ПЕТР АРКАДЬЕВИЧ СТОЛЫПИН

РЕЧИ

 

ОТВЕТ П. А. СТОЛЫПИНА, КАК МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ *, НА ЗАПРОС ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ О ЩЕРБАКЕ, ДАННЫЙ 8 ИЮНЯ 1906 ГОДА

Что касается Щербака^*, то министр внутренних дел мало может прибавить

к тому, что сообщено господином министром юстиции^*. В Сумском уезде

Харьковской губернии введено военное положение, и, на основании 8-й статьи

военного положения, все меры по ограждению порядка и спокойствия принадлежат

местному генерал-губернатору, который может и мог принять какие-либо меры по

отношению к Щербаку. Я, со своей стороны, как только получил сведения о

положении дела в Сумском уезде, внес это дело в особое совещание, которое

рассмотрело его и постановило: ввиду производящегося о нем судебного дела и

принятия его содержания под стражей, переписку об охране прекратить. Дело

его в порядке охраны прекращено^*.

На заявленный мне запрос от 12 мая^* я не мог ранее ответить

Государственной думе, так как считал необходимым отправить в некоторые

города, где были беспорядки, особых уполномоченных мною лиц для проверки

происшедшего. В настоящее время я получил все нужные сведения и могу дать

подробные объяснения, но желал бы сначала совершенно ясно, определенно

поставить те вопросы, которые, очевидно, интересуют Государственную думу.

Расчленив запрос, вникнув в его смысл, я нахожу, что он имеет в виду три

предмета: 1) обвинение против деятельности департамента полиции, 2)

заявление, что беспорядки, происходившие в Вологде, Калязине и Царицыне,

обусловлены, вероятно, продолжением этой деятельности, и 3) желание знать,

будет ли министр предотвращать такого рода непорядки в будущем. Другими

словами, заявляется, что в недавнем прошлом в министерстве творились

беззакония, что они, вероятно, продолжаются и при мне и что я приглашаюсь

ответить, буду ли терпеть их в будущем. Как иллюстрация приводятся слухи о

заключении невинных людей в тюрьму.

Приступая к ответу, я желал бы сделать маленькую оговорку. Согласно

статье 58 Учреждения Государственной думы, сведения и разъяснения со стороны

министров могут касаться только незакономерных действий, возникших после

учреждения Государственной думы, то есть

после 27 апреля. Оговорку эту я делаю потому, что, если бы мне пришлось

отвечать на запросы по поводу всего происходившего ранее, я, вероятно, был

бы поставлен в физическую невозможность дать ответы. Но в данном случае я

решил ответить на запрос во всех его частях и вот почему. Мне кажется, что в

запросе Думы главный интерес лежит не в обвинении отдельных лиц - отдельные

должностные лица могут быть всегда обвинены, - тут нарекания на

деятельность всего департамента полиции, на него непосредственно взводится

обвинение в возбуждении одной части населения против другой, последствием

чего было массовое убийство мирных граждан. Я нахожу, что новому министру

необходимо разобраться в этом деле. Меня интересует не столько

ответственность отдельных лиц, сколько степень пригодности опороченного

орудия моей власти. Не предпослав этого объяснения, мне было бы трудно

говорить о происшествиях настоящего. Поэтому остановлюсь сначала вкратце на

инкриминируемой деятельности департамента полиции в минувшую зиму и

оговариваюсь вперед, что недомолвок не допускаю и полуправды не признаю.

