ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ: НАПРАВЛЕННОСТЬ И ОСНОВНЫЕ ФАЗЫ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ

 

Осмысление исторического процесса, его направленности и качественных фаз развития всегда было предметом внимания философов и историков. Масштабные события последних десятилетий усилили и мощно стимулировали стремления в этом направлении. Временной рубеж тысячелетий, переживаемый нами в настоящий момент, сам по себе заставляет задуматься над судьбами цивилизации и потому толкает на новые размышления и анализ исторического пути, пройденного человечеством. Но есть, несомненно, несравнимо более глубокие причины для подобного осмысления истории. Это, во-первых, впечатляющее грандиозностью и своей исторической значимостью развитие информации, и прежде всего науки, массовое внедрение ее достижений в отрасли общественного производства и потребления, во все сферы жизни и деятельности людей, знаменующее вступление человечества в качественно новую эру своего существования. Во-вторых, историческая компрометация, капитальное крушение и по существу исчезновение с арены всемирной истории специфических для ХХ века тоталитарных режимов и их идеологий, которые встали основным препятствием на пути естественноисторического развития человечества.

1.

В означенной плоскости в философии истории превалируют две проблемы, имеющие фундаментальное значение в развертывании исторического процесса и осмысления его сущности. Это — направленность истории и качественных фаз ее развития. Поскольку общественная жизнь не стоит на месте, это очевидно, при анализе истории исследователь, стремящийся постигнуть ее сущность, неизбежно оказывается перед сложными вопросами. Куда направлен исторический процесс? Идет ли он по восходящей или нисходящей линии или ему свойственно круговое вращение, включающее в себя как восходящие, так и нисходящие потоки, или он идет каким-то иным путем? Анализ материалов исторических исследований убеждает, что исследователи, занимающиеся осмыслением названных вопросов, придерживаются в основном одной из двух позиций: либо история имеет круговое вращение, либо она развивается по восходящей линии. Так, например, известный исследователь Н.И. Конрад связывает решение этих проблем со смыслом истории — имеет или не имеет история свой смысл? И в зависимости от ответа на данный вопрос можно, по его мнению, наметить две концепции философии истории: 1) смысла нет, а есть только бесконечное повторение одного и того же, 2) смысл наличествует в истории — и она в этом случае представляет собой непрерывное поступательное движение по восходящей линии. Наиболее яркое выражение первая концепция получила в теории исторического круговорота, вторая приобрела вид учения об общественном прогрессе[37].

Итак, при рассмотрении вопроса о направленности исторического процесса представлены две позиции в его решении — теория круговорота и теория общественного прогресса. Первая из них — теория круговорота — исходит из того, что общество и его отдельные сферы движутся по замкнутому кругу с возвращением к исходному состоянию и последующим новым циклам возрождения и упадка. Надо отметить, что подобные представления, сложившись еще в древнем мире, были продолжены в период средневековья и относительно реже представлены в новое время (Данилевский в России, Шпенглер в Германии, Тойнби в Англии и др.). Они определялись стремлением видеть известную упорядоченность в развертывании общественных процессов, некоторую закономерность в их проявлении, усмотреть по аналогии со сменой времен года или биологическими циклами в живой природе устойчивый естественный ритм в кажущемся хаосе исторических событий. Следует прибавить к тому же, объясняя их возникновение и причины существования, что в традиционном, слабо развивающемся обществе было затруднительно заметить какой-то прогресс в общественных изменениях. Тем не менее можно с определенностью утверждать, что присущие теории круговорота довольно произвольная дифференциация исторического процесса на повторяющиеся циклы от варварства к цивилизации и новому варварству, сочетающаяся с членением истории в пространственном отношении на замкнутые культурные типы, или локальные цивилизации, по существу не соответствовали исторической действительности как она есть на самом деле при строгом подходе к ее осмыслению в философском плане.

