарту было всего лишь пять, когда он начал сочинять музыку, и посмотрите, чем это кончилось.

– Так нечестно, – сказала Левиндер. – Почему она может так считать, а мы нет?

– Не переживай, Левиндер, ты скоро её догонишь, – ответила мисс Хани, зная, что кривит душой.

В тот момент мисс Хани не могла не поддаться искушению проэкзаменовать этого удивительного ребёнка ещё раз. Безусловно, ей следовало бы уделить внимание и остальным ученикам, но она была слишком взволнованна.

– А теперь, – сказала учительница, делая вид, что обращается ко всему классу, – давайте пока оставим арифметику и посмотрим, умеет ли кто-нибудь произносить слова по буквам. Поднимите руки, кто может назвать по буквам слово «кошка».

Поднялись три руки. Их подняли Левиндер, маленький мальчик по имени Найджел и Матильда.

– Произнеси по буквам слово «кошка», Найджел.

Мальчик сделал то, о чём его просили.

Теперь мисс Хани решила задать вопрос, который она никогда прежде даже и не подумала бы задавать в нормальном первом классе в первый же учебный день.

– Интересно, кто из вас троих может прочитать целое предложение? – спросила она.

– Я могу, – сказал Найджел.

– И я, – сказала Левиндер.

Мисс Хани подошла к доске и написала мелом: «Я умею читать длинные предложения». Она специально дала трудное задание, зная, что мало кто из этих пятилетних крох сможет его выполнить.

– Прочти это предложение, Найджел, – попросила мисс Хани.

– Оно слишком трудное, – ответил Найджел.

– Левиндер?

– Первое слово – «Я», – сказала Левиндер.

– Кто-нибудь из вас может прочитать всё предложение? – спросила мисс Хани, уверенная, что Матильда скажет «да».

– Да, – ответила Матильда.

– Читай, – сказала мисс Хани.

Матильда прочитала предложение без запинки.

– Очень хорошо, умница, – похвалила учительница. – А большой текст ты сможешь прочесть?

– Да, думаю, я смогу прочитать почти всё, мисс Хани, – сказала Матильда. – Правда, я не всегда понимаю смысл.

Мисс Хани поднялась из-за стола и быстро вышла из класса, а через полминуты вернулась с толстой книгой в руках. Открыв её наугад, она положила книгу Матильде на парту.

– Это «Стихи Матушки Гусыни», – сказала она. – Посмотрим, сумеешь ли ты прочитать их вслух.

Гладко, без пауз и запинок, Матильда стала читать:

 

Гурман, обедавший в Ницце,

Достал мышонка из пиццы.

Крикнул повар: «О боже!

И все прочие тоже

Захотят таким насладиться!»

 

Некоторые дети поняли шуточный смысл стихотворения и засмеялись.

– Ты знаешь, кто такой гурман? – спросила мисс Хани.

– Тот, кто любит вкусно поесть, – ответила Матильда.

– Верно, – согласилась мисс Хани. – А ты случайно не знаешь, как называются такие стихотворения? – спросила она.

– Лимерики, – сказала девочка. – А это стихотворение просто замечательное и такое смешное.

– И очень известное, – заметила мисс Хани, закрывая книгу и возвращаясь к своему столу. – Остроумный лимерик написать совсем непросто, – добавила она. – Такое стихотворение только кажется простым, но на самом деле это не так.

– Я знаю, – сказала Матильда. – Я несколько раз пробовала сочинить лимерик, но у меня плохо получается.

– В самом деле? – На мгновение мисс Хани потеряла дар речи. – Мне бы очень хотелось услышать какое-нибудь твоё стихотворение. Может, вспомнишь хотя бы одно?

– Вообще-то, – смущаясь, сказала Матильда, – пока мы тут сидели, я попробовала сочинить лимерик про вас, мисс Хани.

– Про меня?! – воскликнула мисс Хани. – Ну, тогда ты просто обязана прочитать его нам. Правда, дети?

– Почему-то мне не хочется читать его, мисс Хани.

– Пожалуйста, прочитай, – уговаривала мисс Хани. – Обещаю, что не обижусь.

– Думаю, вы всё-таки обидитесь, потому что для рифмы мне пришлось использовать ваше имя. И поэтому мне не хочется читать эти стихи.

– А откуда ты знаешь моё имя? – удивилась мисс Хани.

– Я слышала, как другая учительница окликнула вас, когда мы заходили в класс, – ответила девочка. – Она назвала вас Дженни.

– Я просто настаиваю на том, чтобы ты прочитала свои стихи, – сказала мисс Хани и улыбнулась, что случалось с ней крайне редко. – Встань и прочти.

Матильда неохотно поднялась с места и очень медленно, волнуясь, прочитала своё стихотворение:

 

Мы спросили у дяди и тёти:

«Много ль вы красоток найдёте

Здесь таких же, как Дженни?»

«Нет таких, без сомненья!» –

Нам ответили дядя и тётя.

 

Милое бледное лицо мисс Хани порозовело от смущения. Потом она снова улыбнулась, и улыбка её была открытой и сердечной.

– Спасибо, Матильда, – сказала она, всё ещё улыбаясь. – Хотя всё это неправда, но лимерик у тебя получился замечательный. Я обязательно его запомню.

– Здорово, мне понравилось, – сказала Левиндер, сидевшая в третьем ряду.

– Классные стихи, – сказал мальчик по имени Руперт.

– Мне тоже понравилось, – сказал Найджел.

Весь класс дружно высказывал свои симпатии мисс Хани, хотя до сих пор она уделяла внимание только Матильде.

– Кто научил тебя читать, Матильда? – спросила мисс Хани.

– Да я как-то сама научилась, мисс Хани.

– А ты уже читала какие-нибудь книги? Я имею в виду детские.

– Я прочла все книги для детей, которые только есть в библиотеке на Хай-стрит, мисс Хани.

– Они тебе понравились?

– Некоторые книги понравились, – сказала Матильда, – а некоторые показались мне ужасно скучными.

– Расскажи мне о какой-нибудь из тех, что тебе понравились?

– Мне очень нравится книга «Лев, колдунья и платяной шкаф», – начала Матильда. – Мне кажется, что мистер Льюис очень хороший писатель, но у него есть один недостаток: его книги совсем не смешные.

– В этом ты права, – согласилась мисс Хани.

– В книгах мистера Толкина тоже нет ничего смешного, – сказала Матильда.

– А ты считаешь, все детские книжки обязательно должны быть смешными? – спросила мисс Хани.

– Конечно, – ответила Матильда. – Дети ведь не такие серьёзные, как взрослые, и любят смеяться.

Мисс Хани поразилась разумности этой худенькой девочки. Она спросила:

– И что ты теперь собираешься делать, раз уж прочитала все детские книги?

– Я читаю другие, – ответила Матильда. – Я беру их в библиотеке. Миссис Фелпс очень добра и помогает мне выбирать книги.

Мисс Хани, подавшись вперёд за своим столом, изумлённо разглядывала удивительного ребёнка и так увлеклась, что забыла про остальных детей.

– И что это за книги? – пробормотала она.

– Я обожаю Чарльза Диккенса, – сказала Матильда. – Он так здорово пишет, что заставляет меня смеяться. Особенно мистер Пиквик.

В этот момент раздался звонок на перемену.