Суть рапорта чиновника особых поручений Макарова заключается в

следующем: департамент полиции обвиняется в оборудовании преступной

типографии и в распространении воззваний агитационного характера, затем в

участии жандармского ротмистра Будаговского в распространении преступных

воззваний и прокламаций того же характера, затем в бездеятельности властей

департамента, не принявшего мер пресечения против преступных деяний. При

производстве по этому делу тщательного расследования оказалось следующее: в

середине декабря 1905 года жандармский офицер Комиссаров напечатал на

отобранной при обыске бостонке воззвание к солдатам с описанием известного

избиения в городе Туккуме полуэскадрона драгун, с призывом свято исполнять

свой долг при столкновении с мятежниками. Это воззвание было послано в

Вильну в количестве 200-300 экземпляров. Кроме того, был сделан набор

другого воззвания к избирателям Государственной думы. В это время его

начальству стало известно об этих его деяниях, и оно указало ему на всю

несовместимость его политической агитации с его служебным положением и

потребовало прекращения его деятельности, внушив ему, что оставление на

службе одновременно с политической деятельностью невозможно. Вследствие

этого был немедленно уничтожен набор воззвания к избирателям и была послана телеграмма в Вильну об уничтожении тех экземпляров воззвания к солдатам, которые не были еще розданы.

Затем, что касается деятельности ротмистра Будаговского, то надо

выяснить, что на почве участия в борьбе во время декабрьских событий у

Будаговского в Александровске установились личные отношения к организациям,

которые именовались "Александровский союз 17 октября" и "Александровская

боевая дружина", причем ротмистр Будаговский употреблял свое влияние на

распространение этих воззваний среди населения уезда. Однако после 14

декабря новых воззваний против революционеров и евреев уже не

распространялось. Хотя приписываемое ротмистру Будаговскому

подстрекательство к погромам юридически за невоспоследованием погромов

ненаказуемо, но, по получении сведений о его деятельности, он был вызываем в

Петербург, ему было внушено о несовместимости его деяний со службой в

корпусе жандармов и категорически было приказано прекратить агитацию.

Что касается нареканий на департамент полиции за то, что им не

принимались меры и что власть бездействовала, то я должен сказать, что хотя

по рапорту Будаговского распоряжения своевременно не было сделано, но такое

замедление должно объясняться тем, что этот рапорт поступил в разгар

московского восстания, между 3 и 10 декабря, когда заведующий департаментом

полиции Рачковский находился в Москве; когда же он вернулся в Петербург, то

был освобожден от заведования политической частью департамента. Позднее же,

как было изложено ранее, Будаговский был вызван в Петербург, и, повторяю,

ему было сделано соответствующее внушение. Надо принять во внимание также и

то, что не только ожидавшийся 13 февраля погром в Александровске не имел

места, но там вообще не произошло никаких беспорядков. Для полноты картины я

должен сказать, что когда в департамент достигали слухи о возможных

беспорядках, немедленно посылались нужные телеграммы об их прекращении.

Некоторые уяснения неправильных действий жандармских офицеров следует

почерпнуть из воспоминаний о тех ужасных событиях, которые переживала Россия

минувшей осенью и зимой, событиях, которые поселили во многих совершенно

превратное понятие о долге перед родиной. Участие должностных лиц на собраниях крайних

партий сменялось страстной агитацией против начал, проповедуемых этими

партиями, причем оба эти явления несовместимы с сознательным положением

должностных лиц и должны быть призваны в равной степени нетерпимыми. В

частности, относительно ротмистра Будаговского надо принять во внимание

обстановку, в которой ему приходилось действовать. Не имея в распоряжении

своем достаточно войска и видя захват железнодорожной станции и земского

начальника мятежной толпой, он решил, опираясь на сочувствующие ему

общественные группы, подавить беспорядки, за что и получил Высочайшую

награду, а никак не за агитацию. Теперь эти действия ротмистра Будаговского,

а также последствия действий администрации послужили предметом нового

запроса правительству. Я могу ответить на этот запрос только после того, как

судебное следствие будет опорочено. Мне кажется, что вообще из всего

вышеизложенного видно, что департамент полиции не оборудовал преступной

типографии и что последствиями его действий не могла быть масса убитых

людей. Для министра внутренних дел, однако, несомненно, что отдельные чины

корпуса жандармов позволили себе, действуя вполне самостоятельно,

вмешиваться в политическую агитацию и в политическую борьбу, что было

своевременно остановлено. Эти действия неправильны, и министерство

обязывается принимать самые энергичные меры к тому, чтобы они не

повторялись, и я могу ручаться, что повторения их не будет.