Теория общественного прогресса, не отрицая многочисленных и нередко продолжительных застоев и попятных движений, в целом рассматривает процесс всемирной истории в качестве развивающегося по восходящей линии. Она определяет общественный прогресс как такое направление развития общества, которое характеризуется переходом от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному (от лат. progresus — движение вперед). В основе общественного прогресса лежит движение от менее совершенных форм человеческой деятельности к более совершенным, движение объективное, закономерное, необходимое. Проблемы общественного прогресса, будучи важными и актуальными во все эпохи, выступали предметом исследования многих выдающихся мыслителей как прошлого, так и настоящего времени. же в античном мире задумывались над явлениями прогрессивного развития общества, о чем ярко свидетельствует, например, гениальное творение Лукреция Кара “О природе вещей”. Однако идея общественного прогресса пробивала себе дорогу медленно и с большим трудом как по причине своей сложности, так и недостаточной проявленности в реальных событиях прежних эпох. И только в новое время в связи с изменившимися условиями в развитии общества и деятельности людей она получила развернутое воплощение в трудах Кондорсе, Гердера, Гегеля, Маркса, Ясперса и др. В советский период в России проблемы общественного прогресса обстоятельно разрабатывали В.И. Мишин, А.А. Макаровский, И.Я. Левяш, А.П. Бутенко и многие др. И хотя в наше время концепция исторического круговорота, кратко охарактеризованная нами выше, не закончила свое существование, продолжая иметь современных приверженцев, стремящихся отстоять ее правомерность, следует определенно признать, что теория общественного прогресса получила несомненно преобладающее влияние в научных кругах и разделяется большинством специалистов, занимающихся исследованием проблем философии истории.

Идея общественного прогресса, объективно выражающая движение многотысячелетней истории по восходящей линии, в сторону большего совершенства, не может не предполагать определенных качественных периодов в развитии общества — ступеней общественного прогресса. И действительно, пристальное рассмотрение процессов всемирной истории убеждает нас в существовании подобных качественных фаз, тех ступеней в поступательном развитии общества от низшего к высшему, которые отличаются существенным своеобразием, проявляющимся прежде всего в качественном своеобразии, в совершенстве человеческой производственной деятельности, о чем более подробно мы скажем впоследствии.

Стремление исследователей обнаружить и выделить специфические периоды в мировой истории проявлялись в той или иной мере и форме с давних пор. Одной из первых попыток в этом смысле, вероятно, явилось членение исторического процесса исходя из библейских текстов и начиналось с сотворения мира. Затем, скажем, пытались поделить историю на периоды в соответствии с существованием четырех великих империй: ассиро-вавилонской, медяно-персидской, греко-македонской и римской. Позже выделялись эпохи древности, средневековья, нового и новейшего времени. При этом рубежи между отдельными историческими эпохами устанавливались довольно произвольно и нередко произвольно переносились[38].

Впоследствии в философии истории проявлялись тенденции поиска более глубоких оснований для дифференциации исторического процесса, чем простая хронология исторических событий. Так, Кант различные этапы истории связывал с нравственным развитием личности. Фихте выделял пять эпох истории в зависимости от прогресса человеческого разума. Гегель считал, что в основе каждой исторической эпохи лежит собственный принцип как своеобразное проявление “духа народа”, познания тем или иным народом “идеи свободы”. В соответствии с этим он определял восточный период как исходный, греческий и римский как промежуточные, и германский период как завершающий мировую историю. Сен-Симон, а за ним и О. Конт выделяли по характеру воззрений три исторические стадии общественного развития: теологическую, метафизическую и позитивную. Примеры аналогичного членения исторического процесса нетрудно продолжить, но приведенного достаточно, чтобы заключить, что такого рода членение не имеет достаточного основания, носит не вполне определенный и по-существу умозрительный характер.

В плане философского осмысления истории и ее качественной периодизации представляют больший интерес труды наших современников, мыслителей ХХ столетия — немецкого философа Карла Ясперса и американского социолога Уолта Ростоу. Согласно взглядам Ясперса вся история человечества делится на три последовательно сменяющие друг друга фазы: доистория, история и мировая история[39]. Период или фаза доистории, когда еще не существовало письменности, охватывает время становления человека от возникновения языка и рас до начала “исторических культур”. В этой фазе все происходящее, по его словам, близко тому, что бессознательно происходит в природе. Доисторические народы живут в сфере фактической общности языка и такой культуры, которая распространяется в незаметном движении и выявить которую можно только по ее результатам. Сознательный контакт ограничивается узкой сферой, фактическое же общение, происходящее посредством распространения “достижений цивилизации”, охватывает обширные пространства, порой весь земной шар, но “без ведома людей”. Ясперс высоко оценивает культуру первобытных народов, которая распространена по всему миру. Знакомясь с каждым народом, мы ощущаем особенность его духа, которая, отмечает он, присуща даже пигмеям и бушменам, находящимся на самой низкой ступени развития.

