СЛОВО ОБ ОТЦЕ

П. А. Столыпин не был профессиональным политическим

деятелем-карьеристом. Не живи он в страшное переломное время, когда наше

тысячелетнее государственное здание повисло над бездной, его жизненный путь

сложился бы, вероятно, иначе.

Он увлекался поэзией, хотя сам не имел стихотворного дара. В его

студенческой квартире собирался литературный кружок, где в монументальном

кресле, способном выдержать его тяжеловесность, царствовал поэт Апухтин.

Он любил природу, что так ярко изобразил в своем "Красном колесе"

Александр Исаевич Солженицын. Был близок к крестьянскому люду. Садился около

той или иной крестьянской избы, пил принесенный ему стакан молока и

беседовал с нашими литовскими крестьянами. Это были, пожалуй, одни из лучших

моментов его жизни.

То, что П. А. Столыпин был бесстрашным, в достаточной мере показано А.

И. Солженицыным. Можно добавить, что, будучи в разъездах по Саратовской

губернии, П. А. Столыпин послал моей матери короткую записку: "Сегодня

озорники стреляли в меня из-за кустов". А когда в 1905 г. саратовские

террористы приговорили меня к смерти путем отравления (я был тогда

двухлетним ребенком) и моя мать от страха потеряла голову, отец остался

невозмутим: "Я буду продолжать свое дело. Да сбудется воля Господня!"

Государственную власть принял он как тяжелый крест. Ознакомившись с

общим положением дел Империи, понял, что нельзя терять ни минуты. Работал,

порою, целыми ночами, что в конце жизни отразилось на состоянии его сердца.

Спешил каждый вечер окончить работу, положенную на этот день. Глядя на часы, говорил порой с горечью: "Идите, проклятые!"

Отношение отца к деньгам было, если можно так выразиться, двойственно.

В Совете министров у него бывали столкновения с бескорыстным, но, пожалуй,

слишком бережливым министром финансов. Дело сельскохозяйственного

переустройства требовало больших кредитов. Коковцев огрызался: "Не могу же

я делать деньги из петербургского воздуха и из невской воды!". П. А. Столыпин

отвечал резко; потом сожалел о своей вспыльчивости. "Там, где деньги - там

дьявол", - говорил он. Но, зная, что без надлежащих кредитов нельзя

повернуть народ на путь благополучия, он говорил также: "Деньги - это

чеканная свобода".

П. А. Столыпин тосковал порою, когда думал о будущем России, говорил

моей матери: "После моей смерти одну ногу вытащат из болота - другая

завязнет". Это опасение усугублялось тем фактом, что отцу трудно было

подыскать сотрудников. Были чиновники, честные и преданные своему делу. Но

почти не было людей, обладавших подлинным государственным мышлением. Разрыв,

происшедший еще в прошлом веке, между государственным аппаратом и

либеральной интеллигенцией, приносил свои горькие плоды. Переговоры с

лидерами кадетской партии привели к полному разочарованию. Не считаясь ни с

чем, Милюков и его коллеги надменно требовали полноту власти (всем известно,

что произошло в феврале 1917 года, когда они власть получили). Наконец, мой

отец сказал Царю: "Я охотнее буду подметать снег на крыльце Вашего дворца,

чем продолжать эти переговоры".

К людям крупного масштаба, работавшим с моим отцом, можно отнести

министра земледелия Кривошеина, министра финансов Коковцева и товарища

министра внутренних дел Крыжановского. Сергей Ефимович Крыжановский был

выдающимся деятелем. Проекты государственных преобразований времен моего

отца были составлены почти все им лично. В первые годы эмиграции он написал

свои воспоминания, ставшие теперь библиографической редкостью. В своей книге

он уделяет много внимания преобразованиям, которые П. А. Столыпин собирался

осуществить, вернее, к осуществлению которых он уже приступил, но которые

были прерваны пулей убийцы. Эти неосуществленные реформы являются как бы

продолжением государственной деятельности моего отца, отразившейся в его парламентских выступлениях.

