Ловушка для министра

В годы войны особистами был арестован сто один генерал и адмирал. Невиданная цифра — такое количество «врагов» среди высших командиров вооруженных сил! Двенадцать умерли во время следствия. Восемьдесят один был осужден Военной коллегией Верховного суда и особым совещанием. Масштабы арестов среди генеральского состава свидетельствуют о том, каким большим осведомительным аппаратом была пронизана военная среда. Особисты держали под подозрением всю армию и огромное число людей заставляли доносить на боевых товарищей и сослуживцев.

Приговоренных к смертной казни использовали в качестве внутрикамерной агентуры. Обреченных людей заставляли клеветать на сокамерников, после этого руководители особых отделов просили заменить осужденным высшую меру наказания лишением свободы.

Как это все могло действовать на боевой дух, моральные и нравственные принципы красноармейцев, которые все это видели?

Один из крупных партийных работников, бывший первый секретарь московского горкома Николай Григорьевич Егорычев рассказывал мне о том, что пережил сам. Он ушел на фронт добровольцем в сорок первом:

— После того как личный состав нашей роты сменился раза три, тяжкие были бои, нас отвели на несколько дней отдохнуть. У нас был мастер с Урала. Он брал запалы от противотанковых гранат и делал из них мундштуки. Они получались очень красивые. Но однажды запал взорвался у него в руках. Ему оторвало два пальца на правой руке. Трибунал рассматривал это дело и приговорил его к расстрелу. Заявили нам, что он это сознательно сделал. Было решено расстрелять его перед строем. Отрыли ему на болоте яму метр глубиной, она сразу водой заполнилась — это было начало ноября. Раздели его до нижнего белья — обмундирование потом тоже пошло в дело… А он твердит одно и то же: «Товарищи, простите меня. Я же не нарочно. Я буду воевать».

Стоит перед нами солдат, которого мы знаем как смелого бойца, а ему приписали самострел. Построили отделение автоматчиков. Комдив скомандовал. Стреляют. На нижней рубашке одно красное пятно. Одна пуля в него попала. Никто не хотел в него стрелять.

Он стоит. Помните «Овод»?.. Стреляют еще раз. Еще два пятна на рубашке. Он падает. Но живой! Еще просит его пощадить. Подходит командир дивизии, вынимает пистолет и стреляет ему в голову. Мы все были страшно возмущены. До сих пор я вспоминаю это как страшный сон. СМЕРШ тоже хотел показать, что воюет. Война все списала, к сожалению…

9 июля 1945 года глава особистов Виктор Семенович Абакумов был произведен в генерал-полковники. Еще через год назначен министром госбезопасности.

Вот как работали его люди.

В апреле 1948 года оперативники министерства госбезопасности устроили целое представление с министром морского флота Александром Александровичем Афанасьевым, которого решено было посадить. Шла холодная война, чекистам для рапорта начальству позарез нужны были выявленные западные шпионы. А где их взять?

Министр, как обычно, отправился на работу. Вдруг его машина остановилась, потому что оказались проколотыми шины. Рядом затормозил другой автомобиль. Оттуда выскочили какие-то люди, скрутили министра и увезли. Его доставили на конспиративную квартиру МГБ (о чем он не подозревал) и сказали:

— Нам известно, что вы работаете на английскую разведку. Мы хотим, чтобы вы работали еще и на нас, на американскую разведку.

Афанасьев категорически отказался. Его с завязанными глазами вывезли и бросили возле Моссовета. Потрясенный случившимся, Афанасьев попросился на прием к Сталину. Принял его Берия, хорошо зная, о чем пойдет речь.

Об этом эпизоде после смерти Сталина рассказывал генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко. Берия при Афанасьеве позвонил Абакумову и приказал немедленно явиться к нему. Для вида Лаврентий Павлович принялся распекать Абакумова:

— Что же ты за министр? Что у тебя делается? Американские разведчики до того обнаглели, что на улицах хватают людей. Вот схватили Афанасьева и заставляют вести шпионскую работу.

Берия приказал Абакумову «разыскать американских разведчиков», похитивших Афанасьева. Через несколько дней чекисты вызвали министра на очную ставку с сотрудником министерства госбезопасности, который выдавал себя за американского разведчика. Смело назвавшись американским агентом, профессиональный провокатор «раскаялся» и сообщил, что по указанию американской разведки «втянул Афанасьева в шпионаж».

