Из жизни Черниковско-Шакшинской республики

Пока полным ходом шло соблазнение Латыпова (как видит читатель не без издержек), Даша несколько раз испытывала мучительные приступы совести. Она разрывалась между любовью и ненавистью. Артур Магруфович воплощал для нее никогда не существовавший домашний уют. Он напоминал огромного плюшевого слоника, к которому хотелось прижаться и уснуть. К тому же, из чисто женского чувства противоречия, Дашу тянуло к тому типу мужчин, который был полной противоположностью ковбоям и оригиналам.

Однако Черниковская республика не дремала. Юра Савенко звонил каждый день, приглашал к себе на квартиру. Сонливый Лупанков намекал на романтический вечер с пирожками с капустой. Даша колебалась, но, к счастью, профессор Кобылко жил недалеко и ручался, что не позволит своим подопечным распускать руки. Кроме того, после расставания с Принцем и началом нового романа, девушка испытывала странное чувство нехватки острых ощущений. Все-таки, в манерах Артура Магруфовича было слишком много деликатности. Время от времени хотелось пошлых шуточек, прямой мужской непосредственности. Неофициальные посиделки членов разогнанной кафедры были очень к месту. Базановский дико смешил Дашу, когда сидел в одиночестве перед пустой тарелкой.

– А что вы, Павел, ничего не едите?

– Дык я же этим не питаюсь!

Юра Савенко ставил марши, организовывал похороны коммунистических вождей (роль подопытного выполнял Базановский) и даже обряд целования красного знамени. Последнее, впрочем, больше походило на кухонную тряпку.

Как у всякого, время от времени прикладывающегося к рюмке кавалера, у Савенко случались приступы алкогольной ревности. Однажды, в порыве нечеловеческой страсти, президент Черниковской республики конфисковал Дашин телефон на предмет определения номера своего знакомого Олега, хотя Уральцева слыхом не слыхивала о таком. В другой раз дошло до ревизии содержимого сумочки. Но Дашу не так легко было сбить с панталыку. Она пригрозила полицией и Савенковские приступы ревности прекратились как по мановению волшебной палочки.

Вечера на Ульяновых неизменно заканчивались спорами насчет Латыпова. Даша как могла защищала Артура Магруфовича. Ее подвергали остракизму за измену интересам родной кафедры. Даша вскипала. В глубине души она не могла не признать, что хотя Латыпов оказался совсем не таким, каким представлялся, его пунктуальность никуда не делась. Припоминались недавние унижения: споры с водителями маршруток за недоданные десять копеек, шатания по торговым центрам в поисках салатов подешевле, вечные разговоры об экономии. Сам Артур Магруфович, охваченный романтической страстью, не видел разверзшейся под ним пропасти. Хуже того, не желая, чтобы про Дашу пошли слухи на факультете, он и не подумал освободить ее от сдачи бально-рейтинговой отчетности. Только теперь девушке приходилось еще выкраивать время на встречи с начальником-ухажером.

Наконец настало время тайных собраний на даче у Дашиной подруги. Домик находился в тишайшем углу Уфы, в старых садах на берегу Мельничного озера. Этот район на полдороги к Шакше и славился как абсолютная дыра. Адепты Черниковского ордена с радостью приняли приглашение Даши Уральцевой. Юра Савенко приезжал первым, с обязательным куском колбасы. Профессор Кобылко несколько раз приносил отличное и уже замаринованное мясо для шашлыков. Вклад Базановского исчерпывался специфическим запахом и разговорами на статистические темы. Хотя Даша была настроена против всяких чисел и баллов, она не могла не сделать исключение для аспиранта-недоучки. В устах Базановского даже сухие цифры превращались в дивную поэзию. Мишель Лупанков являлся последним, без гостинцев, запаха и денег.

Иногда все члены новообразованной Черниковско-Шакшинской республики оставались на ночь. Даше сразу вспоминались вечера в Сибири, Глеб Нарбут… Слезы наворачивались на глаза. Девушка винила во всем дым от мангала во дворе. Но разбойники-интеллигенты быстро возвращали ей настроение. Стоило Даше только устроиться в постели, как раздавался осторожный стук в дверь.

– Прекрасная Офелия. Это я, Юра. У меня к вам чисто культурный разговор.

Даша, со вздохом накинув на нагое тело, халат, открывала. Савенко прокрадывался мелким вором к ее постели и пристраивался на краешке. Глаза его бегали, он старался не шуметь.

– Вы, наверное, книжку на ночь решили почитать?

Даша соглашалась.

– Двухтомник.

– А кто авторы?

– Захер-Мазох и маркиз де Сад, – подшучивала уфимская Гермиона.

Савенко начинал глупо хихикать и, когда девушка возвращалась под одеяло, незаметно распускал руки.

– Какие они все дураки, Даша, – шептал Савенко. – Пускай занимаются своей наукой, а я хочу заняться вашей красотой, я…

Но тут раздавался второй стук в дверь. Уральцева, бросив укоризненный взгляд на Юру, шла открывать. Теперь на пороге ее спальни робко топтался Базановский.

– У меня бессонница. Я вот тут подсчитал среднеарифметический возраст всех собравшихся…

Даша, ничего не говоря, пропускала второго гостя к своей кровати. Столкнувшись нос к носу с Савенко, Базановский подступал к нему с вопросом:

– И ты здесь, Юрий?! Так мы компаньоны или соперники?

Под конец представления являлся профессор Кобылко, сказать спокойной ночи.

И вот, когда Савенко, Базановский и даже профессор устраивались в разном расстоянии от объекта коллективного поклонения, Мишель Лупанков тихо прокрадывался к Дашиной постели. Он шел как зомби, как грозный посланец Ада с угольками вместо глаз. Но стоило ему обнаружить прикорнувших янычар, как вся решимость инфернального Отелло испарялась в одно мгновенье…

На одном из таких ночных заседаний Черниковско-Шакшинской республики у Даши созрел окончательных план в отношении Латыпова. Не без колебаний она поделилась им с кандидатами в свиту новой Воландессы. План был принят единогласно.