Война незнаменитая, но кровавая

Секретный протокол к пакту, который 23 августа 1939 года подписали в Москве министры иностранных дел СССР и Германии Вячеслав Молотов и Иоахим фон Риббентроп, относил Финляндию (как и Прибалтику) к сфере «советских интересов».

После введения советских военных гарнизонов в Литву, Латвию и Эстонию финны поняли, что им предъявят такие же требования. На какие-то уступки они были готовы — предоставить морские базы и аэродромы на финских островах в Балтике. Но требования оказались куда большими.

Переговоры с финнами шли почти целый месяц, с 12 октября по 9 ноября 1939 года. Сталин требовал от Финляндии подписать такой же договор, какой был подписан с прибалтийскими странами и предусматривал создание на ее территории советских военных баз. От финнов требовали и уступить часть своей земли — чтобы отодвинуть границу подальше от Ленинграда, обезопасить город от финской угрозы.

Финны не понимали: о какой угрозе идет речь, если сам Молотов на сессии Верховного Совета издевательски заметил, что в Ленинграде столько же населения, сколько во всей Финляндии? Неужели кто-то верит, что маленькая страна нападет на СССР?

Финны отправились за помощью и советом в Берлин.

13 октября 1939 года нарком внутренних дел Берия доложил Сталину:

«Начальник разведотдела финского военного министерства ездил в Берлин, где пытался выяснить, какую позицию займет Германия в случае военного столкновения между Советским Союзом и Финляндией. Он возвратился оттуда очень разочарованным».

Немцы посоветовали финнам удовлетворить советские требования и предупредили, что Советский Союз может начать войну, а Германия не придет на помощь Финляндии. И все же финны — в отличие от латышей, эстонцев и литовцев — не хотели без сопротивления отказываться от своей независимости.

Молотов торжествующе сказал полпреду в Швеции Александре Михайловне Коллонтай, в жилах которой текла и финская кровь:

— Нам ничего другого не остается, как заставить их понять свою ошибку и принять наши предложения, которые они упрямо, безрассудно отвергают на мирных переговорах. Наши войска через три дня будут в Хельсинки, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергают в Москве…

План удара по Финляндии представил Сталину командующий Ленинградским военным округом командарм 2-го ранга Кирилл Мерецков. В штабе округа исходили из того, что финны не окажут серьезного сопротивления, а финские рабочие вообще будут приветствовать наступление Красной армии. Продолжительность операции — десять-пятнадцать дней.

Осторожный начальник генерального штаба маршал Шапошников (дослужившийся в царской армии до полковника) предложил отложить начало военных действий на несколько месяцев, чтобы подготовиться получше и перебросить к границе дополнительные соединения и тяжелое оружие. Сталин удивился:

— Вы требуете столь значительных сил и средств для разрешения дела с такой страной, как Финляндия? Нет необходимости в таком количестве.

Для войны нужен был повод.

ТАСС сообщил, что 26 ноября 1939 года в 15 часов 45 минут финская артиллерия обстреляла советскую пограничную заставу на Карельском перешейке у деревни Майнила, четыре красноармейца убиты, девять ранены. Нигде и никогда не были названы имена этих «убитых» и «раненых» бойцов. Они таинственным образом исчезли, будто и не существовали. За семь десятилетий, прошедших с того дня, не нашлось ни одного факта, который бы подтвердил, что финны стреляли первыми. Да и с какой стати финны бы открыли огонь? Они пытались избежать войны с Советским Союзом.

Финские пограничники зафиксировали выстрелы с советской территории. Так оно, видимо, и было. Судя по некоторым свидетельствам, перестрелку на границе устроил начальник управления НКВД по Ленинградской области комиссар госбезопасности 2-го ранга Сергей Арсеньевич Гоглидзе. После финской войны, в апреле 1940 года, он получил орден Красного знамени. В 1953 году Гоглидзе расстреляли вместе с Берией.

