ПОКУШЕНИЕ

 

Карсидар проснулся от какого-то внутреннего толчка. И сразу же почувствовал опасность. Она не таилась внутри спящего дома, а надвигалась извне…

В следующее мгновение он уже стоял у окна, сжимая в руке меч, и сквозь щели в ставнях пытался рассмотреть, что творится во дворе. Однако ставни на окнах дома Михайла были ничуть не хуже, чем в трактирчике Пеменхата. Странно, что собаки молчат… Но опасность есть! Без сомнения!

Перед внутренним взором всплыла картина: женщина со стрелой в груди медленно оседает на пол. Мать тоже стояла у окна, высматривая опасность… Проклятье!

Карсидар отпрянул назад и прижался спиной к стене. Нет, если подражать другим, ничего хорошего не выйдет. Ведь он может действовать по-своему.

Карсидар постарался расслабиться, как учил его Читрадрива, и прислушался к мыслям, которые рождались поблизости. Сразу стало ясно: несколько человек сбились в кучу около ворот… нет, пожалуй, они всё-таки возле сарая. Намерены подобраться к дому. Жалко, что нельзя определить поточнее. Может, именно для такого случая отец дал ему перстень? А он так опрометчиво подарил эту ценную вещицу Читрадриве… Впрочем, камень серьги, которая когда-то была у него в ухе, очень похож на камень перстня. Пока ему не сделали обручальное кольцо, надо отдать серёжку ювелирам, пусть используют камешек, авось пригодится. А пока…

И всё же, почему молчат собаки? Или их нет?

Карсидар сосредоточил свои мысли на собаках, которые стерегли двор. Безрезультатно — они будто вымерли. Возможно, и вправду вымерли…

Попробовать разбудить Ристо? Хотя глупо рассчитывать, что злоумышленники разбегутся от конского ржания. Вероятнее всего, это заставит их действовать более решительно…

Снаружи произошли изменения: группа людей разделилась, и теперь стало ясно, что их четверо. Один направился прямо к окну комнаты Карсидара, другой — к парадному крыльцу, а ещё двое крадучись стали обходить дом с тыла.

Ну, и что дальше?

Хотя догадаться нетрудно. Сейчас они полезут в дом. Карсидар мысленно выбранил себя за медлительность. Надо было уничтожить злоумышленников с помощью хайен-эрец, когда все стояли кучно…

Но с другой стороны, может и хорошо, что он не сделал этого. Было бы неплохо узнать, что за люди забрались на подворье к сотнику и кто их послал. Прикончить незванных гостей всегда успеется, однако нельзя быть уверенным, что вслед за ними не явятся другие.

Первый злоумышленник уже достиг дома и замер прямо под окном комнаты Карсидара. Стало быть, им известно внутреннее расположение комнат в доме Михайла! Знают, куда идут…

На один-единственный миг Карсидару сделалось не по себе: он представил, что было бы, если бы свадьбу уже сыграли. Значит, Милка находилась бы сейчас в этой комнате!

Мощным усилием воли Карсидар отогнал ледяной комок, подкативший под сердце. Злоумышленники даже не подозревают, как им повезло, что у русичей более длинный свадебный обряд, чем у орфетанцев. Хотя Карсидар жил в доме сотника уже десятый месяц, Михайло тем не менее требовал, чтобы вся процедура со сватовством, смотринами, сговорами, вечеринками и прочими глупостями приличия ради была соблюдена от начала до конца… О, боги — Адонай, Иисус, Святой Дух и кто там ещё! — если бы в спальне находилась его молодая жена, если бы эти мерзавцы вознамерились тронуть Милку хоть пальцем, если бы опасность угрожала хотя бы её отражению в зеркале, хоть кончику её тени, если бы… если бы… Да он бы не просто сжёг всех четверых — он бы жарил их изнутри целый день! Неделю!..

Карсидару пришлось ещё несколько раз подавлять приступы бешенства, чтобы не спугнуть злоумышленников. Он почувствовал, как все четверо растерянно замерли, не зная, двигаться дальше или нет. Это никуда не годится! Если сейчас они уйдут, то неизвестно, когда появятся вновь. А вдруг дней через восемь, как раз после свадьбы?!

Незваные гости замерли, словно чего-то ожидая или к чему-то прислушиваясь. Не иначе, как почуяли угрозу. Уйдут или нет?..

Тот, который поднимался на крыльцо, очнулся первым и продолжил красться. Карсидару показалось даже, что он слышит легчайшее поскрипывание ступенек. Остальные пока не двигались.

Итак, вперёд, к парадному входу! Оттуда исходит наибольшая опасность. Окно расположено довольно высоко и закрыто прочными ставнями; а огибающая дом пара замешкалась. Но одного меча может оказаться недостаточно, вот если бы нож какой прихватить или нацепить рукавный арбалет…

К сожалению, времени на подготовку к отражению нападения было в обрез. К тому же приходилось соблюдать полную тишину, так как под окном комнаты караулил один из злоумышленников. Мягко ступая босыми ногами по деревянному полу, Карсидар поспешил к парадной двери, на ходу выдернув из лежащего на лавке арбалета короткую толстую стрелу и сжав её в левой руке наподобие кинжала. Хоть какое-то дополнительное вооружение! Не беда, мастеру всё сгодится. Вдобавок он слегка притупил чувствительность всех, кто был в доме и во дворе. Теперь незваные гости будут менее внимательны, а спящие домочадцы не проснутся и не станут мешать исполнению его плана.

Карсидар на несколько секунд опередил шедшего по крыльцу злоумышленника. Это дало ему возможность беззвучно задвинуть широкий деревянный засов в дополнение к железному. Пусть теперь помучается, негодяй! Впрочем, тот даже не попытался проникнуть в дом, а остановился у двери и замер. Вот и отлично; значит, главная роль пока что отводится двум оставшимся. Быстро к задней двери!

Карсидар пожалел, что одновременно с усыплением бдительности налётчиков нельзя было тщательно прослушать их мысли. Возможно, неосмотрительно подаренный Читрадриве перстень помог бы и в этом. С другой стороны, как хорошо, что в дополнение к мечу он догадался прихватить арбалетную стрелу…

И здесь Карсидар успел раньше злоумышленников. Он не стал задвигать дополнительный засов, а наоборот — сбросил железную цепочку, оставив на двери лишь крючок. «Теперь добро пожаловать!» — мысленно пригласил «гостей» и притаился сбоку.

Парочка не заставила ждать себя слишком долго. Карсидар увидел, как на уровне его груди в щель между дверью и косяком втиснулось лезвие широкого ножа, медленно переместилось вниз, наткнулось на крючок и сразу исчезло. Через пару секунд оно появилось вновь, но теперь ниже крючка, поддело его… Карсидар напрягся и приготовился к двойному удару. Его следовало нанести мгновенно, обеими руками разом.

Дверь плавно подалась назад. Качнулась цепочка, крючок на её конце слегка стукнул по доске.

— Цыц ты, дура! — прозвучал еле слышный шёпот.

— Да эт' не я, эт' ить…

Обе реплики помогли Карсидару точно определить рост каждого из злоумышленников и то, как они стояли. Ну!..

Карсидар легко и плавно сделал выпад влево и не глядя ткнул зажатой в руке стрелой назад. Одновременно перенося тяжесть на левую ногу и разворачиваясь, махнул мечом, потянулся…

Есть! Замечательный вышел удар, такому мог бы позавидовать любой мастер!

Стоявший впереди более низкий злоумышленник мешком повис на стреле, вонзившейся ему точно в горло, а его товарищ осел на землю с раскроенным черепом. Упал он довольно мягко, почти беззвучно, не выпуская из рук увесистый топор. Зато из пальцев первого выскользнул нож и со стуком вонзился в пол. Карсидар ощутил, как стоявший перед парадной дверью насторожился. Услышал, конечно. Значит, пора подключать к делу Михайла.

