XIX. Последний поклон Руальда Рогнедовича

 

Даша не обманывала своего любовника. Черниковская республика здорово успела поднадоесть ей. Да и что могла предоставить шайка профессора Кобылко, кроме сомнительной привлекательности обещаний группового свального греха и шашлыков на кефире? Сожительство с Латыповым сулило куда больше возможностей. Кроме того, воспоминания о Глебе Нарбуте лишились прежней соблазнительности. Даша поняла, что реальная возможность продолжить исследования языка югов и пумпоколов в университетах Калифорнии и Орегона, да еще при наличии плюшевого домашнего слоника, может возбуждать не меньше накачанных бицепсов и мужественных шрамов от клыков представителей сибирской фауны.

Однако Уральцева, как и ее методически подкованный наперсник, явно недооценили возможности черниковских коллективистов. Каково было изумление Даши, когда на Мосте Вздохов в Венеции (девушка вышла ненадолго из отеля подышать ночным воздухом) к ней подошел человек в белой маске и черной треуголке.

– Вот мы и встретились, прекрасная Офелия.

Голос был слишком узнаваемым, чтобы Даша не могла не узнать его.

– Юра?!

Савенко коротко кивнул.

– Профессор с нами. У нас длинные руки.

Даша нахмурилась.

– Что все это значит?

– Или ты рвешь с ним, или мы предпринимаем срочные меры для твоего спасения.

– Какие еще меры?

– Если ты не хочешь, чтобы запись с вашими утехами попала на сайт университета. Для этого надо будет пройти со мной. Ха, думала, что мы не догадывались о том, что ты втюхалась в этого председателя методического совета?

Даша поняла, что обращаться в итальянскую полицию – глупо. Вокруг, конечно, было полно туристов и зевак. Но они, наверное, решат, что это съемки фильма или безумный флэш-моб. Уральцева конечно могла отказаться следовать за Юрой. На самом деле, видео ее не страшило, но элементарное любопытство подсказывало ей убедиться, на что способны адепты Черниковской республики.

Савенко проводил Дашу к гондоле. Чернявый итальянец в матроске и канотье завязал ей глаза, и они поплыли.

Уральцева не могла дать ясного отчета, сколько продолжалось путешествие. Кажется, целую вечность. Девушка пыталась подсматривать, но всякий раз, когда она прикасалась к повязке, следовал суровый окрик итальянца. Наконец гондола причалила, и Дашу повели по ступенькам. Яркий свет начал проникать через повязку.

Когда ее развязали, она увидела себя в небольшой комнате, по всей видимости, дешевого мотеля. Несмотря на убогость обстановки, выездное итальянское заседание черниковско-шакшинского ордена было обставлено в лучших традициях фильма «С широко закрытыми глазами». Не хватало только голых девушек. Впрочем, присмотревшись, Даша кое-кого увидела. Мисс-факультет 2005 стояла скромно, во всем блеске того самого наряда, в котором не так давно блистала сама Уральцева. Правда, это Даша отметила с нескрываемым удовлетворением, корсет оказался узковатым для заметно располневшей на куршавельских харчах Петровой. Не оставалось сомнений, что когда-то блистательная вечная студентка успела рухнуть на дно жизни. И теперь находилась в Венеции только по милости шайки нового Воланда.

Профессор Кобылко восседал на облезлой кушетке, отчасти напоминающей трон. Рядом с ним стояли Юра Савенко, Павел Базановский и Мишель Лупанков. По глазам Мишеля, как всегда, невозможно было понять – спит он на ногах или бодрствует. Чернявый гондольер, которому, несомненно, заплатили, прикрывал путь к отступлению.

– Итак, заседание суда над ренегаткой Дашей Уральцевой объявляю открытым! – произнес профессор. – Желает ли обвиняемая что-то сказать в свое оправдание?

Даша фыркнула.

– Сперва объясните, как вы здесь очутились.

– Ну это же общеизвестно, – начал Базановский с глупой ухмылочкой, – Руальду Рогнедовичу выделили солидный грант, кроме того, у него хорошие связи с местными левыми организациями.

С недавних пор Даше разонравились спектакли. Но ей опять пришлось подыграть.

– Вы обвиняете меня в предательстве интересов родной кафедры, а сами шантажируете?

Профессор Кобылко сделал возмущенный жест рукой.

– Ты, Дарья, совершенно не понимаешь сложившейся предреволюционной ситуации. Мы поступаем в полном согласии с философией коллективизма. Теперь нам не остается ничего другого, как ответственно исправить твой крайне неудачный личностный выбор.

– Вы это серьезно?

Ответа не последовало. Глаза Савенко вспыхнули лучистым светом.

– Вношу предложение: Даша будет встречаться с Пашей. Кто «за»?

– Ыы… ыы – огласил комнату утробным звуком Базановский и нерешительно поднял руку.

– Кто против? Воздержался?

Даша чуть не рассмеялась, когда Савенко подвел итог.

– Один «за», четверо «против».

Лупанков судорожно поднял руку.

– Извините, огласите пожалуйста весь список.

– Следующий кандидат Мишель Лупанков. Голосуем. Стоп. Почему, вы, Мишель, поднимаете две руки?

– А я еще одну не успел упустить и, если надо, могу поднять правую ногу. Или левую.