Вторая фаза, которую немецкий философ именует исторической, охватывает события примерно пятитысячелетней давности в Китае, Индии, на Ближнем Востоке и в Европе. В этот период складываются сначала такие великие культуры древности, как шумерская, египетская, эгейская, культура доарийской Индии, культура долины Хуанхэ, затем, как результат завоеваний, возникали новые культуры. Этим культурным областям противостояли изолированные культуры Мексики и Перу, а также разбросанные по всему миру первобытные народы, сохранившие многообразие своих примитивных культур. В этой фазе, по мнению Ясперса, развертывание немногих великих культур, несмотря на ряд случайных соприкосновений, идет параллельно. Единство этих исторических процессов не более, чем идея. Заметим здесь: с этим последним его утверждением вряд ли можно согласиться. Оно слишком сильное. Определенное единство в результате известных взаимодействий все же имеет место.

Третья фаза истории человечества, по Ясперсу, — мировая история. Оно начинается, как полагает он, с возникающего в наши дни глобального единства “мира и человечества”. Данная фаза представляет не что иное как универсальную историю всего земного шара, которую подготовила эпоха великих географических открытий, начало же ее немецкий философ относит к нашему ХХ веку. Эта современная ситуация создана Европой, поскольку именно “на Западе произошел тот единственный, значимый, существенный для всего мира прорыв, чьи следствия привели к ситуации наших дней и чье окончательное значение все еще сохраняет свою открытость”[40]. Восприняв европейскую технику и культуру, мир стал европейским. Европейский дух проник в Америку и Россию: американцы обладают иным самосознанием и нашли на иной почве новые истоки своего бытия, русские же сформировались на своей особой почве, на востоке, восприняв черты своих европейских и азиатских народностей и духовное влияние Византии. Значение Китая и Индии, теперь еще не выступающих как решающие силы, со временем будет расти. В третьей фазе мировой истории достигается единство целого, основанного на “реальной возможности всемирного общения”. Эта фаза истории, по Ясперсу, — еще не историческая реальность, а только предвосхищение грядущих возможностей и поэтому служит лишь материалом для наброска будущего, исходя из современной ситуации.

Как можно видеть, немецкий философ высказал замечательные по своей глубине мысли о всемирной истории человечества, а его суждения о направленности исторического процесса и периодизации истории не лишены оригинальности, они, несомненно, способствуют более адекватному пониманию многих проблем социального развития, хотя в ряде своих утверждений он не бесспорен. Однако, главное, что следует отметить, в его анализе не выделены и не охарактеризованы те качественные периоды в развитии, которые присущи так называемой “писаной истории”, т.е. фазы цивилизации, что очень важно вообще в осмыслении мировой человеческой истории и что особенно значимо для нас в плане решения задач, непосредственно стоящих перед нашим исследованием этих периодов. Собственно, фаза цивилизации, как можно было заметить, у него не подразделяется на периоды и охвачена одной эпохой — “фазой истории”.

Другой исследователь, Уолт Ростоу, подошел к проблеме осмысления всемирной истории и ее периодизации с точки зрения прежде всего экономического развития, в основании которого лежит прогресс науки и техники. В своей получившей мировую известность работе “Стадии экономического роста” он выделяет пять специфических периодов или стадий в мировом историческом процессе:

1. Традиционное общество.

2. Предварительные условия для подъема.

3. Взлет (или подъем).

4. Движение к зрелости.

5. Эпоха высокого массового потребления.