Карсидар сильно толкнул обвисшего налётчика. Вышедшая сзади стрела глубоко вонзилась в бревно, и труп оказался крепко пришпиленным к стене. «Повиси пока тут», — подумал Карсидар и, нагибаясь, чтобы подобрать торчавший в полу нож, послал Михайлу мысль: «Быстро просыпайся и беги к крыльцу! На нас напали!»

— А?! Чего?! — довольно громко спросил Михайло. — Это кто такой? Давид, ты, что ли, балуешь?

«Я! Но не балую. На нас напали. Молчи и беги скорее вниз. На крыльце стоит неизвестный, я им сейчас займусь. Ты, главное, молчи, беги быстро и топочи погромче. Да верёвку прихватить не забудь».

Хорошо, что в своё время он научил Михайла мысленному общению! Теперь сотник мигом и без лишних вопросов принялся исполнять распоряжение «зятька», потому как был твёрдо убеждён: раз Карсидар взялся за оборону, никто лучше него с этим делом не справится.

А Карсидар уже успел обогнуть дом и подбежать к крыльцу. Злоумышленник приложился ухом к двери и усиленно прислушивался к поднятому Михайлом шуму, одновременно прощупывая ножом запоры. Взбегать на крыльцо и затевать с ним драку вряд ли стоило, поскольку оставался ещё четвёртый. Кроме того, хотя бы одного следовало захватить живьём. Поэтому, учитывая громадную озлобленность на налётчиков, Карсидар послал в его направлении лишь лёгкий обездвиживающий импульс и, переключившись на Михайла, подумал: «Открывай дверь и вяжи. Он твой». Оставался последний.

Этого ночного убийцу Карсидар перехвалил на полпути между крыльцом и окнами своей комнаты. Злоумышленник бестолково метался посреди двора, раздираемый противоречивыми желаниями. С одной стороны, ему страшно хотелось удрать, поскольку скрытного нападения явно не получилось. С другой стороны, он боялся главаря, затаившегося на крыльце, и понимал, что просто обязан прийти ему на помощь.

Значит, парализованный был у них главным…

С момента, когда Карсидар понял это, четвёртый налётчик был обречён. Отшвырнув уже ненужный нож, Карсидар коршуном налетел на него. В первый миг злоумышленник здорово перепугался, приняв одетого в исподнее Карсидара за ожившего пращура-мертвеца, стерегущего дом. Однако блеснувший в лунном сиянии «игрушечный» меч привёл его в чувство и заставил обороняться.

Всё кончилось очень быстро. Излишне суеверного налётчика привели в полную растерянность несколько ложных выпадов и способность «мертвеца» блестяще уворачиваться от ударов, отчего создавалось впечатление, что он в самом деле дерётся с бестелесным призраком. Как вдруг клинок Карсидара, со свистом рассекая воздух, шесть раз крутнулся перед его шеей — и, не издав ни звука, злоумышленник опрокинулся навзничь, заливаясь кровью. На его развороченном горле расцвёл зловещий алый бутон тройной роковой розочки.

— Будешь знать, как связываться с мастером Давидом, сыном Ицхака, учеником Зэнвеша, — по-орфетански процедил Карсидар, сплюнул и побрёл к крыльцу.

Там он застал Михайла, который безуспешно пытался завести руки одеревеневшего главаря ночных убийц за спину, чтобы скрутить их.

— Я же не просил тебя брать оружие, — проворчал Карсидар, глядя на валявшийся тут же меч сотника.

— Оно того… никогда не помешает, — пропыхтел Михайло и, показывая глазами на парализованного, добавил:

— Слышь, Давидушка, а ты часом не перестарался?

Карсидар и сам насторожился. Ведь он послал очень лёгкий парализующий импульс, пора бы этому мерзавцу начать отходить. Жизнь в нём явно осталась, поскольку его грудь едва заметно колебалась. Значит, дышит… Определённо, Карсидар был слишком зол.

— Ничего, очухается.

Наконец, и остальные заспанные, кое-как одетые домочадцы высыпали на крыльцо, в том числе, конечно же, Милка с мамкой.

— Нешто этот Давидка!.. — начал задираться Вышата, выскочивший из дверей последним.

Однако Михайло мигом навёл порядок:

— Молчи, окаянный! Милка, марш в дом!

— Татонько… — попыталась протестовать она.

— Ну?! — рявкнул Михайло.

Тогда Карсидар спокойно сказал слугам:

— У задней двери двое убитых, третий на дворе. Тащите их сюда. Да посмотрите, что с собаками. Быстро.

Все страшно удивились. Даже Михайло переспросил:

— Так их было аж четверо? А я-то думал, не больше двух…

— А не врёшь ли ты? — спросил Вышата, недоверчиво разглядывая окровавленный меч Карсидара. — Что-то я не слышал стука клинков. Опять, небось, колдовал…

Возмущённая Милка обернулась к нему, собираясь возразить. Но тут слуги подтащили за ноги труп злоумышленника с развороченной шеей. При каждом толчке его голова болталась из стороны в сторону; казалось, ещё немного, и она оторвётся.

Вышата попятился и пролепетал:

— Эт-то… ты… как? К-колдовал?..

Карсидар выбросил вперёд руку с мечом и сделал несколько неуловимых движений кистью, отчего остриё клинка с тонким свистом прочертило в воздухе замысловатую фигурку. Милка восхищённо завизжала, подпрыгнула и захлопала в ладоши. А Вышата подумал, что его давнее намерение драться с «проклятым колдуном» на кулаках за честь семьи было невероятной глупостью, повернулся и, пошатываясь, побрёл в дом.

— Этот удар называется «тройная ружа», — бросил ему вслед Карсидар. — Не будешь со мной ссориться, научу.

Вскоре вернулись остальные слуги. Оказалось, что все собаки передохли, наевшись разбросанного под забором отравленного мяса. А налётчика со стрелой в горле еле удалось отцепить от стены. И хотя роковая розочка выглядела весьма эффектно, Михайла эта стрела удивила ещё больше.

— А где же твоя штучка? — подозрительно спросил он Карсидара, имея в виду рукавный арбалет и добавил неуверенно:

— Может, ты того… и впрямь наколдовал…

— Мои стрелы крепкие, ими можно действовать, как ножом, — ответил на это Карсидар. — Но хватит подозрений, пора, наконец, приниматься за дело.

— Да-да, ты прав, — поспешно согласился Михайло. — Надо известить Остромира и решить, что делать. Пошлю-ка я к нему…

Сотник приказал одному из слуг одеваться и бежать к тысяцкому. Заодно вторично велел Милке убираться в дом, а когда она заупрямилась, прикрикнул:

— Неча перед женихом в исподнем щеголять! Да и опасно тут. Тати окаянные во двор забрались, а она привередничает.

— Но, татонько! — Милка молитвенно сложила руки, надула хорошенькие губки и состроила жалобную мину, показывая, как ей интересно посмотреть, что же будет дальше. — Тогда я оденусь и снова выйду.

Михайло зарычал, схватил её за плечи, развернул и, легонько толкнув в спину, рявкнул:

— Марш! Негоже красной девице совать нос не в свои дела!

— Пойдём, рыбонько моя, пойдём отсюда, — старая мамка ласково обняла Милку за плечи. — Отец прав, здесь такие страсти творятся…

Но Карсидар не замечал ни жалобного выражения глаз невесты, ни суеты слуг, которые по приказу сотника потащили убитых к сараю. Когда Михайло сказал, что следует известить Остромира, он неожиданно подумал о Читрадриве, которому тоже следует знать о нападении. Не исключено, что и на него организовали покушение. Ведь, в конце концов, дом Михайла стоит в городе, за высокими прочными стенами, а домик целителя Андрея находится в предместье, он ничем не защищён, доступен всем и каждому… И зачем Читрадрива поселился в Клове?!

Карсидар поспешно отвлёкся от окружающего, расслабился и сосредоточил мысль на друге. До него далеко, но Читрадрива не раз говорил, какой Карсидар могучий. Должно получиться…

«Это ты, Кар… Давид?»

Уф-ф, сработало! Он и вправду силён.