Одно из этих преобразований касалось, в первую очередь, выделения части

Холмского края из состава Польши. Проект по этому вопросу был составлен

Крыжановским, по поручению П. А. Столыпина, в 1908 году. Согласно этому

проекту, в состав новой Холмской губернии должны были быть включены лишь

местности, в которых население сохранило русский облик. Те же части

Холмщины, в которых население было ополячено и окатоличено, должны были

остаться за Польшей. Согласно замыслу П. А. Столыпина, к Польше должны были

быть прирезаны, взамен отторгнутых от нее частей Холмщины, некоторые части

Гродненской губернии, населенные поляками. Речь шла о части Вельского и

Белостокского уездов. Таким образом была бы достигнута основная цель

размежевания.

Официально вопрос о Холмщине был вызван ходатайствами местного русского

населения, желавшего слиться с общерусской стихией. Но Крыжановский

высказывает на этот счет и иные соображения:

"В действительности, - пишет он, - но официально никогда не

высказанной мысли, мера эта имела целью установление

национально-государственной границы между Россией и Польшей, на случай

дарования Царству Польскому автономии".

Полное отделение Польши от России отец намечал на 1920 год.

На деле все пошло по-иному. Проект о Холмщине поступил в конце 1909

года на рассмотрение специальной комиссии Государственной думы. Несмотря на

возражения правительства, комиссия расширила пределы будущей Холмской

губернии, включив в ее состав такие местности, в которых русское население

составляло едва 30%. А об уступке Польше части Гродненской губернии депутаты

вообще отказались слушать.

"Таким образом, - отмечает Крыжановский, - весь смысл меры выражал

собою лишь стремление урезать пределы Польши". Это показывает, что даже

трудоспособная Третья дума возвышалась лишь постепенно и с трудом до

подлинного понимания наших государственных задач.

Проект был принят в этом искаженном виде нашими законодательными

палатами уже после смерти моего отца.

Другое, на этот раз совсем неосуществленное, преобразование касалось

децентрализации - разделения Империи на области, располагающие правами

самоуправления, при наличии в этих областях представительных учреждений.

Согласно намерениям П. А. Столыпина, реформа должна была быть

осуществлена в областях, представлявших однородное целое, если не всегда в

этническом, то по крайней мере в экономическом и бытовом отношении.

Составление проекта о децентрализации мой отец поручил Крыжановскому в

1907 году. Вот что Сергей Ефимович пишет о смысле этой реформы в своих

воспоминаниях: "Децентрализация открывала простор местным творческим силам

и, что имело немалое значение, давала возможность применять в разных

местностях разные системы выборов, приспособленные к особенностям их

общественного строя".

Согласно проекту, значительная часть Империи должна была быть разделена

на одиннадцать областей. В каждой из них - областное земское собрание и

областное правительственное управление. Туда должны были быть привлечены

местные деятели. Областные земские собрания, образуемые на общих основаниях,

привитых для земских выборов, получали широкое право местного

законодательства по всем предметам, не имевшим общегосударственного

значения. На первых порах реформа должна была коснуться одиннадцати

областей: Прибалтийской и Северо-Западной областей, Польши, Правобережной и

Левобережной Украины, Московской области, Верхнего и Нижнего Поволжья,

Северной России (две области), Степной области (Западная Сибирь). Остальные

части Империи - Казачьи области, Туркестан, Восточная Сибирь, Крым и Кавказ

- пока оставались вне введения областного управления.

Проект этот был в 1909 году представлен на рассмотрение Императора с

обстоятельно мотивированным на этот счет докладом П. А. Столыпина. Но, как

это бывало порой, реакция Царя была двойственной и нерешительной.

Предлагаемым преобразованиям он выразил свое полное одобрение, но решил

отложить этот вопрос до того, как окончательно выяснятся результаты

сотрудничества правительства с Третьей думой. Оттяжка оказалась равносильной

отказу. Убийство моего отца положило конец этому замыслу.