Традиционное общество, в трактовке Ростоу, — это всякое общество со слабо развитыми производительными силами, которые продолжают медленно развиваться, базируясь на “доньютоновской науке и технике”. Стадия “предварительных условий для подъема” представляет тот исторический период, в котором осуществляется трансформация традиционного общества с тем, чтобы получить возможность использовать результаты современной науки. Стадия “взлета (подъема)” — этот период, когда происходит решительный “подъем уровня технического развития” общества. Стадия “движения к зрелости” — период, когда “общество начинает эффективно применять весь диапазон современных научно-технических достижений ко всей массе своих ресурсов”. И, наконец, стадия “высокого массового потребления” является высшим из периодов, достигнутым человеком, когда ведущие секторы хозяйства переходят на производство” товаров широкого потребления и на обслуживание”.

В представлении американского социолога указанные стадии выражают собой исторические ступени прогресса человечества. Автор прямо не указывает критерии, но по смыслу из контекста можно понять, что степень прогрессивности определяется применимостью научно-технических достижений к развитию хозяйственной деятельности или, в конечном счете, уровнем и структурой потребления, долей национального дохода, идущей на производство товаров широкого потребления и на обслуживание.

В советский период в условиях “реального социализма” работа Уолта Ростоу подвергалась критике относительно определений этапов исторического развития общества за игнорирование общественных и в частности производственных отношений, а также за то, что при историческом анализе берутся и учитываются главным образом наличные показатели, но не темпы и тенденции. Конечно, в тот период у нас различного рода писаки особенно любили пространно порассуждать именно о производственных отношениях, которые в странах “социалистического мира” были несомненно “самыми совершенными”, хотя бы за то, что совершенными задумывались в соответствии с теорией, и о тенденциях развития, зачастую мнимых, которыми пытались закрыться от негативных реальностей, проявлявшихся зримо как раз в “наличных показателях”. Однако дело в отношении критики работы американского социолога, думается, заключается не в этом, а в том, что показатель научно-технического прогресса, хотя и важный и необходимый, но недостаточный для характеристики качественных периодов истории. Сами исторические фазы или стадии — подъема, взлета, предварительных условий, движения к чему-то и т.п. — звучат заужено, слишком специфично, неубедительно и не производят должного впечатления именно как периоды всемирной истории, обладающие подлинно качественным содержанием. Отсюда и границы между стадиями как качественными периодами исторического процесса в этих обстоятельствах уже по природе самих стадий не могут быть обозначены с достаточной определенностью. И действительно, в работе американского социолога они расплывчаты и нечетки. В данной работе по существу дается схема научно-технического прогресса, но, как мы отметили, историческое движение общества не может быть сведено лишь к нему, следовательно, многое другое остается вне поля зрения Уолта Ростоу.

Видное место в осмыслении проблем философии истории по праву принадлежит Марксовой теории общественно-экономических формаций. Названная теория просто и доходчиво решив некоторые вопросы, имеющие кардинальное значение в познании мировой истории, была широко представлена в литературе и на протяжении десятилетий прочно владела умами многих исследователей, идеологов и политиков, стремившихся на практике следовать ее предначертаниям. Она определенно утверждала, что процесс всемирной истории при всей его сложности, зигзагообразности и при наличии попятных движений имеет общую прогрессивную направленность. Исходя из чего можно делать смелые прогнозы на многие грядущие времена. Согласно этой теории были выделены качественные ступени исторического прогресса — общественно-экономические формации: первобытное общество, рабовладение, феодализм, капитализм и коммунизм с его двумя стадиями — социализм и полный коммунизм. При этом полагалось, что все докоммунистические формационные периоды представляют собой только предысторию, подлинная же история начинается с коммунизма.

Утверждалось, что в основу деления всемирной истории был положен способ производства. Однако, если внимательно посмотреть, то, как нам кажется, можно увидеть, что в основу деления на формации скорее были положены производственные отношения. В подтверждение сказанного сошлемся на прямые высказывания ортодоксальных последователей Маркса. Маркс, — специально отмечал В.И. Ленин, — “объяснял строение и развитие данной общественной формации и с к л ю ч и т е л ь н о производственными отношениями”, хотя и не ограничивался только этим[41]. Видный марксистский идеолог и теоретик Г.Е. Глезерман писал по этому вопросу следующее: “В основе каждой общественно-экономической формации лежит определенный способ производства”. Но, сразу замечает он, “производственные отношения, взятые в их совокупности, образуют сущность данной формации”[42]. Здесь отчетливо видно противоречие теории общественно-экономических формаций: с одной стороны, в основу деления на формации положен весь способ производства, с другой — производственные отношения. Это привело в последующем членении исторического процесса на формации к значительным искажениям: одни формации выделены по способу производства, другие (например, рабовладельческая и феодальная) — скорее по производственным отношениям. К тому же названные формации трактуются как разнокачественные, в то время как в действительности они однотипны.