«Читрадрива!»

«С тобой всё в порядке?»

Откуда он знает?..

«На меня пытались напасть четверо, но я с ними справился, ерунда. Но откуда…»

«Значит, мне легче. На меня напали всего двое».

«Что-о?!»

«Не волнуйся, я разобрался и с ними, и со змеями».

«С какими ещё змеями?» — изумился Карсидар.

«С теми, которых они на меня напустили. А у тебя?»

«У меня была четвёрка обыкновенных солдат. Троих я убил, одного парализовал. Правда, он ещё не пришёл в себя».

«Ага, это хорошо! Его можно допросить. Я тоже парализовал одного, только это не русич, а какой-то узкоглазый. Скорее всего, татарин. Я сейчас же еду к вам».

На крыльцо выскочил одетый слуга. Михайло принялся объяснять, что следует передать тысяцкому, но Карсидар жестом остановил их и продолжил мысленный диалог с Читрадривой:

«Михайло собирается известить о случившемся Остромира…»

«Ни в коем случае! — запротестовал Читрадрива. — Раз тут замешаны и татары, и русичи, дело нечисто. Лучше, чтобы о происшедшем пока никто ничего не знал. Загони всех в дом, пусть сидят там и не выходят. Я выезжаю».

«Но как ты проедешь через ворота? Они ведь закрыты».

«Ах да! — спохватился Читрадрива. — Ладно, пусть меня встретит Михайло. Слуги знают, что четвёртый жив?»

«Понятия не имею. Кажется, я на него слишком сильно нажал. Он торчит на крыльце как деревянная статуя Иисуса в церкве…»

«Замечательно. Тогда спрячь его где-нибудь, только сам, без посторонней помощи. Слуг — в дом, Михайла — к Лядским воротам. И жди меня».

Некоторое время Карсидар раздумывал, целесообразно ли утаивать случившееся от Остромира. Но решив, что известить тысяцкого можно в любой момент, попросил всех, кроме сотника, уйти в дом. В том числе и слугу, которого Михайло собирался отправить с поручением.

— Так надо, — ответил он на немой вопрос сотника. Когда же все удалились, объяснил:

— На Андрея тоже напали. Сейчас он седлает коня и выезжает сюда. Тебе лучше самому поехать к Лядским воротам и позаботиться, чтобы его пропустили. Разумеется, если хочешь, чтобы всё было по-простому, иначе Андрей вынужден будет колдовать и мгновенно перенестись от ворот во двор твоего дома, — закончил Карсидар и с хитрым видом посмотрел на Михайла.

Тот, ясное дело, был против колдовства — по крайней мере, если без него можно обойтись. Не то люди в самом деле удивятся, как это лекарь Андрей утром оказался в городе, не проехав ночью заставу, опять слухи поползут…

— Уговорил, сей же час еду, — согласился Михайло. — Твоя правда, лучше доложить Остромиру о случившемся, когда мы будем знать побольше.

— А этого куда девать? — спросил Карсидар, указывая на прислонённого к стенке главаря налётчиков.

— А давай его в подпол сволокём, — предложил сотник. — Я тебе помогу, а потом Андрея встречать поеду.

Вдвоём они перетащили парализованного в подпол дома, где хранились продуктовые запасы. Тут Михайло и оставил Карсидара, который перво-наперво накрепко привязал одеревеневшее тело к подпирающему потолок деревянному столбу и занялся снятием паралича. Дело это было непростое — он явно переусердствовал с силой удара. Карсидар провозился вплоть до прибытия Читрадривы, и то пленник едва мог шевельнуться. А его широко раскрытые глаза со сжавшимися в точку зрачками оставались по-прежнему остекленевшими.

— Стоп. Пока не продолжай, — велел Читрадрива. — Сначала расскажи, что тут у вас произошло.

Карсидар поведал о случившемся. Затем в свою очередь узнал, что Читрадрива тоже почувствовал опасность сквозь сон, а проснувшись, обнаружил, что в его доме полным-полно змей. Работать с животными ему ещё не доводилось, но от Карсидара он знал, что влиять на них можно, поэтому тут же попытался противостоять ядовитым тварям с помощью хайен-эрец. Правда, они не погибли, но и вперёд не ползли. Получив возможность выбраться из дома через окно, Читрадрива заметил за оградой двоих, которые, увидев его живым и невредимым, с перепугу бросились наутёк. Он послал им вслед парализующий импульс. Несколько поотставший русич погиб, но маленький худенький дикарь, который бегал гораздо быстрее, оказался всего лишь обездвиженным. Затем с Читрадривой связался Карсидар, он пошёл на конюшню, оседлал лошадь и, перебросив дикаря поперёк седла, поскакал в Киев. Пленника они с Михайлом заперли в сарае. По одежде сотник определил, что это не татарин, а «чёрный клобук». Так называлось одно из племён, жившее между русичами. Впрочем, достоверно это не было известно, так как Читрадрива на всякий случай не стал выводить пленника из паралича.

— А теперь мы хорошенечко допросим этого убийцу. — Читрадрива шагнул к парализованному и, склонив голову набок, принялся задумчиво рассматривать его. — Да, ты изрядно постарался. Зачем было так усердствовать? Полегче надо, полегче, сколько тебе объяснять…

— Я и так совсем легонько, — принялся оправдываться Карсидар. — Но слишком уж они меня разозлили. Я подумал, а вдруг Милке угрожает опасность… То есть могла бы угрожать…

Он замялся. Михайло деликатно кашлянул.

— Они за тобой охотились, разве не ясно? — удивился Читрадрива.

Карсидару неудобно было объясняться вслух, тем более в присутствии будущего тестя, и он мысленно послал другу коротенькое представление о своих переживаниях в начале нападения.

— Ага, — Читрадрива неопределённо хмыкнул. — Что ж, понятно. Значит, так… Михайло, сейчас мы с Давидом растормошим этого мерзавца и будем допрашивать. Стой в сторонке и ни в коем случае не вмешивайся, каким бы странным не выглядел допрос. Ясно?

— А чего тут не понять! — сотник крякнул и почесал затылок. — Колдовать начнёте, а то я не знаю вас…

«…поганцев», — мысленно добавил он и предложил:

— Только, может, лучше того… по-простому? Бороду этому шелудивому подпалить, аль ещё как. Я бы отвёз его в поруб да напустил на него заплечных дел мастеров, уж они бы из него всё вытрясли!

— Всё, да не всё, — возразил Читрадрива. — Это во-первых.

— Ну, смотря как пытать…

— Зато мы с Давидом без всяких пыток дознаемся, что он думает. Далее, везти его в поруб — значит, посвящать в наши дела не только государя, но и палачей, и тюремщиков. И в-третьих, таким образом мы покажем остальным, что он жив. А уверен ли ты, что кроме известных нам шестерых, на свободе не остался кто-нибудь ещё? А если так, то какие у них возможности?

— Ну, ты голова-а! — Михайло был восхищён.

А Карсидар от досады хлопнул себя по лбу. Конечно! Ведь налётчики знали даже, в какой комнате он разместился. Видимо, наблюдали за домом не один день. Тщательно готовились… Может быть, подкупили кого из слуг…

— Подкуп исключается, — возразил Читрадрива. — Иначе бы им открыли двери. А вот готовились они основательно, это точно. Другое дело, что недооценили нас обоих.

— Как хорошо, что я подарил тебе перстень! — воскликнул Карсидар. — А я уже пожалел об этом.

— Да, неплохо, — согласился Читрадрива. — Не знаю, как бы я справился без него со змеями и обменялся с тобой мыслями на таком расстоянии. Впрочем, ладно. Займёмся допросом, пока остальные видели парализованного злодея и уверены, что ты его прикончил. Михайло, не вмешивайся. За дело!

Сотник отошёл в сторону и принялся наблюдать, как Карсидар и Читрадрива приводят пленника в чувство.

— Эх, Давид, — вздыхал Читрадрива, когда они отрывались от дела, чтобы передохнуть. — Надо бы тебе работать ещё вдвое-втрое мягче.