Я перехожу ко второй части запроса, касающейся происшествий в городах

Вологде, Царицыне и Калязине, проверенных как чинами Министерства внутренних

дел, так и чинами прокурорского надзора. В первом из этих городов, в

Вологде, толпа сожгла народный дом, повредила 4 частных дома, разгромила

типографию и пыталась разгромить дом городского головы. При этом на месте

осталось двое убитых и 28 раненых. Дознание выяснило, что беспорядки

начались вследствие насильственного закрытия лавок группою манифестантов,

когда в город съехалась масса народу для закупок припасов ввиду двух

праздников - Николина и Троицына дней. Затем, при столкновении с толпой,

первый выстрел был произведен со стороны манифестантов. Губернатор, прокурор

и полицмейстер прикрывали собою избиваемых; последний затаптывал костры,

сложенные из книг, выброшенных из народного дома.

Трудно даже себе представить, чтобы тут была обвинена администрация в

устройстве и сочувствии в учинении погрома. Причина была ясна -

насильственное закрытие лавок, объектом же злобы народа явился народный дом,

который был обычным местом сборища политических ссыльных, причем в октябре

там на митингах раздавались речи о вооруженном восстании, а сцена была

украшена надписью "Да здравствует республика", что тогда же вызывало протест

и беспорядки со стороны простонародья. Такие же беспорядки повторились по

этому же поводу в декабре. Что началом беспорядков послужили действия

манифестантов, было видно из крайне враждебных отзывов прессы и из показаний

всех опрошенных лиц. Погром не был своевременно прекращен вследствие

малочисленности полицейских сил. Всего налицо было 59 человек, войска же

приехали слишком поздно, так как они были вызваны из соседнего города по

железной дороге. Нарекания со стороны некоторых лиц, вызванные действиями

ротмистра Пышкина, который командовал стражниками и который будто бы

действовал недостаточно решительно против толпы, объясняются тем, что

стражники были только что сформированы и сам он получил от губернатора

приказание не стрелять. При таком положении едва ли он мог действовать более

активно. Однако, если бы судебное следствие, которое ведется по этому делу,

показало обратное, то министерство не преминет соответственно распорядиться.

К сожалению, обстоятельства происшествия, бывшего в Царицыне 1 мая,

дают основательный повод к нареканию на действия полиции, причем дело

следствия - выяснить меру ответственности каждого должностного лица. Как

теперь ясно, дело происходило приблизительно таким образом. День 1 мая

прошел в Царицыне спокойно, были маленькие беспорядки, которые были

своевременно прекращены. Но к вечеру, около 7 часов, полицмейстер получил

известие, что двигается толпа манифестантов. Он послал отряд казаков,

которые разогнали эту толпу, причем трое оказались сильно пострадавшими.

Толпа эта оказалась толпою ополченцев. Немедленно на место собралась толпа

горожан, приехал полицмейстер, потребовал разойтись. На это последовало со

стороны толпы насилие в виде брошенных камней. Затем раздался залп, и в

конце концов оказалось 8 раненых, из которых трое тяжело, и они умерли.

Происшествие это не останется, конечно, без самых тяжелых последствий для виновных.

Я не могу признать виновной полицейскую власть в г. Калязине. Дело

произошло в г. Калязине таким образом. Судебный следователь привлек в

качестве обвиняемого некоего Демьянова и заключил его под стражу. Толпа в

несколько сот человек, явившись к следователю, потребовала освобождения его.

Следователь, чтобы выиграть время и для того, чтобы прекратить беспорядки,

обещал запросить по телеграфу прокурора о том, возможно ли освобождение

этого лица; до получения на это ответа толпа начала действовать крайне

вызывающе, спрашивала судебного следователя, правда или нет, что Демьянов

повешен. Следователь просил прислать отца Демьянова и еще двух депутатов,

чтобы убедиться, что Демьянов цел, и сам пошел по направлению к тюрьме, но

толпа потребовала, чтобы ее туда впустили в количестве от двухсот до трехсот

человек. Раздались угрозы по адресу следователя, и он едва успел только

бегом скрыться в полицейском управлении; туда укрылся и исправник, который

тщетно убеждал разойтись другую толпу, которая осталась перед крыльцом

судебного следователя.