Но всё бы ничего, и теория продолжала бы свое относительно безмятежное существование, если бы исследователи не обнаружили в текстах Маркса упоминания об особом азиатском способе производства. Оказалось, что существует и такой, а, следовательно, и азиатская общественная формация. Как тут быть, куда ее деть, как эту “азиатчину” вписать в ряд устоявшихся представлений о формациях? И не нарушит ли она имеющуюся стройную теорию? Писали статьи, сборники статей, проводили дискуссии, спорили-вздорили на протяжении нескольких десятилетий, но к единому мнению относительно “азиатской химеры” так придти и не смогли. Предлагались самые разнообразные решения, однако вопрос по существу остается открытым до сих пор.

Интенсивно проводились дополнительные исследования, результаты которых оказались своеобразными и в определенной мере неожиданными. Они показали, что пресловутый азиатский способ производства по-своему сочетает в себе черты рабовладения и феодализма и характерен не только для Азии, но распространен во многих других регионах земного шара. Это всё заставило задуматься о совершенстве имеющейся теории. В то же время выяснилось и другое: рабовладельческая формация как бы вовсе и не рабовладельческая — даже в Европе, не говоря уже о других частях света, где рабовладение вообще никогда не было преобладающим, поскольку было множество сельских хозяйств (илоты, пенесты, периэки и пр.) скорее феодального типа. Эти сельскохозяйственные группы часто составляли преобладающую часть населения того или иного региона, относимого тем не менее к рабовладельческой формации. Получалась очевидная неувязка. У германских и славянских народов, как известно, вообще не было рабовладения как определенного экономического уклада. Подобного рода вопросы множились, но их удовлетворительного объяснения не было. Как обычно в таких случаях в условиях тоталитарной идеологии, когда изъяны становились очевидными, стали раздаваться голоса, что марксистская теория не догма и т.п.

Крах столь популярной теории окончательно наступил, когда “реальный социализм” марксистского типа рухнул в конце ХХ века, похоронив вместе с собой миф о коммунистическом обществе как подлинной истории человечества, его “светлом будущем”, своего рода рае на земле. Практически несостоятельной, утопической и трагически опасной оказалась марксистская теория коммунистической общественно-экономической формации.

2.

Из сказанного можно заключить, что позиция, занятая такими мыслителями, как Кант, Гегель, Маркс, Ясперс, Ростоу, при всем их различии сходна в отношении направленности мировой истории. Все они придерживаются идеи прогресса, т.е. движения общества по восходящей линии в сторону совершенства. Мы разделяем подобный подход. Критически рассматривая подходы великих предшественников и обращаясь к непосредственному анализу реальных процессов общественного развития, мы склоняемся к мысли, что в основу содержательной периодизации всемирной истории следует положить качественно своеобразные виды прогрессивно развивающейся человеческой деятельности, связанные с углублением познания и практического освоения окружающей природы, овладения ее силами. Каждый исторический период не просто несет разнообразие, а представляет собой подобное углубление, т.е. новый исторический шаг в овладении природной средой, являясь тем самым ступенью прогресса в развитии человечества. Вид деятельности или способ производства — но без подмены его производственными отношениями, как это было во времена “реального социализма”, когда пытались подобным образом доказать превосходство нашего строя, — вот настоящий критерий в разграничении различных периодов мировой истории. С его помощью можно рационально решать непростые задачи сущностного разграничения исторических периодов и определения соответствующих им форм общества, общественных формаций.

Исходя из сказанного, можно выделить следующие периоды всемирной истории и соответствующие им общественные формации:

1) присваивающий вид деятельности — первобытный период, первобытная общественная формация;

2) аграрный вид деятельности — аграрный период, аграрная общественная формация;

3) индустриальный вид деятельности — индустриальный период, индустриальная общественная формация;

4) информационный вид деятельности — информационный период, информационная общественная формация.