Наконец пленник обмяк, повис на верёвках и бессмысленно повёл сонными глазами.

«Отлично, — обрадовался Читрадрива. — Теперь спрашивай его о чём угодно. Я буду следить за его мыслями, а ты следи за моими».

«Может, лучше я? — спросил Карсидар. — Я могу сильнее нажать».

«Нет уж, ты нажимаешь слишком сильно», — не согласился Читрадрива.

Возразить было нечего. Карсидар подошёл к пленнику вплотную, получше прикрутил его к столбу, взял за подбородок и, пристально глядя в глаза, спросил:

— Ты кто такой?

Смысл сказанного до главаря налётчиков не дошёл, он не отреагировал. Карсидар хорошенько потряс его, дал пару оплеух и повторил вопрос.

— Так я тебе… и сказ… зал… — заплетающимся языком пробормотал пленник.

Тут же Карсидар услышал его мысль, как бы исходящую от Читрадривы: «Артемий».

— Ты откуда?

— Оттуда, — пленник криво ухмыльнулся. Но помимо воли в голове у него пронеслось: «Из Суздали», — и эхом отозвалось у Читрадривы.

— Зачем ты явился в Киев? — продолжал спрашивать Карсидар.

Стоявший позади Михайло не выдержал и хотел было сказать, что мерзкого упрямца надо отдать палачу, иначе толку не будет. Читрадрива мигом сделал ему знак молчать. Впрочем, теперь пленник не отпирался:

— Тебя, колдун, убить да вон помощничка твово извести, зачем же ещё! Только вы, смотрю, не такие простые, как кажетесь.

А мысленно он добавил к своей реплике любопытное окончание: «Ничего, вот придёт в Киев Ярослав Всеволодович, он уж вам покажет!»

«Это уже интересно», — вставил от себя Читрадрива.

Карсидар и сам заинтересовался этим и спросил:

— А когда Ярослав в Киев собирается?

Михайло изумлённо промычал, опять не сдержавшись.

— Ишь ты! Вон вы про что ведаете, — протянул Артемий, который ещё не совсем пришёл в себя после обморока и не заподозрил Карсидара в чтении мыслей. Подумав немного, он съязвил:

— На твои похороны, колдун.

Зато мысли пленника приняли явно невесёлый оборот. Стало ясно, что дружины суздальцев выступят в предстоящей битве на стороне татар. Наступление начнётся, едва замёрзнет Днепр и появятся условия для переправы.

— Но это же измена! — возмутился Карсидар. — Как Ярослав Всеволодович согласился на такое? И как согласились другие князья?

Услышав об измене в связи с именем владимиро-суздальского князя, Михайло не вытерпел и шагнул к пленнику. Читрадрива обернулся к сотнику и пригрозил временным параличом, если тот не угомонится. Тогда Михайло вжался в угол и лишь зубами скрипел от досады. А Артемий злобно зыркнул на Карсидара вспыхнувшими глазами, прошипел:

— А ты откелева знаешь про то, чего не спрашивал? Колдуешь, лукавый?! — и вслед за тем принялся на все лады поносить проклятых чародеев.

Однако с мыслями своими он ничего не мог поделать, и Карсидар с Читрадривой узнали интереснейшую вещь. Оказывается, в середине месяца червня во Владимир прибыло новое, ещё более грандиозное посольство из Золотой Орды, чем разгромленное Карсидаром по пути в Муром. Посол передал Ярославу Всеволодовичу, что великий хан Бату ужасно недоволен его обхождением с предыдущими посланцами и удивлён тем более сильно, что великий князь Владимирский и Суздальский отлично знает, сколь ужасна месть татар.

Ярослав Всеволодович оправдывался, доказывал, что посольство уничтожил мерзкий колдун Давид, прозванный Хорсадаром, с сотней киевских головорезов, которых подослал во Владимир проклятый интриган Данила Романович, что князя самого обворовали, чуть ли не с головы сорвав бесценную святыню — шапку Мономаха. Но посол утверждал, что одна сотня никак не может одолеть восемь, что дело было во Владимиро-Суздальской земле и что если первый посол (кстати, дальний родственник самого великого Бату) ехал лишь с предложением, то теперь хан безоговорочно повелевает Ярославу Всеволодовичу с удельными князьями выставить дружины против упрямца Данилы Романовича, безрассудно не желающего кориться Золотой Орде. В противном случае великий Бату грозился повторить опустошительное нашествие на северные земли и предать огню не только Суздаль, но и Владимир, и другие города, а население частью перебить, частью угнать в полон.

Естественно, Ярослав Всеволодович понимал всю реальность этой угрозы. Бату мог послать войско даже до штурма Киева, благо времени было предостаточно. А пережившим нашествие русичам так хотелось ещё пожить в мире, пусть даже нестойком…

И князь вынужден был согласиться. По крайней мере, он успокоил себя мыслью, что Бату непременно захватит Киев, и вот тогда Ярослав Всеволодович потешится, увидев Данилку-выскочку мёртвым, получит назад шапку Мономаха и уже беспрепятственно объявит государем всея Руси себя.

— А как отнеслись к этому удельные князья? — спросил Карсидар.

Артемий зажмурился и стал ругаться с отчаянием обречённого. Он уже понял, что от него так или иначе выведают всё. И в самом деле, Читрадрива выяснил, а Карсидар услышал, что удельные князья, не испытывавшие к Даниле Романовичу такой сильной неприязни, как Ярослав Всеволодович, пытались противиться, особенно его брат Святослав. Но в конце концов Ярослав их уломал, а Святослава Всеволодовича вдобавок заставил лично участвовать в походе на Киев. Артемий полагал, что сделано это было из мести, ибо другие князья посылали воевод. Кроме того, в этом случае Ярослав Всеволодович не выглядел одиноким изменником. Вместе с отцом к татарами должен был отправиться также сын князя, Андрей.

— А что другой его сын, Александр? — вмешался в странный полумысленный диалог Читрадрива.

Артемий устремил на него исподлобья ненавидящий взгляд и проворчал:

— Ты, пёс смердящий, не трожь Александра!

Стало ясно, что Александр Ярославович отсидится в Новгороде. В позапрошлом году татары не дошли до Новгородской земли, а нынешним летом Александр одержал блестящую победу над шведами, и сердцами его подданных завладел боевой дух непокорности. Учитывая это, Бату решил не рисковать, угрожая Александру, не то молодой князь, чего доброго, позабудет о своём нейтралитете и окажет поддержку Даниле Романовичу; тем паче, что его отношения с отцом особо тёплыми не назовёшь — ведь он фактически выдворил Ярослава из Новгорода. Так что хан рассудил, что для внесения раскола в ряды русичей хватит и того, что новгородцы не будут участвовать в предстоящем сражении, а на стороне татар выступит сводная дружина суздальцев под предводительством Ярослава Всеволодовича. Артемий даже завидовал новгородцам — ещё бы, им не придётся позориться…

— А зачем «чёрного клобука» с собой привёл? — спросил Карсидар, хотя и без того было ясно, кто именно напустил змей в дом Читрадривы.

Однако вопрос преследовал совсем иную цель. Читрадрива понял это и мысленно поздравил Карсидара за находчивость. Действительно, криво ухмыльнувшийся пленник подумал, что киевлян удалось одурачить с помощью такого простого приёма. Переодетый «чёрным клобуком» змееносец-татарин сумел беспрепятственно пройти через все встречавшиеся на его пути заставы.

— Про «клобука» и его змей ты лучше друга своего спроси, — сказал вслух Артемий и кивнул в сторону Читрадривы. — Видимо, яд этих гадов потерял свою силу. А жаль, не то, Андрей, тебе бы не жить.

— А что за змеи были? — поинтересовался Читрадрива.

— Нечистый его разберёт… — Артемий прищурил левый глаз, подумал, что «младший колдун» наверняка убил татарина, и прибавил:

— …этого покойника, каких он змей приволок. Такие в здешних краях не водятся. Предлагал я наших гадюк — не послушался, поганец.

