Вождь и фюрер в сорок первом

Катастрофа, постигшая Красную армию летом сорок первого, остается совершенно необъяснимым феноменом. Территория, экономический потенциал и людские ресурсы Советского Союза были несопоставимы с немецкими. И по боевому составу, и по вооружению (количественно и качественно) Красная армия превосходила вермахт. Столько лет готовились к войне, а немецкие войска так легко дошли до Москвы и Волги! Как получилось, что десятки миллионов советских людей погибли, оказались в оккупации, были угнаны на чужбину?

Если бы Гитлер не напал на Советский Союз, нацистская Германия, возможно, существовала бы достаточно долго — как минимум до смерти фюрера. Но вся политика Гитлера была сплошной авантюрой! Просто до поры до времени ему невероятно везло. Его злобная натура не позволяла ему жить в мире и согласии с окружающими. Его безумные взгляды толкали его к завоеваниям.

Невероятная наглость — вкупе с близорукостью европейских политиков от Сталина до Чемберлена — позволила фюреру одерживать победу за победой в войне, которую он мог только проиграть. Военный, экономический и демографический потенциал Германии изначально обрекал ее на поражение.

Наши представления об экономическом превосходстве Германии — результат исторического воображения и воздействия нацистской кинохроники. Экономика той Германии была второразрядной. Как, скажем, сегодня экономика Ирана или Южно-Африканской республики, вполне успешных, но далеко не передовых стран. Уровень жизни немцев сильно отставал от их более развитых соседей.

Проведенная нацистским режимом мобилизация экономики была невиданным экспериментом по переброске ресурсов в военную сферу. Но Гитлеру не под силу было изменить глобальный баланс сил. Германия все равно не была настолько сильна, чтобы создать военную машину, способную сокрушить всех ее противников.

Вооруженные силы отражали отсталость Германии. Большинство солдат вермахта отправились на Вторую мировую войну пешком. Боеприпасы, снаряжение, армейское имущество перевозились в основном на лошадях. Так что не стоит считать, будто вермахт создавался как современная, моторизованная сила для блицкрига. Германия просто не располагала такими возможностями. Немецкая армия в определенном смысле оставалась «бедной армией».

«3 февраля 1941 года, — записал в дневнике адъютант фюрера Николаус фон Белов, — Гитлер провел длительное, продолжавшееся несколько часов совещание с командованием вооруженных сил. Обсуждались способы завоевания невероятно огромного пространства России. Перед французской кампанией главком сухопутных сил Вальтер фон Браухич и начальник генштаба Франц Гальдер не раз высказывали опасения, возражая против этой войны. Указания Гитлера о войне с Россией они восприняли без единого слова сомнения или сопротивления. Мне даже пришла в голову мысль, что, целиком и полностью осознав неосуществимость этого замысла, они ничего не предприняли, дав фюреру возможность самому загнать себя в гибельную западню…»

Советник германского посольства в Москве Густав Хильгер сказал исполнявшему обязанности военного атташе полковнику Хансу Кребсу:

— Ваша обязанность — объяснить Гитлеру, что война против Советского Союза приведет к крушению Германии. Вам известна мощь Красной армии, стойкость русского народа, безграничные просторы страны и неистощимые резервы.

— Я все это отлично понимаю, — ответил полковник Кребс, — но Гитлер нас, офицеров генерального штаба, больше не слушает — после того, как мы отговаривали его от кампании против Франции и называли линию Мажино непреодолимой. Он одержал победу вопреки всему, и нам пришлось заткнуться, чтобы не потерять свои головы.

Если бы Адольф Гитлер был способен рационально мыслить, он не решился бы на войну, которую Германия ни при каких обстоятельствах не могла выиграть. В силу своей военной безграмотности он и в самом деле верил в победу.

 

«Нам нужна Украина»

Германия не могла прокормить себя. Страна начала Вторую мировую войну, имея меньше девяти миллионов тонн зерна. Через год войны остался миллион. Английский флот отрезал Германию от поставок из-за рубежа. Импорт важнейших видов сырья, нефти, железной руды, меди упал до кризисно низкого уровня. Экономика, полностью зависящая от импортных поставок, была на грани полного развала.

Гитлер успокоил своих генералов:

— Нам нечего бояться британской блокады. Восток поставит нам зерно, скот, уголь, свинец, цинк.