Первобытный период человеческой истории охватывает огромную эпоху от становления человека и общества до возникновения аграрной формации. Производство этого периода имело форму присваивающей экономики — охота, рыбная ловля, собирание плодов, кореньев, вообще съедобных растений. Это, однако, не простая присваивающая деятельность подобно животной, а деятельность через посредство орудий производства, других достижений культуры — знаний, умений и т.п. В этот период были достигнуты заметные успехи в изготовлении орудий труда — от примитивно обработанных камня, палки до изобретения лука, стрел, освоения огня, производства гончарной посуды и т.д. Главной структурой, определяющей первобытный строй, выступает первобытная община как естественно возникшая общность людей. Данная формация характеризуется общественной и личной собственностью на средства, первобытным коллективизмом в производстве, распределении и потреблении жизненных благ. С развитием первобытного общества складывается иерархия родов, а затем — племен и их союзов. Духовная жизнь в сопоставлении с последующими общественными формациями отличалась архаичностью и синкретизмом; сознание носило мифологический характер; религия существовала в различных формах — фетишизма, анимизма, тотемизма и пр. Первобытные роды и племена — саморегулирующиеся образования, правящая прослойка — это преимущественно власть опыта и авторитета, существовавшая внутри общины и неотделимая от нее.

Аграрный период всемирной истории сопряжен с аграрной общественной формацией, сменившей первобытный строй. Аграрная формация базируется на аграрном производстве, осуществившем качественный скачок в развитии человеческой деятельности.

Эта формация включает в себя так называемые рабовладельческие, феодальные общества и общества с азиатским способом производства. По нашему мнению, рабовладельческий строй и феодализм — это не две качественно различающиеся между собой общественные формации, а две разновидности одной и той же формации. То же самое следует сказать об обществах с “азиатским способом производства”, несмотря на присущее им своеобразие[43]. Всем этим обществам — рабовладельческим, феодальным, “азиатским” — присущи одни и те же закономерности: аграрное производство как ведущий и преобладающий вид деятельности, примерно один и тот же уровень развития производительных сил, однотипные производственные отношения, характеризующиеся внеэкономическим принуждением. Упрочение способа аграрной деятельности, накопление опыта и практических знаний, прогресс в разделении труда сопровождаются развитием культуры — создаются непревзойденные образцы литературы и искусства, зарождаются философия и научные знания, получает большое развитие производственная техника. Земледелие, скотоводство, ремесло и торговля обозначаются как относительно самостоятельные отрасли.

Частная собственность, утвердившаяся в аграрном обществе, выступает как собственность не только на естественно возникшие средства производства (земля и природные ресурсы), но и на самого работника. Возникает государство как политическая организация власти. Классы в аграрный период истории предстают в виде сословий, положение которых определяется не только местом в общественном производстве, но и четко обозначенным социально-политическим статусом, закрепленным в государственном праве. Хозяйство, однако, в основе своей является натуральным (нетоварным), поскольку преобладающая масса продуктов производится для собственного потребления, и товарно-денежные отношения лежат лишь на поверхности экономической жизни. Негативным моментом аграрных обществ с точки зрения исторического прогресса выступает и то, что, с одной стороны, несвободный труд не способствует экономическому и техническому прогрессу из-за незаинтересованности подневольных людей в повышении производительности труда, с другой, владельцам собственности невыгодно вкладывать средства в производство для его интенсификации.

Индустриальный период всемирной истории или период существования индустриальной общественной формации (на наш взгляд, неточно называемой капиталистической) приходит на смену аграрному периоду. В основе индустриальной общественной формации лежит промышленный машинизированный способ производственной деятельности, знаменующий собой дальнейшее, более глубокое по сравнению с предшествующими формациями, освоение природной среды, неизмеримо более высокую производительность общественного труда. В этом обществе не только промышленность, но и сельское хозяйство и другие отрасли переводятся на индустриальную базу, что и обусловило качественный сдвиг в экономике и во всей общественной жизни. Основатели марксизма, которых трудно заподозрить в чрезмерных симпатиях к капитализму, еще в середине XIX века писали, что буржуазия за сто лет создала более грандиозные производительные силы, чем предшествующие поколения, вместе взятые. “Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, — какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда”[44]. Мы хорошо знаем, что подобное революционное развитие — иначе его не назовешь — продолжается в индустриальном обществе по сей день.