— А другие каких змей предлагали? — поддержал разговор Карсидар, почувствовавший, что, уклоняясь на малозначительные детали неудавшегося покушения, они усыпляют возросшую бдительность пленника.

— Всяких, — фыркнул Артемий и подумал, что на самом деле другие злоумышленники ничего предлагать не могли, поскольку татарина видел только он один да посланный с ним Игнатий.

— Об этом я спрошу у самого «клобука», — с невинным видом заметил Читрадрива.

Пленник вскрикнул, рванулся и прорычал:

— Так он жив?!

— Жив, жив, — радостно сказал Карсидар.

Он не понимал, для чего Читрадриве понадобилось злить Артемия, но решил подыграть товарищу. Тут же всё разъяснилось, ибо главарь налётчиков подумал: как хорошо, что татарин не был знаком с двумя другими лазутчиками, посланными Ярославом Всеволодовичем в Киев, с Юрием и Серафимом, которые затесались в ряды суздальских добровольцев и вместе с ними нанялись на службу в войско Данилы Романовича…

В этот миг Карсидар услышал, как Читрадрива мысленно приказал ему: «Кончай спрашивать и не следи за моими мыслями». Пленник встрепенулся и взглянул на них непонимающе. Карсидар начал было протестовать, но тут Читрадрива прикрикнул на него:

— Ну! Быстро!

Пришлось перестать концентрироваться. Почуявший неладное Артемий беспокойно стрелял глазами по сторонам, как вдруг охнул и вновь обвис, потеряв сознание.

— Это… чего это он? — спросил Михайло из своего угла.

Читрадрива подошёл к пленнику, деловито развязал путы, уложил его на пол и спросил:

— В какой он позе застыл, когда Давид нажал на него?

— Ты его убил? — спросил Карсидар.

— Пока только усыпил, но теперь убью, — Читрадрива был на удивление спокоен и невозмутим.

— Но зачем? — Карсидар был поражён проявлением несвойственной его товарищу кровожадности.

Михайло же откровенно признался:

— А я совсем ничего и не понял.

Тогда Читрадрива вкратце рассказал ему о том, что удалось проследить в мыслях Артемия и закончил так:

— Этот человек теперь нам не нужен, да и татарин ни к чему. Более того, живыми они будут только мешать, поэтому сейчас мы убьём их обоих. Пусть Юрий и Серафим думают, что все участники нападения мертвы. Пусть будут уверены, что трое суздальцев погибли от меча Давида, а два остальных и татарин — от нашей силы. Тогда они не заподозрят, что нам известно об их существовании.

— А это ещё зачем? — изумился Михайло.

— Неплохо было бы обмануть татар и их приспешников с помощью ими же подосланных лазутчиков. — Читрадрива загадочно улыбнулся. — Но для этого предатели не должны ничего заподозрить, иначе от них не будет никакого проку.

Карсидар и Михайло переглянулись, дивясь его дальновидности.

— Значит, ты рассчитываешь проследить за Юрием и Серафимом? — Карсидар уже заразился этой идеей.

— А также за теми, кого пришлют к ним взамен погибших, — подтвердил Читрадрива. — Только следят пусть другие.

— Это можно, — согласился Михайло. — Они наверняка затесались среди добровольцев, которые прибывают к нам с севера. Воевода Димитрий сейчас сколачивает из них сборные отряды. Но что ж это будет?.. Брат на брата! Это ж как степовики в битве на Калке семнадцать лет тому…

Сотник нахмурился, подумав о северянах, вынужденных выступить на стороне татар.

— О том пусть князья заботятся, — сказал Читрадрива, выпрямляясь, и обратился к Карсидару:

— Ну, Давид, теперь убей этого злодея. Кажется, я положил его довольно точно… Да не робей! Во время нападения ты и так чуть не прикончил его, а сейчас это просто необходимо, пойми!

Карсидар, который действительно колебался, поскольку не привык убивать беззащитных и беспомощных, уподобляясь палачу, заставил себя вспомнить, что Артемий со своими молодцами угрожал Милке… и всё было кончено в мгновение ока. Затем они прошли в сарай, где Карсидар таким же образом разделался с татарином, и вернулись в дом. Михайло посоветовал им хорошенько выспаться, однако до утра они почти не сомкнули глаз. Как, впрочем, и все остальные.

Поднялись рано, наскоро перекусили.

— Похоже, в твоём доме никогда не кормят досыта, — обращаясь к Михайлу, пошутил Читрадрива.

Никто не откликнулся на это замечание. Лица у всех были хмурые и напряжённые, одна Милка смотрела на жениха с откровенным восторгом. Зато Вышата, выбрав подходящий момент по окончании завтрака, отвёл Карсидара в сторону и тихонько поблагодарил за защиту.

— Пустое, — отмахнулся Карсидар. — Если бы меня в доме не было, никто бы сюда не сунулся.

— Всё равно спасибо, — угрюмо буркнул парень и, стараясь скрыть восхищение, добавил:

— А ты могучий боец, Давид.

— Можно подумать, ты этого не знал! — Карсидар пожал плечами. — Сколько раз я говорил, что на своей родине был наёмником.

— Я не видел, как ты дерёшься, вот и не верил, — вздохнул Вышата.

От дальнейших объяснений его спасло появление Остромира. Михайло решил известить тысяцкого о ночном нападении, поскольку тот был его непосредственным начальником. Карсидару и Читрадриве пришлось рассказать Остромиру обо всём. Умолчали они разве что о методе, с помощью которого вёлся допрос, а кроме того сказали, что Артемий и татарин умерли от пыток, но об этом никто не должен знать.

— Дело, сам понимаешь, секретное, — развёл руками Михайло.

Тысяцкий согласился с ним и сказал, что к государю следует отправляться немедленно.

— А с пленниками надо было поаккуратнее. Я посмотрел, ран у них нет. Небось, по-своему с ними обошлись?

Карсидар нехотя кивнул.

— Я и говорю, поаккуратней надо было, — с укором сказал Остромир. — Что они подохли, как собаки, то им, конечно, туда и дорога. Но вдруг этот Артемий не всех своих назвал?

— Вряд ли, — уверенно сказал Читрадрива.

— Думаешь? — тысяцкий покрутил ус. — Ладно, там увидим. Поехали в Старый Город.

Государев дворец ещё только-только просыпался. Однако зная, что Карсидар не будет беспокоить его по пустякам, а Читрадрива не станет зря мчаться в город посреди ночи, Данила Романович принял их незамедлительно. Выслушав рассказ, он нахмурился, долго думал. Наконец кликнул слуг и велел передать кому следует, что сразу же после завтрака созывает военный совет.

— Не ожидал я от Ярослава такого, ох, не ожидал! — возмущался Данила Романович, расхаживая по комнате. — Но ничего, мы с этим справимся. Так говорите, Святослав Всеволодович особенно возражал? И Ярослав вынудил брата идти супротив меня? Это хорошо, я со Святославом снесусь, мы сумеем договориться. Но Бату, Бату… Каков, а?! Поганец проклятый, пёс шелудивый, Буняка окаянный! Думает расколоть нас? Хочет русских князей на меня натравить, на государя ихнего?! Не выйдет! Я и сам посею раскол меж детьми Всеволода, меж Святославом и Ярославом!

— А тебе, Давид, спасибо, — обратился он к Карсидару. — Знать, не ошибся я, когда не послушался митрополита и нанял тебя на службу. И вам спасибо, — кивнул государь Читрадриве, сотнику и тысяцкому. — Остромир, ты имеешь дело с прибывающими с северных земель добровольцами?.. Нет? Ничего, теперь займёшься ими, я скажу Димитрию. Сыщи мне Серафима с Юрием, понял? Хоть из-под земли достань! Узнай, кто пришёл в Киев вместе с Артемием, и выследи обоих! Только будь осторожен, не спугни их… Это ты, Андрей, верно сообразил, они нам ещё пригодятся.