Вопрос о том, кто же все-таки начал войну, снял сам Сталин. Выступая в апреле 1940 года на секретном совещании в ЦК партии, он говорил:

— Правильно ли поступили правительство и партия, что объявили войну Финляндии? Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Второй вопрос, а не поторопились ли наше правительство, наша партия, что объявили войну именно в конце ноября — начале декабря? Нельзя ли было отложить этот вопрос, подготовиться и потом ударить? Нет. Все это зависело не только от нас, а от международной обстановки. Там, на Западе, три самые большие державы вцепились друг другу в горло. Когда же решать вопрос о Ленинграде, если не в таких условиях, когда их руки заняты и нам предоставляется благоприятная обстановка для того, чтобы в этот момент ударить…

30 ноября 1939 года советская авиация бомбила Хельсинки. Части Ленинградского округа перешли границу. Советские войска получили приказ разгромить финские войска, освободить финский народ от гнета помещиков и капиталистов и выйти на границу со Швецией и Норвегией.

Советские газеты сообщили о создании «народного правительства» Финляндии во главе с одним из руководителей финской компартии Отто Вильгельмовичем Куусиненом, который с 1921 года работал в Москве в аппарате Коминтерна.

1 декабря правительство никогда не существовавшей Финляндской Демократической Республики привезли в финский приграничный поселок Терийоки, только что занятый советскими войсками (ныне город Зеленогорск). Финские коммунисты провели заседание, которое стенографировал сын Куусинена по-русски, и призвали финский народ встретить Красную армию как освободительницу.

2 декабря Куусинен вернулся в Москву. Его принял Сталин. Молотов подписал с Куусиненом договор о взаимопомощи и дружбе: Куусинен обещал Советскому Союзу подарить острова, прикрывающие вход в Финский залив, а полуостров Ханко передать в аренду на тридцать лет. В обмен Сталин и Молотов обещали Куусинену территорию советской Карелии вместе с населением, которое никто не собирался спрашивать, желает ли оно оказаться в составе другой страны. Землю отдавали вместе с крепостными…

Соединенные Штаты и Швеция предложили Москве и Хельсинки посредничество, чтобы поскорее закончить войну. Молотов ответил: «Советский Союз не признает так называемого финляндского правительства, которое находилось в Хельсинки… Советское правительство признает только правительство демократической Финляндии, во главе которого находится Куусинен».

Превосходство Красной армии над финнами в живой силе и особенно в технике было многократным. В Москве думали, что финская кампания будет такой же легкой прогулкой, как вторжение в Польшу в сентябре 1939 года. А пришлось вести тяжелые, кровопролитные бои. Отчаянное сопротивление финской армии опрокинуло все планы Сталина. Выяснилось, что Красная армия не готова к современной войне.

Глубина и надежность финской обороны оказались неожиданностью. Советские танки подрывались на минах. Артиллерия не пробивала бетонные стены финских дотов. Советские части по вине неумелых командиров попадали в окружение, несли большие потери. Особый отдел 18-й стрелковой дивизии докладывал своему начальству:

«Все полки уничтожены полностью, нас беспрерывно днем и ночью забрасывают снарядами. Продержимся немного, умрем, не сдадимся. Торопите с помощью, иначе будет поздно. Дни наши сочтены, выручайте».

Сталин был вне себя: весь мир видел, что огромный Советский Союз не может совладать с маленькой Финляндией. Только в Берлине после некоторых колебаний все-таки однозначно встали на сторону Сталина: «Основой нашей политики в северном вопросе является наша дружба с Советской Россией». Адольф Гитлер публично поддержал Советский Союз в войне с Финляндией, сказав, что Сталин всего лишь желает получить выход к незамерзающему морю. Немецкие суда снабжали советские подлодки в Балтике продовольствием и горючим. Немцы блокировали Ботнический залив, чтобы Запад не смог помочь Финляндии.