26 апреля министра морского флота арестовали. Следователи МГБ избивали Афанасьева, добиваясь, чтобы он подписал нужные им показания. 14 мая 1949 года особое совещание при министерстве госбезопасности приговорило его к двадцати годам исправительно-трудовых работ…

Генерал-полковник Абакумов не жалел сил, исполняя указания вождя. Считался сталинским любимцем. Но больше двух лет на этой должности вождь не держал. В июле 1951 года дошла очередь и до Виктора Семеновича. Его арестовали и отправили в «особую тюрьму». Абакумова круглосуточно держали в наручниках, которые снимали только на время еды. Днем руки заводили за спину, ночью разрешали держать на животе.

Теперь ему самому было суждено испытать то, что его подчиненные творили с узниками. Абакумов же отстаивал за чекистами право избивать и пытать:

— Мы можем бить арестованных. В ЦК меня и моего первого заместителя многократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к шпионам и другим государственным преступникам, когда это нужно.

Речь идет о шифротелеграмме секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий нацреспублик от 10 января 1939 года, подписанной Сталиным:

«ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК… ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод».

После войны Сталин быстро закрутил гайки. Он не допускал послаблений, напротив, то на одном, то на другом направлении требовал принятия крайних мер. В следственной части министерства госбезопасности было разделение труда. Одни, малограмотные, выбивали показания из арестованных. Другие, с образованием, писали протоколы. Они так и назывались: «забойщики» и «писари».

15 ноября 1952 года новый министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев отправил Сталину написанную от руки проверенным каллиграфом секретную записку:

«Докладываю Вам, товарищ Сталин, что во исполнение Ваших указаний от 5 и 13 ноября с. г. сделано следующее:

Абакумов переведен из Лефортовской в Бутырскую тюрьму и содержится в ручных кандалах. Расположение камеры, в которой находится Абакумов, исключает возможность его связи с кем-либо из лиц, не имеющих отношения к его охране и допросам.

Абакумов охраняется людьми, не знающими его и неизвестными ему. Содержится Абакумов не под фамилией, а под присвоенным ему номером.

Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников».

Держали бывшего министра в карцере-холодильнике, давали кусок хлеба и две кружки воды в день. Его били резиновыми палкам, предварительно раздев. И быстро превратили в полного инвалида. Бывший министр еле стоял на ногах, не мог ходить. Избивающим обещали путевки в дом отдыха, денежное пособие и внеочередное присвоение званий.

И после смерти Сталина, после XX съезда мало кто из палачей был наказан. Об этих преступлениях старались не говорить. Общество не ужаснулось тому, что творилось. Очищения не произошло. Вчерашние палачи жили между нами, уверенные в том, что они занимались нужным государственным делом…

Многие сталинские соратники чуть-чуть не дожили до ста лет. Помимо природного здоровья от всех испытаний их спасали устойчивая нервная система и полная безжалостность. Ни самоубийство брата, ни ссылка жены, ни арест сына не могли нарушить их олимпийского спокойствия, поколебать готовности служить Сталину.

Зачем геронтологи ездят на Кавказ и просят горцев поделиться секретами своего долголетия? Надо понять, как эти люди чуть-чуть не дотянули до ста — Молотов, Маленков, Ворошилов, Каганович? Работа без отдыха, ночные бдения, переменчивый нрав хозяина, низвержение с Олимпа — как они все переносили?

Вероятно, спасало полное отсутствие совести, чести, сострадания к чужим несчастьям и чувства собственного достоинства… На трибуне мавзолея лица казались такими значительными, жесты — исполненными особого смысла. При ближайшем рассмотрении эти люди тусклы и жалки.

Наверное, должны быть произнесены слова о банальности зла, о том, что компания серых и бездарных чиновников может уничтожить миллионы людей. Но эти слова только кажутся объяснением.

Все они всего лишь исполняли приказы. Но кому бы Сталин отдавал приказ, если бы не Берия? Не Молотов? Не Каганович? Не Маленков? Не Ворошилов? Не Хрущев? Не придется ли, чтобы огласить весь список, назвать еще сто с лишним миллионов фамилий?

Нет, нет, нет! Никто не желает быть в этом списке. Взгляд окрест приносит облегчение: мы — не чудовища. Или по крайней мере не такие чудовища. Нас искушали, и мы всего лишь поддались искушению. Вердикт: невиновны…