— Так если б они Артемия этого не уходили, искать было бы легче, — заметил Остромир.

— Ничего, всё верно, — не согласился Данила Романович. — А вдруг бы кто разболтал, что Артемий жив? Сам знаешь, слово — не воробей…

Тут государь резко остановился, обвёл глазами гостей и, немного успокоившись, произнёс:

— Ладно, с этим пока всё ясно. Как бы наши недруги ни хитрили, а и мы не лыком шиты. Но я полагаю, вы так торопились, что и не поели толком?.. Понятно! Ничего, это дело поправимое, будете завтракать у меня. Думать о делах на голодный желудок весьма затруднительно.

Затем в гриднице собрался большой военный совет. Повторять рассказ о ночном налёте в третий раз Карсидару и Читрадриве не пришлось. Как было условленно заранее, Данила Романович сам изложил наиболее важные с военной точки зрения моменты, опуская незначительные подробности, ибо справедливо полагал, что весть о нападении уже пошла гулять по Киеву.

— Итак, татары не сидят сложа руки. Сегодня ночью подосланные предателем Ярославом люди предприняли попытку уничтожить моего советника Давида и лекаря Андрея. К счастью, покушение не удалось, все нападавшие погибли. Однако… — Данила Романович многозначительно умолк и поднял вверх указательный палец. — Это покушение, пусть и неудавшееся, свидетельствует о том, что мы частично утратили бдительность, позволив лазутчикам врага затесаться в наши ряды. Находясь среди нас, даже в малом числе, предатели способны нанести нам огромный ущерб. Через них Бату сможет узнать о расположении наших войск перед битвой, о наиболее уязвимых местах в обороне Киева… Посему прежде всего я хотел бы услышать, как продвигаются дела с подготовкой городских укреплений.

Присутствующие говорили по очереди, лишь изредка перебивая друг друга и вступая в спор. Государю поведали о ремонте стен, окружающих город, укреплении ворот, а также об усилении деревянного частокола, которым был обнесен Подол.

— Частокол не стена, его преодолеть нетрудно, — заметил Данила Романович. — И ежели татары пойдут через Днепр по льду, сжечь Подол им будет легче всего. А Оболонская низина и вовсе за пределами частокола.

— Зато подъём с Подола в Верхний Город больно крутой, — возразил один из тысяцких. — Татарва скорее обложит кругом Киев и начнёт штурм стен и ворот.

Дальше заспорили, какая часть города наиболее уязвима. Одни говорили, что первым делом враги попробуют прорваться в Копырев конец. Другие стояли на том, что Копырев слишком удалён от сердца Киева — Старого Города, поэтому прежде следует ожидать удара по Новому Городу, наиболее вероятно — штурма Золотых или Лядских ворот. Третьи не соглашались и утверждали, что город Изяслава-Святополка ближе всего расположен к Днепру и к относительно легкодоступному Подолу, хотя путь к нему также лежит по склонам довольно крутого холма.

— Ну, ладно вам, — оборвал этот малополезный спор Данила Романович. — Разошлись… Не дай Бог, чтобы всё это случилось. Забиться мышкой в город и боронить его — самое последнее дело. Димитрий, расскажи нам, как обстоят дела с войском и хватит ли у нас сил, чтобы напасть на татар первыми.

Тщательно взвешивая каждое слово, государев воевода Димитрий доложил, что со всех уделов Руси удалось собрать четыреста тысяч воинов и, оглядывая других воевод, представлявших на совете князей отдельных земель, заключил, что большего ожидать не приходится. Может быть, до наступления заморозков удастся сколотить полков ещё тысяч на пятьдесят из добровольцев, прибывающих с северных земель, а также просачивающихся с Переяславщины, Черниговщины и Новгород-Сиверщины, где сосредотачиваются татары. Ещё ополченцев наберётся тысяч сто, пожалуй. И всё.

— Ну, после событий сегодняшней ночи ты понимаешь, что суздальцев нельзя ставить в первые ряды, — заметил государь. — Люди из восточных уделов тоже татарами пуганы. Да и ополченцы что такое? Необученный народ. А вдруг дрогнут?..

— Не дрогнем, государь, — возразил один из тысяцких черниговцев. По голосу чувствовалось, что он обижен таким пренебрежительным тоном. — Мы на татарву наоборот злые, у нас с ними свои счёты.

— Вы с Мстиславом Глебовичем города не удержали, князя не уберегли. Не могу на вас рассчитывать! — в голосе Данилы Романовича зазвучали металлические нотки. — Итак, у нас четыреста тысяч воинов и сто пятьдесят резерва. А сколько у татар?

— Как мы слышали, Бату собрал около семисот тысяч, — по-прежнему осторожно доложил Димитрий. — Думаю, к зиме их станет ещё больше. Может, целый миллион наберётся.

Присутствующие зароптали. Семьсот тысяч! Миллион!.. Такое количество войска даже представить трудно.

— Семьсот тысяч, это с дружинами суздальцев или без них? — осведомился государь.

— Об этом и я, и все остальные впервые узнали только сегодня, — виновато ответил воевода.

— И всё благодаря моему советнику Давиду, — Данила Романович благодарно кивнул Карсидару. — Но тогда выходит, что татарского войска уже больше, чем семьсот тысяч, возможно, все восемьсот. Впрочем, я полагаю, на дружины Ярослава Всеволодовича и его удельных князей Бату не может рассчитывать всерьёз, как и я на свой резерв, это подсобные силы.

— Государь!.. — вновь попытался протестовать черниговец, но Данила Романович не стал его слушать и подвёл итог:

— Остаётся вчистую четыреста тысяч против семисот. Нашего войска почти вдвое меньше. А если подтвердятся опасения Димитрия, то к зиме татары будут превосходить нас в численности более чем в два раза. Можно ли нападать на них такими силами?

Воевода князя Пинского, Ростислава Володимировича, встал, степенно откашлялся и, косясь на Карсидара, предложил:

— Государь, а почему ты рассчитываешь только на своих доблестных воев? Ведь у тебя есть… — он слегка замялся. — …верный советник Давид, который сегодня ещё раз доказал тебе свою преданность. Я слышал… да и не я один, что… — новая заминка. — В общем, прошлой осенью он одним махом уничтожил пятьсот татар во главе с самим Менке. Так отчего бы ему не пожечь…

Карсидар потупился, а Читрадрива саркастически ухмыльнулся.

— Ну, я хотел сказать, отчего бы ему не встать против большего войска? Ему и почёт больший будет. — И воевода вопросительно уставился на Карсидара.

«Этим должно было всё кончиться. Видишь, русичи рассчитывают на помощь, которую ты оказать просто не в состоянии», — подумал Читрадрива и с невинным видом заметил:

— Между прочим, пятьсот человек — это не семьсот тысяч.

Пинский воевода хотел возразить, что лекарю негоже вмешиваться в дела военных, однако подумал, что и с более слабым колдуном связываться не стоит. А Карсидар сказал:

— Не в почёте дело. Мне нечего добавить к словам моего товарища Андрея. Я просто не смогу охватить… м-м-м… своим вниманием всё татарское войско.

— Но… — не сдавался воевода.

— Мой советник Давид не обижен почётом, — вступил в разговор Данила Романович. — Через несколько дней он женится на дочери присутствующего здесь сотника Михайла. Ему будет выделен во владение дом в Новом Городе, и сколько кун серебра он у меня ни попросит, столько я ему дам. Значит, ежели Давид говорит, что не сможет в одиночку совладать с татарским войском, то так оно и есть. И нечего перекладывать на его плечи всю тяжесть битвы.

— Но раз Давид пожёг Менке и пятьсот татар в придачу, почему бы ему не проникнуть во вражеский стан и не убить одного-единственного Бату? — предложил смоленский воевода.

Присутствующие оживились, закивали головами, однако Данила Романович не разделял их энтузиазма.