Фюрер оказался прав. Спасение пришло из Москвы. Германия в больших количествах получала из Советского Союза нефть, стратегически важное сырье и продовольствие. В середине ноября 1939 года на переговорах в Берлине глава большой советской экономической делегации нарком судостроительной промышленности Иван Федорович Тевосян со значением заметил:

— Советское правительство не любой стране согласилось бы отпускать в таких больших количествах и такие виды сырья, которые оно будет поставлять Германии.

Осенью 1939 года Советский Союз обещал поставить Германии в течение года миллион метрических тонн фуражного зерна, девятьсот тысяч тонн нефти, сто тысяч тонн хлопка, пятьсот тысяч тонн фосфатов, такое же количество железной руды и другое сырье.

Некоторые виды сырья, нужного немецкой военной промышленности, Советский Союз ради Германии специально покупал в других странах. Это в первую очередь редкие металлы и каучук, без которого моторизованные части вермахта через несколько недель бы остановились. В 1940 году больше половины советского экспорта уходило в Германию[6].

«Сталин поразил нас, — вспоминал Густав Хильгер, — заявив, что наши страны должны помогать друг другу и во имя этого идти на жертвы. Поэтому советское правительство снизило цены на свои товары и не настаивало на том, чтобы Германия за все платила твердой валютой… Для германской военной экономики это было громадным успехом».

В 1940 году Советский Союз обеспечил Германии: 74 % нужных ей фосфатов, 67 % асбеста, 65 % хрома, 55 % марганца, 40 % никеля и 34 % нефти. Как выразился начальник оперативного управления генштаба сухопутных сил генерал Эдуард Вагнер, «договор с Советским Союзом спас нас».

Военные победы 1940 года не уменьшили зависимости Германии от поставок из Советского Союза. В конце года немцы поставили вопрос об удвоении поставок зерна, которые уже достигли миллиона тонн в год.

28 ноября 1940 года Молотов сказал немецкому послу:

— Советское правительство решило пойти навстречу германскому правительству и потревожить свои общегосударственные резервы. Причем эти резервы пришлось потревожить значительно. Тем не менее, учитывая нужду Германии в зерне, советское правительство решило полностью удовлетворить просьбу Германии и поставить два с половиной миллиона тонн зерна…

3 июня 1941 года, меньше чем за три недели до войны, в Москве политбюро согласилось «из особых запасов» поставить Германии тысячи тонн стратегического сырья, необходимого военной промышленности, — медь, никель, олово, молибден и вольфрам.

Заместитель имперского министра продовольствия и сельского хозяйства Герберт Бакке внушал Гитлеру:

— Оккупация Украины решит все наши экономические проблемы. Если нам нужна какая-то территория, то именно Украина. Только на Украине есть зерно…

Военно-экономическое управление вермахта подсчитало, что сможет выкачать с Украины не менее четырех миллионов тонн зерна. А вслед за Украиной нужно взять и Кавказ: Германии катастрофически не хватает топлива.

Если Германия не захватит нефть и зерно Советского Союза, не нарастит добычу угля, считали в Берлине, произойдет резкое падение производства и катастрофическое снижение уровня жизни. Только в СССР есть уголь, сталь, природные ископаемые, необходимые для бесперебойной работы военно-промышленного комплекса. Только на Кавказе есть нефть, которая сделает Германию независимой от импорта энергоносителей. Только с ресурсами Советского Союза Германия сможет продолжать войну против Британии и Соединенных Штатов.

Уже после нападения на Советский Союз, 20 августа 1941 года, секретарь фюрера Криста Шрёдер писала подруге из ставки Гитлера:

«После того как мы двинулись на восток, нам не нужны колонии. Украина и Крым такие плодородные, что мы сможем получать все, что нам нужно, а остальное (чай, кофе, какао и так далее) ввезти из Южной Америки».

Гитлер исходил из того, что Сталин боится войны, поскольку истребил командный состав собственной армии и деморализовал солдатскую массу, которая не верит своим офицерам и генералам. Своим соратникам фюрер пренебрежительно заметил, что советский генерал, которого прислали в командировку в Германию, в немецкой армии мог бы командовать только батареей. О советском вооружении фюрер заявил: материальная часть, техника устарели. У русской армии отсутствует духовный размах…

Гитлер сильно ошибался. Но неудачная война с маленькой Финляндией, казалось, подтвердила невысокий уровень командного состава и слабые боевые возможности частей Красной армии.