Зато остальной мир возмутился. 2 декабря 1939 года советский полпред Яков Захарович Суриц сообщал из Парижа:

«В связи с финскими делами очередной взрыв негодования. Больше всего ярости вызвало появление на сцене правительства Куусинена… Даже больше, чем сами военные действия… Мы сейчас зачислены в число прямых врагов».

Франция и Англия заявили протест. Премьер-министр Эдуард Даладье предложил исключить Советский Союз как наглого агрессора из Лиги Наций. 14 декабря это было сделано. Европейцы окончательно поставили знак равенства между Гитлером и Сталиным.

Эдуард Даладье отозвал французского посла из Москвы и сказал финскому посланнику, что готов разорвать отношения с Москвой, но это надо сделать синхронно с Англией. Реакция Лондона была более осторожной. Англичане исходили из того, что война в Финляндии мешает Сталину снабжать Гитлера сырьем и продовольствием.

Даладье был готов отправить в Финляндию англо-французский экспедиционный корпус и одновременно нанести бомбовый удар по нефтепромыслам в Баку. Он хотел не столько помочь финнам, сколько помешать поставкам советского горючего нацистской Германии. Англичане и французы не пошли на это потому, что главным противником все-таки был Гитлер, боялись, что он перебросит на Кавказ немецкую авиацию на помощь советской противовоздушной обороне. А если немцы помогут Сталину на Кавказе, Сталин в ответ пошлет свои танки против французов…

В конце декабря 1939 года Ставка Главного Командования приостановила боевые действия, чтобы подготовиться посерьезнее. Добились тройного превосходства в силах. На финский фронт перебросили дополнительное вооружение, прежде всего артиллерию большой мощности и авиацию. 11 февраля после мощной артиллерийской подготовки советские войска начали новое наступление, теперь уже более успешное.

Видя, что творится в мире, Сталин спешил закончить неудачную войну. В ночь с 12 на 13 марта 1940 года в Москве был подписан мирный договор с Финляндией. Финны сохранили свою независимость, но им пришлось отдать все, что от них требовал Сталин. Советский Союз получил все территории, которые хотел, а сверх того — в аренду весь полуостров Ханко, где должна была появиться советская военно-морская база. Границы СССР на Карельском перешейке отодвинулась на сто пятьдесят километров. Финляндия потеряла целую провинцию, ее жителям пришлось бросить свои дома. Отнятые у Финляндии территории включили в состав образованной 31 марта Карело-Финской Союзной Советской Республики. Ее возглавил Отто Куусинен.

Рассекреченные документы особых отделов Красной армии, как пишет член-корреспондент Академии наук Андрей Николаевич Сахаров (он многие годы возглавлял академический Институт российской истории), «показывают катастрофические недостатки в состоянии советских вооруженных сил: слабый профессионализм командных кадров — выдвиженцев времен Гражданской войны, дремучий уровень рабоче-крестьянских бойцов, коррупцию, воровство и пьянство в армейских частях, нарастающую враждебность красноармейцев к бессмысленно жестоким армейским порядкам, слабую техническую подготовленность сухопутных и авиачастей».

14-17 апреля 1940 года в ЦК проходило совещание начальствующего состава армии, посвященное итогам войны с Финляндией. Стенограмма рассекречена. Многие высказывались очень откровенно — наболело.

Комбриг Иван Иванович Копец, командующий военно-воздушными силами Северо-Западного фронта, получивший за бои в Испании Золотую Звезду Героя Советского Союза, доложил:

— Разведывательные данные, которые были в штабе ВВС Ленинградского фронта, относились к 1917 году, более свежие — к 1930 году. Никаких других данных мы не имели.

Копец рассказал, что финны не ожидали войны и стали отступать, а потом пришли в себя и взялись за оружие:

— Финны начали действовать по флангам, по тылам и по коммуникациям наших частей. В результате откатилась обратно 75-я дивизия, а затем и 139-я. По существу бежали, и прилично бежали, даже быстрее, чем наступали…

Плохо работали штабы, терялись в боевой обстановке, не зная ситуации на фронтах. Командование Ленинградского округа делало ставку на массированное применение танков, артиллерии и авиации. Но незамерзающие болота, леса, снег, отсутствие дорог помешали использованию танков. Без нужды отдавали приказ перебросить танки с одного фланга на другой, но не обеспечивали горючим. В результате шестьсот танков, оставшись без горючего, стояли без движения, превратились в груду металла.