В области общественных отношений установлены свободные связи между производителями через рынок. Получают дальнейшее развитие многообразные формы собственности. Отменяются сословные привилегии и сословное деление общества, все люди равны в правовом отношении. Экономическое неравенство, вытекающее из различной эффективности каждого в производственно-трудовой сфере, санкционируется обществом. Демократический либеральный строй, характерный для индустриальных стран, предполагает государство с разделением властей на законодательную, исполнительную и судебную, выборность и сменяемость должностных лиц, свободную прессу и другие средства массовой информации, законодательно закрепленные права — неприкосновенность личности и жилища, свобода слова и демонстраций и т.п. В индустриальный период истории высокое развитие получает духовная культура — наука, литература, искусство. В наиболее развитых индустриальных странах резко возрос и достиг небывалой высоты жизненный уровень подавляющего большинства населения.

Можно согласиться с Арнольдом Тойнби, отмечавшим, что в настоящий момент жизнь западного мира определяют два института: индустриальная система экономики и политическая система, которую мы называем “демократией”, имея в виду ответственное парламентарное представительное правительство. Эти два института — экономический и политический — стали господствующими в западном мире и дали решение главных проблем[45].

Информационный период развития всемирной истории, период информационной общественной формации характеризуется тем, что основное производство общества и основное занятие людей связаны с производством информации — знаний, оценок, гипотез, теорий, научных и художественных трудов и т.п. — при автоматизированном по преимуществу материальном производстве. Это общество еще не сформировалось, но его очертания в недрах развитых индустриальных стран уже зримо ощущаются, становясь непреложным фактом действительности. В развитых странах уже теперь огромное число людей профессионально занимается производством, переработкой или передачей научных знаний и других видов информации. И это производство, эти виды деятельности из года в год неуклонно растут. Соответственно растет и значение интеллигенции, как того элемента современной социальной структуры, который преимущественно осуществляет информационную деятельность. Можно с уверенностью сказать, что именно интеллигенция не в столь отдаленном будущем станет самым производительным классом общества. Какими другими свойствами будет обладать информационная общественная формация, покажет время.

Итак, мы кратко охарактеризовали ступени процесса развития всемирной истории — первобытную, аграрную, индустриальную и информационную общественные формации. Между тем исторический процесс — это не только общественные формации, но и переходы между ними. Эти переходы, может быть, не менее значительны, чем сами общественные формации. Они очень дорого даются и сопряжены для многих народов с огромными жертвами.

Чтобы перейти от присваивающей экономики к способу аграрной деятельности, где осуществляется не только производство орудий, но и самого продукта потребления, т.е. полностью производящей деятельности, нужно было совершить грандиозный скачок в более высокое качество. В этих условиях людям надо было обладать иными способностями и потребностями и иными формами социальной организации. Кроме того нужны были соответствующие природные условия. Такие подходящие условия имели немногие племена и народы. Не случайно первые аграрные цивилизации зародились лишь в Междуречье, в долинах Нила, Инда, Хуанхэ и других немногих местах, располагающих благоприятными условиями для аграрного производства. Остальные племена либо вымерли, либо были обречены на архаическое, скудное прозябание, вынуждающее их балансировать на грани жизни и смерти.

История свидетельствует, что нелегким был и переход от аграрной формации к индустриальной. Он был сопряжен с величайшими страданиями, жертвами многих великих и малых народов. Достаточно вспомнить Нидерландскую, Английскую, Французскую и другие менее известные революции, войну Севера и Юга в Америке. Все они сопровождались страшными кровопролитиями, пытками, казнями, бедствиями, голодом, невиданными разрушениями и т.п. Суд истории суров и жесток.

Вероятно, особенно трагичным был переход к индустриальному обществу для России. Как и многие другие народы, но в значительно больших муках и лишениях, переживая страшные войны и революции, устилая землю миллионами убитых или умерших от голода, неся неисчислимые потери, в череде нескончаемых потрясений она осуществляет всё тот же переход к промышленной формации со свободной рыночной экономикой. Этого состояния Россия не может достигнуть в полной мере до сих пор, на протяжении трех столетий, со времен Петра Первого. Спрашивается, почему так? Отчего такие трудности и неудачи? Чем объяснить подобное? Эти вопросы весьма сложны и на них не может быть дан однозначный ответ. Попытаемся высказать лишь некоторые соображения в этом плане.