Маршал Александр Михайлович Василевский, который во время Великой Отечественной возглавил генеральный штаб, говорил:

— Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел. Да что говорить, когда в тридцать девятом году мне пришлось быть в комиссии во время передачи Ленинградского военного округа от Хозина Мерецкову, был ряд дивизий, которыми командовали капитаны, потому что все, кто был выше, были поголовно арестованы…

Немецкие планировщики исходили из того, что победа над Красной армией будет достигнута в кратчайшие сроки. Отклонение от этого плана исключалось. В 1940–1941 годах в Германии наблюдались стагнация военного производства и катастрофическое падение производительности труда. Гитлер уверенно обещал своим солдатам, что они вернутся на свои рабочие места в конце августа. В октябре сорок первого планировалось демобилизовать треть армии, чтобы нарастить военное производство.

Разработчики операции «Барбаросса» делали ставку на скорость, на моторы, на концентрацию сил на главных направлениях, на первую решительную битву. Генерал-фельдмаршалу Федору фон Боку, которому было поручено захватить столицу Советского Союза, фюрер уверенно сказал:

— После захвата Украины, Москвы и Ленинграда Советам придется пойти на мировую.

Упоение успехами сыграло дурную шутку с руководством Третьего рейха. Французы в сороковом не выдержали первого удара. Советский Союз, куда более мощное государство, располагая несравнимо большим военным, экономическим и демографическим потенциалом и пространством для маневра, выстоял. Не сумев одержать победу летом и осенью сорок первого, Германия была обречена…

Молотов говорил позднее, что они со Сталиным сразу разгадали коварные замыслы Гитлера. Но как-то слабо верится в эту прозорливость. Слишком быстро немецкие войска летом сорок первого дошли до Москвы, слишком много советских людей погибло на поле боя, в плену, в оккупации и слишком тяжкой ценой далась победа в мае сорок пятого. Получив отсрочку в два года, Сталин не сумел подготовить армию к страшной войне.

Почему же Сталин и Молотов пошли на сближение с Германией?

Официальная версия: договор с Гитлером помог избежать гитлеровского нападения уже в 1939 году, оттянуть войну насколько возможно и лучше к ней подготовиться.

Версия неубедительная: Гитлер не собирался нападать на Советский Союз в 1939 году и не располагал для этого военными возможностями. Он решился на это только через два года, нарастив мощь вермахта. Отказ подписать договор с Германией в августе 1939 года нисколько бы не повредил безопасности Советского Союза. Сталин помог Гитлеру ликвидировать Польшу, которая была буфером между двумя странами, позволил уничтожить французскую армию, отвлекавшую вермахт на западе.

Так что дело в другом.

Гитлер дал Сталину то, что не могли дать ни Англия, ни Франция. Он предложил поделить мир. Москва получила то, что хотела, буквально в один день, без борьбы, без уступок, без переговоров с Западом! При содействии Гитлера Сталин стал ключевой фигурой мировой политики. Он осваивал роль вершителей судеб и быстро вошел во вкус.

И в Кремле исходили из того, что все это лишь начало. В июне 1941 года член политбюро Андрей Жданов, выступая на заседании Главного военного совета, говорил:

— Мы стали сильнее, можем ставить более активные задачи. Войны с Польшей и Финляндией не были войнами оборонительными. Мы уже вступили на путь наступательной политики.

Когда обсуждалась будущая политика нацистского правительства, некоторые соратники фюрера, в частности Герман Раушнинг, председатель сената Данцига, предупреждали его об опасности союза со Сталиным.

— Что за опасность вы имеете в виду? — резким тоном спросил Гитлер.

— Опасность большевизации Германии.

— Такой опасности не существует, — уверенно заявил Гитлер. — Германия не станет большевистской. Скорее большевизм станет чем-то вроде национал-социализма. Между нами и большевиками больше сходства, чем различий. Я всегда принимал во внимание это обстоятельство и отдал распоряжение, чтобы бывших коммунистов беспрепятственно принимали в нашу партию. Национал-социалисты никогда не выходят из бывших социал-демократов, но превосходно получаются из коммунистов.

Сталин видел в Гитлере настоящего партнера, вдвоем с которым они смогут управлять миром. Других европейских политиков он в грош не ставил.

12 апреля 1941 года писатель Всеволод Вишневский, автор знаменитой пьесы «Оптимистическая трагедия», записал в дневнике:

«Вернулся из Кремля: был у Ворошилова… Он перешел к теме Гитлера: человек оказался гораздо умнее и серьезнее, чем мы предполагали. Большой ум, сила… Пусть упрекают: маньяк, некультурный, экспансивный и прочее, но в своем деле — гений, сила… Мы внимательно слушали».