Авиации у Красной армии было больше, чем у финнов, но выяснилось, что летчики обучены летать только в хорошую погоду, да и аэродромы не готовы к зимним полетам.

Комдив Михаил Петрович Кирпонос объяснил:

— В восемнадцать часов наши истребители летят ужинать или чай пить, а в это время противник летит нас бомбить.

— Противник знает, когда наши летчики чай пьют? — заинтересовался Сталин.

— Конечно, — подтвердил Кирпонос.

В 1940 году объявили, что потери Красной армии в войне с Финляндией составили сорок восемь тысяч человек. Сегодняшние подсчеты дали другую цифру: сто тридцать тысяч убитых. Финская армия потеряла двадцать три тысячи, в шесть раз меньше.

В ходе боевых действий выяснилось, что нет точных данных не только о противнике, но о количестве собственных бойцов и командиров. Армии и дивизии не могли сообщить, сколько у них в строю, сколько убито и ранено, сколько попало в плен…

Начальник генштаба Шапошников отметил поразительное равнодушие к судьбе отдельного солдата, когда командиры даже не интересовались своими бойцами:

— Я был во время империалистической войны командиром полка. Бывало в окопах сидишь и сам считаешь: вчера в роте было девяносто человек, сегодня восемьдесят девять. Куда ушел? Или убили, или ранили. Командира роты тянешь к ответственности. А у нас считают — пришлют пополнение и все будет в порядке.

Начальник управления снабжения Красной армии Андрей Васильевич Хрулёв признался:

— В результате отсутствия данных о численности было тяжело снабжать Ленинградский военный округ. С товарищем Тимошенко у нас были расхождения буквально на двести тысяч едоков. Мы держались своей, меньшей цифры. Но у меня, товарищи, не было никакой уверенности, что прав я. Не окажется ли, что он прав и у него на двести тысяч больше, а потом начнут голодать… Генеральный штаб численности действующей армии не знал в течение всей войны и не знает на сегодняшний день.

К финской кампании не подготовились интендантские службы. Солдаты получали промерзшие буханки хлеба, которые пилили или рубили топором. Кусочек мерзлого хлеба клали в рот, он таял, тогда его можно было разжевать… Сухари стали спешно сушить уже во время войны. Красная армия вступила в войну в летнем обмундировании, в ботинках — это зимой-то! Солдаты мерзли, а валенок не было.

— 163-я дивизия пришла на фронт босая, — сказал генерал Мерецков.

Командарм 2-го ранга Владимир Николаевич Курдюмов, начальник управления боевой подготовки Красной армии, признал:

— На финском театре в первый период войны было много обмороженных, потому что люди прибывали в холодной обуви, в ботинках даже, а не в сапогах. Причем часть ботинок была рваной. Я здесь докладываю с полной ответственностью, что воевать при сорокаградусном морозе в ботинках, даже не в рваных, и в хороших сапогах нельзя, потому что через несколько дней будет пятьдесят процентов обмороженных…

Наши части, отступая, бросали тяжелораненых. Люди, которых могли спасти, умирали. Один из участников совещания горько сказал:

— Такой момент надо учесть — своевременно увозить погибших и раненных в бою. Это имеет большое моральное значение на войне для участников боя. Это нужно учесть. Враги-финны старались подбирать своих убитых…

Армейский комиссар 2-го ранга Александр Иванович Запорожец подтвердил:

— В 13-й армии убитых не хоронили, просто в штабеля складывали, и они лежали.

Рассекреченные документы особых отделов рисуют еще более страшные картины: после боя находили останки красноармейцев, которых еще живыми поедали животные.