Сложность и трудность перехода к индустриальному обществу российского народа обусловлена, на наш взгляд, прежде всего устойчивостью и предельным консерватизмом тех пережиточных, оставшихся, быть может, с первобытных времен социальных порядков. Они существовали в течение многих столетий и с удивительным постоянством воспроизводили себя в каждом последующем поколении. Речь идет главным образом о крестьянской общине и отсутствии частной собственности на землю, что взаимообусловлено и может рассматриваться как одна проблема. Именно община с подушным переделом земли подавляла инициативного и трудолюбивого работника, взваливая на него главное бремя сельскохозяйственного производства и фактически полную ответственность за уплату налогов и многочисленных поборов, чем особенно отличалась Россия, ведя бесконечные войны. Кроме того она вольно или невольно поощряла, стимулировала безответственных, беспечных, пьяниц, лодырей, бездельников, воров в их беспечности, безделии, пьянстве, разгильдяйстве, воровстве, иждивенчестве, размножении, воспроизведении себе подобных. Другими словами, крестьянская община, подавляя инициативных и способных, продуцировала лодырей и люмпенов и вместе с ними нищету. Подобным же образом отсутствие или недостаточное развитие частной собственности на землю, создавая ситуацию обезличенности, ничейности собственности, порождало бесхозяйственность и безответственность. Отсюда российское общество зачастую либо топталось на месте, либо двигалось вспять, впустую растрачивая свой немалый потенциал.

Значительные изъяны наблюдались в сословной структуре российского общества. Перегородки между сословиями по существу были непроницаемыми, не позволяя одаренным и талантливым людям из народа, где они в большинстве случаев и рождаются, пробиться наверх, занять достойное положение в обществе, влияя на его развитие. Нельзя также не отметить, что сословный изоляционизм вел к обособлению людей в социальном плане, к нарастающей поляризации классовых сил в обществе, разрушая его единство. В результате Россия к моменту великих испытаний в начале ХХ века оказалась неподготовленной и несмотря на отдельные крупные победы имела неутешительные итоги развития...

События 1917-го года и последующих десятилетий не изменили положение вещей в лучшую сторону. Напротив, разрушив то позитивное, что было в России, и осуществляя движение скорее вспять, в обратную сторону от прогресса, они окончательно дестабилизировали обстановку и завели общество в тупик.

И, наконец, следует отметить еще один момент, свойственный России и играющий роль мощного тормоза в естественном движении русского общества к обществу со свободной рыночной экономикой — это система выдвижения и отбора лидеров, особенно верховных правителей. Существовавшая система не обеспечивала отбора, как, скажем, в США, талантливых и безупречных людей для управления страной. Так было до 17-го, так было и после, когда такие люди (не будем ворошить далекую историю), как Сталин, Хрущев, Брежнев, Горбачев оказались не на высоте своего положения. Талантливые люди типа Петра Столыпина редко и по большей части в силу случайных причин оказались у кормила власти и мало имели времени для реализации своих проектов.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что основной причиной сложности исторических преобразований в России была слабость естественного развития, развития “снизу”, саморазвития, которое тормозилось, как мы уже говорили, разными обстоятельствами. Отсюда стремление авторитарных властей, видящих отставание, осуществить преобразования “сверху”. Сверху осуществлял эти преобразования Петр I. Замышлял их провести сверху Александр I. Сверху пытался реформировать Россию Александр II. Сверху строил социализм “в отдельно взятой стране” Сталин, индустриализируя и коллективизируя ее. Сверху насаждал кукурузу и прочие нововведения Никита I. Активно разрабатываемая в наши дни синергетика подсказывает, что “сложноорганизованным системам нельзя навязывать пути их развития. Скорее необходимо понять, как способствовать их собственным тенденциям развития, как выводить системы на эти пути”[46]. Думается, тенденций саморазвития в России было немало, но их не видели и, напротив, волей-неволей глушили.

 

Л.Е. БАЛАШОВ