Сталина вполне устраивала бы долгая война на западе Европы, которая истощила бы силы и Англии, и Германии и предоставила бы ему свободу действий на континенте. Во время второй встречи с Риббентропом Сталин успокоил нацистского министра:

— Советское правительство не собирается вступать в какие-либо связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Премьер-министр Англии — болван, а премьер-министр Франции — еще больший болван…

И тут Сталин произнес неожиданную фразу:

— Если Германия вопреки ожиданиям попадет в тяжелое положение, то можете быть уверенными, что советский народ придет на помощь Германии и не допустит, чтобы Германию удушили. Советский Союз заинтересован в сильной Германии.

Риббентроп понял Сталина в том смысле, что он готов поддержать Германию, если ход ее войны с западными державами сложится неудачно. Нацистский министр ответил, что в военной помощи Германия не нуждается, но рассчитывает на поставку военных материалов.

В Берлине не поверили Риббентропу, что Сталин действительно произнес такую фразу. Посла Шуленбурга уполномочили сходить к Молотову и попросить у него точную запись сталинских слов. Немцы получили выписку и убедились, что Риббентроп правильно понял советского вождя: Сталин прямым текстом предлагал Германии помощь, если она начнет терпеть поражение в войне с западными державами. Сталин, конечно, не хотел усиления Германии, но и не желал ее разгрома, потому что, пожалуй, по-прежнему главным врагом считал Англию…

Это откровенно выразил его преданный помощник — начальник политуправления Красной армии армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис.

— Главный враг — это, конечно, Англия, — пояснил Мехлис, выступая 10 ноября 1939 года перед советскими писателями. — А Германия делает в общем полезное дело, расшатывая Британскую империю. Разрушение ее поведет к общему краху империализма…

В Советском Союзе была запланирована пятилетка дружбы с нацистской Германией, которая помогала создавать советскую военную промышленность. Германия была переполнена советскими специалистами, которым все показывали и рассказывали. Немцы продали Советскому Союзу образцы новейших артиллерийских орудий и танков (а к ним и формулу брони).

Впоследствии советские авиаконструкторы почему-то жаловались, что им не все показали. На самом деле они увидели всю боевую технику, которая производилась для люфтваффе. Не показали им только ту, которая еще создавалась или испытывалась. Но подобные секреты не раскрывают даже самым близким друзьям.

В общей сложности в Германии приобрели тридцать боевых самолетов, в том числе все новейшие образцы авиационной техники. Наши летчики перегнали в Советский Союз «Мессершмидт-109» и «Мессершмидт-110», «Юнкерс-52» и «Юнкерс-88», «Дорнье-215» и даже не принятый еще на вооружение опытный образец «Хейнкель-100», словом, все самолеты, с которыми в июне сорок первого военно-воздушные силы Красной армии столкнутся в небе. Так что у советских авиаконструкторов и летчиков было достаточно времени, чтобы получить полное представление о том, чего добились немецкие коллеги.

Немецкую технику изучали на четырех авиационных заводах с привлечением специалистов со всей страны. Осмотр немецких самолетов показал, что советская авиация отстала от люфтваффе. Авиаконструкторы брали у немцев, что могли. Это позволило накануне войны улучшить отечественные модели и дать армии более современные машины.

Основные советские закупки делались для военного флота.

Немцы продали Красной армии самый современный для того времени тяжелый крейсер «Лютцов», заказанный наркомом Тевосяном. Весной 1940 года немецкий буксир привел его в Ленинград. Примерно семьдесят немецких инженеров и механиков участвовали в достройке крейсера. Вообще говоря, огромные надводные корабли для будущей войны с Германией, сухопутной державой, не были нужны. Надо понимать, флот предназначался для будущего соперничества с морскими державами — Англией, Соединенными Штатами, для завоевания господства на морях…

Почему Гитлер, уже зная, что нападет на Россию, щедро делился оружием и военными технологиями? Считал, что Советский Союз ничем не успеет воспользоваться…

Сталин полагал, что фюрер так же холоден и расчетлив, как и он сам, и не станет рисковать, поставив на кон все достигнутое во имя нереальной цели — покорения России. Вот почему Сталин до последней минуты пребывал в уверенности, что Гитлер на войну не решится: фюрер блефует и пытается заставить Россию пойти на территориальные и экономические уступки.