В это время в окно полицейского управления были брошены камни;

исправник распорядился таким образом: у него было 9 стражников, 5 из них он

поставил у окон полицейского управления, а с четырьмя вышел на крыльцо

довольно высокое, так что они стояли выше толпы. На просьбу разойтись, не

действовать насильно и не освобождать насильно человека, который заключен

под стражу по обвинению судебной власти, послышались насмешки, а затем

посыпались камни. Тогда полицмейстер приказал дать залп. Так как стражники

стояли выше толпы, то никто в толпе не был поврежден этими выстрелами. В

ответ посыпался град камней. Когда был дан вторичный залп, то ранен был один

человек, но два стражника, из которых один получил от камней повреждения

ноги, дали тоже выстрелы, в результате которых оказалось два убитых. После

этого спокойствие было восстановлено. Действия исправника в данном случае я

не могу признать неправильными.

Кончив описание событий, бывших после вступления моего в должность, я

все-таки должен сделать оговорку. Запросы Думы, конечно, касаются только

таких явлений, которые могут вызвать нарекания в обществе. Отвечая на них, я

не скрывал неправильных действий должностных лиц, но мне кажется, что

отсюда нельзя и не следует делать выводов

о том, что большинство моих подчиненных не следуют велениям долга. Это, в

большинстве, люди, свято исполняющие свой долг, любящие свою родину и

умирающие на посту. С октября месяца до 20 апреля их было убито 288, а

ранено 383, кроме того было 156 неудачных покушений. Я бы мог на этом

закончить, но меня еще спрашивают, что я думаю делать в будущем и известно

ли мне, что администрация переполняет тюрьмы лицами, заведомо не виновными.

Я не отрицаю, что в настоящее смутное время могут быть ошибки, недосмотры по

части формальностей, недобросовестность отдельных должностных лиц, но скажу,

что с моей стороны сделаю все для ускорения пересмотра этих дел. Пересмотр

этот в полном ходу. Вместе с тем, правительство так же, как и общество,

желает перехода к нормальному порядку управления. Тут, в Государственной

думе, с этой самой трибуны раздавались обвинения правительству в желании

насаждать везде военное положение, управлять всей страной путем

исключительных законов; такого желания у правительства нет, а есть желание и

обязанность сохранять порядок (шум). Порядок нарушается всеми средствами,

нельзя же, во имя даже склонения в свою сторону симпатий, нельзя же

совершенно обезоружить правительство и идти сознательно по пути

дезорганизации^*... (шум).

Власть не может считаться целью. Власть - это средство для охранения

жизни, спокойствия и порядка; поэтому, осуждая всемерно произвол и

самовластие, нельзя не считать опасным безвластие правительства. Не нужно

забывать, что бездействие власти ведет к анархии, что правительство не есть

аппарат бессилия и искательства. Правительство - аппарат власти,

опирающейся на законы, отсюда ясно, что министр должен и будет требовать от

чинов министерства осмотрительности, осторожности и справедливости, но

[также] твердого исполнения своего долга и закона. Я предвижу возражения,

что существующие законы настолько несовершенны, что всякое их применение

может вызвать только ропот. Мне рисуется волшебный круг, из которого выход,

по-моему, такой: применять существующие законы до создания новых, ограждая

всеми способами и по мере сил права и интересы отдельных лиц. Нельзя сказать

часовому: у тебя старое кремневое ружье; употребляя его, ты можешь ранить

себя и посторонних; брось ружье.

На это честный часовой ответит: покуда я на посту, покуда мне

не дали нового ружья, я буду стараться умело действовать старым (шум, смех).

В заключение повторяю, обязанность правительства - святая обязанность

ограждать спокойствие и законность, свободу не только труда, но и свободу

жизни, и все меры, принимаемые в этом направлении, знаменуют не реакцию, а

порядок, необходимый для развития самых широких реформ" (шум).