«Особый колорит общему облику Красной армии, — пишет Андрей Сахаров, — придают многократно упомянутые в материалах спецслужб случаи мародерства на захваченной финской территории. Тащили из домов, покинутых жителями или даже в их присутствии, буквально все, что можно, — велосипеды и швейные машинки, патефоны, шелковые женские платья, одежду, обувь, всякую утварь. С наивным восторгом советские бойцы — обитатели деревенских лачуг, пригородных бараков, “коммуналок” входили в благоустроенные, чистые, ухоженные, полные неведомого им быта дома финских городских обывателей, сельских, хуторских жителей и забирали все, что попадало под руку…»

Сталин со злой иронией высказался о частях, попавших в окружение:

— Окружена была всего лишь одна дивизия, а сюда телеграммы шлете — партии Ленина-Сталина: герои сидят, окружены, требуют хлеба… Сидели, кормили дармоедов… Каждый попавший в окружение считается героем…

Слова вождя запомнили. Попавшие в окружение воспринимались как плохие солдаты, а то и как предатели. Финны вернули советским властям 5572 пленных красноармейца. 180 человек отказались вернуться в СССР. Они уцелели. Из числа возвращенных военные трибуналы 350 приговорили к расстрелу. 4354 бывших пленных отправили в лагеря на срок от четырех до восьми лет.

Финские солдаты защищали родину. Красноармейцы не очень хорошо понимали, во имя чего они воюют. Финские солдаты сражались умело и инициативно. Они противопоставили превосходящим силам Красной армии действия хорошо подготовленных мелких подразделений и одиночных бойцов. Стала ясна разница между плохо обученным призывником и военным профессионалом.

Пошли рассказы о так называемых «кукушках» — финских снайперах, которые забирались на деревья и оттуда стреляли. Но это оказалось чистой воды мифом. Кто же в сорокаградусный мороз в состоянии часами сидеть без движения на дереве?

Финны умело использовали лес для скрытных атак. Они подстерегали красноармейцев, из укрытия убивали командиров и быстро уходили на лыжах. А неопытные красноармейцы не могли определить, откуда по ним стреляют, и считали, что неуловимые снайперы «гнездятся» на деревьях.

Началось дезертирство, красноармейцы, попав под огонь, впадали в панику, бежали с поля боя, бросая оружие. Армейский комиссар 2-го ранга Запорожец, член военного совета 13-й армии, подтвердил плохое моральное состояние вооруженных сил:

— Много было самострелов и дезертиров.

— К себе в деревню уходили или в тылу сидели? — уточнил Сталин.

— Было две категории. Одна — бежала в деревню, потом оттуда письма писала. Вторая — бежали не дальше обоза, землянок, до кухни. В одном полку было сто пять человек самострелов.

— В левую руку стреляют? — спросил Сталин.

— Стреляют или в левую руку, или в палец, или в мякоть ноги…

Финские части, уступавшие в численности, были подготовлены к ближнему бою и несравненно лучше вооружены — в первую очередь автоматами и минометами, что позволяло им косить наступавшую пехоту. Финны оснастили армию пистолетами-пулеметами «суоми», удобными в бою. Красноармейцы имели только винтовки. Треть красноармейцев оказалась и вовсе необученной. Не умели даже стрелять и из винтовки.

В конце тридцатых наркомат вооружения предлагал оснастить Красную армию автоматической винтовкой. Сталин сделал выбор в пользу самозарядной, вспоминал тогдашний нарком вооружения Борис Ванников. Вождь объяснил, что хочет исключить возможность автоматической стрельбы: в бою солдат нервничает и будет вести бесцельную непрерывную стрельбу, расходуя слишком много патронов.

По той же причине незадолго до финской войны нарком Ворошилов категорически возражал против автомата (тогда он назывался пистолетом-пулеметом):

— Где это нам набрать столько пуль, если поставим в войска автоматы?