— А что, к примеру, не было бы меня, некому было бы и Киев боронить? — осведомился он со скептическим видом. — Я ведь мог заместо себя воеводу Димитрия оставить. Или, не сорвись я прошлой зимой с насиженного места в Галиче, был бы сейчас на киевском столе Ростислав Мстиславович. Так и тут: если Бату погибнет, его место займёт кто-нибудь из младших ханов, и битвы всё одно не миновать. Я слышал, хан Чингиз заразил весь свой народ идеей дойти до последнего моря. Так что найдутся командиры и без Бату.

— Но если советник Давид попробует сжечь не одного его, а всех начальников над татарами? — предложил молчавший до сих пор рязанский воевода. — Их шатры наверняка будут расположены неподалёку один от другого.

Это предложение понравилось даже Даниле Романовичу. Карсидар уже начал всерьёз обдумывать его, когда Димитрий возразил, что в таком случае оставшееся без надзора и надлежащего руководства громаднейшее татарское войско просто-напросто рассеется по Руси и начнёт грабить все уделы вдоль и поперёк. А через некоторое время с востока, из дикой степи, откуда и появились татары, прибудут новые ханы с новыми силами, и банды грабителей сольются с ними. Тогда ситуация станет ещё более угрожающей.

— В общем, ежели рязанцы хотят отлавливать бродячую татарву, то пусть и занимаются этим. Вольному — воля! Только тогда, государь, снимай меня с воеводства и бери к себе рязанца, потому как мне такое не под силу, — проворчал Димитрий.

Собравшиеся возбуждённо загудели, потому что поняли: к сожалению, использовать в предстоящей схватке чужеземного колдуна с его замечательными способностями не представляется возможным. Придётся выдержать тяжелейшую битву с татарами при условии, что войско противника будет вдвое превосходить их собственные силы.

— Итак, нам остаётся решить, где встретить татарву, на левом берегу или на правом, — призывая к порядку, Данила Романович энергично похлопал ладонью по подлокотнику трона. — В первом случае мы переправляемся через Днепр и нападаем на врага меньшими силами. Во втором случае татары переходят Днепр по льду, а мы прячемся за городскими стенами и выдерживаем осаду… Кстати, возможно, татары разделятся, часть их обойдёт Киев и двинется дальше на запад. Думаю, такое никому не по нраву. Вот и давайте решать, что делать.

За ходом дальнейшего обсуждения Карсидар уже не следил. В словах государя он увидел некую… незавершённость, что ли. Ведь кроме этих двух был ещё третий вариант. Только он не спешил высказываться, пока промелькнувшая идея не созреет окончательно и не превратится в более-менее конкретный план.

«А ты думаешь, такую ценную задумку стоит преподносить военному совету? — послал ему мысль Читрадрива, которому понравилась идея товарища. — Ведь это крайне необычно, согласись. И ты ещё не знаешь, сумеешь ли справиться».

«В самом деле, я один не управлюсь. Ты должен будешь меня поддержать», — Карсидар обрадовался, что Читрадрива оценил его идею по достоинству.

«Но я же не собираюсь сражаться в войске русичей…»

«А тебе и не придётся драться, — возразил Карсидар. — Хотя, если судить по той схватке, когда ранили Пеменхата, тебе понравилось. Ты даже меч оттуда уволок… Кстати, его так и не перековали. Надо будет сказать оружейникам, чтобы занялись. В этой земле делают замечательные мечи. Называются булатными…»

«Зачем мне оружие, если я не буду воевать?»

«Хотя бы для вида. Как воину. А что, ты действительно не хочешь воевать?»

«Знаешь, Давид, если честно, участвовать в маленькой стычке хорошо, но большая война всё же не для меня», — сознался Читрадрива.

В этот момент их мысленный диалог прервали. Оказалось, что Данила Романович уже дважды окликал советника Давида, желая выслушать его мнение насчёт предстоящей битвы.

— Государь, у меня пока нет каких-либо определённых соображений, — сказал очнувшийся от задумчивости Карсидар и выразительно посмотрел на Данилу Романовича.

— Ага… Что ж, нет, так нет, — сказал тот, поняв, что Карсидар темнит не зря. — Думай, Давид, мы всегда выслушаем тебя с огромным вниманием.

На том совет и завершился. Данила Романович велел всем взвесить ещё раз доводы в пользу каждого из планов битвы, учесть возражения и пообещал на следующей неделе собрать военачальников для принятия окончательного решения.

— Уже начало осени, до замерзания Днепра осталось месяца три, если не меньше. А судя по приметам, зимняя стужа в этом году будет лютой, — добавил он. А также велел всем воеводам передать своим князьям государево пожелание выставить дополнительные войска, какие кто может.

— Если возьмёт Бату Киев, погибнет Русь! — так обосновал свою волю Данила Романович.

Участники совета начали расходиться. Удалился и Остромир, чтобы заняться поиском подосланных Ярославом Всеволодовичем людей среди прибывших из Суздальской земли добровольцев. Также ему надлежало отдать распоряжения насчёт строительства на Бабином Торжке специального помоста, на котором предполагалось выставить на всеобщее обозрение тела ночных убийц. В гриднице, кроме князя, остались лишь Читрадрива и Карсидар. Да ещё задержался Михайло, получивший от «зятька» мысленный приказ не уходить. Благо воеводы и советники привыкли, что после важных совещаний Данила Романович частенько оставляет у себя эту троицу, поэтому никаких подозрений ни у кого не возникло.

— Ну вот, Давид, теперь говори мне, а не военному совету, есть ли у тебя какие соображения по поводу предстоящей битвы, — сказал тихо государь, когда Читрадрива убедился, что их никто не подслушивает.

И Карсидар сказал, по примеру воеводы Димитрия осторожно, подбирая каждое слово:

— Мне вот что непонятно, государь. Мы всё пытались решить, где лучше встретить татар, на левом берегу или на правом. Но у меня появилась другая мысль. Думаю, татары рассуждают точно также и ожидают, что мы схватимся с ними на одном из берегов. А придёт ли им на ум, что мы ударим на переправе?

— На переправе?! — изумился Данила Романович. — Но какой в этом толк!

— Неожиданность, — подсказал Читрадрива. — При переходе через Днепр они не будут стоять в боевом порядке.

— Ну, не знаю, не знаю, — пожал плечами Михайло. — По мне, так всё едино, на каком из берегов бить татар. Как ни крути, их будет столько, сколько будет, и никак не меньше. Только я бы на переправу не совался. Незачем распылять наши силы.

— А тебе и не придётся соваться на переправу, — сказал Карсидар. — Для начала, пожалуй, я сам спрячусь на Тугархановой косе со своей «коновальской двусотней». Они рубаки отменные…

— Да ты что, Давид! — замахал руками Данила Романович. — Мы тут не знаем, как воевать против татар с четырьмястами тысячами, а ты хочешь двумя сотнями их задержать! В своём ли ты уме?

— Ничего, государь, — спокойно произнёс Карсидар. И изложил план, вызвавший у Данилы Романовича крайнее изумление, смешанное с восхищением. А у Михайла вообще дыхание перехватило от восторга.

— Но ведь это нельзя проверить, — сказал, наконец, Данила Романович. — Для этого нужно ждать зимы.

— Не обязательно, — успокоил его Карсидар. — Главное найти какое-нибудь глухое озерцо. А там мы с Андреем постараемся, чтобы всё получилось как нельзя лучше…

Обсуждение предложенной идеи продолжалось часов до четырёх дня; по этому случаю государь даже обед отложил. А когда они покидали дворец, Михайло был ещё больше восхищён «зятьком», чем обычно. Кстати, после этого он не пошёл домой, а отправился в Десятинную церковь и поставил «за здравие воина Давида» по преогромнейшей свече ко всем самым значительным иконам. А дома заперся в своей комнате и ходил из угла в угол до глубокой ночи.

Через несколько дней состоялась пышная свадьба Карсидара с Милкой. Отец невесты сиял, как новая веверица. Люди поговаривали, что давно никто не видел сотника таким счастливым. Оба сына Михайла уже перестали противиться тому, чтобы «колдун поганый» породнился с ними, а Вышата и вовсе взирал на Карсидара с плохо скрываемым восхищением. О Милке даже говорить не приходится… Одна только старая мамка плакала — да и то от счастья за свою «рыбоньку».