Господа, я должен дать свое разъяснение теперь, так как, к сожалению,

не могу остаться до конца - я должен ехать в Совет министров. Тут в речах

предыдущих ораторов предо мною ясно предстали мысли говоривших, предо мною

встал реальный ротмистр Пышкин и Пышкин как эмблема. Позвольте мне

расчленить его в своей речи тоже таким образом. Отвечая на тот реальный

упрек в неправде^*...

...виноват, в неточности, который мне бросили, я должен сказать, что

мне известны другие сведения о погроме, которые были мне доставлены лицами,

специально мною посланными. Я должен указать на то, что ротмистр Пышкин

немного неточен в речи Набокова. Дело в том, что стреляли, как точно

установлено, в народный дом стражники пешие, а не те, которые были в

распоряжении ротмистра Пышкина. Дело о погроме передано следствию, и если

судебным следствием будет выяснена вина ротмистра Пышкина, то он, конечно,

будет в ответственности. Что же касается вологодского губернатора, тоже как

реальной величины, то я должен сказать, что он подал в отставку ранее

вологодского погрома. Затем, когда я его спрашивал по телеграфу о

нареканиях, которые распространяются на администрацию и полицию, он ответил,

что это сплошная ложь, - извините за это выражение, но эти слова были в

телеграмме.

Затем я выслушал реальные вопросы и нарекания от г. Винавера^*. Он

спрашивает о моем мнении относительно моих предшественников. Мне кажется,

что распространять настолько право запроса не следует. Я не обязан отвечать

на такого рода запросы. Относительно реального факта о действительном

статском советнике Рачковском, который сидел на месте вице-директора, я

заявляю, что этого места он не занимает и ни на какой определенной должности

в департаменте полиции не находится.

Перейду к Пышкину как к эмблеме. Я выслушал здесь от князя Урусова, что

мои сведения неточны, что я не осведомлен. Я должен сказать, что я приложил

все усилия, чтобы выяснить ту картину, которая была брошена в нас как

обвинение, я имел показания лиц, выяснявших это для бывшего председателя

Совета министров, и документальные данные - на основании их только я могу

ответить. Я могу показать их лицу, которое пожелает их видеть. Не знаю,

настолько ли документальны данные князя Урусова и откуда он черпал свои

сведения. Затем, он говорит, что, если даже министр внутренних дел одушевлен

самыми лучшими намерениями, он лишен возможности сделать добро, ему мешают

какие-то призраки ротмистра Пышкина в виде эмблемы. Я должен сказать, что по

приказанию Государя я, вступив в управление Министерством внутренних дел,

получил всю полноту власти и на мне лежит вся тяжесть ответственности. Если

бы были призраки, которые бы мешали мне, то эти призраки были бы разрушены,

но этих призраков я не знаю. Затем меня упрекал г. Винавер в том, что я

слишком узко смотрю на дело, но я вошел на эту кафедру с чистой совестью.

Что я знал, то и сказал и представил дело таким образом, что то, что

нехорошо, того больше не будет... (шум; крики: а Белостокский погром?!).

Одни говорят - ты этого не можешь, а другие - ты этого не хочешь, но

то, что я могу и хочу сделать, на то я уже ответил в своей речи. Упрек,

который мне сделал г. Винавер, что я узко смотрю на вопрос, я не совсем

понимаю. Для меня дело стоит так: если я признаю нежелательным известное

явление, если я признаю, что власть должна идти об руку с правом, должна

подчиняться закону, то явления неправомерные не могут иметь места. Мне

говорят, что у меня нет должного правосознания, что я должен изменить

систему, - я должен ответить на это, что это дело не мое. Согласно понятию

здравого правосознания, мне надлежит справедливо и твердо охранять порядок в

России (шум, свистки). Этот шум мне мешает, но меня не смущает и смутить

меня не может. Это моя роль, а захватывать законодательную власть я не

вправе, изменять законы я не могу. Законы изменять и действовать в этом

направлении будете вы (шум, крики: отставка!).