На психику красноармейцев сильно действовала полярная ночь, когда светлого времени всего полтора-два часа в день. Влияли сильная пурга, снегопады, полное бездорожье.

Ответ на все очевидные беды и недостатки вооруженных сил был один.

«Следовали кары — аресты, предание военному трибуналу, расстрелы, создание контрольно-заградительных отрядов для борьбы с дезертирами, — пишет Андрей Сахаров. — Так, в январе

1940 года за упущения и военные неудачи был расстрелян весь штаб 44-й стрелковой дивизии. Однако это, видимо, мало помогало, потому что вплоть до конца боевых действий сводки спецслужб и донесения руководства НКВД “наверх” по-прежнему изобиловали все теми же обвинениями, что и прежде.

Все эти материалы рисуют весьма рельефно общую цивилизационную картину состояния Красной армии в канун предстоящего жестокого противоборства с гитлеровской Германией…»

Некоторые военачальники пытались поставить принципиальные вопросы.

Мерецков предложил:

— Несмотря на то что мы опоздали с изучением опыта Запада, нам все же нужно скорее иметь документы и материалы, которые дают опыт современных войн. Сейчас идет война в Европе, мы не получаем зарубежных газет и журналов и не знаем, что там пишут. Только из наших газет получаем краткие сводки. Вот это, товарищ Сталин, и мешает нам следить за развитием военного дела за рубежом.

— Нетерпимое положение, — реагировал Сталин, как будто не он установил железный занавес и не он запретил ввоз иностранной литературы в страну.

Мерецков продолжал:

— Нашей разведке нужно широко нас ориентировать. Я думаю, что можно нам давать информацию о том, что делается у наших соседей. Эти материалы есть. Но они к нам не попадают.

Сталин тут же нашелся:

— Была брошюра, где были данные, как будет Финляндия действовать. Эта брошюра была издана за семь лет до начала войны. Семь лет она пролежала в наркомате обороны и через две недели после начала войны была издана, а до этого на нее не обращали внимания.

Иначе говоря, виновата чья-то нераспорядительность, а не цензура и запрет знакомиться с иностранной литературой. Сталин даже не думал в тот момент, что любые сведения о финской армии за семь лет абсолютно устарели…

Участники совещания насели на Ивана Иосифовича Проскурова, военного летчика, Героя Советского Союза, которого Сталин поставил во главе военной разведки:

— Все засекречено! То, что за границей стоит во всех витринах, для Красной армии секрет.

Голос из зала:

— Иностранные военные журналы являются секретными для нашей Красной армии.

Действительно, это было нелепо — скрывать от советских офицеров данные о западных армиях. Проскуров объяснил:

— Потому что в этих журналах есть всякая клевета о Красной армии.

Вот что было главным: не позволить офицерам узнать, что в мире думают о Советском Союзе. Идеологические интересы важнее интересов обороны страны.

Голос из зала:

— За границей ежедневно выпускается бюллетень иностранных военных миссий, а у нас в открытом виде он не распространяется.

Сталин строго спросил Проскурова:

— Почему?

Проскуров пояснил:

— Там есть клевета на Красную армию.

Сталин нашелся:

— Интересные выборки надо делать.

На публике вождь никогда не высказывался в пользу цензуры и запретов. Такие указания вождь давал один на один.

Финская кампания показала, что советские вооруженные силы не готовы к серьезному военному конфликту. До столкновения с Германией оставался год с лишним. Если бы уроки были извлечены, многое удалось бы исправить. Но Сталин повелел считать финскую кампанию победоносной:

— Финнов победить — не бог весть какая победа. Мы победили еще их европейских учителей — немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили. Не только финнов, но и технику передовых государств Европы. Не только технику, мы победили их тактику, их стратегию. В этом основная наша победа!

А раз победили, то зачем что-то менять? Маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко вспоминал: «В Финляндии мы опозорились на весь мир. Армией командуют неграмотные люди — командиры эскадронов, вахмистры без образования и опыта». В июне сорок первого Красной армией командовали все те же командиры.