 

Даже в случае безоговорочной поддержки Царем децентрализация заняла бы

много времени и натолкнулась бы, вероятно, на ряд препятствий в наших

законодательных палатах. Как пишет Крыжановский, "в последние годы его жизни

мысли эти очень пленяли Столыпина. Но говорить о них громко он не решался и,

кажется, кроме Кривошеина, да и то лишь впоследствии, никто в тайну их

посвящен не был".

А времени терять было нельзя. В ожидании децентрализации надлежало

произвести реорганизацию администрации и полиции Империи. Проект этих

преобразований был составлен Крыжановским, по поручению Столыпина, в

1907-1908 годах.

Реорганизация администрации соответствовала политическим и социальным

требованиям того времени. Состав наших чиновников, служивших в провинции,

увеличивался количественно, но не качественно. А между тем, с развитием

промышленности и техники на местах возникали все новые задачи. Это было

чувствительно особенно на окраинах государства. Поэтому в проекте

предлагалось "ограничение русификационной политики и привлечение к

управлению окраинами местных элементов".

Преградой к реорганизации на самых низах государственного здания

являлась сословная иерархия. Во главе уездов стояли уездные предводители

дворянства. Но, по причинам обеднения дворянства еще в конце прошлого

столетия, многим предводителям приходилось служить в городах и появляться в

своих уездах изредка. Связь между уездом и дворянством была подорвана. А

между тем крепли и добивались права голоса другие слои населения:

промышленники и купцы, городская интеллигенция, крестьяне-собственники и т.

д. Учитывая это, в проекте предлагалось вместо предводителей дворянства

поставить во главе уездов уездных начальников из местной среды, назначенных

министром внутренних дел.

Ступенью выше проект предполагал объединение дотоле разрозненного

управления в губерниях под руководством губернаторов. Архаическое

раздробление властей в губерниях способствовало в 1905 году распространению

смуты. Усиление власти губернатора должно было предотвратить повторение

таких событий.

Параллельно с этим был разработан проект реорганизации полиции.

Численность ее в те времена была далеко недостаточной. Сообразуясь с

размерами страны, она была в пять раз малочисленнее, чем во Франции, и в

семь раз малочисленнее, чем в Великобритании.

В области технических средств для борьбы с беспорядками наша полиция

находилась в отсталом состоянии. Это привело к роковым последствиям в пору

революционных волнений 1905 года, а затем и в пору февральской революции.

По словам Крыжановского, "проекты эти получили окончательную редакцию

под личным руководством Столыпина, чему он придавал с полным основанием

весьма крупное значение".

Настала пора практического осуществления. Ранее, чем представить

проекты в законодательные палаты, решено было их рассмотреть в недавно

созданном Совете по делам местного хозяйства, по выражению П. А. Столыпина

- в "Преддумии". В нем участвовал, наряду с чиновниками, ряд представителей

нашей интеллигенции. И тут зачинателей преобразования постигло

разочарование. Проект натолкнулся на резкую оппозицию значительного числа

членов этого Совета. Как пишет Крыжановский, "оппозиция эта велась, главным

образом, за кулисами, вне заседаний Совета, так как против цифр спорить было

нельзя. А цифры были оглушающие".

Итак, это преобразование было остановлено на полном ходу. До

рассмотрения проектов в Государственной думе дело не дошло. А преемники

моего отца отложили это дело в долгий ящик. Административный и полицейский

фундамент Империи остался в архаическом состоянии, совершенно

неприспособленным к новым требованиям, выдвинутым жизнью. Государству и

народу пришлось тяжело за это поплатиться, когда настали грозные времена.

Очевидно, о перечисленных мною вопросах думал мой отец во время агонии,

так ярко описанной А. И. Солженицыным. Думал он и о Финляндии, по отношению

к которой он не смог найти окончательного удовлетворительного решения.

"Сейчас главный неразрешенный вопрос - это Финляндия", - были его

последние слова на смертном одре.

Аркадий СТОЛЫПИН Париж, 1986