– Спасибо, не надо. Предложение не набрало нужного кворума.

По хлопку профессора, Петрова взяла в руки картонку, на которой фломастером криво было написано: «Тихо, идет голосование!» Впрочем, в комнате и так стояла мертвая тишина.

Юра продолжил механическим голосом.

– Вношу предложение. Кто за что, чтобы Даша стала первой леди Черниковской республики?

На этот раз руку подняли все, включая Базановского. Последнее обстоятельство удивило даже профессора Кобылко.

– Паша, ты что, против себя голосуешь?

– Ыы… ыы, так я же должен подчиняться мнению коллектива.

Даша, не вытерпев, расхохоталась.

– Посмотрите на себя! Ну и глупо же вы выглядите. Не надоело еще в игрушки играть? Берите пример с доцента Ипатова. Вот человек правильно делает, каждый летний день на пляж ходит, зимой – занимается с книжками, а на девушек положил.

Базановский развел руками.

– Так он же импотент, ты сама говорила, что у него два раза осечка получилась. А с проститутками, как Ипатов, может каждый. Но на шлюх я не согласный, нет интимно-психологического контакта. Надо, чтобы тебя девушка любила. А пристрастия Ипатова к купанию я вообще не понимаю. Один раз он такую глупость заявил, сказал, что купание в реке лучше секса. Но это же он сказал потому, что ему секс, кхе-кхе, недоступен. Кстати, гы-гы, может это не совсем в тему, но кто в курсе, что значит фамилия Ипатов? Я в «Википедии» вычитал, что она произошла от выдуманного немцем Шпонгольцем в 17 веке Ипабога. Якобы, такой бог был у древних славян.

Даша вскинула подбородок. Теперь она сожалела, что тогда, в кабинете Латыпова, просила о восстановлении кафедры. Никакие прежние заслуги не могли извинить профессора Кобылко.

– Все, я отказываюсь от участия в ваших детских сексуальных играх. С записью делайте что ходите. Мы с Артуром Магруфовичем поженимся, и тогда вы только себя дураками выставите.

Савенко наклонился к профессору, что-то прошептал ему на ухо. Тот, усмехнувшись, кивнул.

– Подсудимая может удалиться.

Даша вскинула голову.

– «Подсудимая» желает задать вопрос.

Профессор и Савенко опять начали перешептываться. Причем, как показалось Уральцевой, Кобылко как будто успокаивал своего наперсника.

Даша не стала дожидаться разрешения.

– Как долго вы будете преследовать меня? Учтите, я могу заявить на вас в полицию.

– А, ы, э… Это не предусмотрено регламентом заседания, – подал голос Мишель Лупанков.

Кобылко взмахнул рукой, как будто в ней был молот или другой знак высшей масонской власти:

– Чтобы ты не предприняла, Дашулечка, ничто не сможет изменить хода последующих событий. Знай, мы не намерены более возвращаться в Россию.

– Страну рабов и господ… – раздувая щеки, прошипел Юра Савенко.

– Ы-ы и недоделков, – поддакнул Базановский.

– Нищих козлов, – уточнила до сих пор молчавшая как рыба Петрова.

Мишель опять оживился.

– Да тут миллион, чтобы заработать, надо жуликом быть.

Даша скептически поморщилась.

– Сомневаюсь, что вас ждут с распростертыми объятьями в Лондоне или Нью-Йорке.

Глаза профессора налились зловещей маслянистостью. Базановский не удержался от дешевого хвастовства.

– А зачем нам к капиталистам? Нас ждет субкоманданте Маркос, левый радикальный писатель и философ, главный идеолог и пропагандист Сапатистской армии национального освобождения, поднявшей индейское восстание в 1994 году в Мексике в штате Чьяпас, автор более 200 эссе и 21 книги. Легенда и общепризнанный символ антиглобализма. Кстати, на публике он всегда появляется в черной маске – «пасамонтане»…

Но время было исчерпано. Базановскому не дали договорить. Профессор счел своим долгом прочитать Даше что-то вроде напутственной речи.

– Пока ты типичная выразительница мелкобуржуазных настроений. Животное чувство к Латыпову временно заслонило для тебя мировую борьбу с империалистическим мондиализмом. Но твой идеал – мещанское благополучие научного работника между Сиэтлом и Уфой – непрочен. Я полагаю, что в результате нашего дружеского вмешательства чувство долга победит, ты опомнишься, и еще примешь участие в общей борьбе.

– Никогда!

– Ты узнаешь о нас из газет, но тогда будет поздно. А теперь, я с тобой раскланиваюсь.

Даша сложила руки на груди, выражая полное презрение к политическим планам безумной шайки профессора. По знаку Кобылко, чернявый итальянец завязал глаза Даше и вывел на улицу.

Девушка оказалась не готова к такому скорому и подозрительно легкому завершению commedia dell'arte[2]. Сама осуществившая изощренную месть, весь обратный путь, она ломала голову над тем, что такое могли задумать ее бывшие друзья.

Однако любовники затем успели побывать в Римини, Сан-Марино, Флоренции, Риме – и без всяких приключений. Даша решила, что спектакль в Венеции был разыгран только с одной целью – заставить ее бросить Артура Магруфовича. Но это только еще больше подхлестнуло желание Уральцевой поскорее забыть о несостоявшейся карьере первой леди Черниковской республики.