А как же разведка? Все послевоенные десятилетия разведслужбы доказывают, что всё знали заранее и предупреждали руководство страны о немецких планах…

Вот одно из спецсообщений, которое НКВД отправил Сталину:

«31 мая на Ладожском озере убита ворона, на которой обнаружено кольцо за № Д-72291 с надписью “Германия”. Одновременно вблизи деревни Русыня Батецкого района Ленинградской области коршуном сбита ворона, на которой имелось кольцо за № Д-70398 также с надписью “Германия”.

3-й отдел Главного управления госбезопасности НКВД полагает, что немцы при помощи ворон исследуют направление ветра с целью использования их в чисто диверсионных и бактериологических целях (поджог населенных пунктов и скирд хлеба)».

Чекисты считали, что информируют главу государства о диверсионной деятельности нацистской Германии. А Сталин внимательно прочитал сообщение и не возмутился тому, что ему шлют с Лубянки какую-то чушь. Неужели воспринял сообщение о воронах, окольцованных орнитологами, всерьез?

Разведка — огромный пылесос, она собирала колоссальный массив сведений, среди которых были и очевидная дезинформация, и просто ошибочные сведения. Вопрос в умении анализировать, отличить одно от другого…

Пакт Молотова — Риббентропа в 1939 году открыл для советской разведки новые возможности. Активизация контактов с Берлином позволила восстановить связи с агентурой на территории Германии. Но опытные разведчики были уничтожены в годы массовых репрессий. В Берлин поехали новички.

Руководителем резидентуры политической разведки назначили Амаяка Захаровича Кобулова — брата Богдана Кобулова, ближайшего соратника Берии. Амаяк Захарович был высоким, стройным, красивым, обходительным. Душа общества, прекрасный тамада. Но этим его достоинства исчерпывались. Немецкого языка и ситуации в Германии Кобулов не знал. Он начинал свою трудовую деятельность кассиром-счетоводом в Боржоми и рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату.

Немецкая контрразведка успешно подставила Амаяку Кобулову говоривших по-русски агентов-двойников, которые на самом деле работали на Главное управление имперской безопасности. Гитлер сам просматривал данные, предназначенные для Кобулова. Это была успокоительная информация: Германия не собирается нападать на Советский Союз. Сосредоточение немецких дивизий на советской границе — средство политического давления на Москву. Война нервов. Немцы готовят ультиматум. Возможно, Берлин потребует дополнительных поставок нефти и зерна. Или потребует присоединиться к войне против Англии…

Проблема состояла в том, что поток развединформации в Москве не могли правильно осмыслить. Сталин не доверял аналитическим способностям чекистов, предпочитал выводы делать сам и требовал, чтобы ему клали на стол подлинники агентурных сообщений. Вождь пребывал в уверенности, что картина мира ему известна и ясна. От разведки требуется лишь предоставить доказательства их правоты.

Главная проблема, конечно же, состояла в нежелании Сталина посмотреть правде в глаза. Советское руководство до последнего верило в возможность долговременного сотрудничества с Гитлером.

13 апреля 1941 года, в воскресенье, Сталин сделал неожиданный жест. Вождь приехал на вокзал проводить польщенного таким вниманием министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока. Япония была союзником нацистской Германии.

«Этого не ожидал никто, — вспоминал Молотов, — потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать».

Весь дипломатический корпус, собравшийся на вокзале, увидел, как Сталин обнял за плечи немецкого посла Фридриха Вернера графа фон дер Шуленбурга и попросил его позаботиться о том, чтобы Германия и Советский Союз и дальше оставались друзьями. Затем Сталин повернулся к немецкому полковнику Хансу Кребсу, исполнявшему обязанности военного атташе, и пожал ему руку со словами:

— Мы останемся друзьями, что бы ни случилось.

Министр пропаганды Йозеф Геббельс записал в дневнике: «Как хорошо обладать силой! Сталин явно не хочет знакомиться с германскими танками… Я провел весь день в лихорадочном ощущении счастья. Какое воскресение из долгой зимней ночи!»

25 мая 1941 года нарком госбезопасности Меркулов доложил Сталину, что сообщают его разведчики из Берлина: «Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… Германские силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если Германию к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное, даст побольше товаров, особенно нефти».

Известный историк профессор Виктор Александрович Анфилов через двадцать лет после войны спрашивал маршала Филиппа Ивановича Голикова, который в те годы руководил военной разведкой:

— Почему вы сделали вывод, который отрицал вероятность осуществления вами же изложенных планов Гитлера? Вы сами верили этим фактам или нет?

Голиков доложил вождю, что слухи о намерении Германии напасть на Советский Союз — британская провокация.