Хотя нельзя сказать, что с того дня жизнь молодой четы протекала безоблачно. Вопреки солнечному ходу, с востока наползала на Киев ужасная тень. Но то была не ночная темень и не тень от тучи — громадное татарские войско собиралось в кулак под Черниговом. Об этой угрозе помнил каждый житель прекрасного города.

И вот государев советник Давид, прожив всего неделю с молодой женой в собственном доме, о каком не смел и мечтать мастер Карсидар, после дня Усекновения главы Иоанна Предтечи засобирался в путь. На все вопросы разом погрустневшей Милки он отвечал одно:

— Еду по поручению Данилы Романовича.

Бедняжка боялась, что он снова намерен совершить вылазку на левый берег Днепра; однако сбора «коновальской двусотни» не последовало. Да и что за «государево поручение» такое, если Данила Романович уехал в урочище Зверинец на охоту! Там он неожиданно заперся на целый день в Выдобецком монастыре, а затем почему-то отправился в Теремец, расположенный по дороге к Васильеву. Куда он девался дальше, толком никто не знал, кажется, решил навестить Белгород. Прибывший в Киев гонец сообщил лишь, что государь отменяет назначенный ранее военный совет. По поводу чего и бояре, и собравшиеся в столице удельные князья, и воеводы, и все прочие терялись в догадках.

Надо ли говорить, каково было молодой жене, которую впервые покидал любимый муж! И никакое «государево поручение» не могло оправдать в глазах Милки этого поступка. Она даже не могла посоветоваться с отцом, потому как и Михайло где-то запропастился. Оставалось лить слёзы на груди у верной мамки.

— Ничего, рыбонько моя, вернётся наш Давидушка, — утешала Милку старуха. — Ему ведь никто не ровня! Видела, как он мечом-то махает? Шуточное ли дело!

Слабое утешение! Мало ли какие опасности могут подстерегать милого на ратных дорогах…

— Ладо моё, солнце ненаглядное! — причитала Милка, схватившись за уздечку Ристо. — Начто покидаешь меня, куда уезжаешь? Ходил в женихах, и то я нечасто тебя видела, пожалей хоть теперь мою бедную головушку, не оставляй меня, несчастную! Всего-то недельку и побыл с молодой женой, ну где же такое видано?!

Карсидару насилу удалось разжать её пальцы. Он не знал, как успокоить жену, заверял, что скоро, всего через несколько дней вернётся, что ей надо привыкать к отлучкам мужа, такова государева служба, что пока не разобьют татар, не видать им спокойной жизни…

— Вон, гляди, даже конь мой смеётся! — сказал наконец Карсидар. Послушный мысленному приказу Ристо мотнул головой и громко фыркнул. Милка неуверенно усмехнулась, вытирая слёзы. Тогда он наклонился с седла, крепко поцеловал жену и, чтобы избежать дальнейших объяснений, с места пустил коня галопом. Выехав за ворота, обернулся. Побледневшую Милку, которая вновь залилась слезами, поддерживала мамка.

Княжеский советник Давид направился через Лядские ворота на Клов, где к нему присоединился лекарь Андрей. Вместе они выехали на дорогу, ведущую в Васильев. Вот и всё, что удалось выведать затем двум Милкиным служанкам у жителей Клова. Впрочем, и так было ясно, что муж возьмёт с собой в дорогу товарища. Также было очевидно, что они направятся на юг от Киева, раз её любый Давид уезжает по «государевым делам». Но что же дальше?.. И сам Данила Романович, говорят, как сквозь землю провалился. Неутешная молодая жена терялась в догадках.

А тут ещё, как назло, погода испортилась. Резко похолодало, сделалось сыро, пасмурно, словно бы вслед исчезнувшему милому с севера потянулись целые стада тяжёлых свинцово-чёрных туч. От этого на сердце сделалось так тяжело и тоскливо…

Не знала Милка, да и никто из горожан не знал, даже более того — предположить не мог, что юго-западнее Киева вообще наступила настоящая зима. Между прочим, жители одной из тамошних деревушек отправившись в один ненастный день за хворостом, чтобы протопить свои жалкие лачуги, обнаружили, что лежавшее в лесной чаще озерцо замёрзло и покрылось коркой льда. Поражённые смерды принялись было пробовать лёд ногами, чтобы выяснить, насколько он толстый. Как вдруг заметили на противоположном берегу шатёр, около которого паслись стреноженные кони. За лошадьми присматривал коренастый бородач, неподалёку от него стояли ещё двое. Одного рассмотреть не удалось, потому что он был одет в серый плащ, спускавшийся почти до щиколоток, а его голову полностью скрывала странной формы накидка. Другой был не очень высок, но держался прямо, уверенно и время от времени поглаживал коротко остриженные темно-каштановые волосы и аккуратную бородку.

И тут рядом с оторопевшими бедняками будто из-под земли вынырнул четвёртый. Этот был высок, светловолос и голубоглаз, бороды не носил. На пальце у него переливался вправленный в золотой перстень огромный голубой камень, что указывало на невероятное богатство. Смерды принялись прикидывать в уме, что это может быть за боярин, когда пришелец очень вежливо, но настойчиво предложил им исчезнуть с озера подобру-поздорову и никому не рассказывать, что они здесь кого-то видели. Говорил он с едва заметным акцентом, выдававшим иноземное происхождение. Сборщики хвороста переглянулись, не зная, как себя вести. Тогда пришелец жестом подозвал их поближе и перешёл на шёпот. Что он там нашептал, неизвестно, однако слова свои подкрепил щедрым жестом, выдав каждому по десять резанов серебром.

Обалдевшие от такой удачи смерды поспешили убраться восвояси. Они и впрямь никому ничего не рассказали — кроме своих жён, разумеется. К вечеру всё селение гудело, как растревоженный улей. А ночью случилась ужасная гроза. Ветвистые молнии резали небосвод вдоль и поперёк, от раскатов грома закладывало уши. Никто из смердов не спал, все боялись лесного пожара, который запросто мог возникнуть от попадания молнии в дерево, и молили наипаче Илью Громовержца, а также Пресвятую Богородицу со всеми угодниками защитить их от напасти. И страстные молитвы были услышаны — никакого пожара не случилось.

После этих ночных безобразий все единодушно сошлись на том, что сборщики хвороста встретили на озере нечистого духа со своими приспешниками. Тем более, прослышав о серебре, на деревеньку налетели тиуны и почти всё отобрали. Едва по одной монетке и перепало беднякам. Ясное дело — серебро сатаны нечистое, как пришло, так и ушло!..

Зато ещё через три дня, как раз на Рождество Богородицы, погода наладилась, и сразу все вернулись в Киев — и Карсидар, и Михайло, и Читрадрива. И даже Данила Романович прибыл со всем своим эскортом. Государь был страшно рад чему-то, глаза его так и сверкали. Немедленно созвав большой военный совет, он сообщил всем удельным князьям, боярам и воеводам, что единолично принял решение не нападать на татарское войско на левом берегу, а всеми силами боронить город. Не слушая более никаких возражений, не ожидая также и одобрения, государь сказал, что позже посвятит всех в подробности плана битвы, после чего удалился из гридницы.

Все были поражены тем, как резко изменились намерения Данилы Романовича, который совсем недавно утверждал, что позволить Бату осадить столицу Руси — чистейшее безумие. Оживлённые толки породило и отсутствие на военном совете Давида.

Впрочем, с Карсидаром всё было более или менее ясно — должен же он дать молодой жене возможность излить всю нежность, накопившуюся в сердце за время его отсутствия! А Милке так хотелось показать мужу свою любовь, поведать ему, как долго она за ним плакала, как молилась Богу, чтобы Он охранил её ненаглядное ладо от всевозможных напастей, как умоляла о заступничестве Богородицу, Рождество которой отмечалось сегодня…