— А вы знали Сталина? — задал встречный вопрос Голиков.

— Я видел его на трибуне мавзолея.

— А я ему подчинялся, — сказал бывший начальник военной разведки, — докладывал ему и боялся его. У него сложилось мнение, что пока Германия не закончит войну с Англией, на нас не нападет. Мы, зная его характер, подстраивали свои заключения под его точку зрения.

В эти последние предвоенные недели в Кремле обсуждалась идея организовать обмен письмами между Сталиным и Гитлером, чтобы решить накопившиеся проблемы. Новая поездка Молотова в Берлин или нацистского министра Риббентропа в Москву казалась реальной… А может быть, Сталину есть смысл самому побывать в Берлине и объясниться с Гитлером?

Ситуация с каждым днем становилась все сложнее. Советские военные нервничали, видя, как немецкие войска концентрируются на западных границах Советского Союза.

5 мая 1941 года в Кремле состоялся традиционный прием для выпускников и преподавателей шестнадцати военных академий и девяти военных факультетов гражданских учебных заведений. На приеме выступил Сталин.

Речь не опубликовали. Иностранные дипломаты и журналисты, работавшие в Москве, пытались выяснить, что именно сказал вождь военным. Советская разведка организовала утечку информации, точнее — дезинформации, специально для германского посольства. Шуленбург сообщил в Берлин, что Сталин, сопоставив силы Красной армии и вермахта, «старался подготовить своих приверженцев к новому компромиссу с Германией».

В реальности речь носила прямо противоположный характер. Сталин пренебрежительно отозвался о вермахте и превозносил достижения Красной армии. Многие историки даже увидели в его словах призыв к превентивной войне против Германии. Но Сталин объяснил соратникам:

— Я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира.

Немецкие успехи на Западе произвели сильное впечатление. Сталин успокаивал своих командиров. И заодно напомнил им, что Германия — потенциальный противник. Сталин исходил из того, что рано или поздно интересы двух держав неминуемо столкнутся.

Но это произойдет через три-четыре года. Пока что Гитлер войну на два фронта не осилит. Немецкая экономика, которая так зависит от советского сырья, советской нефти и советской пшеницы, длительной войны не выдержит. Да и в любом случае немцы сначала должны разделаться с Англией.

В принципе Сталин рассуждал правильно. Да только Гитлер и не планировал затяжную войну! Он хотел нанести молниеносный удар, разгромить Советский Союз за несколько месяцев и решить все проблемы.

Поставляя Гитлеру все, что он просил, Сталин покупал время, надеясь, что Германия втянется в долгую истощающую войну с Западом. Сталин до последней минуты был уверен, что сосредоточение немецких дивизий на советской границе — средство политического давления. Гитлер блефует и пытается заставить Сталина пойти на уступки скорее всего экономического свойства. Вот почему даже утром 22 июня советский вождь все еще не верил, что началась война…

Принято говорить, что история не знает сослагательного наклонения. Это ошибка. Всегда нужно рассматривать возможность альтернатив.

Вот три вопроса, над которыми следует подумать:

1. Решился ли бы фюрер напасть на Польшу в сентябре тридцать девятого, если бы не получил поддержку Сталина?

Принято считать: договор с Гитлером помог избежать гитлеровского нападения уже в 1939 году, оттянуть войну. Но в 1939 году Германия никак не была готова к большой войне с Советским Союзом.

Польская кампания выявила серьезные недостатки вермахта и военной промышленности. Авиация исчерпала запас бомб и не была готова к продолжению военных действий. Ограниченные возможности немецкой экономики позволяли восстановить запас авиабомб только за семь месяцев. Выявилась недостаточная выучка пехотных подразделений. Проблемы возникли с танковыми частями. Меньше чем за месяц четверть боевых машин были либо повреждены в бою, либо вышли из строя. Легкие танки Т-1 иТ-11 вообще не годились для современной войны, требовали замены. Но именно в этот критический для Германии период между октябрем 1939-го и октябрем 1940-го выпуск танков наполовину сократился. Следующую военную кампанию вермахт мог вести только на следующий год…

2. Посмел бы фюрер ударить по Франции в сороковом, боясь Красной армии в тылу? После переброски на западный фронт практически всех боеспособных частей на оккупированной польской территории осталось всего десять резервных дивизий! Они не могли противостоять советским войскам.

3. А если бы франко-британские войска не были разгромлены, напал бы Гитлер на Советский Союз, имея за спиной враждебные Францию и Англию?